"Мемуары с того света" (с 18 главы) | ГЛАВА 18 «Практика».
«Через божественные воспоминания о неограниченной человеческой активной жизни в сердце Бога, через записи прошлого, настоящего и даже будущего духовные образцы и духовная эволюция проявятся для каждого жизнепотока. Сознание, оттолкнувшиеся от плоской равнины ограниченной поглощенности самим собой воспаряет к пикам божественного восприятия, пока еще не доступного воображению внешнего ума человека».
Учитель «Р».
Остров Цейлон, Шри Ланка. Священообитель Маха Чохана.
Джунгли кажутся спокойными и знакомыми, не такими уж неприступными. Между деревьями пролегает небольшая дорога. Растения просто не пытаются расти в том месте, где проходит эта дорога. Она проходит мимо реки и приводит на большую поляну.
Ближе к противоположной стороне поляны видно какое-то жилище. Кажется, что оно соткано из цветов. Аркадий проходит к этому подобию дома и входит внутрь. Цветочный дом, такой небольшой снаружи оказывается очень вместительным. Насколько вместительным, трудно даже представить себе. Внутри дома Маха Чохана есть комната для лекций, комната для медитаций, комната для «физических» упражнений. Всё настолько материально, что сомневаться в том, что упражнения нужны физическому телу и именно этому здесь обучают – не вызывает даже сомнений. Однако… не вызывает сомнений и то, что это не физический мир с его несовершенствами.
В лекционном зале слушатели располагаются настолько свободно, что создается впечатление уюта. Кто-то сидит на полу в позе «лотоса», кто-то сидит на стуле, на кресле, кто-то у стола с конспектами. Для каждого пришедшего на занятия к Учителю создаются привычные для него условия, чтобы лучше усвоить материал. Как и в других священообителях каждому студенту лекция дается индивидуально. Ничто не мешает слушать Учителя и понимать то, что способен понять. Где-то Аркадий пытался слушать лекцию, предназначенную для тех, кто занят изобретениями техники. Слушать-то мог, но понять было сложно. Так что лучше было бы идти только своим путем. Так он и делал. Так ему и советовали сейчас, когда предложили идти к слонам. Объяснили, что там он поймет, что от него требуется.
То ли по дороге к слонам, то ли потом Аркадию предложили в столовой ( само слово как-то странно звучит по отношению к происходящему) мёд. Обычно ему давали пить сок. Он помнил, что соки в этом мире воздушные и очень вкусные, сама душа фруктов. Но мёд казался таким необычным предложением. На деле оказалось, что и мёд здесь не такой. Скорее это нектар, легкий и душистый.
По дороге опять же к слонам Аркадий увидел фонтан. Внимание привлекала не чаша фонтана, а сам фонтан. Это были живые цветы, растущие из огромной чаши с водой. В центре каждого цветка казалось была дымчатая радуга. Это вода, поднимаясь по стеблю, испарялась в центре цветка, переливаясь на свету. Потом эта водяная пыль оседала на лепестках и стекала по ним тяжелыми сверкающими каплями. Вот из этих капель и состоял фонтан. Капли падали даже с вертикально поднятых лепестков. Это был не шум водяных струй наших земных фонтанов, а шепот тихого летнего дождя. Вид разноцветных цветов и шелест воды завораживал. Аркадий усомнился в том, где он находится, попытался увидеть пастельные тона астрального плана. Но нет, все цвета были насыщенными, а окружающее очень четким. Такими четким предметы вокруг не выглядят даже на земле, только в эфирных октавах.
Нужно было идти дальше. Как только внимание от фонтана отвлеклось и Аркадий прошел немного мимо, фонтан исчез из вида. Боковым зрением его не возможно было видеть. Зато отчетливо было видно священную корову. Она была каменная. Только эта скульптура почему-то хлопала глазами и провожала его взглядом.
Дальше были огромные слоны. Их было два. Совершенно очевидно, что их нужно было почесать какими-то небольшими грабельками с загнутыми зубцами. Аркадий взял эти зубцы на ручке и принялся царапать слонов. Слоны получили огромное удовольствие от этой процедуры.
Оказалось, что Маха Чохан занимался не только с людьми, но и с дельфинами и даже китами. Если учесть, что животными их считают только люди по своему незнанию, то удивляться нечему. Они тоже пришли на лекцию к Учителю в Священообитель. И для них тоже были созданы удобные, привычные условия. Это значит, что на поляне, которая была частью лекционного зала и в то же время находилась на открытом воздухе среди деревьев и цветов, помещался огромный водяной куб. Аркадий не отпуская грабельки подошел к этому кубу воды, чтобы почесать и кита. Зачем чесать кита он не понял, да и надо ли вообще его чесать? Но само присутствие таких гигантов так поразило, что думать не получалось. Грабли свободно прошли внутрь водяного куба и почесали кита. Так же свободно вышли: стенок у этого резервуара с водой не было. Увидеть понравилось ли это киту было трудно из-за его размеров. Второй кит, касатка, был темно-синий, скорее темно-голубой и более плоский, чем первый. У кита были видны странные полосы, похожие на разводы камуфляжа.
Были на поляне и кубы с водой поменьше. Там находились дельфины. В каком-то - трое, в каком-то один, по-разному. От чего это зависело – не понятно. Остается только предполагать, что куб - это форма для Земли на этот период развития, а дельфины сгруппированы по родству душ, задач. При чём тут Финляндия, катер и касатки? Почему в голове возникли эти понятия?
Видел Аркадий и самого Маха Чохана. Это молодой мужчина небольшого роста в восточной одежде с чалмой на голове. Очень похож на того, что изображен на портрете. Он посмотрел снизу вверх на Аркадия и пошел дальше по своим чохановским делам.
- А теперь я, теперь моя очередь, - засуетилась Юлька собираясь рассказать свой сон.
- Опять гербарии собирала?
- Как это бывает ночью в последнее время, я отдыхала на каком-то курорте. На этот раз не на море, не в ботаническом саду или в парках, не в горах, хотя горы все же были, но позже. Это была экскурсия. Дом в четыре этажа либо был на плаву, либо был окружен водой. Старинный дом, больше похожий на старинную тюрьму, потому, что посередине был пустой на всю высоту, а по всему периметру, на каждом этаже были комнаты с бронированными дверьми.
Группа экскурсантов была в веселом расположении духа и неожиданное предложение каких-то людей присоединиться к их религиозной группе, почитающей Яхве, было совсем неуместно. Отказавшись с легкостью, все продолжили экскурсию. В коридоре другого этажа ко мне подошла еще одна женщина с конкретным предложением принять участие в ритуалах этой группы. Настойчивость, с которой предложили вступить в их общество почему-то напомнила предложения страховых агентов. Снова отказавшись, я присоединилась к своим друзьям и продолжила исследовать старинный дом. Прошло много времени, пока мы бродили и делились впечатлениями. В здании зазвучала музыка, напоминающая еврейские песни, танцы. Что-то вроде «7-40». Казалось, что происходит какое-то праздничное многолюдное представление. Уже на выходе, на мостике, ведущем на берег, ко мне снова подошла женщина с настойчивой просьбой принять участие в празднике или по крайней мере объяснить, почему я не хочу.
- Мне не нравится ваша музыка.- Ответ был категоричный, а вкусы не обсуждаются в отличие от взглядов и убеждений, которые можно оспорить или изменить. Женщина оставила меня в покое и ушла, но кто-то остался рядом. Веселое настроение не способствовало поиску того, кто, казалось шел по пятам. Проявился этот человек уже в номере, когда все вокруг спали. Он буквально накинулся с упреками в том, что я отказала без основательных причин последователям-евреям Бога Яхве. Да еще насмеялась над ними, назвав их божество сайтом Интернета Яхуу.
Не помню, почему, но мы вместе с ним решили обратиться с призывом к Эль Мории. Кажется я объяснила свой отказ тем, что считаюсь его последователем. Этот человек, так похожий на Арджуну, из уважения к моему Пути, моему способу обращения к Учителям и Богу, делал призыв вместе со мной. Скорее, он вел, а я следовала за ним. Но остановилась я раньше, закрыв короткое веление сокращенной формой запечатывания: «и в полной вере я осознанно принимаю это явленным здесь и сейчас. Аминь».
Он удивленно остановился, помолчал и тоже запечатал призыв. Скорее всего я призывала Эль Морию разъяснить мне мое заблуждение или помочь разобраться в моей ошибке, если это ошибка. Гость сразу же заснул на моей кровати, а я обнаружила присутствие Эль Мории, кого же еще?
У него тоже были ко мне претензии. И я опять объясняла, но более подробно, что слишком настойчиво меня уговаривали. -«Я не люблю, когда на меня давят, когда так навязывают что-то».
- Да, у наших девочек это есть, к сожалению, не спорю.
Но как мне можно что-то объяснить, если я не прихожу в Его Священообитель на занятия? И почему я так боюсь Учителя? Вот ведь он, совсем не страшный, не большой, так забавно висит в воздухе горизонтально. Его парчовые туфли с загнутыми носами находятся прямо у лица спящего гостя в островерхом головном уборе, похожем на башенку. Кстати о священообители…
Вновь прибывшие находятся в помещении (лагере) у подножия горы. Они проходят период адаптации или внутреннего настроя. У каждого своя кровать, свое место в палате. Я ушла с группой учеников в горы с проводником. Дорога очень сложная, по ущелью, по труднопроходимым тропам. Это посвящения – аналог жизненных трудностей, как нам объясняют. Проходим мимо странного сооружения в скалах: кремово-белый круг, окруженный наполовину высоченными гладкими стенами, вернее стеной. Она уходит вверх метров на 25 и заканчивается каменным кружевом, как пеной. Очень торжественное и благоговейное место. Нам его назвали «Место Правителя».
Остановились наверху на узкой площадке. С одной стороны скала, а с другой – обрыв. С этой площадки видна долина между гор. Такая чистая атмосфера способствует медитации. Кто-то спит, подложив кулак под голову, кто-то сидит, прижавшись спиной к скале и задумчиво смотрит на простор впереди. Ответы приходят в голову сами собой, на душе становится легче. Я поняла, что это и есть обучение. С едой и другими нуждами проблем нет, а вот спать жестковато. Несколько дней поменяли состояние, но все равно нужна подушка. Только я не поняла – кому? Для себя любимой вряд ли бросила бы занятия и пошла вниз. Но пошла ведь! Спустилась вниз очень быстро: видимо стала легче, а дорога стала знакомой.
В комнате было душно. Меня встретили радостно те, кто оставался там. Я собиралась присесть на свою кровать, но мне сказали, что ее уже заняли новенькие. Что-то непрерывно рассказывая, я присела на свободную кровать. Мне начали жаловаться, что после моего ухода в комнате стало душно и скучно. Мало того, кто-то каждую ночь пачкает ворота дерьмом и от этого стоит нестерпимая вонь, даже спать невозможно. Я попыталась сказать, что нет никакого такого запаха, а спать здесь нет необходимости, если приехали учиться в горах. Это ведь не просто экскурсия в горы, а Дарджилинг – Священообитель Эль Мории. Только меня не слышали при всем уважении ко мне. Пришлось прощаться, брать свою подушку и уходить обратно. Я водрузила ее на голову, чтобы не мешала подниматься по крутым тропам.
У начала священной тропы стояла группка учеников и проводник-женщина. Она слегка посмеялась над моей импровизированной чалмой и рассказала историю, как торговцы надевали раньше широкую шляпу или огромную кепку, чтобы уравновесить слишком большой электронный пояс, наращенный нечестной торговлей. Шутки шутками, но веревку на скале я раньше не видела, а теперь на более крутой скале висела веревка для удобства подъема. Либо нужно было идти по более пологой тропе, но скользкой от водорослей и узкой. Правда можно держаться и опираться руками о стенки пропасти. Я поглубже втиснула голову в свою подушку и пошла к веревочной тропе, но меня отодвинула в сторону проводник и пропустила мужчину. Он лихо взялся за веревку и мгновенно исчез из вида. Я хотела пойти следом, но проводник улыбалась, а веревки просто не стало.
- Там не одна веревка, их много в разных местах. А подушку я у тебя специально забрал.
- Да ты еще вечером забрал ее и мне пришлось искать дома другую.
- Вот я и забрал, чтобы ты поспала без подушки. А на башню Правителя можно было взобраться и быстро попасть по короткой дороге в Священообитель.
- Как взобраться, если она в скале?
- Вот так и взобраться, просто подняться на нее.
- Ну я так не могу, так не понятно. Я как все, пошла и пришла.
- Это не Священообитель, а только площадка перед ней. Внизу видны две башенки , а чуть левее от них тропа. Видела?
- Какое-то селение внизу видела, но не обратила внимания на башенки.
- В этом-то и проблема: рассеянное внимание. Ты ведь слышала, что много людей разбилось, прыгая со скалы? Говоришь – самоубийцы? Нет. Они шагали на эту тропу, не имея достаточно веры, не видя цель. Я и сам сначала сомневался, но видел впереди цель и шел. Эту тропу видно боковым зрением. Мне помог ее увидеть мой посмертный опыт. Потом уже было проще. Но видно ее почти не бывает. Впереди видно только туман. Сначала тропа над пропастью рыхлая, настолько, что по грудь проваливаешься. Это своего рода проверка, испытание. Нужно очень крепко держаться за цель и – пройдешь. Дальше попадаешь в Священообитель, это такое место, для кого какое. Кому- дом, кому- аудитория, кому- поляна… А если не попадешь, то значит алгоритм повседневных действий не соответствует, не позволяет попасть куда надо. Кастрюлю недомыла, наверное или пыль не вытерла.
- А ты гайку не докрутил?
- В том-то и дело, что докрутил, раз попадаю. Я их всегда докручиваю добросовестно.
- Да знаю я, знаю за что тебя клиенты ценят, фанатик железок. Давай дальше объясняй.
- У ворот стоит привратник. Он пускает, не ко всем. В глубине сада маленький домик Эль Мории. Внутри, как обычно, он невообразимо большой, но, как не парадоксально, весьма уютный. С попаданием туда бывают разные странности. Как-то раз я оказался сразу у входа когда мне нужна была срочно помощь: то ли поезд с рельсов сошел, то ли у автобуса с туристами проблемы – не помню. Привратник быстро очень направил, к кому следует, пока я сообразил где это я, проблема весьма быстро была включена в план действий. Но тогда…
Эта парочка с победительным видом стояла на узкой площадке у обрыва. Они смогли подняться выше других! Они достигли священообители в Дарджилинге! Еще бы им не упиваться всем тем, что они видели и чувствовали, если учесть, что место действительно священное, - воздух пронзительно чистый и какой-то вкусный, а ветер живой. Грудь просто распирало от восторга и сознания величия этого места, и от величия себя самих, достигших этого места. Их охи и вздохи были взаимными еще и потому, что здесь раньше они уже были, но поодиночке, а теперь спешили поделиться впечатлениями, восторгами по поводу такого знакомства.
Конечно они могли подняться в горы со специальным снаряжением. Так они и делали раньше, но трудности и неудобства отнимают часть восторга. Гораздо интереснее достичь такого духовного равновесия, которое позволит попасть сюда, не обремененным ничем. О, это ощущение недоступно многим, очень многим!
Они не подозревали, что знакомы уже давно, знакомы в обыденной жизни. Очень трудно на определенном этапе узнавать друг друга по рисунку души, а еще труднее по бессмертному духу, находясь в человеческом теле. Пройдешь мимо какого-то человека – и только сердце ёкнет неизвестно почему. А то и не ёкнет вовсе.
Все они сделали, как положено: попросились в Школу Света, согласно расписанию занятий, то есть в Дарджилинг к Эль Мории. Почти все уверены, что этого достаточно, чтобы потом спать спокойно, а наутро ничего не помнить. Да их и ночью разбуди – они ничего не будут помнить, потому, что не положено. Кем не положено? Кто вообще пустил этот слух, что занятия в Школах Света проходят только на уровне подсознания и выходить им на дневное сознание не положено? А зачем тогда дается в уроках для чела подробная инструкция сознательного выхода из тела, так необходимого для полноценной работы и обучения?
Ну, да Бог с ним, со всем этим. Главное, что эти двое допросились. Мало того, их ждали, от них этого ждали. Только ждали их не на этом суровом карнизе, но они даже не помышляли продолжать свой путь. Возможно, не было на то их свободной воли. Только откуда ей взяться, если не знаешь что делать и что вообще происходит или должно происходить? «Яд невежества» - громко сказано. Эта фраза, подстегивает сознание , рождает желание избавиться от невежества, по крайней мере избавляться, день за днем, по мере возможности. Но это не тот случай. Некогда просвещать этих двоих – мужчину и женщину.
На тихой неприступной площадке они чувствовали себя единственными в этом мире в этот миг, но только до той поры, пока не услышали грозный окрик. Это было так неожиданно! Они оглянулись почти одновременно – и обмерли: перед ними стоял настоящий разбойник. Нелепость странного явления повергла их в такое замешательство, что рассуждать было просто невозможно. Однако внешний вид этого человека не входил в противоречия с их представлениями об этом явлении, как таковом. Он был в шароварах, опоясанный кушаком, за который был заткнут жуткого вида старинный пистолет, а ближе к боку – кинжал. Грязная рубаха открывала в глубоком вырезе волосатую грудь. На голове был тюрбан, а чуть ниже, на лбу – черная повязка, подразумевающая, что она в случае необходимости закрывает якобы отсутствующий глаз. Ну, пират, да и только, типичный пират, морской разбойник. Хотя какая разница какой он, морской или сухопутный? Требовать деньги от этого он не перестал. Да еще вещи, драгоценности требовал, что-то даме про честь и достоинство грязно намекал. В сознании мужчины никак не вязалось наличие у него самого денег или кошелька в этом святом месте. Вспомнить, что в тонком теле денег в принципе не может здесь быть в этой стрессовой ситуации было сложно, но отдавать-то что-то было нужно! Разбойник грозно надвигался на него, тесня к краю пропасти. Еще шаг, еще, и… «турист» потерял опору под ногами, все еще по инерции, двигаясь корпусом дальше от края площадки…
Разбойник тут же потерял к нему интерес и обернулся к женщине, прижавшейся всем телом в ужасе к скале.
- А ты, коза, чего стоишь? А ну в пропасть! Догоняй своего дружка, - грубо засмеявшись рыкнул разбойник. - Что толку от этих интеллигентов, без денег? – как бы самому себе сказал разбойник.
Нет, она не собиралась бросаться с обрыва по своей воле, правда навязанной этим хамом, но увернуться от него было очень трудно так, чтобы убежать. Она дернулась в одну сторону, в другую, пригнулась и оказалась внезапно над пропастью. Она стояла в каком-то тумане. Но она стояла!
- «Ну и рожа!» - подумала она мгновенно/ Так же быстро, как приняла решение бежать по этому странному туману, раз уж на нем можно стоять.
Разбойник ухмылялся в двух шагах от нее, на площадке у скалы. Обернувшись, женщина бросилась по этой непонятной, зыбкой тропе, увязая по щиколотку в тумане этой дороги. Впереди маячила фигура ее друга. Не разбираясь, что и откуда взялось, они бежали прочь от разбойника, от того, кто так грубо и непонятно вмешался в их священнодействие, оскорбил их возвышенные чувства. Они бежали по тропе вперед, в туман, в неизвестность. А разбойник стоял на обрыве скалы и думал:
- «Надо же, а я когда в первый раз попал на эту тропинку, то провалился по самое не балуй. Неужели я настолько тяжелее этих двоих светлячков? Хм, света в них может и много, но вот тьмы, скорее всего мало. А во мне, что же, темного навалено много? Или комплексы тянут вниз? Но зато я увидел тропу, а они даже не догадывались о ее существовании , вот такой я продвинутый, блин, тьфу! Противно, но, если дело сделано, эта парочка там, где надо. А я? Ясное дело - разбойник с большой дороги, и антураж и всё такое. А ведь как эти двое щебетали! Какие-то практики обсуждали, о возвышенном рассуждали так трогательно, сейчас зарыдаю». - Он еще немного постоял и привычным способом шагнул в пропасть, хранящую тайную тропу в Священообитель.
Привратник спокойно смотрел на приближавшихся людей. Мужчина немного отстал, давая возможность женщине рассказать о случившемся. Их сбивчивый рассказ и опасения преследования не произвели на привратника никакого впечатления, как не произвел впечатления и быстро приближавшийся разбойник. Он появился неожиданно за спинами потерпевших. Он- таки произвел впечатление на «духовных практикантов»: они замерли в нерешительности. Что странно - привратник не выказывал никаких чувств. Прятаться за него не имело смысла, а тогда куда? И только в глазах привратника лучилась улыбка.
Разбойник, не обращая внимания на страдальцев, снял с себя весь маскарад и отдал реквизиты смотрителю. Под молчание вновь прибывших экс-разбойник по всем правилам обратился с просьбой к Эль Мории, чтобы помочь этим несчастным запомнить, что с ними приключилось и как это было…. Он знал, что его просьба услышана Эль Морией, где бы он ни находился. Привратник мысленно присоединился к этой просьбе.
Аркадий даже не взглянул, куда направили этих гостей. Куда бы ни направили – они там необходимы в этот момент. А сейчас он спешил. Ему нужно было в Египет.
Автобус вез группу русских туристов.
Египет. Жажда развлечений и необычного отдыха просто лавиной накрыла все состоятельное население России.
Египет. Это так заманчиво и волнующе звучит в стране, недавно открывшей двери в большой мир туризма.
Египет.
Международный туризм. Это звучит гордо для тех, кто рвется в это неизведанное пространство. Немножко по-другому это звучит для самих египтян, но все равно волнующе, потому, что это их источник доходов.
Водитель автобуса дорожил своей работой. Настолько дорожил, что просто даже не стал ложиться спать, чтобы не опоздать на экскурсионный рейс. А поспать бы ему не мешало хотя бы те два часа, что остались после бурной ночи с молодой женой. Жена хоть и молодая, но устроила скандал с вечера, как опытная: «Работаешь, работаешь, а денег так и нет и т. Д.» Ах, да, еще сосед попросил ему помочь. Ничего, что глубокой ночью, ведь это хороший сосед! День выдался трудный, почти бесконечный. Экскурсии одна за другой следовали на протяжении всего дня.
Все это мгновенно промелькнуло в голове Аркадия. Пронеслось ветром на фоне стремительно надвигавшейся опасности. В салоне автобуса стояло облако перегара и свежей выпивки, льющейся то струйкой, то булькающими всплесками. Здесь всем было хорошо, кроме Аркадия. Не совсем комфортно было и одной женщине. Она пыталась втиснуться в атмосферу такого отдыха, но получалось у нее это плохо . Она и сама была не рада такому усилию и готова была отказаться от своих попыток отдыхать, как все. Как все русские. Спасать нужно было ее. Это ради нее ринулся Аркадий с высот Дарджилинга в crazy-автобус.
Пассажиры были поглощены общением и не обращали внимания на водителя. Экскурсовод тоже не отвлекалась на дорогу и на водителя. Как водитель заснул не заметил никто. Просто отключился и крепко заснул за рулем. На оживленной дороге и двух секунд хватает, чтобы создать аварийную ситуацию. Аркадий ожидал этого, но что же делать в таком случае? Он ведь был не обычным человеком сейчас, вернее укомплектован не всеми составляющими человеческого существа. Попытки дернуть за руль ничего не дали, попытки столкнуть с места водителя не увенчались успехом совсем. Что делать? Аркадий ухватился за рулевые тяги: получилось! Удалось! Он начал их дергать из стороны в сторону. Автобус начал делать судорожные движения по дороге и пугать проезжавших. А надо бы растормошить водителя, растолкать, разбудить. Оказалось, что для таких действий под автобусом, на ходу лучше всего подходит определенная форма тела. Как-то само собой выросло все, что необходимо и уцепилось во все, во что цеплялось. И получилось, то, что необходимо: водитель проснулся от странного поведения автобуса и не успев понять, что заснул – нажал на тормоз. Все, кто не сидел на своих местах, а таких было большинство, быстро приехали к водительскому месту. За ними, чуть поотстав, выпали в проход и докатились те немногие, кто с любопытством смотрел вперед, привстав со своих мест. Водитель был озадачен поведением машины, но заторможенное сознание мало вносило ясности в обстановку. С рулем происходило что-то странное. Машина стояла, у руль продолжал движение. Хотя, странным может показаться только то, что не вписывается ни в какие правила. Здесь же нужно было просто пойти посмотреть, что случилось. Он так и сделал.
Пассажиры были заняты собой сейчас чуть больше, чем происходящим и оставили водителя со своими проблемами. А он тяжело вздохнув, заглянул под автобус. Только залезть он не успел: из-под колес зашипело совсем не техническим образом. Понять, что это за звук водитель не успел. На него ринулась оскаленная огромная пасть, клацнув зубами почти у лица. И эта пасть была у змеи, а сама змея была с крыльями и у змея была морда… тюленя. Фу, ты, кошмарный сон какой-то! Усталость, как рукой сняло, от автобуса отбросило и заменило техническое любопытство на полуобморочный ужас.
Что там было дальше с ощущениями водителя – дело отчасти ясное, по крайней мере доступное пониманию современного человека, воспитанного на фильмах ужасов. Что было с пассажирами, жадными до развлечений, - тоже где-то как-то понятно. Вряд ли кто-то из них знал, что такое василиск. Сам водитель не знал, что это такое или кто это такой. А кто знал? Он не планировал принять именно эту форму, но внешний вид этого давно вымершего существа, знал. Змей? Да, отчасти змей. Длинное, мощное тело с заостренными треугольными чешуйками аспидно-черного цвета. Конечностей для вмешательства в механизм автобуса ( и не только) более чем достаточно: хвост, четыре лапы с когтями, как у ящериц, небольшие перепончатые крылья с когтем на сгибе, как у летучих мышей и круглая голова с непомерно огромной пастью. В это зубастое отверстие кое-кто мог поместиться целиком. К тому же василиски обладали феноменальной силой и реакцией. Скорее всего это обусловливалось температурой их тела - 60 градусов. Чтобы поддерживать такую энергию нужен такой обмен веществ, что только успевай охотиться. Вот они и поохотились, так что их полностью уничтожили, Видимо, слишком неприятные впечатления оставили после себя эти создания. Говорят, что в лесах Урала видели местные жители это существо и даже страдали от него. Но мало ли что говорят или пишут в «желтой» прессе.
Водителю до этого уже не было дела. Он стоял на полусогнутых стропах, метрах в пятнадцати от автобуса. Сесть боялся, хотя ноги едва его держали, войти в автобус боялся еще больше, смотреть под колеса боялся и вообще всего боялся. Только изредка кричал пассажирам «не выходить крокодил!» В автобусе тихо нарастала паника, потому, что объяснений происходящему не было. Террористы- понятно, взрывное устройство – понятно, автобус над обрывом – понятно, а откуда тут крокодайл?
Наличие мобильных телефонов облегчало положение. Выкуривать крокодила приехали представители местной туристической фирмы. На всякий случай они захватили с собой подменного водителя. И он-таки пригодился, когда выслушали рассказ водителя о случившемся. Поверить в это было трудно, но лишать работы не стоило. Да и психиатры сейчас творят чудеса. Ограничились впрочем тем, что попросили про это никому не рассказывать.
Кстати об обрыве…
Поезд мчался по очень красивому месту: с одной стороны возвышалась гора, а с другой стороны обрыв и чудный вид на долину. Небольшой обрыв, метров семь, но если поезд сойдет с рельсов – этого будет достаточно для большой проблемы. А проблема намечалась. Иначе зачем бы Аркадию там быть? То ли оползень, то ли еще что мешало свободному движению поезда – точно не понятно. Нужно было остановить или хотя бы снизить скорость.
Аркадий появился на рельсах перед поездом, подавая сигнал остановки. Машинист протер глаза и тряхнул головой. Он понимал, что здесь безлюдное место, понимал, что внезапно люди не появляются на пути. Что ж, он был прав. Мужчина исчез так же внезапно. Одно «но»: этого мужчину видели оба машиниста. Оба трясли головами и тихо, про себя, недоумевали.
Аркадий представил семафор так отчетливо, что он появился. Красный свет говорил об остановке и для машиниста автоматически служил символом опасности. Однако рациональный склад ума трезвомыслящих мужчин, управляющих поездом с пассажирами не допускал возможности внезапного возникновения семафора на знакомой дороге. И из этой затеи у Аркадия ничего не получилось.
- Как-то мне все же странно. Чертовщина какая-то происходит на дороге, - сказал один.
- Ты тоже что-то видел?, - осмелел помощник машиниста.
- Мужик на дороге крылом машет, семафор опять же… как-то это не того, не пил я.
- Может остановимся - Уфу помнишь ? - нерешительно предположил помощник.
- А график? Мы чем теперь объясним остановку? Диспетчер по ..ет, начальство тоже.
- Да и то. Солнечная активность. Магнитные бури.
- Василий П, 800 метров впереди рельсов нет! СТОП!!
Гляди-ка, разъехались в разные стороны!
- Да иди ты! А, точно! Не зря нам тот мужик привиделся, ой, не зря! Думал, задавим, аж дух захватило. Семафор-то проехали, но на маршруте его нет, - значит и вправду нет. А человек…, а он, видать и не человек был, – рассуждал машинист, как бы отодвигая решение проблемы до полной остановки поезда.
Поезд со скрежетом остановился. Машинисты выскочили из кабины и увидели..., что рельсы были на месте и в полном порядке. Тихо намечалась взбучка от начальства. Пришлось идти щупать. Рельсы. Коллективные глюки сильно поколебали самоуверенность двоих опытных машинистов, но не зря! Оползень был метрах в ста от них. Слева от обрыва.
«Василиск» еще заскочил в Новую Зеландию, где выпал град. Снег, град были просто удивительны в этих местах. Почему-то убило несколько кошек. Они, что, не смогли спрятаться? Фермерам пришлось не сладко, людям доставляло много проблем. Температура должна была понизиться до минус 15 градусов. Это гибель сельхозкультур, да и многого в этой теплой стране. Аркадий молился Геркулесу, просил защитить элементалов, смягчить карму. Что ему удалось выпросить – будет известно из новостей по ТВ. Если, конечно, сочтут нужным сказать об этом. Когда получается предотвратить, смягчить удар, то в новостях упоминают вскользь. Это про победу на выборах кричат долго и по всем российским каналам, будь то победа в Великой Отечественной или победа на выборах страны для Олимпийских игр – не важно. А вот жизнь какой-то секретарши – важно. И времени остается на сон совсем немного, нужно спешить дальше.
Молодая женщина была аккуратно и скромно одета. Совсем недавно она вышла на работу после долгого перерыва. Совсем недавно она жила благополучной жизнью замужней женщины со всеми составляющими семейного счастья. Муж хорошо зарабатывал, дочка росла на радость родителям и бабушке, в доме было уютно и спокойно. И вдруг – авария. Муж долго лежал в больнице, а теперь слегла и ее мать. Все сбережения ушли, как будто растворились в море слез, пролитых украдкой от малышки. Пришлось искать работу, срочно.
Быть секретарем у ловеласа – тяжкая ноша. Кому-то это в радость, кому-то в тягость, а кому-то – хоть в петлю лезь. Это, конечно, не такой уж критический случай, но помощь почему-то была нужна.
