НЕТЕРПИМОСТЬ

 

 

Повесть содержит гей-тематику.

 

Автор приносит читателю извинения за наличие откровенных сцен и ненормативной лексики в надежде, что это не отвратит от прочтения и будет признателен, если тот, кто считает для себя это неприемлемым, опустит при чтении эти абзацы.

 

Автор категорически не рекомендует к прочтению не достигшим совершеннолетия.

 

 

 

ЧАСТЬ 1                                                                                СЛАВКА

 

 

     На кладбище было холодно и сыро. Несмотря на то, что уже перевалило за середину июня и начал убывать день, лета не ощущалось. Промелькнуло несколько жарких деньков в конце мая, и опять воцарилась северная, почти осенняя прохлада, нарушаемая лишь иногда пробивающимся сквозь облака лучом солнца.

     Дела были сделаны, могила приведена в порядок, и Алексей просто сидел, укрывшись зонтом от моросящего дождя. Сидел и не хотел уходить. Он любил бывать на кладбище.

     Десять лет прошло, как похоронил он отца. Мама тоже прожила после этого недолго, и могила на краю кладбища стала местом постоянного попечения Алексея. Жена не очень стремилась сюда, да он и не настаивал. Его тянуло побыть здесь одному, вспомнить, поразмыслить о чем-то более важном, чем строительство коттеджа в Сосново. Хоть иногда надо сделать остановку в круговерти каждодневных забот. Алексей чувствовал это. Ведь лежащие здесь тоже когда-то куда-то спешили, беспокоились об увеличении зарплаты, ремонте в доме, ходили в гости, в кино, танцевали, играли на дудке... И что теперь?

     Идя по аллеям и читая даты жизни умерших, Алексей невольно каждый раз поражался тому, скольких он уже пережил. А ведь ему не исполнилось еще и пятидесяти.

     Одна могила, расположенная у пересечения аллей, давно привлекала его внимание. Было непонятно, как она оказалась здесь - ей больше подобало бы быть на монастырском погосте. Холмик земли, над которым возвышался большой деревянный крест шатром, где не было написано ни имени погребенного, ни дат жизни. Только приколоченная к кресту маленькая иконка Спасителя.

     Алексей не был воцерковленным человеком, хоть и принял крещение в начале девяностых, когда это было модным. Поддался уговорам жены окреститься всей семьей, решив, что хуже не будет, но с тех пор в церкви не был ни разу. Он смотрел по телевизору репортажи из храмов с праздничных богослужений, иногда слушал выступления и проповеди продвинутых священников и епископов, но что-то всегда внутренне отталкивало его. Он чувствовал присутствие высшей силы, но тот образ Христа, что навязывала официальная церковь, в душу не входил. Все собирался прочесть хоть раз стоявшее на книжной полке между детективами и технической литературой Евангелие, разобраться в своих чувствах, но было недосуг. И всегда почему-то такие желания возникали у него возле этой могилы. Хотя ни разу он никого не встретил здесь, но могила имела ухоженный вид.

     В этот непогожий день кладбище было совсем пустынным. Подходя к пересечению аллей, Алексей бросил взгляд в сторону деревянного креста и вдруг заметил согнувшуюся над холмиком спину. Подойдя ближе, он увидел мужчину одних с ним лет, или чуть моложе, который усердно выгребал небольшими граблями листву из травы. Услышав шаги, мужчина поднял голову, машинально посмотрел на проходящего и снова предался своему занятию.

     «Спросить, что ли, кто похоронен?» - подумал Алексей.

     Он чуть замедлил шаги, и человек опять посмотрел на него, на сей раз более пристально. Алексею даже показалось, что тот едва заметно вздрогнул. Сам не зная почему, Алексей молча прошел мимо.

     Идя по кладбищу, он не мог отделаться от ощущения, что этот взгляд и эти глаза были ему знакомы. Алексей перебирал в памяти деловые встречи, мимолетные контакты, но ничего конкретного вспомнить не мог. Однако ощущение овладело им настолько, что он не стал садиться в автобус, решив подождать, когда выйдет тот человек, чтобы посмотреть на него еще раз.

