Глава третья

…Всадника два на конях, султаны на рыцарских шлемах,

Солнцем сверкают мечи, готовы к открытому бою…

(Марк Иероним Вид "Игра в шахматы" (1513)

Благовещенское окружное казначейство располагалось невдалеке от городского полицейского управления, на той же самой Большой улице, которая соседствовала с пристанью и Набережной. Чему, собственно, Олег Владимирович не удивился. Поднявшись на второй этаж, как ему посоветовал чиновник внизу, он прошёл по длинному коридору почти до середины, и постучал в приёмную. Секретарь, молодой человек, лет  двадцати, тут же распахнул перед ним дверь и пропустил к дирекции. Предупредили- догадался Белый,- а как же иначе. Иначе никак. Гнём спины, буравим половицы взглядом, истекаем слюной от зависти и желчи. А после, в постели, мечтаем об одном:, когда же, наконец, и перед нами начнут гнуть, буравить, истекать?

Начальником окружного казначейства оказался крепкого телосложения чиновник с твёрдым, волевым лицом военного и такой же армейской выправкой.

- Господин Белый Олег Владимирович? – первым спросил он, указав на близстоящий стул и одновременно представился сам, – Ушаков Владимир Иванович, глава данного заведения. Не удивляйтесь, что я знаю о вашем прибытии. Нам только что позвонил Владимир Сергеевич с просьбой содействовать  всеми нам доступными мерами. Вы уж не обессудьте. Городок наш, по европейским меркам, не большой, а потому все про всех всё  знают. И, соответственно, все за всех переживают.

«Если бы это было так,»- с сожалением подумал Белый, усаживаясь на удобный, мягкий стул,- «Тогда бы мне не пришлось тащиться к вам через всю державу, на самый край земли. Нет, господа, и ничего -то вы не знаете.»

Между тем Владимир Иванович продолжал:

- Для меня, естественно, несколько странно, что с инспекцией приехали не из Казначейства, или Министерства финансов, а из канцелярии Департамента  полиции.

- Но, прошу заметить, по их поручению. – вставил Олег Владимирович, и тут же добавил следующее: – Впрочем, у вас никаких проблем быть не должно. Департамент в моём лице интересуют только те финансовые обороты, которые проводились через городское полицейское управление и военизированные подразделения. Всё остальное меня не касается.

- Ну, что ж, – Владимир Иванович довольно хлопнул в ладоши. – В таком случае, мы сработаемся. Какие документы вам предоставить для начала?

Другого ответа Белый и не ожидал. Ушаков, как он смог понять ещё в Петербурге, никоим образом не мог быть причастен к той проблеме, ради которой Олег Владимирович прибыл в Благовещенск. Не тот уровень. Если он и приворовывал, в чём Белый нисколько не сомневался, то только при посредстве гражданских чинов.

- Если можно, - Олег Владимирович покрутил в руках головной убор, именующийся в народе котелком, но так и не смог придумать, куда его пристроить. - Для начала предоставьте мне комнату, чтобы я мог спокойно работать. И помощника какого-нибудь расторопного, владеющего информацией, где и какую бумагу можно взять без волокиты.

- Просьба гостя по восточным традициям – закон.

Через полчаса Олег Владимирович раскладывал папки на небольшом расшатанном столе, который едва поместился в небольших апартаментах, выделенных Олегу Владимировичу господином Ушаковым, а его теперешний помощник, старик, лет шестидесяти, постоянно прищуривающийся, видимо по болезни глаз, и принесший макулатуру в виде финансовых документов для господина Белого, тихонько начинал дремать, сидя в углу.

«Вот и началась весёлая жизнь чиновника,»- усмехнулся Белый и открыл первую попавшуюся папку. «Итак, деньги ,перечисленные на нужды тыловой части. Не то. Вторая папка. Перечисления на казачью станицу Марковскую. Тоже не то. Где же эти необходимые  папки? Среди всего этого ненужного  бумажного хлама? Есть. Первая. Оклады младшего и среднего офицерского состава. Господи, список на пятнадцать листов. И это только за месяц. Утонуть можно в безбрежном океане цифр. А что прикажете делать? То-то и оно, что придётся всё переписывать. Не хранить же всю эту информацию в голове? Так, - бормотал Белый, просматривая  фамилии из второй найденной папки. - оклады младшего и среднего состава полицейского управления. Здесь будет попроще. Фамилий меньше. Что ж, чернила имеются, перо тоже. Бумага, будь она трижды проклята, под рукой. С Богом!»

Олег Владимирович писал долго, часа четыре, пока кисть руки не начала нестерпимо ныть и требовать передышки.

«Расторопный» помощник привалился всем телом к стене и теперь бессовестно спал, в то время, как его новый начальник, не жалея сил и здоровья, трудился во благо Отечества.

- Ермолай Константинович, - Белый не выдержал столь неприличного поведения подчинённого, а потому попытался вложить в голос силу, мощь и уверенность, из чего, собственно, ничего не вышло. Всё-таки, жалко стало старика. – Простите, Ермолай Константинович, может, пойдёте домой, отдохнёте?