Условия работы были понятны. Зарплата тысяч 9-10. Начальник обещал выплатить после некоторого времени работы 25 тысяч. Здорово! Здоровей некуда, скажет тот, кто понимает в чем дело. Женщина поняла не сразу. Условия? Условия опять-таки, понятны. Что делать? Принять условия, при живом любимом муже. Невыносимо даже думать об этом. Уволит. Придется возвращать «неотработанные» деньги, искать другую работу, ждать первой зарплаты… тоже невыносимо.
Женщина машинально выполняла свою работу, пока у нее было еще время на раздумье. Посетительница ждала приема возле кабинета начальника. Симпатичная посетительница, располагающая к себе зрелая дама. И эта дама работала в … в каком же отделе? Наверное, не важно. Пришла она по другому вопросу к начальнику этого частного предприятия, по бумажному вопросу. Ее должность и место работы здесь никого не интересовали и не должны были интересовать – не пересекались. Но должны теперь пересекаться. Аркадий это знал и хотел этого. Только как? Что он мог сделать в том состоянии, в котором он был сейчас, соблюдая правила поведения в материальном мире? Как не вылезти за рамки стереотипов мышления сонного человечества? Чудеса в общем-то не возбраняются, но в определенном месте и в определенное время. Да и нет чудес, есть та или иная степень знания, позволяющая выйти за рамки стереотипов поведения. Только шокировать работающую публику никак нельзя, хотя иногда приходится. Рассуждай- не рассуждай, а нужно что-то делать, при чем в нужном русле.
Секретарь ойкнула и резко обернулась. Посетительница обратила на нее внимание. Секретарша опять наклонилась над бумагами, стоя у стола. Опять резко выпрямилась и густо покраснела. Озираясь, села на свое место. Но когда Аркадий перестал щипать ее за мягкое место чуть пониже спины, она успокоилась. Может ей и померещилось, но Аркадию-то – нет. Посетительница смотрела на покрасневшую и смущенную секретаршу и всё, и ничего больше.
– «Придется покуситься на святое». - Объектом внимания стала грудь. И тут слезы хлынули у бедной женщины прямо на глазах у постороннего человека.
-«Ну, слава Богу, лёд тронулся», - констатировал Аркадий. Остальное было за той, что могла понять бедную секретаршу с ее проблемами. Будь посетителем мужчина дело было бы гораздо труднее. Ничего не сказала посетительница во время своего визита к начальнику о переживаниях его секретарши. Она это сделает сверху, с того уровня, что недоступен этому маленькому чиновничку. Не совсем он был маленьким с точки зрения роста, а очень даже не маленьким красивым мужчиной, импозантной внешности, с холеными сильными руками. Только силу он прилагал не там и не так. Это поправимо.
Аркадий проснулся с довольным хихиканьем. Сам ведь был мужчиной. А почему – был? Он и сейчас мужчина. Рядом любимая женщина, которой нужно все срочно рассказать, пока есть время. А что если она оказалась бы на месте той секретарши?
- Нет, дельфины важнее.
- При чем здесь дельфины? – спросила Юля, услышав странное бормотание полусонного мужа.
- Один дельфин. За ним гонится касатка. Ему некуда плыть. С одной стороны касатка, а с другой стороны…да их там целая стая. Разорвут по частям. Там еще идёт большой катер. – Говорил он толком не проснувшись.
- Так пусть к людям за помощью подплывет, к катеру, - посоветовала Юля сомнамбуле.
- И что они сделают, если рядом касатки? – парировал аналог лунатика.
- Пусть под катер подплывет и прижмется к нему.
- Он уже пробовал в струе винта прятаться, под килем держался – не помогло.
- У меня не хватает фантазии придумать, что ему делать. Я же не дельфин. Может ты позовешь других дельфинов на помощь?
- Стая далеко еще, но спешит. Он сам от своей стаи отбился, - стеклянными глазами глядя в потолок, говорил Аркадий.
Аркадий был там, в Финском заливе и старался оценить обстановку. Не хватало информации, чтобы ее оценить и что-то предпринять.
- А разве касатки едят дельфинов? – спросила Юля.
- Они всех едят, плотоядно сообщил наблюдатель.
- Тогда стайку рыб им подгони, чтоб наелись.
- Им именно этого дельфина хочется.
- Раз ты там, то наверное не нужно его есть. А почему?- Она боялась произнести вслух появившуюся мысль: «Раз нельзя ему никуда уйти, то значит судьба у него такая быть съеденным. Но нет. Нельзя накладывать матрицу смерти. Да и Аркашка ругать начнет, как обычно. Сам-то такое сморозить может, что душа леденеет, а другим нельзя. Да и то верно - помогать нужно до последней возможности, как все борются за жизнь до последней возможности».
- Взяли бы дельфина на борт, поливали бы его водичкой, пока…
- Весело взяли дельфинчика ? – предположил Аркадий, вспоминая сценку Никулина в цирке с бревном: «весело взяли бревнышко - и понесли».
Она и сама понимала абсурдность своего предложения. Лучше помолчать. Гнев Аркадия, даже самый маленький, отражался на ее самочувствии. Она привыкла вести себя очень осторожно, шутить осторожно, просить осторожно, а замечания вообще лучше не делать. Но и молчать не стоило, чтобы не оттолкнуть ранимого мужчину своим равнодушием. Он ведь рассказывает ей всё (или почти всё) потому, что больше такое не расскажешь никому. А так хочется! Да и ей это было интересно. Он мог так рассказать, что создавалось ощущение присутствия там, где был сейчас он. Да оно так и было.
Дельфин чувствовал присутствие Аркадия. Но команд не поступало и он метался в растерянности. Это долго не могло продолжаться и он принял предложение человека. Со стремительной скоростью дельфин бросился к берегу, к столпившимся там людям и выбросился на несколько метров на прибрежную полосу. Что происходило в море люди смутно понимали. Отчасти им сообщили с катера о маневрах дельфина и касатки, отчасти ощущение опасности передал Аркадий. Отношение к дельфинам у всех до некоторой степени трогательное, так что помогать ему кинулись все, даже маленькая, лет 8 девочка. Она накрывала его спинку своей шапочкой, чтобы не напекло солнце. Да, уж, жара несусветная, 12 градусов тепла. Пока шло совещание, что делать с дельфином, то есть, как его, глупого, столкнуть обратно в море, касатка появилась в метре от берега. С ее-то весом, на такую мель! Люди не поняли ничего и предположили, что дельфины совсем сдурели и выбрасываются, как иногда киты, на берег.
- А правда, она что, сдурела, что на дельфина кинулась? – спросила Юля.
- Он плохо себя вел, - говорил Аркадий.
- Как это?
- Он клянчил рыбу у одного рыбака. Подплывал к нему и выделывал всякие трюки. Рыбак давал ему рыбу, хотя у самого не густо было, семья едва сводила концы с концами.
- Дельфины часто заигрывают с людьми и ничего.
- Видимо этот слишком заигрался, перестал сам ловить рыбу. Кажется из сетей еще к тому же рыбу воровал, сети рвал своему кормильцу. Не знаю всего.
- Но ведь рыбак ему по доброй воле отдавал, у него никто не отнимал улов.
- Я не знаю по каким таким правилам живут дельфины, но наказывать так зря не будут. Если за него есть кому заступиться, то будет просто урок. Ну, вот, касатки уходят. Уговорил пока. Вдалеке показались плавники и спинки других дельфинов. Их было около тридцати и двенадцати касаткам предстоящее общение могло не понравиться.
Аркадий расслабился и начал спокойно разбираться в проблеме, насколько мог. Жена присоседилась к нему и наслаждалась морем, простором. Вода казалась не синей, не зеленоватой, а серой. Они оставили незадачливого дельфина, который коварно воспользовался чувствами человека, вызвав к себе симпатию. Своего рода альфонс еще лежал на берегу. К нему прибыло много зрителей, много помощников, чтобы вернуть в море.
Аркадий и Юля устремились вслед за касатками. Запах воды, морского ветра воспринимался, как знакомые ощущения, но не совсем. Что-то еще примешивалось к этим ощущениям. А чего-то не хватало. По крайней мере вода в уши не заливалась, когда ныряешь и кувыркаешься в воде. Не было ощущения на коже, зато были восхитительные ощущения близости стихии воды, единства с ней, какого-то безмятежного спокойствия и безвременья, и радости.
Они приблизились сознанием к касаткам, коснулись их и им это позволили. Позволили настолько, насколько хватит человеческого сознания, чтобы не потерять голову. Аркадий погладил одну из них. Ей это нравилось. Возник вопрос, как они плавают с такой скоростью. Появился и ответ. Ответ был ощутимым. Кожа у касаток входит в резонанс с водой, как бы договаривается с водой. Они итак осознают себя частью мира, именно осознают, а не только чувствуют. Остается только свои намерения передать воде, как живому существу.
- Странно, но вода кажется маслянистой, упругой. Я бы даже сказала, что она для их кожи вкусная. И такая родная, как… как для младенца у матери в животе околоплодные воды.
- А еще быстрее можешь?
Юля понимала, что Аркадий обращается к касатке. Она больше внимания обращала на ощущения, а ее мужчина собирал информацию с азартом юного исследователя.
Касатка быстро настроилась на определенную частоту колебания воды и устремилась вперед. Вода казалось, что встречаясь с кожей, выталкивает ее вперед на каждом миллиметре, и в то же время всю целиком. Подкожный слой небольшими участками уплотняется и резко набухает, создавая действие. Температура тела внутри возрастает до критической величины. Соприкасающееся с телом количество воды отдает столько информационной энергии, что касатка не успевает ее усваивать. Эта ситуация была создана человеком, по его просьбе и информация была нужна ему. Он должен ее принять и усвоить, даже если большую часть не осознает. Но той малой доли времени на демонстрацию скорости было достаточно, чтобы понять что-то. Юля получила свою долю знаний и удивления, а Аркадий свою.
- Народ интересуются, она обезумела уже или ещё есть надежда.., раз так бешено рванула вперед.
- А она что?
- Отвечает в тему, что-то тоже очень смешное.
Юля не умела слушать животных. Да и не пыталась. Раз уже объясняли ее мужу, чем его мозг отличается от других людей. Мог быть сильный стресс, как у нее, например. Только она испугалась этих своих новых возможностей/ способностей, а Аркадий нет. Зачем спрашивать или пытаться самой слышать? Ей хватит и того, что она слышит звуки воды по телу касатки, когда та плывет на большой скорости.
- Они такие странные…эти звуки.
- А ты попробуй найти слова, чтобы их описать, - предложил Аркадий.
- Я бы сказала - чмокающий шлепок.
- Да, похоже. Это тело вибрирует с таким звуком. Чмок + шлёп – как резонансная частота турбины Шаубергера.
- А когда она останавливалась, где то на 40 км в час, то начиная с живота вверх устремились малюсенькие бусинки воздуха. Пузырьки шипят аж со звоном. Красиво!
- Девушка чуть не закипела, а тебе красиво, сообщил Аркадий.
- Ничего себе девушка!
День начался с этого длинного рассказа, прошел спокойно, без побочных эффектов, то есть без последствий за неправильные действия. Так что вечером Аркадий смог сделать мудрое заключение:
- Ночь , видимо удалась, если в течение дня по голове не настучали за все мои фокусы. Аминь.
Но уже на следующую ночь Аркадия опять куда-то понесло. Расспрашивать и расписывать у Юли времени просто не было в тот день. Что услышала, а что и увидела его глазами. Записи в ее тетради были предельно кратки:
«За рулем авто спокойно сидел мужчина и так же спокойно рядом сидела женщина. В такой ситуации их спокойствие выглядело странно, ведь прохожий никак не мог увернуться от автомобиля. Времени на раздумья было очень мало и Аркадий кинулся между крылом автомобиля и пешеходом.
Короче крыло авто смято, пешехода взял на борт, себе больно ударил бок. Пешехода взял за плечо тремя когтями на сгибе крыла. Коготь ничего себе! Охватывает все плечо взрослого мужчины! Хвостом ухватил сзади между ног. Видуха та еще! Парочка в машине в отпаде. Мужик в шоке, но живой.
Потом чего то делал в деревне. Говорит, что проверял летные характеристики тела василиска. Тело и в самом деле замечательно устроено: крыло около трёх метров в размахе, сам в стоящем положении, как взрослый мужчина, голова круглая, мордочка, как у тюленя, но глаза большие. А пасть! Хто знает, какая у него пасть, если в размер морды просто не вмещается размер съедаемой живности. Куда влазит корова? А полчеловека? От плеча лапка состоит из четырех сегментов, а не трех, как у людей. В результате может крутиться, как пропеллер. Но Аркадий, то есть василиск, не крутит почему-то. Крылья складывает на скорости, получается треугольник что ли. Сложенное вдвое крыло имеет клапан, в который стравливается воздух на запредельных углах атаки, при срыве потока, получается высший пилотаж, все известные фигуры высшего пилотажа доступны для исполнения. Скорость высокая, как и скорость движений. Ах да, еще есть когти на концах крыльев, на середине крыла, где сгиб, на конце хвоста, как у скорпиона, только в другую сторону, не считая когтей на четырех лапах. Где ухи – не знаю, не спросила. Ага, узнала: ухи везде, в носу, на жабрах, за головой. Цвет чешуи мимикрирует. Чешуи, как таковой нет. Есть выступы на коже, что очень похоже на чешую. Правда шкура крепка и лапки быстры феноменально. Взгляд видит смазанную картинку, быстрей движений ласки где то вчетверо.
По телевизору показали, что лет 60 назад летало такое же у них, как увидели вчера. Страшное, говорят. А чего страшно- не понятно, никого не ест ,на людей не нападает, волки ушли.
После этого на следующую ночь слетал в деревню попугать лихих людей. «Лихие люди», - звучит, как лет 60 назад. По-нашему – воры – влезли в чей-то дом. Василиск прошёл раньше прикинулся шкурой на полу , когда те вошли испугал и покусал этих двоих. Проснулся хозяин и, не разбираясь, в темноте, пальнул из дробовика в живот василиску. Борец за справедливость встал на задние лапки, выпятил живот и прошел мимо хозяина в окно. Есть его не стал и обижаться тоже не стал. (Странно, конечно. Для Аркаши это не свойственно. Для него в роли василиска видимо это возможно. А может духовное совершенствование помогло не только василиском стать, но и рассудительным человеком? Чтобы это понять надо этим стать.) Окно на всякий случай поломал. Воры уйти не смогли, потому, что перекушенные ноги не шли. Теперь василиск ждет, когда хозяин созреет для знакомства. (Не вспомнил бы об этом похождении Аркадий, если бы утром не обнаружились синяки на пузе).
Слетал на тропинку в Дарджилинг. Ни василиска, ни дракона тропа не держит. Увидел там таджика в халате, который с задумчивым видом смотрел вдаль. Представился для начала разбойником. Таджик на него набросился с ножом. Уворачиваться пришлось с трудом, - боевой такой мужик попался. Доуворачивался до самой тропы, пока таджик на нее не стал. Провалился мужик не сильно, но нападать не перестал. Пришлось Аркадию стать драконом, чтобы успокоить мужчину. Таджик успокоился и убежал по тропе в Священообитель. Дракон подлетел, чтобы посмотреть сверху на убегающего мужичка, но ничего не увидел. Тропа, по всей видимости, только для людей.
Удивил женщину-проводника, которая пришла на площадку перед Тропой. Сначала она удивилась дракону и осталась стоять, глядя снизу вверх на него. Дракон-Аркадий не сразу сообразил, что это похоже на стоп-кадр. Когда понял, то полетел за ней. Ее защита очень ему понравилась. Она это тоже поняла, удивилась Ученику мастеров в таком странном исполнении.
На следующее утро восторгался ее подготовкой, ее защитой, но рассказывать не стал ничего про нее. Сказал только, что съест обязательно, но потом».
- Ну ничего себе экземплярчик! Он так все время дерется? Кругом все враги? – спросила Юля имея в виду того, кем был ночью Аркадий.
- Вот такая «се ля ви». И я поверь безумно счастлив
И я поверь безумно рад
За невраждебное участье
Меня безумно благодарят.
- Так это ты столько мест посетил, столько сделал?
- Я? Нет! Я просто сидел на занятиях на классе, - сказал Аркадий , сглаживая восторженность жены. Не удалось, она всё еще мечтательно глядела куда-то вдаль.
-Вот это я понимаю: космос, подземелья, драки, аж синяки на теле утром появляются. А тут что? Скукота! – задумчиво сказала Юля.
- Ну да, мусор лучше во Вселенском масштабе разгребать, «а дома мы не можем, а дома нам тошнит».
- Я наш мусор сортирую, между прочим, даже не выбрасываю на городскую свалку, - огрызнулась на шутку она.
- Я не шучу. Не будет толку здесь, плохо будет и там.
- Да знаю я, знаю. Только забываю. Не надо нравоучений.
- Алгоритм повседневных действий приводит к желательным или нежелательным последствиям, - тоже задумчиво, как бы самому себе сказал Аркадий.
ГЛАВА 19 «Крестник».
После некоторых событий в своей жизни Адам решил принять христианскую веру и уговорил Аркадия стать его крестным отцом. Дела у него пошли значительно лучше. Теперь он приезжал навещать своего крестного отца и крестную маму. Но по прежнему
оставался добрым забавным мальчишкой. Они весело обсуждали маленькие события своей жизни. Темой разговора в этот вечер был клиент Аркадия. Ему пришлось делать ремонт двигателя. Клиент этот, Володя, был такой тихий и застенчивый. Он приходил в метель с запчастями и скромно ждал у ворот. Он не осмеливался беспокоить мастера звонком, который был у входа в гараж. Машина была удивительным образом поломана. Но как же преобразился этот тихоня, когда узнал, что Аркадий ремонтировал и собирал двухместные самолеты! Оказалось, что этот Володя был профессиональным летчиком. Его недавно «забраковали» и он без полетов просто потерял смысл жизни. Теперь самолетом для него был старенький «Жигуленок». Теперь неисправность не вызывала удивления. Об этом и была речь.
-Ты летишь на бреющем полете, а тут кочка попадается, кирпич на дороге. Что ты будешь делать? Твои действия? – спрашивает Боря у Адама.
- Дам газу и руль на себя,- говорит Адамчик, после первых глотков любимого растворимого кофе, который держали в доме только для него.
-Так вот, а на машине руль не поднимается: только вправо или влево.
-Защиту поставить надо было.
-Защита стоит, защита хорошая.
-Так он что, защиту снес? А как нужно было нестись, чтобы защиту снести?
Аркадий ответил на вопрос всем своим видом и отхлебнул свой чай.
-А, понял - сверхзвуковой бреющий полет,- догадался Адам.
Моторист начал рассказывать, как он собирается сделать машину для отставного летчика, чтоб она летала, как самолет. Но крестник отвлекся на бутерброды и потерял нить разговора.
- Что-то я не Але. А, слушай, тут еще была веселуха. Поехал я в деревню за мясом.
-Ух, ты, как ты решился на это? Собирался больше не ездить и поехал, – сказал Аркадий оживленно. События такого рода у Адама – редкость в его тихой жизни.
- Его, наверно, мордой об капот.- Вспомнила другую историю Юля.
-Ну да. Дома жрать-то нечего.- Объяснение было исчерпывающим.
- А, вот так.
- Нет, я говорил, что, если мне надо будет, тогда я поеду. Жена говорит: «а, езжай за мясом, туда-сюда». Коля, брат жены, профинансировал это дело.
- И на чем же ты поехал? На служебной «девятке»?
- На «Волге».
- На новой? – удивился Аркадий.
- Ну, естественно. Набрали кучу кульков. Тесть вырезал мне поддон. Я, такой модный перец, извините, по-другому не назовешь, нагрузил мяса и завожу. Бым-бым-бым. Открываю капот, завожу: прошита одна катушка. Приехали! Я звоню по междугородке: «Саша, вези катушку». Сашка прыгает на машину, приезжает ко мне, привозит катушку.
- Ну, да, что тут такого? Далеко, что ли.
- В самом деле. Какие-то там 200 км. Ну не важно. Это еще не все, эпопея продолжается. Приезжает он с женой, с детем. Жена его беременная вторым ребенком. Приезжает довольный такой, ставит катушку - не заводится. Это уже интересно. Почему?
- У Саши не заводится или у тебя? – встревает в разговор Юля.
- У Саши заводится. У меня – понятно. У меня не должна уже заводится. Выкручиваю свечу. Все это в деревне, уже темнеет. Поворот ключа. Оба, нА-А-А - фонтан бензина.
- У тебя или у Саши?
- В каком смысле – у Саши? Обо мне речь шла.
- О Господи, из цилиндра что ли?- уже встревает Аркадий.
- Из цилиндра. Фонтан топлива. Сашка говорит: «так Иванов, она своим ходом домой не доедет». Я говорю: «ну че, шнурок?» Поехали. Ну, шнурок и шнурок. Взяли мы ее на шнурок, привозим домой. Ну, это отдельная эпопея. Ехали, туман, под колеса лезет всякая фигня. А я еду сзади. Но я еще делаю поворотом ключа хитрые телодвижения. Двигатель делает у-у-у - это бензонасос. А я в это время щетки включаю, потому, что они по-другому не работают. Дальше едем. Опять, как на стеклах всякая дрянь появляется, я опять бензонасосом у-у-у делаю.
- Ну, понятно,- решил сократить подробности Боря.
- Я просто плавно подхожу к тематике: дальше несемся. При этом у меня садится аккумулятор. Все было очень даже ничего, только в январе у нас холодно бывает. А машина-то не работает – на веревочке дурака валяет. Но мы доехали. Я перекидываю мясо из багажника в Сашкин багажник. Время – час ночи, я хочу заметить. Я завожу мясо к тетке, к брату, к теще. Я теще сказал, разумеется, все, что я думаю по этому поводу. Дальше эпопея: я выгрузился, сажусь на Сашкину Волгу уже у него дома. Еду счастливый, в Сашкиной кожанке на меху. Согрелся, еду, расслабился. Думаю, что уже почти приехал. Ага, сщаз. На углу стоит продавец полосатых палочек. Короче - дядя гаишник. Я выхожу, модный перец.
- Он тебе предлагает палочку, – догадалась Юля.
- Так вот. Я выхожу, у меня документы есть, но на мою машину. А это-то Сашкина. В страхерке я не вписан. Даже доверенности нет на машину.
- Ну, да, вам некогда было.- Объясняет самой себе Юля.
- Какой там? Перекидали и поехали. Короче, я остановился. Мент упирался, упирался. В итоге – я позвонил Сашке. Сашка будит папу, папа выписывает ему путевку на свою служебную машину. А она, извините, 3102, белого цвета, и он ее только помыл, буквально. Но номера там дюже хорошие «два нуля два», тонированная, все наворочено, кожаный салон. А перед этим Сашка пообщался с дядей милиционером по «мобильнику»: милиционер просил у меня магарыч, правда, небольшой. С восьмиста рублей магарыч начинался. Если бы сотня, я бы ему дал и – иди. В итоге Саша приехал, забрал меня, и я поехал я к нему домой. Саша поставил отцовскую машину, сам сел за руль, повез меня домой. Я появился дома в 4 утра. Когда лег спать, меня еще колотило: настолько я перемерз. Это еще не все. На следующий день, утром, я приезжаю к Сашке.
- Так это уже было утро.
- Ну, поспал чуток, короче,- в этот же день. Сашка - тоже, модный перец, цепляет машину. Но буксировочный трос вместо четырех метров до трех сократился. Он был сделан из парашютной ленты, она как намокнет, так рвется. Мы – раз, связали. Еще раз, - связали, еще. Сашка достал их гаража стальной трос, и мы поехали в мастерскую. Приезжаем мы с Сашкой на станцию тех. обслуживания, выходит такой модный-премодный перец.
- Это как я? Когда выхожу умной мордой к клиентам?- уточнил Аркадий.
- Нет, куда тебе? – сказала Юля
- Беру свои слова назад, – сдался Борька
- Нет. К тебе подходишь, ты как доктор подходишь.- Успокоил крестного сынуля.
- Это как? По локоть руки в крови, очки на носе?
- Ну, да. А тут модный-премодный ну такой ремонтер. Диагнаст, твою мать. Тушит так свою сигарету, так небрежно мимо кидает. - «Ну, загоняй».
Мы дружным коллективом затолкали машину. Он, типа, говорит: «заводи». Но успел выкрутить все свечи. Ва-у-у! Со всех четырех - фонтан бензина, нА-А-А вверх.
- Я понял: об капот и об портрет ремонтера,- предложил свое видение ситуации «доктор».
- Ремонтер – прыг, прыг в ужасе в сторону. Стоит такой весь: «что это было?» Я сказал: «не знаю. Если бы знал, мы сюда не ехали бы». Короче говоря, этот диагнаст достает щуп, - а там четыре уровня масла. Я говорю: «мужики, не вопрос – машина гарантийная». У него щуп так и выпал из рук. Сразу консилиум и они понимают, на какую сумму попала станция. Я не переживаю. Думаю: «Переживайте теперь вы». Короче говоря, этот ремонтер побежал собирать планерку и выяснять, кто же тут виноват. Я ничего не знаю, ехал, машина заглохла и до свидания. Только масло поменять – полторы тысячи. Начинают выяснять, что случилось. Короче, когда прошило катушку, обратным ходом, по блоку управления, Н-А-А. С этого все и началось. Блок управления дает команду открыться форсункам и моет, моет двигатель. А форсунки при каждом включении грамм 200 бензина туда вливают. В итоге ремонтер два дня искал блок. А их шесть модификаций. Мне сказали: «слава Богу, что ты не купил Жигули. Потому, что у АвтоВаза появился новый модный прикол, так сказать, - очередной наворот. Они в блок управления прошивают номер двигателя и номер кузова. Ты приезжаешь на АвтоВаз, он устанавливает причину, снимает с «убитого» блока все параметры, отправляет их на завод и завод присылает точно такой же блок, прошитый уже. Месяца два постоять машине придется. Народ надо мной еще два дня потешался: «новую машину, говоришь, купил?»
-Да, новая техника по России тяжело идет, – подытожил Боря.
-А еще тяжелее – едет, – уточнил Адам.
-Слушай, Адамчик, тут недавно такая хохма была. Я регулировал новый карбюратор одному товарищу, на «Волге». Возились с ним долго, пока карбюратор по машине подогнал, по водителю подогнал. Раза три приезжал ко мне. Так что ты думаешь?
- Что, машину продал?
- Нет, карбюратор. Оказалось, что у него расход получился 4,8 литра. Он еще поездил, проверил. Точно! Решил, что так не бывает, и купил себе другой карбюратор.
-А он с виду нормальный вообще? Я знаю, что так подогнать не всегда удается. У тебя такое было, когда сорок первый Москвич четыре литра на трассе хавал. Что-то я не Але. Может, она не тянула у него?
-Я тоже не понимаю. Я иногда на базаре говорю, когда мне цену называют, например 20 рублей: «а за 30 отдашь?» Сразу трудно сообразить, когда торгуются в обратную сторону. Но у этого «артиста» она летала, как самолет. На педаль жать почти не надо. И ведь он поездить успел, подумать. Видимо, кто-то сказал ему, что такого быть не может, значит, это не нормальный карбюратор. Значит, я зря возился с ним. Но он опять ко мне приехал регулировать следующий карбюратор.
-Да ну? А ты что?
-Я отказался. Если человек не понимает, что происходит, что ему нужно, то какой смысл лезть к нему в душу, а тем более в машину?
-А кому он тот карбюратор сплавил – не знаешь?
-Говорит, на автосервисе кому-то. Чудны дела Твои, Господи.
-Наверное, тому, кто посоветовал поменять на другой, - сообразил Адамчик.
ГЛАВА. 20.«Опять вагон»
- Ну, и ночь! Все тело болит, устал, как собака.
- Опять приступ? Или спасал кого-то?
- Что-то типа этого.
Он замолчал. Молчала и она, ждала.
- «Поляна возле железной дороги. Люди на ней. Много людей. На рельсах паровоз и два вагона, железнодорожный подъемный кран с выставленными опорами. Поляна яркая, зеленая, столы на ней накрыты красивыми скатертями. На столах много разных фруктов, овощей, ягод. Люди беззаботно веселятся, запускают воздушных змеев, играют в «догонялки», «ручеек», в разные детские игры. А я не могу удержать дневное сознание, скатываюсь в сон, становлюсь участником.
Подошла вагоновожатая или проводник по-современному. Она в чистенькой аккуратной форме, в белых перчатках. Но на шее из-под воротника заметно пятнышко сажи. Как-то это меня насторожило. Такая идиллия, даже перчатки и как бы недомытая сажа. Понятно, что паровоз дымит, но что-то не так. Еще до того, как она приблизилась, Аркадий услышал обрывок ее разговора с другим проводником: - «Хорошо, что он пришел. Наконец-то дождались, теперь что-то изменится...» Из этого он понял, что остановка поезда на этой полянке затянулась. Понятно, что время здесь не то, что в действительности, но какие-то понятия о продолжительности существуют.
- Давно вы так стоите?
-лет 50 . Нужно было Это убрать краном. Убрали, погрузили, увезли, а крановщик ушел. Сделал – и в запой.? Кто может теперь убрать этот кран? Эти вон, на полянке, только и могут – резвиться и развлекаться. Из нас никто не может с краном что-то делать. А ехать нужно, их ведь ждут.
Куда ехать, где ждут всех этих людей? Аркадий подумал, что если столько лет они здесь стояли, то постоят еще немного, пока он разберется в ситуации, раз попал сюда. Он побродил по полянке между людьми. На поляне была установлена палатка. Вместительное помещение, наподобие армейской палатки, чтобы можно было отдыхать. Мужчины иногда принимались закреплять что-то, если дул сильный ветер, находили иголку с ниткой и зашивали что-то. Женщин было большинство, и никто из них не утруждал себя ничем. А ветер иногда был очень сильный, шквалистый. Солнца не было, было просто равномерное освещение неизвестно от чего. Какое-то понимание смутно пронеслось в голове Аркадия: «ночь здесь нужна только этим людям для чего-то похожего на отдых, а ветер рождается от их конфликтов между собой, и налетает, когда его не ожидают, ночью». Аркадия время от времени отрывало от земли, а женщины, смеясь, опускали его на эту землю, удерживали от незапланированных полетов. Кажется, кто-то из них был ему знаком.
Он огляделся вокруг и обнаружил, что железная дорога дальше идет вниз к чудной зелёной равнине. Паровоз стоял уже под наклоном. Аркадий повернулся лицом к пикнику и тут вдруг, как бы боковым зрением, увидел, что и паровоз, и часть вагонов обгоревшая. (Было немного странно здесь использовать боковое зрение, если в этом мире можно видеть все сразу). Он повернулся лицом – вагоны СВ класса в идеальном состоянии, поляна зеленая. Опять посмотрел боковым зрением на все это: поляна была, но, глина с белесыми пепельными разводами. И столы были, но на них не фрукты, а песочные куличики, и что-то типа измененных фруктов, как бы земляника-скорпион. Вагоны представляли собой обгоревшие остовы на колёсах. А публика веселилась на этом празднике, не видя этого, ничего не замечая .А там, куда направлялся поезд, в глубине бушевало сплошное пламя.
- Это туда вам надо?!
- Надо, и давно уже надо. – Сказала женщина-проводник, – пассажиры из тех, что разбились в самолетах, поездах, авто, когда летали отдыхать на экзотические курорты, в шоптуры. Дайверы, блин... В общем, погибли на отдыхе в разных местах и ситуациях. Они не умеют честно работать, но, развлекаются за счет других. Вернее, то, что они считали работой, таковой не является, как и все это. Да вот, хоть за счет многих . Чей труд не дает возможности даже зубы вылечить и вставить.
