Никогда не сворачивайте с главной дороги, чтобы срезать путь или объехать большой город. Особенно ночью, когда светом фар выхватывается лишь небольшая часть дороги перед вами, и появление чего ни будь или (что на много хуже) кого ни будь, может привести к трагическим последствиям.

Двигаясь с севера на юг или юго-запад, обратите внимание на звезды. Невысоко над горизонтом, прямо перед вами будет сверкать холодный Сириус. Словно остывшая искра застыл этот мерцающий осколок льда, указывая путь на юг. А справа от вас будет ярко светить Венера. Горящая и страстная она будет манить вас на запад, словно Сирена – одинокого путника.

И если ваше путешествие лежит на юг – езжайте прямо по трассе, навстречу ледяному дыханию Сириуса и грейтесь теплым светом Венеры, смотрящей на вас с запада. Продолжайте свое путешествие по главной дороге и не повторяйте той ошибки, которую совершили Женя с Настей, решив отправиться на юг на старенькой, но надежной, «шестерке».

Уже почти полностью стемнело, и салон автомобиля заливал голубоватый свет плазменного экрана магнитолы. Негромко, пробиваясь сквозь шумы, играло радио. Настя уже засыпала, да и у Жени глаза закрывались, и начинала побаливать голова.

- Надо свернуть с дороги и отдохнуть, - зевнув, сказала Настя.

- Куда ж здесь свернешь – лес стеной.

- Ммм… Спать хочу… Как будет место – съезжай.

- Хорошо, – ответил Женя.

Он сбросил скорость уже до сорока километров в час, потому что дорога становилась все хуже и хуже. Он уже начал сомневаться, туда ли они свернули. Но он не хотел говорить этого Насте, что бы не выслушивать порцию нытья и упреков в свой адрес.

- Жень, а это точно объездная дорога? – словно прочитав его мысли, спросила она.

- Я не знаю, - уклончиво ответил он. – Карта в бардачке; посмотри, может деревня какая есть поблизости, тогда узнаем правильную дорогу и переночуем.

Настя зашуршала картой. Она долго рассматривала ее в свете небольшого фонарика.

- Мы на право когда повернули? - Через пару минут спросила она.

- После какого-то колхоза. «Октябрьский» или что-то вроде того.

- Эта дорога идет к какой-то деревне, - ответила Настя, наклоняясь ближе к карте. – Там не видно названия из-за сгиба. Но одно я тебе скажу точно – за этой деревней дорога обрывается.

Расстроившись, Женя кивнул:

- Хорошо. Тогда сейчас где ни будь тут свернем и поедим и переночуем, а завтра повернем назад и поедем по трассе в сторону Калужской области.

Спустя примерно полчаса они увидели небольшую полянку справа от дороги.

- Наконец-то, - пробормотала Настя. Она все это время пыталась заснуть, но дорога была настолько разбита, что даже просто сидеть было сложно – приходилось держаться за обе ручки, чтобы не удариться головой обо что ни будь.

Женя свернул с дороги и, поставив машину носом в сторону дороги, заглушил двигатель. Тихая, практически бесшумная ночь и мерное жужжание магнитолы, из которой уже доносились одни лишь помехи, усыпляла получше всякого снотворного.

Их ужин состоял их остывшего кофе и остатков курицы-гриль, которую они купили днем еще на трассе. За ужином Женя сказал, что им повезло, что на этой дороге не было никаких развилок, а то они точно бы заблудились. Не сейчас, так завтра утром. Допив остатки кофе, Настя сладко потянулась, зевая, сказала:

- Жень, откинь мне кресло, а то я сама не могу – ручка тугая…

Они встречались уже два года, и, хотя ему было уже двадцать пять, он любил ее и восхищался ее красотой, словно только что впервые увидел ее. У нее были очень выразительные карие глаза, черные волосы, чуть ниже плеч, отличная фигура... Тут он понял, что ему хочется не только спать. Наклоняясь к ручке, откидывающей спинку кресла назад, его голова оказалась на уровне ее живота. Сладкий запах ее духов, и запах тела остановили его на полпути, он завел левую руку ей за спину и начал жадно целовать ее живот.

