Порастрескались брёвнышки «в чашу»,
остов клумбы торчит бугорком.
Дом родительский веком загашен,
как живой костерок - ветерком.

Ветхий сруб... Три окна на просёлок
и растущие густо дубы.
Не осталось от жизни весёлой
и намёка у мёртвой избы.

Мхом подёрнута крыша худая,
гнёзд осиных пустые шары.
И в светлице синицы летают,
хоронясь от ворон и жары.

Ржой проеденный ящик почтовый,
и калитка плоха – лишь коснись...
Куча яблок со вкусом медовым
и названьем пахучим - анис.

Эх, когда-то здесь жили на славу
плотник-дед и рукастый отец,
что однажды вернулся без правой
с той войны лишь под самый конец.

Не вздыхает изба, словно дремлет.
Половицы скрипят: – Не грусти!
И запрятано прошлое время
здесь под саван седых паутин.

В плотных зарослях будка собачья...
И цела даже ржавая цепь.
Да берёзка повислая плачет
о лохматом смешном беглеце.

Сруб колодца с водою студёной.
Самовар где-то в хламе лежит.
Съесть бы сушку с корзинки плетёной...
Ан, у нас безвозвратная жизнь.

Гибнет дом... Разбазарены годы.
Всё, что прожито – лишь суета.
В предвечернюю синь небосвода
вознеслась из души пустота.