- Это за столько лет всего на два вагона?
- Нет, здесь не два вагона. В разные времена, в разные эпохи, когда в стране тяжелое положение, народ гибнет, голодает, всегда находится тот, кто думает о развлечениях, роскоши об ублажении своих желаний.
- Я так понял, что их ждет очищение там, внизу. – Сделал заключение Аркадий.
- У этих еще есть шанс понять происходящее в мире, сохранить свою душу.
- Но как же вы сами там выдерживаете? – Спросил Аркадий, представляя огонь внизу.
- Работа такая.
- А машинист давно возит туда паровоз? Ведь я видел контактную сеть для электровоза. Зачем тогда паровоз?
Машинист угрюмо ответил, что потерял счет времени. Паровоз возил в самое пекло вагоны с людьми, и возвращался обратно. Вагоны доставлял электровоз к тому месту, где была полянка, перецеплял на паровоз и уезжал.
- А почему бы ни толкать вагоны перед собой, чтобы не так далеко в огонь заезжать? Потом пустые вагоны за собой обратно вытаскивать.
- Здесь свои правила. Паровоз своей тушкой несколько защищает отдыхающих от огня. А обратно так паровозу легче..., да и не всегда пустые вагоны, когда обратно идём.
Аркадий подался собирать кран – вопросов много, ответы существуют, вполне разумные (или не сплю?!). Опоры были гидравлические, но этот механизм он плохо знал. Разобрался быстро, нашел, что на каждой опоре своя ручка-кнопка приводит в движение гидравлику. Но, чтобы остановить убравшуюся уже опору, нужно опять переместить кнопку. Было бы проще сделать автоматическое отключение по окончании движения поршня. « - Да, что это я со своими идеями? Не время и не место сейчас». Он убрал две опоры, когда поезд тронулся. Аркадий закричал проводнику. Тот выкинул красный флажок, чтобы состав остановился.
- Чего орете, крановщик на две опоры устанавливал, - кричал машинист.
- Но третья-то выставлена. Чтобы её убрать - Стоять, мать твою!
Опора закопалась в грунт, застопорила движение, но не поломалась. Огромного труда стоило откопать ее, убрать. Аркадий там устал так, как будто на земле наработался.
Пассажиров пригласили в вагоны. Стереотипы поведения работников железной дороги были соблюдены. Пассажиры подчинялись давно знакомым правилам поведения в транспортных средствах, не замечая, что уже не на земле. Они радостно кинулись в свои купе. Появились пресловутые варёные курочки, варёные яйца. Праздник желудка начинался. Поезд тронулся. Аркадий сел в поезд вместе со всеми. Он хотел на своей шкуре испытать, прелести того места, куда едет этот состав. Проводник попыталась отговорить от этой затеи, но не настаивала.
Полянка осталась позади, поезд быстро набрал скорость, и убранство вагонов начало меняться. Паника, сменила краткое замешательство. Кто-то подавился... Но на такой скорости уже никуда не выпрыгнешь. Да и прыгать пришлось бы в огонь, а как-то не хотелось. Огонь облизывал обгоревшие конструкции вагонов, врывался в окна с гудением. Аркадий гордо встретил грудью огонь, но горделивая осанка как-то быстро потеряла величие и вот он уже уворачивался от огня, как и все другие. Больно все-таки. Только он-то понимал, что происходит, если это могло утешить.
Долго ли, коротко, но Поезд прибыл в место назначения.
- Прошу всех пройти на перрон – объявили проводники.
Люди хватали свои чемоданы, сумки, портфели, и, страдая от нестерпимого жара, покидали поезд. Аркадий смалодушничал, нашел место в вагоне, где жара не так уж доставала его.
- Уходи отсюда скорей. Совсем уходи. Ты это можешь. Еще можешь, - предложила проводник.
- Не теперь, я должен это выдержать, как и вы.- Он прижался к перегородке, отделявшей коридор от купе, и ждал отправления обратно. В опустевший вагон внесли носилки с тем, что осталось от человека – это был обгоревший как бы, остов. Двое обгоревших людей вошли сами вслед за проводником. Заскрежетали колодки, и поезд тронулся в обратный путь».
Аркадий проснулся. Во рту все пересохло, кожа горела, внутри тоже, тело ломило от усталости. Он пошёл на кухню, налил себе холодного чая, задымило, отдышался. Вернулся в назад. Теперь удерживать дневное сознание во время сна было чуть легче. Он попал обратно, чтобы разглядеть детали, не участвуя непосредственно в происходящем. Что-то он пытался осмыслить, пока пил чай и остывал в кухне, что-то выяснял на месте, что-то сейчас.
Пассажиров «на вокзале» встретили люди, одетые во все черное. Не видно было ни лиц с рожками, ни хвостов, если таковые подразумевались в этой ситуации. Окружив прибывших несчастных плотным кольцом, аАркашигены не говоря ни слова, двинулись к зданиям неподалеку. Люди были в отчаянии, но пытались откупиться, предлагая деньги, фрукты, вещи из своих чемоданов. Они не видели, что их чемоданы едва сохраняли свою форму, содержимое. Что это были за фрукты – понять и представить не сложно. У кого-то в руках были лишь ручки от сумок. Но привычка откупаться, чтобы вернуться к прежней жизни, в привычную комфортабельную обстановку диктовала именно такие действия. Попытки вырваться из круга и убежать останавливал удар хлыста сопровождающих. Аркадий присмотрелся к этому вооружению: хлыст держался на толстой рукояти, но во время удара становился языком пламени почти белого цвета, в отличие от окружающего красного пламени. Атрибутов чертей и на этот раз не наблюдалось. То есть ни трезубцев, вил, или чего похожего.
Прибывших расселили в комнаты по два человека. Здания тоже были скорее остовами, чем полноценным жильем. Скорее всего, они и не были никогда зданиями в нашем понимании. Это скорее символ – такое сооружение, которое будет напоминать гостиничные номера, но с прокопченными стенами. Кровать железная, железная и тумбочка, чтобы разложить свои «вещи». Предстояло поржавевшее, почерневшее горячее околозвёздочное существование. Вещи представляли определённую ценность для этой категории людей. Еще на полянке Аркадий протянул руку одной прелестной даме, чтобы удержаться и «проводить» ее в вагон, когда поезд собирался трогаться. Надо сказать, что как воздушный шарик, его вверх периодически уносило... Как только включалось дневное сознание, так сразу вверх! Рука была тонкой, хрупкой и бледной. Что называется, субтильной ручкой с чудным маникюром и перстнями. Вернее с тем, что эта дама считала перстнями и кольцами. Пальцы были унизаны грязными ниточками и веревочками, создававшими резкий контраст с манерами и всем видом этой дамы. Другая дама тоже присоседилась; взяв в свои руки, натруженные и грубые руки Аркадия, обе они удивленно заметили, что он теплый. Все вокруг здесь замёрзли и холодные, а он теплый.
Что осталось сейчас на этих дамах – не так уж важно. Их будут учить работать. Работать с полной отдачей в этих условиях. Всем объяснят условия проживания и труда, возможность и последствия побега. Охранять теперь их станут намного меньше, лишь слегка присматривать. Но убежать можно. Аркадий вспомнил копошащихся в земле людей на склоне. Он вернулся к ним. Теперь это было не так уж сложно.
- Как вы ушли оттуда?
- Такие доброхоты, как ты помогают. Нужно чем-то пожертвовать, попросить за нас, и у нас появляется возможность избежать таких страданий, - сказал один из этих «землекопов», когда Аркадий обратился к ним с вопросом.
- Недалеко же вы ушли от тех страданий, судя по вашему состоянию. Чего копаем? Подкоп под холм?
- Да мы подняться не можем наверх, ну никак не получается. Металл выковыриваем, чтобы металлолом сдать, на еду заработать.
- А на поезд сесть не пробовали? Вверх подняться или вниз вернуться, доработать до конца и честно выйти из этого пекла? На свободу с чистой совестью?
- Не берут в поезд. Ни туда, ни оттуда. Здесь огня нет, а работать мы уже привыкли, надо. Может, когда-нибудь и выкарабкаемся к той полянке, что наверху есть. Ты видел ее? Видел сколько там бесплатной еды?
Видеть-то видел, да что толку объяснять, что именно он видел. Объяснять, что чем глубже они будут копать, тем ближе к заветной полянке будут. Пусть они копают под предлогом поиска металлолома, но копают, работают. Это их выбор. Они застряли между мирами, но если долго мучится...
Он вернулся вниз, в огонь. Сейчас было не горячо, не так уж больно, но трудно, тяжело. Люди проходили очищение страданием, как им должно. Когда отгорит шелуха желаний, тогда возможно, придет понимание, ясность сознания. Относительная ясность. Кто смог понять, что ему не нужны вещи, которые тащили на себе в чемоданах – отказался от них. Это огромное достижение не оставалось незамеченным. Человека отправляли дальше, глубже этого уровня огня. В еще большее пекло. Ему не нужно веками находится здесь, он может выдержать больший жар, большее испытание и скорее выйти из него. Как ни старался Аркадий пойти дальше, вслед за теми, кто сделал переоценку ценностей – не смог. Он вернулся к полянке, куда уже обратно прибыл поезд.
- Это ж ужас какой-то, безобразие, кошмар! Что творится? – забормотал обгоревший человек на носилках. – Вы видели, как с людьми обращаются? Мужчина, я к вам обращаюсь!
Проводник грустно констатировал: – передохнет, отъестся, и обратно отправим, в отель.
- А те двое, что молчат?
- Эти свою свободу отстрадали. Дальше поедут, к Свету, будут подходящее рождение ждать. После реабилитации, конечно. Подлечат их сначала...
Мужчина и женщина молча сидели у окна вагона, не замечая ничего, вглядываясь как бы в глубь своей души...
- Эти сектанты даже крановщика прислать не могли – не было среди них, специалистов. Только домохозяйки, учителя, и скучающие бизнесмены. Это ж столько лет ждали помощи внизу! – возмущался Аркадий, рассказывая всё это Юле.
А по телевизору в новостях говорили, что где-то в Египте опять дайверы слишком глубоко нырнули в море, и автобус с русскими туристами разбился.
-«Опять вагон, опять нам в путь. Но как приятно хоть немного отдохнуть».
- Тебя потянуло на шутки? – спросила Юля.
- А ты выгляни из-за угла, увидишь как все это выглядит теперь.
- А ты расскажи еще, тогда я не буду выглядывать из-за угла.
- Чо, прям щас?
- Чего тянуть?
Уламывать долго мужа ей не пришлось.
- Вагоны проводники мыли после посещения чистилища. Выглядело это так, что за щеткой на ручке, которой мыли вагон, на нем становится не просто меньше копоти, а появляется новый вагон. Чистый и свежеокрашенный. Но, это их долг мыть, это их задание-искупление. И они должны не пропустить ни единой щелочки, уголка. Кропотливая работа, хотя в этом мире можно представить себе вагон чистым и он будет чистым.
Кран на самом деле был как символ только для меня, то есть для Аркадия. Пассажиры вообще не видели никакого подъемного крана. По сути, Аркадий открыл проход туда, где очищаются души. Символ крана можно было представить в виде привычного образа портала, врат и ключа, которым владел Аркадий. Его ждали с ключом и ждали долго. Естественно проводники, машинист не могли сделать то, что предназначалось Аркадию, а вовсе не потому, что в кранах не разбирались. Спускать со всеми вниз Аркадию не нужно было. Он считал, что это из-за него люди будут мучиться, и хотел их проводить. НАСЛАДИТЬСЯ.
После «крещения огнем», Аркадия отправился восстановить свое тонкое тело на В. Вообще, лечить приходится после огня все души. Тела одних сгорели при взрыве в самолете, теракте, другие в шахтах при взрыве метана. Кого-то не отпели и кремировали. Но в любом случае травма души от огня у всех этих несчастных. После огненного чистилища тем более, лечат. В следующей жизни человек интуитивно, благодаря памяти души, не будет делать то, что приведёт подобным испытаниям. Люди говорят, что у него сила воли!
Лечат лучше всего на В и не потому, что там живые дома. Это что-то похожее на Эолову Арфу в Пятигорске. То есть беседки и ажурные сооружения из света, меняющие свою форму. Относительно меняющие, как бы дышащие, меняющие геометрию в зависимости от находящихся там людей и их состояний. Подобные места есть и на Земле. Туда люди приходят и излечиваются, пьют там воду и исцеляют что-то у себя. Есть места массового поселения, а есть такие, где должен жить один человек. Не чуткое, не разумное насилие над обстоятельствами, благодаря закону свободной воли человека приводит к изменениям пространства на огромной территории Земли. В свою очередь Земля помогает людям понять это малостью из огромного арсенала средств. Здесь ураганы, пожары, наводнения, землетрясения. Лучше не знать всю гамму помощи и спасения наших жизней, но перечисленное составляет малую толику того, чем разумное существо может помочь человечеству в его развитии... Это о Вас уважаемые Венцы Творения. А вдруг на смену этой «цивилизации» придёт разумная цивилизация, тараканов, например.
- Ты завтрак готовить будешь, чертова болячка?
Такие шутки Аркашки Юля глотала не запивая. Но чай – это святое для нее. Заодно и мужчинку покормить надо бы.
Мысли Аркадия весь день стремились вернуться к увиденному. Заботы дня мешали рассмотреть что-то, переосмыслить. В течение всего дня Аркадий ощущал себя не там, в горящей долине, а в ажурных конструкциях другой планеты. Но в нашей Солнечной системе. Только ночь позволяла отгородиться от суеты обыденности и рассмотреть, куда привело его путешествие. И он увидел себя со стороны, вернувшись по времени немного назад. Он был обгоревшим. Его немедленно отправили восстанавливать свое тонкое тело, и уже днем Аркадий был на той планете, куда никак не мог попасть раньше. Он восстанавливал свое тело днем и продолжил следующей ночью. Он удивлялся великолепным сооружениям и атмосфере того места. Но любопытство тянуло в пекло. Наши страсти и желания так и тянут к чему-то темненькому, мрачному и душещипательному. Ну, назовем это любознательностью, чтобы оправдать стремление Аркадия попасть в ад. Его прекрасно понимали те, кто «курирует» наши души. Его просьбу исполнили, помогли попасть туда, куда он попасть не смог в первый свой визит. На третью ночь Аркадий встретился в людьми, одетыми в черную одежду. Это были обычные работяги. Хотя, что значит, «обычные»? В нашем мире живых таких обычных найти очень, очень трудно: то работа их унижает, то зарплата маленькая, то начальство требует чего-то невыполнимого, то не ценит.
Вспомнил Аркадий, как он ходил на экскурсию в литейный цех. Вспомнил, какой ужасный жар был в цехе. А ведь кто-то возле самой печи работает. Его тогда сразу удивило, что работать в таких условиях люди могут изо дня в день, а с печью, где готовят высоколегированную сталь - не хотят. Там опускались в топку к металлолому грифельные электроды такой толщины, что не каждое бревно таким бывает. Автомат поддерживал расстояние между шихтой и электродами для удержания электрической дуги. Сам литейщик находился на расстоянии от печи, следил за пультом управления, да еще находился за толстым синеватым стеклом. Но излучение было таким сильным, что никакой жар не сравнится. Кто-то сходил с ума от такой работы, кто-то быстро терял здоровье. Но люди шли на работу, потому, что получили эту профессию, что-то их влекло туда. Или для них не было другой работы с таким заработком.
Эти ребята «внизу» были на своем месте и это понимали. Они знали, что в цепи событий Вселенной они очень важное звено. Им определено, к примеру, тысячу лет проработать в пекле – они это сделают с полной отдачей и терпением.
- Жаль только, что работы иногда нет, голодно тогда.
-Неужели все такими правильными становятся при жизни, что сюда некому идти? Или турагенства не направляют? – пошутил Аркадий.
- Да, господин Турагенство. Не направляют!
Да уж, Аркадий понимал это. Сохранять «дневное» сознание было не просто, но именно оно мешало вспомнить, что он был здесь, знал все это. Он спрашивал, чтобы передать это живым людям. Смутно вспоминал, что вот за тем поворотом – дорога в каменоломни, а за тем поворотом глухая стена. Такие смутные воспоминания ничего не давали, это мало что объясняло тому Аркадию, которым он себя сейчас считал. Что такое голод для них спрашивать не стал – знал, что еды здесь нет в нашем понимании, а вот то, что не просят, не молятся о погибших люди на земле - забыл. И, как-то вдруг заметил, что нет у него сейчас той озлобленности на бесконечные теледетективы, криминальные хроники, на слепых в своей вере христиан, мусульман. Он вспомнил, что, обгорев здесь в первый раз, он изменился. Пусть немного, но изменился. Ушло желание «запрещать и не пущать». Ослабили свои тесные узы земные желания, обгорели, осыпались пеплом. Он понимал, что последнее время стал нетерпимым к чужим ошибкам как на дороге, так и в обыденной жизни. Позволял управлять собой желанию вкусно и неограниченно поесть, выпить, ворча, что качество продуктов ужасно низкое, а правительство ужасно глупое. Он понял, что удерживало его, как путы вокруг всего тела, от злоупотребления своей силой, едой, от ошибок. Он знал, что для него болезнь стала индикатором, но этот индикатор ему мешал. А прошлой ночью и предыдущим днем он смог вздохнуть полной грудью, потому, что растаяли веревки. Не нужны стали эти вожжи, раз сгорели желания, страсти. Нет гарантии, что стереотипы поведения, мышления не вернут часть земных желаний, но сейчас-то было легко! Он стал чище! Вот почему его пустили в третий раз сюда. И пустят ниже, пустят туда, куда уходят те, кто отказался от своего багажа. Он где-то даже понял, почему жена собрала и спрятала алтарь. Та сила, что призывалась благодаря этим фокусам Света, была могущественна, но частью тратилась Аркадием на осуждение, недовольство, бесконечный ропот. Он становился врагом самому себе, увлекая вниз, придавая тяжесть с каждым витком «служения». Все чаще он встречался с представителями грязных слоев, с их искаженной информацией, в которую безоговорочно верил. Все больше жена казалась ему не другом, а противником, не ценящим его откровения. Все больше он отгораживался от нее, скрывал увиденное, пряча свои мысли и тайны в сундуки, подобно скупому рыцарю. Но в этом он не мог признаться самому себе и сейчас. Оба не хотели признавать это, и Юлька и Аркадий. Оба упрямые и настырные ,то есть упертые, вот так.
Итак, дорога вниз была открыта. Он ринулся туда и... быстро понял, что одно дело дышать жаром, вырывающимся из топки, совсем другое дело самому залезть в печь. Готовых на это опускали туда каким-то механизмом, отличным от поезда. Очень быстро, но щадящее, оберегая первое время. Там никто не задерживался надолго. Почти никто. Потеряв большую часть негативных желаний, если не все, люди проходили очищение большим огнем значительно быстрее. Но были там такие, кто настолько терпеливо были уже настроены вверху на верхнем уровне огня, что очень быстро смогли притерпеться и здесь. Они втягивались в работу и жили здесь постоянно. И жили бы дальше, если бы за них не просили, если бы не использовался ритуал чистки ада. Падают все ниже благодаря естественным процессам, закону тяготения. Закону, наполненному немного большим смыслом. Но вернуться к миру людей человек может только согласно Закону свободной воли. То есть попросту он должен сам захотеть. Большинство хочет этого всегда, сохраняя естественное стремление к свету. Когда лишний груз ошибок будет сброшен – путь наверх будет открыт. Остаются те, кто глубоко погрузил якорь привычек даже в почву ада. И если кто-то просит ангелов, то они придут туда в самый ад, в чистилище. Только просить должны люди, рожденные на земле, наделенные свободной волей. А чтобы просить за этих несчастных, нужно по крайней мере знать, что кто-то нуждается в заступничестве, в молитвах и просьбах. Нужно знать, что кто-то именно сейчас «там» расплачивается за свои необузданные желания, когда другие «здесь» готовят подобную программу развлечений для себя.
Ангелы приходят в ад и не только настолько сияющими, что нестерпимо больно от их света тем людям, кто видит ангелов. Прячутся все, за исключением искупивших свои ошибки. Для них свет ангелов становится зовом, откровением. Человек поднимает от своей работы голову вверх и вдруг понимает, что все позади, что пора уходить и его здесь ничего уже не держит. Его мягко и незаметно укутывают в покрывало света, присущего его душе, и проносят, как дитя сквозь все слои, мимо огня и полянки, мимо землекопов и их надзирателей, мимо проводников и их вагонов. Ждать свое новое рождение. И пусть это будет семья нищих или алкоголиков – он все равно будет человеком, все равно будет жить на земле и исправлять то, что внизу исправить невозможно. Он сможет творить. А это позволено только здесь, в мире материи. И, дай Бог, чтобы ему не помешали родиться, сделав аборт из благих побуждений или желаний, цену которым эта душа уже знает.
Знал же, что Сатана умер, что Люцифер умер и ад нужно чистить. Какого рожна открывал его снова? Видел ведь, знает тогда, что души выводят из ада.
Свидетелям назначено наблюдать за теми, кто проходит свой ад на земле, свое распятие. Нужно разве что и молиться за них.
Аркадий вернулся на полянку. Это был настолько знакомый адрес, что нет смысла настраиваться. Всё, как в жизни: первый раз - название улицы, номер дома, квартира, а потом уже идешь не задумываясь об этом. Проход оставался открытым. После последнего конфликта с Хранителями его решили не закрывать. Пока. Полянка – это маяк. Спуск с горы был открыт для поезда. Для крановщика все уже было знакомо, и он спустился вниз. Его встретили существа в темной одежде: ведь он дал им работу, постоянную работу. Аркадий попросил показать ему, что находится ниже этого уровня. Мало хорошего расположения к гостю, чтобы разрешить проход вниз, нужно разрешение «сверху», и только тогда - сопровождение. Работники сферы обслуживания туристов, оказалось, были готовы организовать эту экскурсию. Аркадий дома оставил не только физическое тело, так что остальные составляющие человека тела, приходилось защищать и здесь. Ему предложили надеть защитную одежду. Это был скафандр, в привычном понимании этого слова, сделанный из чего-то наподобие толстого, см 5, пластика. Этот защитный костюм покрывал все тело, облегая его. Мягкий и прозрачный, но там, где его касался огонь, костюм становился блестящим, зеркальным.
В этом виде его и отправили вглубь планеты. Здесь не было огня в привычном понимании, то есть такого, каким он видится на пожаре, в костре, в лаве. Это было почти белое пламя, как у форсунки доменной печи. Вот в эту форсунку и заходили люди, что-то там делали. Что именно – не понятно, и зачем – не понятно. Похоже, было, что они передвигают некие пирамидки в этом огне. Работа в этом аду, занимая минуты три, как бы сжигала некоторые земные долги за предыдущие жизни. Так что можно было возвращаться на землю к людям, рождаться снова. На земле может пройти за эти три минутки времени лет 120-150. Чтобы находится в центре этого огня, нужно настроиться на так называемые вибрации любви. Просто потерпеть не получится – нужно настроиться, тогда никакой жар не страшен. Пока Аркадий находился рядом с центром огня, его одеяние переливалось. То там, то там блеснет, то снова станет прозрачным. Как будто все на нем бликует. Ему настраиваться не нужно было, ведь он защищен скафандром. Примерно так себя ведут с окружающим миром люди, к счастью не все – какой такой там настрой, ведь мы цари природы. Люди в темной спецодежде вернулись обратно, а тех, кто обеспечивал в этом месте порядок, Аркадий не мог их увидеть, как не присматривался. Узнать больше, чем он видел здесь, в этом месте - не хотелось. Казалось, что он узнал все, что хотел. Возвращаться желания почему-то тоже не было, и Аркадий попросил показать ему, что находится дальше, «глубже» этого места. Для него наступил тот момент в жизни, который совпадал с планом его духовного развития. Оставалось только принять решение.
Как только он принял такое решение, то неожиданно провалился. Но падение затянулось так, что можно было несколько раз передумать идти дальше, понять, что возвращаться как-то поздно, и, возможно, испугаться. Падение на уровне человеческого сознания страшно не столько от осознания опасности для жизни, сколько благодаря инстинкту самосохранения, внутреннему чувству техники безопасности. Так же неожиданно падение прекратилось, и Аркадий оказался в очень красивой пещере. Вокруг него протекали реки лавы, со сводов капали переливающиеся капли расплавленных камней. Но это был не застывший музей чудес природы – здесь работали. Это было совершенно очевидно, но не видно самих работников. Вернее было видно их деятельность, но странным образом: они были как бы холоднее раскаленных камней (или горячее), лавы, и, когда они прикасались к стенам пещеры, к лаве, то на поверхности проявлялись отпечатки рук, тел. Они направляли потоки лавы, корректировали движение и ширину отдельных потоков. Не было видно и тех, кто контролировал работу здесь, кто планировал все происходящее здесь, кто знал, для чего нужно вообще что-то менять. Это и понятно, ведь руководители составляли одно целое с этим миром. Они не работали здесь, а были всем этим проявлением Сущего, частью Божьего Плана, Великими Стратегами мира, а тем более этой планеты. Они были своего рода руками организма, а те, кто работал здесь – инструментами. Отработав положенное время, работники сменялись другими. На реку Стикс это похоже не было. По крайней мере, описание ада по Данте отличалось оттого, что видел Аркадий. Вид не был ни зловещим, ни страшным. Сказать, что это дно ада – невозможно, потому, что нет предела, нет конца этому миру, но есть конец возможности его познавать. Есть ли такая возможность у Аркадия можно было узнать, только попытавшись идти дальше. А дальше можно было только войти в реку лавы и с ней течь.
Аркадий так и сделал. Он не сразу понял: его сознание виновно в том, что он ощутил жар от лавы или лава действительно настолько обожгла, что скафандр не сдержал этот жар. Ему спокойно кто-то сказал, что, войдя в эту реку, Аркадий умер на земле. Знакомое ощущение жара любви и вселенского спокойствия наполнило всё его существо: скафандр сгорел. «Ну, умер, так умер»- подумал Аркадий. Размышлять было некогда, а вот рассматривать, куда и как текут подземные реки, было, пожалуй, интересно. Сообщаю страждущим читателям, что в этом состоянии зрение панорамное, т.е. обзор не круговой или стерео. Обзор шарообразный. Лава текла мимо пещер, одна красивей другой. Рассмотреть большую пещеру, в которой переплетались и соединялись другие потоки - не хватило времени потому, что поток начал затягивать пловца в воронку. Сопротивляться не было смысла: ведь он хотел следовать за потоком. Поток захлестнул его и утянул настолько глубоко, что определить это не получалось. Утонув, Аркадий вдруг оказался на свободном пространстве. Куда подевалась лава, река – было настолько непонятно, что лучше было оставить затею понять. То место, куда попал Аркадий, было похоже на большое облако из камня. Не статичного камня в нашем понимании, а газообразного камня. Это огненное каменное облако парило и таяло под ним. И все же Аркадий стоял на нем уверенно. А что под облаком? Очень хотелось заглянуть вниз. Он очень осторожно перегнулся и глянул вниз: там была чернота. Тьма была живая и очень красивая. Казалось, что она состояла из серебристых эллиптических, концентрических колец. Их не было отчетливо видно, они были более многомерной составляющей всего пространства. Они были видны и не видны. Но поражало более всего не это, а огромный раскаленный шар посередине. Что-то в этом во всем напоминало луну ночью, но шар поражал своей мощью и еще зеленым цветом. Да! Огонь был изумрудно-зеленый. Очень, очень яркое солнце. Удивительно, непонятно. Да это же !? – «Солнце Ровного Давления, дубина!» - сказал кто-то рядом. Дубина была согласна с этим утверждением. Ощущение сжатой мощи поражало, захватывало. Как туго сжатая, звенящая пружина. Тронь что-то и этот шар разлетится на куски с огромным взрывом, разнеся на атомы планету и все живое на ней. Убери шар и получишь ещё одну «чёрную» дыру. Увидеть Солнце Ровного Давления, не умерев - невозможно. Но умереть ради такой возможности стоит. Тем более, что и по другую сторону жизни далеко не всем дается этот шанс. Забавно, что СРД служит для поддержания противодавления массы планеты и является по своей сути живым существом. Как впрочем всё, что от Бога. А рассуждения по поводу – убери этот шар и всё разлетится или появится чёрная дыра не более, чем бред механистического восприятия действительности.
Аркадий ощущал возможность погрузиться в этот мир глубже. Это было что-то вроде ощущения тяжести, позволяющего упасть, нырнуть… проникнуть за пределы этой картины. Только чернота не казалась пустой. Это было невероятно и пугающе. Он пискнул, что решил возвращаться. Возвращение отличалось от проникновения вглубь ощущением возрастающего холода.
В каком-то месте на своем обратном пути Аркадию встретились высокие существа. Они были больше двух с половиной метров. Хотелось сравнить их с длинным шкафом на ногах с глазами по бокам. Возможно, скорее всего, глаза на чем-то держались, а не жили своей отдельной жизнью, как казалось. Однако ощущения нелепости их вида не было, а было ощущение их мудрости, ума. Это были игвы. Древняя цивилизация, живущая независимо от смены власти на земле, но тесно связанная с живущими на земле людьми. Технически игвы были более развиты, намного больше современных людей. Их город, где оказался Аркадий, был очень чистым, светлым, но не белым. Что освещало город, их мир вообще – не понятно. Свет был равномерно приятным. Дома высокие, сероватые, с высокими арочными окнами. Понятно, что и окна и дома высокие, раз уж высокие жители. Встретился на улице местный изобретатель с каким-то приспособлением, которое, судя по производимому действию, было пылесосом.
– «Да, с мусором у нас проблемы, - сказал игва, встретивший Аркадия, - он все время появляется. Понятно откуда его происхождение, но что делать с ним – решать приходится нам, а не людям на земле».
– «Вы хотите сказать, что мусор на земле как-то переходит в мусор у вас?» - спросил Аркадий, высоко задрав вверх голову к собеседнику.
- «Да, гигант мысли. Не сами же мы его разбрасываем. Это своеобразное проявление хаоса, допущенного людьми в своем окружении. Нерационально используемые средства жизнеобеспечения». При этом разговоре аАркашиген старался держать дистанцию, чтобы не дымиться.
Разжевывать эти обстоятельства не было смысла, ведь Аркадий и сам прекрасно знал, что земля превращалась в гигантскую свалку неиспользованных возможностей, напрасно потраченного сырья, варварски использованных природных материалов. Это не только полиэтиленовые пакеты и пластиковые бутылки, что весной прилетели. Сам-то Аркадий с женой тщательно сортировали и утилизировали свой мусор своими же силами, и понимали, что мусор вокруг дома с ними не связан, как не связан и с таинственными пришельцами, посеявшими его. Ему бы такой пылесборник, вернее, пылеубиватель не помешал бороться с дематериализацией чужого мусора. Миниатюрный МПЗ мусоропреобразовательный завод.
