РЕШЕТО - независимый литературный портал
Виринея virineja Кораблева / Художественная

Не входи в стеклянный дом или Удивительный июнь

1693 просмотра

Две подружки, Ира и Света, только что закончили шестой класс. Казалось бы, впереди у них – веселые и беззаботные каникулы, но… Обе героини и их одноклассник Саша вдруг оказываются в центре поразительных событий. Их ждут странные и опасные приключения - и читателей вместе с ними. Действие повести происходит в сибирском городе в начале 21 века. Автор книги, помещая в Интернете отрывок из нее, надеется, что она будет интересна и детям, и их родителям.

                                    Глава  1.  Как все начиналось.

 

      Я захлопнула свою дверь и начала на цыпочках спускаться по лестнице. Мне пришлось это делать потому, что очень хотелось незаметно прошмыгнуть мимо квартиры № 20. Там живет очень вредная бабка, от которой никому в подъезде житья нет, особенно нам – мне и моей подруге Светке. Старуха эта обожает за всеми подглядывать, подслушивать и всех воспитывать. Вот вчера, например, мы со Светкой долго и громко хохотали на площадке третьего этажа, но не потому, что такие негодные и невоспитанные (как утверждает эта противнючая Марья Степановна), а потому что удачно облили сверху водой Сашку Иноземцева - нашего одноклассника. Мы его давно уже подкарауливали – с тех пор, как он подставил Светке ножку возле клумбы с «лютиками-цветочками» и моя подружка упала со всего размаха прямо в середину ее, измяв растущую там зелень. Марья Степановна, конечно, увидела это из своего окна и завопила на весь двор:

- Хулиганки! Бесстыжие! И ходить-то толком не умеют! Изломали все, все мои лютики-цветочки!..

Как вы уже, наверное, догадались, эта злосчастная клумба – ее произведение и главная забота. И наши соседи по дому зовут ее так, как назвала Марья Степановна – «лютики-цветочки». Пока я стаскивала Светку с клумбы и помогала ей отряхнуться, бабка так и продолжала верещать из своего окна, а Сашка – гад какой! – стоял рядом и тоже возмущенно закатывал глаза, разводил руками, хватался за голову и т. д.  Он настолько мерзко изображал свое порицание якобы безобразного Светиного поступка, что я не выдержала и закатила ему на прощание такую оплеуху, что он сам от неожиданности свалился прямо на цветущие ирисы, где только что валялась Светка.

- Молодец! - радостно крикнула моя подружка, и мы с ней тут же удрали под новые соседкины визги:

- Драчуньи! Побили мальчишечку! Куда только родители глядят!

      Ну, вы сами понимаете: разве можно было эту Сашкину  пакость оставить без последствий? Тем более что вчера он сделал на своей глупой башке прическу «ирокез» (типа он панк!) и гордо вышел во двор с высоким сине-розовым гребнем. Марья Степановна, сидевшая на лавочке перед подъездом, разинула рот и вытаращила глаза, забыв даже ответить на «мальчишечкино» тихое и вежливое:

« Добрый день».

Сашка любит иногда строить из себя паиньку – есть у него такая слабость. Поэтому наивная бабка никогда и ни за что его не ругает, принимая, видимо, все его кривляния за чистую монету. Мы со Светкой видели, как он потом воображал перед мальчишками в дальнем углу двора, а они со всех сторон рассматривали его дурацкую прическу и, конечно, завидовали. Конечно, им-то родители никогда бы не разрешили сделать такое на своей голове! А вот Сашке все можно, потому что отца его все время нет дома – он часто ездит на «вахту», а  мать вообще не обращает на него никакого внимания, и он часто ходит в грязной и рваной одежде, а домой с улицы вообще никогда не спешит – знает, что там его никто не ждет. И многие в нашем дворе ему поэтому завидуют, думая, что жизнь у него сладкая и вольная: что хочет, то и делает. Правда, моя мама думает иначе и называет его «бедным мальчиком», а его мать «легкомысленной женщиной».

      Ну, не знаю, бедный он или нет, а нам со Светкой часто от него достается, и мы его терпеть не можем. Потому-то мы и вылили вчера на его «ирокезскую» прическу целый бидон горячей воды, как только он вышел из своей квартиры. Слышали бы вы, как он заорал от неожиданности! А уж как кинулся бежать вниз по лестнице – любо-дорого было посмотреть! Водичка у нас была ничего себе – не кипяток, конечно (мы ж не звери), но и не прохладный душ. Мы со Светкой так дико хохотали, что эхо металось по всему подъезду, и везде пооткрывались двери, и все спрашивали друг у друга, что случилось.

 Пришлось нам быстро нырять ко мне домой, пока все не выяснилось. Мы со Светкой быстренько закрыли дверь моей квартиры и продолжали смеяться – не могли остановиться до тех пор, пока у нас из глаз не потекли слезы. Но тут… раздался звонок в дверь и громкий голос Марьи Степановны сказал в коридоре:

- Это они! В квартире прячутся! Кому еще?! А родителей нету, конечно…

Тут у нас пропал, естественно, весь смех. Мы услышали перед дверью еще много голосов и поняли, что наша зловредная соседка решила всем в подъезде доказать, какие мы негодные хулиганки и уже кричала на площадке:

- Там они, паршивки! Открывать не хотят! Надо дверь ломать!

Но тут чей-то мужской голос сказал:

- Ну, дверь ломать мы не имеем права. За это и под суд можно попасть. Да, может, это и не они? И дома их нет?

Бабка, конечно, завизжала:

- Как же! Нет! Там сидят, паразитки!

Еще чей-то голос проговорил:

- Этого мы не знаем. И кто видел, что  именно они воды налили?  Так что нечего и в квартиру звонить.

Мы со Светкой перевели дух: у нас появилась надежда, что все еще, может, и обойдется. И точно, голоса за дверью стали затихать; все, видимо, расходились по своим квартирам. Мы уже хотели радостно крикнуть: «Йоу!», как за дверью послышался еле слышный шорох и чье-то хриплое дыхание. Мы обе замерли – конечно, это «бабка из двадцатой», как мы между собой часто звали Марью Степановну, подслушивала через замочную скважину. Так прошло несколько минут, и лишь потом  прошаркали удаляющиеся шаги и до нас донеслось бормотание:                 

- Ну, ничего, паршивки, долго там не просидите… Все равно мимо пойдете, куда денетесь…

      Мы со Светкой со страху проторчали у меня дома до вечера. Светка даже боялась к себе  на пятый этаж бежать: вдруг кто-нибудь увидит, что она от меня выходит? Наверное, Марья Степановна тоже в своей квартире волновалась, подкарауливая нас: не выскочим ли? Так мы с подружкой и сидели, вздыхая и даже почти не разговаривая из-за мрачной безвыходности нашего положения. Но вдруг Светка, стоящая у окна, хлопнула меня по плечу и показала пальцем во двор: там, семеня изо всех сил, Марья Степановна со своей огромной продуктовой сумкой спешила в сторону универсама. Проголодалась, видать, противная старушенция! А бежала так, конечно, потому, что хотела поскорее вернуться  и все же подкараулить нас. Как только она скрылась за углом дома, мы вскочили, как сумасшедшие, и кинулись  на улицу. Я еле вспомнила схватить ключ и захлопнуть дверь. Мы вылетели, как пробки, из подъезда, сгоряча пробежали еще три двора и только потом плюхнулись на какую-то лавочку. Довольные, посидели на ней часок, еще посмеялись над Сашкой и одураченной бабкой и  гуляющей походкой, как ни в чем не бывало, вернулись к нам во двор. Марья Степановна, сидевшая со своей сумкой на скамейке у подъезда, увидев нас, горько махнула рукой и, пробормотав что-то вроде:

      - Ну, ничего, завтра посмотрим… - в ответ на наше вежливое: «Здравствуйте!», стала подниматься по ступенькам, с трудом волоча за собой свою сумку.

      Даже как-то жалко ее стало: старалась бедная старушка, сторожила нас, да так ничего у нее и не вышло. Правда, она бы нас, конечно, не пожалела, если бы выследила выходящими из моей квартиры.

      В общем, вчерашнее приключение закончилось для нас  вполне благополучно: и Сашке мы отомстили, и сами не попались. Но вот интересно, что имела в виду  «бабка из двадцатой», когда собиралась завтра (то есть уже сегодня) посмотреть? От нее ведь всего можно ожидать, и потому, как ни хотелось мне сейчас побыстрее выскочить из темного подъезда в залитый солнцем двор, я шла все же на цыпочках, очень осторожно, чтобы Марья Степановна не услышала.

      Вот и ее дверь… Мимо, мимо поскорее! С сильно бьющимся сердцем я миновала это опасное место и уже хотела скатиться вниз по лестнице, но тут щелкнул замок, дверь, скрипнув, отворилась, и я услышала свистящий шепот старухи:

      - Ирка, а Ирка, погляди-ка сюда…

      - Что вам? – я повернула голову в ее сторону.

Бабка стояла на пороге и злорадно смотрела на меня. На ее ладони лежал какой-то большой черный клубок. Вдруг он развернулся, и я увидела, что это…огромная мышь. От неожиданности я отпрыгнула назад, а зверек  ловко сел на задние лапки, страшно оскалился и… подмигнул мне. Я подумала, что схожу с ума, и не могла отвести глаза от этой необыкновенной мыши, забыв даже про Марью Степановну. Но бабка сама напомнила о себе, проговорив:

      - Что, видела где-нибудь такую?

      - Нет, - пробормотала я похолодевшими губами.

      - И не увидишь… и ближе не узнаешь, если пакостить перестанешь. Но смотри! Видала, какие у нее зубы? – и бабка постучала своим синим ногтем по мышиной пасти. – Она теперь за тобой везде следить будет – вместо меня. От нее не убежишь!  Очки ей не вотрешь, будто ты  примерная! И Светки твоей это тоже касается. Поплатитесь мне обе, дрянные девчонки!

