РЕШЕТО - независимый литературный портал
Сергей Кен / Проза

Искры (11-15 главы)

1120 просмотров

 

       
11. ГЛАВНАЯ СТРЕЛКА
 
                                   Думают люди в Ленинграде и Риме,
                                  Что смерть это то, что бывает с другими.
                                                                             Гр. Сплин
 
 
-         Они-то думают что я ничего не вижу и не знаю. – Пётр Сергеич Красин ходил по шикарному кабинету, как привык когда-то в камере, и эмоционально изливал душу своему лучшему другу и компаньону. – Ты прикинь, Олег, Машка моя, дура набитая, трёх мальчиков по очереди трахает. А Сашка, гадёныш, торчит по полной на сентетике, так ещё и приторговывает на дискотеках, дома подворовывает, учиться не хочет…жопа в семье полная.
-         Говорить пробовал? – Сошин Олег Евгеньевич краем уха слушал друга и лениво поддерживал разговор. – Денег не давать?
-         Я ему уже давно не даю, так она же подкидывает, материнскую любовь проявляет, защищает его, мне мстит, что дома не живу. Говорит, что ребёнок такой потому, что я ушёл.
-         Ну, в чём-то она права.
-         Да я сам знаю, что права! – остановившись, закричал Красин. – Чё делать-то теперь? Ребёнок всё таки…родной! А ты мне тут общие фразы! Совет дай нормальный, ты же умный!
-         Готово! – радостно потёр руки Сошин. Он сделал на столе две толстых дорожки кокаина и протянул другу золотую трубочку. – На. Успокойся. Щас обдумаем.
 
 Дружба их началась ещё в школе и продолжалась   много лет. Настоящая мужская дружба, проверенная женщинами, войной, радостями и невзгодами и самым серьёзным испытанием – очень большими деньгами. В этой неразлучной парочке здоровенный Красин или Краз был мускулами, а Сошин, прозванный Сохатым, был мозгом. 
 Вместе занимались они борьбой в школе, стрельбой с военруком, в подвале изучали карате по иностранным журналам, вместе служили в Афганистане. На горной дороге попали они в засаду и Краз, сильно рискуя собой, вытащил раненого друга из горящего бронетранспортёра. Сам великан получил контузию и стал оттого очень нервным.
 Такая классическая киношная дружба продолжилась по всем законам боевиков: демобилизация, непонимание окружающих, многочисленные правонарушения, знакомство с неволей. Потом лихие бандитские времена, завоевание авторитета, опять неволя, но уже комфортная и недолгая и, наконец, крупный легальный бизнес со всеми атрибутами: купленными чиновниками, недвижимостью за границей и влиянием на политику.
 Сохатый был из очень интеллигентной семьи и родители на всю жизнь привили ему любовь к чтению. Романтичный, со слабым здоровьем, он не находил понимания у сверстников и потому всё детство провёл за книгами. Доходило до того, что мать выгоняла его на улицу подышать свежим воздухом. Краз же наоборот терпеть не мог учиться, но зато был забиякой и хулиганом. Родители его простые люди искренне любили сына, но наказания были единственным доступным им способом воспитания.
   Мальчики познакомились в пятом классе, когда будущего Краза перевели из другой школы. Олег Сошин очаровал Петю Красина невероятными рассказами про рыцарей, мушкетёров, индейцев и путешественников. Краз взял под своё крыло хилого друга и с тех пор бился за него с любым, как за себя. Сохатый же вложил в их тандем интеллектуальное и духовное начало. Он обставил их дружбу обрядами, заимствованными из книг, здесь были и клятвы кровью, и тайнопись, пригодившаяся кстати в тюрьме, и своеобразный кодекс чести. Позднее мозг организации, названной «Братство равных», стал находить способы заработать. Занимались они помывкой машин, торговлей мороженым и сигаретами, записью видеофильмов…нефтью и газом.
   Всё чаще в последнее время вспоминали друзья лето восемьдесят пятого, свою клятву и взрыв в центре ночного города.
   Вернувшись из Афганистана, они рьяно начали создавать союз воинов-интернационалистов, хотели привнести в него дух своего братства. Но идея молодых романтично настроенных психических полуинвалидов не пришлась по вкусу властям, старавшимся как можно меньше упоминать об этой войне. После бесчисленных хождений по кабинетам, безнадёжных поисков правды, понимания и помощи, после знакомства со зловонной трясиной равнодушного чиновничества и даже после двух задержаний органами, где доходчиво объяснили, что существование подобных организаций недопустимо, у друзей не выдержали нервы.
   Летней ночью в здание обкома партии влетела канистра бензина с ручной гранатой. Акция имела огромный резонанс. А через три дня на улицах города появились листовки, сделанные по утверждению экспертизы с помощью кустарного печатного станка. Текст листовок переписывали и пересказывали по всей области:
 
 Вы, свиноподобные скоты, погрязшие в банкетах, опомнитесь!
 Следствием вашего послевоенного детства явилось лишь одно желание – отожраться! И получив возможность вы жрёте, забыв обо всём: о людях, кровью и потом заработавших победу и восстановивших страну, об их детях, поставленных вами в нечеловеческое положение детей побеждённых а не победителей, об истории и культуре великого народа.
   От имени всех людей призываем и предупреждаем – опомнитесь, пока не поздно! Поглядите на себя: от бесконтрольного доступа к благам у вас появилась психология свиней, тонущих в своём дерьме, но продолжающих жрать. Вы уже не замечаете, что вокруг вас люди, которым вы обязаны помогать.
   Каждая слеза, каждый стон будет проклятьем для вас. Накопленный жир задушит вас. А ваши собственные дети понесут на себе ваше проклятье. Земля будет гореть у вас под ногами. Отныне никто из вас пусть не чувствует себя в безопасности. Опомнитесь пока не поздно!
 
   Даже всесильный КГБ не смог раскрыть этого немыслимого для тех времён преступления. Сохатый позаботился обо всём: алиби, показания, отсутствие каких бы то ни было улик. Лет на десять раньше бывших воинов-интернационалистов, подозревавшихся в первую очередь, допросили бы с пристрастием, но времена были уже не те, и им всё сошло с рук.
   Вот тогда-то и принесли друзья клятву, скреплённую кровью, что главной целью их жизни будет помощь простым людям. Вся эта романтика не слишком пригодилась для лихих времён. Бывшие на войне спортсмены быстро нашли применение своему опыту и злости. Братва прозвала их Бони и Клайд. Слава о подвигах этой парочки гремела во многих городах страны. Они действовали как наёмники. Ум, знания и чутьё Сохатого уберегали их во многих непростых ситуациях. Пришли большие деньги и они, забыв обо всём, стали делать то, за что взрывали обком – отжираться. Громкие кутежи по ресторанам, элитные проститутки, дорогие вещи, путешествия по миру…жизнь, словно насмехаясь над ними, давала всё больше и больше. Как в пьяном угаре, пролетело двадцать пять лет.
   Сейчас денег хватало. Их было очень много и обещало стать ещё больше. Но многое приелось и не доставляло радости. Друзья занялись благотворительностью: построили несколько церквей, взяли шефство над детскими домами, открыли приют для бездомных… Но увлёкшийся мистикой Сохатый вводил в ужас безоговорочно доверявшего Краза своими предсказаниями о возврате зла. И зло, казалось, начинало возвращаться. Оно било по самым близким и дорогим, превращалось в панический страх и суеверия, и страх этот рос, как на дрожжах. От него не спасала ни охрана, ни строительство церквей, ни паломничества по святым землям, ни беседы с монахами, гуру, колдунами, ясновидяшими, астрологами, хиромантами и прочими специалистами по душе… специалистами настоящими и шарлатанами, рвущими свой кусок.
 
-         Щас мозги заработают и решим твою проблемку. – начинающий толстеть Сохатый скинул пиджак и, быстро шмыгая носом, забегал по кабинету, делая наклоны и разминая кости. – Главное, что тебе хоть есть, кого исправлять. Не то что у меня. – он нервно поморщился, вспомнив, что дома с няней ждёт его десятилетняя дочка, страдающая с рождения ДЦП. Жена же, некогда безумно любимая, третий раз за два года лежит в наркологической клинике.
-         Хер редьки не слаще. – махнул рукой Краз. – Хоть бы влюбиться, господи! У всех же, бля, одни баксы в глазах. Вот точно знаю, что Светка Ковалёва любила меня, аж вены вскрыла. Потому знаю, что не было у меня тогда ничего. А сейчас смотришь на бабу и понимаешь, что она прикидывает, сколько от тебя оттяпать можно.
-         А ты фильмы смотри. – засмеялся друг. – Там богатеи в народ идут невесту искать. Замутись под работягу. Водку сможешь вместо вискаря жрать? Не забыл ещё?
-         Да пошёл ты. – грустно улыбнулся Краз. – Как-то всё не так.
-         Там хорошо, где нас нет. А нас нету в детстве.
-         Так что же теперь счастья не ждать? А? – с искренней надеждой в голосе спросил Краз. – Нахера всё это, если не радует? – показал вокруг себя.
-         Ой не знаю, Петруха, сам ночами не сплю…думаю. В политику плотно заскочить? Так один хрен, лоб разобьёшь об этих, которые там намертво засели…слуги народа. Ничего не изменишь, только нервы ещё больше загонишь.
-         Чего с Сашкой-то моим делать? Лечить?
-         Да не то всё это. Кретином его там сделают. – Сохатый поднял палец. – Ты меня послушай, а там решай сам. Дело на первый взгляд стрёмное, но если подумать, то верное. Его кайф как хочет изогнёт да и поломает. – мотая ладонью он изобразил безрадостную перспективу. – А гнёт человека, когда стержня нету. Сколько воров на герыче сидят…в думе в туалете пробу брали – круче чем в ночном клубе, мы с тобой с Афгана дурь курим, сейчас, как крутые, по коксу проходимся. Поди ка ты нас изогни…хер! – речь подкрепила выразительная фига. – Ему надо стержень в душу вставить. Он же с детства всё даром получает, сколько хочет. Потому и не ценит, не знает, как жизнь лихо обломать может, в сказке живёт.
-         Так как же я обломаю? – зло зашипел Краз. – Дура эта отказать ему не может. У неё же пять салонов…денег навалом. А меня он видит – убегает…знает, что по голове получит.
-         Ему надо отсидку организовать. Имитацию.
-         Ты чего сбрендил?
-         Ты же сам сказал, что он ядом торгует, так?
-         Так.
-         Всё равно рано или поздно нахватят, так?
-         Ну, скорее всего.
-         Так вот и надо нормальных ментов на это дело подрядить. – в который раз Сохатый разжёвывал другу придуманную комбинацию и почти всегда его удавалось убедить. – Проплатить на тюрьму, чтобы к нему пару рысей подсадили с заданием. Ты же знаешь, какие там встречаются мастера. Они ему про жизнь и расскажут, а обстановка урок забыть не даст. И всегда можно вытянуть, и плохого ничего там с ним не случится, и жёнушка твоя его раньше тебя не вытащит. Догоняешь ты тему?   
-         Интересно получается. – заулыбался Краз.
-         Если заранее договариваться то в тридцатку уложишься с головой…а если нахватят сами, то будешь бегать и ещё не факт, что возьмут, да намного и дороже выйдет…
 
* * *
 
 У Сохатого и Краза был человек, способный на какое-то время вернуть им спокойствие, веру в себя, интерес к жизни…Человеком этим был их друг детства Сашка Конев, главврач психиатрической клиники.
 Иногда они встречались втроём и снимали накопившийся стресс алкоголем и откровенной дружеской беседой. Во время этих встреч, когда градус поднимался достаточно высоко, доктор Конев основательно перетряхивал внутренний мир друзей и тем действительно становилось легче. Он отмечал, что успешность этой терапии состоит главным образом в том, что они знакомы с детства и самое главное, доктор умело привязывал характеры и поступки друзей к их семьям, в которые был вхож.    
-         Нет! – отрезал рукой Краз. – Вот ты мне чётко скажи: возможно человеку вообще без беспокойства жить или нет? – они беседовали уже пять часов, заметно разгорячившись и не собирались останавливаться.
-         Да. Теоретически возможно. – уверенно кивнул доктор.
-         Ну хотя бы теоретически нарисуй. – заинтересованно попросил Сохатый. Встреча проходила на его загородной даче, и он ухаживал за гостями. Прислугу в таких случаях не звали.
-         В идеале жизнь человека это своевременная замена ценностей. – тщательно подбирая слова объяснял доктор Конев. – Именно своевременная. Вот, к примеру, красивая баба. Она каждую морщинку замечает, время пытается остановить, психует по этому поводу и в итоге стареет даже быстрее. Ей бы ещё в молодости принять спокойно, что наступит время, когда она не будет так красива, что к этому времени ей нужно найти другие интересы…вовремя подготовить и безболезненно заменить ценности.
-         А если богатая, или актриса? – Краз изобразил руками рельефную женскую фигуру. – Они сейчас медицину такую купить могут.
-         Лажа! – твёрдо заявил Сохатый. – Только смотрится неплохо а вблизи и на ощупь…Никакая медицина не заменит молодой попки! Уух! – он изобразил покусывания. – Да и опыт тоже вещь спорная. Мне вот нравиться молоденьких девок под себя делать. – он отпил минералки из стакана. – Да и знаменитости сначала поднимаются, пока жопастые да сисястые…вкусные превкусные, а потом, идиотки, начинают на диетах сидеть да сохнуть, как воблы. Превращаются в никакушек. А на тощих девок модельеры-педики моду ввели потому, что они на мальчиков похожи, а остальные в им рот смотрят.
-         Да. – согласился доктор. – Я когда гляжу, как вокруг старых тёток бегают подхалимы всякие. Кричат про них в рейтингах: «Самая красивая женщина планеты!». Так и хочется сказать: «Посмотрите, как элегантно увядает эта роза!»
-         Да. – подключился Краз. – Таких надо трахать и бежать побыстрее, иначе она тебя своими депрессиями и комплексами загрузит под завязку.
 
Исида – не!!!! Я протестую!!! Как такое про женщин можно писать!!!???!!! Я же говорю -женоненавистник. Обидели его наверное очень крепко вот и отыгрывается.
Мазай – да правда это всё ЗАЕ..ЛИ ЭТИ ИЗМОЖДЁННЫЕ СУЩЕСТВА СРЕДНЕГО РОДА НА ПОДИУМАХ И В ЖУРНАЛАХ!!! ЖЕНЩИН ДАВАЙ!!! НАСТОЯЩИХ ЖЕНЩИН!!!
Галилей – согласен. Не знаю кто его обидел но жгёт жёстко но правда чисто откровенно мужской базар. Смирись детка
Исида – вы серьёзно?????!!!!! L
Мазай – серьёзно
 
 Сашка Конев с детства обладал способностью просто смотреть на вещи. Никто не был удивлён, когда он стал психиатром. Вот и сейчас, даже будучи изрядно пьяным, он, тем не менее, придерживался заготовленному черновику этой беседы и подводил друзей к нужным ему выводам.
-         Человек сам от себя правду утаивает…оттого и плохо ему. – печально заключил он.
-         Отчего мне плохо? – Краз ухватил себя за ворот рубашки. – Так херово бывает, что ну просто жопа.
-         Честно сказать? – пристально поглядел на него доктор.
-         Конечно.
-         Руки у вас в крови, ребятки.
-         А я тебе говорил. – обратился к компаньону Сохатый, разливая по рюмкам. – Не будет грешникам покоя ни на земле, ни на небе. Давайте тяпнем!
Друзья выпили, поморщились, закусили. Сохатый, всхлипнув по-детски, продолжил.
-     Руки в крови. – глубоко вздохнул он и запрокинул голову. – Это ты верно сказал, братан.   Приходят ко мне жмуры мои. По молодости, когда самая заваруха была, я смеялся над байками этими…ну про совесть и приходы жмуров во сне. А лет пять назад и у меня началось. Бухали мы как-то несколько дней…крепко бухали. Вот они мне после этого и приснились. Жутко так стало, а проснуться не могу. Психологу рассказал – он руками разводит. Мол, такие закидоны только сам псих распутать и может. С тех пор они частенько ко мне приходят…кровь мою попить.
-         А тебе хорошо, Саня? – спросил доктора Краз, закусив маринованным огурцом. – Вот конкретно тебе спокойно?
-         Меня напрягает, что в науке я ничего нового не могу свершить. – признался тот, недовольно мотнув головой. – Ничего выдающегося. Вот у профессора моего друг есть, физик один, тоже профессор. Так вот, он волны открыл, которые быстрее света носятся и якобы опыты показывают, что они всю информацию во Вселенной содержат. Щемили этого мужика по полной, а это верный признак великого открытия. Тупые умных всегда щемят. Он утверждает, что и душа из этих волн состоит.
-         Я вот тоже часто про душу думаю. – согласился Сохатый.
-         А псих один у меня. – доктор засмеялся. –Я же совсем забыл! Он же такое задвинул! Сейчас выдам!
   Компаньоны любили слушать рассказы про интересных пациентов и с предвкушением удовольствия смотрели на друга.
-         Этот чудик смотрел мультик про Маугли и, когда удав Каа сменил кожу, его осенило, что в библии змей совратил Еву, подсказав ей идею одеться, и что первая одежда была из змеиной кожи, и что баба скрыла свою штучку во время месячных.
   Доктор Конев добавил к истории Иванова несколько своих импровизаций, выданных затуманенным сознанием на ходу. Так ему показалось интереснее и пикантнее, а может быть даже он только что внёс свой вклад в эту интереснейшую теорию.
-         Продуманный чел. – одобрил Сохатый.
-         Дальше слушайте. – продолжал азартно доктор. – Получается что мужики, лишённые возможности видеть святая святых, начали фантазировать и это запустило механизм развития. Ну и тёплая одежда дала возможность уйти из рая.
-         А ты помнишь в пионерском лагере, Петруха? – Сохатый задыхался от смеха. – Ты прибежал в палату и сказал, что у завхоза в комнате висит плакат с голой девкой…и что мы в один голос спросили?
-         Письку видно? – дико заржал Краз. – И потом всю смену к нему в окно смотрели!
-         Вот. – подытожил доктор. – Обычный, вроде, парень, а такое дело раскрыл. Вообще он много интересного рассказать может.
   Беседа продолжалась ещё долго. Потом парились в бане, плавали в бассейне, жарили шашлык в камине, снова пили…
-         Ты если друг, то честно скажи, как душу облегчить? – обняв доктора Краз вернулся к интересовавшему его больше всего. – Только ты без всяких стеснений…правду давай.
-         Покаяться. – сжал кулак доктор. – Только очень искренне, понимаешь? Искренне! Пойдёмте я вам покажу.
   Он увлёк друзей к бассейну, взял кусок мыла и кинул его в воду.
-         Вот видите волны? Одна за одной идут от центра.
-         Ну. – в один голос отвечали компаньоны, мутными глазами наблюдавшие за этим.
-         Мыло причина, а волны следствие, так?
-         Ну.
-         Без причины не будет и следствия, так?
-         Ну.
-         Чтобы убрать все беспокойства нужно убрать их причину, так?
-         Так.
-         А какая у людей причина? – доктор выжидающе смотрел на друзей.
-         Смерть! – догадался Сохатый. – Как ты её уберёшь?
-         Смерть не уберёшь. – согласился доктор Конев. – А страх смерти можно и нужно убрать. Тот, кто умрёт до того, как умрёт, не умрёт тогда, когда умрёт.
Друзья задумались на минуту, раскручивая в умах хитрый лабиринт из слов.
-         Как, о великий, просвети! – сложил руки в молитве Краз.
-         Надо поверить в душу, почувствовать её, убедиться, что она есть. Это первое. И нужно очистить её от всего плохого, чтобы после смерти на самой главной стрелке с тебя не за что было спросить...
-         Как очистить? – Сохатый глупо и беспомощно улыбался.
-         Вопрооос. – глубокомысленно протянул Сан Саныч. – Вопрос не по адресу. Я, как представитель классической науки, будь она неладна, о душе ничего сказать не могу. Но могу сказать о чувстве вины, которое вас терзает. Нужно вам своё чувство вины как-то на хрен из души выкорчевать.
-         Да как?!
-         Ну вот жмуры твои, например, Олежка… Попробуй, когда снова припрутся, внушить себе и им, что ты всего лишь орудие бога, исполнившее приговор. А с орудия какой спрос? – развёл руками доктор.
-         Ну, пидоры. – зло скрипнул зубами Сохатый. – Приходите. Давайте, давайте. Я вам обосную. Спасибо, братан.
-         Это ты пока бухой такой смелый. – заржал Краз. – А припрутся – в штаны навалишь и неделю потом бухать будешь.
-         Посмотрим… 
 
 
 
 
 
12. ПАРАДИГМА
 
У нас, на Земле, среди нас, действует сила… и даже не сила, а силища! И мы о ней ничего не знаем. Вернее, знаем только то, что нам разрешают знать, а это, согласитесь, едва ли не хуже, чем полное незнание. Неуютно, а?                                                                                                       
А. и Б. Стругацкие
 
Познание мира как мира целостного
становится одновременно
интеллектуальной и жизненной
необходимостью… Познание
изолированных информационных
сведений недостаточно. Надо
располагать эти сведения в контексте, в
котором они только и обретают смысл
Э.Морен
 