- Жень… Прекрати, - пытаясь сопротивляться его натиску, бормотала Настя, хотя у нее самой по всему телу бегали мурашки. – Ты же знаешь, сейчас нельзя…

- Ну, мы аккуратненько, - пробормотал он, носом задирая ее футболку.

Настя больше не могла сопротивляться ни натиску Жени, ни собственному желанию. Она взъерошила его волосы и подтянула голову к своей шее. Он уже целиком залез на ее сиденье и крутил ручку, переводя кресло в горизонтальное положение…

Совершенно немыслимым образом им удалось заснуть вдвоем на одном переднем сиденье. Тихая ночь окутала проселочную дорогу, где на небольшой полянке стояла машина. Казалось, она спала так же, как и ее хозяева. Тусклый серебристый свет на четверть выросшей луны не мог пробиться сквозь запотевшие стекла автомобиля, а звезды лишь наблюдали, и каждая представляла себе, как автомобиль с запотевшими стеклами начинает врастать в землю, шины - сдуваться, сквозь капот растет трава и мелкие деревья. Со временем фары и стекла разобьют или растащат местные деревенские жители, вытащат полусгнившие кресла и от автомобиля останется лишь ржавый мятый кузов, который какой ни будь местный энтузиаст сдаст в металлолом. И не останется ни следа от того, что было когда то частью жизни двух молодых людей. Но сны, которые видят спящие или мертвые звезды не всегда сбываются, превращаясь либо в светлые мечты, либо отвратительные кошмары и видения, которые ведут человека по жизни. Человека, который следует за мечтой, или человека, который бежит от своих страхов. А несбывшиеся мечты превращаются в звездную пыль, которая падает на землю серебряной пыльцой. Свет потухших звезд чаще несет нам кошмары, которые мы видим. Эти звезды существовали многие миллионы лет назад, но их древний призрачный свет дошел до нас лишь сейчас, когда сама звезда уже мертва. Превратившись в черную дыру, она начинает пожирать себя и все, что находится вблизи нее. Проходящий мимо свет других звезд попадает в поле действия черной дыры, и, искажаясь, продолжает свой путь, а, попав на землю, он открывает спящим людям истину. И истина приходит к ним как видения, или (как часто мы это называем) откровения. Столь прекрасные, что для человека весь окружающий мир становится столь ничтожным, что он забывает цену своей жизни и стремится лишь назад – в тот прекрасный сон, где нет ни боли, ни горя, а только радость и счастье струятся сквозь время, пространство, сознание. Но попавшая на человека сребристая звездная пыль, прошедшая искажения черной дыры открывает и совершенно ужасные картины, от которых люди сходят с ума, попросту лишаются рассудка, либо просто умирают, не выдержав того ужаса, который открывает им звездный свет. Смешиваясь со сном, сквозь призму чуткого сознания, свет приоткрывает завесу между измерениям, перенося человека туда, где нет ни времени, ни пространства, где можно путешествовать поперек столетий, где привычная нам трехмерная реальность кажется лишь картинкой на стене, фотографией, которую можно проткнуть пальцем, и, посмотрев в отверстие, увидеть муки миллиардов душ, заблудившихся во тьме и хаосе миров, которым нет придела. Там нет времени, а соответственно нет и смерти. Хаос, который настолько темный, что тьма становится светом, движется в совершенно невообразимом и безумном ритме. Люди задают этот ритм своими страданиями, за счет которых и держится вселенная. И если вся жизнь во вселенной будет уничтожена, ритм остановится, вселенная рухнет и из этого движения появится новый хаос, в котором образуется новая форма бытия. Смерть двигает жизнь, а жизнь – смерть. И это колесо не остановить. В нем вечно будут мелькать галактики с миллиардами звезд, свет которых несет и прекрасные сны, и отвратительные видения, которые многие люди предпочитают забывать, не предавая им особого значения. Ложась спать, они погружаются вот тьму, что бы проснуться и выкинуть из памяти те часы и минуты своей драгоценной жизни. Проснуться совершенно неожиданно. На восходе солнца, когда оно еще не показалось на горизонте, но небо уже окрасилось голубоватой пеленой. Проснуться совершенно неожиданно, от стука в переднее пассажирское стекло.