      Старуха наклонилась и стряхнула мышь на пол. Я в ужасе попятилась к лестнице, закричала и чуть не загремела вниз, еле успев схватиться за перила. Марья Степановна довольно захихикала и хотела уже закрыть дверь, но тут я услышала рядом с собой сердитый и строгий голос подружки:

      - А что это вы нас с Ирой постоянно обзываете? Кто вам дал на это право? То мы паршивки, то паразитки, то хулиганки, а теперь дрянные девчонки. Мы вот скажем родителям, так вы тогда запоете!

      Старуха злобно прищурилась и, мне показалось, сделала какой-то знак мизинцем, а потом сразу захлопнула дверь. Светка внезапно дико завизжала. Я посмотрела на нее и обомлела: сзади на ее ноге, вцепившись зубами под коленкой, висела та самая мышь и, кажется, старалась вгрызться еще глубже, помогая себе всеми четырьмя розовыми лапками. Я, не задумываясь, пнула ее изо всех сил туфлей, и она отлетела в угол. Светка замолчала и бессильно опустилась на пол. Я кинулась, чтобы ей помочь, и мы с ней, вытаращив друг на друга глаза, сели у стены, взявшись за руки. Я посмотрела в угол: мыши там уже не было, она куда-то исчезла. Подружка, зажав рукой довольно глубокую ранку на икре, беспомощно смотрела на меня. Я сразу почувствовала прилив сил, бодро встала и под мышки подняла ее на ноги. В конце концов, главное было сейчас уйти от этой проклятой двери, да и ранку на Светкиной ноге надо было обработать. Я еще раз огляделась: куда же все-таки пропала мышь? Не маленькая ведь и жирная такая! А ладно,  пусть ее хоть совсем провалится. Я сказала Светке:

      - Пойдем скорее ко мне. Дома сейчас никого нет, мы тебе ногу перевяжем.

      Светка кивнула и пошла наверх, шагая как деревянная; я следом. Только когда я протерла дома подруге укус перекисью водорода, смазала мазью и забинтовала, она наконец-то смогла заговорить и, естественно, спросила:

      - Что это было?

      Пришлось мне рассказывать  с самого начала: напомнить о вчерашней угрозе старухи «завтра посмотреть», поведать Светке о моем сегодняшнем параде-алле через подъезд, о коварном явлении Марьи Степановны в дверях ее квартиры, о странной мыши на бабкиной ладони, о ее явно разумном поведении, о последних старухиных словах перед самым появлением Светки и – как это ни удивительно! – о знаке мизинцем, который Марья Степановна подала этому жуткому зверю.

      - И получается, - закончила я,- что мышь укусила тебя по бабкиной указке. Старуха натравила ее, чтобы отомстить за твой наезд сейчас в подъезде  - да и за все прежнее заодно!

      Услышав такое объяснение, моя милая подружка сморщилась, посмотрела на забинтованную ногу и неуверенно сказала:

      - Но ведь этого не может быть.

      - Да, не может, -  подтвердила я. – Но есть.

      Мы  долго подавленно молчали, не зная, как быть. Поверить в подобные небылицы, с одной стороны, было нельзя, но с другой… вроде и мы с ней не полные дуры, и глазам, и ушам своим верим, да и укус на Светкиной ноге говорил сам за себя. Наконец, подруга моя расплакалась (вообще-то она медлительна немного и всего боится) и сказала, что больше думать и говорить об этом не хочет и пойдет к себе домой. И ушла, оставив меня одну размышлять о нашем приключении, потому что я-то никак не могла забыть о нем даже на время. И дальнейшие события показали, что я была права! Как вы сами понимаете, удивительное в нашей со Светкой жизни еще только начиналось. А вам я так подробно рассказала об этом фантастическом начале -  и лишь потом расскажу о себе и своей жизни оттого, что должны же вы понять, почему я решила сделать достоянием публики мои и Светкины приключения. Ведь согласитесь: уже и зарождались они необыкновенно! Но есть, конечно, среди вас и те, которые скажут: «Это выдумки. Так не бывает». Особенно, я замечаю, часто так говорят хмурые мальчишки, солидные дядьки и самоуверенные тетки, которые все на свете знают – чуть ли не на Марсе побывали. А вот остальные, кто любит приключения и верит в чудеса, - те вперед! Я все вам расскажу, как было, а Светка, если надо, мне поможет.

 

                                   Глава 2.  Про нас с подружкой.

 

 

         Теперь давайте ближе знакомиться. Зовут меня, как вы уже, конечно, догадались, Ира. Лет мне недавно исполнилось двенадцать. Я всю свою жизнь прожила в городе N-ске, в одном пятиэтажном доме на улице Гагарина. Поэтому, сами понимаете, и я всех знаю в нашем доме, и меня тоже все (х-мм, но лучше бы некоторые не знали - Марья Степановна, например, или Сашка Иноземцев). Со Светкой, своей одноклассницей, я тоже дружу уже давно – с тех пор, как помню себя. Ведь мы не только с первого класса сидим за одной партой, но и живем в одном подъезде: я на третьем этаже, она – на пятом. Светка- хорошая подруга. Всегда поддерживает действием самые мои смелые идеи, хотя по натуре вообще-то осторожна, любит без помех поразмышлять о чем-нибудь и никогда никуда не спешит. Меня это, правда, порой раздражает. Вот недавно, например, мы с ней решили поразвлечься (вернее, это я все придумала, но молчу, как скромная и милая девочка). Мы взяли старый папин микрофон, подсоединили его к мощной колонке от домашнего кинотеатра и выставили ее напротив открытого окна. Окно хорошенько занавесили тюлем, чтобы нас не было видно с улицы. Кто ни проходил внизу по улице, обо всех мы отпускали замечания, которые благодаря микрофону разносились на всю округу! Светка, например, спрашивала меня писклявым голосом пай-девочки из старого мультфильма:

         - Послушай, дорогая, ты не знаешь, почему у этой тетеньки в желтом платье такая толстая попа?

         Тетенька при этих словах, конечно, подпрыгивала, как огромный золотистый мяч, и начинала нервно озираться по сторонам. Тогда я отвечала Светке в микрофон ехидным голосом Марьи Степановны:

         - Ня знай, милая! Вона там киосочек стоит, где пончики продают. Вот она там все пончики съела и сразу растолстела!

         При этом моем заявлении прохожие начинали хихикать, а тетка рысью срывалась с места, чтобы поскорее сбежать.

         - Ах, что ты говоришь, моя милая! – пронзительно пищала Светка. – Все она съесть не могла, их там тысяча!

         - Ну, можа, и не все, - рявкала я в ответ. – Все-то, ей, сердешной, трудно зараз слопать. Остальные, что не смогла, в сумке несет. Дома отдохнет маленечко и доест!

         Тут мы замечали, что тетеньки вместе с сумкой, якобы набитой пончиками, уже и след простыл. Прохожие смеялись, смотрели на окна и пытались понять, откуда несутся  голоса. Мы же тем временем избирали себе следующую жертву, и все начиналось сначала. Так мы веселились уже где-то с полчаса, когда я увидела на другой стороне улицы Светкиного папу, только что сошедшего с «маршрутки» и собиравшегося переходить дорогу. Подружка, конечно, в этот момент никого не видела, кроме какого-то мальчишки, которому крупно не повезло: его велосипед сломался как раз под нашим окном, и он пытался его побыстрее починить. Но  из этого ничего не получалось, потому что Светка, почти рыдая, нежно шептала ему в микрофон:

         - Ах, милый мальчик! Мне так тебя жалко, я уже плачу! Брось свой велик, все равно не сделаешь. Это же знаменитая «Машина Би-Би-Си: шаг проехал, три неси…»

         Я толкала подружку в бок, показывала  пальцем на ее папу, который уже подошел близко к дому, остановился и с интересом слушал, подняв глаза к окнам. Но Светка не могла перестать: уж очень забавно злился внизу хозяин «Машины Би-Би-Си». Он крутил головой, шарил глазами по окнам, грозил в бессилии кулаками. В этот момент подружка почувствовала усталость и остановилась, чтобы перевести дух. Я еще раз показала ей пальцем на папу возле окон, она испуганно округлила глаза и …, вы думаете, бросилась бежать? Ничего подобного! Она была в ударе и спешить не хотела. Это я в панике оттаскивала колонку в глубь комнаты и пыталась выдернуть из гнезда шнур микрофона.  Светка не дала мне испортить свой последний комментарий, который она отпустила велосипедисту на прощанье:

         - Смотрите, какой славный малыш! Крякнулась его «Би-Би-Си», а он все равно чинит, старается, пяткой упирается! Про него даже стихи есть:

                                   Этот чистит валенки,

                                   Моет сам калоши,

                                   Он, хотя и маленький,

                                   Но вполне хороший…

 

         Тут мне удалось, наконец, разжать подружкины пальцы, которыми она прижимала штекер микрофона к входу колонки. Если бы не это, она, пожалуй, долго бы еще завывала. И тогда быть нам разоблаченными и наказанными! Правда, Светка все еще продолжала что-то бормотать и размахивать руками, пока я за руку тащила ее к выходу из квартиры, открывала дверь, выталкивала на площадку и потом волокла вниз по лестнице. Только оказавшись на улице, моя подруженька очнулась, со страхом крикнула:

         - Сейчас папа придет! – и быстренько побежала со мной за соседский гараж, чтобы надежно спрятаться там от уже выходящего из-за угла папочки. Добежав, она брякнулась на кучу песка и жалобно сказала мне:

         -Ир, ну посмотри! Вдруг он уже во дворе меня ищет?

         Выглядывать мне, понятно, не хотелось. Но ведь было ясно, что это - именно Светкин отец, и если он сейчас найдет нас здесь… Мне-то пока ничего не будет, а вот ей… Ух! Так что, может, лучше бежать дальше? Я тихонько высунулась из-за гаража и увидела, что страхи наши напрасны. Светкин папа уже был у двери подъезда и собирался войти в него. Я с облегчением опустилась на песок рядом с подругой и сказала:

         - Пронесло! Домой пошел! – и мы с восторгом обнялись.

Правда, я вскоре поняла, что хочу пойти на ту сторону дома и все же посмотреть (осторожненько!), починил ли «малыш» свой велик. Но Светка мне не позволила – доказала, что лучше здесь отсидеться («А то вдруг нас папа из окна увидит»).

