Розовые солдатики или 271 по Цельсию | | Закончен 26 апреля 2006 года. 20 лет назад случился Чернобыль. Рассказ посвящен этой дате | Рассказ
1.
Селиванову звонил некий Альфред Григорьевич, просил о встрече.
И вот, они сидят на одной из городских аллей. Собеседник, мужчина среднего возраста, интенсивно робел перед маститым журналистом. Эдуард просил его не волноваться, даже взял его руки в свои.
- Вижу, вам есть что сказать, чувствую не с пустяком пришли. Итак…
- Не знаю, с чего и начать Эдуард Викентьевич, - собеседник промокнул платком вспотевший лоб. - Тема у меня уж очень… как бы это… пафосная.
Вы во всем разберетесь, не мне вас учить. Поначалу появятся вопросы. Верьте тому, что буду вам рисовать. Я не раз прокручивал в голове ситуацию, ее итог не радует. Такой сценарий может иметь место. Я говорю "может иметь", не приведи Господи когда-то сказать - имеет.
Селиванов заинтригован, торопить своего нового знакомого не считает нужным. Тот и без того выложит все, что знает. Может быть даже сверх того…
-Для начала вспомним Чернобыль! - Альфред Григорьевич нахмурился, и будто забыл об Эдуарде.
Обоим было что вспоминать.
-Как считаете, - продолжил, - такое может повториться?
-Скажете тоже! - округлил глаза журналист. – Конечно, полную гарантию никто не даст, что до надежности реакторов… Уверен, наши ученые не дремлют, снижают до минимума роль человеческого фактора.
-Человеческого, - научный сотрудник в раздумье. - А если есть элемент запредельного, нам непонятного? Если встречается ситуация, физическими законами не объясняемая? А? Не с кубиками играем, атомную станцию эксплуатируем.
-Вы это серьезно? - Эдуард заскучал.
Собеседник разогревал ситуацию, доводя её до белого каления. По-видимому с тем, чтобы обратить на себя внимание, рассказать об очередном полтергейсте.
В проделки "барабашек" журналист не верил, хотя отдавал себе отчет: какое-то явление может не объясняться. Не потому что сверхъестественно - человек не дорос до понимания.
-Серьезнее не бывает! - Альфред Григорьевич, как спортсмен заявлял новую высоту. - Куда денется ваша ирония, когда узнаете подробности. Они просто в голове не укладываются.
Металлургией цветмета я занимаюсь около сорока лет. Я кандидат наук, у меня два десятка научных работ, на которые ссылаются ученые многих стран. Говорю не из желания прихвастнуть, хочу, что бы вы поверили, я никогда дурака не валял.
Некоторые типы котлов работают на металлическом носителе. Речь о первичном контуре.
Есть несколько его марок на основе висмута. Не стану забивать вам голову процентами. Главное в теплоносителе: температура его плавления, агрессивность и теплопроводность. У каждой марки, своё сочетание этих свойств, у каждого типа реактора - свой сплав. Висмут как основа, уходит в прошлое, на его смену приходят литий, натрий, калий.
Технологии их приготовления многократно опробованы, есть нормативные документы, методики. Сплав готовят в индукционных печах двое, для контроля, чтобы исключить ошибки в рецептуре.
Простите, что трачу время на технические подробности, - Альфред Григорьевич деликатен. - Я бы с удовольствием опустил их, не играй они жизненно важной роли.
Обычный состав сплава: 9,2% индия, 2,2% галлия, 3,7% олова, 1.8% свинца. Остальное висмут. Это классическая рецептура, и мы пользуемся ею уже много лет.
От горячих сборок с тепловыделяющими элементами, ТВЭЛами, расплавленный металл отбирает тепло. После чего речь идет уже о вторичном контуре с перегретым паром. Потом турбины… В этом суть атомной энергетики.
Так вот, продолжал Альфред Григорьевич, - я проводил опыты с разной лигатурой, все они отражены в моем дневнике.
