Никто на свете не мог подсказать, что мне делать. Никто! Я жил один, все мне было в тягость, даже сам себе я мешал. Лень! Вселенская Тоска! Вот, что окружало меня в течение последнего месяца.
Я не помнил, когда и с чего все это началось. Просто принимал как должное, что опять наступило утро, и теперь долго придется ждать ночи, которая тоже не принесет покоя, потому что будет то же самое, только в темноте.
Утро я не любил, как, впрочем, и день, я просто не любил свет, который мне мешал, усиливая осознание своей беспомощности. Большую часть времени лежал на диване, в комнате всегда были занавешены шторы, чтобы свет не проникал в мое жилище. Внешне я выглядел просто ужасно, был небрит и уже давно не мылся.
Прежнюю жизнь вспоминал изредка, и мне казалось, что на самом деле этого не могло быть, не могло быть именно со мной. Мне было лень думать о прошлом, как, впрочем, и о чем-либо другом. Это причиняло мне боль, душевную боль, которая, как я давно понял, намного сильней физической.
Сегодня кто-то позвонил в дверь, что заставило меня вздрогнуть и поставило перед проблемой: открыть дверь или проигнорировать звонок. Я остановился на последнем, но уже с напряжением ждал, что звонок повториться. Он, и в самом деле, повторился, звонили с еще большей настойчивостью, просто нажали на кнопку и удерживали ее.
- Кому я мог понадобиться? - волновался я, покрепче зажав уши, чтобы не сойти с ума от громкого звука.
Я не помнил, когда и с чего все это началось. Просто принимал как должное, что опять наступило утро, и теперь долго придется ждать ночи, которая тоже не принесет покоя, потому что будет то же самое, только в темноте.
Утро я не любил, как, впрочем, и день, я просто не любил свет, который мне мешал, усиливая осознание своей беспомощности. Большую часть времени лежал на диване, в комнате всегда были занавешены шторы, чтобы свет не проникал в мое жилище. Внешне я выглядел просто ужасно, был небрит и уже давно не мылся.
Прежнюю жизнь вспоминал изредка, и мне казалось, что на самом деле этого не могло быть, не могло быть именно со мной. Мне было лень думать о прошлом, как, впрочем, и о чем-либо другом. Это причиняло мне боль, душевную боль, которая, как я давно понял, намного сильней физической.
Сегодня кто-то позвонил в дверь, что заставило меня вздрогнуть и поставило перед проблемой: открыть дверь или проигнорировать звонок. Я остановился на последнем, но уже с напряжением ждал, что звонок повториться. Он, и в самом деле, повторился, звонили с еще большей настойчивостью, просто нажали на кнопку и удерживали ее.
- Кому я мог понадобиться? - волновался я, покрепче зажав уши, чтобы не сойти с ума от громкого звука.
В дверь начали стучать и что-то громко говорили. Я вынужден был прислушаться, и понял, что там, на лестничной площадке от меня чего-то хотят. Пришлось подняться и открыть дверь. В квартиру буквально ворвались двое и прямым ходом направились в ванную, крича о том, что я их затопил.
Я мысленно отметил, что этого не может быть, поскольку в этой самой ванной не был уже очень давно. Однако что-то там действительно произошло, так как следом появился мастер, который начал очень громко стучать чем-то металлическим, доводя меня до исступления этими пронзительными звуками.
Вдруг кто-то вошел ко мне в комнату, я пригляделся и увидел хорошенькую девушку лет семнадцати. Она была похожа на ангела, вся в золотистых кудряшках, которые явно мешали ей, и она их постоянно поправляла. Девушка подошла ко мне и совсем не робким голосом спросила:
- А вы что, здесь живете?
Я мысленно отметил, что этого не может быть, поскольку в этой самой ванной не был уже очень давно. Однако что-то там действительно произошло, так как следом появился мастер, который начал очень громко стучать чем-то металлическим, доводя меня до исступления этими пронзительными звуками.