Аркадий присмотрелся к «пылесосу». В руках игвы был шланг, на конце которого были три воронки, узкой частью вперед, а широкой примыкали к одной, выходящей от шланга. Вокруг этого своеобразного наконечника была черная спираль, переходящая в ручку-шланг. Воздух по шлангу подавался к воронкам? Из воронок струились белые веревочки. Веревочками казались именно струи, потому, что странно изгибались, когда уборщик поворачивал шланг. Белыми они были потому, что почти не пропускают свет. Это были или высокоскоростные струи воздуха или другая форма материи. Пыль и мусор в струях от воронок поднимался и преобразовывался во что-то невидимое. Пылесос состоял из одной ячейки подкачки, трех других рабочих ячеек и генератора стандартных сигналов. Показали Аркадию это устройство и рассказали для того, чтобы он смог разработать такое на верху. Ведь количество отходов на поверхности земли, на орбите может привести планету к экологическому коллапсу, и тем же игвам придется не сладко. Игвам итак приходится все время корректировать свою жизнь, из-за «разумной» деятельности людей. К диалогу люди готовы не были. Почти не были, за исключением Даниила Андреева, да еще этого слесаря МСР. Игвы многих людей на земле знают, технические идеи подбрасывают, но, скорее всего, на уровне сознания люди этого не понимают. Конечно, озабочены этим не только игвы. Все понимают, кроме людей, что войны и вооружение тяжело отзываются на всех и «вверху» и ниже уровня цивилизации людей. Увеличившиеся теракты в последнее время , дают понять, что угроза исходит не столько от танков и пушек, сколько таится в самих людях. Перед этой угрозой бессильны в любом месте, любые люди, даже милиционеры. Единственная защита – нужно абсолютно всем стать благожелательными друг к другу. Новые технологии, типа «летающих тарелок» позволят перемещаться в любое место, сведя на нет традиционную защиту. Не помогут бронежилеты и охрана. Смерти людей игвам не нужны, технологии создания вооружения должны замениться новыми технологиями созидания. Использование газа и нефти рационально только на том этапе развития человечества, когда сознание не позволяет применять более совершенные технологии. Уровень духовного развития многих людей на земле достаточно высок, чтобы переходить к другим способам жизнеобеспечения. Противодействие развитию оказывают духовно отсталые люди, обладающие властью и рабы денег.
Аркадию посоветовали отдохнуть хотя бы день после возвращения домой: ведь сердце стояло какое-то время. Он проснется, но восстановить работу организма будет не просто. А раз он не призывает огонь для восстановления сердца, то остается только поберечь себя от тяжелой работы, чтобы не получить инфаркт. Ведь и сейчас, разговаривая с игвой, Аркадий испытывал сильное давление, как будто тело все сжато и горит. Да и эмоции зажаты, как и у самих игв. Там все без особых эмоций живут.
А что касается воронки, в которую затянуло Аркадия, то это центр силы. Такой центр силы получался у Гребенникова, когда он делал свои ячейки и вихри для антигравилета. Если сделать правильно воронку размером с ладонь, то, находясь над ней можно парить в воздухе. Такие «центрики силы» можно использовать на земле.
- Можешь убирать свою пыль без пылесоса, она просто исчезнет.
Аркадий не стал спрашивать, откуда собеседник знает о проблемах его дома, где пыль в таком огромном количестве оседает, что дышать трудно.
- Такая «струя» может резать кирпичи, камни лучше лазера. А ты перестанешь искать работу. У вас столько возможностей.
- Но нужны деньги, а моя работа не даёт такой доход, хотя 61 тысяча рублей в среднем по России уже неплохо, но как- то мало.… В моем возрасте на высокооплачиваемую работу уже не берут, а тяжелую работу я не потяну.
- Сделай рекламный стенд для начала. У вас 17 пунктов услуг наберется. Не растрачивай себя. Ты нужен. – Сказал игва.
Аркадий понял, что он нужен, как проводник между мирами. Значит, нужно сделать рабочую воронку. Применить ее на автомобиле…
- Вот-вот. Машинка у тебя есть. Экспериментируй. Можешь такой маленький узел сделать, что ни один «гаишник» не заметит. Равновесие не нарушишь, правила дорожного движения тоже, а полетать, где есть такая возможность, получится. С кого-то ведь нужно начинать перемены, не с олигархов же ваших.
- Почему воронка, а не пирамида так работает. У нас пирамидам сверхъестественные свойства приписывают. Мне раньше показывали возможности пирамидки.
- Какое было сознание, то и показывали. В природе форма пирамиды почти не встречается, а конус, воронка – часто. Гребенников вам всем подсказал, но дошли только фрагменты общей картины, поэтому не складывается, не удается повторить его аппарат.
Нужно было возвращаться, нужно вернуться на перрон, к полянке – и домой. Хотелось пообщаться с хранителями падших душ в темных одеждах и проводниками поезда. Но, приблизившись к перрону, Аркадий понял, что пообщаться не удастся – не с кем. Не то чтобы никого не было, просто все, кто находился в обозримом пространстве, разбежались, увидев Аркадия. Еще бы, от него исходил такой жар, что камни под ним проминались, а сам он был окружен изумрудным сиянием. Как только он это понял, то тут же поспешил подальше, чтобы немного поостыть, а там и домой вернуться не мешало бы.
Когда Аркадий проснулся, рот был сильно пересохшим, руки занемели, ноги не слушались. Занемевшие руки и ноги Аркадий растёр себе сам, чтобы не будить и не пугать жену. Кровь начала приливать, покалывать иголочками больнее, чем от того, когда отсидишь ногу или руку. Сердце болело, голова кружилась. Какой секс?!
Дорога на полянку быльем не поросла. Наоборот – она стала привычной. А все почему? Да потому, что кто-то решил закрыть этот проход в чистилище. И не просто кто-то, а те люди что знают об этом месте. Имея очень мощные инструменты для чистки ада, можно обезопасить себя от попадания в такие вот тёплые места. Почистил, как закрыл. Выглядит такое сооружение как стена, уходящая в небо, в стороны, насколько хватает взгляда, как бы из кирпичиков.
-Сообщаю далее, что этим дело не закончилось. После проведения одной из служб, где присутствовали существа с Ооатсамаа, на полянку спустился иссиня- тёмный свет, больше похожий на туман, люди, поезд и прочее оборудование исчезло. Похоже, что дорога в чистилище в этом виде работать перестала. Где и в каком месте находится этот портал ищу. Портал нигде. Дело в том, что условия проживания на этой планете ввиду неразумной деятельности людей настолько ужесточились(по просьбам самих людей), что ад тут и есть. Другого не надо. Переход из полянки на земле в полянку с огнём будет происходить не отходя от кормушки. И никакого паровоза.
- Да-а. Есть о чем подумать, - констатировала Юля. Как-то этот рассказ перекликался с одной историей как-то вскользь рассказанной Аркадием. Их много с тех пор, как он побывал на том свете. Нужно только порыться в записях и расшифровать собственные каракули. Только эту историю Аркаша не любил вспоминать.
«Дорога к склепу была ему знакома. Возле склепа в «предсклепнике сидели три пожилых женщины. Проведать единственную усопшую, находящуюся в склепе им было наконец то разрешено. Они знали, что в этом месте очень, очень холодно, поэтому оделись потеплее. Но что здесь делает он? Какая-то часть сознания Аркадия задавала вопросы. Самому себе? Возможно. Только сам себе он и давал ответы. Или не сам? Пока эти мысли суетились в его голове, тот Аркадий, что пришел к склепу достал из-за пояса связку ключей. Это была тяжелая связка старинных огромных ключей, каждый из которых был произведением искусства. Да, это были старинные ключи, совершенно не похожие на современные миниатюры. И каждый ключ он знал, очень хорошо знал. И совершенно отчетливо понимал, что ключи были у него всегда.
Женщины встали с каменной скамьи, приготовились войти внутрь, смиренно опустив головы. Вода на полу не сулила ничего хорошего, но здесь она была какая-то живая в отличие от воды склепа. Их калоши вряд ли могли помочь им там, внизу. Аркадий отпер тяжелую железную дверь:
- Входите.
В усыпальнице уже много лет покоилась его знакомая. Только какой это был покой? Для покойницы смерть по сути так и не наступила по-настоящему. Она мечтала о смерти день и ночь, день и ночь. Но и день и ночь здесь были одинаковы и бесконечны. Время здесь тянулось дольше, чем земное. На земле со дня ее похорон прошел не один десяток лет, а здесь… Здесь был каменный склеп, в который вел длинный холодный каменный коридор в несколько десятков метров. На каменном пьедестале в склепе, стоял гроб из камня. Лежать в нем было не комфортно. Женское сознание, заключенное в этом теле живого мертвеца, изнемогало от жесткого ледяного ложа, от тьмы и холода. Она вставала во весь рост на каменном постаменте, но каждый раз содрогалась от предчувствия холода воды на полу, по которому так хотелось пройти. Вода была везде на полу. Она была мертвенно-черной и ледяной. Дверь у входа скрипнула и обитательница склепа кинулась к своему гробу, поспешно приняв необходимое для нее положение. Это было совершенно необходимо. Настолько необходимо, что не вызывало даже сомнения, не вызывало и желания даже думать на эту тему. Только где-то в сознании скользнула привычная человеческая мысль, что своим видом она может напугать, так как давно мертва для людей.
Аркадий вошел первым и сразу же отметил, что покойная легла в спешке, не поправив на себе одежду. Да и как можно поправить одежду в гробу с такой же тщательностью, как это делают родственники? Аркадий склонился над ней и немного поправил платье, прежде, чем подошли женщины. Они всё так же покорно и смиренно склонили головы и замерли рядом с гробом. Но у мертвеца возникло подозрение, что ее рука лежит не так и она не смогла преодолеть желание поправить свою руку. Одна из женщин вскрикнула и отшатнулась:
- Она не хочет? – испуганно выдавила из себя посетительница, не обращаясь ни к кому. Все женщины переглянулись и немного отодвинулись.
Ну, какая женщина удержится от соблазна посмотреть, какое впечатление она произвела на окружающих? Ведь любимой она была только в сознании Аркадия, а так - обычная женщина со своими слабостями. Она открыла глаза и посмотрела перед собой, не поворачивая головы. А в поле ее зрения был только он – Аркадий, Ключник. И Он грозно взглянул на нее, заставив спешно закрыть глаза. Женщин это незначительное событие повергло в полнейший ужас и они поспешили к выходу. Странно, что и сами посетительницы были не в мире живых, но такое поведение усопшей им не нравилось, ой как не нравилось. По щиколотку в воде, сопровождаемые Ключником, испуганные, они поспешили уйти. Когда тяжелая дверь закрылась за ними, что-то с силой грохнуло в нее изнутри. Она не шелохнулась и не открылась, да и ключ в замке уже сделал оборот. Все равно, что биться о скалу, только безумие может заставить это делать. Совершенная безысходность!
Аркадий спокойно открыл маленькое окошко в двери и посмотрел : на него смотрели глаза покойной. Столько в них было злобы, ярости, ненависти! Не приходилось сомневаться, что стоит открыть ей дверь и она порвет всех на части, не известно за что, все равно кого. Это не были глаза безумного ожившего мертвеца, это были глаза обычного человека. Значит, не пришло еще ее время. Он сожалел о том, что и в этот раз она не поняла ничего. Жалел ли он ее? Нет, это была не жалость. Это чувство можно назвать бессердечием, но так это зовётся в мире людей. Ключником он был по воле Бога и в этом он был, как преданный пёс, который безусловно любит своего хозяина, сделает все для него, не обсуждая и не сомневаясь.
И почему-то в голове все время звучала песня : «Светят ли звёзды во тьме голубой.
Бьётся ли дождик по луже рябой.
Это не важно не так это важно.
Важно что б кто-то был рядом с тобой.»
К чему бы это? К кому это относится?
День, наполненный привычными действиями, сопровождался этой песней. Она то отвлекала его от других мыслей и заставляла задуматься над смыслом слов, то наполняла приятной мелодией, подобно однообразному шелесту листьев. Мысли все время возвращались к этой проблеме. Проблеме? Но в чем именно была проблема и была ли вообще? Были сомнения, это точно. Никто его не грыз, в смысле угрызений совести, просто мысли все время наталкивались на вопрос: кто она? А следовательно – за что ей это? И тут же возникало ощущение сопротивления с ее стороны разрешению этого вопроса. Что-то Аркадию препятствовало. Казалось, что и сам-то он не хочет ничего знать о ней, о причине столь суровой изоляции. Одно было очевидно: преодолевать препятствия, даже если это сама память, нужно в меру своих сил. Всё само разрешится в свое время.
Но уже вечером того же дня стало понятно, что само собой не только не разрешилось, но усугубилось. Что-то тревожное заставило Аркадия заглянуть в склеп. Он был ошеломлен. И было от чего: такой скорости он еще не видел в том мире, такой ярости не ожидал. Женщина в длинном платье, сильно тронутом тленом, превратившим ткань в серо-коричневую тряпку металась по склепу со скоростью ветра. От этого она выглядела, как бесформенная мочалка, попавшая в вихрь. Она билась об стены в бессильной ярости, отлетала и тут же натыкалась на противоположную стену. Нужно было срочно успокоить ее. Вода начала медленно подниматься. Понять, что в этом мире в воде она может так же двигаться, как и без нее, женщина не смогла бы и угомонилась бы. Ужесточение мер не радовало Ключника. Но что-то делать ведь надо! Самый лучший способ – обратиться за помощью в молитве. Если какое-то решение вызывает напряженность, сомнение, то нужно направить свои мысли в другое направление.
«Полет грязной феи» внезапно прекратился, когда склеп превратился в светлую комнату. Обычную комнату, уютную, теплую. Вода на полу исчезала быстрее, чем могла бы испариться. Но она и испарялась в то же время. Но свет… откуда свет? Аркадий был только соавтором этого творения, а светом был огненный шар. При чем огонь был не сам в себе огонь, не сам по себе, а огонь для одного конкретного человека. Это значит, что его свет и жар был настолько щадящим, чтобы не травмировать натерпевшегося тьмы, человека. Хотя сколько бы света не отмерил этот живой огонь, шок все равно был. После векового заточения в сыром и темном склепе вот так вдруг получить столько света!!!
Метаморфозы на этом не закончились. Комната приобрела вид жилища с кроватью и шкафом для одежды. Одежды? Да, в шкафу была одежда. Это была одежда того времени, которое остановило стремительный бег жизни этой молодой женщины. Длинные, струящиеся шелком пышные платья, мелкие атрибуты моды… Нет, они не нужны. Они уже не нужны. Они еще не нужны? Просто не нужны искушения душе, не обретшей еще покоя, понимания, смирения.
- А откуда взялся этот шар? – спросила Юля, удивленная таким поворотом событий, таким поступком своего мужа. Хоть Аркадий и стал менее категоричным в своих действиях, все же суровое решение ему было присуще больше. Но это было несомненно мудрое решение.
- Я не знаю, откуда, но это электронное присутствие того, кто откликнулся на мой призыв о помощи этой душе. Это…, это… Варвара. Да, точно, Варвара. Я тебе ее как-нибудь покажу.
- Я помню икону с её изображением, ты стоял возле нее в церкви.
- В склепе, то есть в комнате, сейчас уже вполне комфортно. Лучше оставить ее осваиваться.
- Ты по-прежнему не знаешь, кто это в заточении? А в заточении?
- Да. Комфорт – не значит свобода. Но мне уже разрешили задать вопрос. Видимо мне придется заплатить за эту просьбу о помощи. Я вмешался – за это есть своя цена. Ее ждала вторая смерть, если она не изменит свое сознание. Бесконечным это заточение вряд ли будет. Пусть попробует так понять, что от нее требуется.
Утро на этот раз не заставляло куда-то спешить и Аркадий лежал, устремив свой взгляд на потолок. Хотя, это только так казалось. Юля знала этого «мужичинку»: мечтательность ему не свойственна. Она по-кошачьи потянулась, и приподнявшись на локте, заглянула ему в глаза. Она ждала. Он это понимал.
- Я думал, что это моя бабка. Но это не она.
Понять, что Боря навещал свою подопечную было не сложно.
- А почему – бабушка? Она казалась знакомой, родной и недавно умершей?
- Ну, не очень-то и недавно. Лет двадцать прошло. Мне казалось, что в таких условиях дольше находиться нет смысла. Это у нас день, а там как минимум месяц проходит. По крайней мере в том месте, на том уровне. Это была моя старая знакомая. Настолько старая, что прошло уже несколько веков у нас. Она знает, что умерла, но человеческое сознание крепко в ней сидит.
Когда-то, мы вместе с ней удостоились возможности получить тайные знания, подобные тем, что мы с тобой получаем сейчас. Тогда это было намного сложнее: доступ к ним был предельно ограничен.
- А что, сейчас он менее ограничен? Это только кажется, что всё доступно. Сознание людей контролируется такими средствами, что тогда и не снилось. Да к тому же рождаются в конце времен как очень светлые души, так и очень темные. Им-то эти сокровенные знания не нужны, у них свои знания. А основная масса людей - под контролем, «глушится». Посмотри, что нам показывают по телевизору…
- «…И тут Бендера понесло». Я же не спорю, если ты заметила.
- Извини – наболело.
- Предполагалось, что это тебе было интересно, кто же эта пленница.
- Я поняла, что ты узнал что-то, но ведь и тебе было не все равно, кто она.
- Если ты имеешь в виду имя, то не могу вспомнить, да это и не важно. Мы знали, что такие знания могут легко перейти в магию. В то время я уже где-то в подсознании помнил, что занимался магией и повторять свой опыт никак не хотел. Она не заметила, как перешла этот рубеж. Деньги, власть над людьми, над обстоятельствами – мощный стимул.
- Но ведь тайные знания дают такую же возможность. Алхимия дает все необходимое человеку!
- Когда переходишь на сторону тьмы мало необходимого, нужны излишества. Пороки нужно чем-то подкармливать. А они очень ненасытны, как ты знаешь.
- Догадываюсь.
- Она занималась тем, что рекламируют сейчас экстрасенсы. То есть привороты, отвороты, денежные успехи, венцы всякие там безбрачия, неудач и т.д. А когда начала отнимать по заказу жизни, то пути назад у нее уже не было. На тот период. Она стала могучей колдуньей, настолько, что принимала участие в заточении Розы Света. Даниил Андреев ее другим именем назвал.
- Но раз уж ты имеешь сейчас к ней отношение, то и ты мог участвовать в этой эпопее с Розой Света?
- Я был на другой стороне. Но, видимо, что-то там не доделал, если сейчас ее сторожу. Это занятие не очень-то приятное.
- Сейчас ей легче. Тебе не так тягостно видеть ее, как в склепе.
- Как знать, что легче, а что – нет. Она сейчас освоилась, но еще очень удивлена. Надеюсь, что она все же задумается, сколько дает свет возможностей. Что такое беспросветная тьма она уже попробовала. Никто ей не помог с той стороны, а своих сил, своего колдовства там почти нет.
- Я думаю, что ей тьма привычнее. Свет ее может слепить. На ее месте я бы задумалась, где лучше жить, если комфорт в жизни ей был нужен больше, чем просто хорошим людям.
- Может ты и права, может в склепе ей привычнее. Только за то время, что она там была отношение к миру в ней осталось мрачное, она ничего не переосмыслила.
- Почему ты так думаешь?
- К ней, помнишь, приходили три женщины? Они пришли ее простить, в надежде, что она за это время всё поняла. Для них это было очень трудно. Она вместо того, чтобы просить у них прощение, притворилась мертвой. Они и испугались. При мне им ничего не угрожало, но ее силу они помнили и поспешили уйти, раз прощение не состоялось. Вместо извинений она хотела разорвать их на части, ее бесило их великодушие. Когда-то она их просто растоптала, а теперь они – великие души, а она бессильный раб своей злобы, и жалкий узник мрачного подземелья. Ее охранник тогда казался ей мелким неудачником, не способным извлечь пользу из своих знаний, а ей поклонялись сильные мира сего, деньги и слава текли рекой. А теперь она не может пошевелиться под одним только взглядом этого неудачника. Сидит под замком, а все ключи у него. Там гордыни – не меряно!
Тот рассказ уводил Юлю в какие-то мрачные дебри. Аркадия тоже мало радовали такие картины. Гораздо интереснее другие истории, которые можно увидеть во сне без специальной подготовки. Жаль, что не все их успеваешь записать подробно.
ГЛАВА 21 «Сны».
День прошел, раздав сапфиры света
Сумерки втащили тихо тьму.
Спящее сознанье ждет ответа
Ночь ответы принесет ему.
«Индия. Он – мальчик. В его семье живут два слоненка. Слоненка – это так сказано, судя по возрасту. Это две девочки и они очень большие. Одну зовут Чари, а другую – Дана.
Чари игривая слониха, очень добрая и умная. Они обе умные, но Чари знает когда можно играть, а когда – нет. Сама игру не начинает, а если играет, то прекращает играть сразу, как только перестают с ней играть люди.
Совсем другое дело – Дана. Это просто большая во всех отношениях, проблема. Слоны – часть семьи людей. Это не щенки или котята, которым позволяют играть хоть на голове у людей, грызть тапки, играть веревочкой, катать клубок, умиляясь их игрой. Слоны больше похожи на детей, которых любят и заботятся о них. Но и не дети, само собой. Они – дети Бога Ганеша. Люди служат слонам, а слоны людям и почитают друг друга. Когда слоны растут их нужно приучать к служению, к жизни с людьми. Мудрость слонов позволяет обойтись без дрессировки.
Но Дана…Мальчик сидел на циновке недалеко от родителей. Женщина в красивом красном сари разговаривала с мужчиной в белой одежде о чем-то. Мальчик к ним прислушивался, как вдруг из-под него выдернули циновку. Ясное дело это сделала Дана. Как же ей объяснить, что так вести себя нельзя? Необходимо именно взаимопонимание. Мальчик встал, посмотрел в ее глаза и сказал, что так делать нельзя. Снова сел на циновку. Дана тут же толкнула циновку хоботом и она вылетела из-под мальчика. Если нельзя выдергивать, значит нельзя. Но ведь что-то же делать нужно! Мальчик понял: если сидишь спиной к Дане – жди подвоха, это точно.
Дана никого не оставляла без своего внимания. Со слонами должен заниматься мальчик, и он задумался, что с ней делать. Как объяснить слону на своем человечьем языке, что от него хотят? И как понять это огромное создание, понять, что она хочет, почему так делает? У родителей были гости и они что-то обсуждали. Лучшее время, чтобы отвлечь слона и постараться объясниться с ним. Аркадий по себе уже знал, что для общения с животными нужно отойти от стереотипов общения между людьми, настроиться на них по-другому. Мальчик, видимо, тоже знал об этом.
- Ты не должна мешать людям заниматься своими делами.
- Я не мешаю, я с ними занимаюсь делами.
Ее ответ мальчик понял, глубоко заглянув в глаза этому огромному созданию. Маленький человечек и огромный слон. Какие могут быть воспитательные меры?
- Посмотри, как спокойно ведет себя Чари. Ты разве не можешь спокойно стоять? – Мальчик мысленно представил себе, как должна стоять Дана.
- Но как же я тогда буду жить? Это не интересно!
- Тогда тебя поместят в клетку и будут выводить только на работу.
Клетки для слонов были и мальчик знал, как они выглядят. Так что прекрасно представил их в ответ на удивленный взгляд Даны: огромные прутья, толщиной с ее бивень.
- Тогда между мной и вами будут эти прутья?
- Да. И ты не сможешь выйти. Но лучше, если ты представишь эти прутья перед собой, если люди не готовы с тобой заниматься, играть.
-Я не хочу такие прутья! Нет. Нет.
- Тогда сама реши, что представить в виде прутьев между нами.
Слониха опустила голову и задумалась. Она вынуждена была задуматься, потому, что мальчик был очень чем-то недоволен в ее действиях. Чем именно – не понятно, но так, как он схватил ее за уши и заглянул в глаза, очень глубоко заглянул, говорило о серьезности его действий. Она еще немного так постояла, а потом села.
Отец мальчика посматривал в его сторону, отвлекаясь от важного разговора с гостями. Но когда мальчик отошел от слона, а слониха осталась сидеть, он удивленно то ли спросил, то ли констатировал:
- Дана медитирует?!
- Да, отец, думаю это так.
Ближе к вечеру слонов повели купаться. К реке в это время отправились и люди. Солнце было темно-красным, воздух прозрачным и чистым, а река, как и положено в Индии, река была мутной. Слоны заходили в воду и шумно обливались. Мальчишки бросались гурьбой и радостно брызгались, как все дети. Когда слоны шли купаться, крокодилы уплывали как можно дальше. В реке вообще водилось много всякой живности, но рядом со слонами было спокойно. Взрослые люди делали омовения чинно и одето: только ноги, руки и лицо. Это было омовение-молитва реке, как проявлению Сущего. Жаркий день не мог подарить такого удовольствия, как река, вода.
Дана с удовольствием подставляла бока мальчику, играла с ним, они брызгали друг друга. Чари тоже играла с мальчиком и другими детьми. Неожиданно Дана поскользнулась и начала падать. Мальчик оглянулся и на нее и отметил, что Дана посмотрела, куда обрушится вода от нее, когда она будет падать. Всё сходилось: брызги достанутся почтенным старцам и женщинам, стоящим на мелководье и самозабвенно умывающимся, скрещивая в почтении руки на груди в конце каждого священнодействия с водой.
Слоны, падая, подставляют хобот, подгибают ногу, чтобы смягчить удар. Дана же падала всем тело прямо на бок. Сомневаться в ее замысле не приходилось. Сказать, что людям достались брызги от слона все равно, что ничего не сказать. Это был просто шквал брызг, маленькое цунами. Мальчику казалось, что все попытки договориться с ней были напрасны. Он вышел из воды и грустно побрел прочь.
Взрослые не заметили подвоха и кинулись поднимать священное животное. Она позволила им помочь себе, позволила отмыть ил с боков, но увидев огорченного мальчика ринулась к нему, расталкивая сердобольных помощников.
Он не повернулся к ней. Дана виновато подтолкнула его бивнем, который был размером с его руку от плеча до кончиков пальцев. Нежно так подтолкнула, виновато. Он уходил. Она тихонько дотрагивалась хоботом до его плеча, груди, стараясь обратить на себя внимание. Мальчик глянул на нее. Глаза у слонихи были грустные, виноватые.
- «Значит, поняла, что не стоило это делать. Поняла, что можно, а что нельзя».
Вслед им смотрели люди на берегу. Они знали, понимали, что этот мальчик связывает слонов и людей вместе. Он – связующее звено между ними и природой вокруг. От него что-то зависит в этом мире, но что? Очень мудрые люди понимали связь всего сущего, но уже не могли слушать голос животных. И эти почтенные люди стояли мокрые и не совсем чистые от ила. Стояли и с пониманием смотрели на мальчика и на слона.
Мальчик знал, что у него сейчас первый период в жизни. Будет еще второй и третий. Знал, что в их глазах он не мальчик, не ребенок, а человек, проходящий свой первый период. Когда наступит его второй период, он будет ходить в одежде всегда, не сможет в одной набедренной повязке купаться в реке при всех. У него будут заботы, связанные с рождением детей, обеспечением семьи. Будет и третий период, когда можно уйти в природу, уйти от человеческого жилья и забот подальше и раствориться в этом чудесном мире. Его дети не будут зависеть от него и он будет свободен от обязанностей перед людьми. Он будет свободен для общения с Богом и Его творением.
Все имеют эти периоды, поэтому люди знают и чтят законы, по которым живут. С почтением приносят еду и одежду человеку, готовому уже уйти от суеты мира. В этом периоде люди священны. Если они приходят к жилью людей, им кланяются и предлагают всё, что у них есть. Жизнь таких людей священна. Вообще священно желание людей жить по своей воле.
Священно желание слонов поступать так или иначе. Если со слоном есть взаимопонимание, то его действия мудры с точки зрения людей, удобны и понятны. Но уже мало кто может с ними разговаривать. Мальчик знал о слонах, как и о себе дальше этого дня. Знание жило с ним неразрывно, не деля себя на годы, не думая о названии третьего периода, как старость. Он знал, что так будет. Знал, что Чари вырастет еще больше и у нее будет семь слонят. И Чари это знала. Ее спокойствие не заслонялось суетой будней, суета не заслоняла картину будущего.
Дана в своих играх отвлекала внимание и не могла видеть свое будущее. А мальчик видел. Видел, как она защищает город и свою семью людей от любой угрозы. Он видел, как она отгоняет леопарда от детей и взрослых людей в их дворе. Видел ее возмужавшей и величественной. Казалось, что она воительница, держащая оборону всего города от врагов».
Аркадий проснулся. Странный сон. Удивляться таким снам он перестал настолько давно, что даже вспоминать когда именно не имело смысла. Просто Аркадий стал другим человеком. Его жизнь уже не втискивалась в узкие и тесные рамки обыденности этого мира. Куда надо, если надо, он попадал и не засыпая. Жизнь в двух мирах стала ему привычна после последней клинической смерти. Жизнь со своими законами и правилами, со своими особенностями. Странным сон казался сейчас только потому, что не просматривалась четкая логическая цепь, ведущая в его жизнь или продолжающая непрерывную цепочку событий. И он не помнил такой картины в Янтарной Комнате Хранилища в эфирной октаве Света. Этот сон больше походил на интересную, но фантастическую историю. Получался какой-то экскурс в чужую сказку. Ну, что ж, так тому и быть. На этот раз его помощь ночью никому не понадобилась.
- Ты чувствуешь свою связь с Индией?
- Нет, не чувствую.
- А когда кино про Индию смотришь, особенно документальное?
- И тогда ничего.
- А я чего. Да еще как чего! Аж дух захватывает и слезы выступают. Запахи, музыка, привычная одежда. Но ничего толком не помню. Разве что, когда мне очень больно, то пару раз попадала куда-то. Рассказывать не хочется итак боль все нервы вымотала. Когда эта болезнь уже закончится? Сколько лет еще ждать?
- Давай я тебе тогда еще что-нибудь вспомню про Индию.
- Давай.
- Люди там не едят мясо не потому, что запрещено религией, а потому, что не нужно. Это все равно, что есть землю. Если голод или такие обстоятельства, когда нет еды, чтобы выжить – тогда едят. А если есть другая еда, то зачем оно? Просто в крайних мерах нет необходимости, потом не отмоешься.
Видел свои руки. Они такие черные и худенькие. Руки маленького мальчика 10-12 лет. На реке были другие дети в отдалении от меня. Вход в реку просторный, по краям росла трава около метра высотой, деревья раскидистые, низкие, узловатые.
Мама в красном сари с покрытой головой. На руках очень естественно и гармонично выглядят браслеты из золота. Отец в белой длинной рубашке и узких белых брюках. На голове квадратной формы со скругленными углами, головной убор. Гости с непокрытой головой. Мама была выше отца ростом. В воспитании детей не было лишней строгости, не было осуждения. Если мальчик злился, кричал, то это было естественным проявлением роста, становления. На этом не останавливали внимание и ребенок, «сбросив пар», продолжал вести себя спокойно.
- Интересно. - И все равно Юля помнила свою картинку.
«Боль окутывала плотным туманом, расползаясь сначала из одной точки, а потом заполняя собой все вокруг. Она понимала, что миру нет никакого дела до ее страдания, мир живет по-прежнему своей жизнью. Это понимание рождало чувство, что между ней и миром соткана невидимая преграда. Сквозь нее видно все было как в тумане, но она ведь оставалась такой же только глубоко залегли складки на лице давая ясно понять, что это боль владеет ее существом сейчас, это ее опознавательные знаки.