Старик встрепенулся и невинно огляделся по сторонам. Убедившись, что кроме них в комнате по-прежнему никого нет, Ермолай Константинович тяжело вздохнул и отрицательно замотал головой.

- Помилуйте, Олег Владимирович. Уволят. Снимут, так сказать, с довольствия. Меня моя старуха тогда со свету сживёт!

- Это за что же?

- Да вот именно за то, что во время служебного дня буду почивать в домашних условиях. Так не можно.

- Так ведь я вас отпускаю!

- И что? Вы уедете, а меня уволят. Нет, вы уж простите, но я буду с вами.

Старичок снова тяжело вздохнул.

- Ну, смотрите, - Белый вновь проглядел список и спросил, - А что, Ермолай Константинович, у вас в городе игорные дома имеются?

--Нет, такого нет, – протянул задумчиво старик, некоторое время помолчал, после чего продолжил мысль, - Но мы от цивилизации не отстаём. Вот, к примеру, в гостинице «Манжини», что находится на нашей улице, в двух кварталах, между Графской и Никольской, постоянно собираются господа офицеры, «запустить пульку». В «Кувшиновском подворье» тоже иногда играют. Там и бильярд стоит. Но наш народ к сей забаве равнодушен. Впрочем, в театре господина Роганова тоже бильярд имеется, но молодёжь туда сходится не ради игры, а за ради актёрок. Вот в картишки перекинуться, оно можно. Опять же, в «России» иногда собираются, но там больше люди торговые. А так – нет...

- Что за «Россия»? – тут же поинтересовался Олег Владимирович.

- Так то гостиница Анисима Егоровича Лукьянова. Первейшее заведение в городе! Ежели кто к нам приезжает,  мы его только туда определяем, потому, как…

Олег Владимирович прищурился. Эта фамилия только что встречалась в документах. Белый не стал перелистывать бумаги, а  напряг память. Спустя несколько секунд припомнилось. Анисим Егорович Лукьянов. Владелец кирпичного завода и двух пароходов, «Михаил» и «Селенга», которые ходят по Амуру от Благовещенска до Хабаровска. Именно он стал поставщиком кирпича и прочих стройматериалов на строительство казарм и иных армейских сооружений для  пехотного и артиллерийского полков, прибывших в Благовещенск в апреле сего года. Единственным подрядчиком.

- И что, сам Анисим Егорович азартен? – полюбопытствовал Олег Владимирович.

- Да упаси господь! Он карты в руки никогда не брал, разве что по молодости.

- Отчего ж, в таком случае, он собирает у себя игроков?

- Дело превыше всего. На мой взгляд, многие договора нашими именитыми земляками подписываются не в кабинетах, а вот при таких условиях. За стопочкой да картишками.

- Любопытно. А сами, Ермолай Константинович, играть не пытались?

- Куда мне, - старик в третий раз тяжело вздохнул. – Годы уже не те.

- Не скажите, Ермолай Константинович. Игре, как и любви, все возрасты покорны.

- Да так-то, вроде бы оно и так, да ведь «на интерес» в нонешние дни никто не играет. 

- Ах, вот оно что! – Белый негромко, так чтобы не обидеть старика, рассмеялся. -  И правильно делаете, Ермолай Константинович. Игра, особенно на деньги, вещь пагубная. Сам бывал свидетелем того, насколько может опуститься человек, пристрастившийся к столь низким развлечениям.

- Так от чего же  вы интересуетесь, в каких у нас заведениях проходят столь, как вы выразились, низкие развлечения? – Ермолай Константинович хитро прищурился.

Олег Владимирович на сей раз, рассмеялся громко и с удовольствием:

-  Подловили, нечего сказать. Умно.  В ответ же могу сказать следующее. По наличию подобного рода заведений можно оценить степень состоятельности городского населения. А впрочем, не только города - и всей губернии.

- То есть?

- А вы прикиньте сами, дорогой мой помощник, – Олег Владимирович раскрыл очередную папку, и, перелистывая её, продолжал излагать вслух только что придуманную гипотезу. – Вот, к примеру, данный материал, что я сейчас держу в руках, не может предоставить приезжему лицу полную информацию о благосостоянии жителей города Благовещенска. Ну что мы здесь, на запылённых страницах отчётов и цифр, можем увидеть и распознать? Да  ничего. А вот в стенах укромного заведения, за обтянутым зелёным сукном столом, да держа в руках несколько карт, вы можете преспокойно определить, кто уважаем в вашем городке, а кто нет. Кто владеет приличным состоянием, а кто гол, как сокол. Кому доверяют на слово, а кому и на гербовой бумаге веры нет. Вот вы только что сказали, будто в одной гостинице собираются  господа офицеры. А в «России» торговцы и промышленники. Видите, я, ещё не побывав ни в одном из данных заведений, тут же сделал следующие выводы. Первый: город ваш довольно состоятелен и богат. Даже по нашим, столичным меркам. Потому как у вас имеется не одно, а несколько игорных мест, которые привлекают не в меру азартных людишек сделать попытку пополнить свой карман не трудом праведным, а лёгким игральным заработком. Второе: в вашем городе имеет место кастовость. А сей факт  громогласно утверждает о чинопочитании и крупных финансовых состояниях.