         Вот так, без серьезных последствий, закончилась наша проделка. Но что могло бы быть, если бы я не остановила (хотя и с трудом, и поздновато!) подружкино словоизвержение? Ей, видите ли, закончить хотелось!  А ведь еще немного, и ее папа успел бы засечь нас если не в подъезде, то во дворе точно. И, конечно, наши родители опять собрались бы все вместе или у них дома, или у нас. И поставили нас рядом друг с другом, и стали бы стыдить и ругать… Да что говорить! Такие «родительские собрания» (как мы их с подружкой называем) время от времени случаются в нашей жизни, потому что моя и Светкина                                                                                                                                                                                                                                             семьи между собой дружат. Что дружат – это здорово, конечно. Но и отвечать за наши проказы приходится вдвойне тяжелее – ведь ругают-то нас вчетвером! И как согласованно: ну, просто русский народный хор. То басы вступают – папы, то сопрано – мамы. А мы молчим, сопим и слушаем концерт.

         Наши  вроде отцы работают вместе в одном цехе на заводе. Они старшие мастера на своих участках и вечно обсуждают свои «проблемы производственного процесса», как говорит моя мама. Она  у меня – учитель в школе, преподает историю. Вот и сейчас вроде бы июнь, каникулы, мы со Светкой забыли уже про все уроки. А у мамы   – отчеты, консультации, выпускные экзамены. Поэтому мы с подружкой охотнее торчим у нас, чем у них. Мои родители уж точно проведут весь день на работе, а братик Митька – в садике, они его после работы заберут.  А нам, конечно, в квартире – раздолье; мы здесь одни, что хотим, то и делаем. А у Светки только папа с утра на работе, мама же чаще бывает в это время дома. Она сейчас заканчивает заочно институт и сдает свою последнюю сессию. Поэтому в июне  не работает и готовится к экзаменам. Ее, конечно, вполне устраивает, что мы со Светкой проводим время у нас, и она может спокойно заниматься. Ха, спокойно! Конечно, мы не позволяем себе  особенно бурных скачек, когда знаем, что она в любой момент, спустившись  сверху, может позвонить к нам и спросить, что мы делаем, или, там, позвать нас обедать. Мы бы, конечно, не устроили этого развлечения с микрофоном три дня назад, если бы  она с утра не поехала сдавать экзамен в свой институт. А Светкин папа, как потом оказалось, пришел тогда с завода домой потому, что забыл на столе какие-то документы (и он, и мой папа иногда берут свою работу домой и что-то еще по вечерам пишут и считают). К нашему с подружкой счастью, он тогда очень торопился назад на завод. Поэтому быстро забрал бумаги и ушел, так ничего и не успев просечь. Повезло нам! Но вечером, Светка говорит, он так ехидно улыбался, глядя на нее! Даже ее мама спросила:

         - Что это ты сегодня такой веселый? План, что ли, на участке перевыполнил?

         Но он только засмеялся и покачал головой. В общем, пронесло нас! Хотя и остались, как говорят, на подозрении.

         И еще, как я сказала, у меня есть братик Митя. Я его очень люблю, хотя и поддаю ему иногда, когда  вредничает. Он еще ходит в детский сад, но уже в подготовительную группу, и поэтому очень важничает. Придя вечером домой, садится с усталым видом в кресло (прямо как папа!) и тихо, солидно говорит:

         - Сегодня у нас на занятиях письмо было. Я больше всех палок нарисовал. Так пальцы болят… - и трясет в воздухе рукой.

         Я, чтобы не фыркнуть, утыкаюсь в журнал. Мама строго смотрит на меня и говорит Митьке:

         - Ну и молодец! Иди скорее ужинать, раз устал.

         Брат, понятно, завидует мне, что я учусь в школе, раньше него прихожу домой и мне не приходится спать днем. Он просто не знает, как иногда надоедает учиться и как хочется, чтобы поскорее наступили каникулы. Когда я говорю ему об этом, он не верит и вздыхает:

         - А мне бы не надоело! Зато у тебя сончаса нет!

         Митя ждет – не дождется, когда, наконец, перестанет ходить в садик – а осталось ему совсем немного (до конца июня). Потом у него – торжественный выпускной утренник и … каникулы. Это он сам так упорно называет те два летних месяца, которые останутся до первого сентября, когда он станет школьником. Ему кажется, что он тогда сразу во всем сравняется со мной. Наивный пупсик! Куда ему! Правда, кое в чем мой брат надеется не напрасно: скоро он, оставаясь дома, сможет гораздо свободнее везде таскаться за мной и Светкой и выведывать все наши секреты. К счастью, моя мама выходит в отпуск сразу после братишкиного выпуска из садика, «чтобы ребенок не бегал без присмотра» (по ее выражению). Так что в основном он будет под маминым попечением. Но все-таки скрываться от его любопытного курносого носа будет нам куда труднее, чем раньше. Я думаю (и Светка со мной согласна), что Митька – прирожденный шпион. Все умеет: и незаметно наблюдать, делая вид, что увлеченно играет, и следовать за нами короткими перебежками, и чуть ли не по-пластунски ползать. Честное слово, не вру! Однажды прошлым летом он появился буквально ниоткуда посреди огромного пустыря, заросшего травой, и заорал: «А я здесь!» - прямо мне в ухо. У меня просто в глазах потемнело и волосы на голове зашевелились. А он хохотал, поросенок белобрысый! Ну, как он мог так к нам подобраться, что даже осторожная Светка, которой было поручено быть часовым, ничего не увидела и не услышала? По земле, конечно, полз, как Чингачгук – Великий Змей -  ни одна травинка не шелохнулась. Одно хорошо: ничего того, что нам запрещают взрослые, мы со Светкой тогда не делали, а просто играли в «Бригаду» (есть такой фильм – вы видели, наверное?). Поэтому Митькина разведка ничего ему не дала, кроме огромной царапины на руке, за которую его потом ругала мама (как же, как же, - на этом пустыре много ведь всякого железного хлама валяется – вот и схлопотал, шпик несчастный!). А вообще-то братишка это любит: выведать что-нибудь про меня, а потом шептать ,например, такое:

         - Дай мне быстро половинку пирожного, а то все сейчас маме расскажу!

         Приходится давать, деваться некуда. Такой вот мой брат противный шкет. Но я все равно его люблю, хотя могу и стукнуть за подобный шантаж, когда мамы рядом нет. Я понимаю, что он хочет быть таким же большим, как я, и то же самое уметь. Я это знаю – сама была маленькой. Поверьте, ничего хорошего! Поэтому я особо на Митьку за эти его делишки не сержусь. Тем более, что сейчас он пока еще ходит в садик, и скрываться нам со Светкой приходится от него только по выходным. Вот уж кончится июнь, тогда и будем думать, как с ним бороться. Самое главное, что сейчас каникулы, шестой класс мы со Светкой закончили хорошо (у меня в табеле всего три «четверки», а у Светки – пять, остальные «пятерки»                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                          ), и можно много гулять, играть сколько хочешь и много читать. Да, читать мы с подругой очень любим, хотя это сейчас и не модно. Некоторые дурачки над нами поэтому даже смеются и орут:

         - Вот ботанички! Книжки читают!

         Но нас со Светкой это не волнует. Мы с ней обожаем приключения и детскую фантастику (ну, там Фенимора Купера, Майн Рида, Кира Булычева). И еще запоем глотаем детские детективы из серии «Черный котенок». Есть, конечно, среди них и неубедительные, и даже глуповатые, но все равно читать их интересно. У меня дома – своя отдельная полка книг, и Митька знает, что трогать их нельзя ни в коем случае. Все остальное брать иногда можно с моего разрешения – даже юбку разрешается надеть, если ему побеситься хочется. Но вот книги – никогда! Иначе он их давно бы изрисовал или наделал из страниц самолетиков. Вот когда подрастет, научится хорошо читать и станет таким же «ботаником», как мы со Светкой – тогда пусть берет. Я знаю: на самом деле читать хорошо, а не позорно. И удовольствия от этого получаешь куда больше, чем от любой компьютерной игры – ведь там в основном одно и то же. Мы с подружкой тоже иногда играем на компьютере (у нее дома или у меня), но нам это быстро надоедает. А вот книгами  все время обмениваемся и подолгу их обсуждаем. Наши со Светкой родители тоже любят читать и нас к этому приучили.

         Ну, и еще, как вы уже, конечно, догадались, мы с подругой любим всякие шалости и проделки. Иначе жить скучно! И книгу про Карлсона  уже по пять раз перечитали. И каждый раз хохочем и жалеем, что этот толстячок с пропеллером – не наш друг. Вот бы мы с ним напроказничали! А Марья Степановна, по-моему, очень похожа на фрекен Бок. Не знаю, правда, умеет ли она печь вкусные плюшки. Но тишину и тоскливый порядок любит так же. И если бы могла, так же запирала бы нас со Светкой в комнате, как «домомучительница» несчастного Малыша. Вот напустила же она на нас сегодня мышь! И, если подумать, слишком уж удивительную мышь. Может, это мне только показалось? Но ведь я ее очень ясно видела. Да и Светку она потом укусила до крови, и это уж нам обеим не приснилось!  Одно хорошо: эта зверюга хотя бы исчезла бесследно. Подружку, правда, жалко. Вот часто с ней так: все медлит, осторожничает, рассчитывает, как бы в неприятность не попасть. Зато потом уж не вытерпит и такое выдаст, что вся наша конспирация идет насмарку! И надо ей было сегодня читать Марье Степановне лекцию о хороших манерах, да еще и грозить, что расскажем обо всем родителям… И момент выбрала -   лучше некуда! Как говорится, ответили угрозой на угрозу…

         Ну, кажется, достаточно я вам рассказала. Сейчас уже придет с работы мама, надо подогреть ей суп и немного прибрать в доме. Завтра, как проснусь и выпью кофе, буду снова все вспоминать – как странно и фантастически складывались события в этом июне…

 

 

 

                              Глава 3.  Мышь появляется снова.