 
     Максим с нетерпением ждал выхода Конева на сцену. Как много поменялось в его жизни с того судьбоносного выступления этого замечательного человека. Прошло почти два года. Тот же зал, даже погода похожа, некоторые лица знакомы с того дня…но он совсем другой. И лица эти другие. Посветлевшие, одухотворённые, уверенные в себе, радостные, смелые, излучающие здоровье и энергию…
    Сан Саныч вышел на сцену. Раздались дружные аплодисменты.
 - Да ладно вам, друзья! – улыбаясь, замахал руками Конев. – К чему эти ложные почести?
 - Вы заслужили их! – крикнул кто-то из зала. 
 - Заслужили! – подхватили ещё несколько голосов.
 - Ну если вы настаиваете. – принял важный вид Конев. – Тогда пора бы подумать о моих бюстах в филиалах, гимне в мою честь, всеобщем праздновании дня рождения…
   Аудитория грохнула дружным задорным смехом.
 - Давайте уже к делу! – более решительно махнул оратор, недовольно поморщившись. – Разговор будет серьёзный.
   Слушатели замерли.
 - Перво-наперво сразу скажу, что я не учитель, а ваш равноправный собеседник. Выскажу мнение о своём видении ситуации и призываю к дискуссии если не сейчас, то позже в сети. Вопросы очень важные. Важные не только для каждого из нас или организации, но и всей страны. Не только для России, но и всей цивилизации. Скажи я вам при первой встрече, что через тройку лет мы с вами будем решать вопросы спасения цивилизации, немногие сочли бы меня здравым человеком. Сейчас же я не вижу ни одной ухмылки…и это говорит о вашей готовности и способности эффективно действовать. Перед встречей вам рекомендовалось прочесть книгу Грофа, Рассела и Ласло «Революция сознания». Этот труд боле менее ясно формулирует суть вопроса и подтверждает понимание проблемы некоторыми серьёзнейшими и авторитетными исследователями. Вместе с тем проблема там ставится достаточно обще и с некоторыми ошибками. Решение же видится туманно, но в целом верно. Наша задача выработать действенную схему. Не очередную утопию, а реально осуществимый план. Для этого необходимо для начала чётко сформулировать проблемы цивилизации, найти их истоки, определить деструктивные механизмы и системы, понять их источники энергии, найти способы эти источники энергии перекрыть и многое другое. Даже не представляю, куда может нас завести эта беседа.
   Он громко выдохнул, прошёлся по сцене и продолжил.
 - Кто мы с вами в моём понимании! Мы! Самостоятельные, самодостаточные, активные, саморазвивающиеся, автономные частицы глобального сознания! Вместе с тем взаимосвязанные, взаимозависимые, неразделимые, вечные, неуничтожимые! И самое прекрасное заключается в том, что вы все прекрасно меня понимаете…понимаете, о чём я говорю, хотя и каждый по-своему! Уровень проникновения вечного сознания во временные тела у разных людей очень сильно разнится. На полюсах этой разницы находится с одной стороны полное отождествление себя с космическим сознанием и ощущением иллюзорности своего временного тела с выходом из этого тела. На другом полюсе находится наоборот полное отождествление себя со смертным временным телом без допуска даже мысли о присутствии в этом теле вечного сознания. Подавляющая часть людей на земле держится ближе ко второму варианту. Они не хуже нас, но настолько глубоко увязли в материи, что не видят оттуда бесконечного звёздного неба! – Конев почти крикнул. – Но мы ведь видим! Тонкий мир не снится нам, не бредится! Тонкий мир сознания явно проявляется именно в нашей материальной жизни! Выстраивает события в поистине фантастические комбинации, помогает в повседневной жизни, одаривает невероятными интуитивными прозрениями, делает жизнь лёгкой, радостной, полной здоровья, созидающей силы, красоты, гармонии! Мы проснулись! О том, что людям нужно проснуться говорилось тысячелетиями величайшими мыслителями! Мы проснулись! Проснулись благодаря совсем нехитрой методике! Да на самом деле и нет ещё никакой методики! Есть закономерности и некоторое понимание цели! И глубинное желание идти к этой цели! И проснулись мы для того, чтобы разбудить остальных. Разбудить как можно больше людей и как можно быстрее. Вам не давались жёсткие установки на то, куда вам идти. Вас не призывали поддерживать какую-то конкретную идею, жить по некоторой схеме. Вам давались лишь закономерности и аксиомы. А так же пожелания, основанные на духовной логике. Из аксиом самая основная заключается в том, что сознание первично! Вся наша жизнь…жизнь человека или страны материализуется вследствие причудливой игры наших мыслительных процессов, которые разнятся по мощи и направленности, взаимодействуют, сливаются вместе или отторгаются друг другом. Из целей самая главная – свет! Лучше идти к свету! Выгоднее и полезнее быть добрым, приветливым, честным, созидательным, любящим! Из механизмов достижения главные это красота, гармония, доверие жизни, настойчивость, смелость, поиск, вера в себя, расслабление, созерцание, независимое свободное мышление! Из необходимых условий самые главные это хорошее здоровье, внутренняя чистота, регулярная уборка тела, физическая активность, работа с текущими по телу энергетическими потоками, настройка на связь с абсолютом и усиление этой связи! Именно поэтому вы здесь! Вы счастливые! Самое главное заключается в том, что вы не боитесь смерти физического тела! Вы знаете о том, что после смерти физического тела вы не умрёте! Вы словно уже умерли! Тот кто умрёт до того как умрёт, не умрёт тогда, когда умрёт! – Сан Саныч замер, подняв руку и указав на окно. – А там несчастные! Друзья, там миллионы несчастных! У многих из этих несчастных имеются дорогие вещи, достаток, работа, любящие семьи, друзья, увлечения. Но они несчастны относительно того уровня сознания, к которому прикоснулись мы. Но мы не фашисты, не коммунисты, не сектанты. Нам не нужны определения и названия. Оно у нас есть, но лишь для обозначения, принятого в общении. Нам не нужно маршировать строем, устраивать митинги, что-то кому-то доказывать или спорить. Но мы не можем ошибаться! Как мы можем ошибаться, когда нащупали путь, протоптали тоненькую тропку в вечный божественный мир бесконечного, бессмертного сознания! Это путь к тому самому библейскому дереву бессмертии. Пока мы уже притронулись к бессмертию духовному, но наверняка сможем притронуться и к бессмертию телесному, потому что нужная для этого информация находится в мире духовного! Но и духовного бессмертия уже достаточно для того, чтобы понять насколько несчастны те, кто не помнит, не знает о своём духовном бессмертии. От этого они мучаются страхами, попадают в плен к предрассудкам, становятся жертвами корыстных манипуляторов, порождают насилие, страх, боль, несправедливость, плодят и множат свои несчастья! Вместе с тем мы достаточно мудры, чтобы понять следующие вещи: они не хотят меняться, лень, страх, боль, страдания, предрассудки настолько глубоко засосали их, обложили со всех сторон, словно ватой, что любые призывы двигаться к свету в лучшем случае останутся без ответа, а чаще всего вызовут агрессию! Такие призывы звучали и звучат всю человеческую историю, но остаются не услышанными основной массой людей…массой, достаточной для коренного перелома ситуации в лучшую сторону…в сторону света! Но порождая боль, страдания, несправедливость и страх они топят наш общий корабль! Потому у нас нет иного выхода! Вопрос изменения сознания цивилизации – это вопрос в том числе и нашего с вами выживания конкретно в этих телах! Именно поэтому нам с вами жизненно необходимо в кратчайшие сроки разработать ясную, хитрую, простую модель, методику, схему…как хотите называйте. Но мы просто обязаны каким-то образом ненасильственно обойти всю эту тупость и гадость в душах наших земляков и посеять семена добра, любви, света, красоты. Под земляками я понимаю не только жителей России. Перед нами стоят примеры Будды, Иисуса, Мухаммеда. Мы видим, как их чистые откровения в руках бесконечных корыстных трактователей, посредников, интерпретаторов и прочих паразитов превратились в застывшие схемы. Схемы эти заржавели и почти не действуют. Они не способны изменить людей массово. А только массовое изменения в душах к лучшему может изменить и спасти нашу цивилизацию! Каждый человек в идеале должен стать самостоятельно ищущим всё более и более высокой связи с тонким миром вселенского сознания. Люди должны уметь осуществлять такой поиск постоянно, понимать его механизмы и принципы, его пользу и действенность. Они на своём собственном примере должны знать, что высокая связь с тонким миром дарит удачу, радость, красоту, здоровье, любовь. Они должны хотеть и уметь передавать этот навык своим детям. Поощрять их развиваться всё выше и выше…в бесконечные выси и светлые глубины! Ведь на данный момент жить с таким огромным потенциалом, который имеется у человека и не использовать его – всё равно, что всю жизнь кататься на современном сверхзвуковом самолёте по аэродрому, не пытаясь взлететь, не веря в то, что можно взлететь, даже не представляя о его истинном предназначении и потенциале. И глядя на единичные смелые полёты других, отмахиваться, признавая увиденное галлюцинациями. Общение с тонким миром, осознанное судьбоплавание должно стать таким же естественным навыком, передаваемым подрастающему поколению, как умение читать и писать. Но детей нельзя в который раз учить статичным схемам, засорять их сознание догмами, правилами, устоями. Говори и слушай – вот всё, что им нужно знать. Учись правильно формулировать свои мысли и посылать их в космос. Будь внимательным, смелым, чутким…чтобы услышать ответ, рассмотреть знаки, найти оптимальный путь. Будь мудрым, чтобы сопоставить свои вопросы и ответы, понять особенности ответов на различные вопросы. В подобной системе даже нет сомнения для самой возможности общаться с тонким миром. Такое общение в счастливом обществе будет восприниматься как само собой разумеющееся. И мы с вами настолько счастливы, что стоим у истоков становления этого общества. Такой грандиозный массовый духовный прорыв был предсказан очень давно немалым числом высокодуховных личностей. Мы с вами представляем из себя как бы технологов этого нового мира. Всё давно предсказано. Критическая масса страданий и понимания несовершенства существующего мироустройства и человеческого духа близка как никогда. Поэтому в таких непростых условиях, при таком количестве накопленного негатива, возможно на грани самой большой войны, небывалых кризисов всех мастей… В такой непростой ситуации, в которую себя поставило человечество, как ни парадоксально это прозвучит, но только эффективная, универсальная, простая, по-настоящему массовая технология быстрого и безболезненного перевода сознания на более высокие уровни способна вывести цивилизацию из крутого пике. Если же не выведем, то крушение. И это не громкие слова. Вы сами изменились, наверняка пробовали изменить других. Смотрите на мир иными глазами…открытыми глазами проснувшихся людей. Вы ценны тем, что прошли этот путь и можете его оценить. Естественно ваш путь бесконечен, но на данный момент мы говорим о границе понимания. Речь идёт о таком моменте, когда человек, глядя на определённые чудесные события в своей жизни, начинает без вариантов замечать её закономерности, проявление своих мыслей, реализацию желаний. Когда он понимает, что тот самый бумеранг работает и он пролетел рядом вчера, позавчера больно ударил по голове…и в следующий раз он эту голову проломит, если продолжать в том же духе. Естественно у каждого в голове разное количество извилин, но вы точно знаете, что если заниматься по системе, то вдруг происходят такие события, что задумается даже самый неверующий, а когда задумается, то непременно получит доказательства. Доказательства того, что обманывать и красть просто невыгодно, что радость возвращается с процентами, что смерти нет, что жизнь и в самом деле хочет человеку лишь добра. А всё остальное он создаёт себе сам. Подобная модель взглядов на жизнь, господствующая в обществе, называется цивилизационная парадигма. Вот её нам и предстоит изменить.
 Он открыл блокнот и с умным видом замер, что-то читая в нём. Потом продолжил речь.
 - Итак. Цивилизационная парадигма - это исходная концептуальная схема, модель постановки проблемы и её решения. Нынешняя цивилизационная парадигма, если охватывать коротко и обще, называется материализм. Этому всех нас учили в школе и именно поэтому эта тема настолько важна. Материализм говорит, что из неорганической материи в следствие случайных физико-химических процессов появилась органическая материя. Органическая материя в следствие опять же случайных процессов, охарактеризовать которые уже не берётся ни один здравый человек, появилась жизнь. Считается, что первая клетка случайно собралась из питательного бульона в древнем океане, возможно при прохождении молнии. Один мудрый человек сравнил вероятность случайного сбора первой клетки из жизнеобразующих элементов с ураганом, пронёсшимся по свалке и собравшим Боинг. Естественно у этих сочинителей речь о космическом сознании, руководившем процессом сборки клеток, не идёт. Смешно, понимаю. Но смешно не всем. Идём дальше. Дальше у нас…вернее у них эволюция жизни посредством опять же случайных факторов создала высокоорганизованные организмы, которые в свою очередь породили сознание. Таким образом по материализму сознание является порождением высокоорганизованной живой материи, не существует вне такой материи и бесследно исчезает вместе с ней. – Сан Саныч громко выдохнул и вытер пот со лба. – Бред! – констатировал он грустно. – Эти товарищи, которые нам совсем не товарищи, поставили телегу впереди лошади. У них конечная ограниченная материя вместила бесконечную информацию. Подобные несуразности укрепляются каркасом из громких научных авторитетов и подаются массам на съедение. Мы с вами, к нашему счастью и благодаря занятиям и увлекательнейшему поиску, сейчас на многочисленных примерах из наших жизней точно знаем, что некое всеобщее глобальное сознание существует вне живой материи, что сознание это изначальное, вечное, неуничтожимое, первоначальное, всепроникающее и всеохватывающее. Мы знаем, что постоянно обмениваемся информацией с глобальным полем сознания и друг с другом, делаем это в основном неосознанно, но иногда и прекрасно это осознаём. Степень такой осознанности возрастает вследствие нехитрых перенастроек внутреннего мира. Уверен, что массовое неумение общаться с тонким миром и между собой силой мысли проистекает именно из сбоя этих самых тонких настроек. Уверен, что подобная чувствительность присуща нам всем от рождения, но попадая под чудовищный пресс коллективного внушения, опять же бессознательного, утверждающего, что подобное не только невозможно, но и свидетельствует о душевном недуге. Мы видим влияние этого сознания на наши жизни и жизнь цивилизации в целом. Недоумеваем от того, насколько немногие в мире понимают такие элементарные для нас вещи. Мы учимся жить в резонансе с этим сознанием и жизнь эта гармонична, интересна, красива, удачлива, легка, здорова, энергична. Мы точно знаем, что после нашей смерти наша индивидуальность не исчезнет, что мы перейдём в другой мир и переход этот уже осуществлялся нами не раз и не два. Но основной вопрос заключается в следующем: наш общий на данный момент дом - планета Земля находится в опасности. – он задумался и брезгливо закивал. – Хотя, не стоит себя переоценивать. Земля не в опасности и жизнь на Земле как таковая тоже не в опасности. В опасности прежде всего человеческая цивилизации и большинство популяций наземных животных и, возможно, растений. Причина заключается в том, что человечество в целом, как и всё сущее, имеет два полюса. На одном полюсе стремление к грандиозному созиданию, на другом соответственно к разрушению. На данный момент все признаки говорят о том, что разрушающее…саморазрушающее начало человечества преобладает и продолжает усиливать своё разрушающее действие. Наивные надежды на то, что саморазрушение сможет самостоятельно остановиться в последний момент у края пропасти не стоит принимать в расчёт по-настоящему здравомыслящим людям. Я не случайно начал с цивилизационной парадигмы и материализма. Не смотря на то, что материализм отрицает определяющую роль сознания на окружающую действительность, сознание не перестаёт действовать. Это можно представить таким образом, что ярые материалисты, будучи такими же могучими излучателями мысленных энергий, воздействующих на все процессы, просто сами себе перекрывают доступ к осознанию этих процессов. Они как бы, будучи волшебниками, сказали себе волшебные слова: «Мы не хотим понимать истинной сути и строения мироздания, роли в нём сознания, и мы не хотим видеть доказательств этой роли ни в своей жизни, ни в любых других процессах.» И жизнь выполняет их пожелание…опускает пелену удивительной неспособности видеть очевидные вещи и игнорировать любые доказательства. Эти же волшебные слова говорят с самого детства формирующиеся личности в подавляющем большинстве наших образовательных систем. В итоге получается масса людей основными жизненными принципами которых являются следующие: «Живём лишь раз!», «Нужно взять от единственной жизни всё!», «Беря от единственной жизни всё, всё и дозволено!», «Нет никаких закономерностей в нашей жизни, а лишь нагромождение случайностей!», «Наши мысли и поступки никак не влияют на нашу дальнейшую жизнь, кроме очевидных причинно-следственных видимых взаимосвязей!», «После смерти ничего не будет!» Существующее положение усугубляется тем, что большинство людей, которые принимают самоуничтожающие решения от имени миллионов людей и за счёт средств и энергий этих миллионов являются носителями этого самого материалистического мировоззрения. Причём они нередко демонстративно религиозны и показушно добродетельны. Нашего противника не стоит недооценивать, но не стоит и переоценивать, делая из него всемогущего и всеведающего монстра. Кто же наш противник? Что он из себя представляет? По форме он представляет из себя пирамиду. Большую часть пирамиды составляет невежество, страхи, предрассудки, комплексы подавляющего числа жителей планеты. На вершине пирамиды находятся те, кто умело манипулирует этими страхами и этим поразительным невежеством. Манипуляторы от части неплохо осознают истоки своей власти и тратят немалые усилия на поддержание в обществе нужных им страхов, мифов, предрассудков, заблуждений…всего того, что делает людей безвольными и послушными, не ведающими своей истинной божественной природы. Можно сказать и так, что система ими поставлена настолько эффективно, что глупость в обществе при минимальных усилиях с их стороны самовоспроизводится. Но ничего не стоит на месте. Всё развивается. Не может не развиваться и человечество, даже зажатое страхами. Манипуляторы это прекрасно понимают. Они понимают, что не могут удержать естественный и необратимый интеллектуальный рост подвластного им стада. Поэтому ими был выбран наиболее логичный и эффективный вариант из всех возможных – направить интеллектуальный импульс людей по ложному пути, совпадающему с их интересами. Этот путь и есть материализм. Людям сказано: «Вы биороботы, живущие лишь раз, подчиняющиеся электромагнитным импульсам, исчезающим бесследно вместе с вами». Но человек исконно божественен. Никакая пропаганда не может уничтожить его суть, она рано или поздно прорвёт. Пастухи готовы к такому прорыву. На этот раз они готовятся пустить духовный импульс людей по другому ложному следу. Они надеются запутать духовный и интеллектуальный поиск в бесконечных обрядах, догмах, заповедях, сектах… Подменить истинный индивидуальный, самостоятельный духовный поиск организованной религиозной процессией в нужном им направлении. Самый страшный их кошмар – это общество людей, осознавших свою божественность. Невозможно управлять богами. Возникает несколько вопросов, на мой взгляд совершенно закономерных. Первое: насколько сами пастухи осознают принципы функционирования сознания всех уровней, от индивидуального до вселенского? Второе: мировая история и отдельные факты из нынешней нашей жизни говорят о том, что всё же существует некая сила, ведущая человечество к гибели. Вопрос звучит так: осознают ли люди, проводящие политику этой деструктивной силы или она использует их в тёмную? Вопрос третий: какое количество людей должно поднять уровень своего сознания, чтобы всё общество изменилось к лучшему? И ещё одно интересное наблюдение: на мой взгляд оптимальным будет такой вариант при котором подвластное стадо, вдруг, непостижимым для пастухов образом резко вырастет духовно, интеллектуально и физически…вырастет и окажется намного выше пастухов, предоставив им возможность продолжать копаться в навозе некоторое время, а впоследствии просто выкинет их за пределы полноценного существования, подвергнет отчуждению, потому что ложь, жестокость, алчность бывших пастухов, вдруг, окажется вся как на ладони и они просто не выдержат пристального взгляда представителей высокого сознания.
 
 
 
13. ПОСЛАННИК
 
                                                                 Первый луч новой эпохи блеснет
                                                               новым пониманием учения Христа.
                                                                                                         Е. Рерих
 
 
    Алу Шурпаев неторопливо готовил себе ужин. В который раз за последнее время разогревал он на примусе тушёнку из баранины, смешанную с вареным рисом…порядком надоевшее это блюдо весело шкварчело.
    Почти три недели небольшой отряд Алу безвылазно сидел в подземном укрытии в лесу недалеко от границы с Дагестаном. Кругом рыскали федералы. После громкой акции всегда приходилось ложиться на дно, отсиживаться и ждать новой возможности проявить себя.
    Подземное убежище насчитывало пять комнат в двух этажах; сделано оно было мастерски и замаскировано отлично. Находился тут и склад оружия, и большой запас пищи, и медикаменты, и снаряжение – всё необходимое для долгого ожидания и последующей борьбы.
 Бездействие и замкнутое пространство давило на людей и опытные боевики почти не общались между собой, чтобы не спровоцировать конфликт. Большую часть времени проводили они за чтением религиозных книг и молитвами…копили силы моральные и физические.
 Происходящее на поверхности отслеживали с помощью специальной аппаратуры и выдвижного перископа, как на подводной лодке. Иногда высылали разведгруппы, чтобы выяснить обстановку и выйти на связь подальше от убежища.
-         Мы вернулись, Алу. – вошедший Салтан Баркаев был правой рукой командира и сильнейшим борцом со сломанными ушами, расплющенным носом и бычьей шеей. – Беслан и Тимур ждут под висячим камнем…мы взяли русского.
-         Кто такой?
-         Гражданский. Одет в камуфляж, но без оружия и с длинными волосами. Похож на студента. Вот паспорт, был при нём. – борец повёл плечами. – Похож на сумасшедшего.
-         Марков Иван Сергеич. – прочитал в паспорте командир отряда. – Не женат. – он устало потёр глаза. – Что говорит?
-         Радуется, что наконец нашёл нас и просит, чтоб мы его убили…я же говорю дурачок. – Салтан зло улыбнулся. – Не похоже, что у него есть деньги. Может зарезать?
-         Успеем, брат, зарезать успеем. На аппаратуру слежения проверили?
-         Да. На нём ничего нет.
-         Тащите его сюда, посмотрим, что за самоубийца.
 Через сорок минут в комнату к командиру затащили и поставили на колени щуплого человека в болтающемся камуфляже, связанного и с мешком на голове. Когда мешок сняли, то перед ним предстал молодой парень, внешне похожий на Иисуса, с такими же волосам, бородкой и тонкими чертами лица. Он, не переставая, бормотал про себя молитву, смотрел куда-то в пространство, ничего не замечая и, видимо, приготовившись к смерти.
-         Ты кто такой? Откуда появился? Куда шёл? – командир начал допрос, поставив перед собой чай.
-         Убейте меня, я ваш враг. – голос пленника звучал тихо но твёрдо. Он всё так же смотрел в никуда и бормотал молитву.
-         Зачем ты хочешь, чтобы мы тебя убили? Ты сделал какое-то зло?
-         Убейте меня я ваш враг. Я ваш враг. – повторял он монотонно.
-         Наверное, ты хочешь, чтобы мы тебя распяли? – догадался Алу. – Ты хочешь повторить путь Иисуса?
 Пленник вздрогнул, поднял глаза на сказавшего это и улыбнулся.
-         Ты умный человек. – промолвил он. – Да! Я хочу пройти путь Иисуса!
-         Иисус не враг нам. – засмеялся командир. – Развяжи ему руки, Салтан.
 Последние слова заставили парня занервничать. Он напряжённо оглядывался, растирая руки и облизывая губы.
-         Ты успеешь умереть. – Алу взял вторую пиалу и налил чай. – Расскажи мне твои мысли, а потом мы тебя убьём.
-         Ты издеваешься надо мной! – выкрикнул тот.
-         Нет. Просто я не встречал ещё человека, желающего повторить путь Иисуса…мне очень интересно. Я и мои люди в любой момент готовы умереть во имя Аллаха…Расскажи мне. – он протянул чай.
-         Зачем ты хочешь слушать эту безумную собаку? – вмешался борец, стоявший в дверях.
-         Иди отдыхать, Салтан. – прикрыв глаза, чтобы не сорваться сквозь зубы выдавил командир. – Я позову, когда нужно.
 Сверкнув глазами, боевик вышел. Пленник отпил чай и уселся поудобней. Он поглядывал на собеседника, как бы прикидывая, стоит ли рассказывать тому хоть что-то.
-         Иисус не отказывал людям в помощи. – Алу улыбался, видимо обрадовавшийся новому человеку, как глотку свежего воздуха. – Ты же не хочешь даже поговорить со мной, Иван.
-         Почему ты сказал, что Иисус не враг вам? – спросил тот.
-         Я отвечу тебе на многие вопросы, но сначала расскажи свои мысли.
-         Я верую в Иисуса - сына божьего, верую в страшный суд и хочу быть достойным рая. Я войду в него как мученик за веру…
-         Я знаю писание. – прервал боевик. - Как ты сюда приехал?
-         С миссией Красного креста и позавчера убежал.
-         А ты хочешь, чтобы люди узнали о твоём подвиге?
-         Мне всё равно. – парень смиренно опустил голову. – Я делаю это для бога.
-         Думаешь, ему это нужно? – Алу смеялся. – Как вообще тебе в голову пришли такие мысли?
-         Иисус знал, что он сын божий. – пленник мгновенно преобразился: глаза засверкали, голос стал твёрже и выше, он выразительно жестикулировал. – У него были доказательства существования бога, у него был дар творить чудеса, он получал ясные свидетельства…Но он просил отче, чтобы чаша сия миновала его. Понимаешь? – он вопросительно поглядел на собеседника. – Иисус имел невероятную силу, помощь бога, его свидетельства и всё равно боялся и сомневался…
-         И ты решил, что если простой человек добровольно повторит этот путь, то его подвиг будет намного выше? – снисходительна ирония в глазах командира боевиков привела Ивана в замешательство.
-         Да! – неуверенно воскликнул он. – Я, сын человека, иду на смерть добровольно и мой поступок выше. Как мы можем судить муравьёв за их жизнь! Мы не были муравьями! Так и бог не может судить человека – он не был человеком. А Иисус был! Он был человеком, подвергался человеческим соблазнам и страхам, но выстоял. У него есть право судить нас!
-         Ты не дурак и даже не религиозный фанатик. – с грустной задумчивостью и разочарованием в голосе заключил Алу. – Ты намного хуже. – он замолчал, видимо выжидая.
-         И кто же я по-твоему? – не выдержал испытания повисшим вопросом пленник.
 Боевик улыбнулся, встал, прошёлся по комнате…немного постоял за спиной сидящего на ковре собеседника и, наклонившись к нему, прошептал:
-         Ты невежда. – засмеялся он, видимо ощущая себя котом, играющимся с мышкой. – Ты даже не утрудил себя внимательным прочтением христианского писания… Я даже не говорю о Коране. Ты ведь не читал Коран?
-         Нет! – вздрогнул тот. – Ты даже не пытайся склонить меня!
-         Молчи! – Алу ухватил пленника за шею и прижал его к полу. – Ты, грязная свинья, пришёл к врагам Иисуса! Ты даже не знаешь, что Коран признаёт и Иисуса, и Моисея, и многое из вашего писания! – он отпустил шею и Иван жадно втянул ртом воздух.
-         Как? – парень был ошарашен известием. – Ты врёшь.
-         Муса! – крикнул боевик в открытую дверь.
 Через минуту в комнату вошёл невысокий худой чеченец возраст которого сложно было определить из-за густой длинной растительности на лице.
-         Спроси Мусу. – указал на вошедшего командир. – Он учился в медресе…смелее, спроси.
-         Что в Коране сказано про Иисуса? – несмело выдавил из себя Иван.
-         Ответь ему Муса. – попросил Алу, указывая на место рядом с собой. – Сделай это для меня.
-         Мухаммед признал Иисуса посланником бога. – невозмутимо вымолвил Муса, принимая пиалу с чаем из рук командира. – Бог много раз обращался к людям через посланников, но они называли посланников богами. – он степенно отхлебнул чай. – Язычники назвали Иисуса сыном бога и стали поклоняться ему и его матери. Пророк Мухаммед, да светится его имя, называл христиан многобожниками, поклоняющимися трупам, называемым мощами и идолам – иконам.
-         Язычники? – недоумённо выдохнул пленник. – Кого ты назвал язычниками?
-         Христиане – язычники. – всё так же невозмутимо продолжал боевик. – Твои предки высекли славянских идолов и кинули их в реку, а вместо них стали поклоняться доскам с изображениями людей, которых они приравняли к богу.
-         Иисус сын божий! – возразил тот.
-         У бога нет детей. – ни один мускул не дрогнул на лице Мусы. – У бога никогда не было подруги. Иисус просто посланник. Он один из многих. Его задача была лишь передать, что сказал ему бог. Пришедшие после него извратили писание, чтобы править от имени бога.  
-         Бог один. – вмешался командир. – Он вечен. Он создал всё сущее. Он даёт людям знание истины через посланников. Но люди называют посланников богами и поклоняются им. Этим люди гневают бога. Их ждёт страшная кара.
-         Когда наступит время. – продолжал Муса. – Восстанут все души на суд, спросит тогда бог Иисуса: «Скажи Иисус, сын Марии, когда я посылал тебя своим пророком говорил ли я тебе, чтобы люди верили в тебя и мать твою, как в богов?» «Что ты, господи! – воскликнет Иисус. – Я передал им только то, что ты велел и ничего больше. Я не отвечаю за то время, которое они были без меня. Твоя воля наказать их или пощадить.»
-         В исламе нет изображений ни людей, ни животных. – Алу увлёкся беседой. – Бог везде… Он всё вокруг… Он один… Он хочет, чтобы люди поняли это… Но люди слабы и глупы… Им нужно видеть перед собой доску или истукана и просить их о помощи…Но вот упала доска и сама себе помочь не может… Даже в ветхом завете бог запрещает создавать кумиров или другие изображения и поклоняться им.
-         Зачем вы мне всё это говорите? – Иван смотрел затравленным зверем.
-         Ты хочешь найти истину. – командир боевиков улыбнулся. – Истина открывается достойному и готовому к ней. Истина вокруг нас. Для людей рассудительных полно знаков и знамений.
-         Но вы же считаете за честь убить христианина! – голос пленника уже выражал сомнение. – Вы проливаете кровь, не согласных с вами.
-         Мы защищаем свою землю. – отрезал Алу.
-         Скажи, Иван. – Муса пристально смотрел в глаза. – Разве мусульмане начали Мировые войны или создали ядерное оружие? Разве мусульмане пришли на твою землю и разрушили твои дома? Скажи мне, Иван, разве мусульмане продали душу дьяволу за нефть и золото и готовы ради них уничтожить миллионы людей?    
-         Мы не станем тебя убивать. – принял решение командир. – Тебя отведут подальше и оставят. Сегодня у тебя второй день рождения. – улыбнулся он. – Ты очень смелый и сильный человек. Направь свою силу на поиски истины и помощь людям…умереть ещё успеешь.
 