И самое обидное, что это тот внутренний враг, сразиться с которым самой невозможно. Если поединок в разгаре то в одиночку не справится. И на грани понимания бьются как две птицы две мысли: одна - жить, жить! Другая – скорее бы этот туман стал погребальным саваном!
Не знаешь, сколько будет длиться эта пытка, не знаешь расстановку сил противника, его мощь. Знаешь только, что нужно терпеть, нужно чтобы гримаса боли не искажала черты лица, не будоражила мысли близкого человека.
Но боль все нарастала, не ослабевая свою хватку. И в какой-то момент она из хищного беспощадного зверя превратилась в друга. Нет, скорее в туроператора. Какое-то заоблачное турагенство решило выдать путевку в экзотическую страну. Видимо она была оплаченной, если Ю не чувствуя никакого морального дискомфорта оказалась на берегу моря с чистейшей водой, что само по себе в нашей обыденности экзотика. Одна лишь тень желания и она уже над морем. Или над океаном? Внизу остров. Все наполнено запахом моря, солнца, ветра. Он был настолько терпким и емким, что передать словами трудно. Сами слова остались где-то там, а здесь были чувства в чистом виде. Капельки воды хрустальными искринками пронизывали ее тело и как-то нежно в нем звенели. Она впитывала эту синь неба и лазурь воды всем своим существом и пьянела от счастья.
К этим понятным ощущениям примешивался незнакомый едва уловимый запах. Или это был вкус? Может быть просто ощущение. Что это? Она как бабочка на свет потянулась к источнику сладкого счастья.
Островок. Деревня. Хрупкая девушка. На ней многоцветное сари. Да нет, это же многоцветье самих эмоций молодой женщины совсем недавно ставшей матерью. Это буйство красок радости, нежности, любви, заботы, удивления, ответственности и еще, еще чего-то, что определяет роль женщины, в полном сознании давшей рождение целому миру в этом маленьком теле».
ГЛАВА 22.«Акция спасения»
У ворот сигналила машина. Юля не поняла, чего это она столько сигналит, если Аркадий все равно там, возле ворот. Пришлось спускаться вниз, идти через весь двор, чтобы убедиться: машина сигналит не зря, потому, что Аркадий залез в смотровую яму и вылезать оттуда не спешит. Даже если он смог бы отпустить то, что изо всех сил держал на весу под машиной, все равно толку от него было бы мало. Он никак не был готов к тому, что привезут остатки бетона. Немного, всего 2 тонны. Две тонны! Эта новость свалилась на Юльку практически всей тяжестью. Радоваться? Да, двор теперь можно доделать, будет новенький и чистый. Только после бессонной ночи и борьбы с астмой Аркадий никак не мог этим заниматься, и не мог оставить срочную работу.
Юля соображала иногда быстро, поэтому мило улыбнулась, весело сбегала за резиновыми сапогами и лопатой, успокоив мужа, что ей это ничего не стоит сделать. Пустяки!
Бетономешалка избавилась от своего груза привычно быстро. Сашка уже не первый раз привозил им остатки бетона в обмен на бартерный ремонт своего карбюратора. Только товар на этот раз был далеко не первой свежести. Юля это поняла после нескольких минут бешеной работы. Бетон твердел на глазах, лопата уже не черпала, а вгрызалась в массу. Поднять ее стоило таких усилий, что слезы катились из глаз и невольно прорывался стон. Только бы не волновать Аркадия, только бы не вызвать очередной приступ, ведь он так устает от них.
Как глупо выглядит баба с лопатой по колено в бетоне. Еще немного и из нее получится статуя в память об утерянной возможности освоить две тонны счастья. Наконец наступил такой момент, когда Юля не могла зачерпнуть лопатой даже чайную ложку бетона. Она села посреди дороги и горько заплакала. Руки дрожали, колени подкашивались, но бетон лежал в плоскости, а Аркадий так и не увидел ее титанических усилий.
Она едва дотянула до вечера, до заслуженного отдыха, а наутро была вознаграждена: муж подарил такое интересное путешествие, что все их проблемы меркли. Машина времени, телепортация… Зачем такие сложности, чтобы таскать за собой громоздкое усталое тело? И ведь всего ничего времени прошло с тех пор, как люди перестали ездить на телегах, каретах чтобы увидеть кусочек мира, в котором живут. И это после тряски и других неудобств. Сейчас перелеты, переезды, таможня, гостиница и другие мелочи путешествий тоже мешают полностью погрузиться в новый мир. Полностью осознать его мешает и наше ограниченное восприятие окружающего.
Лучше всего соединить свое подсознание, сознание, сверхсознание, бессознательную часть существа, сдать в «гардероб верхнюю одежду» и всем этим комплексом отправиться на любой концерт или куда захочешь. Кому-то хватает телевидения, чтобы путешествовать не вставая с уютного дивана. А Аркадию оказалось этого мало. Программу он выбирал себе сам. Сколько каналов? О-ох, этот вопрос крайне интересен сам по себе.
Аркадий лежал на диване и рассказывал о ночном путешествии.
- Как только я заснул, то попал, как обычно для отдыха, на планету. Освещения вполне хватает для того, чтобы увидеть всё, что там есть в пределах видимости. А видно там очень далеко, судя по линии горизонта. Получалось, что планета эта в несколько раз больше Земли.
Там есть берег моря, где песок в виде крупных и не очень кристаллов, почти прозрачных. Впрочем сидеть на них комфортно. При попытке пустить блинчики по поверхности воды, кристалл запрыгал к горизонту, где и скрылся . Почему-то представилась байдарка с гребцом на пути моего кристаллика. Мрак! В воду лезть как-то не хотелось: что то похоже на кислоту на основе кремния, но очень красивого палевого цвета. И блики на этой воде такие странные, не похожие на лунную дорожку на нашем водяном, море.
Небо чудное, всё в звёздах, они крупные хорошо видны и разноцветные. Одна планета переливается как мыльный пузырь, завораживает. Размер средней звезды что то 1/3 видимой луны. Небо тёмное звёзды и планеты видны отчётливо, как перед восходом солнца.
Сидел на берегу рядом с деревом. В этом месте берег немного выдается в море мысом. Дерево похоже на кустарник со множеством стволов высотой метра три угольно-черного цвета. Листья узкие и длинные, все они висят вертикально. Когда появляется солнце они становятся параллельно поверхности планеты.
Впрочем есть и радостные новости - фауна присутствует, правда не видна. Проход сквозь кустарник не затруднён ничем, тем более, что ветки кустарника принимают положение, которое не затрудняет проход. Они как бы обтекают фигуру. (Наверное там не принято обходить деревья). Остаётся форма проходящего тела ещё какое то время. Что там проходило до меня - остаётся загадкой. Форма проходившего там до меня тела как то настораживает.
- А ты туда еще раз сможешь попасть как-нибудь?
- Зачем как-нибудь? Сейчас и попробую.
Юля собралась было идти готовить завтрак, чтобы оставить мужа для эксперимента, но не тут-то было. Аркадий начал рассказывать, что происходит в реальном времени.
Аркадий очень быстро оказался за пределами нашей галактики в промежутке, где захватывает дух и все холодеет внутри. Там нет материи, нет света никакого вообще. Ничего нет! И тем не менее он довольно быстро преодолевается.
Галактика. Она не цель путешествия и он пролетел сквозь нее. Это заняло столько же времени, сколько нужно, чтобы пройти через комнату. Следующая галактика была вся огненная, а в третьей галактике находилась та планета, куда он попадал уже, где отдыхал и куда направлялся.
Это был не сон, который диктует свои условия течения времени и событий, поэтому можно спокойно все рассмотреть и все, что возможно выяснить.
Планета действительно намного, намного больше нашей Земли. Планета окружена очень странной атмосферой. Аркадий это понял, когда поднялся над планетой и посмотрел на расстоянии на нее. Снаружи планета оказалась синей. Вокруг были обычные звезды. На поверхности планеты вид звездного неба резко отличался от того, что было видно снаружи: звезды выглядели очень крупными, а планеты - тем более. Каждая планета была не меньше трети нашей луны. Особенно поражала та, что переливалась, как мыльный пузырь.
Атмосфера была «увеличительным стеклом» или, по крайней мере, только внешний слой атмосферы. С одной стороны планета была освещена, но откуда свет, было не понятно. С другой стороны была кромешная тьма. Именно тьма, потому, что такая чернота пространства была непривычна.
Аркадий пришел в то место, где он уже был. Там по-прежнему была синяя трава, странное дерево с множеством стволов, бирюзовое с палевым плотное море и берег из прозрачных кристаллов. Но на спокойном прежде море, было яркое световое пятно. Аркадий подлетел поближе и увидел, что это прожектор, направленный в его сторону. Очевидно, его заметили в прошлый визит, когда он кидал камешек. Теперь сюда прислали корабль.
Оказалось, что в тот период на планете, когда пришел Аркадий, только корабль мог преодолеть море. Только тогда он мог скользить по морю, а в другое время – нет. Летать же в то время наоборот было трудно. Скорость у кораблю очень маленькая и вышел он еще до того, как туда снова явился Аркадий кидать камушки. Камушек был как бы частью цепи примет, по которым узнают, что это именно тот гость, что нужно.
Что на уме у местных жителей – не понятно, но ощущения опасности нет. На всякий случай Аркадий приземлился сзади на корабль, с противоположной от их внимания, стороны. Корабль был похож на наш эсминец, с очень узким и высоким корпусом. На нем было подобие паруса, или надстройки, но как приводился корабль в движение было не понятно. Жидкость казалась неподвижной за бортом, но все же слышались такие же звуки, как у нас, когда вода плещется о борт.
Его увидели и начали подходить на корабле (подскальзывать, подплывать). Жители выглядели похоже на людей: круглая голова, туловище с руками и ногами. На голове были белые волосы, торчащие кверху треугольниками. Два больших глаза и небольшой нос пропорционально расположены на светлом лице. Рта не было. На них было что-то вроде юбочки, подчеркивающей талию и брюки до самого низа. Одеты были все одинаково, видимо это форменная одежда.
Они как-то непонятно подняли вверх руки, видимо приветствуя его? Корабль устремился назад, к горизонту. Вода казалась плотной и корабль скользил по ней, но не так быстро, как хотелось Аркадию. Он ускорил его движение, примерно с 20 км в час до 200. Никто не возражал, только волосы на головах приняли горизонтальное положение.
Корабль причалил к берегу, выйдя из тени. На берегу их уже встречали, Аркадию приготовили что-то типа носилок или паланкина. Это были красиво изогнутые и украшенные четыре стойки и платформа между ними. Аркадий видел всё круговым зрением, и, видимо, сам представлял форму шара или мог становиться им.
В знакомой ему части планеты постоянно было как бы начало вечера: еще не сумерки, но далеко не день. Там, где корабль причалил к берегу был день. На небе уже не было видно звезд и планет, так как на небе было огромное солнце. И оно было уже размером в полнеба. Увеличивающий эффект атмосферы добавлял очень много к этому зрелищу.
Аркадий был поражен тем, что увидел. Протуберанцы нам уже знакомы по нашим научным наблюдениям нашего солнца, но огромные реки на поверхности этого солнца не были похожи ни на что. Постоянное движение потоков света и смена цвета на поверхности светила завораживали. Это солнце было намного, намного дальше, чем наше от нашей планеты. Сама планета была сейчас в дальней части своей орбиты от солнца. Интересно, как выглядит небо, освещенное солнцем, когда оно наиболее близко? Если небо видно, или вообще видно хоть что то.
Дорога была не длинной и скоро они пришли на большую выпуклую поляну, пройдя через город. Дома в городе были почти все в форме цилиндров. Некоторые дома в виде срезанной с двух сторон полусферы. Улицы все извилистые. Вдалеке, за поляной, возвышалось что-то вроде памятника. Это была спираль-пандус непонятно как начинающаяся и где точно заканчивающаяся. На чём она держалась не было видно. Внутри неё, находилось сооружение высотой метров 150, диаметром 30 – 40 метров, напоминающее ракету. Наверху сооружения был шар.
Аркадий увидел на этой полянке немного в стороне небольшую реку, которая никуда не текла. Вода была такая же, как в море. Жители избегали касаться этой жидкости. За полянкой, за памятником были горы. Вернее это были скалы, напоминающие частокол. Острые пики этих зубьев были густо расположены на большой площади.
Оттуда что-то летело. Когда это что-то подлетело поближе, Аркадий увидел существо, напоминающее немного летучую мышь, но на вид пострашнее ,очень страшное. Такое впечатление производили крылья, составляющие одно целое с туловищем. Крыльями существо не махало, оно вообще не делало никаких движений телом. По сути это был летающий вытянутый треугольник. Острый угол был хвостовой частью, а противоположная сторона была впереди и являлась основанием головы такой же формы. На концах крыльев или двух передних углов треугольника были очень отчетливо видны пальцы с когтями. Голова тоже была одним углом назад и двумя углами вперед. Вот на этой-то передней части головы и были глаза по обе стороны от огромной пасти. На первый взгляд и по нашим представлениям, в пасти были огромные зубы. Существо на вид не было агрессивным и это побудило Аркадия поинтересоваться, насколько ошибочно его представление о зубах.
«Треугольник» подлетел поближе и продемонстрировал свои зубы. Это были белые треугольники, расположенные в шахматном порядке. Когда рот закрывался, то эта решетка из треугольников как-то складывалась. Оказалось, что из-за недостатка света им приходится летать как бы с открытым ртом, как понял Аркадий. Чем темнее место полета, тем больше приходится раскрывать эту своеобразную решетку, улавливающую свет-энергию. Они сами напоминали камни, среди которых жили.
В той части, где были скалы Аркадий увидел ярко освещенное, почти горящее, пятно 250 метров в диаметре. Он приблизился туда, подлетел. Внутри этого круга света находились небольшие существа с треугольными головами и с круглыми. Они казались детьми и тех и других жителей планеты. Вокруг них сидели тесным кольцом взрослые, встревоженные чем-то, «треугольники».
Среди круглоголовых на полянке царило возбуждение. Складывалось впечатление, что между треугольными и круглоголовыми идет длительная война. Аркадий должен быть решающим звеном в этой войне. Что делать – он не мог еще понять. Не мог понять их речь, жесты. Но судя по тому, что треугольник подлетел к поляне свободно, он не был явным врагом. Аркадий пытался разобраться в этом. Треугольник подлетел еще ближе к Аркадию и, как бы, обнялся с круглоголовым, демонстрируя свое отношение к нему. Всё начинало проясняться.
Цикл вращения планеты по орбите включал в себя ночь, длящуюся 3600 у е и день, длинной в 1200 у е. Или скорее всего зиму и лето, а ночь и день находились на самой планете постоянно. Сейчас было начало ночи, или зимы? Солнце то приближалось, то удалялось, а планета всегда была повернута к солнцу только одной стороной.
С теневой стороны поверхность планеты освещалась рассеянным в атмосфере светом. Там не было растительности, а поверхность земли была изрезана радиальными трещинами. Это были трещины такого размера, что дна не было видно. Треугольники там не летали из-за недостатка энергии света. Но внизу что-то слабо светилось, видимо какая-то форма жизни все же существовала.
Ночной период планеты был наиболее комфортным для круглоголовых жителей, назовём их женщинами. Когда наступал день, то женщины уходили в ту часть планеты, где было относительно темно. Тогда «треугольники», которые были, опять же, скорее всего мужчинами на этой планете, занимали всё свободное пространство и дома в городе. Для них жар светила был необходим. А «грело» оно уж очень интенсивно. Но и они в пике активности солнца прятались от его лучей время от времени.
Сначала Аркадий решил, что это Альдебаран, но засомневался. Спросил название звезды, а произнести не смог. Имя солнца похоже на дуновение ветра и выглядит, как график. Изображение имени просто возникает перед ним. Только выглядит этот график объемно. Он симметричен относительно горизонтальной оси координат и имеет объем. На нашем уровне развития мы видим только внешний контур таких графиков. Да еще только по одну сторону от оси координат. Язык дельфинов по сложности чем то похож,. Почему-то на ум пришло определение «антитентура» для объяснения расположения нашей планеты и этой цивилизации.
В темный период мужчинам не хватает сил для общения с женщинами, потому, что питаются они светом, теплом. В жаркий период мужчины активно работают, но в этот период на общение не готовы женщины, поэтому для них остается только период утра и вечера. То есть несколько сотен лет, когда светило еще не приблизилось или уже начало удаляться.
Очень редко планета приближается еще к одной звезде, когда жар становится нестерпим для тех и других. Эти две звёздочки имеют общий центр вращения, но как это выглядит в реальном времени понять ума не хватает.
Женщины получают питание и от земли. Там они ходят по траве и она из синей становится зеленой или даже красной. Их «волосы» играют роль таких же собирателей энергии, как «зубы» у «треугольников». Как еще, от чего еще они получают энергию – специально не интересовался, это значит не понял.
На планету когда-то прибыли незнакомцы. Это с ними началась война, своеобразные боевые действия. Похоже, что это отсталые цивилизации, желающие поселиться на этой планете, или получившие позволение поселиться. Они несли с собой разлад и сильно тормозил развитие коренных жителей. Мысли, эмоции пришельцев обладали свойством тормозить активность действий местных жителей.
Распознать внешне их было трудно, но в присутствии такого чужака не хотелось работать, появлялась сентиментальность, непонятная стыдливость, страх и другие искажения. Чужаки отнимали энергию местных жителей таким непонятным им образом, что разобраться в происходящем удалось не сразу.
Когда местные жители поняли это, то обратились к своим покровителям с молитвами. Архангел их звезды Тир-трот и Архея Тир-ти сказали, что чужаков нужно убрать с планеты, уничтожить их жертвенники, а алтари разрушить. Каждый, абсолютно каждый житель планеты был готов отдать жизнь ради освобождения, но убивать они не могли, хотя сами погибали во множестве от этих пришельцев. Оставалось только молиться о помощи и собирать по всей планете чужаков, чтобы оградить себя от их распространения. Их поместили в горящий круг, в котором и увидел их Аркадий, и охраняли.
Охранять было трудно, потому, что чужаки воздействовали на волю охранников, вызывали чувство жалости. Сами они становились маленькими потому, что не получали энергию в той мере, что получали на воле. Видимо вид маленьких подобий жителей планеты производил ещё более разрушающее воздействие на аАркашигенов, по крайней мере на круглоголовых.
На мольбу о помощи в дневной период откликнулся кто-то из светлых цивилизаций, как бы той же тентуры. Тогда и появился тот памятник с подиумом и ракетой. Вернее это был не памятник в нашем представлении, а геометрическая форма, которая должна была изменить баланс на планете так, чтобы чужакам стало невозможно там находиться. Но чужаки все же еще остались и никаких изменений не почувствовали. Им это сооружение не мешало, его предназначение им было не понятно.
Все поняли, что щадящими методами решить проблему не получается. Оставалось ждать того, о ком говорилось в пророчестве. Еще 500 у е прошло, пока на планету не пришел Аркадий в ее ночной период. Он понял, что в освещенном круге среди скал собраны чужаки со всей планеты. Чужаки вообще очень находчиво подбирали способы воздействия на логику местных жителей, чтобы им не мешали жить, как они хотят. Удерживать их в заключении было морально невероятно трудно, но нужно было безукоризненно выполнять приказ Архангелов, раз уж об этом молились. Это было единственным выходом, пока не пришел тот, кто может уничтожать.
То, что это тот, кого ждали, местные жители поняли по приметам: 1-огненный шар, внутри которого черное пламя, которым был Аркадий; 2- кристалл, брошенный им на поверхности моря; 3- придал большую скорость кораблю, 4, 5… - всё сходилось. Чтобы сопоставить эти приметы с явлением Аркадия местным жителям не нужно было заглядывать в древние манускрипты – все знали эти пророчества, кроме, разумеется, самого Аркадия.
Разобравшись в ситуации, Аркадий завис над освещенным местом в скалах, где пришельцев охраняли мужчины-«треугольники». Он увеличил интенсивность своего света. Из шара со светлыми лучами, похожими на язычки огня, он стал синеогненным раскаленным шаром. В это время дома его тело начало мерзнуть.
Пришельцы сгорели все, от них остались панцири, похожие на черепашьи. Аркадий решил сжечь и их, но треугольники бросились в огонь. Сначала Аркадий как бы оттолкнул их от огня, посоветовав таким образом отойти подальше из соображений безопасности. Язык местных был ему не понятен, приходилось своими действиями искать подтверждение своим догадкам. Бесполезно.
Он что-то предпринимал и наблюдал как отнесутся аАркашигены. Жители были недовольны, что им не дают принести себя в жертву. На лицах круглоголовых эмоции читались относительно просто. Аркадий растерялся. Потом понял, что жечь панцири не нужно. Он решил, что молекулы все равно останутся и развеются по ветру. Тогда заразу не остановить.
Аркадий решил заключить все останки в кристалл. По сути он превратил эти панцири в структуру кристалла, как бы наслаивая друг на друга. Форму он придал такую, какая ему показалась красивой. Это было похоже на здание театра оперы в Австралии на Земле, в Сиднее, только прозрачное. Сделал вокруг пандус-спираль, закрученный кверху против часовой стрелки, обезьянничал наверно.
Женщины тут же начали обливать всё это чем-то зеленоватым, что приносили мужчины. Скорее всего это была похоже на жидкость их рек и морей. Кристалл зацементировался этим прозрачным составом. Но сам кристалл не стал незыблемым монументом, в нем видна была жизнь.
Поначалу в кристалле такого вида, как сделал Аркадий видно было движение, но за пределы выйти ничто не могло. Можно было уже оставить это место и улететь. Оказавшись на большой высоте от огромного кристалла, Аркадий оглянулся и посмотрел на него сверху: кристалл изменил форму. Мало того, он начал показывать то, что есть у нас на Земле.
Аркадий вернулся. Женщины на пандусе как-то защелкали от удивления. Прошло еще какое-то время и уже множество местных жителей пришло смотреть на это представление. Напряжение после многих лет войны спало, но вместо отдыха теперь все ринулись изучать эту живую книгу. Аркадию не оказывали почестей, потому, что понимали, как и он сам, что без помощи богов не было бы ничего сделано. Он проводник, исполнитель Воли Бога, которая явилась на их молитвы. Он и сам не понимал, как ожили картины его мира в этом кристалле. И он со своим несовершенным сознанием не знал еще, кто помогает ему уничтожить тех, кто был не нужен здесь и создать все это.
Когда кристалл показывает египетских богов, например Анубиса, Тота, Гора, то все становятся в молитвенную позу наших верующих. Архангел Михаил с мечом, как песчинка по сравнению с их Архангелом Тиртотом и Археей Тирти, которых увидел там Аркадий.
Нашему Архистратигу местные жители кланяются. Матери Марии почему-то начинают медленно качаться из стороны в сторону. Другим представленным людям оказывают другие жесты почтения.
А тем временем на солнце появился мальтийский крест в знак того, что с пришельцами проблема решена. Пока на этой планете были чужаки, планета была видна во всех галактиках, как черная. Наша планета кстати тоже черная для других, и очень выделяется на фоне всеобщего света.
Долго еще Аркадий рассматривал мысленно увиденное на той планете. Он теперь знал, что может призвать на помощь Архангела и Архею из того мира. Их имена тоже выглядели объемным графиком, но Аркадий как бы сделал срез и по плоскости изображения звука сделал аналог их имен на нашем языке. На это была Воля Бога. А вот призывать их на их языке опасается. Да и вам не советует – платить за призыв будет нечем..
На другой день Аркадий снова направился на ту планету, посмотреть на свое сооружение. Только вот сооружения не было. Вместо него был куб метр на метр, наверху которого горел ярко-белый огонь. Скорее всего это был огонь Максин, судя по тому, как пострадало существо с круглой головой, сунув руку к огню. Часть руки без дыма и пламени просто исчезла.
Аркадий еще немного задержался, куб тоже исчез. На этом месте осталась только выжженная земля. Видимо огонь появился после того, как все возможные картины проявились в том месте. Он сжег все и ушел. Пространство, занимаемое раньше кристаллом с пандусом сорока метров в диаметре, стало пепелищем. Постепенно на него нарастала трава. По нашим меркам очень быстро, буквально на глазах. Относительность времени вообще присутствовала на всем протяжении этой акции.
- А что еще ты узнал? Не думаю, что на этом все закончилось, - спрашивала его жена. Аркадий уже знал туда дорогу, знал у кого спрашивать и как выяснять.
- Оказывается, что у жителей планеты есть период спячки, а чужаки не давали им спать своей деятельностью. Треугольники ложатся на бок, круглоголовые становятся им на нижнюю лапку, прислоняются к той части их тела, которая становится вертикально в этом положении, у которой посередине расположена голова-треугольник. Их головы оказываются примерно на одном уровне. В этом положении они замирают и почему-то как бы сливаются с окружающим.
Прошел еще один день. Аркадия что-то отвлекало за рулем, всё было, как в тумане, голова плохо соображала. К вечеру, когда дневные заботы отступили, оказалось, что он был предметом обсуждения, это его и отвлекало, затягивая в эту чью-то проблему. Он решил, что нужно вернуться на планету и посмотреть, там ли причина беспокойства.
На планете всё было спокойно, жизнь налаживалась в привычном русле, какой была до появления чужаков. Оставаться там хотя бы для отдыха не имело смысла. Ему казалось, что присутствие на планете того, кто уже помог, могло расхолаживать местных жителей, давать надежду воспользоваться еще и еще раз его помощью в чем-то. Что-то смутно всё же тянуло его и Аркадий не стал сопротивляться этому чувству.
Он оказался в своем человеческом виде в просторном зале, в котором заседали люди, похожие на соседа по их прежней квартире, бычковатого занудного парня с психическим расстройством от усердного учения в вузе и собственных вокальных этюдов.
У них были крупные круглые головы с тщательно уложенными волосами. Такие все лоснящиеся и уверенные в своем совершенстве. Так и казалось, что им присуще выступление на трибунах, декламирование стихов, напыщенные речи. Этакие прилизанные менталы. Холеные пальчики с маникюром, не знающие никакой работы у таких людей вызывали скорее брезгливость, чем уважение. Впрочем, как и всё остальное в их облике. Однако это были люди, у которых была проблема.
Аркадий прислушался. Речь шла о нем. О его действиях на той планете, где присутствовали совсем недавно их представители. Его действия возмущали этих умных людей. То, что они были умны было очевидно. Обсуждение сложившейся проблемы привело к решению вызвать Аркадия к ним на заседание. Они еще обсуждали, как его позвать, когда Аркадий дал о себе знать:
- Я не против с вами говорить, но не на вашей территории.
- Хорошо, мы можем перейти в другой дворец.
- Дело вообще не в дворце. Не у меня, не у вас, а на той планете.
- Нет, это невозможно, нам туда нельзя.
Аркадий подумал немного и согласился обсудить ситуацию у них на месте, но позвал Архангела и Архею с той планеты себе в помощь. Судя по их разговорам, они были мастерами ведения таких собраний. Присутствовала логика, умело подбирались веские доводы, находились слабые места у противника. Аркадий опасался, что почувствует себя виновным в происшедшем и предпримет что-то для этих людей, чтобы исправить свою ошибку. Сомнения закралось уже тогда.
Заседание тщательно обставили по всем правилам: Аркадий впереди, лицом к собравшимся. Дверь в зал заседания заперли. Ясно было, что нужно было удержать его в случае его бегства. Выступающих было много, в зале человек 200. Доводы были опять же аргументированы и доходчивы.
Получалось, что цивилизация прекрасно развивалась благодаря именно тем качествам, что были ими привнесены в жизнь обитателей той планеты. Доказывалось, что жалость – это великое чувство, которое облегчает жизнь многим, кого-то спасает от смерти. О сострадании речи не было. Соперничество необходимо для развития и стимулирует действия и т.д.
Возразить было нечего, Аркадий начал переживать, что так жестоко поступил. Но в глубине росло чувство, что его втягивает, как воронкой в глубокий омут. На душе становится душно и темно. Ясно, что они обладали оружием политиков мастерски.
Кто-то из присутствующих вставал на его защиту, кто-то наоборот, возникали споры между ними. В результате Аркадий ощущал то помощь, то осуждение и казалось, что здесь есть его друзья, которые хотят защитить просто из сострадания, а не потому, что считают его правым. Он вообще всегда чувствовал себя неловко, когда его вызывает «на ковер» начальство. Нужно было срочно остановить это представление, этот хорошо поставленный спектакль. Что не понимаешь умом, то подскажет сердце.
- Хорошо, скажите, кто здесь главный.
Из зала вышел вперед один человек и представился. Все восторженно к нему отнеслись, подтверждая его полномочия. Совершенно очевидно стало, что начальник всего этого сидел в третьем ряду, скромно и неприметно. Это он был кукловодом. Аркадий это понял. Еще он понял, что их методами ничего решать нельзя. Он применил свои методы, которыми он пользовался, попадая в астрал с его заморочками и иллюзиями.
Люди перестали быть людьми, когда жар начал их обжигать. Они выглядели какими-то бесформенными амебами, кто-то был похож на треугольных или круглоголовых жителей той планеты, где побывал Аркадий, кто-то походил на сморщенный маленький сухарь, на стариков его родной планеты Земля.
Тело их не имело собственной формы. Даже их стулья перестали быть стульями, а стали какими-то ложементами. Это были подставки, придающие и поддерживающие необходимую в данных обстоятельствах форму тела.
Кто-то пытался бежать, но двери были заперты. Они были настолько уверены в своем превосходстве, что не подумали о таком повороте событий. Некоторые стекали грязными лужицами к подножию этих «стульев».
Аркадий не хотел их уничтожать, но происшедшее превращение его удивило. Появился смрад. Казалось, что холеная внешность тщательно скрывала гниль души, мыслей. Этот запах ни с чем не сравнить. Запах горелой плоти присутствовал, но не удивлял, даже не мешал, а вот мерзкий запах самой их сути вызывал тошноту. Аркадий начал жечь сильнее, чтобы уничтожить эту вонь. Его что-то останавливало, и он прекратил экзекуцию, когда в живых осталось четыре «человека».
Голос он услышал, но кто говорил не видел. Очевидно это говорил Архангел, призванный Аркадием, имя которого лучше лишний раз не называть:
- Вам не распинать его нужно, а благодарить. Передайте это другим. Он помог вам самим, предотвратил ваше окончательное падение, остановил нисходящую спираль ценой жизни всего лишь миллиона ваших посланцев на той планете и ценой жизни тех, кто был только что здесь. Вас намного больше, но вы должны понять, что и на его планете и на других планетах вас не должно быть, - говорил Архангел.
Они были на многих планетах и приобрели некоторые черты жителей этих планет. Они не имеют летательных аппаратов в нашем понимании, они перемещаются в более тонких телах, проникают в умы. Они используют в своих целях новые обстоятельства, в частности на нашей планете, и быстро применяют свои технологии. Манипулируют сознанием создавая проблемы с терроризмом, нефтезависимостью и т.д.
Боря проснулся от тошноты. Его теперь и дома преследовал этот незнакомый чужой запах. Он спустился вниз, выпил сока. Хотелось помыться, но это вряд ли помогло бы. Вспомнил молитву и прочитал ее с полной самоотдачей вместе с Юлей. Визуализировать то, что он просит не было особой нужды, потому, что видел все это слишком явно.
