Елена

И вот еще одно посланье…

О, девы, девы! Сколько вас

Коснулись легкими перстами

Моей души на день, на час.

Она была вся совершенство –

Стройна, красива и умна,

Но не дано было блаженства

Испить с той девой мне до дна.

Не по зубам был тот орешек…

А что мог предложить я сам?

Таких, как я, обычных «пешек»

Судьба не превращает в «дам».

Она командовать хотела,

На то имела все права,

И добивалась, и умела

Вас обыграть, как дважды два.

Остались лишь воспоминанья

О редких встречах, о звонках,

Один единственный лишь вечер

Я был у девы той в гостях.

Я все готов был ей отдать,

И предложил,

Но не хотела дева брать.

Студя мой пыл…

Я больше с матерью сидел

И в ней сочувствие имел.

Но оказалось все напрасно,

Ничто, увы, не помогало,

К тому же возраст был опасный –

Она замужества желала,

И вскоре с грустью я узнал,

Что кто-то деву обвенчал….

     С героиней этого рассказа я познакомился, когда мне было уже за сорок, и я имел за плечами два неудачных брака. Она училась на четвертом курсе вечернего отделении того вуза, где я подрабатывал чтением лекций и ведением практических занятий. На одном из этих занятий я и обратил на нее внимание.

     Это была очень эффектная молодая женщина (лет на пятнадцать моложе меня), южного типа, веселая и общительная. Как я впоследствии узнал, помимо яркой внешности и легкого характера, природа щедро наделила ее многообразными талантами. Работая в одном из экономических НИИ, она активно занималась там общественной деятельностью, недурно музицировала, рисовала, писала стихи, играла в теннис и увлекалась горными лыжами. В общем, это была девушка более чем моей мечты. И, тем не менее, она приняла мое ухаживание и стала уделять мне какую-то часть своего времени.  

     После неудачного брака, Лена жила вдвоем с мамой в небольшой квартире в одном из престижных районов Москвы. Маме было около пятидесяти, и она уже давно одна воспитывала свою обожаемую дочь. Маму звали Инесса Яковлевной. Она работала в Доме кино. В пору тотальной цензуры, которая распространялась и на кинопрокат тоже, знакомство с такой дамой было большой удачей. Благодаря Инессе Яковлевне мне удалось посмотреть несколько хороших зарубежных фильмов, не шедших в широком прокате, в том числе знаменитую тогда «Земляничную поляну» Бергмана. Не знаю чем, но маме я понравился, и она всячески старалась сблизить меня с Леной.

     Я регулярно звонил им, подолгу разговаривая с мамой в отсутствие Лены. Мне было с ней интересно. Она посвящала меня, в частности,  в закулисную жизнь киношного мира. Наши встречи с Леной ограничивались, как правило, совместными походами в Дом  кино. Никаких вольностей по отношению к ней я, как говорится, и в мыслях не держал. К тому же, мы были с нею «на вы», и все мои попытки перейти «на ты» она мягко отклоняла.

     Так прошло примерно с полгода. Наступила весна. И вдруг на майские праздники Лена предложила мне принять участие в бесплатной двухдневной поездке по пушкинским местам, которую организовывал профком их организации для своих сотрудников.  Как член профкома, ответственный за культурно-массовую работу, Лена была назначена старшей в этой намеченной поездке, что позволило ей пригласить меня. Разумеется, я с радостью согласился. Вместе с ней я поехал бы по каким угодно местам, а уж по пушкинским – тем более. С юных, школьных лет по настоящее время вся моя жизнь проходит в некотором смысле под знаком Пушкина. Вот уже несколько последних лет я пишу огромную стихотворную книгу «Я Пушкина всю жизнь читаю…(над страницами жизни и творчества поэта)», надеясь когда-нибудь ее издать.

Я Пушкина всю жизнь читаю,

Я пушкинист с младых ногтей,

Хоть я поэтов многих знаю –

От Данте и до наших дней,

Но Пушкин всех их мне милей.

     Выехали мы рано утром. Посетив тверские пушкинские места – Бернов, Павловское, Малинники и Торжок, мы к вечеру первого дня приехали в Псков, где должны были переночевать в заранее забронированной гостинице. Разместив всех членов нашей группы в отведенных нам номерах, Лена, слегка улыбнувшись,  протянула мне ключи от какого-то номера со словами: «Сергей Львович, а это от нашего с Вами двухместного номера. Надеюсь, вы не будите возражать?..». Я опешил, но возражать, конечно же, не стал. Сердце мое учащенно забилось, и я  с радостью понес наши вещи в указанный номер …

     После совместного со всей группой ужина в гостиничном ресторане мы с Леной, немного погуляв по вечернему Пскову, вернулись в свой номер.

     Пока я, приняв душ и переодевшись в спортивный костюм, распаковывал  и раскладывал свои вещи, Лена, управившись со своим делами, сервировала небольшой столик нашего номера. Посреди нехитрой закуски  красовалась привезенная ею бутылка хорошего сухого вина. Я был приятно удивлен.       