Вдруг кто-то вошел ко мне в комнату, я пригляделся и увидел хорошенькую девушку лет семнадцати. Она была похожа на ангела, вся в золотистых кудряшках, которые явно мешали ей, и она их постоянно поправляла. Девушка подошла ко мне и совсем не робким голосом спросила:
- А вы что, здесь живете?
Я утвердительно кивнул.
- Тогда почему я вас никогда не видела?
На этот вопрос мне было нечего ответить, и я промолчал. Меня лишь удивило, что девушка меня не только не раздражает, а даже вызывает положительные эмоции, о которых я давно уже позабыл.
Девушка сказала, что ее зовут Алена, и спросила мое имя. Я с трудом разлепил пересохший рот и с удивлением ответил: «Игорь». Почему с удивлением? Да ведь я уже так давно ни с кем не разговаривал, что даже собственное имя, произнесенное вслух, показалось мне незнакомым.
Алена оказалась довольно разговорчивой и любопытной. Она ходила по комнате, разглядывала фотографии, стоявшие в рамках на полке, затем подошла ко мне и сказала:
- Вы, наверное, очень ленивый, вон, сколько грязи и пыли у вас.
Я ничего ей не ответил, и тогда она с состраданием в голосе спросила:
- Вы что, болеете?
Я неопределенно пожал плечами, но она приняла это за утвердительный ответ и сразу предложила:
- Хотите, я буду к вам приходить и чем-нибудь помогать? Вы, я вижу живете одни, а болеть одному плохо, надо, чтобы кто-нибудь был с вами, а то никогда не поправитесь.
- Тогда почему я вас никогда не видела?
На этот вопрос мне было нечего ответить, и я промолчал. Меня лишь удивило, что девушка меня не только не раздражает, а даже вызывает положительные эмоции, о которых я давно уже позабыл.
Девушка сказала, что ее зовут Алена, и спросила мое имя. Я с трудом разлепил пересохший рот и с удивлением ответил: «Игорь». Почему с удивлением? Да ведь я уже так давно ни с кем не разговаривал, что даже собственное имя, произнесенное вслух, показалось мне незнакомым.
Алена оказалась довольно разговорчивой и любопытной. Она ходила по комнате, разглядывала фотографии, стоявшие в рамках на полке, затем подошла ко мне и сказала:
- Вы, наверное, очень ленивый, вон, сколько грязи и пыли у вас.
Я ничего ей не ответил, и тогда она с состраданием в голосе спросила:
- Вы что, болеете?
Я неопределенно пожал плечами, но она приняла это за утвердительный ответ и сразу предложила:
- Хотите, я буду к вам приходить и чем-нибудь помогать? Вы, я вижу живете одни, а болеть одному плохо, надо, чтобы кто-нибудь был с вами, а то никогда не поправитесь.
- Алена, ты где? - раздался громкий женский голос,- иди домой, занимайся, мы здесь без тебя хорошо управимся.
Женщина заглянула ко мне в комнату, я прочитал на ее лице выражение брезгливости и сразу невзлюбил ее.
Алена рассказала, что учится в медицинском институте на втором курсе, спросила, чем занимаюсь я, но, не получив ответа не обиделась, а мягко перевела разговор в другое русло. Я продолжал молчать, но наблюдал за ней, скептически относясь к каждой ее фразе.
Не верил я ни одному ее слову, считал, что говорит она так из жалости, а уйдет и сразу все забудет. Но, как ни странно, с этого дня Алена стала навещать меня, приносила что-то из еды, а потом вдруг предложила сходить в магазин и купить для меня продукты.
- Холодильник ведь пустой,- сказала она, а потом спросила:
- А деньги-то у вас есть?
Денег было достаточно, я ведь до болезни работал в приличном месте и хорошо зарабатывал. Мне пришлось встать и дать Алене некоторую сумму. Она убрала их в карман и сказала, что сегодня же все купит. Я подумал, что все это зря, ведь есть мне не хотелось, но когда Алена подогрела принесенную из дома еду, я, неожиданно для себя, немного поел, правда, вкуса пищи, как и прежде, не ощутил.