«Святой Архангел Михаил, сохрани нас в Армагеддоне, будь нам защитой от нечестия и сетей дьявола, мы молим смиренно. И ты, о Князь Воинств Небесных, мощью Божьей, свяжи силы смерти и ада, семя Сатаны, ложную иерархию Антихриста и всех злых духов, рыщущих по миру на погибель душам, и препроводи их на Суд Священного Огня для вынесения им окончательного приговора. Низвергни темных и их тьму, злодеев и их порочные слова и дела – причину, следствие, запись и память - в Озеро Священного Огня, «уготованного дьяволу и ангелам его».
Во имя Отца, Сына, Святого Духа и Матери. Аминь».
На другой день появилось ощущение, как будто кто-то говорит о нем. Обсуждают проблему, связанную с событиями на тех двух планетах, где только что побывал Боря.
Объемные слова их языка напоминали график. График имени планеты, где Аркадий сжег чужаков похож на звучание-значение слова Ооатсамаа. Планету, где шло заседание с его губительным для большинства чиновников, участием, Боря вообще не видел. Но жители этой планеты были озабочены проблемой явления такого масштаба
Они ведут активную деятельность на Земле, им нужно во что бы то ни стало найти того, кто их уничтожает. Была сформирована группа поиска. Основным объектом внимания стал Орден масонов, всё еще существующий на Земле.
Эта сильная организация с большим потенциалом, глубокими и мощными корнями, уходящими в далекое прошлое, несколько деградировала, но ведь всё еще существовала. Многочисленные секты совершенно не могли быть приняты во внимание, их деятельность направлена только на самих себя. Хранители Пламени тоже не являлись активными противниками, вообще противниками не были по сути. Они защищались своими велениями, сглаживали острые углы и негативные процессы на Земле. Они что-то знали об иллюминатах, но дальше этого знания дело не шло.
Аркадий представлял явную угрозу их существованию на Земле, управлению умами людей. На Земле законы отличаются от тех, что были на Оатсаме, здесь достаточно одного человека, сделавшего призыв к силам Света, чтобы пришельцев убрали с планеты или уничтожили. Так что найти его необходимо. То, что он не завязан ни на какую организацию для них просто невероятно, потому, что сами они живут единым разумом, подчиняются общей идее и знают, кто из них, что и где делает.
- «Ну что ж, пусть ищут», - подумал Аркадий. Строить вокруг себя защиту он умел. Помочь ему в этом есть кому. Но кому конкретно он обязан помощью на Ооатсамаа?
После работы с железяками трудно стать настолько легким, чтобы проводить ночь в мире духа. Часто приходится побарахтаться в астрале. Астрал может подсказать своими мрачными и грязными местами, что не мешало бы проснуться и банально сходить в туалет. До большинства людей стараются достучаться символическим снами, чтобы подсказать направление действий в жизни. Человечество сон проводит по большей части там, в астральном слое. Единицы обращаются к сонникам за расшифровкой символов, а трактователи снов со времен древних правителей как то повывелись.
Оставалось предполагать, что здание со множеством комнат, которое приснилось Аркадию объясняет существующую систему вовлечения в зависимость от структуры чиновников. Таким образом Аркадия, как и любого другого человека ограничивают рамками структуры, останавливают творческий рост, снижают потенциал и делают роботоподобным. На семейном совете так и решили трактовать мутный сон. Подсказкой могут быть дальнейшие события или действия.
Аркадий и Юля событием считали не только действия, но и информацию. Четкая и понятная она появлялась не зависимо от времени дня или ночи. Было бы только время поделиться ею. И уж если хочется за ней обратиться к Богу, то не надо терпеть. Оставалось лишь выбрать к кому лучше направить свои призывы. Можно, конечно произнести истинное имя Бога - Я Есмь Кто Я Есмь. Можно назвать Его любым из множества имен, можно обратиться к Его Великому или малому проявлению. Что созвучно, то и нужно звать. Почему-то Аркадию на этот раз хотелось обратиться к Господу Шиве.
Зов заставляет ответить. Но настолько! Аркадий приближался к Господу Шиве! До какого-то места было нестерпимо жарко. А потом, как бы за гранью дозволенного стало комфортно. Тогда он узнал, что именно Бог Шива окружил его своей мощью, чтобы действовать на той планете. Бросание камешка, как ни странно, было тестом на пригодность для этой миссии. Черный огонь внутри горящего шара, которым тогда и был Аркадий – это та защита, которую ему обеспечил Шива. На заседании «прилизанных менталов» Аркадий был в своем тонком теле, но под защитой Большого Архангела, имя которого называть часто не решается.
- Сравнивать свои способности со способностями Божества не совсем благоразумно, однако полное ощущение, что жар лишь инициирован мною. Остальное делает божество. Кстати, при применении диспенсации для удаления падших, обязательно показывают по телевизору в деталях как это выглядит. Как и было сегодня. Не знаю радоваться или готовиться.
Еще позже Аркадий сначала почувствовал, а потом и обнаружил круглоголовых рядом с собой, когда читал веления, «Волю Бога». Они точно, как я повторяли, а окончания читали очень четко. Они оказывается настраивались на наше примитивное средство общения словами, а когда поняли, то смогли поговорить с Аркадием.
Когда Аркадий наведался на полянку, где были вагоны в ад, то обнаружил, что туда же наведывались и жители той планеты, где он помогал убирать чужаков, Ооатсамы. Эти друзья закрыли вход в ад и опустошили место «отдыха». Ад теперь был на земле, а грешники… кто знает куда их поместили.
Для визита Аркадия к ним в гости сделали аттракцион: симулятор ИЛ-2. Только самолет почему-то не летал. Странно.
Что изменилось на планете Ооатсамаа? Что там сейчас?
То место, где был памятник, заросло местной растительностью. Это здорово! Ведь если на том месте, где что-то сделали люди ничего не растет, значит сделали не правильно и природа не принимает это место, не заполняет. По сравнению с нашими стараниями искалечить землю асфальтом, чтоб было чисто для машин – это прямая противоположность. Вообще аАркашигены Ооатсамаа находятся на том уровне материи, где нет нашего физического тела, вернее оно не такое. Семь тел, составляющих человеческое творение неизменны повсюду на этом уровне творения. Но это не значит, что они не материальны. Их физическое тело менее тяжелое, менее плотное. Их мир более реален, чем наш физический, который они прекрасно знают. Знают, что наш мир - это мир иллюзий. И это уже не раз говорилось многим мудрецами нашего земного мира.
Они не вознесенные существа, они проходят обучение на следующей ступени, свой класс, свой уровень. Мы на земле учимся тому, как не надо жить. То, что у нас происходит – это пример полного безобразия. Как если бы дети разбросали игрушки и все переломали в своих играх и экспериментах по освоению этого мира. Ничего страшного, но познавать мир можно и иначе. И если кто-то научится играть и не ломать, то его переводят в старшую группу. Может это будет вознесение, а может жизнь на другой планете, более совершенной.
Интересно, каково им было на той полянке на земле, куда они прибыли для помощи? Насколько их духовное тело согласуется с нашим миром искуплений? В реальности этого мира не может быть сомнений. Придумать то, чего не существует Аркадий просто не мог.
Ооатсамаа находится далеко от солнца, это да, но того количества света хватает для развития, потому, что у них достаточно своего света души. Зачем тогда эти огромные линзы, которые создают ощущение больших звезд и солнца?
Благодаря этим эффектам атмосферы, как думал Аркадий, звезды кажутся ярче, а света больше. На самом деле атмосферы, как таковой не было. А насчет «кажутся» - вопрос остался открытым. Иллюзии там не в чести.
Аркадий наконец-то рассмотрел за счет чего изменяется звездная картина. В морях жидкость скорее всего была каким-то жидким газом, учитывая очень низкую температуру на планете. Когда смотришь на «воду», то она кажется лазурной, но под другим углом – палевой. Этот палевый цвет создает испаряющийся газ. Он поднимается высоко вверх и куполообразно расстилается над планетой. Этот купол, созданный из газа, окружает города оатсамян, постепенно перетекая в другое море. Так моря на всей планете перетекают одно в другое по надземному пространству. Это и есть те линзы, которые зрительно увеличивают звезды и далекое солнце.
Путешествовать по планете эти купола нисколько не мешают, Аркадий их просто не замечал раньше. Сами Оатсамяне не так свободны в передвижении, как Аркадий. Их треугольники могут летать, это понятно, но как? Препарировать их, чтобы разобраться в этом ни у кого даже в голову прийти не могло, слава Богу. Да и земных учёных вблизи не наблюдалось… ААркашигены были частью этого мира и жили по его правилам.
Круглоголовая часть населения обладала другими возможностями и характеристиками. Они и создали тот корабль, что привез Аркадия к их берегу. Корабль шел так медленно, потому, что его движущая сила создавалась за счет устройства испарения, которое Аркадий принял за парус. Очень низкая температура жидкости моря ,при большой скорости передвижения, могла просто раскрошить корабль. Разницу температур корабля и жидкости использовали для получения энергии движения. Сам принцип этого процесса позволял двигаться со строго определенной скоростью.
Аркадий не просто разогнал корабль, он поднял его до такого уровня, чтобы он почти касался поверхности моря. Естественно, «парус» повис за ненадобностью. Приближаясь к берегу Аркадий опустил корабль на море. Парус закончился. Для этого средства передвижения такое причаливание было экстремальным. Ремонтировали его потом по нашим меркам два года. Зато ученые разработали новые корабли, увидев с какой скоростью можно передвигаться. Теперь круглоголовые отправляются в очень далекие путешествия по своей планете в своем физическом теле.
Те, кто к ним пришли и сделали копии оатсамян, все же были не похожи на местных жителей. Они и сами не могли понять разницу. Казалось бы соблюдены все детали облика, но их распознавали. Пришельцы считали коренных жителей отсталыми, темными существами и стремились их приобщить их ко всем благам цивилизации, развитого по их представлению общества. Они ввели торговлю, внушали интерес к несвойственным местным жителям вещам, убеждали в том, что все население планеты испытывает нужду и они могут им помочь.
Утверждалось, что у цивилизации пришельцев высокий культурный уровень. Те Ооатсамаа-яне, кто поверил в это, начинали читать им свои стихи, чтобы поделиться своим культурным наследием. Их просто не понимали, никак не понимали. Возможно именно это стало своеобразным индикатором, чтобы распознать чужаков, вносящих разлад в жизнь всей планеты. А стихи коренных жителей этой планеты в переводе на земной язык звучат как прекрасная симфония. Их язык-график настолько многомерно- гармонично выглядит, что нам невозможно это даже представить.
- И это их-то хотели со временем полностью вытеснить пришельцы. А кто сказал, что такого не было на земле. Куда подевались жрецы, атланты, лемурийцы? Не все ведь настолько деградировали, что остались жить среди нас, рождаясь заново. Может быть всех вытеснят с Земли отсталые эволюции? Тогда нам пора пришла не убивать их, а срочно развиваться духовно и возноситься или рождаться в более высоких мирах. Что не делается – всё к лучшему. Пусть отсталые наследуют изуродованную Землю. Сейчас мусульманство бережет окружающее. Я так думаю, - потянуло Юлю на размышления.
- Отсталые цивилизации. Они их не приняли, не согласились с тем, чтобы пришельцы сместили постепенно на планете коренных жителей. А мы на земле приняли, стерпели, а позже уже просто не знали, что они здесь и кто они такие. Скорее всего будет война на земле. Воевать будут те, кто раньше этого не сделал и допустил их на землю. Они пришли, когда наши вибрации понизились до их уровня. Теперь у многих из них выбор: повысить свои вибрации или погибнуть на земле, чтобы найти подходящее место в других мирах, - внес с вою лепту в размышления Аркадий. - «Ангел наших более высоких и благородных Я остался бы навеки неизвестным в грубых каменоломнях наших жизней, если бы не взрывы несчастий, резец препятствий и наждачная бумага тысяч неприятностей».
ГЛАВА 23.«Юля».
Аркадий перелистывал записи Юли.
- «Как много она успела записать моих бредней!», - скорее с восторгом, чем с самоосуждением думал Аркадий. Сомневаться в своих путешествиях он не собирался. За исключением некоторых снов, назначение которых не еще понял. Ясно, что прожить столько ему уже не удастся, а уроки получать нужно в срочном темпе. Подсказки, подсказки, задания, уроки, примеры. Ох и яркие бывают иногда эти примеры. В условия урока иногда входит такое делать, что синяки на теле с утра не позволяют забыть увиденное и дают о себе знать еще долго.
Юля застала его за чтением ее каракулей. Она знала, что читать ему интересно. Интересно возвращаться в те места, где он побывал. Книга напрашивалась сама собой.
- Давай только кусочек историй запишу, чтобы книга маленькая получилась и не шокировала публику?
- На какую аудиторию ты рассчитываешь?
- Мне теперь все равно. Я считаю, что должна записать. Тамара, например, ждет твои истории. Я ведь знаю о ее чувствах к тебе.
- Подумаешь, помог на лекциях, на медитациях.
- Не прибедняйся. Девчонка увлеклась не на шутку. На смс-ки вся изошла. И ведь отличает твои ответы от моих. Меня терпеливо принимает, как неизбежное зло этого мира.
- А почему ей к тебе плохо относиться? У нее все равно никаких шансов нет. Она не глупая женщина, да еще замужем.
- Видимо стереотипы поведения других людей на меня действуют, раз я по ним сужу. Звиняйте, дядько, больше не буду.
И Юля принялась с большим энтузиазмом дописывать книгу и переписываться с Тамарой. Прошло немного времени и Юля отправила по электронке книгу в далекий Архангельск. Казалось Тома всем сердцем стремилась им помочь. Или не казалось, а так и было? Тем не менее она прислала деньги на ремонт крыши. Может быть она так прониклась состраданием к Аркадию и их положению? Но как ни говори халва, а во рту сладко не будет. Поэтому Тома пригласила Аркадия и Юлю в гости.
Зима – суровое время в жизни жильцов недостроенного дома. Просто немыслимо оставить его на две недели! Как новорожденного ребенка оставить без родителей на такой срок. Но и держать мужа возле себя не имело смысла. Иначе зачем писала? Читатели в том городе, где жила Тома, очень хотели увидеть автора, поговорить с ним. О чем? О том, как будет после смерти? Ну, скажем Аркадий им расскажет, что многие умершие не видят себя в гробу, но видят скорбь ближних. Хотят и не могут помочь, потому, что их никто не слышит и не видит.
Когда умерла бабушка Клава Аркадий был рядом и успокаивал ее. Она волновалась больше из-за того, что не так покрывало лежит, ноги не поднимаются, тапочки не такие надеты. Она была уже немного готова к смерти, но оставить свое тело без привычной заботы было трудно.
Может рассказать, что отца второго Иринкиного мужа напугали Аркадий и Юля своим огромным ростом, отличным от окружающих людей. Что его больше пугали те черные "кляксы", что покрывали большинство людей на похоронах. И если бы это были просто траурные одежды! Сейчас редко кто надевает на похороны черное. А без этого умершему человеку видно всю нечисть, что паразитирует на людях, видно истинную сущность знакомых и близких людей. А для неподготовленных душ это слишком тяжелое переживание.
Что он еще расскажет? К чему загадывать, если он и ехать-то не спешит. Она всегда будет с ним, ведь они неразлучны ни днем ни ночью. Что он будет там есть? С кем будет разговаривать, то и будет есть. Еще и лучше, что еда будет общая, тогда скорей настроится на восприятие окружающих его людей.
- Ну что ж, билет мне купили, надо ехать, - с грустью сказал Аркадий.
Роуминг оформили, все мелочи, предусмотрели. Даже просмотрели, где что и как выглядит в этом закрытом городе. Для Аркадия, к счастью, это труда не составило. Вокзал. Поезд. Все посты и проверки были там, где их видел внутренним зрением Аркадий. Не увидел он только то, что Донтелеком срочно поменяет правила и они с женой практически окажутся без связи. Мелочь – но все беды начались именно из-за этого.
Водоворот событий захлестнул Аркадия с головой. Люди шли в дом Тамары, как в мавзолей. Вернее больше чем в мавзолей, учитывая круглосуточный прием посетителей. Спать удавалось не больше двух часов. Юристы и простые служащие, военные и чиновники, женщины и мужчины шли и шли. Аркадий вникал в их проблемы и вопросы, удивлял и настораживал. Демонстрировал как он ходит по снегу, по их огромным сугробам. А вот звонить домой жене ему приходилось с мобильника Ольги с большой осторожностью и крайне немногословно. Была, правда, отдушина в один из одиноких дней: как-то утром приехал клиент Аркадия с просьбой дать ему на время паяльную лампу и распредвал. Юлька ухватилась с радостью за эту возможность позвонить мужу. Повод был веский и звонок был оправдан. Тома ответила, что Аркадий еще спит, но услышав, что просит кто-то, согласилась разбудить.
Господи, до чего же был родным его голос! Сонный, усталый, но четкий и добрый. Юля смущенно отвернулась от знакомого клиента, чтобы не выдать свои чувства. Она готова была во всех подробностях расспрашивать, где именно лежит то, что нужно, на какой полочке в каком ряду. Подробности ускользали, а она таяла и покрывалась «гусиной кожей» от удовольствия. Голос втекал в нее теплым пушистым облаком, ласкал до кончиков пальцев: - «…там такой ящик в углу стоит, зеленый, железный…, поршня рядом. Видишь?» Как это сексуально звучит! Да видит она, видит. Нет, тянуть дальше разговор нельзя, а то разозлится. Она попрощалась, как будто действительно в последний раз. Как будто оторвала его голос от себя вместе с ним самим. С чего это? Нельзя так растворяться в любимом человеке.
Она машинально простилась с клиентом и вернулась в дом, в комнату Аркаши, вернее в кабинет Аркадия. Нет, это не кабинет. Да, он здесь занимается чертежами, изучает технические книги, но еще здесь замечательный алтарь. Когда служба затягивается до глубокой ночи, он здесь спит. На этой вот подушке, которая пахнет… Чем же пахнет подушка? Травами, медом, полынью, любимым человеком.
Трудно сказать, что он был красивым. У него была и есть красивая душа, отражающаяся во внешности. Несколько длинноватый нос. Им он не удался ни в отца, ни в мать. Казалось, что нос просто-таки высунулся из глубины веков, вырос из римских времен, проник, протащил сквозь гены память о том времени когда он был Луцием. Ну, не только же черты характера нести через века.
А еще у него были губы. Вообще-то они у всех есть, просто его губы не вязались с носом. Такие губы должны иметь нос «картошкой». Этот нос может и был задуман «картошкой», но что-то его тщательно подрихтовало под классический греческий. Да еще и выделило. Но губы! Может их подгоняли под строгость римского стиля, но они выпухлились, едва сдерживаемые строгими рамками аристократической красоты. Можно подумать, что они рвались вперед, стараясь не отстать от носа. У таких губ хозяева добрые и душа нараспашку. У этого хозяина душа была за семью печатями, как говорится. Но кто эти печати считает, интересно? Опечатывать себя Аркадий умел и совершенствовался в этом.
Но губы… с точки зрения женщин…, а еще он сквозь них ест. Да, кстати, кто говорит, что усы и борода мешают, крошки собирают? Ничего подобного. Это от человека зависит, а не от бороды. У Аркадия борода важнейшая часть лица. С таким могучим умом борода просто необходима. О таком типе человека говорят «головастый парень», когда лоб большой – «ума палата». А вот с бородой всё это вместе просто красивый мужчина. И в то же время еще одна печать, мешающая рассмотреть индивидуальный рисунок его родной души, сохранившийся в веках.
Как на зло проблемы сыпались на голову Юли чаще и гуще февральского снега. Провод порвался под тяжестью снега и половина дома осталась без электричества. Где проходит кабель на участке она не помнила, ведь его укладывал Аркадий сам. На ее звонок был ответ «мне некогда, у меня люди». Юля это понимала, только где-то в душе ворочался комочек осуждения. Он прятался и притворялся чем-то естественным и приемлемым. Но когда выдавались секундные возможности услышать Аркадия, то неожиданно для нее самой эти комочки превращались в монстров обиды и вырывались из-под контроля.
Ей казалось, что он попал в какую-то яму, почему-то коричневую яму. Хотелось кричать, чтобы он бежал оттуда, спасался пока не поздно. «Вернись! Вернись, Возвращайся немедленно!» - кричала она в телефон вместо нежного приветствия или прощания. И вдруг наступало желание сказать ему всё, что она о нем думает, что знает про него то, что людям знать не надо бы: он фашист. Он немецкий офицер по всей своей сути, он так и не смог стать русским, даже родившись русским. И она ненавидит немцев с детства. Она ненавидит в нем немца. Нужно не прятать эту ненависть, а избавляться раз и навсегда. Но как? Ревности у Юли не могло быть. Она знала, что Аркадий не хочет терять ее, менять на кого-то. Нужно просто терпеть.
Терпеть. А мороз такой, что перехватывает дыхание, февральский ветер. Задание простое: откопать весь кабель на расстоянии 150 м, найти повреждение и соединить. Но для начала нужно отключить рубильник в доме. Какой из них на щитке? 380 вольт Юля уже пробовала на себе, когда оказалась в луже воды возле электропечки с поврежденным проводом. Неделю волосы стояли дыбом и звуки не складывались в слова. А тут замерзает короткошерстный, подброшенный к ним осенью, доберман. Деньги на еду закончились. Голодные собаки жалостно смотрят на хозяйку. Кошки начали есть даже крыс, когда съели всех мышей. Ясное дело – никто не ожидал, что грянут такие жуткие морозы в этом южном городе.
Ну уехал Аркадий, что из того? Он уже уезжал по делам и ей в голову не приходило страдать из-за этого. Не у него одного была мантия, таких людей на Земле 12 человек. Все защищают выделенные «делянки» на планеты, не зависимо от проживания. Юля записывала как-то какие страны и материки охраняет, курирует Аркадий. Но сейчас ей было не до этого. Он не мог ответить на простой вопрос: какой пакетник за что отвечает на щитке приборов, а там 380 вольт как никак и она их на себе уже не раз пробовала. И судя по голосу его поразила «звездная болезнь». Тяжелый случай. Нужно как-то привлечь его внимание. Только компьютер может помочь в этом. Хоть и купили его Тамара с мужем накануне приезда Аркадия и пользоваться не научились, все же есть шанс пообщаться хоть как-то.
Спрятавшись под одеяло от холода, Юля увидела странную живую картинку. Она вылезла из-под одеяла, и поспешила записать ее, чтобы как-то заинтересовать далеких друзей:
«Когда-то или сейчас еще жили или живут еще, люди, которые умеют встраиваться в ритмы земли. Они живут на земле, проходят испытания и решают разные задания, делают уроки. Если задача решается не правильно, то «приборчик-тестер» пищит. То есть организм человека дает сбои отлаженного механизма. Он не может продолжать работать дальше, пока не будет устранена неисправность. Сейчас многие этого не понимают и работают с неисправными механизмами. Множество тестеров выдают неточные показания, на которых невозможно строить весь рабочий процесс. Работа все равно кипит, но весь завод, все производство в загоне. Все это ведет к краху. Объяснять долго не надо, если есть капля воображения. Можно представит себе эту картину, когда какой-то мастер или рабочий со своим налаженным инструментом пытается наладить работу всего завода. Компьютеры живут своей жизнью и выдают не анализ производства и стройные графики, а карточные пасьянсы, дикий, но примитивные игры. Начальство кричит, что у него замечательные планы, рабочие требуют денег, за то, что пьют водку и воруют комплектующие. Ну, в общем, наложить эту картину на происходящее в мире – дело техники. Разговор не об этом. Речь идет о том, как некоторые, не вовлеченные в этот процесс, восточные люди, поддерживают сонастрой с первоначальным планом.
Так как многие сейчас слепы из-за глобального земного астрального смога, то куда нужно наступать видят плохо. Кто-то судит по запаху, куда вступил, кто-то замечает, что болит нога, попавшая в чужой капкан. Так и эти люди судят о своих ошибках по ощущениям своего приборчика – тела.
Раньше, каждое утро, проснувшись, они делали некоторые упражнения под песни. Для нас это давно потеряло первоначальный смысл, но и для них стало забываться. Однако суть была в том, что некоторые положения тела меняют пространство. Фэнг-шуй использует окружающие предметы, а эти люди использовали себя в первую очередь, как предмет изменения пространства. Начиная призывать огонь эфирных октав в физический мир, они закручивали его вокруг себя, как сари. (Сари имеет длину 7 метров. Его необходимо по спирали закручивать вокруг себя, символизируя спираль схождения духа в материю. Это делается каждый день утром для начала работы в мире формы, женщинами в Индии.) Когда спираль энергии, выраженная словами, уплотнялась, накручиваясь по мере необходимости, уплотнялась, то медленное пение постепенно переходило в стремительное проговаривание слов. Заканчивалось протяжным звуком ОМ, символизирующим и создающим нить света, устремленного вверх. Эти звуки, слова, по мере произношения или пропевания настраивали тело таким образом, что оно отвечало движениями. Например, рука поднимается вверх согнутой, достает противоположную лопатку, а нога медленно подтягивается пяткой к колену. Эта конструкция тела как бы рвет невидимую паутину, что удерживает человека от прохода в нужном направлении.
Человек эту паутину или препятствие еще не может видеть, а тонкие ощущения тела, элементала в нем, убирают с пути нити ненужной, чуждой энергии. Если человек остается в гармонии, то утренние ритуалы танца и молитвы подготавливают дорогу. Тогда танец имеет свой рисунок. Для каждого человека он свой. Можно посмотреть на ритуал кого-то из этих людей утром, чтобы понять, кто перед ними, как лучше разговаривать с этим человеком, чтобы нити энергии между ними сплелись в узор, а не запутались в клубок негативной кармы.
Со временем эти люди оставили длинный утренний ритуал. Они стали делать движения тела, только когда натыкались на препятствия, получали кармические травмы. У кого-то это было одно - два движения. А кто-то за день успевал столько натворить, что по полчаса корежился в немыслимых позах.
Цивилизация Запада пришла и в их жизнь. Многие ушли жить в современные страны, но оставили память об этих ритуалах. Жесткие нарушения кармы, собственного пути, требовали мощных, резких движений. Эти непонятные западным людям движения вызывали агрессию.
Движения стали включать в себя элементы обороны. Эти элементы были построены на использовании нитей энергии, создающей кокон вокруг человека, «ремонтирующего» свое тело. Не трудно догадаться, что дальнейшее схождение в плотность мира, создало множество видов боевых искусств, далеко уже не безобидных. Тогда еще эти восточные люди могли, чтобы исправить кармические ошибки делать странные вещи. Например, перепрыгнуть, почти перелететь, через небольшой одноэтажный домик, когда проигрывал в шахматы с каким-нибудь западным шахматистом. Или могли бросить неожиданно таскать ящики на работе, сесть лицом к стене недалеко от выступающего угла в строго определенную позу и начать что-то бормотать, завывая.
Их тело уже было по-европейски рыхлым, бледным, хотя голова оставалась смуглой с жилистыми четкими чертами лица. Люди, потеряв связь с истоком, с целью, как бы расплывались, теряя четкость, силу, крепость тела.
Но еще оставались такие, кто преодолевал волны европеизации мира. Они тоже стали более резкими в своих движениях. Казалось, что они просто начали жить в более агрессивной среде. Если на тебя капает кислота, то вытирать ее капля за каплей, некогда. Нужны быстрые и решительные действия
Картинки на плотных, похожих на белую замшу тканях, этих народов, изображали людей, исчезающих как от ветра. Казалось, что человек бежит по зеленому полю так быстро, что ветер не просто свищет в ушах, а отрывает по крупицам самого человека. За ним видно как бы шлейф тающего тела.
Так постепенно человек весь растворяется в этом мире. Его тело становится самой энергией. Все картинки изображались на фоне приятного зеленого цвета. Люди были охристо-оранжевыми. Этот теплый цвет был средним между огненно-оранжевым цветом энергии и желто-оранжевым цветом человеческого тел
Рисунки делали без полутеней, четкими и яркими, но не пестрыми. Теней в мире не должно быть, только постепенный переход человека в окружающее пространство. Можно сказать, что в этом случае рисунок человека был «размазанным».
Ответ пришел на другой день от Аркадия: «не интересно и глупо».
Действительно, что это она со своим видением мира суется? Глупые фантазии никому не нужны. Текст не художественно и стилистически не обработан? Может быть нужна действительность? Аркадий не раз спрашивал ее о первом сыне. И не раз Юля гнала от себя эти воспоминания. Пришло время? Сердце рвалось от боли из-за воспоминания. Да и Аркадия будто вырвали из сердца с огромным куском мяса. Ей казалось, что он уехал в какую-то черную дыру, откуда свет просто не может просочиться. Она просила его вернуться, но что он ответит, если оператором связи была Тома? Что это за глупые подозрения в отношении этой безотказной женщины, стремящейся к знаниям!
Юля собрала все свои силы и села за компьютер.
Заброшенный вишневый сад, как ширмой, отгородил ее от светлого украинского дома с его непонятными обитателями. Мрак души того человека, что был ее первым мужем. был просто невыносим.
«Мрак души» - что за глупое выражение! Да-а, мракобесие прошлого глубоко въелось в русский язык. Уже столько лет советская власть борется с религиозными предрассудками и их терминологией и все никак. Давно доказано учеными, что нет никакой души, просто не может быть нигде. Господи, ну, что это я возвращаюсь к этой теме, умничаю? Спорить-то ведь не с кем, тем более здесь! Даже тетка этого монстра спорить со мной не будет: не понимает она толком русский язык, а я в украинском вообще ни бум-бум», - Юля вспомнила, как она мучительно думала, куда нужно спрятать литровую банку козьего молока. –«Зачем его прятать? Но ведь тетя Люба ясно сказала перед уходом: «спраж его». Почему так кричала и ругалась, когда нашла эту банку молока в холодном углу под кроватью? Откуда мне было знать, что нужно вскипятить? Я-то, дура, тащила с собой в Винницу учебник испанского, этюдник. Сейчас бы кусочек речки с этого ракурса набросать. Красиво!»
Юля тяжело вздохнула: этюдник был там, где спал этот садист – в доме его тетки. И все мечты сделать хотя бы набросок клонящегося к закату солнца за рекой натыкались на жесткое ощущение боли, связанной с этим человеком. А здесь, на пеньке от старой яблони, можно посидеть еще немного, пока не проснулось «это», этот сентиментальный садист. Впереди был огород, за ним тропка, луг и речка. Сзади вишневый сад с густыми зарослями вишняка, сухими ветками в старой траве, истлевшими пнями. Тишина ощущалась во всем. Что-то теплое прижалось к ее плечу. Потерлось. Юля прислушалась и к этому ощущению, не спеша прерывать свой неторопливый поток мыслей: - «Теплое, как тело. Нет, теплее. Или это я холоднее. Волосы жесткие. Такие у него на груди. Но что это должна быть за поза, чтобы потереться грудью о мое плечо?» - до нее начала доходить странность происходящего. Ум начал подбирать разумные объяснения. Но все они не подходили, нет, совсем не подходили. От этого появился страх. И он не позволял повернуть голову. Просто повернуть голову и посмотреть, кто подошел совершенно не слышно, кто стоит и не хихикает над своей шуткой и даже не дышит, пока она рассуждает. Максим не способен на такой юмор. Он не будет подкрадываться, и даже банально закрывать глаза руками сзади и спрашивать: «угадай кто это?». –«Может быть, это собака? Теплое нежное собачье пузико, где шерсти почти что нет. Но это должна быть большая собака, чтобы прислониться к моему плечу». Юля представила себе большую собаку, которая подобралась с той стороны, где нет валежника, потом встала на задние лапы, прижалась к незнакомому человеку, потерлась, спрятала язык и затаила дыхание. Да, еще куда-то пристроила свои передние лапы. От этой картины смех девушку разобрал незамедлительно, оттеснив недоумение и страх на задний план.