* * *
 
    Ваня Марков никогда не видел своего отца. Мать ещё в детстве отбила у сына охоту спрашивать о родителе. В их маленьком, похожем на барак, домике на окраине города царила строгая аскетичная обстановка. Иван неизменно вспоминал строгую богобоязненную мать в чёрно-серых одеждах, с платком на голове, хмурую, почти никогда не дававшую волю эмоциям. Засветло уходила она в храм, находившийся неподалёку, и возвращалась поздно; кормила сына, молилась перед сном… В церкви мать выполняла различные хозяйственные работы: уборка, стирка, приготовление пищи… Казалось, она всю жизнь намеренно мучила себя, пыталась искупить свой ужасный грех – рождение сына. Иван боялся мать, инстинктивно испытывал некое чувство вины за своё появление на свет. Их соседка тётя Люба, приняв как-то свою обычную дозу самогона, рассказала Ивану, что его бабку хватил удар, когда она узнала о беременности шестнадцатилетней дочери. Через шесть месяцев она умерла, всего за день до рождения внука, а девушка впала в глубокую депрессию, и врачи с трудом уговорили её не оставлять ребёнка в роддоме. 
    Жили они в самом убогом районе города. Кругом была грязь, покосившиеся сараи, серые давно не крашенные бараки, построенные ещё пленными немцами. В воздухе смешивались запахи нечистот, плесени, дыма и ещё чего-то затхлого и тоскливого. По улицам нетвёрдой походкой, держась за покосившиеся изгороди, пробирались горькие пьяницы. Шустро шмыгали в укромные уголки худые парни с бегающими жёлтыми, гепатитными глазами. Дрожащими руками вставляли они подобранную палку в край задранного рукава, перетягивали до синевы руку и искали вену…
   Благополучней всех в этом забытом богом и властями краю чувствовали себя цыгане, снабжавшие наперегонки поспешающих на тот свет жителей округи дешёвым пойлом и наркотиками.
   Важно вышагивали пузатые давно не бритые главы их огромных семейств, гордо обнажая при удобном случае ряды золотых зубов, сверкая массивными перстнями и брезгливо перешагивая через лужи остромысыми давно не чищенными, лакированными туфлями. Шумно ругаясь быстро перемещались разновозрастные группы смуглых женщин, одетых в длинные разноцветные юбки и кожаные куртки. Гордо прокатывались по району на ржавых копейках и пятёрках чернявые юнцы, не решавшиеся выезжать на большие дороги.
 Процветало воровство, грабежи, пьяные драки, многих смерть настигала прямо под забором… Как пришельцы с другой планеты, появлялись иногда милицейские машины, предпочитая всё ж охранять периметр и предоставляя возможность аборигенам вариться в собственном соку.
 При любом удобном случае каждая хоть немного уважающая себя семья старалась на любых условиях покинуть это, без преувеличения, гнилое место.
 Когда Ивану было восемь лет, его мать подхватила сильнейшее воспаление лёгких. Измотанная чрезмерно аскетичным образом жизни и мрачными мыслями она угасла всего за неделю, заранее смирившись со своим концом. Незавидная судьба ожидала сироту, если бы не приютивший мальчика настоятель того самого храма отец Сергий.
 Священник воспитывал Ивана в строгости, послушании, непререкаемом авторитете священного писания и неукоснительном следовании всем канонам православия. Отца Сергия, без преувеличения можно было назвать фанатиком веры. Он абсолютно не приемлил инакомыслия и на корню пресекал любые мысли юноши, выходившие за рамки христианского мировоззрения, которое трактовал весьма своеобразно.
 К двадцати трём годам Иван мог припомнить не более двух десятков посещений города, пугавшего его своим шумом и обилием спешащих по своим делам людей. Он не попал в армию из-за психического расстройства, отмеченного у него ещё в детстве. Иван панически боялся открытых пространств и громкого шума. День за днём проводил он в молитвах, хозяйственных работах и чтении церковных книг, которые вместо букваря использовал его наставник. В школу мальчик никогда не ходил. 
   Иван в некотором роде был лишён детства в самом распространённом понимании этого слова. Детства с шумными играми и забавами, солдатиками и стреляющими присосками пистолетами, был он лишён и общества сверстников, не говоря уже о сверстницах. Он боялся даже посмотреть на воплощение порока, прятал глаза при появлении рядом молоденьких девушек и старался тут же уйти прочь. Несколько раз ещё в юности отец Сергий уличал воспитанника в греховном интересе к некоторым свои органам и нещадно бил того палкой по рукам а потом по нескольку часов заставлял стоять на коленях, громко читая молитвы.
   Со временем Ивана всё больше стал впечатлять образ Иисуса. Сначала по-детски непосредственно, но с возрастом вполне осознанно юноша всё настойчивей пытался представить себе всю невыносимую тяжесть мучений спасителя. Нечеловеческая боль, испытанная сыном бога, липким тошнотворным комом ворочалась во впалой груди. Он сначала легко колол себя иголкой, но со временем добрался до гвоздей и тисков…поначалу бескровно, но затем и с кровью. Несколько лет Иван методично истязал себя, отодвигая болевой порог всё дальше и дальше…куда-то за пределы человеческого тела. Однажды, за несколько мгновений до перехода от жутких конвульсий, вызванных болью, в сладостное бессознательное состояние, Иван, вдруг ясно ощутил, что тело ослабило свою хватку и душа, радостно затрепетав, коснулась небес…и мимолётное прикосновение это наполнило его до самых пределов существа такой всеохватывающей верой, что он испытал долгий сладостный оргазм. Мощная горячая струя семени обожгла живот…цепная реакция высочайших вибраций несколько раз пробежалась по всем клеточкам тела, расплавив позвоночник.
   Находясь в бессознательном состоянии, Иван впервые в жизни познал видение. Откуда-то из тумана на него смотрели добрые бездонные глаза Иисуса. Юноше, вдруг, стало стыдно за свой оргазм, но взглянув в эти глаза, он понял, что это была не животная, недостойная человека похоть, а дар спасителя…настоящий религиозный экстаз.
   Отец Сергий давно заметил эти устремления воспитанника, поощрив того и дальше умерщвлять грешную плоть во имя спасения бессмертной души…священник был по-своему доволен.
 Однажды услышав от наставника о незаживающих стигматах, появляющихся у некоторых верующих в тех местах, где были нанесены раны Иисусу, Иван страстно возмечтал о них. В своих многочисленных молитвах юноша истово просил бога испытать его веру, указать путь, подать знак. Молитвы его с каждым годом становились всё глубже, искренней, неистовей. Начинал он, как правило, тихо и неуверенно, но уже через десять-двадцать минут состояние исступления овладевало им и молитва становилась по-настоящему неистовой.
 В такие моменты Иван терял ощущение реальности…он плакал, то заламывал руки, то простирал их к распятию…стирал кровяные корки с едва заживших коленей.
- Господи! – стенал он, вкладываю всю доступную энергию в каждое слово. – Господи Иисусе! – молитва эта лилась из его души, была придумана им много лет назад, после того, как наставник разрешил обращаться к богу своими словами. – Спаси и сохрани! Подскажи, господи! Подскажи и дай сил понять! Дай сил уразуметь! Дай сил следовать твоему указанию! Испытай меня господи! Ни боли я не боюсь, ни смерти, ни неволи, ни зла людского…одного лишь боюсь, господи, не услышать и не понять тебя! Пройти мимо промысла твоего, мимо слова, мимо знака, не уразумев и не исполнив! Убереги от греха, господи! Научи, защити, направь, образумь….
 
    В один из весенних вечеров после напряжённой молитвы Иван вышел в заброшенный цветущий сад, тянувшийся почти от самого храма до обрывистого берега реки. В сгущающихся сумерках хорошо было видно зарево большого костра, полыхавшего где-то в глубине между деревьями. На фоне огня мелькали человеческие фигуры, слышались громкие пьяные голоса, бренчала нестройно гитара. Иван огорчился тому, что не сможет пройти по узкой извилистой тропе, ведущей между яблонями, к его любимой скамейке на крутом утёсе, нависшем над водой. О том, чтобы столкнуться в темноте с пьяной компанией не могло быть и речи…другого же пути к его укромному месту не было, мешали непролазные кусты. Раздосадованный он развернулся чтобы уйти, но замер, остолбенев от услышанного. Несколько хриплых голосов затянули песню: «С причала рыбачил апостол Андрей; Спасистель ходил по воде! И Андрей доставал из воды пескарей, а спаситель погибших людей…» Никогда и нигде Иван не слышал раньше эту песню. Почти перешедшие на крик хмельные певцы давали ясный ответ на так давно и настойчиво мучавший его вопрос: «Видишь – там на гореее, возвышается крест! Под ним десяток солдааат! Повиси-ка на нёёём! А когда надоееест – возвращайся назад! Гулять по воде, гулять по воде, гулять по воде вдвоёёём!» Второй и третий припевы юноша слушал, уже стоя на коленях, рыдая и шёпотом благодаря бога.
 
 
-         Ты не смог. – не то спросил, не то констатировал отец Сергий, когда Иван появился в храме после поездки в Чечню.
-         Они не захотели убивать меня. – глядя в пол вымолвил юноша. – Они не враги нам.
-         Что? – священник сверкнул окружёнными паутиной морщин глазами.
-         Они признают учение Иисуса.
-         Ты слушал их? Как ты мог? Они извращают учение!
-         Я не мог не слушать.
-         Ты не мог заткнуть уши! – впалая щека отца Сергия нервно и быстро дёргалась. – Но сердце твоё должно было остаться глухим!
-         Я хочу лишь понять! – Иван впервые в жизни повысил голос на наставника.
-         Кто ты такой, чтобы подвергать сомнению вековые истины! Ты мог лишь покорно молиться о спасении! Ты предал святую веру, предал Иисуса, предал меня!
-         Я не предавал Иисуса! – юноша поднял глаза на наставника, и тот вздрогнул.
-         В тебя вселился бес! – попятился он, неистово крестясь. – Вон отсюда! Изыди! 
 
 
   Иван несколько дней пролежал в старом доме, оставшемся после смерти матери. Он иногда и раньше уединялся тут. Свет давно отключили, было грязно и сыро. Он питался одними сухарями, топился хворостом, собранным во дворе, молился при свете свечей.
   Что-то изменилось в нём. Какое-то сомнение прокралось в его метущуюся душу. Он по-прежнему молился Иисусу, был предан ему всем сердцем…но слова боевиков о том, что Иисус всего лишь один из многих посланников, постепенно открывающих людям божественную истину, не шли у него из головы. Текучие живые мысли эти без труда преодолели неподвижно застывшие каноны, обогнули вековые столпы веры и занесли зёрна сомнений. Иван, ощущая как медленно рушится его вера, не знал, что делать. Вернее вера не рушилась…она получила побуждение развиваться, расти и выйти за рамки, отведённые ей ранее.
   На Пасху Иван страстно захотел яиц. Словно из склепа вышел он на залитую весенним солнцем улицу и, щурясь, неторопливо направился в ближайший магазин.
   В обшарпанном давно не крашеном продуктовом павильоне, обклеенном разноцветными рекламными плакатами, стояла Роза – дородная цыганка в пушистом шерстяном платке и потёртой кожаной куртке поверх аляповатого коричневого платья. Три чумазых ребёнка непонятного пола лет пяти-семи облепили прозрачную витрину с колбасами и рыбой. Когда вошёл Иван, Роза, громко горланя и быстро тыкая пальцами в разные стороны, выбирала товар.
-         Печенье хорошее? Вон то!
-         Да. – как заведённая, металась за прилавком молоденькая светловолосая продавщица.
-         Нет. – тут же давала отбой цыганка. – Лучше шоколад…этот хороший?
-         Хороший.
-         Ещё воду вон ту мне давай! – Роза одним пальцем прижимала к блюдечку около кассы пятисотку.
-         Апельсиновая пойдёт?
-         Пойдёт. – она подвинула деньги вперёд, и как только девушка взялась за купюру, цыганка крикнула так, что та отскочила. – Соль! Ай, чуть соль не забыла! Рома мой сало солить собрался!
-         Пожалуйста. – продавщица бросала беспокойные взгляды то на покупательницу, то на неожиданно начавших громко клянчить детей.
-         Всё. Быстрее сдачу давай! – махнула рукой Роза, кидая продукты в пакет и отталкивая обступивших её цыганят. – Спешу я.
-         Восемьдесят три рубля. – выдохнула девушка облегчённо.
-         Я же тебе пятисотку дала!
-         Как?
-         Только что дала! Вон туда ты её положила! – цыганка потянулась через прилавок к кассе.
-         Вы не давали! – оттолкнула её руки девушка.
-         Ах, ты такая молодая, а уже аферистка! – Роза поставила пакет на стойку. – Забери товар! Отдай деньги! Больше сюда не приду и всем расскажу, как вы тут работаете!
-         Вы не платили! – продавщица потянула пакет на себя.
-         Подавись! На свечки себе мои деньги оставь! Себе и родным своим! За пятьсот рублей беду в дом приведёшь!
 В глазах девушки появился животный страх, она отпустила пакет и попятилась назад. Глаза её, моля о помощи и в поисках поддержки, встретили взгляд Ивана.
-         Пошла отсюда вон! – крикнул он на цыганку.
-         А ты чего лезешь? – обратила та на него чёрные бездонные глаза. – Тоже на тот свет спешишь?
-         Как бешеный пёс не принесёт охотнику добычу, так и незаслуженное проклятье не сбудется! – уставился юноша на Розу. – Твоё к тебе вернётся! – медленно пошёл он на неё. – Забирай всё своё себе! Именем Иисуса! – Ивана мелко и часто затрясло, но это был не страх, а невероятная сила…состояние, испытанное им не раз во время молитвы вмиг накрыло его, словно образовав между ними огненную стену, испепелившую чары, исходившие от цыганки. 
 Несколько мгновений этого магического противостояния Иван, не мигая до предела открытыми глазами смотрел на соперницу, ощущая ничтожность своры той нечестии, которую она привычно спустила, желая пробудить животный страх.
 Роза замолчала…как-то сразу сникла, осунулась, приняла виноватый вид. Она, не глядя, нащупала позади себя одного ребёнка и потянула к выходу, остальные послушно поспешили следом.
-         Спасибо. – вытирала слёзы продавщица. – Она очень меня испугала.
-         Не бойся. – Иван словно смотрел на себя со стороны и не узнавал. Он не мог понять, откуда взялся тот второй, который смог так отважно и умело дать отпор, быстро найдя нужные слова, мобилизовав мысли и чувства. – Три яйца дай мне, пожалуйста. – вспомнил он зачем пришёл. 
 
   Иван не знал, что делать дальше, как жить. У него не было не только работы и профессии, но даже образования. Почти закончились деньги, которые дал ему отец Сергий перед поездкой в Чечню. Из документов были только паспорт и военный билет в котором стояла статья, красноречиво говорившая о его психическом расстройстве.
   Самым же тяжким испытанием стала для него любовь. Впервые в жизни он приоткрыл маленькое окошко в своё сердце, но этого оказалось достаточно, чтобы сильное, приводящее в дрожь чувство, захватило его почти не знавшее нежности и тепла существо. Предметом обожания стала Света – та самая продавщица из павильона. Она была искренне благодарна Ивану за своё спасение. Как от чумы бежал он тогда прочь, держа пакетик с яйцами. Лишь нескольких минут разговора с ней, её слёз, улыбки было достаточно, чтобы парализовать его волю, заставить вопреки здравым рассуждениям приходить каждый вечер к закрытию павильона и наблюдать за ней из кустов, а потом неистово молиться, прося Иисуса избавить его от греховных мыслей.
 
 Как и в каждый вечер за последнюю неделю Иван ближе к восьми часам занял место в кустах напротив павильона. Он ждал, когда выйдет она.
-         Хорошая девочка.
 Услышал он тихий голос рядом с собой и обернулся… Слева от него внимательно наблюдая за павильоном на корточках в светящихся в сумраке белых одеждах сидел Иисус.
-         Ты? – только и смог спросить юноша.
-         Я. – ответил он, улыбнувшись.
-         Как?
-         Ты же звал. – удивился Иисус. – Я и пришёл.
-         Как? – задыхался от волнения Иван
-         Как, как…во сне. – передразнил он Ивана. – Как же ещё?
-         А зачем ты пришёл?
-         А зачем ты звал?
-         Я хотел спросить, что мне делать?
-         Жить.
-         Как?
-         А как ты хочешь?
-         Я хочу верить в тебя, господи! – Иван сильно волновался.
-         Как же я устал. – выдохнул Иисус. – Знаешь, сколько меня просят? Сколько зовут?
-         Не знаю.
-         Моё дело было принести весть. – продолжал он, сокрушённо кивая. – Передать слова, как почтальон, понимаешь? – Иисус выставил, видимо в доказательство своих слов, тёмно-синюю дермантиновую сумку с гербом и надписью «Почта России».
-         Да.
-         А что креста касается…так не было просто выхода другого. Я и не представлял, что про меня столько придумают всякого…мне потом так за это всё влетело. – он поморщился, видимо вспомнив что-то неприятное. – Слова мои главное, понимаешь? Главное то, что мне передать поручено было. А вы, неразумные, вцепились в крест, вместо исполнения заветов бога. Крест ничего вам не даст. Только истина может спасти.
-         Во что верить, господи! – взмолился юноша. – В святое писание…в проповедь? Подскажи!
-         В любовь, в жизнь, в свои силы верь. – пожал Иисус плечами. – А что писания касается…так можешь верить, тут я не указ, но знай – писание через сотни лет после меня составлено…домыслы во всех ваших писаниях, без исключения. Религия – творение человека. Истина вечна, а любое ваше творение исчезнет рано или поздно. Истину ищите, а не ритуал, движение к свету ценно, а не монотонное однообразие. Мне самому ничего не скажут, пока я со всем этим не разгребусь.
-         С чем? – не понял Иван.
-         Да вот с такими, как ты. Думаешь все ваши молитвы исчезают. – он грустно улыбнулся. – Каждую разобрать нужно, справки навести…а информации у меня очень мало. Нужно у главного спрашивать. – он вдруг щёлкнул пальцами. – Помоги мне!
-         Как? – Иван ничего не понимал.
-         Скажи там, когда проснёшься, чтобы к самому главному напрямую обращались.
-         А как его зовут?
-         А. – поднял палец Иисус. – Вот это-то вам и мешает. Не нужно имён никаких. Их там и быть-то не может.
-         Ничего не понимаю. – прижал ладони к лицу Иван.
-         Стучите, и отворят. Это я точно говорил. – похлопал Иисус по плечу собеседника. – Это я помню… Света выходит! – указал он на павильон.
-         Да не до этого. – отмахнулся Иван.
-         Да кто тебе вообще сказал, чтобы ты без любви себя мучил? – возмутился Иисус. – Сергий твой! Да плюнь ты на него! Как можно от любви отказываться! Иди к ней, глупый!
 Он встал, повернулся и пошёл прочь. Иван, еле дыша, смотрел ему вслед. Вдруг Иисус остановился и хлопнул себя по лбу.
-         Совсем забыл. – повернулся он к Ивану. – Ты моим именем больше людей не пугай! Не надо. Я никакой не судья. Каждый сам себя судить будет. – он хитро подмигнул. – Своим там это тоже передай.
-         А как себя же судить? – в который раз удивился Иван.
-         Потом узнаешь… 
 
    Весь следующий день после удивительного сна Иван не находил себе места. Мысли метались в его голове                                                                                                                                                                                                                                                                              с огромной скоростью. Было страшно и радостно одновременно. Два образа Иисуса стояли перед его глазами одновременно: изнемогающий в страшных муках жертвующий собой человек, и подмигивающий, хлопающий себя по лбу, совсем как прохожий с улицы. Ему больше нравился второй, но первый привычно занимал в его душе очень много места. И именно чувство вины перед страдающим Иисусом беспокоило Ивана больше всего.
    Ближе к вечеру всё существо его неумолимо потянулось к ней. Желание увидеть свою возлюбленную на время примирило двух Иисусов…тем более что второй настоятельно советовал идти к павильону.      
    Иван, воодушевлённый сном, решил на этот раз подойти к Светлане и заговорить. Он умылся, расчесал волосы, подстриг усы и бородку, почистил одежду и обувь…
-         Добрый вечер. – обратился он к ней, остановившись в нерешительности посередине пустого павильона. – Узнаёшь меня?
-         Да. – девушка испуганно смотрела на него.
-         Что-то случилось?
-         Роза умерла. – выдохнула Света, закрывая ладонью рот.
-         Как? – его бросило в пот, колени задрожали.                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                           
-         За три дня сгорела. – она обхватила голову. – Мне страшно. Приходили цыгане, спрашивали про тебя.
 
   На ватных ногах, пошатываясь, Иван брёл по ночной улице, не разбирая дороги. В голове гудели слова Иисуса: «Ты моим именем больше людей не пугай…не пугай…не пугай…»
   Откуда-то выскочила собачья свадьба. Чёрная средних размеров сука подошла к Ивану и стала его обнюхивать. Несколько здоровенных кобелей окружили его, те что поменьше стояли вдали, словно резерв. «Сейчас они меня разорвут. – подумал Иван. – И слава богу.»
   Он сел на землю и рванул ворот куртки, обнажая шею. Сука внимательно посмотрела ему в глаза и лизнула в щёку. Ивана заплакал, обхватив лицо руками.
   Собаки, возбуждённо дыша, скрылись в темноте.
 