     Алексей закурил и стал прохаживаться взад-вперед у остановки. Продолжал сыпать дождь, народу почти не было, и вид распростершегося под серыми тучами кладбища навевал уныние.   

     Вот подошел следующий автобус, судя по расписанию предпоследний, но человека не было        

     «Ладно, поеду на последнем»,- подумал Алексей, и вдруг, когда автобус уже почти трогался, увидел бегущего мужчину. Автобус перекрывал ему обзор, и он заметил его в самый последний момент, когда тот входил в уже закрывающуюся дверь. Спохватившись, Алексей бросился следом, вскочил, неловко толкнув этого человека, и тот обернулся, оказавшись с ним лицом к лицу.

   - Извините, - коротко обронил Алексей.

     Человек молча улыбался, чуть нагнув голову и склонив ее на бок. Челка спадала ему на лоб, а глаза смотрели все так же проникновенно и чуть застенчиво, как и двадцать лет назад. И ситуация была той же самой. Алексей все вспомнил. Вспомнил разом до мельчайших подробностей. Вспомнил то, что стремился забыть, и воспоминания о чем, были одними из самых горьких в его жизни...

 

 

  1.

 

     - Лех, тебя Гончаренко везде ищет, - сказал Алексею худрук, когда он возвращался, выпроводив подпившего киномеханика.

     Второй день в ДК, где он работал главным инженером, шли депутатские мероприятия, а вся ответственность за техническую сторону лежала на его плечах. Пока «слуги народа» слушали речи, отоваривались дефицитом в танцевальном зале, где специально для них была развернута закрытая распродажа, и вкушали деликатесы в фойе, превращенном в зал изобилия, Алексей был вынужден носиться по этажам, затыкая собой все дыры. Поскольку, если паче чаяния засвистит микрофон, погаснет свет, засорится труба, отводящая фекальные воды, или кому-то станет душно, последствия могли быть непредсказуемыми.

     Непредсказуемо развивались и сами события. Вчера вечером неожиданно была организована дискотека для комсомольской вольницы, и пока в смраде смеси перегара, пота и дешевого одеколона трясся и онанировал в темном зале передовой отряд советской молодежи, Алексей уйти домой не мог. Ночевать ему пришлось на диване в своем кабинете, поскольку на следующий день надлежало быть на посту уже в восемь утра.

     За ночь бригада уборщиц успела очистить следы разгула партийной смены в виде пустых бутылок в бачках унитазов, растоптанных блевотин, рваных презервативов, которыми был усыпан пол на лестницах, и мероприятие продолжилось. День прошел без сюрпризов, но что сулил вечер, никто не знал. На исходе двухсуточного рабочего дня Алексей мечтал лишь о том, чтобы скорее оказаться дома.

     - Зачем, не знаешь? - спросил он худрука.

     - Тайна, покрытая мраком, - пожал плечами тот, - Но очень сердилась.

     - Где искать-то ее прикажешь?

     - Видел только что у входа за кулисы.

     Алексей стал подниматься по лестнице и тут же услышал зычный голос замши:

     - Алексей Николаевич!

     Они сошлись возле входа в зал.

     - Через сорок минут нужно будет показать фильм для депутатов, - деловой скороговоркой выпалила она, - У вас все готово для этого? Невеста из Парижа. Копию уже везут с Ленфильма...

     -  Ну, а раньше это можно было сказать? - раздраженно спросил Алексей, - Вчера дискотека до полуночи, сегодня фильм...

     - Алексей Николаевич, вы не ребенок. Вы сами знаете, что это за мероприятие. Я сама сижу здесь безвылазно третий день...

     - Я очень рад за вас, - перебил он, - Во сколько начало?

     - Я не знаю, во сколько начало! Я вообще ничего не знаю, так же как и вы! Но я, в отличие от вас, веду себя, осознавая меру ответственности...

     - Как будет готово, я сообщу, - не слушая продолжения монолога деловой женщины, сказал Алексей и направился к служебному входу ждать фильмокопию.

     «Дернула нелегкая киномеханика отпустить, - подумал он, - Хотя, какой от него толк, от такого?»

     Алексей понял, что картину придется крутить самому, благо обращаться с аппаратурой он умел. Едва он дошел до вахты, как с улицы вошел мужик с двумя яуфами в руках:

     - Кино заказывали?