- Эй, - раздался голос снаружи. Кто-то стучал пальцем в стекло. Настя вскрикнула от неожиданности и прикрылась футболкой. Толком не проснувшись, что то забормотал Женя и полез к ней целоваться. Она грубо отпихнула его, а когда он уставился на нее непонимающими глазами, она кивнула в сторону стекла.

Сквозь запотевшие стекла маячил размытый темный силуэт. Он снова приблизился к стеклу, как раз в тот момент, когда Женя протер запотевшее стекло.

Отголоски сна, словно утихающий ветер, еще витали в его сознании, поэтому то, что ему поначалу показалось, было совершенным безумием. Горящие ярко-голубым, ледяным светом глаза, впалые щеки, обтягивающая череп серая кожа и черные гнилые зубы во рту, из которого текла черная жижа. Встряхнув головой, Женя увидел перед собой довольно милую бабушку в белом платке. Она как раз собиралась снова постучать в стекло.

- Эй, молодежь, у вас все в порядке, - довольно веселым тоном спросила она.

- Да-да. Все в порядке… - сбивчиво ответил, еще толком не проснувшийся, Женя. Он приоткрыл окно, и холодный утренний воздух ударил ему в лицо.

Добродушная бабуля вытянула шею, пытаясь заглянуть в салон автомобиля, но Женя уже целиком влез на Настю, загородив бабушке обзор.

- А что вы хотели? – поинтересовался он.

- Да я просто подошла посмотреть. Гости, в нашей деревне, большая редкость, а тем более такие молодые, здоровые, - бабуся, вытянув шею, добавила: - как я вижу…

Женя посмотрел на Настю, которая, совершенно раздетая, лежала под ним, и закрывала рот обеими руками. Она совсем покраснела, только не понятно от чего. Толи от того, что с трудом сдерживала смех, то ли от стыда (что, думалось Жене, наврядли). При этом он посмотрел еще ниже и понял что бабушка совершенно права насчет его здоровья, а Настя покраснела еще сильнее уже не в силах сдерживать смех.

- Да мы просто переночевать остановились, - забормотал Женя. – Мы уже уезжаем…

- Ну, - продолжая вытягивать шею, ответила бабушка, - тогда счастливого пути.

- Всего наилучшего, - ответил ей молодой человек и закрыл окно.

Как только послышались удаляющиеся шаги, в машине раздался всплеск хохота. Они смеялись, смеялись со слезами, покрасневшие и оба совершенно голые. Но тут снова раздался стук в стекло. Они переглянулись, и Женя снова приоткрыл стекло. Теперь лишь на сантиметр, что и носа не просунуть.

- Ну разве это отдых, - затараторила любознательная бабуся. – Вам же в машине не удобно, ни лечь по нормальному, ни ноги протянуть… Смысле вытянуть… В общем, пойдем-ка со мной. Еще довольно рано, а я за грибами ходила, сейчас на огороде буду и вы сможете поспать у меня пару часиков по нормальному. А потом я вас и накормлю по-деревенски и напою…

- Мне пить по-деревенски нельзя, - перебил ее Женя, - я за рулем.

- Да я молочком тебя напою, сладкий ты мой, - проворковала бабуся. – Давайте вылезайте.

Вздохнув, Женя посмотрел на Настю, на что она лишь пожала плечами.

- Хорошо, - ответил он бабушке. Женя закрыл окно, и в тесноте переднего сиденья они начали одеваться.

- Хотя знаете что, - вновь забормотала неугомонная бабушка. – Езжайте-ка вы лучше на машине, не стоит ее тут оставлять. Люди у нас тут такие… Либо бензин сольют, либо колеса открутят. Я пока вперед пойду, а вы езжайте прямо по дороге на въезде в деревню я вас встречу.

Женя вопросительно посмотрел на свою подругу, на что она лишь пожала плечами, решай, мол, сам.

- Хорошо, идите. Мы скоро, - сказал Женя.

- Да вы не спешите, хожу то я медленно, - ответила бабушка и, удаляясь, что то невнятно забормотала себе под нос.

Убедившись, что бабушка удалилась на приличное расстояние, Настя повернулась к Жене, который, уже полностью одевшись, заводил машину.

- Странная она какая-то. Может на трассу вернемся, а?

