Стерх Петров своим стихотворением о любви в сугробах вызвал в памяти  моей интересный случай, произошедший в нашем провинциальном городке в одну не очень морозную ночь. Историю эту самолично слышал от главного героя, рассказываемую им на пустой соседней дубовой бочке за кружку пива в  кафе «Берёзка», что процветало в городе с незапамятных послевоенных лет на узкой улочке, когда то бывшей берегом старого русла реки Порусья, и получившего название Малашка.

Героя звали Ванька Кисиль (Кисилёв), местный булдырь – тунеядец, уже нигде не работавший в силу своего неизлечимого алкоголизма, и для которого вытрезвитель превратился, чуть ли не в дом родной.

И вот когда до закрытия «Берёзки» оставалось пять минут, получил Ваня пинка под зад от мужа буфетчицы и, перелетев через узенькую улочку, зарылся головой в отвал снега, коего на берегу Малашки к тому времени уже скопилось горами. А минут через десять, пятнадцать машина медвытрезвителя  красиво именуемая в народе «Марусей»  планово объезжая все злачные места города после их закрытия наткнулась на торчащие ноги Киселя. Вытащили, моментально узнали, и увезли в городской морг. А там, две женщины, из коих одну  восемнадцатилетнюю деревенскую девушку, устроившуюся туда работать из - за городской прописки, и часто посещавшую городские танцы, я знал лично, и слыхивал от неё такие рассказики про работу в морге, что далеко не каждый и поверит. И я поначалу ей не верил, думал специально перед ребятами блатует. Но однажды повстречал её в городе и вижу, левая половина носа (ноздря) пришита – свежий шрам. Спрашиваю, что такое? Что, что!  Я же тебе рассказывала, что у нас спирта до фига. Нажрались пятого дня назад с Нинкой так, что я на четвереньках в общагу поползла мимо кочегарки, а там видел какой на цепи здоровый кобель. Видел. Он добрый, часто там мимо него хожу, и не лает даже. Да, и на меня не лаял, молча подошёл, понюхал, да и тяпнул за нос. Да многие собаки не любят запах спиртного. Особенно кобели сук пьяных, и у двуногих сплошь и рядом. После этой встречи понял я, что девушка правду летом после танцев нам рассказывала о своей работе. И вот этот обслуживающий персонал принял Ваню очень мило, даже не раздели, а положили между двумя голыми подругами на столе, чтобы отогрелся. Ну, Ваня и отогрелся.

Просыпаюсь, рассказывает, потолок незнакомый, не вытрезвиловки, к которому привык. Гляжу, справа подруга голая, и с другого бока тоже голая, и не дышат, холодненькие. Выбрался. На окнах решётки, дверь на замке. Поорал, поорал, никто не приходит. Ну и стал нарезать обороты вокруг стола с подругами, чтобы не замёрзнуть. Рассвело. Гляжу за окном чинно и благородно, с тростью в руке прошагал Безшапошный.

Безшапошный (кличка), человек легендарный - профессор, патологоанатом; его довоенная жизнь и злодейство, которое он произвёл со своей женой, подробно описаны в книге Льва Шейнина «Записки следователя».  Благодаря этому увековеченному злодейству, раскрытому питерским следователем, профессор пережил войну где - то за Уралом, отсидел весь положенный ему срок, сделал себе, находясь в лагере перед зеркалом на гортани не простую операцию, чем сыскал славу сильного волевого человека, и уже после войны был определён на 101й км к нам в город. В городе нашем народ дал ему кличку Безшапочный за то, что он круглый год в любые морозы ходил без шапки – закалился, видимо в лагерях.

А последнее своё десятилетие, как я его запомнил, и в чёрных кожаных штанах (ссался, почки не выдерживали избыточность потребляемого спирта) с чёрной тростью в набалдашнике которого всегда был спирт. Был осанист, величав и интеллигентен. Всегда здоровался со мной, и даже первый, когда наши стёжки дорожки пересекались у конуры кобеля не любящего запах спирта. Теперь подозреваю, что тот кобель и Безшапочного не любил.

И вот, продолжает Ваня, слышу, открывает мертвецкую (одноэтажный деревянный домик за кочегаркой, в самом углу территории горбольницы), раздевается, открывает препараторскую, и, увидев меня, спрашивает: « Чего встал? Раздевайся, ложись, резать буду». И сразу назад, и на ключ дверь. И слышу, начинает звенеть там всяким скальпельно - пинцетным инструментом. Меня мандраж хватил. Зуб на зуб не попадает. Минуты через три входит и протягивает набалдашник от трости со спиртом. На выпей, и беги отсюда, пока никто не видел.

Эту историю потом я услышал и от отца, и от многих других «бороздящих бермудский треугольник» города. Большинство людей в неё не верили, говорили, что Кисиль всё это придумал, чтобы подавали на стакан. Я верю, так как  знавал молоденькую деревенскую девушку, продержавшуюся на этой работе около года, уволившуюся и уехавшую на строительство автозавода в Набережных Челнах.

В следующее лето, заскочив после танцев на вокзал компанией, увидел её там ожидавшую ночной поезд Таллин – Москва. Подошёл. Шрам уже был не так заметен.

Рассказала, что уволилась, и уезжает на комсомольскую стройку. Эх, судьбы человеческие!