- И на основании чего вы сделали второй вывод? – поинтересовался старик. Ермолая Константиновича, судя по всему, беседа очень даже заинтересовала.

- А на основании того, что весь мой небольшой жизненный опыт показывает: начинающие торговцы и дельцы в игорных домах всегда трутся возле военного сословия. И знаете по какой причине? – Ермолай Константинович отрицательно помотал головой. – Да потому, что господа военные всегда идут на риск, в том числе и картёжный, не думая не то что о дне завтрашнем,  а даже о вечере дня текущего. Такова судьба армейского чина: сегодня ты гуляешь с павой, а завтра в бой идёшь кровавый. И господа торговцы очень даже осведомлены об этом. Но то касается начинающего торгового люда. Окрепшие, вставшие на ноги, быстро забывают про свои детские шалости. И их более не интересуют вспыльчивые корнеты, способные выбросить на стол последнее, что у них ценится: медальон, с локоном любимой девушки, или же фамильный перстень, переданный матерью на смертном одре. За их столом крутятся только крупные купюры, те самые денежные знаки, о которых офицерское сословие может только мечтать. А сие приличествует  городам крупным и состоятельным. Где водится крепкий капитал, а значит, и крепкая власть чиновника. Вот так-то, мой дорогой Ермолай Константинович. Кстати, вы не против того, чтобы мы пообедали?

Старик несколько раз взмахнул редкими, белёсыми ресницами и полез куда-то под стол, откуда, через несколько секунд извлёк корзинку с приготовленной дома снедью.

- Милости прошу, Олег Владимирович, – на столе, рядом с папками явились бутыль с молоком, завёрнутый в материю шмат сала с луком и чесноком, три помидора, осьмушка ржаного хлеба и огурцы. – Вот, супруга моя, Клавдия, приготовила. Угощайтесь.

Белый скептически посмотрел на разложенную на столе  снедь.

- Побойтесь Бога, Ермолай Константинович. Молоко с огурцами? А после них сало с чесноком? Да я после такой еды дня два в этом кабинете не появлюсь. Нет уж, увольте.  Лучше поеду к себе, в гостиницу. Там сегодня обещали приготовить отбивные со шкварками. Честно признаться, никогда таких не ел, но, думаю, та пища менее экзотически подействует на мой желудок, нежели молоко с огурцами.

С этими словами Олег Владимирович, спрятав в карман сюртука только что исписанные им листы бумаги, покинул помещение, оставив Ермолая Константиновича  один на один с молоком, чесноком и огурцами с салом.

..................

...Владимир Сергеевич, услышав скрип открываемой двери, на мгновение оторвался от просматриваемых документов, поднял взор на молодого человека лет тридцати, одетого в цивильное платье, с котелком в левой руке, потому как правая в тот момент, заглаживала набок редкие рыжие волосёнки на круглой, с большим широким лбом, голове вошедшего, и снова склонился над бумагами.

- Почему не вовремя? – без приветствия, поинтересовался губернский полицмейстер.

 Вошедший перестал приглаживать волосы, смахнул с усатого, изъеденного оспой, лица неловкую улыбку, обхватил шляпу двумя руками и смущённо повёл плечами: мол, так получилось.

- Докладывайте! – Киселёву были неприятны эти, как он выражался, «жемансы», но приходилось терпеть, так как пред ним стоял один из лучших сыскарей полиции города Благовещенска. Сам Анисим Ильич Кнутов, личность неординарная и талантливая. – Что смогли выяснить?

- Немного, – сыщик сделал два шага к столу начальства. – Но и над тем, что узнал, стоит задуматься. Вчера вечером, когда господин Белый покинул ваши апартаменты, я следил за ним, как вы мне и приказали. Дело было поздно вечером…

- Только без лирики, – главный полицмейстер резко оборвал докладчика и  отметил неудовольствие, отразившееся на лице сыщика. Но начальству, как говорится, виднее, а потому, тот ещё крепче сжал «котелок» руками , продолжая сообщение.

- Господин Белый не стал брать извозчика, видимо решил прогуляться. Сначала он шёл по Чигиринской на Зейскую улицу, далее - на Амурскую. Вот на этом участке, как вы мне приказали, я и решил ему открыться.

- И…

- Признаюсь, ожидал чего угодно, но только не такого. – улыбка вновь проявилась на корявом лице сыщика. – Если кому-то в этом городе и нужна охрана, то только не этому молодому человеку. Давненько меня так не отхаживали.

- Точнее! – Киселёву нужна была информация, а не разглагольствования. Впрочем, он прекрасно понимал, о чём говорил сыщик. – Извините, Анисим Ильич. Продолжайте.