- Обязательно вернемся, радость моя. Но сначала я хочу позавтракать по-нормальному. Горячей едой, а не бутербродами, купленными в придорожной забегаловке, и хоть немного полежать на нормальной кровати.

- Только обещай мне, что мы сразу после отдыха отсюда уезжаем, - сказала Настя встревожено.

- Договорились, - он обнял ее за плечи и поцеловал в щеку, на что Настя ответила довольно хмурой улыбкой.

- Поехали уже, я хочу побыстрее убраться отсюда, - сказала она.

А вот деревня оказалась не так близко. Ехали они, наверное, минут двадцать, асфальт быстро исчез, и дорога превратилась в обычную грунтовку. Хорошо, что дождей давно не было, иначе они обязательно бы застряли. Вообще погода, в последние пару недель, стояла отличная. Вот и сейчас, на почти безоблачное небо карабкалось летнее солнце. Женя предположил, что бабушка эта пошла какой то короткой дорогой, потому что они давно должны были ее догнать, хотя ехали и не так уж быстро и все время прямо.

Но вот лес стал постепенно расступаться, и уже где то между деревьями замаячили какие то деревянные строения. Откровенно говоря, деревня эта представляла собой довольно жалкое зрелище. Почерневшие от времени деревянные избы торчали тут и там, словно сгнившие на болоте деревья. Казалось, что подует ветер и они рассыплются как карточный домик. Кривые серые заборы по большей части просто лежали на земле, сквозь них росли пожухлые сорняки и уже одичавшие кусты смородины или малины. Некогда плодородные деревья с трудом держали на себе бледно-желтую листву, были покрыты белыми наростам, а в некоторых местах прогнили до дыр. Не было вокруг и никаких домашних живот, даже кошек и собак, ни, тем более, коров. Возле первого дома справа стоял старичок (своей ветхостью он отлично вписывался во всю эту угнетающую картину) и как то лукаво смотрел на гостей.

- Интересно, кто им сюда молоко завозит, - задумчиво сказал Женя. – Я бы в такую дыру ни за что не поехал бы.

Настя задумалась, и уже хотела что то сказать, как с одного из дворов вышла их любопытная знакомая и замахала им руками.

- Вон она… - только и сказала Настя.

- Угу, - не менее угрюмый Женя тоже задумался, а стоило ли им вообще сюда приезжать. Деревня скорее напоминала древнее кладбище.

Они подъехали к бабушке, Женя приоткрыл окно и спросил:

- Куда ехать?

-  А тут одна дорога и та идет прямо. Отсюда третий дом справа – мой.

Они подъехали к дому, который выглядел получше, чем те, что они видели на въезде в деревню. Он был посвежее (видимо красился лет десять-пятнадцать назад). И забор более-менее приличный, по крайней мере, для этого не очень населенного пункта. Чуть подальше дома стоял сарайчик, в котором слышалось какое то движение. Женя предположил, что у этой бабушки все-таки есть какой то скот. Двор возле дома был более-менее ухожен, как и сени, и сам дом.

Бабушку звали Людмилой Николаевной, в деревне ее все называли просто бабой Людой. Пока молодые люди ели необыкновенно вкусную вареную с зеленью картошку со свежими овощами и молоком, бабушка не переставая тараторила, видимо соскучившись по общению с людьми, младше восьмидесяти. Она рассказала, что живет здесь всего семь человек, что питаются они только собственными продуктами и что у половины местных жителей нет даже паспорта. Тот старичок, которого они встретили при въезде, был самым старым жителем деревни и что ему уже за сто. Потом она вдруг вспомнила, что ей надо идти за молоком (Женя был прав – у нее действительно была корова, правда старая и дряхлая, как все в округе). Наевшись, он прислонился к стене:

- Это тебе не курица-гриль, которая скорее не курица а ворона... Простая картошка, а как вкусно... – он прищурил глаза от удовольствия.

Да, - ответила ему Настя, - давненько я так не кушала.

Он посмотрел на нее, улыбнувшись, положил руку ей на колено, сказал:

- На сколько, она говорила, уйдет? – сказал он.

- Прекрати, - Настя убрала его руку со своего колена. – Она все равно сказала спать на разных кроватях.