  Алексей черканул ему подпись в накладную, и проверил комплектность частей, определив на глаз, что показ займет не больше полутора часов.

     - Отнеси в аппаратную большого зала, - сказал он сидящему возле вахтера разнорабочему и отправился опять искать Гончаренко, чтобы доложить о готовности начать фильм через десять минут, поскольку заметил, что первая часть была перемотана «на начало».

     - Что, сам управляешься? - спросил, входя в аппаратную, худрук, когда Алексей заряжал проектор.

     - Да пошли они все ..., - отмахнулся Алексей, - Димка нажрался в сиську, только его выпроводил, а этим кино подавай. Как по заказу.

     - Ну, ты у нас на все руки от скуки, - засмеялся тот.

     - Слушай, организовал бы чего, - подмигнул Алексей, - для снятия стресса. А то только мы с тобой трезвые, да Гончаренко.

     Худрук был покладистый парень, сферы деятельности их соприкасались мало, и Алексей мог держать себя с ним доверительно. Да и по рангу они были равные величины.

     - Что брать-то? - по-свойски спросил худрук.

     - Возьми пузырь водки и зажевать чего-нибудь в буфете, - ответил Алексей, - Другое меня сейчас не возьмет...

     Команда начать фильм поступила быстро. Когда заявился худрук с пакетом, Алексей уже сделал переход на вторую часть.

   - Наливай, - сказал он, доставая спрятанные киномехаником в фильмостат стаканы, - а то фильм кончится, забалдеть не успеем...

     Они чокнулись, опрокинули содержимое в рот и, жуя бутерброды, уселись на диван.

     - Гончаренко нас не почикает? - спросил худрук.

     - Ей не до нас, властям надо глазки строить, да и дверь я закрыл. Мне не в тему, если она узнает, что я сам фильм кручу.

     - Так ты с этого кекса мзду потребуй.

     - Он мне и так по гроб жизни должен, сколько раз я его отмазывал...

     Шел фильм. Алексей заряжал очередные части, делал переходы, укладывал открученные в коробки. Текла водка в стаканы, текла беседа. Наконец, почти одновременно всему пришел конец.

     - Ну, спасибо за компанию, - сказал Алексей, выключая аппаратуру, - Пришли Стаса, чтобы снес фильм на вахту и дверь закрыл. Я - прямиком домой...

     - Тебе спасибо, - отозвался худрук.

     Гончаренко на выходе не встретилась, и спустя полчаса Алексей уже сидел в полупустом вагоне метро, тупо глядя в пол. Не хотелось ничего - ни читать, ни думать, ни смотреть по сторонам. От выпитой водки шумело в голове, и единственно, что хотелось - это придти домой, залечь в постель и выспаться по-человечески за три дня.

     Неожиданно Алексей почувствовал, что его колено упирается во что-то твердое. Он поднял голову и увидел перед собой молодого парня.

     «Ему, что - встать больше негде? - раздраженно подумал Алексей, - Весь вагон пустой».

     Он посмотрел в лицо парню и встретил взгляд, моментально заставивший забыть о гневе. На него смотрели чистые открытые глаза, в глубине которых читалась неразделенная грусть.

     «Вот так, - подумалось Алексею, - Ходим, суетимся, говорим о чем-то, а не видим и не слышим друг друга. Каждый опечален своим. Сколько же нас таких, печальных?»

     Парень, тем не менее, не отходил и не убирал ноги. Алексей не стал проявлять неудовольствия. Даже наоборот, стало приятно от ощущения человека рядом.

     «Как мало, в принципе надо. Чтобы кто-то был рядом. Кто-то один, а не множество... - подумалось Алексею, - Кто-то понимающий тебя...»

     В состоянии подпития его всегда тянуло на лирику…

     Поезд начал тормозить у станции, и Алексей поднялся, оказавшись лицом к лицу с парнем. Они опять, на сей раз глаза в глаза, посмотрели друг на друга.

     Отойдя к двери, Алексей разглядел его в отражении стекла. Парень был совсем молодой - лет семнадцати, с длинными неухоженными волосами, в старой куртке, потертых джинсах и видавших виды кроссовках. На запястье болталась дешевая цепочка. Разве только глаза... Они смотрели серьезно и проникновенно.