   Иван не знал, сколько часов ходил по освещённой редкими фонарями и полной луной округе. Наконец ноги принесли его в тупик, образованный деревянными заборами.
   Слева в частном трёхэтажном доме, напоминавшем большой сарай, горел свет. Двор был заставлен машинами, на крыльце курило несколько человек.
- Розу поминают. – раздался справа слабый скрежечущий голос. – Второй день уже поминают. – захлюпала в чьём-то горле мокрота.
   Иван пригляделся: около покосившегося забора на каком-то бревне сидел маленький ссохшийся дед. В руке его еле тлела папироса.
- Розу? – выдохнул Иван.
- Помёрла Роза. – подтвердил дед. – Туда и дорога ведьме этой.
   Иван, словно заворожённый светом больших окон, миновал полуоткрытую калитку и направился к дому. Куривших мужчин уже не было, они оставили дверь распахнутой, и он беспрепятственно проник в дом. Прошёл сквозь просторный коридор, заставленный обувью и через высокую арку вошёл в огромный зал.
 За большим заставленным едой и бутылками столом сидело около полутора десятков цыган, только мужчин. Видимо старший из них, пузатый и седовласый задумчиво развалился во главе стола в напоминающем трон кресле. В комнате слева за отдельным более скромным столом сидели женщины.
 Когда вошёл Иван, глаза мужчин молча уставились на него. Кто-то выглянул из женской комнаты.
- Тебе чего? – брезгливо спросил один из них, молодой, высокий и крепкий на вид.
- Вы меня искали? – спросил Иван, почему-то глупо улыбнувшись.
- Кто тебя искал? – не понял спрашивавший.
- Ты из церкви? – сощурился старший. – Ученик Сергия?
- Да.
- Это он тебя прислал?
- Нет.
- Чего тебе надо!? – встал молодой и отодвинул стул, заметно нервничая. – Водки хочешь?
- Это я Розу убил. – снова улыбнулся Иван, но уже не виновато, а почему-то зловеще. – Именем Иисуса убил. А Иисус сказал, чтобы я больше никого его именем не убивал.
   Цыгане вытаращили глаза. Молодой, не глядя, сел на стул, едва не промахнувшись. Женщины слева застонали и зашептались.
- Убивать меня будете? – Иван истерически засмеялся. – Я с самого детства приношу людям несчастья…убейте меня, пожалуйста.
   Первым в себя пришёл старший. Он что-то забормотал на своём языке и остальные мужчины еле заметно закивали.
- Выпей. – бегая глазами предложил молодой, наливая стакан водки. – Помяни рабу божью.
- Это можно. - согласился Иван, до того пробовавший лишь кагор.
   Он залпом осушил предложенный стакан и согнулся, задыхаясь. Две пары сильных рук подхватили его и быстро понесли из дома.
 Иван видел всё, как в тумане. Крыльцо, тёмный двор, белая машина, заднее сиденье.
 Один из цыган сел рядом с ним, придерживая, второй за руль. Машина быстро поехала по ночным улицам.
 Сквозь опустившуюся пелену на Ивана глядел Иисус и улыбался.
- Я иду к тебе, господи. – улыбался ему в ответ Иван. – Совсем немного осталось.
 Но Иисус, продолжая улыбаться, еле заметно отрицательно покачал головой.
 Наконец где-то через полчаса машина остановилась на незнакомой тёмной улице. Водитель, не глуша двигатель, торопливо вышел, открыл заднюю дверь и бережно вынул Ивана, поставил на ноги, убедился, что тот не падает, так же торопливо вскочил за руль и машина, взвизгнув колёсами, быстро рванула с места.
 Иван сначала ждал удара ножом, потом выстрела…наконец он подумал, что его собьют машиной. Но цыгане уехали. Он истерически захохотал, опустившись на колени. Потом, не меняя положения, горько заплакал.
 Через некоторое время его одинокую фигуру осветили фары. Сзади остановилась машина.
- Чего, дружок, присел. – послышался веселый голос и приближающиеся шаги. – Устал?
 К нему подошли два милиционера и стали по бокам. Один наклонился, взял его за подбородок и повернул лицо к себе, внимательно рассматривая. Второй обшарил карманы и вынул документы.
- Ты чего на дороге расселся?
- Плохо мне.
- Перебрал?
- Смерти ищу, а она от меня бегает. – идиотски хихикнул Иван. – Чеченцы отпустили, не убили, цыгане отпустили, не убили…даже собаки не загрызли. 
- Как колобок значит. – засмеялся один из милиционеров. – Ну и мы, ты уж извини дружок, тоже убивать не будем. Грузи клиента. – обратился он к коллеге.
 
 Скорчившись в клетке ментовского бобика, Иван отдался апатии. Ему уже было всё равно, куда его везут и что с ним будет.
 Один из милиционеров включил радио и из динамиков зазвучало: «Онемел спаситель и топнул в сердцах по водной глади ногой: «Ты и верно дурак!» и Андрей в слезах побрёл с пескарями домой…»
 
 
 
 
 
 
 
14 ТРОИЦА
 
Каждый член иерархической организации  продвигается по службе, достигая уровня некомпетентности.
                                                                                      Л. Питер
 
 Пожалуй никогда ещё Максим так явственно не ощущал своей силы…хотя…моменты её, как правило неожиданного, проявления в его жизни являли собой такие яркие вспышки света, тепла, всемогущей радости, способной растопить лёд любых препятствий и разногласий, что всё происходившее до того, даже самое замечательное меркло и именно нынешний приход силы казался исключительным. Но старая жизнь цеплялась, словно тонущий за прутик, отвлекали бытовые мысли, мелкие неприятности силились вышибить его из седла. В такие моменты иногда приходило желание уйти из мирской жизни в тишину и покой уединения, но верх брал азарт борьбы, особый кайф ожидания новых проявлений силы именно среди этого дурдома и несовершенства, этих вспышек света на бледно-сером фоне, среди депрессивного и заблуждающегося окружения.
  Бывали до этого удивительные интуитивные прозрения, заключавшиеся чаще всего в предвидении встреч с определёнными людьми…и даже программирование этих самых встреч. Неприятные ситуации уже не раз рассасывались самым удивительным образом прямо на глазах, вопреки своему обыкновению некоторые из принципиальнейших педагогов и знакомых легко изменяли своим принципам и шли ему навстречу. Про замечательнейшие синхронизмы говорить и не приходилось… Максим уже привык к этим поначалу загадочным, иногда даже шокирующим совпадениям, заставлявшим мозг радостно вибрировать. Может быть и раньше вокруг происходило нечто подобное, а он просто не замечал этого. Ведь он неизменно обращал внимание знакомых и близких, находившихся рядом…но они лишь пожимали плечами, иногда подозрительно глядя на него и в их снисходительных ухмылках читалось нечто вроде: «Займись ты, Максим, чем-нибудь стоящим, вместо того, чтобы всякую ерунду подмечать.» Под стоящим делом каждый понимал разное, кто воспитание детей, кто карьеру, кто копление денег на какую-нибудь, в понимании Макса, бесполезную хрень. Вернее он точно знал, что бесполезная хрень, типа красивых и дорогих консервных банок…всех этих мерседесов и лексусов или модной одежды…всё это и так ему уже полагается в любых количествах за его внутреннюю работу и что самое важное в жизни человека находится выше, шире и глубже видимого материального. Но почти никто за пределами сообщества не разделял его мыслей по этому поводу. Всякая хрень неизменно стояла на первых местах в мечтах и целях. 
 Поняв, однажды, всю бесполезность попыток обратить внимание окружающих на некую систему закономерностей, то тут то там проявляющуюся в жизни Максим придумал и с гордостью записал свой первый афоризм: «Смотрящие под ноги никогда не поймут заглядывающих за горизонт».
 
- Слышал? Ты слышал? – возбуждённо хватал Максим за рукав Старого приятеля Вована.
- Чего? – ничего не понимая озирался тот.
- Ну мужик тот сказал: «Кому и кобыла невеста!» Слышал?
- Ну.
- Ты же это мне пять минут назад сказал, когда мы про женитьбу говорили…помнишь?!
- Ну и чего?
- Ты помнишь?
- Да помню, блин! Чего такого? Ну сказал и сказал?
- Синхронизм, понимаешь? – по инерции увлечённо продолжил объяснять Макс, понимая, однако, бесполезность всего этого. – Система себя проявляет. Такие синхронизмы, это как бы участки гармонии или закономерности…или системы опять же в океане хаоса. Система во всём есть, понимаешь? – спрашивал он грустно и глаза его потухали от обиды. – Это же самое главное…раз система есть – значить не нагромождение случайностей жизнь наша, значит правила имеются. Не может система без правил существовать…значит узнать эти правила можно и жить по ним…а может быть и изменить в соответствии со своими пожеланиями! – запинался он, смущаясь. - Мы, понимаешь, всё вокруг мыслями своими выстраиваем…управлять всем можем – добавил напоследок больше для себя.
- А кредит твоя система за меня отдать может? – ехидно улыбался Вован.
- Она всё может…но только не она за тебя, а ты сам с её помощью всё можешь, чего только пожелаешь. Заниматься нужно мышлением.
- Ну, ну. Тренинги твои сказочные.
- Ты представить себе не можешь, насколько всё это реально! Вован, братан! Только начать и через три месяца ты летать станешь!
- Да некогда мне летать! – разозлился тот. – Кредит висит, машина поломалась, жена с дочкой мозг весь пропарила! Тебе-то конечно! Чего не летать! Живёшь в своё удовольствие! Не работаешь, только тренингами своими занимаешься! А чего тебе не радоваться, когда ты ни за что не отвечаешь и тебе не о чем париться? Ни семьи, ни детей. У тебя даже ничего нет, кроме доли в хате с родителями! Да люди в твои годы миллионами ворочают, мир по пятому разу пересматривают, а ты в небесах всё летаешь! На землю опустись, братан, пока не поздно…
 
 Максим всё явственней ощущал пропасть между окружающими и ним. Это было одиночество на которое обрекает огромная сила. Но одиночество не тягостное, а в некотором роде великолепное. Он, оперируя всё нарастающими интеллектуальными возможностями, понимал, что нужно держать свои проявляющиеся способности незаметно. И способности, не особо сопротивляясь, притихали. Их уже не тянуло так настырно как на начальных этапах показать своё превосходство, рассказать о прелестях силы. Они стали ждать и от этого ожидания крепли всё сильнее.
 Но напряжённая, без усталости однако, внутренняя работа не могла не творить. Мышление становилось всё многограннее и образнее. Оно переливалось всеми цветами радуги, ничего не упускало, ловило каждый даже самый незаметный оттенок на лицах, в голосах и жестах. Улавливало знаки, угадывало мысли, предсказывало поступки, всё видело, понимало и переигрывало любого пока лишь в мысленном прогнозе различных ситуаций, опережало по всем направлениям и оказывалось в нужном месте в нужный момент.
 Это была пока лишь увлекательная тренировка. Лицо оставалось непроницаемым и Макса пёрло от осознания внутренней власти интеллекта...или скорее силы духа. Рядом, без сомнения, находилась масса талантливых, компетентных в своих областях людей, но всё же насколько поверхностны были они! Как же мелко плавали! Никто из встреченных им вне сообщества единомышленников не видел истоков происходящего вокруг дальше своего носа…дураков и дорог, плохой власти, бездуховности, парникового эффекта, происков недоброжелателей, случайных событий, несправедливого отношения, людской подлости, греховности, распущенности молодёжи, несовершенства законодательства…и прочих, прочих, прочих видимых проявлений взаимодействия невидимых энергий. Как говорится: карта местности воспринимается ими за саму местность. И уж никто, подавно, даже не заикался о наличии в его жизни какой бы то ни было системы закономерностей. Мелко и скучно становилось Максу уже через несколько минут разговоров с ними. Всё же при встрече нового человека мелькала надежда на то, что ну хоть этот да задумывался над ролью сознания в жизни не только его, но и всей цивилизации, не говоря уж о Вселенной…но тщетно. Мелко, дёшево и снова скучно.
 Но мышление Макса продолжало творить, оно творило неустанно. Его накрывали волны радости от невероятного богатства внутреннего мира. С такой кипучей внутренней жизнью ни о каком одиночестве речи просто не шло. Ему не скучно в общении с самим собой…и это самое главное
 
 Вот тогда-то и оформилось всё невысказанное в этой замечательной троице, появлявшейся для того, чтобы по ролям разыграть ситуацию и рассмотреть её со всех сторон. Они были плодом его бурной фантазии: романтик – идеалист Ленский, покоритель высоких целей, ревнитель традиций, создатель идеалов. На другом конце шкалы ценностей находился шалопай Фагот из свиты Воланда – развязный тип, болтающий всё подряд, но почти всегда по делу и в точку, но очень уж откровенно и цинично.
 Ленский носил в точности как на картинке из томика Пушкина чёрный фрак с белым кружевным жабо и вьющиеся волосы. Голос его был высок и звонок, жесты плавны и возвышенны.
 Фагота же Макс нарисовал сам в точности по описанию из любимой книги: длинный, худой, в жокейском сюртуке и клетчатой кепочке, с торчащими усами и пенсне с одним стеклом. Его скрипучий голос и резкие жесты постоянно выводили Ленского из себя и он нередко обижался, замолкал, уходил в себя, а однажды даже вызвал Фагота на дуэль, но тот лишь скрипуче рассмеялся, достал рогатку, подобрал засохшую какашку и растворился в воздухе, засадив перед этим свой снаряд Ленскому прямо между глаз.
 Третий же был по-настоящему великолепен. У него не было имени, голоса или жестов… Третьим был могучий межпространственный воин света в серебристых доспехах.
 В левом ухе его висела больная серьга с драгоценными камнями и крупной жемчужиной, бритую на лысо блестящую голову венчал длинный казацкий чуб…такие же казацкие усы дополняли мужественный образ.
   Он молчаливо и спокойно восседал на широком троне, покрытом пушистыми мехами. Тонкие черты лица и его бледная кожа выдавали благородное происхождение, шрамы на щеке и шее, а так же жилистые мускулистые руки и блестящий, стоящий у трона, великолепный меч – всё это завораживало Макса, говоря об огромном боевом опыте этого персонажа и внушало доверие. Взгляд воина светился голубыватым огнём, напоминая о космической силе и высоком статусе его обладателя. Воин общался с Максом мысленно. Ни Фагот, ни Ленский даже не смотрели в его сторону. Они цепляли друг друга, Фагот изводил Ленского своим цинизмом и издёвками, Ленский смешил Фагота своими надуманными правилами…воин же представлял собой главную жизненную цель Максима – власть над своими мыслями и чувствами, владение собой и окружающей действительностью, полное понимание всего и всех. До спокойствия и силы воина было ещё далеко, но само его присутствие подпитывало решимость идти этим путём. Само наличие запредельной цели говорит о возможности её покорения…а любые пределы – суть свидетельства беспредельности.
 Он прекрасно помнил момент их первого появления…это был непростой день.
 
 Максим вышел во двор дома тёти Маши – родной сестры матери и сел в беседку, задумавшись. Кругом со скорбным видом ходила многочисленная родня и сослуживцы дяди Коли. Сам же дядя Коля иссиня бледный лежал в гробу, стоявшем в зале.
 Макс с детства помнил дядьку, как непоседливого остряка и хулигана, душу компании, доброго и участливого человека. Года не дожил он до пятидесяти лет. Много курил, часто пил, пропадал на любимой работе, не обращая внимание на боли в сердце. Умер дядя Коля утром прямо в своём кабинете от инфаркта.
 На автобусе приехала делегация с предприятия. Вынесли венки, женщины как могли успокаивали тётку и её дочь, мужики угрюмо смотрели по сторонам.
 Максим слушал себя и не без удовольствия замечал, что он безразличен ко всем этим страданиям. Естественно он делал непроницаемое лицо, негромко говорил, но липкий страх, тяжкая тревога, которая ныла в душах всех без исключения присутствующих, даже не приближалась к нему. Страх не приближался не потому, что Макс умело от него спрятался или нашёл способ надёжно отгородиться…просто страху, как и всему сущему, для существования нужна энергия. И именно этой самой энергии Максим ему не дал.
 Он старался, как обычно в таких ситуациях, разобрать свои чувства на составляющие…проанализировать, всё взвесить самым тщательнейшим образом. Благо всё возрастающие возможности интеллекта позволяли делать подобные операции без особого напряжения.
 Тогда-то на помощь и пришла так полюбившаяся им позднее троица.
- Горе в семье. – грустно заметил Ленский. – Дочку жаль…да и жену тоже. Нескоро рана затянется.
- Есть немного. – согласился Фагот-Коровьев. – Но ведь это его выбор. Никто не вправе покушаться на его выбор.
- Ну хоть сейчас не начинай ты этого… - взмолился поэт.
- Чего этого?
- Рассуждений про душу и вечное бытие.
- Почему это?
- Горе у людей. Не время сейчас разглагольствовать. Не соболезнуешь, так просто помолчи, ради бога.
- Так потому и горе, что не помнят и не хотят помнить о вечном битие души! Если бы об этом помнили, то не было бы горя. Да ушёл человек из воплощения. Освободилась душа из тела…воспарила. Какое же тут горе?
- Да ну тебя! – отмахнулся Ленский.
- Как говорится. – развивал тему фагот, не обращая внимания на просьбу оппонента.- Оттуда никто не возвращался и мы не знаем что там. Так? Так. – ответил он сам на свой вопрос. – А раз никто не возвращался, и мы якобы не знаем что там после смерти, то почему автоматически выбирается плохой вариант?
- Ну почему плохой?
- Ну они же скорбят и плачут. Значит плохой.
- Они плачут потому, что он ушёл от них, а не потому, что ему там плохо.
- Так им себя жалко?
 Ленский открыл рот, но запнулся и укоризненно посмотрел на собеседника.
- Ненавижу тебя. – сморщился он. – Ненавижу тебя и твои мерзкие рассуждения. 
- А вот живут на свете племена дикарей, которых так называемая цивилизация считает примитивными. Так вот эти дикари умерших провожают с веселыми песнями и танцами и радуется тому, что человек ушёл в лучший мир. Искренне радуются. Им и в голову не приходит плакать и скорбеть. Потому что все их предки радовались переходу близких в иной мир и потомки будут радоваться…если конечно цивилизованное человечество их не осчастливит, как оно это обожает делать, не научит их плакать и страдать. – лицо фагота засияло радостью от удачной реплики. – Как тебе, поэт, мысль…соображаешь?
 Как Ленский не отбрыкивался от обсуждения, но лицо его выдало энергичную умственную работу, вызванную словами собеседника. Задуматься действительно было над чем.
- Это их культура и менталитет. – выдал он после недолгого раздумья. – У нас совсем другая.
- Оставим это пока. – выставил ладонь фагот. – Теперь насчёт выбора.
- Какого выбора?
- Выбора дяди Коли.
- О чём ты?
- Хватит придуриваться, поэт! Он курил? – начал загибать пальцы фагот. – Курил. Бухал? Бухал! Почти не двигался, обжирался чем попало, психовал…- фагот изобразил на лице крайнее недоумение. – И конечно не знал, к чему это приводит. Не знал, а поэт?
- В глубине души конечно знал. – согласился Ленский, как честный человек.
- Значит. – потянул паузу фагот. – Это его выбор. Так? Сердце-то давно болело, но он ничего не делал. Глотание валидола не в счёт. И все эти…глянь на них…- указал на группу мужчин, куривших на углу. – Курят, кашляют особенно по утрам, так что того и гляди лёгкие выплюнут, вечерами пиво около телевизора пьют, по выходным водочку глушат…и, словно пришибленные живут, озираются трусливо, друг друга хоронят потихоньку и неизвестно на что надеются. – он резко и звонко закричал. – Да туда им и дорога! Меньше народа – больше кислорода! Закопать всю эту рухлядь гниющую побыстрее, да новую жизнь начать!  
- Ты! – затрясся Ленский. – Ты фашист! Убью!
- Засохни, плесень благородная! – загоготал Фагот. – Что ты несёшь! Какой я фашист, идиот!? Они же сами себя убивают! Сами! Я лишь выступаю за то, чтобы все эти самоубийцы побыстрее реализовали своё право на смерть и не коптили бы небо, не заражали своим примером детей и не плодили бы новых самоубийц! Я за то, чтобы освободить место для тех, кто хочет полноценно жить и любит жизнь!
 