Кнутов сумел скрыть удовлетворение во взгляде и произнёс:

 - Он меня уложил с двух ударов. Профессионально. Первый – в солнечное сплетение, потом- по  затылку. Я даже сознание потерял, чего со мной ранее не бывало. Если вы позволите высказаться, мое предположение: либо господин Белый не тот, за кого себя выдаёт, либо чиновников в столичном управлении теперь готовят не только работать головой, но и кулаками. Во что я, признаться, мало верю.

Владимир Сергеевич задумался. Да, прелюбопытная получалась комбинация. Час назад Лубнёв принёс ленту телеграфа, из которой губернский полицмейстер узнал, что титулярный советник Белый Олег Владимирович действительно послан с инспекционной проверкой в Благовещенск, и что его высокопревосходительство, генерал Оскольский лично просит Владимира Сергеевича оказать советнику всяческую помощь в скорейшем проведении инспекции. Подобная просьба равносильна приказу. И даже более. Киселёв провёл рукой по лицу, как бы пытаясь стереть озабоченность. Приди ответ вчера вечером, он бы, естественно, не давал распоряжения сыщику проверить петербургского хлыща . И теперь бы не ломал себе голову над вопросом: что же за птица прибыла в его хозяйство? «Так»,- снова мысленно повторил про себя Владимир Сергеевич,- «Столица подтвердила личность Белого.» Однако, слова Кнутова заставляли хорошенько задуматься. Плюс наблюдательность вокзального надзирателя- и мозаика рассыпается.То господин Белый «светится» с сумочкой супруги преподавателя мужской гимназии Помяловского. После - не в меру применяет физическую силу, что никак не соответствует статусу простого чиновника – бумагомарателя. Владимир Сергеевич потёр лоб. Если бы не ответ из Петербурга, он бы и секунды не медлил, арестовал приезжего.

Киселёв настолько ушёл в свои мысли, что забыл про сыщика,что до сих пор топчется перед его столом,  тупо глядя в пол.

- Ну, что вы мне не договорили? – Владимир Сергеевич посмотрел на скорбное выражение лица Анисима Ильича и понял: сейчас он услышит вторую, причём, столь же неприятную для него часть сообщения. – Выкладывайте.

Кнутов поднял бледное от волнения лицо.

- Когда он меня… Ну, одним словом, когда я отключился, он, кажется, обыскал меня.

- Кажется, или обыскал?

- Думаю, что да,-  выдохнул Анисим Ильич. – У меня документы в кармане лежали совсем иначе. Я, понимаете, сначала кладу портсигар, а уже после бумаги...

- Что за бумаги? – Владимир Сергеевич, глядя, как съёжился сыщик, понял, что напрасно спросил. Можно было догадаться и так. – Насколько я понял, теперь господин Белый знает о том, что за ним следила губернская полиция?

- Совершенно верно, – выдохнул ночной филёр.

- Весело в деревне девки пляшут, – тяжёлая рука полицмейстера с глухим стуком опустилась на кожаный подлокотник кресла. Пауза затянулась.

Сыщик несколько минут переминался с ноги на ногу, потея и боясь вытереть пот со лба.  Однако, и терпению приходит конец. Кнутов собрал всего себя в нервный кулак и еле слышно произнёс:

- А документ его проверили? Чистый?

- Да, – нехотя ответил Владимир Сергеевич. – Всё подлинно: и бумага, и печать, и подпись.

Анисим Ильич ещё несколько минут помялся, стоя в дверях, ожидая новых распоряжений, но раз уж начальство молчало, не выдержал и  проявил инициативу:

- Разрешите идти?

Киселёв отрицательно мотнул головой.

- Подождите, – полицмейстер дал себе время продумать некоторые детали разговора. - Вот что, слежку за ним продолжайте. Пока. Но открыто,  чтобы наш гость думал, будто вы его охрана. Когда в этом надобность исчезнет, я сообщу. Далее, как только он куда-либо уедет, обыскать его комнату. Но  чтоб ни единого следа вашего присутствия не осталось. Ясно?

- Так точно.

- Меня интересует всё.  Вплоть до нижнего белья. Но в первую очередь - бумаги. Переписка, документы, записи, счета. Описать и показать мне.

- Понял, – кивнул, соглашаясь, корявый. – Позволите взять Лубнёва? Он  скорописи обучен.

-  Ни в коем случае. Не хватало, чтобы дурак по всему городу трепал . Сами справитесь. И ещё, Анисим Ильич, – Киселёв поднял указательный палец правой руки и погрозил им сыщику, впервые за годы совместной службы переходя на «ты». – Не дай Бог, ежели узнаю, что ты хоть малость  от меня скрыл и затеял свою игру.  В остроге сгною!

Острый кадык Кнутова нервно задёргался .

- Ты знаешь, у меня всегда найдётся, за что тебя туда упечь. Всё понял?

- Да, господин полковник. – сыщик, пятясь , покинул кабинет Киселёва, и пулей вылетел  из полицейского  управления.

