45. БЕГУЩИЙ ПО ГОЛОВАМ
В побеге из «Крысиных двориков» Рыбов принял участие вовсе не из любви к компании и не потому, что был как-нибудь ошеломлен подзатыльником, полученным от Шплинта. У Бориса Борисовича были свои причины обрести крылья ужаса.
Все началось с того, что он разглядел в своем закрашенном квадрате жирного клопа. Очень скоро клоп ожил и освоился настолько, что прополз по рукаву Рыбова, затем по плечу и лицу его, и прямо в глаз.
Пытаясь поймать клопа, Рыбов последовал за ним и оказался на дне то ли глазного яблока, то ли какой-то ямы. В яме было мрачновато, но над самой ямой светило солнце. Притом оно светило невообразимо прекрасным светом. Так что Рыбов решил, будто оно - нечно главное, наилучшее и, возможно, даже сам Бог. Он почувствовал необходимость устремиться к солнцу, и даже сделал несколько шагов в его направлении, но вдруг услышал:
- Какой же это Бог? Это всего лишь огненная планета Солнце.
Рыбов догадался, что это говорит клоп. Однако вместо клопа увидел уже знакомую ему толстозадую фею с дрыном в руках.
- Где я? – спросил Рыбов.
- В своем микрокосме, - ответила Фея с пренебрежением. – А что это мы не здороваемся? Скажешь, не узнал меня? Я ведь тебе говорила, что ты о себе слишком много понимаешь. И видишь, оказалась права. Как тебе это местечко?
Рыбов огляделся, и ему стало не по себе. Вся огромная яма была завалена грязью и мусором, которые навевали такое уныние, что перехватывало в горле. Похоже, это была свалка. Притом, населенная всякими противными насекомыми и мерзкими гадами. И подобно этим тварям, в кучах мусора копошились какие-то неопрятные люди.
Присмотревшись, Рыбов вдруг открыл, что знает многих из этих людей и даже узнает некоторые предметы в мусоре. Вот мужичок собирает бутылки. Это Кузмич. То же самое Кузмич делал во дворе пятиэтажки, где провел свое детство Рыбов. А вот, бабка ковыряется в гнилом арбузе. Рыбов видел ее когда-то на дворовой помойке. А вон и роковая конфетка из кокашки.
Пожалуй, солнце действительно не могло быть Богом, раз уж оно допускало сюда, в эту яму, свой красивый свет.
- Может быть, здесь как-нибудь прибрать, - подумал Рыбов, но почему-то вслух, чтобы слышали обитатели помойки.
- А, между прочим, это твои собственные шлаки, которые в тебе накопились, - ухмыльнулась фея. – Как, сам будешь убирать, или Бабасю свою заставишь? Только Бабася-то тут бессильна. Иэ-эх! – махнула она безнадежно рукой, но тут же добавила. - Ладно уж, давай отведу тебя к настоящему Богу. Больно сердце у меня доброе. А живет он вон аж где.
Туда, куда указывала фея, смотреть пришлось в гору. И там, на вершине горы Рыбов увидел прекрасный замок. Замок, разумеется, был сияющим, быть может, даже ярче самого солнца. И весь он утопал в кронах листвы, явно, исполненной из изумрудов. Без сомнения, это было жилище настоящего Бога.
- Скажу тебе по секрету, - сообщила фея. – Бог ждет тебя.
- Правда? – обрадовался Рыбов и бросился взбираться в гору.
Всю поверхность горы покрывали округлые скользкие камни, частью поросшие какой-то тонкой травой. Так что, идти было трудно. В спешке Рыбов спотыкался, оскальзывался, наконец, упал. При этом он ударился лбом об один из камней. Это заставило его повнимательнее приглядеться к камню. И его охватил ужас. Перед ним был не камень, а человечья голова. А с нею соседствовала еще одна голова, и еще, и еще. Оказывается, вся гора состояла из голов. Притом у голов имелись лица, и многие из них ему были знакомы. Но самое главное, судя по недовольному выражению этих лиц и неприязни в их глазах, все они были живыми.