Собирался с мыслями.
– Мне уже далеко за шестьдесят. На своем рабочем месте я с начала ледникового периода. Одно и то же в течение многих месяцев, лет. Станьте на мое место. Одуреваешь. Хочется чего-то большего, но… не дано.
Опыт за номером "двадцать тридцать восемь" дал неожиданные результаты. Я проводил его с новой лигатурой, германием и кремнием.
И что вы думаете? Теплопроводность увеличилась на шестнадцать процентов против обычного сплава. Шестнадцать! Цифра фантастическая!
После многих проверок, на свой страх и риск, я отлил партию для той самой станции, все двадцать четыре тонны.
Не торопитесь осуждать, поднял руку. - Прежде, чем на это пойти, я всесторонне исследовал сплав.
- А тест на агрессивность проводили? – Эдуард не мог не задать этого вопроса.
Он автоматически вытекал из характеристик теплоносителя, о них Альфред Григорьевич говорил в самом начале.
- И на агрессивность в том числе.
Собеседник покосился на Селиванова, во взгляде засквозила учтивость. На ходу подметки рвет. Профессионал.
- Побочных эффектов при тестировании моего сплава я не обнаружил, - продолжал. - Поверьте, я хорошо знаю процедуру внедрения таких новаций. Пройдут годы, прежде чем "двадцать тридцать восемь", обретет права, я могу не дожить до того дня. Пойти на такой шаг меня заставила пугающая быстротекучесть жизни. По статистике, у нас мужчины живут пятьдесят восемь, мне – шестьдесят четыре, я уже шесть лет небожитель.
Замолчал. Не мог молчать Селиванов.
- Вы сказали, на свой страх и риск… Как я понимаю, не поставили в известность руководство АЭС. Странно, это же принципиально новый носитель, с совершенно другими характеристиками.
- Все так! – огорченно развел руками Коробов. - Позже, когда все утряслось, я признался бы в самодеятельности. У меня не было сомнений в хорошей концовке. Победителей же, как известно, не судят.
- А что? – насторожился Селиванов, – этим дело не кончилось?
- Если бы! Это только начало цепи негатива.
- Этот негатив отразился на работе станции? – Селиванов не сожалел о встрече.
- Ни Боже мой! Теплоноситель работал более чем нормально, и это не удивительно.
- А как реагировали на этот факт на станции? Он же не остался незамеченным?
- Конечно, это сразу показали приборы. Как реагировали? Представления не имею.
- Забыл спросить, - Селиванов возвращался к началу разговора, – слитки, что вы отлили для станции, под какой маркой шли?
- Естественно не под моей! – Альфред Григорьевич стушевался. – По документам, это обычный сплав, двенадцать семьдесят шесть. Пришлось подтасовать документы.
Селиванова брала оторопь.
- Надеюсь, на этом ваши эксперименты закончились?
-Мои – да!
-Вы говорили о цепи негативных явлений.
-Вот тут-то все и начинается. На той станции, о которой речь, у меня приятель, заместитель главного инженера. Позже я назову его имя.
-Вы даже ему не сказали о своей операции "Ы"?
-Не сказал. Тут другое получилось… Неделю назад он мне звонит, и такое мне рассказывает, такое… Вы от него узнаете историю, или мне…
-Расскажите! – Селиванов, будто бы, деликатен. – Раз уж начали.
Любую информацию следует перепроверять. Этим правилом, он всегда руководствовался в своей журналистской деятельности. Встреча будет, конечно же, и с тем сотрудником. И не только с ним.
Вот что узнал Альфред Григорьевич от Бориса.
Тот вознамерился отлить внуку роту оловянных солдатиков, мальчишка давно просил. Олова под рукой не нашлось, он решил употребить для этого висмут, на АЭС его тонны.