 
* * *
 
Сегодняшний вечер был особенным. Воин больше обычного присутствовал в нём и это частичное присутствие, казалось, подсвечивало взгляд Максима голубым мерцанием звёзд.
 В большом шумном ресторане среди разношёрстной толпы уже больше трёх часов гуляло около двух десятков бывших его одноклассников.
 Длинный стол ломился…никто не хотел экономить и даже те, кто не очень много зарабатывал с радостью раскошелились на такой редкий в их жизни праздник.
 Максим сидел посередине стола между Проктер энд Гембл – двумя неугомонными подружками Викой и Светкой, постоянно наклонявшимися друг к другу и опиравшимися на бёдра Макса, и тёршимися об него разогретыми коньяком грудями, и дышавшими жарко…
 Напротив развалил своё белое рыхлое тело Семён Альтман по прозвищу Швондер, высокомерно и поучительно рассказывавший о своих успехах в бизнесе, поездках по миру, количеству покупок…
 Ему в рот смотрел Коля – Крыс, всё такой же тщедушный и жалкий.
 Королева класса Вика Медникова кидала на Макса заинтересованные взгляды. А когда-то упорно игнорировала, гуляла с богатыми дядями по ресторанам…вышла замуж за коммерсанта, родила сына, развелась… Королева была ещё хороша, румяна…но прежняя прелесть пропала, в глазах появилась усталость, скука, тщательно скрываемая, но точно уловившаяся Максом глубокая депрессия.
 Он пил вино больше обычного…хмелел по-лёгкому. Разгорячённая кровь всё быстрее бежала по сильному чистому телу. Сегодня, возможно, он переберёт с вином. Потратит больше обычного витаминов, сожжёт кучу клеток…но восполнит ментальную энергию, возрадуется правильности своего пути, побудит себя к ещё большим свершениям.
 В самый разгар веселья появилась занимательная троица.
- Чуешь, братан. – подмигивал Максу сквозь отсутствующее в пенсне стекло фагот. – Вот твои сверстники…два десятка тут. Чуешь, как тебя прёт? Ты понимаешь, что один лишь здесь имеешь по-настоящему светлое будущее? Не стоит обращать внимание на ранние и кажущиеся успешными старты. Пока они кто на велосипедах, кто на машинах ломятся вперёд, не разбирая дороги…и пока те, кто вырвался вперёд, недальновидно показывают отставшим факи. Ты, братан, медленно, но верно собираешь на стартовой площадке ракету. – он округлил глаза. – Да что ракета – керосинка тупая! Летающую тарелку ты собираешь для межгалактических перелётов!
- Они все по своему хорошие ценные люди. – задумчиво встрял Ленский.
- Опять ты лезешь. – поморщился фагот. – Кто говорит, что они плохие? Кто тут сказал, что они не ценные? – заводился он всё больше. – Я тебя спрашиваю, мечтатель хренов.
- Какой ты мерзкий. – морщился в свою очередь поэт. – Приземлённый и пошлый!
- Ай, ай! – кривлялся фагот. – Ты глянь на этих ценных и хороших! Королева эта поняла, наконец, что такое секс и на любого готова запрыгнуть! Поняла, да только время её уходит! Каждый день вспоминает, сколько ребят классных обломала да обидела. Домой сегодня бухая придёт, по дороге ещё пару коктейлей купит, будет догоняться и около зеркала голой крутиться, плакать навзрыд, сантиметры со складками да морщинами на талии и жопе считать. Вспоминать шансы упущенные, женихов богатых, представлять, как с некоторыми на островах сейчас загорала бы. Проспится, кофе напьётся и опять, как белка в колесе: работа, ребёнок, телевизор…- фагот расходился в своих обличительных речах. – А толстый этот домой на такси поедет. Шлюху знакомую вызовет и будет тащиться минут пять. А потом заснёт, похрюкивая довольно. В выходные жрать будет целыми днями с такими же вкусовыми пупырышками да на толчке сидеть. В понедельник на фирму свою поедет от запоров весь на нервяке. Всех там покусает, властью своей насладиться, а там и обед…пожрёт, ещё с умным видом походит, а там и ужин. Телевизор посмотрит…за границу поедет, там опять много пожрёт…удалась жизнь, одним словом. Он же машину свою вылизывает…соринки в неё сдувает…а тело своё загадил под самую завязку! В машину он только фирменное масло льёт и бензин с проверенной заправки, а в себя всякое говно непрестанно пихает!
- А Киря? – довольно улыбнулся Ленский.
- Киря мне нравится - искренне согласился фагот. – Спортсмен, не пьёт, не курит, двое детей, жена красивая, работа неплохая и перспективы имеются. Умный, спокойный…молодец, одним словом.
- Вот видишь! – примирительно поднял палец поэт. – Не все плохи.
- Ты вот дворянин, вроде, но брешешь, как собака!
- Что?
- А то. – подбежал к Ленскому фагот. – Я всего на всего сказал, что у Макса единственного из них, да и из многих вокруг по-настоящему светлое будущее.
- Это что же за будущее такое?
- Осознанная жизнь, стремление к пониманию что, откуда, куда и почему? С самым главным у него в порядке! Фундамент он под всю жизнь возводит мощный. А эти сразу без фундаментов строить принялись и ввысь тянутся. Только строения эти хотя у некоторых и очень высокие, но ветром шатает и дождём подмывает! С Кирей нашим замечательным или близкими всё в порядке, думаешь?
- Думаю – да!
- Хрен на! – показал костлявую фигу фагот.- Он весь такой правильный и спортивный потому, что боится непрестанно! Дед у него от рака умер, а батя от сердечного приступа. Киря, бедный, три раза в год полное обследование проходит…чуть где кольнёт – он сразу смертельную болезнь у себя находит. Вот сейчас нажрётся, а завтра с бодуна ему все мыслимые болезни померещатся. Да случись что настоящее с ним или близкими…изведётся же весь…а с такими мыслями навязчивыми обязательно что-нибудь случится!
- А Макс не изведётся?
- Нет! Потому что знает, что вечен! Не верит, а знает! Знает! Знает! Знает, баран ты стихоплётный! Грести он по этой реке учится, кое-что получается и получится больше! А случится что с ним, так он вечен. А значит ничего случится не может! А если с близкими чего, то переживёт легко…потому что знает – они тоже вечны и ничего с ними случиться не может! Больно может быть и страшно перед опасностью настоящей и смертью, но ни самая сильная боль, ни опасность не смогут убить в нём осознание вечности своей истинной сути. Шире и глубже он смотрит и видит…да и жить так же учится!
- А если безумие? - хитро сощурился Ленский. – Если сознание померкнет?
- Тут ты прав. – констатировал фагот. – Сама вечная сущность никуда не денется, но понимание её как таковой может исказиться до неузнаваемости…тут признаю. Но опять же…вечная-то сущность неизменной останется даже в этом случае и рано или поздно даже самый безумный здесь вернётся в свою тонкую энергетическую сущность. Безумие-то оно в теле, а не в душе…
 Тут же на заданную тему Королева класса через стол кричала Вике со Светкой
- Настя Мурсова из параллельного…ну длинная такая…волосы мелировала стрелками…ну вспоминайте!
- Ааа. – закатила глаза Вика. – Которую мы шваброй звали?
- Точно. – хлопнула по столу Королева.
- Ну и чё она?
- А ничё. Пошла аборт делать. Инфекцию занесли и через три дня в землю. – развела она руки. – Вот и все дела. Была швабра и не стало.
- Ужас какой. – прижала ладони к щекам Вика. – Страх. – в поисках поддержки посмотрела она на Макса.
 Он пожал плечами, нелепо улыбнулся и сделал глоток сока.
- Вот что ты лыбишься? – укоризненно спросила Вика.
- Так. – махнул он рукой. – Вырвалось.
- Ну, ничего себе вырвалось. Девке тридцати не было…родителям горе, а он лыбится.
- Я не радуюсь. – пожал снова плечами Макс. – Просто смотрю на это всё немного по-другому.
- Ай. – махнула рукой Светка. – Макс всегда немного с приветом был, а теперь вот ещё и в секту какую-то попал. Они там с ума по-своему сходят.
- Максим. – округлила глаза Королева. – Это правда?
- Нет. – нейтрально кивнул он.
- Что не правда? – начала расследование Светка. – Скажи ещё, что ты не в секте?
- Не в секте.
- Ну это может не сектой называется…но ведь ты же в сборищах каких-то участвуешь на Профинтерновской в синей высотке новой? Вы там совместно типа развиваетесь. Ходишь на Профинтерновскую…ходишь? Я тебя там уже больше двух лет регулярно вижу. Ходишь?
- Хожу. – Макс громко засмеялся, закинув голову.
- И что там тебе хорошо?
- Ну да.
- Спасайся, пока не поздно…хочешь, мы поможем? – предложила Вика.
- Я подумаю. – не мог остановить хохота Макс.
- Опять ржёт. – недоумевала Вика. – Человек умер – ржёт, в секте мозги промывают – опять ржёт. А если тебе завтра мать зарезать прикажут в секте своей…тоже ржать будешь?
 Макс заметил, как разговор этот уловил и ждёт момента вступить Швондер, недолюбливавший его всегда, как Королева завела свою внутреннюю стерву… Крыс мутными глазами неодобрительно смотрел на него.
 Максим молча поднялся и направился в туалет.
 «Ну, ну. – думал он по пути. – Давайте теперь на меня ещё киньтесь сворой…какая же всё таки тоска зелёная и тут настигла!»
- Это не тоска. – впервые услышал он голос воина света в серебристых доспехах.
- А что же? – спросил Максим мысленно.
- Испытание. – блеснул глазами воин. – Поединок.
- И мне их нужно победить? – с досадой заметил Макс. – Так не хочется спорить и ругаться.
- Самая великая победа. – улыбнулся загадочный собеседник. – Это когда ты делаешь из врага друга.
- Разрешите мы с поэтом их разделаем под орех? – заискивающе обратился к воину фагот.
 Широким властным жестом воин показал, что даёт им полную свободу действий и не особо заботится о результатах.
- Значит так. – радостно стал потирать руки фагот. – Сейчас мы их…сейчас.
- Нельзя унижать и указывать на ошибки. – напомнил Ленский. – Этим мы их только ещё больше врагами сделаем.
- Да знаю я. – махнул рукой тот. – Умею чистые дела делать и натуру людишек насквозь вижу! Ежу понятно, что нельзя им напрямую выложить: господа одноклассники, вы клоуны, напрямую бездумно двигающиеся по накатанной колее. Накатанной вашими такими же шаблонными предками и все ваши ценности, понятия о добре и зле, любви и справедливости не имеют ничего общего с истиной. Вся убогость и неэффективность этого хлама неисчислимое количество раз доказывалась и будет доказываться бесконечными войнами, глобальной ложью и простейшим самообманом, высокой и ранней смертностью, подчиненностью низким кровожадным скотам, раболепством перед никчемными побрякушками, болезнями от лени и элементарного невежества, пустыми страхами и смешными предрассудками. – фагот решительно отрезал рукой. – Этого говорить нельзя! Но вместе с тем нужно прекрасно понимать, что в этом возрасте к ним уже приходят первые навязчивые мысли о смерти и бренности бытия, слабеют и стареют родители, всё чаще рядом уходят люди… У них уже полетели первые ласточки так называемого кризиса среднего возраста. – рассуждал он больше сам с собой. – А всякие религии и прочие толкователи смысла жизни больше подходят старушкам или должны вдалбливаться с детства параллельно с отключением критического мышления. А у наших ребяток стереотипы ещё не все мозги заполнили…кое-что они ещё соображают и значит, сюда мы и будем воздействовать!
- Сформулируй ложную мысль правильно, и она сама себя опровергнет. – подсказал воин света.
   Максим всё же с некоторым неудовольствие собрался уже вернуться за стол и задумался над тактикой победы, которой совсем, признаться, не желал, как его окрикнул кто-то на выходе из туалета.
- Макс!
 Он обернулся и увидел самого лучшего своего друга детства Матвея Сколышева, семь лет просидевшего с ним за одной партой.
- Здорово, Сколыш. – широко улыбнулся он. – А я уж и не думал, что ты тут появишься.
   Они обнялись.
- Ну как там. – спросил Матвей. – Наших много?
- Много.
- А обстановка как?
- По мне так не очень. – Макс закатил глаза. – Чё-то они меня жизни учить надумали…аж идти не хочется назад.
- Так давай и не поёдём. – хмыкнул друг детства. – Я сюда только из-за тебя и пришёл. Давай рванём куда-нибудь, посидим.
- А, давай в натуре. – обрадовался Макс и махнул рукой. – Деньги я по предоплате за себя отдал уже…даже и подниматься не нужно.
   Перед Максом заискивающе появился фагот.
- И правильно. – улыбался он. – Битвы это очень хорошо, но когда сердце не лежит, то и незачем напрягаться, если без ущерба можно избежать.
- Всё же от вызова уклоняться как-то не благородно. – засомневался Ленский.
- Во, во. – заскрежетал фагот. – Вот ты из-за одного слова пустякового землю парить и пошёл.
- Я честь свою защищал!
- Ну так и дал бы просто в морду…умирать-то зачем?
- Тебе, плебею, не понять!
- Да никому от там ничего не докажет. – примирительно зашептал фагот. – Пьяное бодалово у них там получится и всё. Слабые мозги именно тем и сильны, что их не взять аргументами.
 Макс в поисках ответа поглядел на воина света.
- По-настоящему великий воин сам выбирает себе место и время битвы. Слушай своё сердце. – блеснул он голубыми глазами.
 
  Друзья устроили ночной вояж ещё по трём кабакам. Пили, ели, знакомились с девушками…гульвасили одним словом.
 Матвей уже три года работал в областной администрации на невысокой должности и откровенно рассказывал Максу о взгляде изнутри.
- Так а как они вообще. – спрашивал Макс. – Ну как люди, если обще посмотреть? Что не так и можно ли всё исправить?
- Честно ответить? – Сколыш игриво посмотрел на него.
- Конечно честно.
- Черти они, братан. Черти самые настоящие.
- В смысле?
- Воры. Мелкие воры мечтают стать крупными. Вот и вся политика. А как всё исправить. – он закатил глаза. – Сам постоянно думаю, но не придумал ещё. Я рассказец сочинил…попёрло меня как-то слегка на эту тему. Пришлю тебе по электронке. Прочти взгляд изнутри.
 
* * *
 
 Семён Вениаминыч, не мигая, смотрел в монитор компьютера. Испарина выступила на лбу, горячей волной прокатилась по спине, обожгла ягодицы…волосы на голове шевельнулись. Сладковатый на вкус лавинообразный ужас, вклинился тупым тараном в сердце, мгновенно смешав в его богатой фантазии стройные ряды уверенности в спокойном и предсказуемом завтра. Всего одна маленькая буква…ничтожная чёрная закорючка на белом поле. Она смотрела на него и беспощадно цепляля острым своим краем.
 
 Без малого тридцать лет прошло с тех пор как он окопался в органах власти…именно окапался. Из соседних окопчиков и блиндажей выглядывали коллеги, внимательно наблюдавшие друг за другом. Холодные штормовые ветры перемен часто валили самые высокие деревья, суховеи иссушали мелкую поросль и кустарник…середняки же были наиболее устойчивы ко всем этим катаклизмам.
 Семён Вениаминыч успел поработать на благо родины в самых разнообразных областях… ещё комсомольцем поднимал сельское хозяйство, потом лёгкую промышленность…в лихие перестроечные времена рьяно боролся за качество в госприёмке, затем руководил отделом в департаменте культуры…Имел при этом за плечами институт физической культуры и несколько долгосрочных повышений квалификации и переподготовок.
 И за все эти годы, при разных режимах, первых секретарях обкома а потом и Губернаторах области твёрдо и уверенно держался он на плаву, никогда не поднимался выше заместителя начальника управления, но чаще всего возглавлял небольшие отделы. Как правило, его заботы, независимо от направления деятельности, сводились к координации работы нескольких узких специалистов, своевременному отправлению ими отчётов и ответам на многочисленные запросы. 
 Жизнь Семёна Вениаминовича текла неспешным узким потоком, лишь слегка булькая и всплёскивая пивком, коньячком или водочкой по пятницам и субботам с друзьями в бане…воскресенье посвящалось отходняку от бульканий разной степени тяжести и приготовлению к рабочей неделе.
 За годы, проведённые на госслужбе, Семён Вениамыныч стал непревзойдённым крючкотворцем…он владел важнейшим для любой чиновничьей структуры искусством составлять бумаги любых уровней сложности от постановлений Губернатора и служебных записок, до областных законопроектов. Наиболее же ценным для каждого начальника департамента, или управления являлось виртуозное ведение Семёном Вениаминовичем рабочей переписки между различными инстанциями, подразделениями, структурами, физическими и юридическими лицами.
 Суть такой переписки, как правило, сводится к изображению кипучей деятельности и затягиванию времени…но самое главное в этом тонком деле – это умело уйти от постоянно предпринимаемых коллегами попыток свалить на кого-нибудь часть своей работы, обязанностей или функций. Семён Вениаминович, теребя с хитрым прищуром аккуратненький ус, умело отфутболивал очередной пустой запрос дальше по инстанции…
 И всем вокруг было понятно, что если по-настоящему желать продвижению дела, то проще пройти один-два этажа и из первых уст от специалиста узнать интересующую в работе информацию, или даже позвонить и попросить сбросить документы по электронке…благо вся Администрация области подключена и к безлимитному интернету, и интранету, и всем мыслимым правовым базам…Но это если хотеть делать дело…а если изображать деятельность и иметь её документальное подтверждение в виде папок со всеми этими письмами, запросами, регламентами, приказами, уведомлениями…то тогда нужно мастерство Семёна Вениаминовича…и какая-нибудь ненужная структурка начинает замыкать на себе концы и заваливать всех вокруг нелепыми запросами и давать такие же нелепые ответы.
- Бюрократическая бумага может содержать тупость. – любил повторять молодым подчинённым Семён Вениаминович, щурясь поверх очков. – Они, как правило тупость и содержат. – продолжал откровенничать он. – Но! – поднимал палец. – Выглядеть наши бумаги должны безупречно!
 И неслись…вернее ползли во все концы бланки с синими гербами области и эмблемами Управлений и Департаментов в левом верхнем углу, оставляя разлучённого бумажного близнеца в папке секретаря для прикрытия тыла…такого-то и такого-то числа на такое-то письмо с таким-то входящим номером был отправлен ответ с таким-то исходящим номером…подпись начальника под текстом…фамилия исполнителя и его телефон мелким шрифтом в самом низу.
 2 см. от левого края, 1 см. от правого и 2, 0 снизу.
4,4 см. от верхнего края справа адресат:                             
 
 
                                                           Начальнику Департамента
                                                           молочных поросят,
                                                           свежего сена и утят
                                                           Ж……с…ой области
 
                                                          Ф.Ф. Фанфурину
                                 
 
                                     Уважаемый Филипп Филиппович!
 
     Главное управление молодых всходов, нетрудовых доходов и целевых расходов Ж…..с…..ой области на Ваше письмо от 00.00.0000 года № 00/00 сообщает о том, что количество молодых всходов будет учтено не ранее чем после подсчёта целевых расходов и нетрудовых доходов.
    План мероприятий на третий квартал 0000 года по учёту молодых всходов, нетрудовых доходов и целевых расходов прилагается.
    Просим Вас до 00.00.0000 года представить свои предложения для включения их в долгосрочную областную целевую программу учёта молодых всходов, нетрудовых доходов и целевых расходов.
    Так же для более детальной и компетентной проработки вопроса учёта молодых всходов, нетрудовых доходов и целевых расходов считаем целесообразным создать межведомственную рабочую группу с включением в нее представителей заинтересованных ведомств.
     Одной из целей создания указанной рабочей группы будет разработка концепции развития, которая, в свою очередь, послужит основой для разработки стратегии, а в долгосрочной перспективе адресных целевых программ.
 
Приложение: на 3л. в1 экз.
 
Начальник
Главного управления                                                                                          М.М. Коробок 
 
 
В.В. Вантус
999-99-99                
 
- Пусть культуру запросят. – привычно разгребал стопки макулатуры Семён Вениаминович. – Эту информацию мы дать не можем, статистика только в начале следующего года будет...так и ответьте. – задумывался он на мгновение. - Хотя! Пускай-ка они сами статистику запрашивают…у них ведь договор с ними тоже имеется. – Грыз дужку очков. - Тут мы им письма из экономики приложим…хи, хи…пускай голову ломают.
 Семен Вениаминович иногда любил лично относить разнообразные бумажки в кабинеты огромного здания. Не спеша и вальяжно прогуливался он по длинным коридорам, заглядывал к знакомым, иногда получал приглашение на чай или кофе, обсуждал новости и распространял сплетни, льстиво шутил с вышестоящими персонами…разгонял при этом застоявшуюся кровь, проходя несколько пролётов по лестнице.
 Работа в кабинетах подчинялась негласному графику. С девяти до десяти утра чаепитие. За час до обеда мучения голодом и моральная подготовка к самому обеду. Час после обеда сладкая истома с полудрёмой. И за два часа до окончания рабочего дня так называемое чемоданное настроение.
 Случались иногда и авралы. Приходилось спешить и закапываться в работу…оставаться на несколько часов вечером. Но подобные исключения из правила случались не часто и вся система неминуемо стремилась вернуться в сладостное полудрёмное состояние.
 
 Но неверно было бы сказать, что и управление в котором сейчас работал Семён Вениаминович, и все остальные ведомства производили только макулатуру и зря просиживали штаны и юбки.
 Какая-то деятельность всё же велась…экономика и социальная сфера кое-как выживала и даже делала небольшие успехи. Писались иногда и по-настоящему полезные бумажки, влекущие за собой ощутимые изменения в реальных делах….но настолько медленно ползла эта государственная машина, так глубоко вязла она в этих бумагах, ограниченности и некомпетентности, ненужных согласованиях, пустых совещаниях, межведомственных комиссиях, координационных советах и рабочих группах, долгосрочных концепциях и программах…столько бумаги, электричества и оргтехники потребляла при этом…требовала зарплату своим работникам и, самое неприятное, постоянно поднимала муть в которой могли отрывать куски различной величины более удачливые и предприимчивые коллеги Семёна Вениаминовича, которому за все годы службы лишь несколько раз удалось откусить от общего пирога. Его всегда держали на бумажках и ценили за это…но не более. Туда где шла настоящая делёжка ему попасть так и не удалось. Коррупция, как в слоёном пироге, цвела на самом низу, там где чиновник имел непосредственное общение с гражданами и наверху, там где принимались решения о распределении ведомственных средств, операций с недвижимостью или заключении контрактов от имени государства и прочих вкусностях. В среднем же звене деньги видели лишь на бумаге в виде виртуальных безликих цифр и никакого отношения к их распределению не имели, а значит и откусить не могли. Семёна Вениаминовича такая ситуация по-своему удручала. Он успокаивал себя тем, что не имеет денег, но зато и не рискует присесть на пару-тройку годков, как некоторые. И вместе с тем как опытный бюрократ он примерно подсчитывал сколько можно откусить от того или иного куска, имея возможность принимать определённые решения.
 С нескрываемым почтением смотрел он на настоящих аппаратных игроков, признаваясь себе в том, что он недостаточно смел, напорист, подл, лжив, подобострастен, многолик, расчётлив…
 Азартные и высокомерные тузы делали в этой игре серьёзные ставки. Падали, поднимались, шли на пролом, выжидали, объединялись на время в союзы, выигрывали, нередко если своевременно предавали…самые хищные и беспринципные, съев сородича, всё выше и выше несли на тоненьких ножках свои важные пузатые тела в блестящих костюмах…
 Имелось лишь одно направление деятельности, которое неизменно удавалось системе на ура…то, что она делала безупречно. Завидная мобилизация и беспримерная слаженность участников процесса наблюдалась при организации разнообразных показных мероприятий: встреч высоких гостей, награждений всех уровней, помпезных празднований годовщин и юбилеев… Безупречно проходили дарения подарков, проведение банкетов и фуршетов с пустыми громкими речами, фальшивыми улыбками, громкими аплодисментами, подведениями итогов, зачитыванием показателей…и прочими характерными атрибутами бессмертной советской системы, лишь добавившей пышности и обставившейся техническими новшествами, модными иностранными названиями да диковинными деликатесам, одним словом всеми прелестями недавно ругавшегося капиталистического общества.  
 
 Но сегодняшняя пятница была по-настоящему ужасна… «Чёрная пятница.» - подумал про себя Семён Вениаминович. Всё вмиг потускнело в конце так любимого всеми последнего рабочего дня недели.
 Потускнели ожидания горячего пара и душистого веника, пенного пива, шашлыка и ледяной водочки, тёплого дружеского разговора с давними проверенными друзьями и совместного пения в караоке.
 Всего одна маленькая закорючка на мониторе компьютера и испарился покой.
 Неделю назад Семён Вениаминович лично подготовил важное распоряжение губернатора, провёл его через правовую и лингвистическую экспертизы, всего за три дня собрал подписи всех двенадцати замов и самого губера…
 Пять минут назад он лениво заглянул в виртуальную правовую базу администрации области чтобы убедиться в том, что распоряжение занесено туда и…обомлел.
 В самом низу документа, где жирным шрифтом значилась фамилия главы области он перепутал всего одну букву и, надо же случится такой подлости, эта буква превращала вполне нейтральную фамилию губернатора в грязное ругательство.
 Семен Вениаминович вытер вспотевший лоб и подумал было, что все тумаки посыпятся на лингвиста, проверявшего правописание… Но проверяла совсем молоденькая девочка, только пришедшая в администрацию. Ей, конечно, достанется. Но, Семён Вениаминович в этом не сомневался, крайним, как автор текста, окажется именно он.
 Недавно с самого верха пришло указание о двадцатипроцентном сокращении сотрудников. Люди сразу как-то притихли, гадая, по кому придётся удар. Каждый надеялся, что именно его обойдёт горькая участь. Семен Вениаминович чувствовал себя до этого момента вполне уверенно…но финт с фамилией губера резко меняет расстановку сил.
 Сегодня за сорок минут до конца рабочей недели никто не полезет в базу…скорее всего никто. А вот в понедельник… Семён Вениаминович зажмурился, представляя, как с огромной скоростью распространится по администрации весть о новой фамилии губернатора. И тогда, кто знает, как всё это отразится на его судьбе.
 Возникла мысль о том, чтобы пойти в протокольный отдел покаяться и попросить изменить в тексте всего одну букву. В сущности это пустяки. Но у Семена Вениаминовича, абсолютно бесконфликтного человека, в администрации был всё же всего один враг…и именно эта мымра – начальница протокольного отдела.
 Пару лет назад, серьёзно нагрузившись на новогоднем банкете, он пригласил её танцевать, шептал на ухо какие-то липкие комплименты, а потом жарко целовал в тёмном коридоре. Одинокая грузная дама все новогодние каникулы знойно тосковала по внезапно свалившемуся на голову горячему смелому кавалеру, но была оскорблена до глубины души его ледяным равнодушием и насмешками всеведающих коллег. Одним словом и речи не могло быть о том, чтобы изменить ужасную фамилию губернатора в базе через протокольный отдел. 
 Махнув на всё рукой, но с очень тяжёлым сердцем и дурным предчувствием Семен Вениаминович после работы направился в так любимую им ежепятничную баню.
 
 Баня в которой уже почти семь лет собиралась компания из полутора десятков мужчин находилась за городом в частном доме Валерия Николаевича - старого друга Семёна Вениаминовича.
 Обычно шумная компания парилась до красных квадратиков на коже, обдавались кто с визгом, а кто, сжав зубы, ледяной водой из кадки, подвешенной к потолку в мойке…зимой разгорячённые кидались прямо в снег. Тут же в просторной комнате отдыха, добротной и уютной жарили шашлыки в камине, закатывали послебанные пирушки, до хрипоты пели в караоке.
 Душа и тело после таких процедур парили где-то в небесах, на время проходила ломота в пояснице и коленях, нормализовывалось давление. И хотя нередко случались переборы, банный бодун был всё же приятным и лечился наутро прямо тут в не успевшей ещё остыть парилке. Благо места было много, и значительная часть компании обычно оставалась ночевать.
 
 Семен Вениаминович парился сегодня вяло без обычного азарта. Проклятая фамилия губернатора никак не хотела уходить у него из головы. Возможное сокращение усугублялось немалым ипотечным кредитом, который они с женой взяли, купив квартиру сыну после его свадьбы, висел и кредит на машину. Они с супругой всё здраво рассчитали: свои зарплаты, расходы, выплаты. Резко замаячившее впереди сокращение могло принести семье немалые неприятности…если не сказать больше.
 
