. В 1970 году возвели современное трехэтажное здание, в котором 14 кабинетов, спортзал, столовая, интернат. Во всем этом главная заслуга директора школы - М.Г.(руководил школой с 1951 по 1985 годы), который любил говорить, что рассказывать о себе - это рассказывать о своих учениках. Из стен школы вышли талантливые руководители, хорошие специалисты, учителя и т.д.
Старорусская Икона
"Да, притырено здесь действительно много...
Понял о ком идет речь"
НИК заинтересовавшийся этим активно в последние дни
Там «притырены» были: школа,
С нею пасека, школьный сад.
(Ну и главное – труд ребят).
Зависть, чья то, нервы трепала
За труды. Сорок лет назад
Он отряхивался умело:
Не боялся злых языков.
Зная твёрдо, что кроме дела
Не прилепят к нему ярлыков.
А ещё был он твёрдо уверен,
Несмотря на партийный билет:
Что «начертанный путь» будет сменен,
И тогда заживёт, как дед,
Что в округе был богатеем
При царе-горохе ещё,
И сумел коммуняк-ротозеев
Прикупить за медный пятак.
Володя, ты монеты коллекционируешь?
Нет, Михаил Григорьевич, не коллекционирую. Есть несколько пятаков медных, на реке у моста нашёл. Вот у Лёшки Архипова целая посудина. Он тощий , юркий, как ящерка был, когда ещё аракчеевские казармы под «Староруссприбор» не отдали, всё лазил там, и много насобирал. А сейчас всё пропивает Коле И. (нынче машинами торгует, потому и И., а Архипа косточки давно уже на Симановском кладбище истлели). Но Коля мне не показывал, но я знаю, что он много чего коллекционирует. Вечно у всех что-то клянчит, выменивает.
Да видел я и у Лёшки и у Коли. Это не коллекции. Вот чуток попозже я тебе свою коллекцию покажу, тогда и поймёшь, что значит коллекция. А вообще я тебе посоветую, собирай металлические деньги, даже наши советские. Потому что не за горами дни, когда рухнет этот наш социалистический строй, а новый тоже не сразу устаканится, и будут чеканить то одни деньги, то другие, и некоторые советские монетки в силу специфики их выпуска тоже будут стоить хорошие деньги.
Если бы я не успел допить бокал свежего яблочного сока только что отжатого им тут же в саду, и любезно мне предложенного, то я точно бы поперхнулся бы от этих слов произнесённых заслуженным учителем СССР,
директором экспериментальной сельской школы-интерната, которой он отдавал все свои силы и время, порою ночуя там, так как та находилась от его дома в 12-15 километрах. В голове пронеслось, что уже слышал от матери, что у Григорьича бывают неприятные моменты в жизни из-за его любви к этой школе. Завистников полно. Я напрягся и выпалил: « нет, не буду монеты, микросхемы коллекционирую». Это было «бабье лето» 1974 года! Я только что закончил учиться в мелиоративном техникуме, встретился на танцах со своим другом полярником, который завязал со своими полярными экспедициями и решил жениться на моей однокласснице, старшей дочери Григорьевича. Я их и познакомил на танцах и был приглашён свидетелем на свадьбу со стороны своего друга. И стал вхож в этот, для многих закрытый и загадочный дом. Коллекцию свою Григорьевич показать мне так и не успел, да и не интересовала она меня, так как жизнь моя вихревая, уже через полгода, в лице майора милиции зам.начальника Старорусского ОВД поставила меня перед выбором: или два года «химии» в областном центре за мелкое хулиганство, или служба в СА. Естественно, я выбрал второе, а майор, уверенный в том, что в учебках сержанты умеют переламывать характеры дубоносых хулиганов, постарался, и определил мне службу в 60 км от дома в ракетной учебки, которую я уже через пару месяцев сумел превратить для себя в санаторий. Но первые два месяца действительно пришлось зубами поскрипеть. На втором году службы, когда командование части на полном серьёзе стало пытаться заарканить меня на всю жизнь в прапоры, то пришлось организовать на протяжении двух месяцев две коллективные попойки, и оба раза с посадкой всего микроколлектива на губу, после чего, не дослужив пару месяцев до дембеля, я уже в марте месяце сидел в своём любимом филиале НИИ полиграфии, и паял свои любимые микросхемы. За это время мой друг настрогал и девочку и мальчика, а младшенькая сестра моей одноклассницы так расцвела, да вдобавок была весна, что не грех было мне за ней и поухаживать, чему естественно родители её были рады. В особенности мама её, очень добрейшей души человек и уважаемый в городе врач. Просто души во мне не чаяла. И я зачастил в их дом.
И здесь, второй раз, мой мозг истинного строителя коммунизма (хотя и хулигана), был ударен пыльным мешком частнособственнических инстинктов. Оказалось, что сосед Григорьича, был мой бывший бригадир дядя Паша, с которым я работал на авиаремзаводе несколько месяцев после окончания школы, и который имел обо мне мнение, как о сильно расхристанном молодом человеке. Увидев меня в этом доме и поняв, что я кадрюсь с младшенькой, он каждый раз, как только видел меня одного, подходил и начинал почти шёпотом: «Вовка, женись на Ленке! Григорьевич всё для тебя сделает, тем более ты и техникум закончил и армию отслужил. Ты знаешь, какой он богатый! Ты знаешь, какие у него связи и возможности! Он всё в этом городе может. Женись Вовка, женись!». Я в ответ улыбался, и думал: «ну да, директор сельского интерната, которого упрекают постоянно в том, что он превращает его в свою вотчину, и у которого действительно в голове антикоммунистическое мировоззрение, он для меня всё сделает».
Но апофеоз всему этому произошёл тогда, когда моя мать узнав, что я и не думаю связывать свою жизнь с Леночкой ( в маленьком городе невозможно долго хранить свои блудные похождения) закатила мне такую истерику. И самое главное, что доконало меня в этой её истерике было то, что она знала, оказывается семью Григорьевича ещё аж до Великой Октябрьской, и что они были столь богаты, что их и раскулачить не смогли, и что он в войну даже умудрился служить и воевать почти что на печи дома (артиллеристом на реке Ловать, где действительно от голода опухло и умерло вследствие плохого снабжения громадное количество наших солдат). Но в конце войны всё-таки ранило осколком снаряда, и попал в Старорусский госпиталь, где и познакомился с молодой местной медсестрой Александрой Васильевной, на которой и женился. А та была женщина очень добрая, и всю войну лечила людей не только в госпитальных условиях, но и дома соседям, чем могла, помогала. А Анна то Михеева почти соседка была. И не надо ей было икону на дрова рубить. Хватало в Руссе пустых брошенных домов и целых и полу сожжённых. Про житиё под немцами мне мать моя очень много и хорошо рассказывала. Не было проблем с дровами. А вот с питанием и лекарствами да - проблемно. Потому то и Михей (сын её) и выглядел, как будто он пол жизни голодал. Не глупа была тётя Аня. Так её мой одноклассник и любимый дружок Витя Климов величал, когда мы приходили к Михею.
Комментарии