Сделал форму в шамоте, стал лить. Так и отлил бы все сто двадцать одноногих солдатиков, как и замышлял, не случись не предвиденного. Что-то его отвлекло, он забыл про сковороду. Сплав перегрелся.
Когда он вернулся к газовой плите, то не поверил своим глазам. Вместо подвижной, бликующей жидкости, увидел похожую на студень, рыхлую серую массу. Сплав напрочь потерял текучесть. Чуть подостыв, висмут стал прежним: подвижным и зеркальным.
Борис был потрясен.
Вот такая история! – закончил Альфред Григорьевич. – Как вы уже догадались, висмут, что плавил Борис - мой. Что на это скажете, Эдуард Викентьевич?
- У меня нет слов! – Селиванов в шоке от услышанного. - Ладно, инженер, ладно ваш Борис, но вы-то, вы, как ведете себя в этой истории? Не скрываю, я возмущен…, - поднялся со скамьи, сцепив руки за спиной, заходил взад - вперед.
Коробов виновато опустил голову, протестовать не пытался.
- …сначала ходом ваших рассуждений, потом вашей, простите, страусиной позицией. А дело-то серьезней не бывает, не мне вам рассказывать. Сейчас вы ждете с моря погоды, не так ли? Куда ветер подует.
-А что посоветуете? – робко подал голос собеседник.
-Сразу и не сообразить! – Селиванов остывал. - Чтобы судить боксерский поединок, как минимум, надо уметь боксировать. В таких делах я не дока.
Поговорив еще с полчаса, они расстались.
2.
Оформление допуска на режимный объект – процедура непростая, уложились в два часа. Немного, если учесть - составлялось полное досье: милиция, ФСБ, налоговая инспекция, жилуправление, место работы.
Селиванов не собирался "мутить воду". И свое и здешнее начальство заверил: в канун очередной годовщины надо написать о станции. О ней самой, ее людях, их самоотверженной работе.
Когда-то уже грянул гром. Хватит!
Эдуард Викентьевич собирался встретиться с главным инженером АЭС. Естественный ход событий.
И… влип, как кур в ощип. У главного, только что земля не горела под ногами. Общественность ничего не знала, наружу не просочилось ни бита информации. Завидная сплоченность коллектива, железное его единство.
Два дня знакомил главный инженер Селиванова с атомной, ее технологическим процессом, перспективами, людьми. После чего, кто бы мог подумать, журналист стал в курсе иной действительности.
Трудно удивить Эдуарда чем–либо, но у него глаза полезли на лоб, когда второе лицо станции, стал плакаться о своих проблемах. И каких!
- То, что я вам расскажу, не для печати, больше того – конфиденциально. Сможете помочь – помогите, не сможете – забудьте о том, что услышите, - такое вступление главного ошарашивало.
Несколько месяцев назад, - он хлопал рукой по папке, - мы проводили очередную плановую профилактику реактора №2. - На тот момент, нас интересовал первичный радиационный контур: труба из жаропрочной стали диаметром 420 миллиметров. Вообразили себе?
- А как же регламент?
Регламент само - собой, речь о магистрали. В любое время, мы должны иметь о ней представление. На атомной, да будет вам известно, не только ток получают, это еще и полигон для испытаний. Где как не здесь подтверждать и опробовать гипотезы, научные догадки. Еще кофе?
-Не откажусь! – Эдуард, следуя договоренности диктофон не включал.
Радиационный фон контура требует дистанционных устройств контроля, главинж обстоятельно вводил журналиста в курс дела. Мы взяли западно - германские дефектоскопы, приспособили их к нашим трубам, на нашем языке - диаметрам. Спиральной траектории датчика мы не получили, как не старались, остановились на линейной.
В одном из замеров, прибор показал утонение стенки на 3,7 миллиметра, факт недопустимый. Мы тут же затребовали у завода – изготовителя документы на секцию. В них оказался полный порядок.