Все прошло. Проблема снялась, ощущения тоже. Юля встала и пошла к дому, пробираясь сквозь сплетенные ветки.
Максим сладко потянулся в кровати. Реденькие белобрысые волосы ранней лысины прилипли ко лбу. Он прищурился спросонья от света в проеме двери, что-то буркнул сонным голосом Юле. –«Нет, так притворяться он не умеет. Значит, не он. Ну и черт с ним, этот пострашнее будет, когда проснется окончательно». Она все же спросила его для уверенности, был ли он в саду сейчас. Ответ ее не удивил, а его не успел удивить ее вопрос. Она отшутилась и ушла помогать тете Любе. Жизнь катилась дальше. Для кого-то она катилась и шелестела минутами, днями, часами, а для Юльки жизнь была жерновами. Знать бы, что тяжелая техника на гусеничном ходу, для того, чтобы проехаться по ней, уже на подходе. Но что это теперь могло изменить? Она уже попала в водоворот и спасателей поблизости нет.
Ненависть и побои родной матери оказались всего лишь репетицией испытаний. Но даже к ней, к матери, которую она ненавидела всю свою жизнь, вернуться не было возможности. Юля не могла понять, за что ненавидит ее мать, за что бьет.. Любить в принципе не умеет эта красивая женщина.
- «Мать выбивала какую-то дурь из моей головы, и не объясняла, что это за дурь такая, а Максим выбивает гордость. Видимо гордость – это пострашнее какой-то абстрактной дури, раз так усердствует. А дома родители только репетировали со мной, так сказать готовили к супружеской жизни. Мать любить не умеет, Максим любить не умеет никого, кроме себя. Да еще эта липовая шизофрения, из-за которой комиссовали из армии. А липовая ли? Неужели простой юноша, ну, пусть не простой, а кремлевский курсант, обвел вокруг пальца медкомиссию военного госпиталя? А почему тогда его боятся самые близкие ему люди?» Только позже, с годами и опытом она поняла, за что ее ненавидит мать – за то, что Юля родилась не от того человека. А что до Степнова, то их в роду всего двое с таким заболеванием: он и его тетя, та самая Люба. Она убила зверски свою мать, и, пролечившись в психиатрии, получила инвалидность и пенсию.
Но об этом девушка узнала гораздо позже. А тогда, в далеком городе, она думала о том, как выбраться из этих цепких лап получеловека. Или все же полузверя? И сколько бы не дал знаний Юле ее любимый папа, сколько бы рефератов они вместе ни писали по философии, атеизму, сколько бы технических изобретений вместе ни делали – избавиться от садиста она не знала как. В области психиатрии отец Юли не разбирался. Не с тем багажом она попала сюда. Но приходится ехать дальше в поезде жизни с этим садистом. Удастся ли выйти где-нибудь?
Самое удобное – закрыть глаза на непонятные вещи, если это возможно. Сделать для себя интригу, а не оправдываться, что не поняла куда ведет судьба.
Закрыть глаза на странности в вишневом саду. Закрыть глаза на отпечатки грубых и жестких волос на лбу Юли, когда он стонала во сне под тяжестью чье-то невидимой руки. Не обращать внимания на испуганный взгляд тети Любы, когда Юля сметала пепел и траву с порога и подоконников комнаты, где поселилась Юля. Можно даже найти разумное объяснение тому, как можно постучать в окно теткиного дома и не оставить следов. Ведь тогда свидетелей было четверо. Все четверо видели руку в окне, которая постучала в стекло и слышали голос, что позвал Юлю. Ну, узнали в селе, что приехал племянник тетки Любы с молодой к сочельнику – это не очень-то странно. Странно было то, что собака завыла во дворе и спряталась, а перед окном на огромном пространстве снежного одеяла не было ни одного следа. Юля тогда кинулась в другой конец дома открывать дверь: ведь это логично, если к ней пришли. Тетка закрыла Юлю своей грудью и набрав в легкие побольше воздуха, выдохнула с решимостью отчаянного бойца. Сестренка Максима и сам Максим тогда рассмеялись, потому, что уж очень было похоже на приготовления заядлых выпивох перед стопкой водки. Но тетя Люба набралась смелости и пошла по коридору с песней «смела-а мы в бой пойдем» к двери доказывать глупой девчонке, что никого там нет и быть не может. По крайней мере - из людей.
-«Все это сказки, даже если они случаются в собственной жизни. Не зачем мучить себя бесплодными догадками. Мир многообразен и его изучают старательно ученые разных институтов. У отца горный техникум и три высших, руководящая должность. Тогда как он не разглядел в Степнове его зверскую суть? А может быть, разглядел, потому и отправил с ним? Или все же ошибся?»
Свекровь вплыла в дом. Ее большие объемы не мешали быть суетливой, торопливой женщиной средней национальности. Вернее национальность была определенной – украинка, но, прожив с русским мужем, да еще председателем колхоза, она стеснялась своей национальности. Привычные слуху и языку украинские слова, как бы путались под ногами авторитетной русской речи. Казалось, они смущали саму Одарку Петровну. Да и то, сын когда-то учился в Москве, был когда-то кремлевским курсантом, муж в колхозе когда-то был не просто «головой», а хозяином. Ему негласно полагалось иметь гувернантку для детей, работников для ухода за домашней скотиной и огородом. А теперь и невестка тоже русская. Свекровь разулась в сенях, пальто сняла в коридоре, пуховый платок скинула уже в дверях, спеша увидеть внука. Юлька смотрела, как привычно разбрасывает вещи ее названная мама, как преображается эта чопорная дородная женщина с черной косой, уложенной вокруг головы. И вот уже возле колясочки ее сына большое пушистое облако любви и заботы с двумя длинными толстыми косами, уже лежащими по-домашнему вдоль могучей спины. Прервав ритуальный лепет, обращенный внутрь коляски, она спросила невестку:
- Как мой внучек? Растэ, розмовляє? – пошутила Одарка Петровна.
- Подрос, но еще совсем плохо говорит. Только «юля-юля-юля».
- Ой, та ты сама як дитя. Кто ж в три мисяця будэ такэ говорыты? То воно просто лопоче. Та ще «Юля», будэ говорыты, та ты що!. Придумала, що на ум взбрело.
Малыш лежал в своей колясочке и улыбался большой тете. В ответ на «агуканье» нового человека, с доброй улыбкой, он ответил «юля-юля-юля». Одарка Петровна улыбнулась и сказала невестке:
- Ну, ты дывысь, и мне показалось, що «Юля». – Отвернулась от колясочки и начала разбирать подарки внуку: пеленки, простынки, игрушки. Юля подошла к сыну и поправила одеяльце. Он улыбнулся маме и весело залопотал: «юля-юля-юля-юля». Свекровь так и села.
- Що ж то за дытына? Видно, що сын Максима. Велыкий будэ человек, або… зовсім не будэ. – Но тут же спохватилась от своих слов и засуетилась со своим хозяйством.
Юля поняла из этого только то, что в таком возрасте детки не должны говорить ничего, даже улыбаться, как ее сын, наверное. Но слова про великого человека больно кольнули сердце. Она слишком хорошо знала, к чему это величие ведет на примере Максима. Он считал себя человеком высшей расы. Когда из глухой украинской деревушки, в погоне за славой поступил в кремлевские курсанты, то не долго проучился. Начал писать письма во все инстанции на третьем курсе и жаловаться, что такую творческую натуру держат среди серого быдла. Когда начальство узнало об этом из газет, его перевели писарем в какую-то часть. Но оттуда комиссовали и отправили домой с провожающим, и со справкой о тяжелой форме шизофрении. И это было величием? Когда он избивал Юльку, подминая под свой авторитет, ломая все человеческие качества, провозглашая себя ее владыкой, существом сверхрасы, то это величие она испытывала на себе в полной мере, до потери сознания. Такие великие люди если бьют, то не мелочатся. Ставить синяки – это слишком мелко. Бить нужно так, чтобы две недели встать не могла, а потом еще долго боялась даже дышать громко. Так что побои в родительском были просто тренировкой для нее. Смотреть на все это, как на испытания, предначертанные кем-то и когда-то свыше? Слишком большое эмоциональное потрясение и переживание пришло в ее жизнь. Пришло и осталось, и насколько долго – никому не известно. Эти мимолетные мысли снова вернули ее к ощущению близкой пропасти, к желанию собраться с силами и сделать прыжок через нее. Но куда? Где другой край пропасти и что там? Такая мрачная безысходность, что жить просто не хочется. Но рядом был малыш с голубыми глазенками, пухлыми губками и маленькими кулачками. Крохотное земное чудо, ради которого стоит жить, и терпеть всё и всех.
Погостила свекровь недолго, но успела бурно обжить светелку. После ее отъезда в доме стало тихо и как-то слишком просторно. Только тетя гудела, как шмель, убирая за своей сестрой. Еще бы, привыкла жить одна, а тут столько людей в ее доме, столько суеты, беспорядка от этих гостей. Что-то из их украинского ворчания Юлька понимала, что-то про непрошенных гостей.
Потом пришел контейнер с нажитым добром и дом превратился в логово змей: куда ни стань, везде шипение тети. Почти на каждом шагу ей оставалось только ойкать от неожиданности и прижиматься к стене, которая тоже белилась не для нее. Отскакивая от чужой стены, выяснялось, что часть побелки «волоокая нежить» украла, намазав на свою одежду. Отдать эту побелку Юля, как ни старалась, не могла. Любця выходила из себя, трясла жену своего племянника, прятала еду, воду для стирки изобретая все новые и новые козни. Но захлопывая длинную русую косу дверью, посылая в след проклятия тетка не могла превзойти мать Юли в жестокости. Речь другая, но смысл тот же.
Начались новые отношения, новые испытания. Топить печку тетя Люба совсем перестала. Племяннику топить не разрешала, раз он не привез с собой дрова и уголь. Максим начал искать работу. Иногда он уезжал на два-три дня в город договариваться о жилье и работе. Тогда для Юльки жизнь становилась еще невыносимей.
Прошли Святки. На Украине очень красивая зима с пушистыми глубокими сугробами чистейшего снега. На улице тихо-тихо. Только иногда корова замычит у соседей или петух голос подаст. Зима украшала землю, как могла. Снег искрился на солнце и переливался всеми цветами радуги. Заглядывало солнышко и в комнату Юлиной семьи по утрам, чтобы подчеркнуть красоту узоров на стекле окон и расцветить искорки пушистого инея на стенах в комнате. Изо рта шел пар, как вчера и позавчера, как и два месяца назад.
Юля расправила солому под простыней, залезла под одеяло и постаралась согреться. Малыш озабоченно сопел в коляске. Он не плакал, напоминая, что мокрый. Он как бы ждал вместе с мамой, когда можно избавиться от этих мокрых пеленок. Процедура эта проходила под одеялом, как в маленькой палатке. -«Интересно, как со стороны выглядит наша возня под одеялом, подтыкание щелочек и дырочек?» - думала Юля. Что-то копошится и попискивает, одеяло топорщится самым непредсказуемым образом. Потом из-под него на пол падает мокрая пеленка, еще небольшая возня и все затихает. Только сопенье и причмокивание. А потом появляется маленькое чудо, туго завернутое и упакованное, с розовым, согретым от маминой груди, носиком. И вот уже малыш лежал укутанный в одеяло в колясочке.
Электрокамин давал очень мало тепла, но и он был загружен работой с головой: день и ночь сушил пеленки. Молоко у Юли убывало, малыш худел, но улыбался. К приезду Максима и у Юли начались проблемы - цистит.
- Где мой богатырь? Здравствуй, мое солнышко! И кто тут у нас такой маленький, такой кучерявенький? Соскучился за папой? А мама? О, какие у нас губки! Думаешь, губы искусала себе до крови так я целовать не буду? Точно, не буду, сама знаешь. Эта часть тела меня не интересует. А чего кривишься раньше времени? Не бил же еще. Или уже заслужила – убежать опять хотела? Отсюда не убежишь, а лучше бы с такой физиономией спряталась, пока не поздно, любимая.
- И куда мне прятаться прикажешь?
- Да хоть в сарай, к козе. Но молоко чтоб было у тебя, а не только у козы. Ровно через полчаса кормить придешь.
- От сарая до туалета полчаса идти, обратно столько же. Если я пойду туда…
- Да мне плевать, куда ты пойдешь. Время пошло.
Юлька вспомнила все мыслимые позы и упражнения из акробатики, чтобы заглушить боль и не застонать в темной нетопленой светелке в другой части там полчаса, минуты годами казались, но малыша действительно нужно покормить. Она собрала силы и поплелась в другую комнату к сыну. Малыш вяло пососал, скривился и задремал. –«Какой холодный лобик, и влажный. Или это я горячая?» Она померила температуру: 39,6. Еще раз померила и термометр опять соврал: 39,8.
- Максим, у твоей тети есть термометр? На нашем, наверное испортился.
- Ты что, опять филонить собралась? Я могу спокойно поспать?
- Сыну плохо, испарина на лбу. Губами лобик трогаю – не горячий. Максим пришел в ярость:
- Да как ты смеешь? Мой сын не может болеть! Да ты вообще поняла, что сказала? Ну, тварь, я сейчас выбью из твоей головы все эти слова. Все, слышишь?
Потом Юля помнила, как короткий миг, что муж ее вынес и уложил на доски в коридор. Потом ее накрыли простыней с головой и послали за священником. Она слышала слова батюшки местной церкви: «…сгорела почти».
Юля выжила. Пришла в себя и поняла, что с сыном худо. Малыш тянул ледяные ручки из-под одеяльца и слегка похрипывал, натужно дыша. Он не плакал, он только жалостливо смотрел на долгожданную маму. Или ей это только казалось? Маленький, беспомощный мальчик. А мама почему-то боится его отца.
- Максим, Максим, проснись. Слышишь как он дышит? Не можешь не слышать.
- А, что? – спохватился Максим, толком не проснувшись, - а это ты пришла, нагулялась. Тоже мне мать, не понимаешь, почему он кряхтит? Клизму сделай. Это же элементарно.
-«А может он прав? Может быть все дело опять в молоке? Козье молоко просто не привык переваривать. Но что-то ведь нужно делать». Как ни дыши на эту кроху, теплее ему не будет при такой процедуре. Да она и не помогла. К утру посиневший от холода и удушья малыш и посиневшая от переживаний и побоев мать вынудили Степнова согласиться идти в больницу.
- Ну, что ж, у мальчика воспаление легких. Госпитализация необходима.
- Воспаление легких без температуры? Так бывает?
- Так вы ему дома клизму делали или температуру мерили? – резко сказала врач приемного отделения маленькой районной больницы.
- А вы, когда его слушали, не почувствовали, что он холодный?
- Мамаша, не учите меня, что мне делать и что чувствовать. Вам все померяют и все сделают. У нас выходной день, персонал своими делами занят.
- Пока ваш персонал со своими делами справляется, мой ребенок замерзнет в вашей больнице. Элементарную помощь оказать не можете. Я сейчас мужу скажу, как вы торопитесь вылечить грудного ребенка. Вам тут всем плохо будет.
Врач фыркнула и вышла из кабинета, хлопнув дверью. Степнов заглянул в кабинет:
- Ну, что?
- Пневмония. Его согреть нужно, а они не спешат вообще ничего делать. Ты же можешь кричать, у тебя это хорошо получается. Давай, применяй свой метод убеждения, - отрывисто говорила Юля, комкая пеленки, прикрывая собой распростертое на пеленальном столике тельце сына. Она была растеряна, напугана и зла на себя, на этого непутевого отца, который и сам сейчас был растерян. Но он был тем, кем был – злым и жестоким, безрассудным. Он бил стекла в роддоме, требуя вернуть ему жену домой. Мог и сейчас заставить согреть воду для малыша, если нет другого способа поднять температуру тела, мог потребовать каких-то действий.
Пришла врач и медсестра со штативом для капельницы. Выгнали мать малыша за дверь. Степнова в коридоре не было, больных тоже не видно было. Потом выскочила врач и убежала куда-то. Вернулась быстро, в сопровождении медсестры с пробирками в штативе. Юля едва успевала отойти в сторону, когда возле кабинета все пришло в движение. –«Видимо Максим их все же расшевелил». Показался и Максим. Таким Юля его не знала: он что-то унижено и подобострастно лепетал медсестре, спешащей к пресловутому кабинету. Сама покорность и смирение. – «Черт возьми, он их что, боится?» Но открытая дверь в кабинет врача, он же процедурный, сейчас привлекала внимание больше, чем незнакомая ипостась мужа.
- Где вы были? А вы? Вы как могли взять плазму, не зная группы? Да закройте вы эту дверь! Хотите все под суд пойти?
Юля онемела. Она все поняла, сопоставила: - «медсестра пришла брать кровь на группу после того, как начали делать внутривенное. Но почему не спросить у матери, знает ли она группу крови? Могла не знать. Если довела ребенка до такого состояния, то молодая мамаша просто еще дура. Что делать? Что можно здесь сделать?» Юлька рванула дверь на себя. Дверь не открылась, а с другой стороны резко выругалась медсестра, державшая дверь. Юлька поняла и дернула дверь еще раз изо всех сил. Над малышом склонились двое, пытаясь сдержать судороги, вводя еще какие-то препараты. Лица их были растерянные. У Юли ноги подкосились и медсестра, не удержавшая дверь, вытолкала ее в коридор.
Степнов ходил по коридорам и клянчил спешащих на обед домой врачей не уходить, пока сыну не станет лучше, обещал принести им и обед и все, что захотят. Юля сидела в пустой палате возле пеленального столика и тупо смотрела на сына, капельницу, медсестру. Юля сидела рядом с сынишкой, голова к голове. Он был без сознания. Такого его она еще не видела. Медсестра убрала капельницу и ушла за грелкой.
Юля взяла сынишку на руки. Какая кроха! Он родился в ее день рождения. Это был величайший в мире подарок! И это был сын, мужчина, которого можно любить без оглядки, по всем законам. Штамп был впечатан не в паспорт, а с саму ее жизнь. Оплачен и утвержден. Можно любить этого мужчину теперь всем сердцем, всем своим существом. Этого мужчину можно воспитать лучше, чем воспитали всех подлецов, что встречались на ее пути. Она будет самой любящей матерью, совсем не похожей на ее мать. Юля прижимала к себе этого человечка, свою мечту и великую надежду. За несколько месяцев жизни он успел так настрадаться! Ну, ничего, теперь она будет бороться за него отчаянно, защитит ото всех! Убежит с ним, когда поправится. Покажет ему ее любимые места в лесу, в поле, у озера. Найдет другие замечательные места. Они будут жить вдвоем в этом мире, только вдвоем, пока он не вырастет.
Малыш открыл глаза. Они были обращены к ней, это естественно, когда так держишь ребенка. Но что это были за глаза! Глаза взрослого человека вместо затуманенных страданием, болезнью глаз грудного ребеночка. Незнакомые огромные глаза. Юльку начало просто тянуть в эту бездну. Она не слышала голос вернувшейся медсестры - только глаза. В них не было физической боли, не было упрека. В них было сожаление и сверхчеловеческое сострадание к ней. В них была необъятная любовь к ней, как к маленькой несмышленой девочке. Исчезли все слова в мире для нее, исчез вообще весь мир вокруг. Там был огромный безудержный мир, в котором не было места плоским понятиям этого мира, мира атеистов-врачей, ученых, обывателей, который она знала. Не было места ее сомнениям, достойна ли она быть матерью, быть человеком. Там была любовь, всепрощение и слова, которых она не знала. С ней прощался единственный во всем мире человек, который ее любил, которому она была нужна любая, в любой одежде, со своей простой человеческой болью, с ошибками, с грустью и тоской. На нее смотрели глаза уходящего счастья, уходящего мира. А потом они закрылись. Они закрылись навсегда, навечно. Она это совершенно точно знала. А губы его сложились в вечной улыбке, которую было удивительно видеть. Эта улыбка, как печать на двери в неизвестное, потрясла ее и остановила. Закрылась дверь. Навсегда. Навечно!
Медсестра что-то кричала ей, трясла ее, разжимала руки, потом отшвырнула, схватила ребенка и начала делать непрямой массаж сердца, искусственное дыхание.
Юля сидела на полу, прижавшись к стене щекой без мыслей, без чувств. Медсестра уже делала самой Юле уколы, одновременно пытаясь закрыть ей широко открытые глаза. Юля начала дышать, моргнула, и медсестра оставила ее одну. Мир вокруг Юли исчез, сын исчез, но она и не пыталась его увидеть. Она вообще ничего не пыталась увидеть. Мир опустел. Даже ноющая заноза ненависти матери сейчас не тревожила, все онемело. Она встала и пошла.
Не обжигал босые ноги лед на реке. Обломки льда вперемежку со снегом лежали поверх крепкого ледяного пласта, покрывавшего реку. Но насколько крепкого в этот первый весенний день? Где была ее обувь, одежда – уже не важно. И не важно, что рыхлый снег так жадно впитывал кровь из порезанных льдом ступней, оставляя бледно-розовый след. Кто-то на мосту видел, как босая женщина бредет по реке на другую сторону. Был ли вообще мост через реку? Был ли вопрос сам по себе? Ее тянуло домой, к сыну. Туда, за реку, за луг, в дом, где она жила последнее время с сыном. Мысли оставили ее. Оставалось только чувство материнства - оно сильнее всех мыслей. Оно влекло ее вперед. Только оно оставалось светом в этом мире кромешной тьмы и ненависти всех, кто ее окружал, потому, что ненависть матери укутывает самым плотным саваном и не сравнится с неприязнью сторонников матери.
Хотелось уйти от чужого мира, в котором была больница, странные глаза сына, чужие запахи и звуки. Впереди было место, наполненное любовью к сыну, ее заботами о нем, запахом чудесного маленького существа, его странной улыбкой и его милыми звуками. Еще там были чепчики, распашонки, пеленки, бутылочки, недовязанная крохотная кофточка…, кофточка, бутылочки… Молоко! Молоко не разогрела, свое-то почти ушло!
- «Растяпа, малыш проснется, а кормить нечем». - Вот что ее беспокоило, она наконец-то поняла почему так тревожно. Пеленки не проблема, они всегда стопочкой стояли, сушились, грели малыша в кроватке, а вот молоко…Она еще скорее кинулась домой, чтоб не дай Бог малыш хныкнул, не дай Бог потревожил этого монстра и его тетушку.
В доме все было по-прежнему: на камине сушились пеленки, возле кровати стояла колясочка. Юля подошла тихонько, чтобы не разбудить малыша и взяла со стула вязание. Нитки были очень хорошие, тонкие и нежные. Правда, цвет – синий был темноват для маленького человечка. Спинку она уже связала, два рукава и одну полочку. Оставалось совсем немного - и будет обновка. Пуговички только нужно будет где-то раздобыть. В окно заглянуло ласковое вечернее солнце. Юля встала, смотала клубок и аккуратно все сложила. Сложила высохшие пеленки, подгузники.
- «Да что же это такое? Опять про молоко забыла!» - Налить в бутылочку с соской водички не долго, пока молоко найдется в этом ледяном доме. Да, солнце скоро сядет, нужно спешить. –«Малыш проснется прогулки, тогда и покормлю» - подумала Юля. Накинула на плечи большой клетчатый платок, чтоб не застудить грудь и не потерять совсем уж молоко и выкатила коляску.
Во дворе тихо, тепло, только где-то блеет коза. Юля поправила легкое покрывальце в колясочке, накинула кружевной уголок на личико сына, чтобы не кусали комары и покатила коляску за дом, поближе к речке, к травке.
Она всегда гуляла с ним вокруг дома в это время, чтобы отдохнуть от тесноты четырех стен. С той стороны, где жила коза и куры появился силуэт хозяйки дома. Ей что-то кричала тетя Любця, смеялась. Юля обошла вокруг дома и вернулась.
На снегу остались отпечатки колес коляски и следы босых ног. Сын все еще спал.
– «Ну, ничего, пусть поспит еще немного, попозже покормлю». - Под теткины крики гулять все равно больше не хотелось, так что Юля вернулась в дом, положила малыша на кровать и прилегла с ним сама.
Прошло какое-то время, когда раздался скрип телеги на улице. Юля глянула: невозмутимый возница ждал, пока Степнов заберет охапку соломы, едва связанной какой-то тряпкой, с телеги. Юля видела все это совершенно отчетливо, как будто сама стояла рядом. Дома он свалил охапку соломы на стол в нежилой светлице, стряхнул часть соломы на пол. На столе оказалось… маленькое человеческое тельце. Показалось, что это мастерски сделанная жуткая кукла, но она так похожа на ее сына! Буквально «показалось», потому, что быть этого на самом деле не могло.
- Чудовище!!! Что ты задумал? Что ты принес? Зачем? – она кричала что есть мочи, кричала не долго, не находя слов, но успела сорвать голос. А он не отвечал. Казалось, что он ее совсем не видит, не слышит. Эта сволочь даже проходит сквозь нее! Потом все исчезло. Для нее все исчезло, на миг. Или всё еще продолжалось?
Картина происходящего как-то вдруг изменилась: Юля была в горнице, на столе лежала та самая охапка соломы, какой-то ящик и трехлитровая банка самогона, судя по запаху.
Сумбурный сон никак не отпускал Юльку, чередуясь темнотой и яркими картинами то ли действительности то ли бреда. Опять горница, но уже все чисто. На окнах занавесочки, на полу домотканые половички, груда подушек на опрятной кровати в углу, небольшой столик у окна, большой стол недалеко от кровати. Что-то не так. Может быть кажется странным то, что у нее изо рта не идет пар, как обычно в этой нетопленой , нежилой комнате? Но она не ощущала ни тепла ни холода, ни своих ног ни рук. Что еще не так? Большой стол обычно стоял возле двух окошек, выходивших на луг, напротив входа в комнату, а сейчас стол стоял справа от двери. Значит это сон, потому, что тетя Люба не позволит в горнице сдвинуть с места даже самую малость. Она и входить-то туда не разрешает. Юля еще раз взглянула на каким-то образом переместившийся стол. Правда стоит не там. А на столе стоит гроб. Какой дикий сон! Или не сон? Но гроб был точно, маленький аккуратный гробик, неумело обтянутый красным бархатом.
Уже несколько дней Юля лежала неподвижно. Для нее жизнь казалась обычной, если бы не странные сны. Когда ей казалось, что она просыпается, в комнате, где она лежала то появлялась, то исчезала раскладушка, менялись местами предметы. Как это происходило она не понимала и опять проваливалась в темноту.
Степнову это начало надоедать, а его мать все не приезжала хоронить внучка.
- Максимчику, ну подывысь, дытыны вже нэмае, на що тоби жинка така потрибна? – лопотала Любця, заглядывая племяннику в лицо.
- Да не нужна мне эта чертова кукла! Только куда я ее дену?
- Та виддай кому-нэбудь, - посоветовала тетушка.
- «Виддай, виддай», а как я матери объясню?
- Так с хлопцями загуляла и втикла. А що, говорыты, як вона с глузду зъихала? Так краще б вмерла. Чи встанэ, чи ни?
- Ну и каким хлопцам я ее такую отдам?
- Ну, комусь да потрибна будэ.
Юля давно не видела Максима и почти обрадовалась, когда услышала его голос в коридоре, но тут же спохватилась: - «Увидит, что я разлеглась! Надо вскакивать и что-то делать. А с ним кто? Вдруг там его мать?»- мешались вопросы в голове Юли, но встать она никак не могла. Даже открыть глаза не могла. Просто свинцом были налиты руки, ноги, все тело. Даже нет, не свинцом, скорее их вовсе не было. Каким-то судорожным движением, рывком, Юля попыталась сделать хоть какое-то движение, но глыба, в которую она превратилась, была неподвижна. Незнакомый мужчина, который пришел с мужем Юли, вошел в комнату. Они сели на табуретки в самом начале комнаты, на проходе. Юля их хорошо видела и прекрасно слышала. Начало разговора она пропустила, но дальше разговор был немного странным:
- Бери, бери. Она хорошая хозяйка, - говорил Максим.
- Но у меня нет столько денег сейчас, - отвечал молодой мужской голос, хозяин которого сидел где-то в ногах Юли за дверным косяком.
- Иди посмотри, товар что надо, - с гордостью заявил Максим. Да, синяки не могли изменить правильные черты лица. Но гость в чем-то сомневался. Он подошел к кровати, где лежала Юля, посмотрел.
- Да ты подумай, она шить умеет, вязать, готовить. Баба тихая, я усмирил ее еще чуть-чуть, - хихикнул Максим.
- А бил-то за что?
- Ревновать, дура вздумала, - нашел подходящий аргумент Максим.
- Неужели красивей нашел?
- А ты думаешь я в город зачем ездил? Сына схороню, документы оформим поеду свататься.
- «Значит это был не сон, сын умер. Умер. Его больше нет». – Казалось Юля пробует непривычные слова на вкус, не может до конца понять их смысл.
Максим начал скидывать какие-то вещи, набросанные на неподвижное тело жены:
- Ну, что скажешь? Баба - класс! В бигудях не увидишь – свои такие. Грудь – троих прокормит еще и тебе останется.
- Тихо ты, услышит,- зашипел в ответ гость.
- Да она здоровая такая, что пушками не разбудишь. Ты говори, - берешь? На такую я другого найду, у меня это элементарно.
Юля поняла о чем они торгуются не сразу, слишком абсурдно это казалось. Но когда поняла, то крикнула что есть силы: «нет! Не смей!»……Нет, не крикнула. Даже не сказала. Не получилось. Она попыталась опять закричать – ничего, ни звука. Рот тоже не открывался. Даже глаза были закрыты. Но она их видела, видела, как подошел к кровати покупатель. Видела, как ее рассматривают, трогают, оценивают. Ярость, ненависть к этому животному, продающему использованную игрушку, рвалась наружу. Руки и ноги не сделали ни малейшего движения, ни одна черточка лица не шевелилась. Юлька билась внутри собственной клетки. Она кричала на неподвижные руки, ругала ноги, на которых не было веревок, но были какие-то путы. Что с ней сделалось? Или это эксперименты этого рыжего волосатого зверя, который значился ее мужем? Пусть так, но продавать?!! Ярость разгоралась у нее внутри. Ярость вырвалась все же наружу! Это был тихий шепот полуоткрытых губ:
- Я не вещь, не табуретка, нельзя…. Продавать… нет.
- Ага, проснулась, птичка, - ехидно сказал Максим.
- Это ты не табуретка? А кто же ты тогда? – неожиданно возмутился покупатель, - самая что ни на есть вещь, предмет обстановки. Твое личико подойдет к обивке моего дивана, пока синяки не прошли.
- Я замужем, я… со мной… Так нельзя! - начал набирать силу голос «товара».
- А мне плевать. Такая тварь бессловесная - что жена, что корова – документы не нужны. Вот муженек твой теперь уступить должен за твой язык, а то смотри - себе оставит.