     Открылись двери, Алексей вышел и в недоумении остановился. Задумавшись, он не доехал остановки.

     «Осторожно, двери закрываются,» - послышалось из вагона, и Алексей поспешил обратно, столкнувшись в дверях с выходящим парнем.

     - Извини, - бросил он ему, но парень тоже шагнул в вагон.

     Они опять посмотрели в глаза друг другу и улыбнулись.

     - Задумался, - пояснил Алексей, - мне на следующей.

     - Мне тоже, - отозвался парень.

     - Тоже задумался? - ответил улыбкой Алексей.

     - Типа того...

     - Задумчивость в вагоне, говорят, свойство романтической натуры...

     Обмен этими ничего не значащими фразами не выражал ничего, кроме того, что им просто захотелось заговорить друг с другом.

     - Дальше на пересадку? - спросил парень.

     - Нет, я на Марата живу... Три дня с работы не вылезал, задумаешься поневоле.

     - Что за работа такая?

     - А... - отмахнулся Алексей, - В ДК работаю. Участь моя такая - работать, когда другие отдыхают.

     - Интересно. Кино, наверное, разное смотришь?

     - Кино я и сам показать могу.

     - Ты киномеханик?

     - Бери выше. Главный инженер.

     - Ого. А так и не скажешь...

     - Это только звучит красиво. Я тоже, когда на киноинженера учился, думал, что интересно будет, а оказалось - сплошная проза жизни.

     Поезд остановился, они вместе вышли. И тут вдруг мечтавший только лишь побыстрее добраться домой Алексей, неожиданно для себя почувствовал расположение к парню. А может, это выпитая с худруком водка бродила в крови и тянула на общение? Или возник так называемый эффект купе, когда со случайным попутчиком в дороге бываешь откровеннее, чем с близкими людьми? Посидели, выговорились друг перед другом и разбежались навеки...

     Вот и этот парень. Кто он?

     - Как тебя зовут? - спросил Алексей.

     - Славка, - просто сказал тот, слегка наклонив голову, и улыбнулся, встряхивая спадающей на глаза челкой.

     - Леша.

     Они пожали друг другу руки.

     Разговор завязался как-то сам собой. Темы возникали самые разные - и кино, и артисты, и футбол, да и просто жизнь. Несмотря на свою простоватость, Славка оказался довольно развитым. По крайней мере, имя почитаемого Алексеем Федерико Феллини было ему известно, и о Тарковском он слыхал.

     Они ходили взад вперед по станции, и Алексей удивлялся, куда делась его усталость? По теме разговора подвернулся анекдот. Алексей рассказал, и они долго смеялись, хотя анекдот-то был пустяковый. Скорее смеялись оттого, что хотелось посмеяться вместе. Славка не остался в долгу и тоже рассказал, причем довольно скабрезный.

     - Ну, ты и охальник!

     Алексей схватил его за шею, завязалась шутливая борьба, и выходящие из подошедшего поезда пассажиры покосились на них.

     - Да ну тебя, - оттолкнул Алексей Славку, - Еще подумают чего...

     - Ага. И заберут, - подмигнул тот.

     - Куда?

     - В ЛТП, - засмеялся Славка.

     - Меня?

     - Ну, не меня же.

     - Я что, пьяный, по-твоему?

     - От тебя закусывать можно в натуре...

     Славка продолжал смеяться, и в глазах его вспыхнули озорные искорки.

     - Слав, я бы с тобой продолжил, - расчувствовавшись, сказал Алексей, - Но деньги закончились за три дня. Да и где мы сейчас возьмем?

     И он посмотрел на часы, на которых было уже без двадцати час.

     - Однако...

     - Лех, - переставая смеяться и глядя каким-то чувственным взглядом, сказал Славка, - Пошли ко мне. У меня дома пузырь есть.

     Хоть и проникся Алексей симпатией, и расставаться не хотелось, но идти домой ночью к незнакомому парню в его планы, да и принципы, не входило.

     - Нет, Слав, поздно уже. У тебя, наверное, мама  спит.

     - Лех, ну чего ты? - не сдавался Славка, - Мать в ночную сегодня, соседи уехали, я совсем один...