Значит, локальный кавитационный износ трубы, ее язва, на нашей совести. Мы заказали новую секцию, неделю назад получили ее. Перед тем, как остановить реактор, решили убедиться в корректности замера.
И что вы думаете? Дефекта не обнаружили.
Вот тебе раз! Подняли на ноги все Министерство, для нас вне графиков сработана дорогая секция… И что? Все это похоже на игру в испорченный телефон, вы не находите?
Нахожу, подумал про себя Селиванов. Издержки производства. Кто-то что-то замерил, не от большого ума приняли решение и сели в лужу. С кем не бывает. Должна полететь чья-то голова. Чья? Не будем называть имен.
Вот почему она у него болит. С таким "волчьим билетом" устроится в своем же департаменте проблематично.
Вслух же сказал.
- Не хотел бы оказаться на вашем месте. Сидеть на бочке с порохом с трубкой в зубах - не самое лучшее времяпровождение.
С вашего позволения, я побуду еще немного на станции, - просил Селиванов. - Слишком социально значимый объект, чтобы отделываться несколькими строчками в газете. С людьми хотелось бы побольше пообщаться.
Главный ничего не имел против, Эдуарду продлили аккредитацию. Не теряя времени, он тут же встретился с Борисом, тем самым, о котором рассказывал Альфред Григорьевич.
Тот оказался человеком отнюдь не двоичного исчисления. Два, три наводящих вопроса, и он придал Селиванову обидный статус "чайника".
Тот в долгу не остался, спросив, как пишется - "двенадцать". Двумя "эн" остался доволен.
- Минус на минус дает плюс! – ликуя подвел итог журналист. – У нас с вами схожие образовательные цензы. Столкуемся.
Борис обороты сбавил.
- Главный знает историю с солдатиками? – поинтересовался Эдуард.
- Конечно, он узнал ее одним из первых.
- И какой сделал вывод?
- А никакой. Я посоветовал ему сменить теплоноситель, он поднял меня на смех.
- Что так?
- У нас, дескать, уникальный носитель, на нем надо работать пока не посинеем.
- Его свойства не с неба свалились, у аномальной теплоемкости есть причина. Она его не интересовала?
- Нет, он принял ее как данность. Мы там кое-что на контуре соорудили для отвода глаз… К его параметрам у нас нет претензий, если говорить об оптимуме. Если же реактивность начнет расти…
- Странная позиция у вашего технорука! – Эдуард озабочен. - Он не слышал афоризма - "Зри в корень!"?
-По - видимому, нет.
-Он же не может не понимать, стоит носителю перегреться…
-У него на это один ответ, защита от роста реактивности – идеальна. Говорит, когда сольем этот носитель, уйдут в никуда его блестящие характеристики. С новым заполнением к нам вернутся старые проблемы. С этим трудно спорить.
-И вы успокоились?
-Нельзя сказать что окончательно…
У Эдуарда складывалось впечатление, Борис вел свою игру, спал и видел себя на месте главного.
–Я понимаю, чем все может закончится, – продолжил заместитель. - Загустевает носитель, прекращается циркуляция. Если замедлителей тридцать пять – сорок, мы еще погасим реактивность. А если их девять, как в Чернобыле?
Реакция выходит из-под контроля, температура растет, ТВЭЛы разрушаются, "двести тридцать пятый" прожигает днище реактора, попадает в бассейн – барботер…
На этом фоне тепловой взрыв - ничто! Ситуация, предшествующая "китайскому синдрому". Канун апокалипсиса! Раскаленная жидкая урановая масса проплавляет землю. Где-то в глубине, в считанные часы, она набирает критическую массу, и…
В Хиросиме взорвали не более восьмидесяти килограммов урана, здесь – несколько тонн. Почувствуйте разницу!
Поговорили.
Селиванов, делая наивные глаза, попросил главного инженера ознакомить его с параметрами первичного контура. Для развития кругозора.
Тот ничего на это не ответил, сославшись на занятость исчез. Появился через полчаса задумчивый, притихший.
