***

Надюха Крупская с Фаиною Каплан,

Попив пивка и накурившись Примы,

Решили воплотить коварный план,

На что ведро патронов и наган,

Практически не очень обходимы.

 

Воззвание на белой простыне,

Подруги вывели гуашью цвета крови,

И вот оно трепещет на стене,

Призыв к стервозно-ядерной войне,

Сквозит змеиным ядом в каждом слове.

 

Взяв  на подмогу матерный жаргон,

Две фурии, при всём честном народе,

Бессовестно и нагло, с двух сторон,

«Крошили на Ульянова батон»…

Но было наплевать на них Володе.

 

Одною строчкой мог народ зажечь

Убить врага он мог одним куплетом,

Умел толкнуть он пламенную речь,

Что под него пять баб мечтали лечь,

В законном браке, будучи при этом.

 

На синий френч, повесив красный бант,

Разбил он сердце очень многим дамам,

Крутил любовь с Инессою Арманд,

(Володя в сексе был большой гигант),

Но  брезговал при этом старым хламом.

 

И вот в отместку две кривых карги,

Вождя пытались извести  со свету,

То гадили Володьке в сапоги,

То в лужу пёрнув, делали круги,

И называли творчеством всё это.

 

Он понял, что мочить пришла пора,

Взял броневик, залил в него бензина,

Потом подумав, крикнул: - Нихера!

Пусть с ними разберутся доктора,

На то у них есть веская причина.

 

Нельзя стрелять в больного головой,

Хотя хватило б одного патрона,

У недоразвитых мирок в головке свой,

К тупому действу интерес живой,

Плюс «адекватность» нью-Наполеона.

 

Под белы рученьки их вскоре увели,

Связав на спинках рукава халата,

Надюха стала зваться Натали,

Под носом вытирая две сопли,

Себя Фаинка называла, Ната.

 

Их редко выпускали погулять,

(Лишь караул, поставив на ворота),

Не ровен час заклинит их опять.

Начнут призывы на стене писать,

Что можно ждать ещё от идиота?