Пришло время, когда я стал ждать прихода Алены, и даже иногда с ней о чем-то разговаривал. Когда же замолкал и отворачивался от света, она не тревожила меня ненужными вопросами, а просто уходила на кухню и что-то там делала.
Что именно, я понял потом, когда захотел пить, и пошел туда. Я был просто сражен царившей там чистотой. И вдруг понял, что где-то далеко, в подсознании, произошел некий сдвиг в устоявшемся рутинном существовании, но еще очень и очень незначительный.
Теперь мне постоянно хотелось видеть ее хорошенькое, по-детски наивное личико, обрамленное золотыми кудряшками.
- Да что это я? Кудряшки, Алена, что ей до меня? Ну, пожалела загнанного жуткой депрессией в тупик парня, и что дальше?
Тут же включился мой внутренний психоаналитик и предположил, что я начинаю пробуждаться и пытаюсь выскочить из той безысходности и апатии, куда меня загнала болезнь.
- Скоро должна придти Алена,- пронеслось в голове, - может быть, привести себя в порядок и помыться?
- Скоро должна придти Алена,- пронеслось в голове, - может быть, привести себя в порядок и помыться?
От одной этой мысли мне стало совсем дурно, но я пересилил себя, дошел до ванной, включил душ и быстро вымылся. Сбрить отросшую щетину оказалось делом нелегким, но я и с этим справился, хотя делал все с трудом, до отвращения к проделываемой процедуре.
Зато когда все закончилось, остался собой довольным. Нет, не внешним видом, а тем, что я это все-таки сделал. Потом заглянул в шкаф, нашел там свежую футболку и довольно приличные брюки от спортивного костюма. Теперь надо сменить постельное белье и убрать его с дивана.
Я ждал Алену, я даже готов был с ней разговаривать о себе. Да что там готов? Мне хотелось выговориться, найти не чье-то понимание, а именно ее, Алены. Но время бежало (заметьте – бежало, а раньше ведь стояло на месте), а ее все не было.
- Не придет, - ерничал внутренний голос.
- Так не может быть, – отвечало подсознание.
Кто из них прав, могла рассудить только Алена, но она все не шла, приводя меня в состояние полнейшего уныния, и возвращая, нет, не возвращая, а несколько отодвигая на прежние позиции.
Я уже было отчаялся, но вдруг раздался звонок, и я открыл дверь. На пороге стояла Аленина мать. Взгляд ее был недобрым, в нем явно проглядывалось презрение и еще какое-то чувство, описать которое я не в состоянии.
- Добрый вечер - сказала она совсем не по-доброму, - мне с вами надо поговорить.
Мы прошли на кухню, она присела на табурет и безо всяких экивоков перешла к тому, зачем явилась. Ну, вы уже догадались зачем, а если нет, то все очень просто. Она категорически запретила мне общаться с Аленой. Сказала, что даже не будет объяснять причины, чтобы меня не обидеть. Представляете – не обидеть! Ведь не обижала меня она, а убивала, в полном смысле этого слова.
Я не стал с ней обсуждать данную тему, просто молча, кивнул, поднялся со стула, прошел в прихожую и указал ей на дверь.
- Все кончено,- пронеслось в голове, все, Алена больше не придет!
Я ждал Алену, я даже готов был с ней разговаривать о себе. Да что там готов? Мне хотелось выговориться, найти не чье-то понимание, а именно ее, Алены. Но время бежало (заметьте – бежало, а раньше ведь стояло на месте), а ее все не было.
- Не придет, - ерничал внутренний голос.
- Так не может быть, – отвечало подсознание.
Кто из них прав, могла рассудить только Алена, но она все не шла, приводя меня в состояние полнейшего уныния, и возвращая, нет, не возвращая, а несколько отодвигая на прежние позиции.