     - Давай, завтра встретимся.

     - Я работаю завтра.

     - Тем более, тебе выспаться надо.

     - Я весь день дрых.

     - Ну, ко мне в ДК приходи после работы, кино посмотрим вместе.

     - Зря ты, Лех...

      Славка опустил голову.

     - Не грусти, - толкнул его Алексей, - Давай телефонами обменяемся.

     Славка, не поднимая головы, продиктовал номер. Алексей записал и протянул на вырванном из блокнота листке свой. Славка засунул его в карман и продолжал стоять, не отрывая взгляда от пола. Алексей оглядел его фигурку и вдруг ощутил горькую жалость.

     «А в конце концов, почему бы и не пойти? - подумал он, - Встретить в суете жизни близкого по духу человека, а потом из-за каких-то дурацких принципов, обидеть и расстаться? Не к бабе же идти, в конце концов!»

     - Ну, пойдем, змей искуситель, - сказал он, пряча блокнот в карман, - Кого хочешь уговоришь.

     Славка поднял голову, и как бы не веря до конца, улыбнулся.

     - Ну, сказал же, идем, - толкнул его под локоть Алексей, - На пересадку? Далеко ехать?

     - Две остановки, до Пушкинской.

     Глаза Славки засветились радостью, и они зашагали по переходу.

     - Сейчас расслабимся, музыку послушаем, - оживленно заговорил он.

     - Это в час ночи-то?

     - Ну и что? Тихонько.

     - У тебя музыка-то, небось, разбитого трамвая. Я под это дело блатную люблю.

     - Почему? Всякая есть. Токарев тебя устроит?

     - Что я слышу? Может, еще и Розенбаум есть?

     - Есть. И Высоцкий, и Галич...

     - Даже Галич? Ты интересный парень. А с виду и не скажешь.

     - Да что во мне интересного? - отмахнулся тот.

     - Ну, интеллект какой-то сквозит временами, судя по предпочтениям в музыке и кинематографе, - улыбнулся Алексей.

     - Да ладно тебе. Говори нормально...

     Они вошли в вагон другой ветки и встали у двери.

     - Слушай, мне ведь придется перекантоваться у тебя до утра, - сказал Алексей, - Точно, дома никого?

     - Лех, ну я сказал же.

     - А то скажут, бомжа привел с Витебского вокзала...

     - Да ты не похож на бомжа.

     - А что ты обо мне знаешь? Может, я еще хуже?

     - Человека сразу видно. Я хочу такого друга...- улыбнулся Славка, придвигаясь к нему телом.

     Алексей приобнял его и Славка ответил тем же. Щеки их соприкоснулись, и Алексею даже стало несколько волнительно от такого проявления чувств.

     - Ласковый ты, как теленок, Слав, - сказал он, - Только поцеловаться нам еще осталось.

     - Да запросто, - встряхнув челкой и глядя на Алексея глазами, в которых зажглись те самые озорные искорки, сказал Славка.

     - Подожди. Всему свое время...

     Они вышли из метро, и миновав Витебский вокзал, углубились в квартал, примыкающий к Обводному каналу.

     Что-то произошло за это время, пока они были под землей. Такое впечатление, что вернулась зима. Улицы и дома были засыпаны пушистым снегом, который продолжал падать, мерцая в огоньках уличного освещения. Алексей смотрел на снежинки, чувствовал рядом плечо Славки и думал о том, как все непредсказуемо и переменчиво в жизни.

     -Заходите к нам на огонек... Пела скрипка ласково и так нежно, -запел Алексей.

     -В этот вечер я так одинок... Я так продрог, налей сынок, - подхватил Славка, стремясь попасть в тональность.

     Они обнялись за плечи и медленно шли по пустой улице, а кружащиеся в свете фонарей снежинки как нельзя лучше усугубляли созвучный песне их душевный настрой...

    

         ... Сегодня болен я душой,

         Так выпьем же, друзья, со мной...

    

     - Нам сюда, - сказал, наконец, Славка, поворачивая под арку.

     Они вошли во двор и поднялись на второй этаж. Парадное и номер квартиры Алексей не запомнил. Он вообще ни на что не обращал внимания, почему-то полностью доверившись Славке.