      Олег Владимирович скептически осмотрел накрытый стол. Чего только на нём не было! В центре  возвышалась фигурная бутылка французского коньяка, вкруг которой разместились  холодные и горячие закуски: стерлядь горячего копчения в серебряном блюде, укрытая зеленью. В глубокой тарелке виднелись крупные куски оленины, залитые остро пахнущим соусом. Салаты из помидоров и огурцов, простое, но столь необходимое при изрядном количестве мяса, блюдо. Горячий телячий язык, приготовленный в кислом вине. И, наконец, ради чего, собственно, господин Белый и приехал в «Мичуринскую»: свиные отбивные со шкварками, в орнаменте прожаренных кружочков репчатого лука. 

Олег Владимирович с трудом сглотнул набежавшую от изобилия аппетитных запахов голодную слюну,  прекрасно отдавая  себе отчёт в том, что  одному ему никак не осилить  приготовленное.

- Простите, что-то не так? – низкорослый мужичонка в шёлковой, расписанной яркими цветами, рубахе, склонился перед посетителем и изобразил на лице обязательную улыбку.

- Нет, благодарю, – Белый, мысленно махнув на всё рукой, принялся оценивать гастрономическое искусство местного повара. Минут через пять, когда первый голод был утолён, и внутри тела принялись бегать тёплые, одурманивающие волны насыщения, Олег Владимирович неожиданно почувствовал на себе чей-то взгляд. Интуитивно он замедлил движения, выждал несколько секунд, после чего кинул взором перед собой. Нет, с этой стороны им никто не интересовался. Занято было два столика. И за обоими публика занималась сама собой. Но Белый чувствовал: за ним, определённо, наблюдали. Левая рука легко, как бы случайно, коснулась ножа, и тот с тонким звоном упал на пол. Половой бросился, было, к ногам постояльца, но Белый его опередил. Он резко наклонился за ножом, чуть повернул голову влево и тут же увидел глаза, которые только что сверлили его спину. Глаза той самой девушки, которую он видел в пролётке. Госпожа Мичурина! . Девушка  сидела в кругу весёлой компании .

 «Полина...» Олег Владимирович вспомнил и имя красавицы. «Интересно,»- пронеслось в голове постояльца  ,- «Чем я мог заинтересовать эту особу?»

За спиной раздался смех. Молодые люди расположились вкруг крайнего столика, возле окна. Вместе с госпожой Мичуриной за чашечкой кофе и пирожными коротали время две её подруги, девицы довольно бойкие и весёлые, и четверо молодых людей, двое из коих были офицерами артиллерийского полка. По крайней мере, такой вывод сделал Олег Владимирович по их форме . Двое других, судя по всему, прожигали папенькины деньги, ухлёстывая за провинциальной красавицей и её приданым. Кто-то из мужчин пустил по кругу очередную шутку, и соседний столик вновь взорвался громким  смехом. Самой реплики Олег Владимирович не расслышал, но суть её уловил в последних словах, произнесенных довольно громко, и явно предназначенных для его слуха.  Олега Владимировича назвали  столичным павлином, случайно забредшим в чужой зоопарк!

Белый усмехнулся, протёр нож салфеткой, и принялся резать мясо. Олег Владимирович решил не обращать внимания на поведение молодых людей, тем более, что он и сам  в не столь далёкие времена редко упускал случай позубоскалить над кем-нибудь в кругу друзей. Отбивная была превосходна, мясо просто таяло на языке. Коньяк вязко перекатывался во рту, доставляя гурману пьянящее удовольствие. Однако наслаждение недолго сковывало гостя из Петербурга.

Следующая реплика  теперь явно предназначалась лично Олегу Владимировичу, потому как  была произнесена нарочито громко и отчётливо:

-  Интересно, это как же должна умственно работать голова нашего гостя , что в столь младые годы уже так об лысеть? – девичий смех прервал выступление наглеца, но не остановил его. – Хотя, впрочем, я могу и ошибаться. Вполне возможно, что сия голова работала не умственно, а в любовных утехах на подушках столичных примадонн.

В ответ на эту реплику девицы в притворном возмущении набросились на негодника, одновременно бросая озорные взгляды на  господина Белого. Естественно, их занимало, как же отреагирует на слова их приятеля незнакомец.

Олег Владимирович дожевал кусочек, промакнул рот салфеткой, медленно поднялся и повернулся в сторону компании.

- Прошу прощения, - тихо и спокойно произнёс он, - Что прерываю ваше веселье, но я желаю знать, кто из вас, господа, только что изволил обсуждать мою внешность?

Девушки умолкли и теперь с любопытством смотрели на незнакомца. Один из офицеров небрежно откинулся на спинку стула и, закинув ногу на ногу, произнёс:

- Предположим, я.

Олег Владимирович  нахмурился. Ссориться с армейскими чинами, особенно, когда он собирался провести проверку прямо в полках, в его планы никак не входило. Но и давать спуску молодому человеку в погонах штабс-капитана он не собирался. Следовало найти выход из создавшегося положения. И немедленно.