Я уже было отчаялся, но вдруг раздался звонок, и я открыл дверь. На пороге стояла Аленина мать. Взгляд ее был недобрым, в нем явно проглядывалось презрение и еще какое-то чувство, описать которое я не в состоянии.
- Добрый вечер - сказала она совсем не по-доброму, - мне с вами надо поговорить.
Мы прошли на кухню, она присела на табурет и безо всяких экивоков перешла к тому, зачем явилась. Ну, вы уже догадались зачем, а если нет, то все очень просто. Она категорически запретила мне общаться с Аленой. Сказала, что даже не будет объяснять причины, чтобы меня не обидеть. Представляете – не обидеть! Ведь не обижала меня она, а убивала, в полном смысле этого слова.
Я не стал с ней обсуждать данную тему, просто молча, кивнул, поднялся со стула, прошел в прихожую и указал ей на дверь.
- Все кончено,- пронеслось в голове, все, Алена больше не придет!
От этой мысли слабли мои ноги, вновь подкатила тоска и с явным удовольствием накрыла меня с головой. Я бросился на диван, отвернулся к стене и замер. Ни одна мысль меня больше не посещала, я словно бы умер.
Сколько я так пролежал, не знаю, но Алена все-таки пришла, видимо дождалась, когда мать уснет, и пришла. Я был ей несказанно рад, и она это поняла. Алена ни словом не обмолвилась о поступке матери, просто сказала, что встречаться теперь нам придется украдкой. Я был согласен на все, лишь бы она не исчезла совсем.
В этот вечер мы с ней долго разговаривали. Мне пришлось вспомнить, что человек я образованный, что очень люблю свою работу, которую потерял из-за навалившейся депрессии. Алена спросила, сколько мне лет, я ей ответил, что по паспорту мне тридцать один год, но чувствую я себя глубоким стариком.
Она сказала мне, что консультировалась в институте со специалистом, который сделал вывод, что веду я себя совершенно неправильно, потому что депрессии сейчас научились хорошо лечить. Она предложила пригласить его ко мне домой, но предупредила, что консультация будет платной. И я неожиданно согласился.
Алена ушла, я тихо прикрыл за ней дверь и задумался: Мне, человеку с хорошим образованием, почему-то не приходило в голову, что можно эту болезнь излечить. Что нельзя себя больше терзать, надо искать другой выход из этого тупика, и, в конце концов, отступиться от своих правил и принимать таблетки.
- А как же с Аленой? - пронеслось у меня в голове.
Сколько я так пролежал, не знаю, но Алена все-таки пришла, видимо дождалась, когда мать уснет, и пришла. Я был ей несказанно рад, и она это поняла. Алена ни словом не обмолвилась о поступке матери, просто сказала, что встречаться теперь нам придется украдкой. Я был согласен на все, лишь бы она не исчезла совсем.
В этот вечер мы с ней долго разговаривали. Мне пришлось вспомнить, что человек я образованный, что очень люблю свою работу, которую потерял из-за навалившейся депрессии. Алена спросила, сколько мне лет, я ей ответил, что по паспорту мне тридцать один год, но чувствую я себя глубоким стариком.
Она сказала мне, что консультировалась в институте со специалистом, который сделал вывод, что веду я себя совершенно неправильно, потому что депрессии сейчас научились хорошо лечить. Она предложила пригласить его ко мне домой, но предупредила, что консультация будет платной. И я неожиданно согласился.
Алена ушла, я тихо прикрыл за ней дверь и задумался: Мне, человеку с хорошим образованием, почему-то не приходило в голову, что можно эту болезнь излечить. Что нельзя себя больше терзать, надо искать другой выход из этого тупика, и, в конце концов, отступиться от своих правил и принимать таблетки.
- А как же с Аленой? - пронеслось у меня в голове.
Тут я подумал, что не все зависит только от ее матери. Если она захочет, то мы с ней обязательно будем видеться и найдем выход из создавшейся ситуации.