- Ну как ты Сёма!? – плюхнулся за стол пузатый, красный как рак, хозяин бани. – Что-то невесел, дружище.
- Ай. – отмахнулся чиновник. – Неприятности на работе.
- Бывает. – понимающе кивнул тот. – Всё пройдёт…не тоскуй. Главное здоровье.
- Пройдёт. – кивнул Семён Вениаминович, наливая себе водки.
- Правильно! Гонять вас всех надо. – наигранно крикнул жилистый Митяй, работавший мастером на заводе и никогда не упускавший возможность ехидно подшутить над товарищами. – А то окопались там, как сурки, и ничего не делаете!
- Они о России думают! – заржал Иваныч, работавший главным инженером на оборонном предприятии. – Отдохнуть им некогда! Всё думают и думают!
 Подобные шутки случались и раньше. Семён Вениаминович не обращал на них внимание, отшучивался, включал дурака. Если же его всерьёз начинали спрашивать о сути работы в органах власти и задавать вопросы, почему жизнь в стране, мягко говоря, оставляет желать лучшего, он обычно начинал переводить разговор в то русло, дескать со стороны только всё просто кажется, он ведь не берётся судить о работе главного инженера, что имеются исторические и социальные закономерности развития страны и общества, что нужно время в новых условиях хозяйствования, что само общество ещё не созрело для лучшей жизни. В подобных обходных манёврах беседа на тему эффективности власти обычно и затухала. Никогда осторожность старого волка не позволяла ему даже с самыми близкими рассуждать искренне о государственной власти. Но сегодня чиновника словно перемкнуло. Внутреннее напряжение и обида хлынули через край. Давние тайные мысли вдруг настойчиво попросились наружу.
- Раз нет хорошей жизни, значит не заслужили. – задумчиво констатировал он и, не предложив никому чокнуться, опрокинул рюмку в рот.
- Как это не заслужили? – насторожился Митяй. – Пенсионеры, здоровье Родине отдавшие, не заслужили? Или работяги честные…или дети малые?
- А никто значит не заслужил. – хрустнул огурцом чиновник.
- Тихо. – миролюбиво попросил хозяин бани, уловив плохое настроение друга. – У Сёмы неприятности.
- Да пусть балакает. – успокоил тот. – Я не против. Даже готов честно всё рассказать.
- С чего-то вдруг. – поднял глаза средней руки коммерсант Мухин.
- А просто так. – улыбнулся натянуто чиновник. – Почему, спрашиваете, жизнь в стране плохая?
 Он вызывающе оглядел восемь внимательных красных лиц и налил себе ещё водки. Выдохнул и, опять никому не предложив чокнуться, залпом выпил.
- Я вам скажу правду. Считайте меня перебежчиком с той стороны. Всё как оно есть без утайки. Хотите?
- Конечно хотим! – озорно согласился Митяй, озираясь в поисках поддержки.
- Да не насилуй себя Сёма. – продолжал попытки упредить конфликт Валерий Николаевич. – Ничего нам от тебя не надо. Мы же пошутили. Ты ведь почти ничего там не решаешь.
- Народ имеет право знать. – глубокомысленно констатировал Семен Вениаминович.
-Имеет! – согласился Митяй. – И требует!
- Вся эта система, братцы, сделана не для того, чтобы жизнь лучше стала. Всё равно ей как народ живёт…до фонаря…понимаете? – рассказчик неожиданно почувствовал, как эти слова приносят ему несказанное облегчение и его понесло дальше. – Власть, как и любая система, она живая. А любая система живая прежде всего занята собой. Своей жизнедеятельностью и ростом. Потому как если система не растёт, то она уменьшается. – он хлопнул рукой по столу. – А вы сидите молча и смотрите, как она из вас соки сосёт! Ну и сидите дальше! Ничего само не изменится! Не для перемен система создана, а для самообеспечения и самоизоляции! Клан это, если хотите, как мафия…почти закрытый. Посторонний человек туда почти не попадает…всё по знакомству. Ещё на входе отбор происходит, и потом просеивают постоянно. Пауки в банке дерутся и самые сильные, хитрые и подлые в этой драке побеждают! И победившие пауки свою пехоту подтягиваю, потому как победившим паукам не нужны умные и компетентные! Им нужны свои! Те, кому они доверять могут, кто уже делами мутными замазан! Есть, конечно, хорошие люди, но система их или под себя переделывает, или выкидывает на хрен. Раньше и уничтожала слишком активных…но, слава богу, эти времена прошли. Хотя. – скривился он. – И сейчас грохнуть могут, если конкретную информацию кто-то слить попробует.
- А ты не боишься сейчас, Сёма? – поинтересовался удивлённый хозяин бани.
- Да. – махнул рукой тот. – Похоже, накрыло меня девятым валом. Сократят. Есть работа какая? Могу банщиком пойти. – натянуло улыбнулся он.
- Это верняк…про сокращение?
- Посмотрим. – пожал плечами чиновник. – Но если оставят, то с меня банкет.
- Хочется остаться? – уже без иронии с некоторой долей участия поинтересовался Митяй.
- А что я умею…кому я нужен на старость лет? – хмыкнул Семён Вениаминыч. – Конечно хочется.
- Ну а как ты всё это изнутри-то видишь?
- Много чего изнутри видно. Но самое главное во власти это те, кто готов ей подчиняться. Все подчиняются, хотя понимают, что власть глубоко порочна. Без давления эта система сама не изменится…ей и так хорошо. Она вместо дела создаёт виртуальную реальность и с нею борется…потому, что с виртуальной реальностью легче бороться, чем настоящим полезным делом заниматься.
- А зачем виртуальная реальность? – нервно замахал руками Митяй. – Я не понимаю! Почему жизнь в стране лучше не сделать?
- А смысл? – тоже замахал руками чиновник. – Тем, кто сверху при этой системе хорошо обламывается и они прекрасно понимают, что если её переделать, то им места в ней не будет. А тем, кто снизу всё равно. Зарплата одинаковая хоть работай, хоть видимость создавай. Вы когда-нибудь двадцать лет в кресле неподвижно сидели? Монотонную скучную работу делали? Да тысячи способов имеются затормозить любое дело просто из лени. А лень там почти у всех. Лень телесная и интеллектуальная. Там через дверь могут часами по телефону разговаривать, а жопу не оторвут от кресла. Болото из уставших, неподвижных, ограниченных, ленивых людей. По отдельности вроде хорошие и даже замечательные, а вместе болото непролазное, в котором любое дело если не тонет, то уж вязнет точно. Но ленивые активных или не пропускают, или переделывают, или давят. Контроль опять же.
- Какой контроль?
- Контроль власти почти за всеми сферами жизни общества. Да минимум половина наших, так называемых, контролирующих и координирующих функций не нужны. Система свой нос везде сунуть хочет. А контролировать удобнее на низких скоростях. Вот всё и затягивается специально. И работают не за результат и пользу дела, а за оценку начальника…ни больше, ни меньше. Дело никого не интересует. Главное выполнить задание, чтобы начальник был доволен. А если начальник дурак, то он глупые задания и даёт, но они выполняются. А человек, попавший в кресло, главной своей задачей видит удержание этого кресла. А кресло удержать можно, только если начальник будет доволен. Иногда, конечно, совпадает довольство начальника с интересами дела, но главное, чтобы подчинённые не слишком умные были, чтобы на его место не заскочили…не обошли.
- Много воруют? – грустно не то спросил, не то констатировал Митяй. 
- Не считал. – фыркнул Семён Вениаминович. – А где, кстати, воруют?
- Ну у вас…во власти?
- По некоторым оценкам. – сделал глубокомысленную паузу рассказчик, задумчиво завращав глазами. – По некоторым оценка это примерно второй ВВП страны.
- Чего? – вытаращился Митяй и несколько человек из компании.
- А вы чего думали? – засмеялся Семён Вениаминович. – Вы думаете гаишники, пожарники, те, кто всякие лицензии выдаёт…они ворую? – он отрезал рукой. – Ворую, конечно. Но такая мелюзга только для отвода глаз ловится, и внимание на неё обращают для того, чтобы на настоящих воров не смотрели. Настоящие куски откусываются там, где решается судьба бюджетных миллиардов. Там, где решается кто, когда, а, главное, за сколько будет строить дороги, мосты, дома, одевать и кормить армию…поставлять ей вооружения, убирать улицы, продавать или сдавать в аренду имущество, леса, поля, недра… Куча всяких конторок и институтов за серьёзные деньги исследуют направления ветров, подземные воды, социальное положение, общественное мнение, искоренение коррупции наконец… И всё легально! Везде проводятся конкурсы и аукционы на право заниматься этими делишками, только участвуют в них по заранее разработанному сценарию и только те, кто нужно…выигрывают тоже свои, и за выигрыш отваливают, а чтобы не прогореть цену за свои работы ломят…но эту завышенную цену утверждают на совершенно законных основаниях. А потом везде трубят о борьбе с коррупцией. Одна группировка другую сольёт, чтобы себе дорогу расчистить. И коррупционеров берут периодически, и места для новых освобождаются.
 
 
 
 
15. ГАДИНА
 
 
                                                                           Запомни, Шарапов: наказания  
                                                                           без вины не бывает.                                                                                                                                                    
                                                                                                     Г. Жеглов
 
-         Здрасте, дядя Олег. – сказал Саша Красин, озираясь беспокойными бегающими глазами, когда его привели на свидание в следственный кабинет через сутки после ареста. – Мне всё подкинули…это не моё! Я вам клянусь!
-         Успокойся. – Сохатый давил сына друга своим взглядом. – Я знаю всё, что ты хочешь сказать, знаю, что случилось. Хочешь, чтобы я тебе помог?
-          Да…а где отец?
-         Ты же бегал от него. – он выложил на стол одноразовый контейнер с бутербродами. – Мать тебе пакет с вещами передала… Я буду тебе помогать.
-         Когда меня выпустят?
-         Саша! – дядя Олег подался вперёд. – Всё только начинается. У тебя двадцать колёс взяли, особо крупный размер. Ты ещё не понимаешь всей жопы. Это свидание тысячу баксов стоит. – он убедил Краза разрешить ему заняться перевоспитанием Сашки.
-         Сколько мне тут быть?
-         Вообще по таким делам на первый раз четыре года дают. Буду искать ходы.
-         Ну, можно же заплатить!
-         Можно, но надо подождать.
-         Сколько?
-         Я тебе ещё раз говорю: наберись терпения! – Сохатый увлёкся воспитательным процессом. – Сам обосрался, сам сюда попал – теперь терпи. Вот настоящая жизнь…добро пожаловать во взрослый мир.
-         Неужели нельзя под подписку?
-         Слушай внимательно, что делать и говорить. – принялся загибать пальцы бывалый сиделец. – Наркота не твоя. Ничего не подписывай без адвоката.
-         Уже заставили подписать.
-         Ну и дурак.
-         Я же не знал. – на глазах юноши навернулись слёзы. – Обещали под подписку отпустить.
-         Разберёмся. – махнул рукой Сохатый. – Главное не это. Главное, ты скоро на тюрьму поедешь. Запомни следующее: языком не трепать, не спорить, ничего не просить, ни во что не играть, нос никуда не совать, про богатых родителей никому не говорить и главное – не дай бог тебе кого заложить…заложишь – я тебе не помощник. Понял?
-         Да. – Сашка кивнул и опустил голову.
-         Всё, пока. Я пошёл. Не ссы.
 Сохатый спустился на улицу и сел в машину, где его ждал Краз.
-         Ну как там? – спросил он, заметно нервничая.
-         Нормально. – лениво ответил друг и засмеялся – Там безопаснее чем на улице.
-         Чё ты ржёшь?
-          Да не ребёнок он давно! Восемнадцать лет уже! Полезно ему будет! – Сохатый мог умело надавить на компаньона. – Он там под присмотром.
-         Да, да. Ладно…не баба в конце концов. Сам заслужил, перед ним все дороги открыты были. – согласился тот. - Давай с психом бухнём, умеет он настроение поднять.
-         Хорошая идея…звони.
 
   Мелкая дрожь била Сашу Красина. Казённая система, сложившаяся много лет назад и почти не дающая на первоходах сбоя, бесстрастно принимала маленького испуганного человечка. Сухие фразы, мрачные кирпичные стены, леденящее равнодушие… Стандартные процедуры: запись в распределителе, трёхчасовое ожидание в стакане – крохотной камере без света размером метр на метр, десять часов в подвале корпуса без еды, медосмотр с флюрографией в холодном кабинете, помывка в грязном душе, отпечатки пальцев, опять подвал.
    У тюрьмы есть свой особый запах, голос, вкус... Запах её складывается из гнилой сырости, протухшего пота, табачного дыма и отходов жизнедеятельности… Голос состоит из гулких шагов, звяканья огромных ключей, лая собак где-то на дворе и криков зеков на решётках камер. Особый привкус придаёт алюминиевая посуда липкая и грязная, недокипячёная вода и добавляемое везде дешёвое подсолнечное масло.
    Внимания заслуживают люди, работающие тут. Особая это порода. Видимо сильно обиженные в детстве, нашли они место для выхода своей злобы и жажды хотя и призрачной, но власти. Непросто по-другому объяснить желание добровольно находиться в этом противоестественном месте, нагоняющем тоску и необратимо изменяющем психику.
    Вот и камера. За Сашкой с грохотом закрылась дверь и душная, прокуренная, с тремя рядами нар, переполненная, с тусклым светом, свешивающимися ногами, руками, головами…камера почти равнодушно приняла его. Фильмы и книги про неволю по неизвестной причине в большинстве своём дёшево врут, не показывают многих важных деталей и нюансов подневольной советской жизни. Именно советской, сложившейся ещё во времена ГУЛАГа, в несколько дней внушающей впервые попавшему сюда, что он никто и звать его никак. Нечеловеческие условия лишают не только свободы, но и здоровья, достоинства, элементарной гигиены…словно окунают с головой в яму с помоями, пропитывают непередаваемой ни на что не похожей вонью одежду и загаживают душу. Основная ошибка заключается в том, что часто путают тюрьму и зону – места во многом различные.
    В больших общих камерах следственного изолятора, по-простому тюрьмы, переполненных до того что на одно место приходится по два а то и больше человек, жизнь кипит полные сутки. Суетятся около единственной розетки желающие замутить чифира, кофе или заварить быстрой вермишели, умело управляются они с кипятильниками заводскими и сделанными тут же из двух кусочков жести и спичек Кто-то жгёт газету от запаха, находясь за занавеской на дальняке – отхожем месте и предупредив присутствующих о своём намерении, чтобы те не начинали есть.
Разбились на группки, по двое, трое, некоторые всегда одиноки. Спят, читают, пишут письма, играют в шахматы, шашки, реже в запрещённые режимом карты, мастерски изготовленные из проклеенной хлебным клейстером газеты. Редко перестают в большой камере стучать зарики – игральные костяшки для нард. Кто-то поддерживает бродяжий ход: славливается с соседними камерами по воздушным или дальняковым дорогам, передаёт он малявы, слухи, приветы, прогоны, чай, сахар, сигареты…и даже одежду, книги. Самые умелые и предприимчивые находят общий язык с мусорами и через них отправляют и получают всё, что нужно, включая наркотики, водку, деньги.
   Тюремные дороги – интереснейшее изобретение подневольного человека. Славливаютя камеры плетёными из распущенных вязаных вещей нитями. Делается это через унитазную трубу или окно. Предварительно договорившись через пустую гулкую трубу, и поставив кого-нибудь на шухер около двери, в унитаз смывают шнур определённой длины с грузилом на конце и привязанными торчащими спичками. В другой камере делают то же самое. Нити переплетаются, цепляются спичками и получается дорога по которой переправляют всё, что угодно, плотно упаковав в полиэтилен.
   Воздушные дороги устраивать сложнее и опаснее, но зато так из некоторых камер словиться можно даже с волей. Из нескольких слоёв газеты склеивают духовую трубку и выстреливают бумажной стрелой с грузиком, тянущей за собой тонкую нить, на волю или на бумажный крюк, торчащий из окна другой камеры. За тонкую нить притягивают прочный шнур и готово. Риск заключается в том, что под окнами ходит мент с крюком и обрывает дороги, разживаясь куревом, сахаром, чаем…малявы относит он операм. Иногда самые рьяные из дворовых ментов обнаруживают в сорванных грузах какашки и слышат громкий гогот в камере.
   Большинство следственных камер тюрьмы похожи на проточный водоём. Постоянно тусуют людей туда-сюда, из одной камеры в другую, кого на этап, кого на суд…Большую часть населения этих мест составляет так называемая теплотрасса – бомжи, пьяницы, деревенские мужики и молодёжь. Нет у них поддержки с воли, едят много баланды и довольны, сигареты и деликатесы могут получить за услуги: стирку, уборку, принеси-подай иди на х.. не мешай. Часть теплотрассы добровольно заезжает в тюрьму перед холодами в поисках пропитания, тепла, интересной компании…
   Другая часть сидельцев состоит из стремящихся. В основном это молодёжь, приверженная блатной романтике, живущая семьями и наставляемая опытными зеками, покрытыми наколками, беззубыми, постоянно чего-то мутящими и неизвестно как оказавшимися на общем режиме вместо строгого. В таких семьях обычно один-два человека получают скудные передачи, которые делят на всех. Помимо этого выигрывают они в карты, меняют, иногда даже приходит что-то из общака, находящегося при смотрящем за корпусом.
   Громко сипя отжимаются от шконок молодые лысые бандиты. Такие, как правило, живут одиноко, не спеша перемешивают они тушенку с макаронами в глубокой миске и достают из тугого баула пару сигарет, чтобы обеспечит помывку посуды. Спят такие по одному не смотря ни на какую загруженность камеры и вечерами тихо разговаривают по сотовому телефону, закрывшись наглухо занавесками.
   Иногда попадаются совсем серьёзные люди. Держатся они обособленно, равнодушно и стараются попасть в другие камеры, менее населённые и более спокойные. 
   Может заскочить на несколько дней опытный маклер. Таким менты таскают по несколько здоровенных баулов, набитых вещами и продуктами. Активно выясняют они обстановку, ищут общих знакомых и земляков, меняют, играют и почти всегда выигрывают. Исчезают маклеры быстро, когда прощупывают сидельцев и ухватывают что можно. У них всегда есть деньги для перемещения по тюрьме тем более, что стоит это недорого. Ментам всё равно, где будет сидеть человек, если только по отношению к нему нету оперского интереса.
   Самые главные на тюрьме это опера. Через них можно сделать всё. Они имеют компромат почти на всех сотрудников изолятора и их козни бывают хитроумнее любого детектива. Если в интересах следствия на человека нужно оказать давление, то вольные опера связываются с опером тюремным и начинается разработка. Делается это через своих зеков, каковыми часто оказываются как раз те, кто громче всех поносит ментов и ратует за бродяжий ход. Ездят такие по тюрьмам страны под вымышленными именами с особыми сопроводительными документами. Никогда не работают они на родине, чтобы не нарваться на месть со стороны раскрученных ими земляков…
 
   Саша Красин двое суток просидел на краешке шконки около двери напротив параши. Спал он сидя. Доел бутерброды, принесённые дядей Олегом, попробовал картофельное пюре из порошка, угостили его чаем из вторяков. Почти никто не обратил особого внимания на парня с маленьким пакетиком, а по застиранной джинсухе лишь заядлый модник мог понять, что это богатенький сынок. Походил он на мелкого воришку. Усталость, неопределённость, теснота, тянущееся время, ужас от мысли, что в таких условиях придётся просидеть долго – эти безрадостные чувства терзали Сашку. Он оглядывался, прислушивался, ждал…
 
-         Тихо, бродяги! Прогон от смотрящего! – прыщавый крепыш лет тридцати с наколотой смертью на плече развернул пришедшую по дороге маляву и ждал когда наступит тишина. - Слушайте все! На централ заехал наркоторговец. Он продавал самодельные колёса от которых умерло три девочки. Зовут эту мразь Красин Александр. Достойные бродяги определили его наказать. Любая хата, в которой окажется это животное обязана призвать его к ответу за жизни девочек. Ответ отправить смотрящему. Алик Железный подписался.
-         Есть такой? – спросил слезший с верхней шконки худой бледный зек в тельняшке. – Ты что ли? – уставился он на Сашку, подойдя поближе.
-         Я. – Сашка встал и прижался к стене. – Никто не умирал…это ошибка.
-         Вечером поговорим, когда Север проснётся. – худой подошёл к раковине и набрал кружку воды. – Думай, что сказать, парень.
   Потянулись часы ещё более томительные, чем раньше. Саня глядел по сторонам, прислушивался и ему казалось, что вся камера только и ждёт, когда представится возможность отомстить за каких-то девочек. Вдруг его прошибла током мысль – а что если и правда от последней партии кто-то умер? Ладони стали холодными и липкими, комок подкатил к горлу, сердце пустилось в галоп.
-         Красин! – крикнул в приоткрывшуюся дверь контролёр. – С вещами на выход!
   Сашку привели в кабинет на первом этаже корпуса. За столом сидел круглолицый майор и пил чай с печеньем.
-         Ну что делать будем, Александр Петрович? – сухо спросил он. – Если честно, то хочется тебя отдать им, чтоб порвали…это же надо: три молоденьких девочки умерли. – он осуждающе смотрел на парня.
-         Это ошибка. – Саню колотило, мысли и слова путались. – Не может быть! Я сам пробовал!
-         Знаешь, сколько я этого тут наслушался. – равнодушно заявил майор. – Труп твой мне тут совсем не нужен…что же мне с тобой делать? – задумчиво почесал он подбородок.
-         А можно меня в подвал?
-         Да не положено. Проверки в любой момент могут придти.
-         Помогите мне! – Саня был на грани, голос его дрожал, во рту пересохло. – Родители мои вам…они могут вам…
-         Попробуем. – после напряжённых раздумий обнадёжил опер. – Пойдёшь в тихую хату на другой край корпуса. Фамилию тебе дадим Стёпин. Контролёров я предупрежу. Статья твоя будет 158- я, кража. Запомнил?
-         Спасибо вам…
 
   Лишь позднее Саня осознал весь глубокий смысл выражения: «Кому тюрьма, а кому и тюрьмочка». Камера в которой он оказался никак не была похожа на предыдущую. Если прежняя была рассчитана на пятнадцать человек, но вмещала тридцать, то новая была четырёхместной.
   Из четырёх шконок одна оказалась свободной, на ней даже был хороший матрац с подушкой. Стены были оклеены обоями в синий цветочек и плакатами с девицами и машинами. На полу лежал ковёр, а над входом висел телевизор.
   Трое зеков приняли его радушно. Напоили чаем, накормили, хотя он и сопротивлялся, но они убедили, что это от чистого сердца и что он попал в очень хорошую компанию и никто ничего здесь мутить не собирается.
    Вскоре Сане принесли дачку в трёх картофельных мешках. Продукты, одежда, мыльно-рыльные принадлежности, постельное бельё…опытная рука уложила всё необходимое.
-         Расскажи про волю. Как там сейчас? – спросил вечером Саню седой зек лет сорока, назвавшийся Трифоном. – Девки как там, трахаться не разлюбили?
-         Трахаются. – довольно подтвердил оттаявший на новом месте Сашка. – Я в основном на дискотеках снимаю.
-         А чего вы сейчас им залечиваете? На что они ведутся?
-         На наркоту. – он заговорщически понизил голос. – На колёса или амфик.
-         Ну, ну. Расскажи подробнее.
-         Ну даёшь им закинуться, они и колбасятся до утра. А утром обещаешь ещё и на хату целый табор заманиваем. Спать мы не можем и тянет на разврат ну просто невыносимо. Их главное завести, они такое вытворяют…
 Разговор продолжался долго. Малик и Сафрон, двое других сокамерников, тоже участвовали в расспросах. После невыносимых условий Сашка расслабился в благожелательной обстановке и охотно рассказывал про прелести дискотечной жизни. Одичавшие сидельцы постоянно возвращались к девкам, и он, в который раз, со всё большими подробностями описывал свои похождения.
-         Чего? – вдруг переменился в лице невысокий плотный Сафрон. – Саня, ты что лизал? – он испуганно переглянулся с остальными.
-         Ё моё! – Трифон хлопнул себя по лбу. – Не хватало на старость лет зафаршмачиться…да, прикололся ты над нами.
-         А что тут такого? – чувствуя как холодный пот в который раз за последние дни покрывает спину, пробормотал Сашка. – Это же все делают.
-         Ну и делай! – вскочил Трифон. – А мы с тобой из одной кружки пили, за одним столом сидели! Чё теперь делать, Малик, как думаешь?
-         Ну, вообще такая херня только кипятком смывается, если по понятиям…
 В камере повисла напряжённая тишина. На лицах опытных зеков играла смесь недоумения, разочарования, злости, даже отчаяния. Вся их долгая подневольная карьера была загублена всего одной, как казалось Сашке, обычной мелочью.
-         Фаршмаки мы теперь. – протянул Сафрон, выйдя из напряжённых размышлений.
-         Придушить гниду эту. – предложил Малик, зло сверкая глазами. – Раскрутимся ещё по пятаку, но зато честными бродягами сидеть будем…из нас-то троих никто не растрепится.
-         Единственный выход. – кивнул Трифон и, подойдя в массивной двери, стал в щели изучать движения на продоле.
 Камера поплыла перед Сашкой, голова закружилась…он попятился от стола по шконке и забился в угол первого яруса. От ужаса он стал немым и глухим. Только до предела выпученные глаза, не мигая, смотрели на сокамерников.
-         Или всё же кипяток? – словно взвешивая варианты, спросил Сафрон.
-         Масло есть. – пожал плечами Малик, всё так же зло косясь на Сашку.
-         Пускай живёт. – вернулся от двери Трифон и навис над Сашкой. – Слушай сюда, малец: сейчас литруху закипятим и будем рот полоскать…потом масла сразу, чтоб легче, ну в смысле ожёг смазать. Неделю поболит, но зато фаршмака с себя смоем.
-         Как кипяток? – еле слышно спросил Саня.
-         Так! – рыкнул Малик. – Ту тебе не дискотека. Лучше неделю потом не есть, чем несколько лет фаршмаком на параше тусоваться.
-         Мне в туалет. – промямлил Сашка.
-         Иди.
 Саня на дрожащих ногах подошёл к параше, замер на мгновение в нерешительности и, истошно завопив, стал остервенело колотить в гулко отзывающуюся на удары дверь.
-         Помогите! – кричал он, захлёбываясь. – Помогите! Убивают!
-         Кто тебя убивает, дятел? – засмеялся Сафрон, подмигивая товарищам.
 Через некоторое время в с лязгом открывшуюся кормушку заглянул заспанный контролёр.
-         Чего орёшь посреди ночи? – зло рыкнул он.
-         Убивают. – сорванным голосом нерешительно шепнул Саня. – Помогите.
-         Чего он? – спросил контролёр, глядя на старых сидельцев.
-         А хер его знает, Михалыч. – пожал плечами Сафрон. – Крыша у паренька едет…к маме хочет.
-         Забери ты его на подвал. – предложил Малик. – Спать не даёт совсем.
-         Мальборо куришь, Михалыч? – показал пачку Трифон.
-         Курю. – кивнул контролёр.
-         Убери ты его отсюда…замучил совсем психами своими.
-         На выход! – гаркнул Михалыч, громко вставляя огромный ключ в замок.
-          
 
