Он вышел из простонародья,

Ни капли «голубых кровей»,

Но одарила же природа,

Знать чем-то он пришелся ей!

И, как заря, заря прощальная,

Он завершал великий век,

Его воспитанник печальный,

В ночи бредущий человек.

Действительность была сурова –

Семьей большой обременен,

Мог предложить он только «слово»,

Но что за то получит он?

Хоть было слово золотое,

Но что бездушным до него?

Им вечно хочется такого,

Чтоб удивило, развлекло,

Чтоб потрясло воображенье,

Чтоб взбудоражило их кровь,

Что им  святое вдохновенье

И  к  ближнему что им любовь?

Тогдашние князья уродства

Простить поэту не могли

Его лиризма, благородства,

Его духовной красоты.

А он был скромен, независтлив,

И обделен судьбою был,

И все страдания исчислил,

Терпел, насколько было сил.

Но все проходит в жизни этой,

Бессмертье имени дано,

Большим лирическим поэтом

Ему остаться суждено.

А для меня еще тем ценен,

Что славу Надсона приял *,

И Пушкинской молился тени,

Как сам об этом написал.

Ему признателен за это,

Да будет мир душе его,

Да не забудется перо

Всю жизнь страдавшего поэта.

*) В год смерти С. Надсона, который

одобрительно отзывался о  поэтических

опытах  К. Фофанова, вышел первый сборник

Константина Михайловича.