- Что это? – возопил Рыбов, исполненный отвращения и страха.
- Это неудачники, - пояснила фея. – Те, которые не дошли к Богу. У них, видите ли, не хватило силенок. Слабаки.
- Значит, и я могу не дойти? – предположил Рыбов.
- Конечно, можешь, - согласилась фея. – Зато, если дойдешь, будешь в шоколаде. Так что, не дрейфь, а то получишь моей палкой.
Выбора не оставалось, и, преодолевая отвращение, он устремился вверх по головам.
Между тем, вершина, которая снизу казалась вполне достижимой, как будто, совсем не приближалась. Очевидно, замок, на самом деле, был грандиозных размеров. Силы Рыбова быстро таяли. Он все чаще соскальзывал с лысин, задевал за чьи-то носы, падал, подтягивался, цепляясь за волосы, иногда вырывая их из макушек целыми клоками. И когда он оглянулся назад, то увидел, что весь его путь отмечен повернутыми ему вслед лицами, с расквашенными носами, фингалами, ссадинами, и с губами, вышевеливающими проклятья.
Но вот настал момент, когда силы его совсем иссякли, и он повалился на головы, не будучи в состоянии двигаться дальше. И тотчас головы стали раздвигаться, словно бы желая дать место для его собственной головы. Это придало ему новых сил. И он опять полез вверх в полном отчаянии, и уже не испытывая эмоций по поводу неприятностей, доставляемых головам. Наоборот, его злила готовность голов принять его в свои ряды неудачников. При этом он заметил, что он не один ползет к вершине. Туда, оказывается, лезло множество народу. Время от времени кто-нибудь из них замирал и затем исчезал с поверхности горы, впитанный столь зыбкой почвой. Так что, отдохнуть и перевести дух не представлялось возможным. Приходилось все время продолжать движение вверх. Это изматывало. И, наконец, он совершенно изнемог.
Головы вновь зашевелились под ним в целях поглотить его. И он уже готов был погрузиться в их среду. Но тут он услышал голос феи.
- У меня есть идея, - заявила толстуха. – Давай, ты поступишь, как Ньютон.
- Как это? – спросил Рыбов, мысленно проклиная эту жирную дуру за то, что она соблазнила его идти к Богу.
- Ньютон говорил, что он достиг своих вершин, потому что стоял на плечах гигантов, - пояснила фея. - Вот и ты залезай на меня, а я тебя повезу.
«Тоже мне, гигант», - подумал Рыбов, но вслух ничего не сказал, боясь лишиться последнего шанса на спасение.
Приняв на себя Рыбова, фея неожиданно бодро заскакала вверх по головам. Звуки ее скока показались Рыбову слишком звонкими. Он даже подумал, что ее туфли на высоких каблуках, а возможно даже на шпильках. Однако когда, свесившись, Рыбов поглядел на ее ноги, то увидел, что фея обута в копыта.
Соответственно, ущерб, наносимый головам от продвижения Рыбова в качестве всадника, заметно увеличился, и потому след за ним теперь тянулся еще более кровавый и осуждающий.
- На, подкрепись, - сказала, между тем, толстуха, и что-то сунула ему в руку.
- Что это? – спросил Рыбов.
- Сухарик с джемом, - пояснила фея. – Какие ты любишь.
Держа драгоценный сухарик так, чтобы джем не капал на голову добродетельной феи, Рыбов поднес его ко рту, но вдруг увидел, что это не сухарик, а человеческое ухо. Ухо было испачкано кровью, как видно, по причине того, что являлось свежеоторванным.
- Это же ухо, - застонал он в приступе отвращения.
- Конечно, ухо, - подтвердила его догадку мерзкая толстуха. – Где ж я тебе здесь возьму сухарики.
- А чье же это ухо? – попытался выяснить Рыбов, ощупывая свою голову перед лицом страшного подозрения.