* * *
 
   Словно маленькая выкинутая из тёплого уютного дома породистая собачонка, свернувшись калачиком, Саша Красин лежал на голом досчатом настиле в тюремном подвале.
   Маленький, уставший, перепуганный человечек находился глубоко в брюхе огромной плотоядной гадины. Гадины безжалостной, равнодушной, вскормленной миллионами жизней… неповоротливой и тупой, легко ломающей судьбы как гениев так и моральных уродов. Но иногда, вопреки всем законам бытия, редкие личности выдерживали нечеловеческие испытания. И, словно драгоценный алмаз, зародившийся где-то между тектоническими пластами, образовывался в их душах прочнейший кристалл, поражавший своей красотой и многогранность.
    Было холодно, страшно, гадко… Кутаясь в курточку и переваливаясь с бока на бок, чтобы запустить кровь в отлежанные на жёстком лежбище части тела, Саша впервые в жизни серьёзно задумался об этой самой жизни.
    Последние три года виделись ему словно в тумане. Лишь эти холодные доски и толстые мрачные стены казались теперь реальными.
    Родители разъехались когда ему было десять лет. Мать словно сорвалась с цепи. Ощутившая первые признаки неотвратимо надвигающейся старости некогда очень красивая женщина, получившая теперь неограниченную свободу и огромные, регулярно пополняемые денежные ресурсы, пустилась в дикий загул. Молодые любовники, поездки за границу, шумные кутежи с такими же молодящимися подругами… Саня почти на мог представить её себе без неизменного бокала белого вина. Всё воспитание сына свелось ею к выдаче ему совсем недетских сумм на карманные расходы. С каждым годом суммы всё увеличивались.
    Иногда появлялся отец. Он тоже дарил подарки, давал много денег и мало общался. Сане было одиноко. До пятнадцати лет он просидел за компьютером и хорошо проучился в школе, почти ничего не тратил из того, что давали родители и у него накопилась огромная даже для многих взрослых людей сумма в рублях и валюте. Так продолжалось до того весеннего ясного дня, когда первая красавица класса Алёна с двумя подругами, испытывая его, предложила угостить их мороженным. Это был момент истины. Саша Красин вдруг осознал огромную власть денег.
    Своё шестнадцатилетие Саня встречал уже в компании пятидесяти гостей и с гордым прозвищем Крез в честь легендарного персидского царя, прославившегося своим богатством…     Крез – сын Краза…это говорило о многом.
    Отец предоставил в его распоряжение новенький джип с водителем и умопомрачительной аудиосистемой. Мать подарила огромную квартиру в новом высотном доме в самом центре города.
    Саша стал центром собственной маленькой галактики. Вокруг него кружились яркие красивые звёзды и населявшиеся разными существами планеты, шипя, пролетали мимо кометы и вспыхивали сверхновые. Все эти небесные тела по одному мановению его всемогущей руки меняли орбиты, сталкивались, уходили за пределы галактики…в своём мире он был полновластный царь и бог.
    На ежевечерние вечеринки к нему домой заваливали огромные толпы молодых и не очень девиц. Они нередко жестоко дрались за право быть поближе к любимчику жизни. У Креза была немногочисленная, но преданная гвардия из нескольких близких друзей, ревностно оберегавших своё возвышенное положение.
   Примерно месяц после своего шестнадцатилетия Саня, заглянув домой к матери, не застал её, но увидел на журнальном столе драгоценную шкатулочку, полную кокаина. Словно получив не достававший элемент, жизнь раскрылась во всей своей прелести усиленных допингом ощущений и разнообразии ставших такими яркими красок.
    Настало время долгих мучительных дней и безумных стремительных ночей. Кокаин делал чудеса. Из обычных заурядных школьником в одну минуту он неминуемо творил гениев…остроумных, весёлых, жизнерадостных, энергичных. За одну ночь успевали объехать несколько клубов, ресторанов, казино. Шум, веселье, шампанское, девчонки, виски, музыка, танцы, коньяк. Под кокаином можно было выпить ведро и не запьянеть. Нюхали каждые полчаса. Ближе к полудню наступал предел возможностей…подростки валились с ног, но спать ещё не могли. Вповалку лежали они в квартире Креза, попивая вино, и лениво переговаривались. Поесть буквально заставляли себя хотя бы раз в сутки. Вся компания сильно похудела и скатилась по учёбе. Родители некоторых гвардейцев забили тревогу.
    Узнав об увлечениях сына, Краз пришёл в бешенство. Он избил Сашку солдатским ремнём, отобрал машину с водителем и приставил охранника, следившего за поведением отпрыска в школе и дома. Наступили тяжёлые времена. Ненавистная школа и надоедливые педагоги доставали сильнее, чем прежде. В душе у Креза, вкусившего сладкой жизни, зрел бунт.
    Мать, желая отомстить бросившему её мужу, продолжала давать сыну немалые деньги. Наконец, не выдержав, Саня убежал от охранника и снял с несколькими друзьями квартиру на окраине города.
  Денег стало не хватать. Кокаин стоил дорого и компания перешла на дешёвые синтетические наркотики. За сущие копейки можно было нанюхаться так, что колбасило целые сутки, а то и двое. Расплата приходила после. Энергитическое опустошение выливалось в сильнейшую депрессию. В такие моменты не хотелось жить. Всё вокруг казалось ужасным, беспросветным, не имеющим смысла и перспектив. Жизнь - говно, мир – говно, будущего нет…
   Постоянно беспокоил финансовый вопрос. Друзья стали торговать амфетамином и экстази на дискотеках. Жизнь снова наладилась. Кроме денег пришло уважение старших товарищей. Толстый блокнот Креза содержал записи сотен долгов больших и мелких.
   Если взрослые торчки во время тяжких отходняков постоянно ныли и рассуждали о том, что нужно завязывать, то подростки выжимали из своих щуплых тел всё, что только возможно до самого конца, не думая о последствиях, не испытывая ещё затяжных взрослых депрессий и ломок…они воспринимали всё это как интересную компьютерную игру с победами и поражениями и с неизменной возможностью просто встать и уйти, когда захочется…но пока уходить не хотелось.
 
-         Деньги через меня! – кричал в трубку Сохатый. – Я сразу предупреждал, что через наши счета погоним! Никаких возражений!
   Тюремный опер майор Миколайчук Юрий Николаевич, потягивая отличный коньяк из хрустального фужера, ждал, когда Олег Евгеньевич закончит телефонный разговор. Они сидели в шикарном лимузине всего в сотне метров от тюрьмы.
   Майор толстыми пальцами украдкой ощупывал рыхлую шоколадную кожу салона, втягивал носом невероятно притягательный тонкий аромат мужских духов…злоба и зависть, намертво придавленные необходимостью быть вежливым и заискивать перед этим богатым козлом, буквально испепеляли опера изнутри. Спокойное равнодушное высокомерие Сохатого, его ярко – жёлтый галстук, идеальные отполированные ногти, блестящие без единой складки туфли…злость душила тюремного опера. Миколайчук подливал ещё коньяк из ажурного графина. Майор уже знал, как закончится его день. Он возьмёт у этого козла деньги, накупит водки, закуски и закатит ночную пьянку с корпусными. Потом они пойдут устраивать обыски, будить строптивых зеков, выволакивать их на продол, бить дубинками по ногам…обязательно заглянут в женскую этапку, поглядят симпатичных девиц, пощупают их во время обыска, может быть уболтают на большее за бухло и курево. Среди зечек редко встречаются привлекательные, но уж если попадаются, то жизнь их становится или очень хорошей, это если сговорчивая, или невыносимой, если вдруг симпатяшка надумает строить из себя целку. Были у майора и проверенные подневольные подруги…бледные, покрытые прыщами, с грязными волосами, часто разрисованные наколками и с прокуренными грубыми голосами.
   Обязательно нужно заглянуть в подвал к Бесу. Неделю назад этот молодой гадёнышь решил состроить из себя авторитета и, понтуясь, обматерил опера. Миколайчук посадил его в самый промозглый подвал и лично каждый день обливал бедолагу с порога ведром холодной воды. Через неделю таких процедур понторезу гарантирован тубик.
   Слегка затравившись и захмелев, опер стал смелее поглядывать на олигарха…а как закончится его день? Дух захватило у майора, когда он представил всю неограниченную свободу и возможности этого человека.
   Любой ресторан, отель, казино…этот скот может оказаться в самом удалённом конце света всего через несколько часов. Ходить по красивым богатым городам, топтать своими погаными ногами песок любого пляжа, пить этот замечательный коньяк, есть самые невероятные деликатесы в любых количествах, не задумываясь о цене…
   Но самое главное, что не давало покоя майору: где бы не появился этот урод, все самые лучшие девки будут к его услугам…каких только он захочет. Опер ясно представлял, как часто стучат сердца и мокнут трусы у загорелых сочных красавиц, стоит лишь ему поманить их пальцем. Взгляды таких божественных созданий, одетых в дорогие воздушные одежды, никогда не задерживались на майоре, словно его не существует… Как же гадко и несправедливо устроена жизнь! 
-         Ну что там у нас, майор? – взглянул на часы Сохатый. – Излагай кратко.
-         Как вы и хотели, Олег Евгеньевич. – язык опера слегка заплетался, подобострастная улыбка застыла на губах. – Крестник ваш обработан по полной. В штаны наложил сильно. Сейчас сидит один в подвале.
-         Хорошо. – задумчиво протянул тот. – Теперь давай приподнимем его…урок давать будем.
-         Чему учить будем.
-         Жизни!
-         Есть какие-то конкретные пожелания?
-         Да. Рысь там у тебя мозговитая имеется?
-         Конечно, Олег Евгеньевич. – закивал майор. – Есть воспитатель от бога…профессор я бы сказал. Любого разведёт.
-         Хорошо. – почесал подбородок Сохатый. – Слушай сюда, майор.
-         Слушаю, Олег Евгеньевич.
-         Главное мальцу внушить, что он там не случайно, что вся гадость, которую он в маленькой жизни своей успел наделать, к нему вернулась…понимаешь, майор?
-         Да, Олег Евгеньевич.
-         Что когда он говно в людей швыряет – он в себя швыряет…только вопрос времени это. Его сейчас без наркоты поламывать начнёт…не сильно, конечно, ведь не на герыче сидел, но нервяк ему обеспечен. Так вот, майор, нужно ему внушить, что здоровье угробить – раз плюнуть. Он и так дохлый, а тут последние витамины и энергию добровольно отдаёт. Запоминаешь, майор?
-         Да, да.
-         Нужно ему внушить, что поколбасился и хватит, что новую жизнь нужно начинать, что перед ним все дороги открыты, что торчком жить – прямо в могилу или бомжатню. Внушите вы ему, что у каждого человека свой запас прочности от природы даётся, что осторожно нужно с этим запасом обращаться…иначе больно и страшно будет. Понимаешь, майор?
-         Да, да, Олег Евгеньевич.
-         Веру бы ему какую-нибудь нормальную…
-         В бога?
-         Да какой бог в восемнадцать лет! – махнул рукой Сохатый.
-         Попробуем, Олег Евгеньевич. Есть профессор. Вещает всем про законы жизни…так вещает, что заслушаться можно. Я сам после его рассказов на жизнь по-другому взглянул.
-         А чего говорит?
-         Ну, что всё в жизни от мыслей происходит, что жизнью управлять можно…но мне-то некогда его слушать, а в хате чего ещё делать, как ни слушать. Обработаем, Олег Евгеньевич, не беспокойтесь.
-         Матушка его примчится. – Сохатый взглянул в упор на собеседника. – Близко не подпускать курицу эту. Понимаешь, майор?
-         Понимаю, Олег Евгеньевич.
-         Не вздумай на два поля играть, слышишь майор?
-         Не беспокойтесь, Олег Евгеньевич.
 
* * *
 
 
 Перепуганный, напряжённый, продрогший и голодный Саша Красин очутился в новой камере. Шесть шконок с хорошими матрацами, красные обои, холодильник, телевизор, вентилятор… Одно место было свободным.
 Невысокий коренастый крепыш лет сорока явно был старшим. Он смотрел на новенького спокойно и скорее даже доброжелательно.
-         Заходи, бродяга. – улыбнулся он. – Садись к столу…попей чая…печенье бери.
-         Спасибо. Я ничего не хочу. – Саня твёрдо решил молчать и ничего ни у кого не брать. Все его вещи и продукты остались в прежней хате.
-         Ясно. – улыбнулся крепыш. – Давно на тюрьму заехал?
-         Три дня.
-         Из какой хаты к нам попал?
-         Три семь.
-         Ха, ха, ха. – незнакомец закатился от смеха. – Развели тебя там, да? То-то я вижу, что ты весь на измене.
 Саня стоял молча, склонив голову. Он валился от усталости и голода, но напряжение держало его на ногах.
-         Не ссы, малой. – подошёл к нему крепыш. – Ты среди нормальных бродяг теперь. – он приобнял Саню за плечи и провёл к столу. – Садись, отдохни.
-         Спасибо. – Саня присел на край шконки и откинулся спиной на холодную трубу стойки второго яруса.
-         Мы с Михой тоже у пидоров этих в три семь побывали. – свесив голову со второго яруса, весело подмигивал ему светловолосый паренёк – Правда, Миха?
-         Было. – шепелявя подтвердил долговязый прыщавый, бакланистый на вид юнец, сидевший напротив Сани. – Они много кого развели, козлы краснопёрые.
-         Меня Колян зовут. – подмигнул крепыш наливая Сане чай из большой металлической литровой кружки с обмотанной шнуром ручкой.
-         Саня.
-         Так вот, Саня. – улыбался Колян. – Тут люди живут. Живут правильно и справедливо. Фильмы всякие и книги забудь…лажа всё это. Если ты не стукач, не крыса и не насильник, то тебе бояться нечего. Понимаешь?
-         Да.
-         Осмотрись пока…главное не спорь, в карты или во что другое на интерес не играй, не посылай никого никуда. Понимаешь?
-         Понимаю.
-         Ни одна падла тебе ничего предьявить без доказательств не может. Ни у кого нету права с тебя спрашивать без причин. Тут твои права соблюдаются лучше, чем в любом суде, понимаешь?
-         Понимаю.
-         Поэтому. –широко улыбнулся Колян, показывая чёрные от чифира с большими пустотами ряды зубов. – Если я тебе предлагаю чего, то бери смело…все вокруг слышали, как я тебе это предложил. Мы тут семьёй живём. Дружно, весело. Будет тебе дачка – вольёшься. Можешь, конечно, в одиночку питаться, но это неудобно…согласен?
-         Согласен.
-         За что заехал?
-         За наркоту.
-         Нормальная статья. – засмеялся Колян. – Это тебя за девок умерших недавно искали?
-         Да. – сердце у Сани опять съёжилось, он подумал, что всё начинается по-новой.
-         Лажа. – округлил глаза собеседник. – Разводка ментовская…понимаешь?
-         Не знаю.
-         Девок этих умерших опер придумал, чтобы тебя напугать и тёплого рысям этим на съедение подать. Три семь – прессхата, ментовская…понимаешь. Многие бродяги хотели бы там оказаться, чтоб бошки сукам этим проломить. Но они только по первоходам работают, таким как ты, которые ничего не знают. Нормальный бродяга обязан первоходу рассказать, что к чему, чтобы тот косяков не напорол. А у этих тварей только одна цель – развести. У тебя чего было?
-         Жрачки три мешка, постельное всякое, паста зубная…мелочи, короче.
-         Это тебе мелочи. – увлёкся рассказом Колян. – А когда лет пять тут плаваешь, такие мелочи за счастье катят. Они на опера работают, народ на показания колют, а он им за это жирных карасей, таких как ты, закидывает…понимаешь? 
-         Понимаю. – облегчённо выдохнул Саня, узнав действительное положение вещей. В глубине души у него ещё было сомнение и он допускал, что это очередная ловушка, но желание поспать в сносных условиях и поесть было сильнее потенциальной опасности. Он устал бояться.
-         Есть хочешь? – угадал его мысли Колян.
-         Хочу. – покорно кивнул Саня.
-         Тут у нас слуг нет. В кране вода, вот макарошки быстрые, в холодильнике тушёнка открытая…давай сам суетись.
-         Спасибо.
 
    Сашка ничего не понимал. Он был убеждён, что деньги отца и матери могут открыть любые двери, но прошла долгая неделя, а он всё ещё сидел. Один раз пришёл мужик, назвавшийся его адвокатом, сказал, что дело серьёзное, но поправимое. Сколько ему придётся отсидеть, он точно сказать не мог, но уверял, что движения наводятся полным ходом. Больше никого не было…ни следователя, ни дяди Олега. Через адвоката Саня попросил сделать передачу и ему принесли всего один несчастный мешок продуктов.
-         Не парься, Саня. – ободряюще улыбнулся Колян, заметив на его лице разочарование небольшой передачей. – Может геморрои у родни твоей…знаешь сколько адвокаты стоят, сколько менты просят?
-         Да какие геморрои? – начал было возмущаться тот, прикинув что на передачу потрачено не более двух тысяч рублей, но прикусил язык.
-         Всякое в жизни бывает…радуйся тому, что есть. Многие вообще без грева сидят на одной баланде. Тут, братан, только на себя рассчитывать нужно. Ты же ведь знал, что за твои дела бывает?
-         Ну да.
-         Вот. Терпи теперь и жди. А главное. – Колян поднял палец. – Учись.
-         Чему учиться? – не понял Саня.
-         Жизни.
-         Да на хера мне такая учёба! – сорвался в истерику первоход.
-         Стоп. – наставник слегка хлопнул его по щеке. – Ну-ка рот прикрой. Вот первый урок: ты не баба…понял? – он снова хлопнул по щеке ученика. – В руках себя держи! Прекрати истерику! Понял!
-         Понял. – Саня слегка отстранился.
-         Даже если у твоих там бабок море, а дачька лажовая, что из этого следует…ну, включай мозги, Саня.
-         Воспитывают они меня.
-         Молодец. Умный бродяга…далеко пойдёшь.
-         Хер им!
-         Кому, дятел? Кому хер? Кому ты тут хуже сделать можешь? Только себе. – Колян разлил по кружкам заварившийся чай. – Давай мозги включай. Попробуй хотя бы. Давай вместе.
-         Давай. – нехотя согласился Саня.
-         Вот они сегодня тебя вытаскивают отсюда…и ты сто пудов через день к корешам своим поскочишь шнягу всякую нюхать да торчать, как прежде. Мама ведь с папой, если что, вытянут всегда. А они тебе показывают, что нет, сынок, мы тебя вытянем, только когда захотим и решим, что тебя можно вытягивать. А когда они захотят?
-         Когда?
-         А это тебе лучше знать…твоя ведь родня.
 
    Саня сначала очень злился на отца. Он был уверен, что это Сохатый придумал такое воспитание. Через пару дней злость прошла и он мечтал об одном – увидеть родителя и молить его об освобождении, обещать всё, что угодно, валяться в ногах, плакать…спустя некоторое время прошло и это. Он втянулся в режим ожидания, единственно разумный в таких условиях.
    В голове на воле рождается множество мыслей, сменяющих друг друга в течение дня. Различные события и встречи вносят разнообразие и меняют впечатления. Подневольный, особенно неопытный в своём новом положении, человек очень ограничен в новых встречах и смене впечатлений. Мыслей у него немного и, как правило, все они крутятся вокруг свободы…крутятся долго, неустанно, всё набирая обороты и доводя иногда до сильнейших нервных срывов. Подобное состояние называется «думки».
-         Не садись на думки, Саня – советовал не раз Колян. – Нового ничего не придумаешь, только нервяк заработаешь. Отвлекись, в шахматы поиграй, почитай, с пацанами приколись за жизнь…только не загоняйся.
-         Попытаюсь. – грустно мотал головой тот.
    Постепенно Саня сошёлся с обитателями новой хаты. Колян был старшим, остальным было от восемнадцати до двадцати двух. Простые деревенские пареньки, заехавшие на тюрьму за угоны мотоциклов или пьяные грабежи. Послушав их рассказы о жизни в провинции, Саня сначала подумал, что они его разыгрывают, но потом понял, что всё рассказанное правда.
    Правда жизнь целой семьи на две тыщи рублей в месяц, правда и шестидесятилетний учитель математики, ведущий ещё и литературу, и русский язык, и химию с музыкой…правда и спившиеся мужики, не желающие и не имеющие возможности работать, разорённые колхозы, запущенные земли, массовые выходы шестнадцатилетних девочек на ближайшие трассы на заработки, километры алюминиевых проводов, снятые со столбов выстрелами картечи и на долгие месяцы оставленные без света деревни…
    Саня теперь уже очень осторожно рассказывал сокамерникам о другой сказочной жизни. Такой жизни, что даже давивший авторитетом, отсидевший треть жизни, Колян слушал, открыв рот.
-         Пацаны. – прижимал руку к сердцу Саня. – Я не понтуюсь…вы же сами просили всё по-честному рассказывать.
-         Давай, давай. – кивал Колян.
-         Ну не меньше десятки мы тратили в день на человека когда колбасились…а то и больше. – виновато улыбался он. – Намного больше.
-         В смысле, десятки? – не понял Миха.
-         Ну десять тысяч рублей.
-         Да ладно. – вытаращил глаза Матвей из Бубновки. – В день?
-         Даже больше. – не решился назвать Саня реальные цифры.
-         Давай подробнее. – махнул рукой Колян, порадовавшийся новому интересному сказочнику. «Красиво врёт. – думал он. – Что ж это опер так за него заботится?»
-         Ну ездим мы своей компашкой по клубам, кругом друзья и знакомые, кокса, колёс и амфа горы…про траву я даже не говорю. Ну, бухла там всякого для запивки тоже не меряно, полная машина тёлок…
-         Красивых? – облизнулся Миха.
-         А зачем нам страшные? Всех симпатичных каких встречаем сразу угощаем колёсами и телефоны наши оставляем…сами звонят и в гости просятся. Тёлки халяву любят…особенно приезжие.
-         А чего от колёс этих?
-         Прёт от них лихо.
-         Как прёт? – интересовался Матвей. – Как от водки?
-         Не. – засмеялся Саня. – Водка – бычий кайф. От колёс легко, сила появляется, как у терминатора, не устаёшь совсем, мозги нормально работают, танцевать хочется, шутить, прикалываться…
 
 
 