     Квартира оказалась типичной коммуналкой. Перед глазами Алексея предстал заставленный всякой рухлядью коридор, с телефоном на полке в углу, в который выходило четыре двери.

     Славка не обманул - признаков жизни ни за одной из них не ощущалось. Он открыл ключом крайнюю, и Алексей оказался в комнате, разгороженной пополам стоящим посередине шифоньером, за которым виделись старомодный трельяж и аккуратно заправленная постель. Очевидно, там спала его мать. Диван в углу у окна, стол подле него, сервант, пара книжных полок, ковер на стене, да холодильник с вешалкой у входа. Вот, пожалуй, и вся нехитрая обстановка этой комнаты. И еще торшер, осветивший ее розовым и желтым светом.

     -Раздевайся, надевай... - сказал Славка, снимая куртку и придвигая Алексею тапочки, - У меня носки теплые.

     Он стянул с себя свитерок, оставшись в футболке, снял джинсы, под которыми обнаружились сатиновые «тренировочные», и подвернул шерстяные, очевидно связанные матерью, носки. В таком виде и в домашней обстановке он показался Алексею совсем пацаном. И вообще, прямо с порога им овладело чувство, что он пришел домой.

     Алексей тоже разделся, оставшись в джинсах и футболке.

     - Садись за стол, я сейчас... - Славка открыл холодильник.

     - Может, руки разрешишь помыть для начала? - поинтересовался Алексей.

     -Да, конечно, извини...

     Славка открыл дверь, и указав взглядом на ванную, добавил, - Мыло на умывальнике, а полотенце... Вытрись моим. Крайнее левое, голубое. Не побрезгуешь?

     Алексей помыл руки и вернулся в комнату. На столе уже стояла бутылка водки, нарезанная колбаса и квашеная капуста с солеными огурцами. Алексей уселся за стол и окинул взглядом Славку. Тренировочные плотно облегали его стройные ноги, и когда он приседал, было заметно, как поигрывают мускулы.

     «Красивый парень, - подумалось ему, - Девчонку бы ему еще такую же стройную и юную».

     - Слав, девушка-то есть у тебя? - спросил Алексей, - Если не секрет, конечно.

     Славка что-то буркнул в ответ себе под нос, и Алексей понял, что разговор на эту тему ему не приятен.

     - Соседей много? - снова спросил Алексей, чтобы перевести разговор на другое.

     - Двое. Муж и жена. Дети живут отдельно. Они на железке проводниками работают, дома бывают наездами, - охотно начал рассказывать Славка, - Раньше еще одна соседка была, Вера Петровна, в крайней комнате. Умерла три года назад. Мать хлопотала, чтобы ее комнату нам отдали, но разве этих переплюнешь? Живут вдвоем, а все дети здесь прописаны. Да и вообще... У них все везде схвачено.

     - Не повезло, значит, с соседями?

     - Вера Петровна хорошая была, - сказал Славка, ставя на стол тарелку с сыром, - Много со мной в детстве возилась. Книжки читала, рассказывала про все интересно. Даже музыке пробовала учить - у ней пианино в комнате стояло. Ну, вот... Давай, за знакомство.

     Алексей открыл бутылку и наполнил стопки:

     - Давай. За то, что встретились вот так случайно и поняли друг друга.

     - За счастливую случайность? - улыбнулся Славка.

     - И пусть их будет у каждого из нас как можно больше, - завершил Алексей, опрокидывая стопку в рот.

     Славка последовал его примеру.

     - А чем вообще-то по жизни занимаешься? - спросил Алексей, закусив капустой.

     - На фабрике работаю, - уклончиво ответил Славка, - Но это временно. Меня в армию должны забрать скоро. Ты служил?

     - Имел счастье, - поморщился тот, - Но вообще, я хочу тебе сказать, бояться не надо. От человека тоже многое зависит. Ты контактный, покладистый...

     - Да ладно, захвалил прям, - улыбнулся Славка, - Ты же меня в первый раз в жизни видишь.

     - Вот именно. А сразу почувствовал. Давай еще по одной, по традиции, без перерыва, а потом покурим.

     - Лех, только на кухню курить пойдем, - сказал Славка, - Мать не знает, что я курю...