 

         Мне кажется, утро - самое лучшее время суток. Особенно сейчас, летом, когда не надо бежать в школу и можно спокойно посидеть у открытого балкона… В комнату веером влетают солнечные лучи, сквозит прохладный ветерок. В одной руке у меня чашка кофе, в другой бутерброд. Просто блаженство. А ведь день еще только начался, и сколько интересного может за него случиться!... Впрочем, нет. Хватит нам со Светкой того – ну, очень интересного! – что произошло  недавно и закончилось всего неделю назад. И уверяю вас, этих приключений оказалось для нас,  и для Сашки  Иноземцева, и еще для некоторых других (речь о них впереди) вполне достаточно. Мне в последнее время что-то и шалить не хочется. Светке, по-моему, тоже. Вот так порезвились…

         Ну, все. Я доела свой завтрак и теперь буду рассказывать, что было дальше после того, как Светка с забинтованной ногой ухромала  к себе домой. Я  решила уже не ходить больше мимо бабкиной двери – ну, хоть до вечера, пока родители с Митькой не придут. Как- то мне, понимаете, страшновато стало.

         Я призналась самой себе (хотя и не сразу), что боюсь этой зубастой мыши. Мне очень хотелось на улицу, на солнышко – но ведь для этого надо еще пройти через подъезд… Нет, ни за что! Лучше дома посижу, «Зверобоя» почитаю, и никакая грызунья здесь меня не достанет. Я еще не знала, как сильно ошибалась, считая, что на своем диване нахожусь в полной безопасности. Но пока  наивно на это надеялась! Правда, еще раз проверила, хорошо ли  закрылась дверь за Светкой. Оказалось, хорошо. Успокоенная, я с аппетитом поела и упала с книжкой на диван. Как обычно при чтении, я увлеклась настолько, что очнулась только тогда, когда в прихожей хлопнула дверь и послышались голоса мамы и Мити. Я вскочила и побежала их встречать. Братишка сразу обнял меня – соскучился за день. Мама поцеловала мою макушку, сунула в руки кучу пакетов и велела нести на кухню. На душе у меня горячо стало легко и весело. Я стала болтать с Митькой, бегать с ним по комнатам – и сразу забыла об утреннем происшествии. Все было прекрасно и в моей жизни, и, значит, в мире. Кажется, я давно не была в таком хорошем настроении. Скоро пришел с работы папа, мы все поужинали, выпили чаю с печеньем. Митя, выскочив первым изо стола, потянул меня за руку в комнату, прося почитать ему сказку («Азбуку» он у нас уже освоил, но вот «Маленького Мука», понятно, еще осилить сам не может – а это его любимая сказка). И тут папа, улыбнувшись, спросил у мамы притворно строгим голосом:

         - Скажи, Леночка, как себя вели сегодня наши дети?

         Мы с братом сразу поняли, в чем дело, и закричали:

         - Хорошо!

         Мама засмеялась и махнула рукой. Было ясно: сейчас я и братик получим подарки. Митька уже был возле папы и смотрел, что он вынимает из пакета – чуть свой нос туда не засунул. У меня от любопытства даже в горле похолодело, но я ведь не такая малявка, как брат, поэтому стояла спокойно и молча, конечно, гордясь при этом своей выдержкой. Но тут же вздрогнула от Митькиного крика «Ура!» и последовавшего за ним оглушительного выстрела. Брат получил наконец-то пистолет с пистонами! Я была так рада за него, что даже не обиделась, когда он оттолкнул меня от кухонной двери и пробежал прямо по моим ногам в комнату, чтобы там пострелять на свободе. Но тут… тут что-то зашелестело в папиных руках, и я увидела, обернувшись… Нет, я не сразу в это поверила. И лишь когда взяла от папы в руки свой подарок, завопила от радости и стала обнимать  родителей. Это был пушистый рюкзачок в виде мягкой игрушки – слоненка! Я давно такой хотела, но все как-то не получалось. То денег в семье не было, то те рюкзачки, которые мне показывали в магазине мама с папой, не нравились. А этот – просто прелесть! Я выскочила из кухни с подарком, чтобы показать его Митьке. Братишка еле виден был в густом синем дыму, наполнившем комнату. Он стрелял из своего пистолета, носясь, как ракета. Но рюкзачком моим, конечно, сразу заинтересовался, повертел его в руках и сказал:

         - Грамотно! – это у него высшая степень похвалы. Подумав, добавил – Но плохо, что не стреляет.

         Мне стало смешно: я представила себе, что этот забавный слоник вдруг стал стрелять, и из-под его лопушистых ушей, приподнимая их в воздух, полетели теннисные мячики и повалил дым. И вот один мячик щелкнул Мите по лбу, тот выпучил глаза и уронил свой пистолет… Я весело хохотала над Митькой, увидев мысленно эту картину. Брату не понравился мой смех. Он подозрительно покосился на меня, подумал и сказал:

        

                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                      -А я тебе свой пистолет не дам. Вот так!

         Теперь довольно улыбался Митька, а я хмурилась. Надо же, вот клоп! Мне, родной, любимой сестре – не даст пистолет! Увидев, что я рассердилась, и от удовольствия шмыгнув носом, братишка важно добавил:

         - И не трогай его! И не бери в руки: я не разрешаю.

         Тут он совсем раздулся от гордости за свою находчивость – как же, старшую сестру уел! Конечно, сразу получил от меня подзатыльник, заревел и побежал в кухню жаловаться маме. Слушая, как он там верещит и называет меня дурой, я подошла к креслу, села в него и увидела брошенный братом пистолет.

         - Ага,  -обрадовалась я, - сейчас я его запрячу! Пусть этот плакса поищет и еще поплачет.

         Я уже наклонилась, чтобы поднять игрушку, но тут из-под кресла раздался сильный скребущий шорох. От неожиданности я резко выпрямилась и больно ударилась головой о край стола. Шорох раздался снова, но уже тише. Прижав пальцами быстро вспухавшую на затылке шишку, я завизжала от страха и залезла с ногами в кресло, потом встала в нем и, видно, продолжала кричать… В комнату вбежали мама, папа и Митька и бросились ко мне. Папа схватил меня, снял с кресла и прижал к себе. Мама дрожащей рукой гладила меня по плечу и спрашивала:

         -Ира, Ирочка, что с тобой? Доченька, почему ты кричала?

         Я, уже придя в себя, показала пальцем под кресло. Митька сразу же, пыхтя, полез туда. Поползав некоторое время на четвереньках и обогнув таким образом кресло , встал на ноги и сказал

         - Нет там ничего!

         - А что там могло быть? – спокойно спросил папа.

         Мама тревожно посмотрела на меня и тоже заглянула под кресло. Но и она там, видно, ничего не обнаружила, потому что с облегчением рассмеялась и прижала меня к себе, оторвав от папы.

         - Впечатлительная ты у нас, - ласково сказала она мне. – Ну, ничего, успокойся. Дыма Митя напустил полную комнату, вот тебе что-то и привиделось. Ничего там нет, посмотри сама.

         Мне, конечно, хотелось посмотреть, но я не стала. Не будешь же им всем объяснять, что я не увидела что-то – я услышала! А что сейчас там ничего нет, это и так ясно. Шишка на голове загудела сильнее, я скривилась от боли. Мама ахнула, когда отодвинула мою руку и нащупала ее под волосами.

         - Идем скорее в кухню, приложим лед, - сказала она мне и повела лечить вон из комнаты. Я слышала, уходя, как папа отодвигает штору, чтобы распахнуть окно. А Митька, найдя на полу свой пистолет, радостно кричит:

         - Вот он, мой пестик! А я уже и забыл про него!

         Мама вынула из холодильника ванночку со льдом, вытряхнула из нее два прозрачных кубика, завернула в салфетку и дала мне, сказав:

         - Приложи скорее к шишке.

         О, какое облегчение – действительно! Боль сразу стала меньше, а приятная влажная прохлада на голове окончательно успокоила меня. Но тогда я сразу начала думать – легко догадаться , о чем: что же там шуршало под креслом? Конечно, первая же мысль была: мышь. Наверное, пробралась к нам домой, когда  родители с Митей пришли. Кажется, эти мелкие зверьки могут прошмыгнуть так – тихо и незаметно. Но ведь когда она сидела на ладони у Марьи Степановны, то показалась мне не такой уж маленькой! Даже, честно сказать, очень крупная была мышь! Мама могла ее не заметить, но вот Митька – вряд ли. Он у нас знаете какой глазастый – все увидит! Правда, папа пришел позже и мог впустить ее. Но нет: он                                                                                                                                                                                                                                                                                                большой аккуратист и, прежде чем войти, всегда тщательно вытирает ноги перед дверью и смотрит при этом вниз, чтобы коврик не съехал в сторону. Скорее всего, папа заметил бы ее и, конечно, не пустил бы в дом. Но как тогда она оказалась под креслом?

         От этих мыслей я завертелась на стуле. Мама, сидящая рядом со мной и делающая вид, что читает газету, сразу встрепенулась и спросила:

         - Что, Ирочка, опять больно?

         - Да нет! – с досадой сказала я. – Это я думаю…

         - Конечно, дочка, - очень серьезно сказала мама. - Бывают у людей такие мысли, что они покой теряют и усидеть на месте не могут. С тобой то же самое?

         - Да, - вяло призналась я. – Но только ты меня ни о чем не спрашивай.

         - Ладно, - согласилась мама. – Но , может. ты поделишься со мной? А вместе мы что-нибудь придумаем.

         - Нет, не надо! – испуганно сказала я. - Ничего я не скажу.

         Чем я могла поделиться с мамой? Это ведь не ссора с одноклассниками и не «тройка» по математике. Она бы  наверняка не поверила  ни в угрозы «бабки из двадцатой», ни в подмигивающую мышь, ни в ее дальнейшее зловредное поведение. Да и не могло быть этой зверюшки у нас дома! Не сумела бы она проскочить незаметно! Да… но кто же тогда шуршал подо мной? Кто?!

         Я почувствовала, что шишка на моей голове снова налилась огнем. И лед, оказывается, уже растаял. Я встала с места, подошла к раковине и пустила в нее холодную воду. Набрала в ладони шипящую струю и с наслаждением умылась. На больное место тоже поплескала водичкой. Жить опять стало легче, а думать веселей. Мама, оказывается, уже ушла с кухни, пока я умывалась . Видно, решила, что я уже вполне пришла в себя и хочу поразмыслить в одиночестве. Молодец у меня мама, все всегда понимает – даже когда и не знает, что должна понимать!