-         Для особо тупых ещё раз повторяю! – разорялся Колян, свесившись с верхнего яруса. – Сознание первично! А для самых винторогих баранов разжёвываю и перевожу: что в голове, то и в жизни!
-         Это как? – недоверчиво кривился Матвей.
-         Чё думаешь, то и получаешь!
-         Это я себе камеру придумал…так что ли?
-         Да!
-         Погоди. – чесал голову Миха. – Я точно в тюрьму не хотел и представить не мог, что сюда попаду…отвечаю.
-         Песни блатные пел? – коршуном смотрел Колян.
-         Пел. – согласился тот.
-         Байки про зону слушал…фильмы смотрел…представлял себя в тюрьме…крутым быть хотел, как Ванька сосед?
-         Так и чё! – заржал Матвей. – Я и про космос смотрел. Что же мне теперь с бластером бля бегать?
-         Ну бля тупые. – закатил глаза наставник. – Валенки деревенские.
-         Погоди, Колян. – аккуратно вмешался в разговор Саня, заваривавший чай около розетки. – Я вот не деревенский и в школе элитной учился, и повидать успел таких чудес…но твою тему тоже не догоняю. Что значит, что в голове, то и в жизни? Ты спокойно объясни.
-         Ладно. – задумался тот, морща лоб. – Вы самое главное-то во всей этой системе поймите, пацаны, то что вы думаете осознанно это всё фуфло. Вернее. – замычал он, поднимая голову вверх и подбирая слова. – Это всё хорошо, но не так важно. Это всё сознание…оно маленькое. Ну, обдумаете вы как чифира замутить, письмо домой написать, помните как кого тут зовут и кто что вчера говорил. Это как прилавок в большом магазине. Такие мысли как бы на виду. Но самое-то главное в магазине – это склад, по-научному подсознание. – он обрадовался удачному сравнению. – А из склада всё сразу на витрину не положишь. Но богатство и разнообразие склада на торговлю больше всего влияет.
-         Слышь. – протянул Миха. – Чё ты нам тут вещаешь…я не пойму.
-         А то! – снова начал заводиться Колян, брызгая слюной. – У каждого на складе его мысли за всю жизнь подуманные лежат. Никуда ни одна мысль деться не может! Ни одна! То, что вы на прилавке держите, мало кого волнует! На прилавке все, друг перед другом понтуясь, самое красивое ставят. Смотрите типа какой я весь охеренно хороший! На прилавке самое красивое, кто чего может, а на складе может уже протухло всё и крысы давно ползают с тараканами! Самое главное на складе происходит! Но на обычном складе товар просто лежит, а мысли, о которых вы и думать забыли, постоянно работают, взаимодействуют, борются…кипиш там у них недетский постоянно. Вот думал ты много о хорошем, думал и о плохом. Темы эти, как на весах, спорят: какая тяжелее, та и в жизни происходит. Это как среднее арифметическое: три, десять, пять…в сумме восемнадцать, а в среднем шесть. Так вот и результат из твоих мыслей получается. Приблизительно так.
-         А. – вспомнил Саня. – Это тема модная про материальность мыслей?
-         Да. – обрадовался Колян. – Это же так просто! Мы все, как бараны, виноватых ищем, крайних…а их просто нет! Есть лишь продукт нашего мышления.
-         Не верю я в херомантию во всю эту. – скорчился Миха.
-         Не верь. – пожал плечами Колян. – Знай только одно: незнание закона не освобождает от ответственности. То, что ты в силу мыслей не веришь совсем не означает, что они не работают.
-         Да как! Как они могут работать? – не выдержал Матвей. – У них чё руки, ноги есть? Чё ты тут залечить хочешь, Колян?
-         Твои руки и твои ноги, дятел! – заржал тот, широко раскрыв беззубую пасть. – Если ты, или любой другой баран, считает в глубине души, что жизнь говно, например, то такие мысли направят его ноги именно прямиком в навозную яму. Ты своими руками и ногами построишь себе жизнь такую, какой ты её считаешь. А проблема основная состоит в том, что почти все вокруг жизнь говном считают и детям своим с пелёнок это внушают. Нет! – крикнул он, растопырив пальцы. – Если любого спросить то он, конечно, завопит, что хочет быть здоровым, богатым и счастливым…это уж ему подайте. А на деле всех кругом дураками и пидорами считает, жизнь ему таких и подбирает. Боится всего, как родители и прочие педагоги учили: «Туда не ходи! Это не трогай! Это нельзя! Ничего не получится! Ты хуже всех!» Тех, кто языком эти гадости детям в голову заколачивает спроси – они естественно ни при чём. Они же, типа, воспитывают и добра желают! Их родители опускали, тех деды…так в бесконечность эта тупость и уходит: мы ни при чём, это всё враги, наше поколение было ух, а вы все недоделки конченные и дебилы! А то, что если ребёнка дураком называть, он дураком и становится, они же, типа, и не догадываются. Это же просто слова. Короче. – сделал грустный вывод Колян. – Стадо мы баранье понтовитое. Только распальцовку можем делать, друг перед другом понты колотить. А на самом деле живём и даже не догадываемся откуда всё идёт. А ведь тут много ума не надо.
 Он полез под подушку за сигаретой, жестом показал, чтобы ему дали спички…долго смотрел на огонь, глубоко и жадно затянулся, закашлялся и, наконец, прервал задумчивую тишину.
-         Эх, пацаны. Я вот уже одиннадцать лет с небольшими перерывами сижу. Что я в жизни видел? Ещё пятёру мне минимум тут кантоваться. Я на воле неуютно себя чувствую. Вышел, помню, четыре года назад, огляделся… Как жить, что делать? Батя у меня бухал, матушка бухала, я с малолетства по интернатам да ночлежкам. Я читать-то в тюрьме толком научился. Я работать не умею…мешки тягать здоровья нет. Вот и бухал я ровно две недели. Потом упырь этот нарисовался, который меня на х.. послал. Я этого сам хотел, это я теперь понимаю. Он меня послал, я его вилкой в брюхо пять разков и домой на централ к бродягам. Тут жрачка, курево, общение интересное…телевизор…книги…баня.
-         И ты на волю не хочешь. – спросил Саня.
-         Хочу немного. Но чужой я там. Все красивые, при деле. А я кто? – спросил он и сам ответил. – Никто. Человеку важно понимание, дело, общение. А это всё я только тут могу получить. Вот вы меня слушаете тут, а там бы послали на три весёлых буквы…особенно ты, Саня.
 
    Незнакомый новый мир продолжал открываться Саше. При всей противоестественности своего нынешнего положения он прекрасно понимал, что продлится всё это конкретно для него недолго. Первые бурные эмоции, закономерные и предсказуемые, отхлынули. Нервы успокоились и восстановился некий порядок в мыслях и чувствах.
    Он тут на экскурсии. Где-то в глубине души Сашка с высокой правдоподобностью чувствовал и представлял напряжение отца, видел и слышал истерики матери. Наверняка очень скоро их нервы не выдержат. Естественно, дядя Олег, имеющий огромное влияние на отца, будет настаивать на продолжении воспитательного процесса, но и он навряд ли захочет держать крестника в таких условиях больше трёх месяцев…именно столько Саня почему-то намерил себе. Итак, оставалось ещё семь недель.
 Бессонными ночами Саня представлял себе бесконечное удовольствие от простой пешей прогулки по центру города…ужин в кафешке, горячий душ два раза в день, вкусную девчонку…
 Одна его большая часть твёрдо заявляла о том, что с наркотиками и безумными изматывающими ночами покончено. Все парадные фасады его мыслей были завешаны лозунгами типа: «Даёшь учёбу!» или «Выше, дальше, быстрее! Спорт, спорт и ещё раз спорт!» Но за нарядными фасадами бегал всё тот же худой Сашка, строчащий слова, как из пулемёта, шмыгающий онемевшим от кокса носом, танцующий около огромных колонок с бутылкой минералки…
 Сидя на нарах, он словно азартный игрок в тотализатор изучал данные этих двух противоположностей и ожидал их неминуемой схватки. Ожидал схватки и опять же где-то очень глубоко в душе честно признавался себе, что не сможет, возвратясь к обычной жизни, отказаться от хрустящей, словно свежий снег, дорожки кокса.
   Не последнюю роль в будущем противостоянии двух его устремлений играл самый важный в жизни разговор. Сидя на шконке и уже привычно выискивая вшей во внутренних швах одежды, Саня часто думал, что проживи он ещё хоть сто лет, такой встречи уже не будет.
 
 Лишь один человек в их шумной компании нисколько не уступал   Крезу, а во многом превосходил и был ему особенно дорог.
   - Мой папа был турецкий подданный. – загадочно улыбаясь, неизменно представлялся новым знакомым Остап Романов, прозванный Бендером, или просто Осей.
   Он с семи лет колесил по всему свету на деньги любимого папочки, о котором Крез знал лишь, что тот ещё с советских времён возглавляет какой-то нефтегазовый регион Сибири. Ося, подражая некоторым голливудским актёрам, никогда не имел постоянного жилья и кочевал по дорогим гостинцам, съёмным особнякам и пентхаузам.
   Этот стройный, чернявый, очень красивый молодой человек двадцати трёх лет, всегда безупречно и немного небрежно одетый в лучшем английском стиле, к которому он пристрастился во время учёбы в одной из самых престижных частных школ туманного альбиона, своими изысканными манерами, сдержанным шиком во всём и глубоким демоническим взглядом производил просто таки магическое впечатление на всех, кому доводилось его видеть, не исключая даже и таких бывалых парней, как Краз и Сохатый.
   Нередко за глаза его ещё называли лордом.
   Словно загипнотизированная жертва, новый знакомый обычно поддавался обаянию Оси и, если везло, узнавал его поближе, не переставая удивляться талантам и эрудиции этого денди, наследника Чайльд Гарольда и Дориана Грея российского разлива. Но разлив этот был настолько качественный, что Остапа признавали за своего даже молодые представители чопорной европейской аристократии.
   Он прекрасно разговаривал на трёх языках: английском, французском и немецком, играл на фортепиано и саксофоне, мог поддержать любой разговор о политике, финансах, философии, истории, литературе, религии…, не стесняясь при этом признаваться в своей неосведомлённости по некоторым вопросам, если таковые обнаруживались в процессе беседы. Мило улыбался, остроумно шутил, замечательно танцевал…одним словом сиял и манил.
   Само собой девушки сходили по нему с ума. С ними он был щедр, изобретателен, страстен, но непостоянен и почти всегда неуловим после незабываемого соблазнения.
  
    Саня Красин познакомился с Остапом на одной из шумных тусовок. Золотой молодёжи подобной пробы всё же не так много и рано или поздно они все неизбежно знакомятся, становясь чаще непримиримыми соперниками, старясь разграничить сферы влияния, в которых могли бы блистать, не мешая друг другу.
    Ося же блистал по-особенному. Он никому ничего не доказывал, не раскидывал денег без нужды, но и не жалел, позволяя себе всё, что угодно, появлялся неожиданно, исчезал надолго, делал без причин оригинальные подарки знакомым и постоянно старался придумать что-то новое в любых сферах человеческой деятельности.
   Особенным было и их первое знакомство с Крезом.
   После тусовки в клубе человек тридцать поехало на какую-то загородную дачу, где и продолжилось веселье.
   Всё было как обычно: кокаин, девочки, виски, абсент, мартини, музыка…в перспективе долгий сладкий секс и томный отдых в сауне с бассейном.
   - Я только что придумал новый сногсшибательный коктейль! – провозгласил Остап. – Вы не возражаете, господа, если я назову его своим именем?
   - Называй! – поморщившись, согласился Михей, недовольно распределяя на большом зеркале, положенном на стол посреди зала, последние два грамма кокса. Он не был золотым и даже позолоченным, скорее серебряным, но очень самодовольным и заносчивым. Недовольство же его объяснялось просто: кокса мало, а халявщиков много.
    - Для приготовления коктейля мне нужен грамм. – улыбнулся лорд, глядя на Михея. Видимо уже тогда он приготовил ему тонкую западню.
    - Щас. – хмыкнул тот. – На херню какую-то целый грамм первоклассного…
    - Не такой уж он и первоклассный! – пожал плечами Бендер.
    - Одним носом меньше!
    - Как прикажете. – согласился Ося.
    Михей оприходовал самую толстую дорогу и широким жестом предложил присоединиться остальным, демонстративно игнорируя выскочку, который, впрочем, нисколько не подал виду, что обиделся. Он вышел куда-то ненадолго, а, вернувшись, уселся в глубокое кресло в углу, медленно и манерно потягивая виски со льдом. 
    Саня Красин немного пожалел Остапа, который ему чем-то понравился, но с поставками кокса и вправду в последнее время были какие-то непонятки. Всё наладится, но сейчас он ничем не смог помочь этому красавчику.
    Девочки жадно облизали зеркало и веселье продолжилось.
 
    Остап снова вышел на сцену где-то через час, в самый критический момент, когда по десятому разу были оборваны телефоны всех знакомых дилеров и людей, которые могут знать, где взять…но тщетно.
   До утра было ещё далеко, а всех уже отпустило. Нехотя компания подналегала на алкоголь.
 
    Неожиданно в комнате совсем погас свет и оборвалась музыка. Послышались недовольные возгласы, зачиркали зажигалки.
     Распахнулась дверь и в зал торжественно вошёл лорд, неся большой поднос с рюмками, бокалами и горящими свечами.
    - Коктейли «Остап», господа! – провозгласил он. – Уверен, вы оцените и полюбите!
    - Вау! – застонала одна из девиц, чуть не упав в обморок.
    - Кокс! – подхватила другая, рассмотрев, что ободки всех рюмок и бокалов на подносе обильно припорошены белым порошком.
    - Мальчикам абсент, девочкам мартини! – командовал волшебник.
    - Мёд! – продолжала стонать девица, облизывая ободок своего бокала. – Мёд с коксом…как изысканно! Обожаю! Ты такая душка!
    - Сам придумал? – поинтересовался Крез, выпив абсент и одобрительно глядя на Осю.
    - Сам. – подтвердил он и повернулся к Михею, который нерешительно стоял в стороне и делал вид, что ему всё равно, но глаза кричали об обратном. – Снизойдите и отведайте. – предложил Ося, жестом приглашая к столу. – Я не опускаюсь до мести в таких ничтожных вопросах.
     Михей подошёл, опрокинул рюмку в рот и холодно заключил.
    - Недурно.
    - Кстати. – Бендер небрежно швырнул на поднос объёмный пакет с вожделенным зельем. – Возвращаясь к разговору о первоклассном…это именно он.
 
    Саня восхищался Остапом, завидовал ему и ревновал.
    Тот же, прекрасно осознавая своё влияние, словно играл, распределял себя между поклонниками и поклонницами, тщательно выверяя дозу и неизменно оставляя сожаление о недостатке общения с ним.
    Даже находясь в центре своей вселенной, Крез часто с надеждой брал зазвонивший телефон, желая услышать там знакомый глубокий голос, мурлыкающий что-то типа: «Искандер, покоритель Азии и Египта, сын Амона. Тебя приветствует скромный сын турецкоподданного…»
 
     Один лишь раз Сане удалось по-настоящему насладиться общением со своим кумиром и заглянуть в поистине бездонные его глубины. Ничего подобного не испытывал он в своей небольшой жизни. Любые, даже самые громкие и диковинные персонажи казались мелкими лужами в сравнении с этим океаном.
     - Чем ты занят, любимец богов? – вместо приветствия спросил однажды обожаемый голос в трубке.
     - Только проснулся. – с замиранием сердца ответил Саня.
     - У меня день рождения.
     - Когда?
     - Сегодня.
     - Поздравляю! – ещё сильнее застучало сердце Креза.
     - Приезжай.
     - Куда?
     - Я пришлю машину через час…успеешь собраться?
     - Да!
     - Подарков не надо.
 
 Присланный Осей лимузин вывез Саню за город. Не смотря на просьбу именинника приглашенный всё же захватил с собой бутылочку коллекционного вискаря, так любимого Остапом.
 В просторном зале стильного шале со вторым светом и зимним садом был творческий беспорядок. Всюду валялись разбросанные книги и журналы, стоял дымящийся кальян, на столе белела горка кокса.
 Виновник торжества встретил Креза, сдержанно поздоровавшись. Он казался отвлечённым и задумчивым. Принял бутылку, молча выслушал поздравления…так же рассеянно кивнул.
 Выпили по стакану, причём к Саниному удивлению Ося, вопреки своему обыкновению, махнул всё залпом, не морщась, и налил снова.
 Разложили по жирной дорожке…покурили душистых шишечек, снова выпили и улеглись на цветастые турецкие диваны друг напротив друга.
 Остап молча курил сигару, глядя в потолок.
 Саня, поймав кайф, лениво осмотрелся.
 - «Психология умирания.» – прочёл он название одной из книг. – «Тибетская книга мёртвых.» – перевёл взгляд на другую. – «Египетская книга мёртвых.» – рассмотрел третью.
   Десяток остальных изданий, валявшихся поблизости, так же касались вопросов психологии, религии и философии.
 - Депрессуха? – с пониманием спросил он именинника.
 - Типа того. – еле слышно ответил тот.
 - Бывает.
 - Не у всех.
 - Депрессуха у всех рано или поздно бывает. – безапелляционно заявил Саня. – Вопрос времени.
 - У большинства левая. – не отрывал взгляда от потолка Ося. – Тут обоснованная.
 - Чё случилось?
 - Умру скоро.
 - Когда? – хихикнул Крез.
 - Если не затуплю, то быстро.
 - А если затупишь?
 - Если затуплю, то ещё долго можно пробарахтаться. Лет десять можно.
 Нехорошее предчувствие засосало у Сани в груди.
 - Чё случилось то?
 - СПИД.
   Сердце ухнуло в груди Креза, голову захлестнула горячая волна.
 - Это точно? – он сел на диване и напрягся.
 - Точнее не бывает. – именинник пронзительно глянул на собеседника.
 - Да щас нормально с этим…ну в смысле иммунитет держат. – тот слегка заикался. – Медицина вот-вот лечить сможет. Бабки есть ведь…это главное. Не парься, Ося.
 - Отпарился уже. – он тоже сел на диване и уставился перед собой. – Две недели парился, а теперь порядок. – улыбнулся натянуто.
 - Вот и правильно. – одобрительно закивал Саня. – Главное бодряком держаться.
 - Зачем держаться? – Остап смотрел, не мигая.
 - Как зачем? – не понял Крез. – Бороться нужно.
 - С кем бороться? – заржал истерично Ося. – Зачем бороться?
 - Со смертью. – нерешительно промямлил Саня, опуская глаза.
 - Есть шанс побороть? Что такое смерть? Что такое жизнь? Что после смерти? Как правильно умирать? – выдал именинник очередь вопросов.
 - Этого никто не знает. – грустно констатировал Саня. – Совсем побороть не удастся…но ведь можно отсрочить…и неслабо отсрочить. Нам с тобой ещё лет по пятьдесят жить, если по хорошему.
 - Вот! – громко крикнув, вскочил Остап и погрозил пальцем. – Вот где вся жопа, Саня! Вот где наша слабость самая главная…пята наша ахиллесова! Вот!
 - В смысле?
 - Всё давным-давно известно! Тысячи лет уже известно! А мы все ничтожества! Мы все высокомерные неучи и невежды! Мы весь мировой тысячелетний опыт отринули! Грандиозные глобальные знания отвергли! Знания о Вселенной, о человеке, о жизни и смерти! Науку умирания и направленного перевоплощения! Мы, ничтожные убогие твари, отвергли великие знания, тысячелетиями копившиеся самыми великими мудрецами! Мы высокомерные нули! Мы отвергли самое главное и оставили на месте самого главного пустоту! У всех нас под ногами пустота! Мы подвешены в воздухе…в пустоте! Мы сами вышибли у себя из под ног грандиознейший прочнейший фундамент бытия и существования! – он громко выдохнул и ухнулся на диван. – Вот так Саня. – заключил уже спокойно и разлил виски по стаканам.
 - Всё хорошо будет. – промямлил Крез, смущённо чокаясь.
 - Конечно хорошо. – согласился Ося. – Другого и быть не может. Проигрыш в этой игре не предусмотрен.
 - Наверное…- Саня подумал, что его собеседник немного не в себе и решил соглашаться со всем.
 - Вы будете умирать с радостью…знаешь, кто сказал? – Остап принялся раскладывать ещё по дорожке кокса.
 - Не знаю.
 - Циолковский. Он самое главное понял! Представляешь себе общество людей, которые умирая, как бы возвращаются домой из интересного приключения…возвращение неизбежно и оно всегда приятно. Как тебе? – он нюхнул и передал трубочку Сане.
 - Прикольно, наверное. – пожал плечами тот и тоже втянул кокс поглубже в ноздри.
 - Думаешь у меня крыша поехала? – вскочил Остап и стал вприпрыжку ходить по залу. – Честно только ответь!
 - Не совсем поехала, но чудишь немного.
 - Я сначала психовал пару дней, а потом злость меня взяла. Неужели конец после смерти наступит? Неужели все мысли, чувства, поступки, радости…неужели всё это исчезнет без следа вместе с этим мясом? Я давно ещё слегка изучал философию…религию…всякие древние мифы. Вот под этим нервяком снова закопался в тему, но уже основательно! И знаешь, чего нашёл…до чего додумался?
  - До чего?
 - Всё давным-давно известно! Нам ничего открывать и не нужно! Почему нас учат, что после смерти ничего нет, когда все древние учения в один голос твердят, что тело лишь временное вместилище души…вечной и неуничтожимой души? Почему нам твердят, что ничего этого нет, что все эти древние знания не более чем предрассудки и сказки? Почему так происходит?
 - Наука доказала. – предположил Саня.
 - Хер на науку! – заорал Остап. – Наука и все эти, кто решает что правильно, а что неправильно…все они за одно! Вся эта система придумана, чтобы мы стали их рабами! Хозяева знают, что смерти нет, а рабам внушили, что смерть есть!
 - В смысле смерти нет?
 - Именно в том смысле её и нет! В том смысле, который мы в неё вкладываем! Конца нет! Другая жизнь по другим законам и принципам есть! Трансформация энергий есть! Но ни пустоты, ни конца, ни страшного суда…ничего этого нет! Я тут прочёл немало и сделал открытие!
 - Какое? – Саня подозрительно смотрел на Остапа.
 - Про трансформатор знаешь?
 - Слабо.
 - Мы поля вырабатываем, понимаешь? Знаешь как?
 - Как?
 - Кишечник первичная обмотка, а костный мозг вторичная…а сами кости диэлектрик! – Остап метал молнии из глаз. – По рёбрам ток течёт в позвоночник а оттуда вверх в мозг! Так это чакры…про них тысячи лет назад знали! А знаешь, чего в мозге?
 - Чего?
 - А мозг – это экран! А позвоночник – это трубка, как в телевизоре, подаёт поток на экран и получается кино! А знаешь, кто смотрит это кино?
 - Кто?
 - Те, которые в мире духов! Ну как?
 - Не знаю. – признался Саня.
 - Знаешь! Все знают. Только дураками прикидываются, что не знают! Знаешь, почему прикидываются?
 - Почему?
 - Потому что рабы! Хозяева так приказали! – Остап нёс уже всё подряд. – А знаешь, почему наркотики запрещают?
 - Вредно. – предположил Саня.
 - Кому вредно!? Душе вредно!? Что душе может повредить!? – именинник схватил бутылку и отпил из горла. – Наркотики запрещают потому, что они дорожку к бессмертию протаптывают…от рабства освобождают! Мы с тобой разведчики! Мы с тобой, когда торчим, словно за линию фронта ходим…всё дальше и дальше изведуем…границы отодвигаем! А остальные просто ничтожные рабы! Но хозяева боятся, что мы, разведчики, откроем нечто такое, что разрушит их власть! Они боятся, что мы расскажем это их рабам и рабы откажутся подчиняться и тупо работать на своих хозяев! А знаешь, Саня, что мы можем рассказать?
 - Что?
 - Что смерти нет! Нет! Нет!
 - Да мы с тобой, вроде, не очень-то и работаем. – осторожно привёл аргумент Крез.
 - Как не работаем? – раздосадовано махнул рукой Остап. – Ты так ничего и не понял, Саня!
 - Да где мы работаем? Колбасимся целыми сутками.
 - Я про кино говорю!
 - Какое кино?
 - Мы духам кино показываем своим мозгом! Я же тебе не зря про чакры и позвоночник рассказывал! 
 - А. – сообразил Саня и не смог сдержать смех. – Я думал ты про капиталистов всяких…типа фазеров наших.
 - Да они же тоже рабы! Мы все им кино своими мозгами показываем, а они, когда новый фильм хотят посмотреть, всякие пакости нам строят, а мы введемся!
 - Но не только пакости. – не согласился Саня. – Хорошее ведь тоже бывает!
 - Бывает. – устало плюхнулся на диван Ося. – Но всё равно это их кино. Все мы под их дудочку пляшем.
 - Так это…- хихикнул Саня. – Получается, что если твоя тема работает, то мы, когда умрём, тоже кино смотреть сможем.
 - Сможем, Саня, обязательно сможем! Но я подозреваю, что для того, чтобы там интересное кино смотреть, нужно, чтобы здесь тебя как можно больше народу помнило.
 - Зачем?
 - Сценарий будущего фильма закладывается, когда душа в теле что-то большое и громкое делает. Она тут творит, а потом, когда назад возвращается, кино смотрит.
 - А может не кино?
 - А что?
 - Игра.
 - Может и игра. – согласился Остап. – А может и фестиваль фильмов…и жюри нереальное!
01 September 2011

Немного об авторе:

... Подробнее

 Комментарии

Комментариев нет