- Ну и что, - сказал Женя и положил голову ей на плече, - мы сделаем это по-взрослому – на разных кроватях...

- Дурак... – она пихнула его локтем в плече, но потом сразу же поцеловала. – Ладно, пошли спать.

Какое же, все таки, это прекрасное ощущение, когда засыпаешь лишь только голова коснется подушки. После дороги (и после автомобиля и после поезда) еще остается ощущение, что тебя качает, все сильнее и сильнее, и, по спирали уносит все глубже в сон. Невозможно поймать этот миг – вот лежишь на кровати, а вот ты спишь. Нет перехода, лишь только темнота, спокойствие, тишина. Потом темнота словно превращается в спираль, закручиваясь все быстрее и быстрее в ней, словно на кинопленке, появляются смутные образы, похожие на людей, нечеткие пейзажи. Потом картины становятся более ясными, словно кто то наводит резкость, и видно как двое молодых людей (это парень и девушка) идут по заброшенной деревни. От домов остались только торчащие из земли палки словно черные гнилые зубы. Холодный ветер гуляет по этому безлюдному месту, смазывая и смешивая краски по все той же спирали, будто картину заливают водой. Вот они уже в лесу, где из глубины льется призрачный зеленоватый свет. Сквозь густые ветви они продираются к нему, и уже через мгновение перед ними стоят семеро стариков (одному из которых далеко за сто), а кругом, насколько можно видеть, между деревьями плотной толпой стоят мертвые. В смазанных с пейзажем лицах осталось мало человеческих черт, иссохшие скелеты, обтянутые кожей, или гниющие тела у которых из глазниц и изо рта течет черная жижа. Те, что еще похожи на живых, поднимают руки к небу, но вот девушка бежит по лесу совсем одна. Ветки бьют ее по лицу, сдирая кожу, она падает, встает и снова бежит. Потом лес заканчивается и на видит перед собой что то очень родное, что то такое, что позволяет ей на короткий миг задержаться в этой закручивающейся против часовой стрелки спирали и позже провалиться вот тьму и вскочить с постели с рвущимся из груди криком.

Настя села в кровати, огляделась. Все осталось на своих местах, комнату заливал яркий солнечный свет. Была уже, наверное, середина дня, и, глядя теперь вокруг, отдохнувшей девушке, казалось что все как-то изменилось. «Все как то смазано» подумала она, но потом протерла слипшиеся глаза и все прошло. Но чувство, что она не проснулась, и что ей все еще сниться кошмар усилилось, когда она увидела, что Женина кровать пуста. Она выпрыгнула из постели и вышла во двор. Дуновение прохладного ветра смазало ее волосы с ясным небом и несколько взбодрило девушку. Ее возлюбленный, подставив пятую точку лучам теплого солнца, копался в двигателе своего автомобиля. Она подошла к нему стала настаивать на том, чтобы они немедленно уехали. Пока они говорили, она все думала, какие странные у него глаза, словно лицо вылеплено из воска и они просто нарисованы на нем.

Уезжая, она смотрела на стоявшую у входа во двор бабушку. Она была очень мягким и сентиментальным человеком, поэтому думала, что ей будет жалко оставлять этих старых людей умирать в этой разрухе. Но этого не было, а был лишь страх, что все это – кошмарный сон, что сейчас их обступят живые мертвецы, что они сначала съедят ее возлюбленного, а ее оставят в каком ни будь подвале, как все люди оставят продукты в холодильнике. Она смотрела вперед, на этот бесконечный лес, смотрела на Женю и когда он поворачивался к ней, то сначала поворачивался он, а затем его лицо, чем еще сильнее походило на маску. Она смотрела на небо, которое со временем стало темнеть, а потом на нем появились звезды. Она смотрела на тот кусочек воска (или чего то очень похожего на него) который отвалился от ее лица, когда он потерла лоб. Она смотрела на него, на небо, на все туже проселочную дорогу, по которой они ехали уже вечность, и думала о том, что им надо на юг. Туда, где горит холодный Сириус, туда, где на западе греет Венера.

Она смотрела все на ту же проселочную грунтовку.

Она смотрела на кожу в своей руке, и думала, а что, если вернуться?..

Она смотрела на небо, но не могла найти своих звезд.