- Пусть сначала развестись даст, тогда можно о чем-то говорить, но не с тобой. А сейчас я по закону только ему принадлежу, - пыталась уйти от позора продажи женщина. Руки и ноги еще не действовали, иначе она их с удовольствием применила бы к обоим. Пусть это будет ее последнее в жизни, что она сделает, но будет драться с этими порождениями кошмара до конца. Драться было нечем. Ярость слепила, но оружием не становилась. Покупателю эта дикая кошка, которая о чем-то рассуждает, не понравилась. Мужчины ушли. Силы оставили ее, она провалилась в сон. Максиму понравилась преданность жены. Раз очнулась, то «такая корова нужна самому».
Проснулась Юля в сумерках от странных звуков в коридоре. Тук-тук-тук-тук по полу. Заскрипела дверь в комнату и опять тук-тук. Рывком села в кровати и увидела, как в комнату входит сын. Он был совсем холодный, ножки у него были совсем прямые и не гнулись, выглядели маленькими ходулями. Малышей плотно пеленают, чтобы хоть как-то выпрямить ножки и ручки. Всем известная поза младенца – это привычное за много месяцев, положение у матери в животе. – «Это просто чья-то шутка с фарфоровой куклой, похожей на ее мальчика». Ужас охватил женщину до корней волос. Она закричала, вскочила на ноги на кровати и забилась в самый дальний от двери, угол.
- «Нет, этого не может быть! Умершие не ходят. Господи, да какие же умершие, если это сын, сыночек. Так он умер!? Значит, было правдой, то, что случилось в больнице. А кто же тогда в коляске? Да там нет никого!!!» Ураганом пронеслось в голове переживание последних дней... или часов? – «Да нет, недель! Когда же я видела сына в последний раз? В последний раз... сына... В последний раз были Глаза, и была душераздирающая боль! Чувство, что мрак накрыл всю землю и ее не стало, как не стало сына. Человек -это просто набор микроэлементов, биомасса, в которой происходят химические процессы, возникают нервные импульсы и, как следствие – механические движения. Но вот он, этот организм. Он такой же, как раньше. Только процессы немного изменились, но это сын, маленький сынишка... который не должен еще ходить! Где тут ложь? За что можно любить эту биомассу? За то, что она – часть тебя? А это видение – часть моих биохимических процессов? Но, может, в этой чертовой, ненавистной религии есть ответы? Это подсознательный страх перед мертвецами воплотился в этот призрак? Но призрак должен быть прозрачный! Этот очень плотный и страшный. Страх исходит от него тугими волнами». - В какую-то абстрактную единицу времени все это пронеслось в голове несчастной женщины, так как время не измеряется химическими процессами. Время мук и время радости текут по разным законам. Переосмыслить можно всю жизнь в мгновение, а можно жить без проблем, словно погрузившись в кисельную реку.
– «Глаза закрыты, но он видит меня, идет ко мне. Он отомстит за свою смерть. Это я виновата в его смерти, тупая безвольная телка. А может, Максим виноват больше: он сломил мою волю, он не давал жить нормально. Но если бы мать не твердила годы и годы, что я ничтожество, никому не нужное ничтожество, ни на что не способное ничтожество, то не было бы всего этого».
Из горницы раздался смех Максима и какого-то мужчины.
- Ты, чего, дура на кровати стоишь? – спросил вошедший Максим. От него разило перегаром.
- Там сын, мой сын, вернее наш сын, - спешно поправилась Юля, опасаясь побоев за ошибку в словах. Она испуганно показывала на середину комнаты.
- Пойдем, покажу тебе твоего сына, нашего сына, слазь, давай, быстрей.
Максим больно сжал руку жены и поволок ее в горницу. Посреди светелки стоял стол. На столе стоял маленький гроб. Максим сам оббивал его красным бархатом, который стащил еще в театре. Бархатный красный занавес-декорацию он смог вывезти, но весь не смог сохранить. Теперь это было последним украшением для сына. То, что осталось от занавеса украшало то, что осталось от сына.
Трудно было хоронить сына, свою гордость и надежду. Но он смог одеть и уложить в гроб эту кроху, не опьянев. А вот потом…, в каждом доме ему наливали из жалости к нему.
Без свекрови похоронить нельзя, почему-то, ее надо ждать. И жить рядом с гробом сына уже третий день! Хотя для самой Юли соблюдение ритуалов и норм поведения в это время было «китайской грамотой».
Вечером в дверь постучали. Мама Максима обычно просто входила в дом или стучала в окно, если дверь была заперта. Юля быстренько собрала в кулак всю свою волю и приготовилась отвечать на вопросы, как-то реагировать на появление свекрови, пока шла по длинному темному коридору к входной двери. На пороге стоял милиционер. Он представился, из чего Юля поняла, что это участковый. Она не знала, что на похоронах присутствует милиция (и что она вообще там делает?),и растерялась. Милиционер был суров и вел себя официально. Хозяйку дома он, скорее всего, знал, потому, что, обращаясь именно к Юле, сказал:
- Что ж это вы над пожилым человеком издеваетесь? Мне разбираться с вами некогда. Так что, протокол будем составлять или порядок наведете?
- Я не понимаю, о чем вы говорите, - растерялась Юля, вспоминая, что она не убрала... или разбросала?
- Жаль, что у нас с вами разговор не получается. Тогда будем составлять протокол. Где у вас можно присесть? – доставая из планшета бумагу, сказал милиционер с легким украинским акцентом.
- Да вы подождите, объясните за что протокол? Какой пожилой человек?- сознание Юльки то прояснялось, то терялось куда-то. Она плохо осознавала происходящее в последнее время. Накрепко привитое матерью чувство постоянной вины, подсказывало, что она должна быть в чем-то виновата, как всегда. Не сомневаться же в действиях милиции!
- Пожилой человек – это ваша тетя, вернее тетя вашего супруга. Она сегодня со слезами пришла в отделение и сказала, что вы в горнице держите тухлое мясо. Вы уже наверное знаете, что в селе горница или светелка – это святое место. Вы оскорбляете чувства человека. Это же деревня, а не город! И вообще, зачем хранить испорченные продукты?- наставительно впечатывал слова в затуманенное сознание Юли милиционер. Они умеют оценить состояние граждан, чтобы более доходчиво объяснить их вину. Нужно «разрулить» ситуацию, иначе протоколы будут занимать все свободное время. Писанина, писанина, как она надоедает врачам, милиции, да и не только им.
- Я опять не все поняла, но могу показать, что мы ничего такого не храним в светлице.
Тетя Люба запыхавшись, уже влетела в дом, когда участковый милиционер, которого она вызывала, входил в светелку:
- Ось, подывысь, вже почорнило!
Участковый чуть не уронил с головы фуражку, когда понял, что на столе стоит гроб. Юля с ужасом увидела на лице сынишки черные пятна. Она не знала, что это такое, но тетя кричала, что он протух. В горнице не топили печь, там было очень холодно, но как протухают мертвые люди, она все равно не знала. Участковый застыл, как в карауле у вечного огня. Тетя прыгала вокруг, насколько позволял дверной проем, стараясь заглянуть в глаза милиционеру и убедить прекратить это безобразие, забрать в тюрьму эту большеглазую москалиху.
Юля попробовала потереть темные пятна на лице малыша. Пятна стерлись. Это была очевидно сажа, аккуратно втертая в кожу. Тетка взвизгнула и кинулась, готовясь вцепиться в волосы, ненавистной женщине. Ей опять не удалось избавиться от нее. План сорвался. Участковый извинился глухим голосом перед Юлей и пошел к выходу. Разочарованная до бешенства тетя Люба увязалась за ним. Больше Юля от сына не отходила, только смотреть на него боялась. Это был не ее сын. Тот сын ушел в беспредельность со своим последним удивительном взглядом.
Когда пришла отпевать младенца матушка, Юлька просто-таки жалась к ней, не отставая ни на шаг, ни на миллиметр. Матушка вела себя с ней очень тактично, но не могла понять, что происходит с этим дитятком, потерявшей самое дорогое создание - своего первенца.
Отпевали мальчика всю ночь. Когда матушка уставала, то Юля расспрашивала ее о батюшке, о жизни в селе, о церкви. Она впервые так близко была от священников. Она видела эту женщину совсем рядом с собой, такую добрую и понятную. Это была дверь в новый мир. Ключ от этого мира ей вручил сын в последнюю минуту жизни. Только его взгляд позволял ярой атеистке Юле так трепетно и преданно принять помощь священников. Может быть, батюшка потому и не пришел, что Юля боялась мужчин вообще, боялась стереотипов религии и попов. Говорят, что этот батюшка - замечательный человек. Позже Юля узнала, что он умер так, как и говорила матушка. Он давно знал день и час своей кончины, говорил об этом своей супруге. Когда наступил назначенный день, он лег на кровать, полежал с закрытыми глазами. Матушка не беспокоила его, но суетилась поблизости. Потом он попросил принести студеной воды. Она принесла и села рядом. Он выпил немного, улыбнулся и сказал, «ну вот и все, окончился мой путь. Береги себя, матушка моя дорогая». Закрыл глаза, глубоко вздохнул и затих. Так он в свои 86 лет оставил этот мир.
Это отпевание было и для самой Юли. Как-то понемногу мир начал проявляться вокруг. Что значили все слова в молитвах – она не понимала. Для нее эта тихая старушка на короткое время стала просто матерью-утешительницей. Как-то тихо и задушевно звучал ее голос в просторной комнате, гасил страх и беспокойство от близости символа смерти с непонятным подобием сыночка внутри бархатной ледяной колыбельки.
Утром приехала свекровь и две сестры мужа. Свекровь начала голосить, рвать на себе волосы. В перерывах между этими приступами причитаний, она четким, твердым голосом отдавала распоряжения. Это было так странно и неправдоподобно. Юля молчала. Когда гробик погрузили на сани, на улице раздался громкий радостный смех. Сани поехали к кладбищу, Юля шла за ними, а смех догонял ее. Он пробирал до костей, окутывал ватным одеялом. Кто-то подхватил ее, когда сознание угасло. Очнулась она в чужом доме. Дом был такой теплый! Такой уютный! Вокруг нее сидели люди, что-то говорили по-украински. Когда она открыла глаза, украинский язык наполнился русскими словами.
- Дитонько, може в нашей хати посидиш? Як бы ты хоронила дитятко твое не в той хате, мы бы всі помогли, всім селом. А в то пекло люди не пидут, ни за що.
- Не могу я у вас хоронить, муж не разрешит. Да уже все равно. А почему я здесь?
- Так не можна ж первеца провожать тебе до кладовища. Рожать більш не сможешь. Або щось непотрібне родится.
- А кто это так смеялся? Это обычай у вас такой?
- Та що ты, дитятко. То наша ведьма радуется. Твой чоловік ее дочку бросил колысь.
- Как это «колысь»?
- Да то давно было значит. Она все ходила к тому дому. Дом дюже поганый, где ты живешь, дюже.
- Я помню, что тетя как-то пошла открывать дверь зимой, когда в окно постучали. Хотела я пойти, но она не разрешила, пошла сама с песней «смела мы в бой пойдем». Мы тогда почему-то испугались с Оксанкой, сестрой моего мужа, но эта песня так смешно выглядит, когда ее украинка поет. А за дверью никого не было, даже следов на снегу ни у двери, ни на дорожке во дворе. Утром посмотрели возле окна, там тоже следов не было. Снег тогда глубокий был, палисадник большой, но нигде следов не было, а руку мы ясно в окне видели, когда стучала и меня звала. Я думала, что тетя про меня всем рассказали и мое имя знают. Только на пороге дома были сушеные листья и пепел.
- А кто их прибирать стал?
- Я убрала. Я еще летом пепел с окон убирала. Снаружи кто-то рассыпал вдоль окна. Тогда мне что-то привиделось странное. Только рассказывать глупо.
- Вот ты сыночка и привезла в прокляту хату, на радість колдовке нашей. Видать все у нэи сладылось, колы смеялась на всю вулыцю. Ох, бідна ты, бідна. Тільки краще бы теперь родіть тебе двох диточок заміст одного. Запомни, обовъязково двох. Ну, пора вернутися тэбэ, колы в той хатини решила буты.
Как сквозь туман доходило до нее происходящее. Этот туман ее действительности окутывал Юлю с детства. Ненависть матери была так близко, ненависть тетки, мужа тоже была рядом. Плакать было нельзя – это табу, одно из многих, установленных матерью Юли с самого детства. Сама Юля не могла их сформулировать, потому. Что жила с ними, росла с ними, с этими запретами: не спать при родителях, не хрустеть яблоками, не смеяться и т.д. А здесь чужие люди делились любовью, заботой. Как это необычно!
Эта сказка кончилась у порога дома тети. На следующий день ее повели на кладбище, к могилке сына. Там она увидела еще двоих добрых людей. Они спешили к ней через замерзшие могилки. Подошли, посочувствовали. - «Надо же, совсем незнакомые люди так сочувствуют ей, так жалеют», - подумала Юля. Они в самом деле были очень взволнованы. Юля начала оттаивать, но когда выяснила причину такого сочувствия – обмерла. Ее просили не подавать на суд. Это были врачи. И еще она узнала, что две могилки в поле – это еще две ошибки врачей за эти дни. Над одной из них рыдала женщина. Ее обнимал человек в форме морского офицера. Это были маленькие детки. Всего трое за два дня. Юля вспомнила слова старенького врача в больнице, что никто отвечать все равно не будет. Но врачам будет немножко неприятно. А как же невыносимо будет родителям!
Вокзал был маленький и темный. Или это темно в самой жизни Юли? Всё было чужим и безразличным. Всё равно было, кто рядом, куда идти, куда ее везут, во что она одета. Всё равно. И вдруг – детский плач. Такой тихий и едва слышный. Юля рванулась на звук. Свет, краски этого мира вспыхнули мгновенно в том месте, где стояла молодая женщина с трогательным пакетиком. Только в этом был смысл всего существования на земле, только это чудо стоило всех страданий, было средоточием всех земных радостей! Это было великое чудо, бессмертное чудо – ребенок! Не важно - чей он, главное это новая жизнь, крохотное, беспомощное создание, окруженное любовью и всеми атрибутами пеленочной жизни. Казалось, что свет материнской любви осветил всё вокруг той женщины. Этот свет еще тлел в самой Юле, так недавно бывшей матерью. Она кинулась к молодой матери, протягивая руки, но женщина испугалась безумного взгляда незнакомки.
- Мне только взглянуть, хотя бы прикоснуться, - оправдывая свой порыв, говорила Юля. – Он теплый? Он живой?
Эти слова повергли в шок молодую мать. Мужчина невольно закрыл собой жену с ребенком. От слов не спрячешься. Всё померкло. Юлю окружили сестры Максима, свекровь, взволнованные пассажиры. Все, словно забором отгородили ее окончательно от надежды, от света, от этого чуда. А она не понимала, та, молодая мать не понимала, что держит в руках целый мир.
Не было слез у Юли. Не было их и потом, когда приехала жить в дом свекрови, когда лежала парализованная два месяца, глядя в потолок. Она даже не пыталась объяснить, что плакать уже просто не умеет. Это было с детства запрещено, а теперь слезы – это жалость к самой себе. Но как можно жалеть себя, когда по собственной вине исчез целый мир! В жизни ее сына не будет ни любви матери, ни рассветов и соловьев, ни капелек росы на траве. Не будет детских игр и санок зимой, снежков и смеха. Самой жизни не будет! На одно человеческое счастье этот мир станет беднее.
Написала. Внутри такое опустошение, что руки дрожат. Дрожат и ноги, как ни странно. Болит сердце. Ответ она ждала уже не с надеждой, а за какой-то гранью отчаяния. Смс пришла глубокой ночью: «Я читать не стал. Оле было интересно». Всё. И это всё? Все ушло в эту черную дыру. Казалось, что там присутствует какая-то коричневая чума. Бред, это последствия дурацких, никому не нужных откровений.
Юля лежала без сна. Ее история была прочитана Тамарой. Этот рассказ их хоть чем-то связал. Тамара ей сочувствует, судя по ответу. Или нет? Кто эта Тома? По короткой, скудной телефонной переписке она не совсем искренний человек, но добрый. «Пчелки наши, солнышки», писала Тома в своих смсках им с Аркадием. Когда так сюсюкают, как правило, в обыденной жизни люди бывают очень грубы. Как она выглядит Юля знала по фотографиям. Аркадий привез их с тех занятий, где с ней познакомился. Это была Айя. Что в ней осталось от той девушки?
И вдруг перед лицом Юли, заслоняя собой все вокруг, появилась подошва сапога. Еще миг – и она падает на спину. Не успев завершить движение поднимает глаза и видит дуло автомата с каким-то черным решетчатым набалдашником у самого начала ствола. Или у конца этого ствола, направленного прямо в ее лицо. Юля с трудом отводит свой взгляд от этой огромной черной дыры, гипнотизирующей ее. Над ней нависает полный солдат в полевой форме с ухмыляющейся довольной мордой. Она что-то собирается крикнуть ему в эту самодовольную харю. Или он? Юля была мужчиной? Не важно. Совершенно не важно. Она не успела выплеснуть свои чувства. Неизбежность. Бешенная вспышка ненависти была ярче, чем вспышка огня в темном глазу дула. Темнота.
Юля привстала на локте на кровати, вглядываясь вдаль, нет, вглубь, отматывая все с того момента… С какого момента надо смотреть? Для начала нужно отодвинуть ненависть, она не помощник в этом деле. Успокоить сердце, восстановить пульс. Связующим звеном была она, Юля. Картина приобрела четкость: улыбающаяся физиономия эсесовца теперь со всей очевидностью принадлежала Томе. Сомневалась ли она? Какие могут быть сомнения?
Рядом с ней, то есть с ним, стоял офицер в фуражке с высокой тульей. Он был не высокого роста, маленький и щуплый. Форма была черного цвета. Он смотрел на того, что теперь была Юлей спокойно и отстраненно, похлопывая тросточкой-стеком по голенищу своего сапога. Сейчас он стал мужем Тамары, отставным офицером российских вооруженных сил. Третья фигура – удаляющийся офицер. Что о нем можно сказать? С ним была связана какая-то надежда. А с ней что было? Объяснению не подлежит, ясно, что смерть.
Ненависть душила ее так, как никогда в жизни. Она ненавидела фашистов уже две жизни подряд. Вмиг куда-то улетучилась вся любовь и понимание, все полученные знания и беспорочное понятие. Но все ли? Нет, не все, далеко не все. Но ненависть душила еще с той поры, когда смерть оборвала ее жизнь, но еще оставила чувства, лишенные физического проявления. Юля не успела тогда крикнуть рвавшееся наружу проклятие. Зато теперь ей ничто не мешает. Нет, мешает. Теперь она знала, что проклятие в чей-то адрес произносить нельзя. Нельзя перечеркивать этим все то хорошее, что старательно растила в душе не одну жизнь. Нельзя привязывать себя к рождениям в этой душной шкуре снова и снова, до искупления своей ошибки.
Но как же невыносимо рвется наружу проклятие! А если проклясть день их знакомства? Какой день? Тот, когда они были немецкими солдатами? Или тот день, когда Аркадий познакомился с Тамарой в Москве? В любом случае день ничего не почувствует, если его проклясть, а Юля выплюнет это жгучее слово. Но как же удивится Тамара! Ведь она этого совсем не ожидает. Нужно с чего-то начать, объяснить причину такой перемены.
Юля набрала номер телефона на последние свои деньги на счету. Тамара ответила на звонок холодно и равнодушно:
- Да, чего тебе?
Юля поняла, что объясняться уже нет смысла, ее первые слова стали заменой объяснению.
- Как же я тебя ненавижу! Будь проклят тот день, когда вы познакомились!
Она выключила телефон и с некоторым облегчением откинулась на подушку. –«Да, пусть день, это ни к чему не обязывает». Она выплеснула тот яд, что не могла в себе удержать и услышала звонок:
- Говорят ты много страдала в жизни? Я рада этому! Так тебе и надо! Аркадия ты не заслуживаешь.
- Тогда оставь его себе! – вырвалось у Юли и тут же подумалось «если у тебя получится». Хотя друзья-фронтовики наконец-то собрались вместе. Тамара вспомнить всё с помощью Аркадия. Он-то уж точно вспомнит, если не помнил и до этой поездки. А вдруг он знал к кому едет? Это он только говорил, что помнит Тамару Айей, а про Германию промолчал.
Ну что ж, точки расставлены, теперь можно спать. Тамара не первый раз в их вечности встала между ними. И опять она не поняла, что Юля с Аркадием – два полюса одного магнита. Это не их заслуга, так устроено в этом мире. Они часть Облака Свидетелей, состоящего из соединившихся половинок. Не к ним относится понятие «родственные души», не к ним относится понятие «кармические партнеры». На них и на таких парах-половинках, как они лежит большая ответственность и большое доверие всего сущего в конце всех времен.
Юля сорвалась, допустила непростительную ошибку, дала волю таким чувствам, о которых даже не помнила. Отчаяние перевесило все доводы разума. Ее душа ослепла.
Наступило долгожданное утро и возможность связаться с Аркадием. Но как? Нужно найти деньги и положить их на его счет. Из украшений у нее был только александрит из перстня ее матери. Что за него дадут? Из денег у нее – только на автобус в один конец. Из сил – только ярость и безумное желание услышать его голос. Только бы добраться до города, а там...
Город не маленький чтобы его весь опробовать ногами. Все, что ей удалось узнать через знакомых и родственников, безропотно принимая унижения и высмеивания – это день, час и номер поезда.
Измученная в полубессознательном состоянии, она брела по заснеженным рельсам домой поздно вечером. Судя по отпечаткам на снегу и закоченевшим рукам и ногам, она пару раз теряла сознание по пути, поднималась и шла дальше. Единственная мысль, что она больше ему не нужна и она сделала все, что было в ее силах, занимала ум измученной женщины. И только дома, отогревшись в маленькой комнатке с алтарем она подумала нужна ли она вообще этому миру. Нужна ли она вообще кому-то, кроме ее многолетней болезни? Боль уже не была для нее парусом, уносящим от гибельных, опасных мест. Нервы так истрепала слишком частая и слишком сильная боль, что они были клочьями, обрывками, судорожно трепыхающимися на малейшем ветру. Они не выдерживали уже и малого напряжения, вызывая дрожь, слезы беспомощности и отчаяния, особенно если примешивается воспоминание о ТОЙ БОЛИ:
«В какой-то миг удары не вызывают больше боль, а хруст костей кажется посторонним звуком. Значит, нужно оставаться свидетелем этой расправы, очевидцем, если не выключается милосердно сознание от боли». Предел рассчитан для каждого. Расплата за прошлое не минует никого. Память об этом или напомнит ужасом происходящего тогда или раной в душе от пережитого страха и боли или шрамом на теле, станет мучительной болезнью. Вывод – наказание не главное, а главное – искупление и опыт полученный при этом.
Ее новая белая ночная рубашка с капюшоном больше походила на саван. Она попросила ангелов все оставшиеся в ней силы направить безутешным вдовам, детям-сиротам, матерям, потерявшим своих детей и вместе с ними смысл существования, всем, кого безответная любовь доводит до отчаяния, всем, кому ее сила жизни поможет выстоять в тяжелые минуты. Силы, что еще остались, уходили стремительно! Жизнь начала угасать со скоростью догоревшей свечки. Она нашла еще силы в себе лечь на кровать.
«Никогда не просите, сами придут, сами все дадут». – Говорил Воланд. Он сатана, по роману, а значит нужно делать прямо противоположное, если не считаешься его последователем. В Библии говорится Просящему да откроется», «просите и будет вам», «Зов заставляет ответить». Попросить, значит смирить свою гордыню.
Нет, велите от своего величия. Человек – это Бог на кресте. Ему поклоняются Небеса, все служители Бога: ангелы, серафимы и т.д. Каждая просьба, наделенная эмоциональной силой воли умирающего, последней волей приговоренного, сострадающего чужой боли исполняется. И каждая воля, облеченная словом может как открыть дверь на «верхний этаж» на ступень выше, так и открыть дорогу вниз. Каждый шаг человека на земле – это огромный выбор в судьбе. Человек сам себе палач, но сам себе спаситель. Это Воля Бога.
И, захлопнув ресницы, как ставни
Хоть в быту вы совсем не мудрец
Сердце счастьем наполнив по капле
Жизни счет подведя наконец
Вы всем людям хорошим оставьте
И любовь и терновый венец.
Старший сын редко поднимался на второй этаж в комнаты матери и отчима. Что его насторожило? Юля очнулась от разрывающего душу страдания ее ребенка, большого тридцатилетнего ребенка. Он уже перестал ее трясти и теперь заглядывал через плечо и умолял не оставлять его одного в этом большом доме. Слезы, которых мать не видела у сына за всю его жизнь, текли по заросшим легкой щетиной, щекам.
- У меня сели батарейки, - едва выдавила она из себя.
Подумала же, что просто поздно он вспомнил про мать. Решение принято. Перед ее глазами все еще стояли вереницей Святые с горестно опущенными головами. Понятно было, что они не одобряют ее решение, но это ее выбор. Она не прошла испытание. Но зачем наказывать сына? Да, он живет своей жизнью, она с трудом примирилась с этим, давно перестала поучать и контролировать. Но она и сама была независима и одинока в жизни, пока не встретила Аркадия. Ей оставалось лишь удержаться в этом мире еще пять дней до его приезда, чтобы не оставлять сына с такой проблемой. Оказалось это не так просто, когда все уже роздано в мир и распределено по ее же распоряжению.
Детям досталась едва говорящая кукла. Говорить и смотреть – это все, что могла их мать. Ее перенесли в большую комнату к телевизору, надеясь вернуть к жизни. Они не могли понять, что с ней происходит, но догадывались не раз наблюдая, как подкашиваются у нее ноги от переживания. Ее объяснение «сели батарейки» мало объясняли что же нужно делать. Врачи «скорой помощи» разводили руками. Младший сын приезжал нянчить маму, вливать в рот что-то с ложечки, поправлять одеяло и решать туалетно-пеленочные вопросы. По очереди дети ухаживали за беспомощной матерью. Как хорошо, что она мало весила и с каждым днем все меньше.
Аркадий мчался в поезде, понимая, что Юля уходит. Большую часть времени он проводил за пределами купе, в коридоре поезда. Была ли его вина? Но ведь Тома могла и не купить билет обратно. Оставаться в чужом городе он никак не хотел и не мог. Его мучило высказывание Юли «оставь его себе». Как больно было слышать это высказывание собственной жены от той, что приняла его у себя дома и на время стала хозяйкой его судьбы. Сущая безделица по сравнению с мировыми проблемами – деньги – ломала всю его жизнь. Или это не они виноваты?
Юлькины короткие полуистеричные просьбы вернуться раздражали его, мешали сосредоточиться на проблемах других людей. Конечно, все подружки Тамары понимали, что это простая ревность. Как это им знакомо! И как это опускает жену Аркадия на землю, на их уровень скандалов и истерик. Жаль, что повода для ревности Аркадий так и не давал не смотря на предложения Тамары, подозрения ее мужа. Как-то странно это.
Он молился за жену, просил удержать, но ответ знал и сам: «Она этого не хочет». И он спешил, подгонял поезд, чтобы убедить ее остаться. Поезд прибыл намного раньше расписания. Проводники все как один были этому крайне удивлены. Его никто не встречал. Все подарки и гостинцы нужно было тащить самому. Бросить бы все это!
Он не сразу решился войти к ней в комнату. Но она ждала его, он это чувствовал, так что войти надо. На него смотрели глубоко запавшие глаза умирающей женщины настолько полные любви, что вместить ее уже не могло изможденное неподвижное тело. Она посмотрела на него с такой любовью, что выдержать этот взгляд не было сил. Ни скандала, ни упрека, только любовь. Она действительно считала часы, минуты, секунды до его появления. Просто лежала и отсчитывала время. Телевизор ее не интересовал. Он унес ее от этого ящика с цветными картинками в маленькую комнату, к алтарю. Вернуть ее теперь было крайне трудно, поздно. Этот мир не интересовал ее больше. Аркадий сел у ее ног поудобнее и попытался рассказать что-то о своей поездке. Она смотрела на него большими влюбленными глазами и тоже хотела рассказать. Ее рассказ был о нем, о Тамаре, о ее муже и их общей прежней встрече. Короткий рассказ.
Аркадий замолчал. Действительно короткий рассказ. Он знал его продолжение. Он знал и его начало. Если это поможет вернуть жену, он расскажет ей всё. Всё, что знает, что помнит, что позволяют ему помнить.
Юля тогда участвовала в сопротивлении. Это была Франция. После длительных пыток в гестапо она все равно не сдалась. Пытал ее (его)тот самый гестаповец, которым была Тамара. Аркадий-Герхард присутствовал на одном допросе. Было очевидно, что пленный много знал. Герхард попросил смягчить методику ведения допросов, потому, что боль была уже не существенна для этого арестованного, а сведения получить можно и другим способом.
Что-то в этом человеке притягивало Герхарда, какое-то родственное чувство. Скорее всего просто уважение к поведению и выдержке этого изуродованного пытками человека. Герхард хотел добиться сотрудничества или по крайней мере получить хоть какую-то, необходимую именно ему, информацию.
Арестованного вывели во двор из темного помещения, пропахшего кровью, как на бойне. Глоток свежего воздуха вернет силы и желание выжить. Арестант действительно вздохнул полной грудью, но тут же закашлялся, захлебываясь кровью. Герхард распорядился обеспечить сносные условия содержания для этого француза.
Он мог распорядиться, так как был по званию выше гестаповца. Он служил в армейской разведке. И хотя гестаповец был ниже званием, он относился к той категории, которая находилась на особом счету. Как в наше время военные подчиняются даже младшему милицейскому чину в городе, так и гестапо имело власть над солдатами.
Офицер, что стоял рядом с гестаповцем, он был ниже чином, чем Герхард. Он как-то безучастно относился ко всему происходящему. Он безразлично отнесся к приказу Герхарда, спокойно смотрел вслед, когда Герхард уходил, дав распоряжение. Он спокойно и уверенно смотрел, как гестаповец, подождав пока офицер уйдет достаточно далеко, с удовольствием расстрелял пленного. И только когда Герхард непривычно быстро развернулся после звука выстрела и бегом вернулся, забеспокоился. Было от чего взволноваться, глядя на этого офицера.
Герхард так ударил гестаповца, что тот, со своим массивным весом, рухнул на землю. Бить лежащего человека аристократ по происхождению, барон, не мог себе и представить, не то, что ударить. Да этого и не требовалось, настолько сильным был удар. Глядя на его яростное спокойствие, безразличие того, другого немца, как ветром сдуло. И все же он стал свидетелем.
Гестаповцу было обеспечено пару месяцев госпиталя в связи с поломанной челюстью, сотрясением головного мозга, несколько месяцев насмешек сослуживцев, а Герхарду – Восточный фронт, танк вместо самолета. Тамаре на память об этом осталось родимое пятно в месте удара Герхарда в челюсть. Аркадий вспоминал еще какие-то подробности той жизни и тех событий. Он много помнил. Он чувствовал, что знает ее уже тогда, он защищал ее даже ценой своей карьеры, своей жизни.
Итак, Юлька была отомщена. Она лежала и почему-то не радовалась. Просто она уже этого не слышала, не могла уже слышать.
25. 10. 2008. | |
ВАШИ КОММЕНТАРИИ
Колонка редактора