- Господин офицер, - тихо произнёс Белый, - Сей же час принесите извинения, и на этом мы с вами распрощаемся.

«С ним сейчас нельзя говорить на повышенных тонах»- несколько отрешённо подумал Белый о штабс-капитане, одновременно просчитывая все варианты действий.»Ишь, как глаза горят,и замашки,словно у столичной богемы.»

- И не подумаю, – длинные пальцы артиллериста  отстукивали на лакированной поверхности стола некую мелодию, напоминающую барабанную дробь.

- Я вас прошу подумать над моим предложением, – ситуация явно заходила в тупик.

- А что в противном случае? – на тщательно выбритом, холёном лице штабс – капитана играла противная ухмылка. – Вы меня вызовете на дуэль?

Девушки с восторгом смотрели то на своего кавалера, то на высокого, слегка худощавого  незнакомца в модном чёрном костюме, во время всего диалога стоявшего возле своего стола. Одно дело читать в авантюрных романах о подобных сценах, и совсем другое - присутствовать   при таком лично !  Игривый взгляд госпожи Мичуриной скользил по фигуре Олега Владимировича, отчего тот почувствовал на спине неприятный озноб. Местная красавица явно испытывала  удовольствие от происходящего.

Белый развернулся к столу, небрежно  взял  серебряный, столовый нож и вновь повернулся к компании.

- Я в последний раз предлагаю вам мир, – Белый бросил взгляд по сторонам. Слава Богу, пока на них никто не обращает внимания. Но сколько это может  продолжаться?

- И что, будет дуэль на столовых ножах? – штабс-капитан расхохотался. -  Господи, до чего эти гражданские глупы и…

Что хотел сказать офицер после «и», никто так и не узнал. Штабс-капитан не успел двинуться, как в долю секунды нож, которым незнакомец только что резал свиную отбивную, вонзился в стол между большим и указательными пальцами руки офицера. Тупой конец столового прибора пробил скатерть и несколько слоёв лака, войдя в крепкое дубовое дерево, словно в растопленное масло. Рука наглеца мелко задрожала от запоздалого испуга.

А Олег Владимирович, как ни в чём не бывало, повернулся в сторону дочери хозяина заведения и произнёс:

- Прошу прощения за наше с господином штабс-капитаном поведение, и разрешите откланяться.

Молодой человек слегка склонил  лысеющую голову в сторону госпожи Мичуриной и её подруг и лёгким, упругим шагом направился к выходу. «Идиот!»,- ругал себя в  Белый последними словами. «Зачем, зачем выставился? Ведь мог же промолчать, будто ничего не слышал. Мог ведь? Мог! Нет, нужно было выпендриться!» 

Олег Владимирович с силой хлопнул себя по колену, что, впрочем, не особо помогло успокоиться, и приказал кучеру  править к казначейству.   

Впрочем, Олегу Владимировичу, не смотря на происшедшее, пообедать всё-таки удалось. А вот Владимиру Сергеевичу Киселёву в тот день кусок в горло не лез. В который раз полицмейстер перечитывал телеграфное уведомление из Петербурга и в который раз ломал  голову над вопросом:  для чего, дьявол его дери, прислали  в Благовещенск этого молокососа? Всего второй день сопляк в городе, а всё руководство полиции начало терять покой и самообладание.

Полчаса назад Киселёву позвонил глава казначейства и сообщил, что инспекция из Петербурга приступила к проверкам. Владимир Иванович перечислил документы, которые потребовал предоставить для проверки господин Белый. Главу полицейского ведомства удивляло то, что ,помимо чисто прямых финансовых отчётов о перечислениях средств на нужды армейских и полицейских формирований, проверяющий проявил заинтересованность к окладам офицерского состава и чиновников его управления. Эти-то бумаги для чего ему? Владимир Сергеевич прекрасно знал, если кое-какие делишки и прокручиваются с государственными средствами, то только не по данной бухгалтерии. Ещё не нашлось в России идиота, который бы нарушил табель о рангах. Это примерно то же, что самому себе выкопать яму, и живьём себя похоронить.

Ушаков Владимир Иванович тоже был крайне удивлён данным обстоятельством. Тем более, что к Белому, по просьбе Киселёва, он приставил самого опытного работника, который полдня внимательно наблюдал , как петербургский мальчишка тщательно переписывал данные именно из тех самых папок, в то время, как остальные только бегло просмотривал. К тому же произошедший меж ними странный разговор об игорных домах, переданный Ушакову стариком, вносил новую окраску в сферу деятельности господина Белого.