     Разлив темно красное вино по стаканам, я хотел было произнести какой-то приличествующий этому случаю тост, но Лена, опередив меня, непринужденно произнесла: «Предлагаю выпить на брудершафт… ». Руки наши, держащие стаканы с вином, переплелись, и мы соединили наши уста в полагавшемся по ритуалу поцелуе. От волнения и выпитого вина голова моя пошла кругом, и я стал жадно целовать ее, сверх всякого ритуала. Она не  только не возражала, а, казалось, ждала и большего… «Мы в восхищении», – почему-то непрерывно звучала у меня в ушах знаменитая фраза булгаковского кота Бегемота из «Мастера и Маргариты», повторяемая им каждой новой паре гостей, прибывавших на Великий бал у Сатаны…

     Утром, обалдев от счастья, я предложил Лене руку и сердце. Она, несомненно, польщенная, почему-то опять перейдя «на Вы», улыбнувшись, ответила: «Вы очень спешите. Ведь мы знакомы всего пол года…». Такой ответ  оставлял надежду. Невольно вспомнились строки из письма Пушкина своей будущей теще: Я полюбил ее, голова у меня закружилась, я сделал предложение, ваш ответ, при всей его неопределенности, на мгновение свел меня с ума…

     Надо ли говорить, что весь следующий день прошел под знаком предыдущей ночи. Мы опять были «на ты», и, сидя рядом с Леной в нашем экскурсионном автобусе, я часто брал ее руку в свою…

     Но, к несказанному моему удивлению, в Москве все вернулось на круги свои. Я позвонил ей на следующий день после нашего возвращения и пригласил ее в гости на ближайшие выходные, добавив, что хочу заодно познакомить ее со своей мамой. Она ответила, что в приглашение принимает, но эти выходные у нее заняты. Через неделю она неожиданно уехала в командировку в Талин, пару раз позвонив мне оттуда. Но звонки эти были какими-то дежурными: большой теплоты в ее голосе я не почувствовал. После ее возвращения я вновь пригласил ее к нам. Отложив свой визит на будущее, она в ответ пригласила меня к ним, сказав, что ее маме нездоровится, и она не хочет оставлять ее одну.

     И вот в условленное время с букетом цветов, бутылкой вина и коробкой торта в руках я звоню в дверь их квартиры. Открыла мне Лена, одетая скромно, по-будничному. Небольшая двухкомнатная квартира показалась мне уютной и со вкусом обставленной. За столом, предложив первый тост за здоровье Инессы Яковлевны, я сказал затем, что прошу  руки ее дочери.

– «Лично я не против, – смутившись, ответила она, – но этот вопрос Леночка должна решать сама». Немного помолчав, она добавила: «Замужество неизбежно возложит на Леночку много дополнительных обязанностей, поэтому, я думаю, будет разумнее немного подождать, пока она окончит институт». Против этого трудно было возражать, и я вопросительно посмотрел на Лену. Она, ласково улыбнувшись мне, лукаво ответила: «Мамочка, как всегда, права. Да и куда за этот год  я от тебя денусь?...». Матримониальная проблема была тем самым исчерпана. Не приняв моего предложения, но и не отказав, мне еще раз оставили надежду…

     После ужина мы уединились в комнате Лены. Распаляя себя и ее жаркими поцелуями, я рассчитывал на большее. Но, увы, около одиннадцати часов она сказала, что уже поздно и мне пора возвращаться домой.

     В полупустом вагоне метро в моих ушах звучали печальные строки знаменитого романса:

Я ехала домой, я думала о вас,

Тревожно мысль моя и путалась и рвалась.

Дремота легкая моих коснулась глаз.

О, если б никогда я вновь не просыпалась…

     Так прошел май. В июне я лег в больницу по поводу тугоухости, которой давно страдал. Лена навестила меня пару раз, но после моей операции вместе с мамой почти на два месяца уехала в отпуск. Они намеривались посетить Крым и Кавказ. Она присылал мне оттуда открытки с видами тех мест, которые они посещали, короткими текстами и приветами от мамы. И вдруг незадолго до их возвращения я получаю открытку с видом Геленджика и поразившим меня текстом:

Милый Сергей!

     Рада сообщить тебе, что я выхожу замуж. Я, наконец-то, встретила человека, который полностью устраивает меня. Желаю и тебе того же. Будь счастлив и не обессудь меня.

Лена

     Я не мог поверить своим глазам, но текст не оставлял сомнений. С нетерпением я ожидал их возвращения, надеясь выведать подробности у Инессы Яковлевны. И вот что я узнал от нее: Лену покорил 30-ти летний заместитель директора одного из причерноморских литературных музеев, умный, красивый, спортивный. Его родители наряду с трехкомнатной квартирой в центре Геленджика, имеют и собственный дом в приморской части города. «Познакомившись с нами на пляже, – рассказывала мне Инесса Яковлевна, – Алик, так зовут покорителя Лены, буквально не отставал от нас с самого утра до позднего вечера.  Возил нас на своей машине в горы, на дальние пляжи, в рестораны. Познакомил со своими очень милыми родителями, и, наконец, незадолго до нашего отъезда сделал Лене предложение, которое она приняла...

     Сейчас он живет у нас, свадьба состоится  25 сентября а ресторане «Арагви» и Вы, Сергей, приглашены тоже…».

     Я поблагодарил Инессу Яковлевну за приглашение, попросил ее передать Лене мои поздравления, сам звонить ей не стал, и на свадьбу, конечно же, не пошел…

     Через несколько лет от общих знакомых я узнал, что судьба Лены сложилась, к сожалению, более чем несчастливо…

Казалось, все было при ней

И счастья ей не миновать,

Но  в жизни все куда сложней,

Чем можем мы предполагать...