-Какое отношение имеет градиент контура к стоящей перед вами задаче?
-У меня профессиональный интерес, как вы решили проблему уникального носителя?- Эдуард напорист, как и положено журналисту.
Главный огорчен, тайны уже нет, шарик лопнул.
Повышенную теплопроводность нового носителя обнаружили сразу. Не поняв причин, мало времени отводилось на замену, решили поймать "двух зайцев".
Своими силами соорудили, так называемый, "вспомогательный" теплообменник, обвязали им контур, сфабриковали на него расчеты. Они должны показать инспекторам, не к ночи помянутым, всю высоту полета мысли станционного менеджмента.
Следствие – причина, причина – следствие. Яйцо курица, курица – яйцо. С неказистой бутафорией уходила прочь, так и не решенная загадка, необычная теплопроводность носителя.
Подвели итоги, подбили что называется "бабки". За новацию получены деньги, с учетом ее эффективности немалые. " И овцы целы, и волки сыты!".
Главный обеспокоен, Селиванову мало общего освещения работы станции, он начинал "глубокое бурение". Чего доброго, малый раскусит и эту его финансовую хитрость. Следует не опоздать, вовремя сориентировать самозваного детектива, а возникнет необходимость, и ограничить доступ.
Так считал главный инженер, не подозревая - Селиванов, с легкой руки Альфреда Григорьевича, знает о носителе больше, чем надо.
Новости недели. На злополучной секции контура, вновь появилось эррозионное пятно, в том же месте, той же глубины и диаметра. Этого не могло быть. Было! Прибор это недвусмысленно показывал, тому три десятка свидетелей, в том числе Селиванов.
Главный меж двух огней, впору руки на себя накладывать. Нет разницы: погореть на ложной тревоге, или отвечать по факту, имеющим место быть. И в том и другом случае - "цугундер". Времени гадать на пальцах нет, реактор остановили для замены секции. Заменили.
Борису этого мало.
-Надо сливать носитель,- не отставал он от Эдуарда.
- Вы говорите это мне? По вашему, я должен инициировать его замену? искренне возмущался Селиванов.
- Да!
Борис говорил с ним на повышенных тонах.
– Выходите на Министерство, объясните ситуацию, подключайте прессу.
- А вы будете сидеть сложа руки? А моими, таскать каштаны из огня?
- Какой вы, однако. Знайте, любой мой шаг будет воспринят как попытка подсидеть коллегу, занять его место. – горячился Борис. - В Министерстве настороженно относятся к местечковым интригам. Даже, если я сто раз прав, отношение ко мне на станции будет все равно неприязненным. И сделать здесь ничего нельзя. Бюрократия.
Вы Борис рветесь в бой, а хотите, чтобы на вашем мундире не было ни пятнышка. Пытаясь вызвать сочувствие, вы объяснили свою позицию, а добились обратного эффекта. Безусловно, я выйду на Министерство, сделаю все, что от меня зависит, но прошу…
Чтобы я вконец не разочаровался в вас, будьте все время со мной. Ничего не делайте, молчите, кивайте на меня, но будьте рядом, должен быть "эффект присутствия". Согласны?
Да Эдуард, это лучшее что можно придумать. Моральную поддержку я вам обещаю, такое решение Бориса устраивало.
Через четыре месяца тот же дефект в том же месте. У главного опустились руки, своевольное поведение контура выбивало его из колеи. Реактор №2, один из трех, практически не работал, станция никак не могла выйти на проектную мощность.
Снова заказывать и менять секцию? Судя по всему, положительного эффекта от акции ждать не приходилось. Отечественные академические светила ни к чему не пришли.
Лишь гости из заокеанского далека, смогли осилить проблему. Как скандально выяснилось, им заплатили за консультацию в пятьдесят раз больше, чем местным спецам. Их консилиум, после двухмесячного исследования, пришел к заключению.