         Так, начнем сначала. Вчера, не сумев нас выследить и уличить, Марья Степановна угрожающе пробормотала, что сегодня она «посмотрит». Нынче утром она показала мне на ладони здоровенную мышь и пообещала, что та теперь всегда будет следить за мной и за Светкой и что от нее уж не убежишь. Потом эта черная нахалка укусила подружку за ногу, мстя ей за вполне, надо сказать, справедливые слова в бабкин адрес. Но потом – она исчезла! Куда? Ведь лестничная площадка очень маленькая, двери все были закрыты, а в углах уж точно нет ни одной норки, способной скрыть в себе такую толстую зверюшку! То есть, получается, она растворилась в воздухе… Ерунда какая-то. А потом, значит, полчаса назад снова появилась – уже под моим креслом. Еще лучше. Просто не мышь, а привидение - только, надо сказать, очень упитанное и кусачее.

         Стоп! А почему я так уверена, что под креслом была именно она? Ведь я ее не видела. Мало ли что там могло шуршать… Или  кто… Но ведь ни кошки, ни собаки, ни даже черепахи у нас нет. В моей голове тихо зазвенело, словно я опять стукнулась о стол. Я обреченно почувствовала, что внутри  она совсем пустая, как воздушный шар. Сейчас оторвется и полетит. Только волосы на ней причесывать – забота лишняя.

         Мне раньше казалось, что я вроде бы не глупая и характер у меня  решительный. Но тут просто не знала, что мне думать и – самое главное! – как действовать. Была мышь или нет? А если была, то зачем приходила? Я ведь, кажется, ничего запретного не делала – не «пакостила», как выразилась Марья Степановна. Тут какая-то мысль промелькнула в моем мозгу, но снова исчезла. Я чуть не заплакала от собственного умственного бессилия.

         Ну, нет! Так дальше нельзя. Надо пойти в комнату и все же заглянуть под кресло. И пусть там Митька с мамой ничего не нашли, а я вот посмотрю!

         Испытывая жажду хоть какой-то деятельности, я выскочила из кухни и влетела в комнату. Вот удача! – там никого не было. Я опустилась на четвереньки и влезла головой под кресло, пыталаясь хоть что-то поскорее разглядеть там, в тени, и… разглядела. Прямо перед моим носом, ярко светлея на синем мехе ковра, поблескивала огромная царапина. Как будто кто-то узким ножом ловко срезал полоску ворса. Я просто ахнула, вся похолодев от того, что моя догадка о мыши оказалась все-таки верной. На всякий случай я  прикоснулась сразу ослабевшими пальцами к этой лысине на ковре, выбритой ровно, как по линейке. Да, это мне не видится и не снится – ворса здесь действительно нет… Но, однако, какой сильной и, должно быть, опасной должна быть старухина мышь, если это действительно она здесь побывала! И что, интересно, скажет мама, увидев, во что превратился ее любимый ковер?

         Вдруг новая мысль поразила меня. Да ведь мама заглядывала под кресло! И… ничего не увидела. Митька тоже. В полном отупении я уставилась на царапину и подумала, что так, наверное, сходят с ума: ты видишь, а другие нет. Вот ты и псих!

         Тут в коридоре раздался смех братишки, и я сразу вскочила с пола. Вот сейчас  возьму и все еще раз проверю!

         - Митька! – крикнула я. – Зайди-ка сюда на минуточку!

         - Зачем? – недоверчиво спросил брат, открыв дверь и просунув голову в щель. – Пистолет заберешь?

         И тут догадка, которая появилась и вдруг опять исчезла у меня в кухне, просто вспыхнула перед моими глазами! В нем все дело – в этом злосчастном пистолете, который Митька так нежно прижимал к груди – боялся, что я отниму. Но пока я выясню другое, и брат мне в этом поможет.

         - Нет, не заберу, - ласково сказала я. – Заходи, не трусь.

         Митя на всякий случай переложил пистолет в карман шорт, прижал его рукой и лишь тогда переступил порог комнаты.

         - Ну, чего тебе? – все еще недоверчиво поинтересовался он. – Опять что-то кажется?

         - Нет, Митя, - схитрила я, - ничего мне не кажется. Просто я свою заколку уронила, и она под кресло улетела. А мне трудно достать – в голове стучит, понимаешь? – и я, скривившись как можно жалостнее, дотронулась до своей шишки.

         - А, ну сейчас, - сказал мой любимый братишка, - я быстро достану!

         Он бодро полез под кресло (в который раз уже это происходило за сегодняшний вечер?), а я стояла и ждала: вот он крикнет:

         - Ой, смотри! Что это на ковре?! – или что-нибудь в этом роде.

Но нет! Он пыхтел и ползал там, старательно ища мою заколку, которая на самом деле лежала у меня на полке в детской. Так я и знала – он ничего не замечает, потому что… Но все же я сделала последнюю попытку. Присев на корточки рядом с братом, который уже хотел выбираться из-за кресла, я ткнула пальцем в царапину и спросила его:

         - А здесь ты ничего не видишь?

         Митя внимательно посмотрел на то место, куда я показывала, подумал и сказал:

         - Нет! А ты ?

         - И я ничего. Пропала моя заколочка… – постаралась я вздохнуть как можно печальнее. Впрочем, я даже почти не притворялась. Мои догадки наводили на действительно грустные размышления.

         Митьке было жалко меня: как же, заколка потерялась! Но, имея в кармане долгожданный пистолет, долго огорчаться он не смог. Крикнув мне:

         - Не потей! Потом найдем! – братишка удрал.

         А я теперь совершенно точно сделала для себя два вывода – и не знаю, который из них был важнее.

         Во-первых, эту мышь и все ее проделки могли, наверное, видеть только мы со Светкой:  ведь срезанный ворс на ковре усмотрела только я, а Митя нет. Значит, скорее всего, и мама с папой эту царапину не заметят. И если тогда, когда все это случилось, мышь и сидела еще под креслом, ее тоже не разглядели ни мама, ни Митя.

         Во-вторых, вечером эта грызунья появилась не случайно, как я думала раньше. Ведь Митька заявил, что не разрешает мне брать пистолет! А я, прогнав братишку из комнаты подзатыльником, потянулась за его игрушкой. Вот тогда-то и раздался шорох! Ведь я собиралась сделать запрещенное – взять в руки Митькин подарок, вот мышь и появилась, и приготовилась меня укусить. Но я, крепко стукнувшись головой, про пистолет забыла, и он остался лежать на полу. Тогда-то я и услышала второй шорох , слабее: мышь уходила, потому что кусать меня было незачем – Митькин запрет я не нарушила. Да уж!

         Я глубоко вздохнула и вышла через открытую дверь на балкон. Как все-таки приятно становится на душе, когда начинаешь что-то понимать. Правда, выводы мои никак нельзя было назвать приятными! Вредная старуха не соврала, и ее шпионка теперь будет появляться рядом всякий раз, как только мы со Светкой захотим немного развлечься. Ничего себе будущее! Неужели нам придется стать пай-девочками, которые разговаривают тихими, робкими голосами, любят ябедничать про чужие проказы и всегда делают только то, что взрослые разрешают? Вот тоска!

         Летний вечер угасал. Солнце уже давно спряталось, кругом разлились голубые сумерки, и на быстро темневшем небе  зажглась первая звезда. От этой картины мне захотелось плакать. Казалось, что эта ночь наступает не в мире, а в нашей со Светкой жизни. А  далекая светлая звезда в небе – это наше веселое и бесшабашное прошлое, которое мы  не ценили! Думали, что так и будет всегда. А теперь все: эта подлая мышь вместе со старухой не дадут нам житья. Боясь от отчаянья все же разрыдаться, я ушла с балкона в нашу с Митькой детскую, расправила постель, разделась и легла. Сама не знаю, как это вышло. Обычно мама с папой никак не могут загнать меня в кровать. А тут… Мне было так грустно, что голова сама улеглась на подушку. Видно, я  в этот день очень устала от всех испытаний, потому что уснула почти мгновенно, успев лишь краем сознания услышать удивленный голос Митьки, вошедшего в комнату:

         - Ой, а Ира спит!

         Мне, помню, сразу привиделся какой-то удивительный сад, зеленый-зеленый, и цветы в нем…

 

 

 

4. Светкины страхи.

 

 

 

         Я с трудом проснулась в полной темноте от звонка колокольчика.  Это дребезжал наш со Светкой «телефон». Я совсем забыла  рассказать, что у нас есть своя связь, Вы уже знаете, что я живу на третьем этаже, а моя подружка – на пятом. Мой балкон находится под ее, а окно нашей с Митькой комнаты – соответственно под ее окном. Правда, между нами живет одинокий мужчина – Иван Петрович. Одинокий потому, что от него уехала жена с двумя детьми еще два года назад. Мы со Светкой очень жалели, когда уехали его сыновья. Такие были веселые мальчишки – просто класс! – хотя и младше нас один на два, другой – на три года. Что мы вытворяли вместе с ними во дворе, просто весело вспомнить! Но я отвлеклась. Теперь, короче говоря, остался один только их отец, который очень хорошо относится к нам с подружкой – всегда улыбается, увидев нас, и часто угощает конфетами. Правда, смотрит при этом грустно – наверное, о своих сыновьях думает, ведь мы с ними дружили. Так вот, этот Иван Петрович никогда  не ругает нас – даже за то, что мы однажды со Светкой, играя на ее балконе, опрокинули стоявшую там банку с зеленой краской, и она вся через щель вылилась на лоджию соседа. Он даже не пожаловался нашим родителям! Сам оттер краску тряпками и какой-то вонючей жидкостью – мы со Светкой сверху видели – а нам только погрозил пальцем, и все! Ну, и вполне понятно, что такой замечательный и добрый человек не помешал нам провести два своих « телефона»: один с моего балкона на Светкин (мимо балкона Ивана Петровича), другой – из форточки нашей детской в форточку подружкиной комнаты (соответственно мимо окна соседа).