- Не волнуйся. Это мое ухо, - успокоила его фея.
Рыбов наклонился, дабы убедиться, не врет ли толстая стерва. И тотчас заметил, что фея говорит правду. Ибо из того места, где должно было находиться ее ухо, обильно выплескивалась кровь. Единственное, что не соответствовало действительности, так это то, что вместо феи под ним была Бабася. То есть, он ехал на своей пожилой уборщице. А значит, и ухо на самом деле принадлежало ей.
От такого открытия и мерзости своего положения верхом на бабке Рыбову стало противно.
- Ешь, ешь, - подбодрил его голос толстухи. – Тебе ж не привыкать. А у нее, видишь, уже новое выросло.
Искренне рассчитывая на это, Рыбов вновь взглянул на место оторванного уха. И действительно увидел новое ухо. Только это новое ухо было несколько великовато Бабасе. Тем не менее, Рыбов успокоился и сожрал ухо. Ему даже показалось, что оно ничем не хуже сухарика с джемом.
- А вот тебе и рулька, - сообщил голос феи, и Рыбов принял снизу обещанный деликатес.
Однако на этот раз Рыбов оказался не столь доверчив и сразу разглядел, что ухо потому и было велико Бабасе, что оно принадлежало слесарю Прокопычу. Слесарь, конечно, был как всегда пьян. Иначе как мог он не замечать отсутствия у себя одной руки. Но вникать в такие подробности Рыбов не стал и с жадностью набросился на рульку.
Зато потом, когда толстуха предложила ему копченый язык, Рыбов с удовольствием отметил, что рука у слесаря снова появилась, хотя, судя по наручным часам, слесарь почему-то отрастил себе руку тещи Рыбова.
Так он принимал все новые и новые угощения. И его все меньше смущало чувство неловкости, поскольку скакуны под ним сменялись все новыми из числа знакомых, друзей, родственников. Были среди них даже Шплинт и Едаков. Но те везли его неохотно, с ленцой. И от них на прокорм он получил какие-то сушеные ногти, да пучок курчавых волос, выдранных неизвестно откуда. Эти продукты показались Рыбову малосъедобными, и он их выбросил.
Наконец, Рыбов достиг вершины. Здесь он спешился, и уже сам пошел к воротам. Шел он, разумеется, по головам. Но эти головы частью ему были даже известны. По фотографиям и картинам. То есть, это были головы людей более успешных. Поэтому Рыбов даже выбирал, на какую башку ему следует наступить. А на некоторые он не только наступал, но еще и дополнительно проворачивал каблуком.
Так он приблизился к воротам, которые полностью состояли из алмазов. Они распахнулись перед Рыбовым бесшумно и легко, словно дуновение ветра. А за ними Рыбову открылось такое великолепие, которое не подавалось не только осмыслению, но даже восприятию. То есть, разглядеть что-либо представлялось совершенно безнадежным делом, как если бы пришлось смотреть на солнце.
Рыбов сделал шаг навстречу этому воплощению восторга. И вдруг в один миг все померкло, словно пространство схлопнулось и исчезло. А прямо у лица Рыбова возникло рыло, в котором хоть и присутствовали черты феи, но значительно усугубленные, да еще подсвеченные синим пламенем.
- Руки вверх! – истошно завопила фея и, размахнувшись, изо всех сил ударила его палкой по голове.
Как и следовало ожидать от толстухи, удар был очень сильным. Таким сильным, что весь дворец рассыпался в искры, которые тотчас вылетели из глаза Рыбова вместе с ним самим. Тут-то он и повалился на Едакова. А когда очнулся, то мгновенно понял, что пережитый им ужас - дело рук деревенской ведьмы. И бросился бежать даже прежде, чем Шплинт показал тому пример.
Заглатывая капотом машины дорогу к городу, Рыбов вновь и вновь переживал фрагменты своего видения и находил их слишком явственными для простого сна.
Комментарии