Владимир Сергеевич поднялся из-за стола и прошёл к телефонному аппарату, висевшему на стенном проёме между окнами, выходящими на Большую улицу. По пыльной дороге прошла колонна солдат под руководством двух унтеров. В руках служивые несли сменную одежду и по куску мыла. Две роты артиллеристов вели в баню. Владимир Сергеевич с раздражением дёрнул за шёлковый шнур, и гардины мягко опустились к полу, закрывая  вид из окна. Киселёв поднял мембрану, в которую следовало говорить, и покрутил ручку телефонного аппарата. Спустя несколько секунд его соединили с домом губернатора. Алексея Дмитриевича в родных пенатах не оказалось, что, однако, нисколько не смутило начальника полиции. Он попросил супругу губернатора передать , что сегодня вечером  всенепременно нанесёт визит к Его Превосходительству, и не один, а со столичным гостем, и добавил, что очень бы хотелаудиенции с Алексеем Дмитриевичем один на один, без всякого рода помощников и секретарей.

После телефонных переговоров Киселёв вернулся к бесппокойной мысли: «С чем же вы к нам приехали, господин титулярный советник? Неужели для того, чтобы сместить кого-то с занимаемой должности? А что? Вполне возможно.

Когда кто-либо из чиновников, попавших в Благовещенск не по своему желанию, а только по воле вышестоящего руководства, начинал жаловаться на превратности судьбы  и скулить по поводу того, что, мол, злая доля закинула их чуть ли не на край света, Владимир Сергеевич таких моментально останавливал единственной фразой. «Благовещенск – это ещё не край света,» - говаривал он в таких случаях,- «В Российской империи имеются места куда более отдалённые, и в которые ссылают  неугодных  не только из столицы, но и из Амурской губернии. К примеру, Сахалин. Или, тем паче, Камчатка.» После подобного аргумента расстроенный собеседник в момент преображался. Явно представляя себе все перспективы жизни вне нормальной цивилизации и культурного общества, каковое в Благовещенске всё-таки имелось. Теперь, судя по всему, ситуация складывалась так, что над головой самого начальника полиции навис дамоклов меч правосудия. А как всё хорошо шло восемь лет…

Однако, начальник губернской полиции жил не по принципу: сколько верёвочке ни виться... Нет, Владимир Сергеевич просто так сдаваться не собирался.

Что ж, господин Белый, - мысленно обращался он к своему отсутствующему визави, -  Если вы ищете для отчётности неблагонадёжные личности, мы вам их предоставим. Не сразу. Зачем торопить события? Сначала следует убедиться, что вы в действительности прибыли к нам именно с такой целью: найти козлов отпущения, а не докапываться до финансовых прокруток промеж чинов государственных и местного купечества. И если предположение подтвердится, то вы, Олег Владимирович, повезёте в столицу не только прекрасный отчёт о выполненной работе, но и, в придачу пару – тройку свидетелей состава преступления. А с таким багажом можно и по служебной линии продвинуться. И уж кто-кто, а столичный хлыщ это должен тонко прочувствовать.

Владимир Сергеевич слегка потянулся , широко зевнул. Может, даст Бог, он хоть сегодня выспится, а то с приездом инспекции сон в последнюю ночь что-то к нему никак не шёл.

       Как только гость из столицы спрыгнул с пролётки и вошёл в двери губернского казначейства, к извозчику тут же подошёл стоявший на противоположной стороне улицы Анисим Ильич Кнутов.

- Рассказывай, - без какого-либо приветствия, тут же обратился он к хозяину гужевого транспорта, -  Где были? Чем твой пассажир занимался? Может, говорил о чём-нибудь? И детали, детали не упускай.

- Так, Анисим Ильич, рассказывать мне пока что нечего. Как вы приказали, утром я их благородие встретил. Ехали до казначейства молча. Потом ждал. Вот на обед съездили, в «Мичуринскую». Теперь назад приказали привезти. И всё.

- И что, всё время молчал?

- Так точно, ваше благородь!

- Понятно. – протянул Анисим Ильич и нервно почесал до синевы выбритую шею. – О завтрашнем дне, хотя бы вскользь, хоть что-нибудь говорилось?

- Да, вроде, нет. – промычал извозчик.

- «Вроде, да как…» - передразнил мужика сыщик. – Запоминать надо, коли тебя на столь ответственное дело приставили.

- Так, ваше благородь, я же говорю, молчали они всё время. А если что и бормотали, то так тихо, что я и разобрать не мог.

- А ты в следующий раз смоги! – Взорвался Кнутови сплюнул на дорожную пыль. – Завтра доложишь мне, что да как. Постарайся войти в доверие к нему. Разговори его. Что мне ,научить тебя, как это делается?

- Да нет, ваше благородь. Мы сами, как-нибудь, – кучер стянул с головы картуз, вытер рукавом рубахи вспотевший лоб, и, видимо собравшись с духом, негромко проговорил. – Разрешите, Анисим Ильич , поделиться с вами некоторыми сомнениями.

Сыщик бросил взгляд на казначейство и утвердительно кивнул головой.

- Тут такое дело, – начал рассказ мужик. – В «Мичуринскую» его благородие ехали в очень хорошем расположении . Ну, в таком, когда у мужика всё складывается  хорошо.

- И… - с нетерпением вставил реплику Кнутов.

- А возвращался он  совсем в другом состоянии.

- В каком  другом?