         Вообще-то «телефоны» - это всего лишь тонкие, но крепкие веревочки, связанные в круги. Первый из них охватывает балконные перила наших со Светкой квартир. По этому «телефону» мы обмениваемся с подружкой разными предметами, привязывая их к веревке – ведь ее концы связаны вместе. И если потянуть, например, за левую сторону вниз, то правая поползет наверх, к Светке – ну, а вместе с ней, например, конфета, или яблоко, или транспортир какой-нибудь (когда Светке срочно его надо, а бежать ко мне вниз неохота).

         Второй наш «телефон» ничего не перемещает. Он служит для вызова на балкон для каких-то сообщений или срочных разговоров. К веревке привязаны два колокольчика – один в подружкиной комнате, другой - в моей. Если мне надо что-нибудь побыстрее сказать Светке, я зажимаю рукой свой колокольчик и дергаю за веревку. И пожалуйста: через полминуты мы с подружкой уже разговариваем: она – свесив голову вниз, а я – повернувшись вверх лицом. Может быть, кому-то из вас наша связь покажется смешной – ну и пусть! А мы с подружкой очень гордимся своими «телефонами» и пользуемся ими вовсю – при всей их простоте они очень надежны.  Конечно, если бы на четвертом этаже между нами жил не милый Иван Петрович, а, скажем, Марья Степановна, уж она бы нам наши веревки уже десять раз оборвала! И жаловалась бы всем четырем родителям, что «телефоны» ей просто жить не дают – уж придумала бы почему. Но она живет на втором этаже – ура! Правда, я опять отвлеклась. Продолжаю рассказывать с того момента, как меня разбудил «телефонный» колокольчик.

         Открыв глаза от его звонка, я сначала долго ничего не могла понять. Перед моими глазами все еще тихо проплывали пышные деревья и яркие цветы из моего сна. Но наконец я сообразила, что грезы кончились, я нахожусь в своей комнате, а колокольчик надрывается оттого, что у Светки наверняка что-то случилось. Ведь ночью она мне еще никогда не звонила! Выскочив из постели, я подбежала к окну, и, схватив одной рукой свой колокольчик (чтобы он замолчал), другой несколько раз дернула за веревку, приводя в движение тот звонок, который висел наверху, в подружкиной комнате. Так я дала ей знать, что услышала вызов и иду на балкон.

         Но сначала надо было проверить, не разбудил ли этот звон кого-то еще, кроме меня. Кажется, нет: Митька спокойно сопел, в комнате родителей тоже было все тихо. Я крадучись вышла на балкон. Ночная прохлада дунула на меня свежим ветерком, и я окончательно проснулась. Подойдя к перилам, я посмотрела вверх и спросила:

         - Светка, ты здесь?

         - Здесь! – долетело до меня с пятого этажа. – Ира, я не могу тут с тобой говорить! – в голосе подруги я вдруг услышала истерические ноты. – Выйди тихонько на вашу площадку, я к тебе сейчас спущусь! – теперь Светкин голос прозвучал так, как будто она собирается заплакать, но старается сдержаться.

         - Ладно, иду! – поспешно крикнула я, забыв всякую осторожность,  а ведь нас могли услышать родители. – Спускайся ко мне.

         Проскользнув мимо спящих папы с мамой, я зашла только в детскую накинуть халат и проверить, не проснулся ли братишка. Кажется, все нормально. Теперь пора к Светке. Надо было бесшумно открыть замок на входной двери, чтобы никого не разбудить. Это мне не сразу удалось – язычок почему-то заело от моих осторожных движений.  Когда я выскочила на лестничную площадку, Светка была уже там. И в каком виде! Бледная, перепуганная, руки мелко дрожат.

         - Что с тобой? Что случилось? – спросила я, уже смутно догадываясь, какое событие могло привести в такое состояние мою рассудительную подругу.

         Светка схватилась трясущимися руками за мои плечи, и ее глаза вдруг наполнились слезами. Она все еще старалась не зареветь в полный голос, но было ясно, что это вот-вот случится. А в этом тогда, я чувствовала, мне не скоро удастся добиться от подруги, что все-таки стряслось. Поэтому я решила опередить события и быстро спросила у нее:

         - У тебя мышь была?

         Светка мелко закивала головой, и слезы из ее глаз посыпались градом – но было видно: плачет она уже скорее от облегченья, что я уже все знаю, а не от отчаянья. Я сразу угадала, в чем дело – да и трудно было бы этого не понять после событий сегодняшнего вечера. Я еще не забыла, в каком виде сама недавно упала на подушку и заснула. Хорошо хоть, что Светка начала успокаиваться – уже сняла руки с моих плеч и смотрит на меня с какой-то странной надеждой. Наверное, думает, что если я знаю, в чем дело, то и помочь смогу. А вот нет – этого не будет: сама не представляюю, как нам теперь из этой беды выпутываться. Но сначала надо  точно узнать, что произошло с подружкой.

         В пустом подъезде стояла мертвая тишина. Тускло и страшно горела пыльная лампочка на площадке. За всеми дверями спокойно спали наши соседи – ведь им ничто не угрожало. А мы с подругой были одни со своим горем, которое так внезапно накрыло нас своим душным покрывалом. Чтобы было не так жутко, мы взялись за руки. Светка еще раз глубоко вздохнула, вытерла последние слезы, и я наконец-то узнала вот что…

         Моя подружка в этот вечер долго не отходила от телевизора – впрочем, вместе с родителями. Сначала они всей семьей смотрели новости, потом очередную серию из цикла «Улицы разбитых фонарей». Светка перед этим все время старалась не думать об утреннем происшествии и о своей больной ноге. Правда, кое-что ее все-таки удивило. Когда ее мама – тетя Таня – увидела повязку, она, сразу расстроившись, потребовала, чтобы Светка  размотала бинт и показала ей, что с ногой. Та, конечно, этого делать не хотела и как могла отнекивалась: ведь тогда пришлось бы как-то объяснять происхождение укуса. А в то, что это сделала разумная мышь по приказу Марьи Степановны, тетя Таня, конечно, не поверила бы. Правда, Светкины отговорки не помогли, и повязку ей все-таки пришлось снять. Подружка, увидев удивленные мамины глаза, ждала чего угодно: охов, ахов, возмущенных расспросов, но…

         - Твоя мама ничего там не увидела? – нетерпеливо спросила я.

         - Да! А откуда ты знаешь??? - поразилась Светка.

         - Знаю. Дальше что было?

         А дальше тетя Таня, тщательно рассмотрев подружкину ногу со всех сторон, засмеялась и сказала:

         - Какие выдумщицы вы вместе с Ирой! Для чего только бинт испортили? В больницу, что ли, играли?

         Вот тут Светка, можно сказать, припухла! Стояла, переводя глаза со своей мамы на еще слабо кровоточившие следы мышиных зубов, и не знала, что сказать в ответ. Уж лучше бы ей попало от тети Тани, чем это «бинт испортили»: получалось, что она не пострадавшая, а просто фантазерка. И как могла мама – ее мама – ничего не увидеть?

         В сильнейшем недоумении моя подружка пробыла весь день до самого ужина. Ее упорные попытки как-то логически осмыслить и утренние события, и удивительную мамину слепоту совершенно не удавались. То, что «бабка из двадцатой» сыграла с нами злую шутку, сомнений не вызывало. Но как далеко зайдет эта шутка и что из нее получится? Вон  какие дела уже с мамой происходят – просто ужас! Родной дочке не верит и ее болячку не видит. Есть от чего расстроиться.

         Светкина мама, видно, почувствовав ее плохое настроение, приготовила на ужин творожники со сметаной. Их моя подружка очень любит. Поэтому, поев их от души, она пришла в гораздо лучшее расположение духа. Подумаешь, старуха! Подумаешь, мышь! Укус уже почти не болит, и, может быть, вся эта глупая история закончится только сегодняшними неприятностями?

         Перед телевизором, в компании с родителями, Светка окончательно ожила. Ей было уже весело и спокойно, и ни о чем плохом вообще не думалось. Когда закончилась очередная серия о приключениях питерских милиционеров, Светкина мама сказала, что пора спать, и папа с ней согласился. Подружка призналась мне, что в этот момент ее кольнуло какое-то предчувствие, но она сразу отогнала его прочь. Все у нее шло отлично, и так должно было остаться!

         Родители стали стелить постель, а Светка пошла к себе. Она закрыла дверь, разделась и быстро легла в свою кровать. На душе у нее было так хорошо, что спать совсем не хотелось. Хотелось, наоборот, смеяться и играть. Но это было невозможно – усталые родители уже, наверное, засыпали, а моя подружка всегда была гораздо послушнее меня. Честно пытаясь хоть как-то задремать, она провертелась в постели с полчаса. Нет, ничего не получалось – сон не шел. Что было делать?

         И тут Светка вспомнила, что у нее в верхнем ящике стола лежит последняя, пятая книга «Гарри Поттера». Мама купила ее сегодня, принесла и подала Светке со словами:

         - Читай, дочка!

         Это было еще в обед. Сейчас подружка с удивлением вспомнила, что даже не обрадовалась в тот момент – слишком была напугана. Она только вяло поблагодарила:

         - Спасибо, мамочка, - и положила книгу в стол.

         Но теперь-то ей очень хотелось ее начать! Все эти романы про мальчика-волшебника­--просто прелесть. Мы с подругой первые четыре книги уже по нескольку раз перечитали. А тут – новая, последняя и еще незнакомая!

         Светка тихонько встала, подошла к столу и вынула томик из ящика. Потом включила свет и уже открыла первую страницу. Но тут из соседней комнаты донесся сонный голос тети Тани:

         - Света! Ты зачем свет включила? Сейчас же спи! Не вздумай читать среди ночи.

         Так, ясно: она увидела полоску света под дверью. Пришлось ее дочке щелкнуть выключателем и сделать вид, что она снова легла в кровать. Читать, однако, моей подружке захотелось еще отчаяннее!

         Что было делать? И тут Светка вспомнила про один замечательный способ , о котором ей однажды рассказал папа. Он признался дочке, что в детстве часто  читал так: накрывшись с головой одеялом и светя себе фонарем. Дедушка с бабушкой тоже не разрешали ему делать это ночью! Они, люди простые и работящие, и сейчас живут в той деревне, откуда родом Светкин отец. Всю жизнь много и тяжело трудясь, они просто не могли понять, как можно тратить на книги драгоценные часы сна. Теперь эта же история повторялась со Светкой. Вот и пригодился папин опыт!