- Браво! В моих рассуждениях уже появляется логика, значит должна появиться и надежда. Надежда на что? Да не важно на что, потому как надежда – это и есть тот самый выход из тупика, называемого таким, с виду красивым словом – депрессия.
На следующий день появилась Алена с доктором. Звали его Дмитрий Алексеевич, лет ему примерно пятьдесят, с виду подтянутый и довольно симпатичный. Он побеседовал со мной, пожурил за то, что я дал болезни так скрутить меня и намекнул на возможную госпитализацию, от которой я сразу же отказался. Мы с ним договорились, что он будет меня навещать и контролировать лечение. Доктор выписал рецепты и на этом его визит закончился. Он поехал на работу, а Алена в аптеку. Принимать таблетки я начал в этот же день.
- Браво! В моих рассуждениях уже появляется логика, значит должна появиться и надежда. Надежда на что? Да не важно на что, потому как надежда – это и есть тот самый выход из тупика, называемого таким, с виду красивым словом – депрессия.
На следующий день появилась Алена с доктором. Звали его Дмитрий Алексеевич, лет ему примерно пятьдесят, с виду подтянутый и довольно симпатичный. Он побеседовал со мной, пожурил за то, что я дал болезни так скрутить меня и намекнул на возможную госпитализацию, от которой я сразу же отказался. Мы с ним договорились, что он будет меня навещать и контролировать лечение. Доктор выписал рецепты и на этом его визит закончился. Он поехал на работу, а Алена в аптеку. Принимать таблетки я начал в этот же день.
В эту ночь я быстро заснул и проснулся лишь в десять часов утра. Я наскоро выпил чаю и проглотил лекарство. Теперь, после каждого приема таблеток, я подолгу прислушивался к себе, стараясь уловить происходящие изменения. Но приехавший на очередную консультацию Дмитрий Алексеевич, не посоветовал мне это делать.
- Лечение не волшебство, оно действует постепенно. Наступит момент, когда вы поймете, что уже приблизились к заветной цели.
Он так и сказал, не просто к цели, а именно заветной! А кто теперь знал о моей заветной цели? Да никто, кроме меня. Теперь это была Алена! Да, лечение явно идет мне на пользу.
Пошел второй месяц моего лечения, я отмечал в себе значительные перемены, которые меня радовали. Наступил момент, когда я решился выйти на улицу, зайти в магазин, а заодно посмотреть, что стало с моей машиной, которую когда-то (не помню даже когда) я оставил в соседнем дворе.
Собравшись, я бросил взгляд в зеркало, где увидел со вкусом одетого молодого человека, явно довольного своей жизнью и преуспевающего в ней. Только глаза выдавали внутренний дискомфорт и некоторую робость. Но не всякому дано это понять. В моем случае это могла бы сделать только Алена, но она сейчас была в институте, а я придумывал, что можно купить ей в подарок.
Надо сказать, что, несмотря на запреты матери, мы с ней продолжали видеться, и теперь уже подолгу беседовали. Не о моей болезни – нет, эта тема в последнее время стала для нас даже запретной. Мы говорили обо всем. Так много о себе я не рассказывал еще никому.
(окончание во второй части)
Комментарии
Написано хорошо...
Со мной так бывает, но жизнь заставляет шевелиться через "нехочу".
Рассказано классно, но почему-то меня это не удивляет:)))))
С малыми формами депрессий (т.наз.субдепрессиями)можно справиться и самому. Верно пишешь, что только жизнь при таком состоянии заставляет шевелиться и переступать через свое не могу или не хочу.
А в данном случае, что в рассказе, просто невозможно "переступить" через что-либо - болезнь загоняет в такой угол, когда человек теряет всякий интерес к жизни, становится неопрятным, пропадает аппетит и вкус пищи даже может отсутствовать.
Ой, Остапа понесло...:))
За последнюю фразу особое спасибо! (если я верно ее поняла))))