- Да будто его там неприветливо встретили. Хмурые они вышли из «Мичуринской». Злые.

- Ругался, что ли?

- Да нет. Не ругались. Наоборот, всю дорогу молчали. Но я- то чувствую, когда у человека на душе легко, а когда кошки скребут. Так вот, у их благородия было настроение, будто либо ему гадость сделали, либо он совершил такое, за что потом винил себя.

- А ты сам не заглядывал в «Мичуринскую»?

- Как можно? – с удивлением ответил извозчик. – Нам туда дорога заказана.

- Значит, кто помимо нашего гостя там присутствовал, ты не видел?

- В том то и дело, что видеть не видел, но подозрения высказать могу. У входа в «Мичуринскую» дрожки стояли, всему городу известные. Чёрные, лакировка свежая, европейского образцу…

-  Дочери Кириллы Игнатьевича?

- Совершенно верно-с. Вот она-то, скорее всего, может дать ответ на вопрос, что нашему молодцу так подпортило настроение.

- Ну вот, - Анисим Ильич осклабился, - а ты говорил: ничего не заметил, ничего не услышал… Оказывается, можешь, когда хочешь. Что-нибудь ещё приметил?

- Нет, ваше благородь!

- Что ж, тогда  я в «Мичуринскую». А ты жди. И ежели что, тревожь. Даже ночью.   

Олег Владимирович стремительно, переступая через две ступеньки, поднялся на второй этаж городского казначейства, прошёл к своему кабинету и, без предупреждения, распахнул дверь. Ермолай Константинович  отсутствовал. Белый, всё ещё находясь в раздражении, вошёл во внутрь,   тщательно осмотрел  оставленные на столе бумаги, после чего облегчённо опустился на стул и удовлетворённо хмыкнул. Как он и предполагал, старик внимательно перелистал всё, над чем Олег Владимирович работал в течение четырёх часов. И, естественно, побежал к начальству, на доклад.

«Да, господа провинциальные чиновники,» - инспектор из Петербурга вновь поднялся на ноги, подошёл к окну, распахнул его створки и с наслаждением втянул в лёгкие свежий, дурманящий воздух. – «Могу только себе представить, как у вас теперь трещит голова от  загадок, которые я вам подсунул. По логике, следующий шаг теперь должен, нет, просто обязан сделать господин Киселёв, представив меня губернатору. А иначе нельзя никак. Иначе – тупик.»

Белый достал из кармана жилета луковицу часов завода Павла Буре. Двадцать минут четвёртого. «Отлично,»- тихо, чуть ли не в нос, произнёс Олег Владимирович.»Господин Киселёв, ау, я к встрече готов. И даю вам час на то, чтобы вы меня пригласили. Впрочем, нет, час многовато. Даю вам полчаса. Поспешите, поторопитесь, Владимир Сергеевич! Хватит раздумывать над моими действиями. Приступите к своим. Пора сделать ход, как вы недавно изволили выразиться, на вашей простой шахматной доске.»

За дверью послышались шаркающие шаги Ермолая Константиновича. Белый, услышав их, торопливо схватил в руки первые попавшиеся листы, испещрённые цифрами и таблицами, и принял вид, будто внимательно вчитывается в содержимое.

А Полина Кирилловна Мичурина, неожиданно почувствовав некоторое недомогание, покинула подруг , отказав навязчивому штабс-капитану в просьбе проводить её до дому.  Уже сидя в пролётке она призналась себе, что поведение незнакомого молодого человека её взволновало до глубины души. Нет, девушку  привело в восторг не самообладание незнакомца. Тем более, ей не понравилась его реакция.   Полину Кирилловну потрясло совсем иное. То, к чему она не привыкла.  в силу своей избалованности:  молодой человек не обратил на неё внимания. Его прощальная фраза была не в счёт . Он общался с ней так, будто пред ним сидела барышня неопределённого возраста: почтительно, уважительно и безразлично.  Полина Кирилловна глубоким, женским нутром чувствовала, что петербургский повеса пренебрежительно её проигнорировал. Её, ту, на кого молилась едва ли не большая часть мужского населения города!... Ту, которой чуть ли не ежедневно признавались в любви офицеры и студенты, чиновники и купеческие сынки, молодые и старые. Ту, которая отказывала им всем, одним смеясь в лицо, другим, предлагая вместо любви дружеские отношения. Ту, для которой…

Странные чувства захлестнули Полину Кирилловну. Чувства, ранее ей не ведомые, доселе не испытанные, не понятные и не приятные. Девушка вскочила на ноги, резко развернулась, схватила с подушки сиденья привезённый из Англии и случайно забытый отцом стек и хлестнула им по плечу ни в чём не повинного кучера.

- Что плетёшься, как сонная муха? Давай, гони!

Вторично повторять не пришлось. Хлыст вмиг ожег круп лошади, та от боли мотнула головой, и пролётка понеслась вдоль широкой, почти безлюдной улицы, оставляя за собой клубы тёмной, тяжело оседающей пыли, унося в неизвестность растревоженную девичью гордость.