         Фонарь у подружки был – мы с Митькой подарили в прошлом году. Светка осторожно прошла к своему шкафчику по ярко-голубой лунной дорожке на полу, тихо открыла дверцу и достала фонарик (она отлично помнила, где видела его в последний раз). Теперь надо было взять «Гарри Поттера» с письменного стола. Бесшумно подкравшись к нему и протянув руку за книгой, моя подружка краем глаза успела заметить какое-то неясное движение под шторой, возле батареи. Испуганно прижав к груди книгу и фонарик, она стала внимательно вглядываться. Но нет – видно, показалось! – край портьеры висел неподвижно, и под ним ничего не было видно. Успокоившись, Светка так же на цыпочках прошла к кровати, тихо легла, натянула на себя одеяло и прислушалась. В соседней комнате стояла полная тишина. Все в порядке, значит можно укрыться с головой, включить фонарик и … И тут моя подружка услышала, как по полу мимо кровати тихо простучали маленькие быстрые лапки. Она, оцепенев, пыталась вздохнуть, но не могла, и только крепко стиснула в руке край одеяла. Новый шорох внизу около спинки кровати обдал Светку ледяной волной дикого ужаса, и она,судорожно дернувшись, одним быстрым движением накинула одеяло на голову и сжалась под ним в тугой комок. Книги и фонарик оказались под ее упертыми в матрас локтями. Видно, спасаясь под одеялом, Светка случайно нажала на кнопку фонаря, и он вдруг загорелся, ослепив ее в душной темноте и осветив край подушки и толстый томик «Гарри Поттера». И прежде чем она успела, ударив ладонью по фонарику, погасить этот непрошеный луч, кто-то вдруг пробежал по ней от ног до плеч, и возле ее уха послышался внезапный пронзительный писк: «Пи-ик!» В этот момент вконец обезумевшая от страха Светка потушила, наконец, фонарь – невольно, потому что из последних сил рванулась от писка в сторону и скатилась с кровати на пол. Долго она лежала так, запутавшись в одеяле и не смея шевельнуться. Но кругом все было тихо, никто больше не шуршал и не пищал. Слышалось только тиканье часов, которое громом отзывалось в ушах  насмерть перепуганной Светки. Тщетно она старалась различить в этом перестуке другие звуки – те, что заставили ее лежать здесь одну в темноте, от ужаса не смея даже крикнуть, чтобы позвать на помощь. Но минуты медленно текли, и ничего больше не происходило. Светкин страх понемногу отступал. Наконец, она откинула одеяло и села на коврик у кровати. К ней возвращалась способность соображать. Первой ее мыслью было: «Почитала, называется!» Подумав немного на эту тему, она с удивлением поняла, что уже совсем не хочет знать, что там дальше произошло с Гарри. Его приключения были страшными и поразительными, но то, что сейчас произошло с ней наяву, было, ей казалось, куда кошмарнее. Потом, еще раз осмотревшись по сторонам, Светка спросила вслух:

         - Почему она пришла?

 И опять удивилась одной простой мысли. Как странно! – ведь она с самого начала, когда лишь едва дрогнули шторы, знала, кто это. Это была мышь, Именно та, что злобно укусила ее утром. Та, о которой моя подружка очень старалась не думать весь остаток этого дня – и ей почти удалось забыть ее. И вот – старухина посланница опять здесь! Как она могла пробраться к ней в комнату, а еще раньше в квартиру? Не через окно ведь! Мыши ведь, кажется, летать не умеют, так же, как и прыгать на высоту пятого этажа. От этих мыслей Светку бил такой озноб, что она подняла с пола одеяло и опять плотно закуталась в него. И вдруг слабость и страх ее куда-то улетели: моя подружка возмутилась. Подумать только! Какая-то полоумная бабка, над которой втихомолку посмеивается весь подъезд, нагло подсылает свою мышь к ним в квартиру! И эта жалкая грызунья, которых в городе, может, тысячи, наводит на нее – Ковалеву Свету – такой ужас. А почему??? Подумаешь, какая-то серая воровка, любительница сыра из мультфильма! От возмущения и стыда за собственную трусость моей подружке даже стало жарко. Она встала, бросила одеяло на кровать и сказала раздельно и громко, не боясь, что услышит мама в соседней комнате:

         - Вот сейчас оденусь, возьму мел, выйду в подъезд и напишу на бабкиной двери, что она дура!

         Холодный сквозняк вдруг полетел по комнате, фонарик полетел с кровати на пол и разбился, жалобно звякнув стеклом. Портьера у батареи вновь тихо шевельнулась, и Светка, взвыв от страха, прыгнула на кровать, поджала ноги и зашептала:

         - Не буду, не буду, не буду…

         Штора успокоилась и повисла неподвижными широкими складками. Опять все было тихо в комнате и за ее пределами. Но не в душе у моей подруги! Мне приятно сообщить вам, что в эту трудную для нее минуту Светка вспомнила обо мне как о единственном человеке, который может поверить в то, что  произошло в  ее комнате. И, пожалуй, только я смогу помочь ей как-то выпутаться из этого положения – уж придумаю как! Надо меня вызывать скорее, хотя сейчас ночь!

         Бедная моя подруга! Она не знала тогда, хватаясь за веревку нашего «телефона», что и мне явилась в этот вечер зловредная мышь, и меня тоже она напугала до полусмерти. Но все-таки ее явление Светке было куда страшнее, чем мне – в этом нет никакого сомнения. Я-то слышала зловещий шорох не ночью, а еще при свете солнца; и родители, и Митька не спали. И мама меня успокаивала, и Митька лазил под кресло. Поэтому я и могла потом сделать те выводы, о которых говорила вам раньше, а потом даже уснуть…

         Моя бледная от пережитого страха подруга стояла рядом, держа меня за руку, и с надеждой смотрела мне в глаза. И все же она почти рассердилась, когда я спросила ее:

         - И больше ничего не было? И родители не проснулись?

         - Нет! – нахмурилась Светка. – Спали, как убитые. Я когда тебе позвонила по «телефону», мой колокольчик тоже звенел – я забыла его прижать. А они и ухом не вели! А потом, когда ты мне ответила, я мимо них, как слон, пробежала к двери – и они не шевельнулись! А ведь мама, ты знаешь, так чутко спит…

         - Все понятно! – сказала я как можно бодрее.

         - Что тебе понятно? – раздраженно спросила Светка. – Ты самая умная, да? А я дура?

         Я чуть не засмеялась, видя, как надулась моя подруга. Еще бы! Ведь не зря моя мама говорит, что когда мы вдвоем со Светкой, что я у нас двигатель, а она – мозговой центр. То есть, конечно, это не совсем так: ведь придумываю- то проказы тоже всегда я, а не только организую их выполнение и распределяю наши роли. Но вот в том, как потом нам выйти сухими из воды, нет лучшего специалиста, чем Светка. Она всегда заранее обдумывает безопасное отступление и заметание следов. Тут ей нет равных! А мне, по правде говоря, и неинтересно думать о том, что будет, когда то, что мы решили сделать, уже произойдет. А подружке интересно! Она все всегда заранее умеет рассчитать. У нее на случай неудачи первого плана всегда есть пара запасных вариантов, и потому мало кому когда удавалось нас уличить, как пишут в детективах, в содеянном. Да, голова у нее варит, и за это я ее очень уважаю. Она и в математике соображает лучше меня, и в шахматы играет тоже. А тут вдруг мне все понятно, а ей – ничего. Трудно такое Светочке перенести! Но сейчас я ее успокою: ведь хотя я и кое-что понимаю, все же не знаю, что нам делать со всем этим.

         - Да ладно тебе! – сказала я подруге. – Ты еще не знаешь, что сегодня со мной было, и еще раньше, чем с тобой.

         Светка слушала мой рассказ со все возраставшим вниманием и сочувствием. Под конец она совсем повеселела – оказывается, и со мной произошло подобное, а значит, случившееся выглядит уже не так страшно. Мышь – хотя и в разное время – пожаловала к нам обеим, обеих напугала и потом опять скрылась неизвестно куда…

         - Ну, и что ты об этом думаешь? – спросила меня Светка уже не сердито, а с любопытством, когда я дошла до того момента, в который услышала ее звонок по «телефону» и помчалась на балкон. Что было дальше, она и так знала: мы встретились в подъезде. А вот почему мышь не обнаружила себя в течение дня, а потом, как тот Фантомас, вдруг разбушевалась? – этот вопрос я читала в ее глазах.

         - Неужели до сих пор не поняла? – мягко спросила я подругу. – Ведь это так просто.

         - Нет, - тихо сказала Светка. – А что тут можно понять? – просто ужас какой-то.

         - Да, ужас, - согласилась я. – Но особенный: его видим и слышим только ты и я. Поэтому мама и Митька не увидели царапины на ковре.  Твои папа и мама тоже ничего не услышали – хотя и мышь пищала, и ты на пол падала, и потом мимо них в подъезд топала.  А приходит мышь только тогда, когда мы с тобой собираемся сделать запрещенное. Тебе же мама запретила читать – а ты?

         - Ну, да, - согласилась Светка, - правильно. А ты хотела Митькин пистолет взять…

         Я вздохнула с облегчением: подружкина сообразительность снова была на высоте.

         - А не покусала она нас с тобой потому…

         - Ну, ну! – подбодрила я наш «мозговой центр».

         - Потому, что мы не нарушили запрет, хотя и собирались! – у Светки даже глаза заблестели. – Ты же так и не взяла с пола пистолет, а я не стала читать, - вот эта дура черн                                                                                                                                                                                                                                                  ая и скрылась! И еще вот что. Кроме того, что нам запрещают другие, есть одна штука, которую мы не можем сделать.

         - Какая? – спросила я с интересом.

         - Нельзя причинять никакого вреда этой бабке. Даже если просто угрожать, мышь тут же прибегает.