Сплав 2038 имеет память высшего порядка, куда там нитинолу. Замкнутый первичный контур, в котором тот циркулировал, для него среда обитания. Там он "гулял сам по себе", корректируя и видоизменяя поверхность, с которой контактировал.
Оказалось, локальная эрозия стенки секции, в первом своем проявлении, совсем не влияние сплава, его агрессивных свойств, а структурный дефект металла.
Сплав 2038 –"запомнил" поврежденное место, и воспроизвел его в подробностях на новой смонтированной секции. Свои уникальные способности, сплав передал стенкам трубопровода, каналам сборок, фланцевым соединениям, насосам.
Даже сменив носитель, на заново смонтированном контуре должна проявиться копия дефекта. И от этого, как было сказано, никуда не деться, с этим надо смириться и жить.
Как вариант, полностью консервировать реактор.
Заведомо пойти на потерю трети мощности станции из за несчастных трех миллиметров? В Министерстве приняли решение: на трубопровод, в его опасном сечении, наложить бандаж. О сварочных работах разговор не шёл вообще. Никто не хотел брать на себя ответственность, вступать в поединок со "злопамятным" контуром. Себе дороже!
В горячке хотели снять голову с главного инженера, но опомнились - человек ни в чем не виноват.
Робкая его попытка лишить Селиванова аккредитации, вызвала бурный протест последнего. Ненавязчиво, он поделился с техническим руководителем своими соображениями интимного толка.
Теплопроводность контура, и всё что с ней связано, имеет специфический привкус материализма, и может вылиться в дело. Надо полагать, уголовное. Это ли в интересах главного инженера?
То, что сделал Селиванов, на юридическом языке называлось коротко и емко шантаж. Но что делать, главный такой упрямец…
Прежде чем звонить в Министерство, Эдуард дал знать о себе Альфреду Григорьевичу.
Ваш опыт 2038 далеко зашел! сказал он враз оробевшему собеседнику. – Его последствия непредсказуемы, необходимо ваше присутствие.
И вот они втроем, Селиванов, Коробов и Борис (не до фамилии) в Ставке. Там потрясенные, отложив все свои спешные и безуспешные дела, занялись ими. Выслушивать по телефону оправдательный лепет главного инженера АЭС, министерское руководство не сочло нужным.
Вы Альфред Григорьевич, теперь не сможете экспериментировать на свой страх и риск, с сегодняшнего дня вы не работаете ни в лаборатории, ни в системе вообще! строго обозначил позиции, зам. министра по работе с персоналом.
Продолжил.
- Главный инженер станции тоже не нашел своего места в жизни, и в интересах дела отстраняется.
"Первым делом, первым делом самолеты, ну а девушки…", ни к месту, в селивановскую голову пришли слова популярной песни.
Зам. был человеком строгих правил.
– Принимайте дела! - обратился к одному из гостей.
В глазах нового главного инженера, Эдуард увидел глубокое удовлетворение. Не было сомнений, тот добьется своего, сформирует нужное число розовых солдатиков, доставит удовольствие внуку и себе.
Розовый и хрупкий висмут не сравнить с тусклым оловом. Красив недотрога, его надо видеть, держать в руках!
События шли своим чередом. Альфред Григорьевич пополнил ряды неработающих пенсионеров. Главный инженер стал бывшим. Теплоноситель от греха подальше заменили.
По этому поводу Селиванов написал бааааальшую статью. Что характерно, никто и пальцем не тронул за нее. А могли бы…
…по странному и опасному стечению обстоятельств, все оказались ответственны за одно дело. Как в китайской пирамидке, словно кольца, нанизались на одну палочку. Каждый горел желанием привнести в общее дело что-то своё, как будто, доброе. Как будто. Коллективной же игры, ни у кого из них не получилось: то ли не хотели, то ли не могли… | |
ВАШИ КОММЕНТАРИИ
Колонка редактора