В нашем народе довольно долго жила легенда о всемогущей Волчице, заправляющей миром. Сейчас нас осталось мало, да и традиции куда-то делись большей частью, но есть ещё те, кто уходит глубоко в тайгу, стреляет там лося, но тушу не забирает - подношение называется.

В деревушке человек десять мужиков, на охоту ходят часто, вот и получается, что часть добычи всегда Ей остаётся. Отец мой говорил, что как-то давно пытались бабы проследить, кто же мясо съедает, но как ни стерегли, не сумели углядеть. А мужикам и тогда пофигу было.

Я вот не охочусь, не моё это. Я больше ремесленник. По дереву что вырезать, починить что - всегда пожалуйста. Жена покойная говаривала, такие у меня руки золотые, что хоть пробу ставь. А соседи и сейчас так говорят. У нас с ними натуральный обмен: я им скалку с вырезанным логотипом "Intel Inside" для внуков или что подобное, а они мне хлеб домашний, птицу, ещё чего съестного.

Скучно у нас, короче говоря. Если бы не событие одно регулярное, совсем бы скис.

Раз в году, в первый вторник ноября, электричество у нас отключается по всей деревне. Но это только я замечаю: в пять утра дело происходит, спят все. А я не сплю. Жду.

Ладно уж, расскажу вам всё начистоту, чай не чужие... Как в прошлом году всё было, расскажу.

Вышел я на тропку перед избой покурить. Живу-то я на отшибе, сразу за избой лес - вот и тянет меня туда ночами. Красиво же. Подымлю чуток, и спокойствие накатывает, точно лес утешить решил. Когда жена моя померла, так одиноко стало, что только лес да звёзды помогали. Почему - не знаю. А сейчас уже по привычке теплее одеваюсь, да выхожу сюда зажигалкой щёлкать. Зажигалка старая у меня, надпись на ней стёрлась давно, а газ никак не кончается. Волшебство!

А вокруг красотища, лунный свет на снегу искрится, всё такое... И тут шествие начинается.

Сначала в темноте загораются глаза, и только потом становятся видны они, волчата. Их много, я бы сказал, несколько тысяч, но пересчитывать никогда не пробовал. Каждый год по моей тропе идут, я и привык уже к этим пухленьким лохматым пёсикам. Топчутся – а следов не оставляют, что самое странное. Умильные такие, фыркают, поскуливают, носики блестят, хвостики торчат.

Вижу я их всех, а рассмотреть должен каждого. Нужно мне.

Вот один идёт, прихрамывает. Лапку ушиб, наверное, но идёт и скулит не громче других. Вот другой, озорной совсем, игривый. Ко мне подбежал, валенок обнюхал – да как чихнёт, я даже засмеялся тихонько. И тут ещё одного примечаю.

Грустный-грустный. Все от холода скулят, и только он - по матери. Глазки маленькие, но видно – от слёз блестят. Бросила его мамка, нет её нигде… Я жену свою сразу вспомнил, слезу пустил не меньше щеночка этого. А он меня увидел и аж вприпрыжку ко мне побежал, ткнулся мокрым носом в ногу. Я поднял его, посмотрел в эти грустные глаза и аккуратно свернул ему шею.

Надо так, чёрт вас подери. Надо!

Волчата ещё несколько минут мимо шли, а потом просто кончились, как дождь какой-то. Я того, что на руках у меня лежал, на снег опустил и пошёл в избу. Разделся, на «перины» сосновые рухнул и отключился.

Что вы так на меня смотрите? Нехорошо, говорите? Ладно…

Рассылает Она их куда-то. Вроде, они в людей вселяются, Ей нужных, но не знаю я точно, не знаю… Почти сразу, как наш народ придумал Волчицу, пришла она ко мне с просьбой.

Любимчики у Неё особые были. Она привыкла уже всех детей своих ради таинственной цели отправлять в Ей одном известном направлении, да и кутята с рождения знали, что с мамой не останутся, но были иногда дети такие, что не могли мать забыть – и страдать им из-за этого приходилось сильно. Попросила Она меня таким волчатам помогать.

Вот и сегодня первый вторник ноября. Они проходят по моей тропе каждый год, уже лет триста. Я стою здесь всегда и жду этих волчат. Они приходят ко мне умирать, они не выдерживают.

Лежат они потом у меня в руках, я их как детей укачиваю, чтобы спалось лучше, и носом в тёплую шёрстку зарываюсь, пока остальные мимо не пройдут. А когда от лица их отрываю, то пятна там от слёз, и думается мне, что не мои это слёзы, а воздуха, раненного в самое сердце.