         « Действительно! – сразу подумала я. – Ведь утром она вцепилась Светке в ногу, как только та начала с бабкой ругаться и пригрозила все рассказать родителям. Да, и потом – ночью – она уже ушла, а потом снова появилась под шторой, когда Светка сказала, что возьмет мел и»…

         - И если бы я сразу не перетрусила и не стала говорить «не буду, не буду», - продолжила подруга мои мысли, - она бы меня, наверное, уже съела! А так исчезла – и больше ее уже не было.

         - Голова ты, Света, - сказала я одобрительно, и подружка довольно заулыбалась. – Только одно я не пойму: как она пробралась к нам домой. Двери-то были закрыты ,уж у тебя – точно, ведь  была ночь!

         - Это как раз понятно, - Светкин голос звучал спокойно и задумчиво. – Она появляется не через двери.

         - А откуда? – обалдело спросила я подругу. – В окна, что ли, прыгает? В форточку влетает?

         - Нет, сквозь стены проходит. Ну, что ты на меня смотришь? Не знаю я, как она это делает. Но  после того, как она вечером тебя напугала, к вам ведь никто не приходил?

         - Никто, - согласилась я.

         - И сами вы  из дома не выходили?

         - Нет, - потрясенно сказала я.

         - Ну, так откуда она ночью у меня взялась, если от тебя не могла уйти? Только сквозь стены, как призрак. И заметь: в подъезде утром она тоже пришла тогда, когда я старухе угрожала. А потом, ты сама говорила, просто исчезла в углу, и все.

         Она была, конечно, права, моя головастая подруга. Но как это – сквозь стены?! Светка взглянула на меня и засмеялась: наверное, вид у меня был совсем очумелый.

         - Да ты не бойся! – теперь уже подруга успокаивала меня. – Она ведь не явится, если не делать ничего запрещенного. Это же понятно.

         - Мало не делать, – возразила я. – Надо даже не думать об этом.

         - Ну, и не будем думать! – беззаботно сказала Светка и вдруг сладко зевнула. – Будем паиньки, примерные девочки. И пусть она идет лесом!

         Да, действительно! Ведь чтобы избавиться от этой толстой разбойницы, надо всего лишь хорошо себя вести. Это уже кое-что. Правда, мы со Светкой никогда не пытались стать такими послушными, такими… ой, даже подумать противно!

         - Придется, – грустно сказала подружка, опять прочитав мои мысли. – А то она нас загрызет.

         Так закончилось наше ночное совещание. Мы разошлись по своим квартирам спать (а уже, честно сказать, с ног падали), договорившись, что утром, как проснемся и позавтракаем, встретимся во дворе часов в одиннадцать – раньше, понятно, не встанем. Уже улегшись, наконец, в постель, я решила, что все равно мы что-нибудь сделаем, чтоб совсем избавиться от мыши. И, кажется, по комнате опять пролетел какой-то легкий шорох, когда мне это подумалось. Но я уже не успела испугаться: сразу провалилась в сон. И пусть бы хоть носороги пришли, я уже ничего бы не услышала!

 

 

 

5.Я играю в паиньку.

 

 

         Следующее утро было прекрасно! Вчерашние неприятности представлялись мне просто дурным сном. Дома, как всегда, никого не было: родители ушли на работу, Митя – в детсад. Я умылась, немного послонялась по комнатам и решила позавтракать на балконе, на свежем воздухе. В самом лучезарном настроении  вынесла туда из комнаты стул и журнальный столик. Потом сварила себе кофе, приготовила пару бутербродов и уже, поместив все это на поднос, направилась к балкону. как вдруг вздрогнула от кольнувшей меня мысли:»А можно ли это?»

         От испуга я едва не уронила все на пол, но вовремя спохватилась:

«Да нет же, никто и не запрещал мне есть на воздухе!»                                                                                                             Опустившись со своей ношей на диван, я еще некоторое время приходила в себя. Хорошее  настроение сразу испарилось – мне было досадно и стыдно за свою новую трусость. И невозможно было удержаться от того, чтобы внимательно не оглядеть все уголки комнаты: не появилась ли мышь? Это выглядело.                          конечно, очень глупо: ведь я уже давно поняла, что не делала ничего запретного!-но не могла заставить себя пересилить вчерашние страхи, которые вновь вернулись ко мне. Наконец, я рассердилась на себя и поднялась с дивана, подумав: «Все равно  позавтракаю там, где хотела!»

         Теплое солнце, залившее мир по ту сторону балконной двери,  сразу согрело и успокоило меня. Мне осталось только улыбнуться и с удовольствием приняться за еду.

         « Что же делать? – думала я, прихлебывая кофе. – Ведь если так вздрагивать от всякой ерунды, можно и с катушек съехать! Как там мама говорила? А, вот: пуганая ворона и куста боится. Точно, что ворона: сначала пугаюсь, потом понимаю, что зря».

         Все-таки оказалось, что я рано обрадовалась, потому что по-прежнему, как и вчера, боюсь этой жуткой мыши, но только более осознанно, что ли. Мне понятно, при каком условии она появляется, и я знаю, как избежать ее прихода. Конечно, это несколько успокаивает. Но от каких пустяков я впадаю в панику! И как это так: никогда не делать ничего запретного??? Ведь  невозможно… Я уныло смотрела на качающиеся невдалеке пышные макушки тополей и представляла себя такой… образцово-показательной Ирой. Всегда послушной, вежливой, старательной, ответственной, серьезной, обязательной. Что там еще? Я поставила на поднос пустой стакан, смахнула туда же крошки со стола и поплелась со всем этим добром в кухню. Кстати, не пора ли уже во двор? Наскоро все помыв, я помчалась посмотреть,  который час. Может уже одиннадцать часов и Светка меня ждет на нашей любимой лавочке? Вот было бы хорошо!.. Нет, еще только половина одиннадцатого. Как же мне провести эти долгие полчаса? Так не хочется думать о вчерашнем без Светки – просто до тошноты.  Вместе ведь – совсем другое дело. К тому же  давно ясно, что только с ней я и смогу говорить об этом – больше  никто не поверит.

         Ага, вот что! Поиграю-ка я в пай-девочку. Может, это не так уж несбыточно? Надо хоть представить, как такая сладкая тихоня будет выглядеть. Ну, и развлечься заодно. Развлечься?!

         - Так, стоп! – сказала я себе опять. – Развлекаться мне тоже ведь не запрещали.

         Опять  перетрусила. Это уже просто безобразие какое-то. Ну, хорошо! Сейчас я вам (кому это вам?) покажу примерную девочку-тарелочку!.. Так, даже стишки какие-то сочиняются… Отлично!

         Тряхнем-ка стариной! Как там это было в моем золотом садиковом детстве? Сейчас вспомним.

         Я достала из шифоньера свой старый бантик в горошек и прицепила его к волосам. Так, пойдет. Теперь главное почувствовать себя в том далеком четырехлетнем возрасте, когда все было  просто – и никаких мышей… Опять отвлекаюсь! Итак, начинаем наш утренник.

         Приняв серьезный «взрослый» вид, я вышла на середину комнаты и сказала мягким голосом моей любимой воспитательницы Ольги Сергеевны (я и сейчас еще иногда к ней забегаю по старой памяти):

         - Начинаем наш концерт! Песенка «Нельзя шалить!». Исполняет Ирочка Костина.

         Я изобразила, как «Ольга Сергеевна» ушла со сцены. Потом умильно сложила губки, широко открыла глаза и засеменила «к зрителям». Кажется, получается. Не девочка, а медовый пряник какой-то. Выйдя «на всеобщее обозрение», я «взволнованно» вздохнула, взялась кончиками пальцев за края воображаемого пышного платьица (этому, по-моему, учат всех «хороших девочек» в детском саду). Ничего, что теперь на мне были шорты – зато я просто светилась скромностью и благонравием. Я закатила глаза и запела, шепелявя, тоненьким, дрожащим голоском на мотив «польки- бабочки»:

                                   Нельзя салить! Нельзя салить! –

                                   Мы поняли со Светоцькой.

                                   Нельзя соседям окна бить,

                                   Срывать с березы ветоцьки.

                                   Ля-ля, да-да! Ля-ля, да-да!

                                   Мы умненькие детоцьки!

         Потом, скромно опустив ресницы, я выслушала «аплодисменты» и ушла за кулисы.

         Ну, что ж, по-моему, неплохо. Только вот про битье окон – это слишком сильно для четырех лет. Правда, Митька в прошлом году успел два раза разбить мячом – но ведь ему была уже шесть! И еще интересно, к чему я тут березовые веточки приплела?

         Кажется, вспомнила. И не сказать, что с радостью. Похоже, что голова моя теперь работает только в одном направлении. Дело в том, что где-то год назад (в конце мая) мы со Светкой сидели у меня дома и смотрели телевизор. И симпатичная дикторша сообщила, что на следующий день будет праздник Святой Троицы. Девушки пойдут в лес завивать березки. Светка сразу уставилась на меня и спросила:

         - Как это их завивать?

         Я не знала, но признаваться в этом не хотела (ведь подруга считала меня крупным знатоком не только в литературе и русском языке, но и в фольклоре, народных обычаях и т.п.). Наконец, я промямлила что-то вроде того, что завивать березки – это значит переплетать их ветки, а иначе сказать – делать из них венки и носить потом на голове. Светке это очень понравилось, и она сказала:

         - Вот и будем завтра завивать.

         На другой день мы залезли на березу, что растет у нас во дворе, стали обрывать с нее веточки и кидать вниз, чтобы потом плести из них венки, но  совершенно забыли, что это дерево – как раз напротив окна Марьи Степановны! Мы так увлеклись своим занятием, что просто очумели, увидев совсем близко  злющее старухино лицо. Она смотрела на нас через открытое окошко и так страшно грозила пальцем, что мы кубарем скатились с березы и, забыв про сорванные ветки, поскорее удрали со двора…

          Вот, значит, почему я про это запела. Опять эта противная « бабка из двадцатой» примешалась – ну, ни шагу без нее! Не получилось из меня пай-девочки, хотя все так хорошо начиналось… Я стянула с головы бант и торопливо глянула на часы. Ура! Уже почти одиннадцать. Скорее на улицу, к Светке!

 

19 December 2010

Немного об авторе:

... Подробнее

Ещё произведения этого автора:

Не входи в стеклянный дом или Удивительный июнь

 Комментарии

Комментариев нет