     - А отец?

     - Не имел чести, - буркнул Славка, разливая водку.

     - Давай за тебя, за успешную службу, - поспешил исправить Алексей ошибку, сходу поднимая стопку.

     Они чокнулись и выпили.

     - Пошли курить? - спросил Славка.

     Выйдя на кухню, они закурили. Славка открыл форточку, запрыгнул на подоконник и сел, подобрав ноги и положив на колени подбородок. Сейчас ему на вид можно было дать лет четырнадцать.

     - А вообще, Слав, с людьми надо проще. Тогда в любое окружение впишешься. Всегда найдется человек, который тебя поймет.

     - Если бы понимали, - с какой-то глубокой грустью проговорил Славка.

     - А не понимают - не навязывайся. Быть проще, это еще не значит открывать душу первому встречному. Надо постараться нащупать золотую середину. Найти общий язык и остаться самим собой.

     - Да. Наверное, ты прав, - поднимая задумчивый взгляд, сказал Славка, - А ты меня поймешь?

     - Если бы я тебя не понял, я не пришел бы к тебе, - улыбнулся Алексей.

     Славка тоже улыбнулся, но одними губами. Глаза его смотрели внимательно и проникновенно:

     - И ты примешь меня таким, какой я есть? Чтобы про меня не узнал, примешь?

     - Пошли еще по одной, - покачал головой Алексей, туша окурок в консервной банке, - А то ты уже задумываться начал... И включи потихоньку музыку.

     Они вернулись в комнату. Славка поставил кассету на магнитофон и хрипловатый голос Вилли Токарева запел про шумный балаган.

     Они выпили, и Алексей почувствовал, что захмелел. У Славки тоже порозовели щеки. Он улыбался и смотрел на него своим чуть лукавым взглядом из-под постоянно спадавшей на глаза челки.

     - Подстригись, - проговорил Алексей, прожевав кусок колбасы, - Ходишь, как бобик.

     - Не, - смеясь, ответил Славка, - как бобик, это так...

     Он пригнул голову и закрутил ею, растрепав свои длинные волосы, закрывшие совершенно лицо.

     - Во-во, - засмеялся Алексей.

     - А мне так нравится!

     Славка тряхнул волосами, откидывая их назад.

     - Ну,  раз уж так нравится - носи. У каждого человека должна быть индивидуальность. Это только у нас считается, что все должны быть одинаковыми. В других странах это не так...

     - А в какой стране ты хотел бы жить? - спросил Славка.

     - Наверное, все-таки в той, в которой родился, - серьезно ответил Алексей, - Другой вопрос, в какое время я хотел бы в ней жить?

     - И в какое же?

     - Так, пару веков назад. А ты никогда не задумывался о том, живи ты в другое время, у тебя бы совсем по-другому сложилась жизнь?

     Славка пожал плечами.

     - Мало, значит, с тобой эта Вера Андреевна...

     - Петровна, - поправил Славка.

     - Она... Возилась. А вообще, не забывай ее. Она дала тебе многое. Когда-нибудь оценишь...

     Он еще что-то рассказывал, уже веселое. Потом волной пошли анекдоты, Славка тоже знал их немало. Ограничения в темах уже не было. Несколько раз еще выходили курить.

     Алексей вошел в возбужденное состояние, когда кажется, что все вокруг хорошо и хочется только одного - чтобы стало еще лучше.

     Вернувшись с кухни, он начал пританцовывать в такт льющейся из магнитофона залихватской песне. Славка последовал его примеру. Танцевать его никто, как видно, не учил, но он как бы органически чувствовал музыку, откликаясь четкими и изящными телодвижениями.

     - Слав, без обид, - отдышавшись, спросил Алексей, когда песня кончилась, - Ты серьезно не знаешь, кем был твой отец?

     - Ну, сказал же. Достал... - отмахнулся Славка, - Что тебе это так хочется знать-то?

     - Да глядя на тебя сейчас, мне показалось, что твоих прабабушек любили аристократы. Не так ты прост, как кажешься...

     - Темная личность, короче...

     - Наливай еще, темная личность.

     Алексей уже терял голову и был способен на необъяснимые поступки.

     А магнитофон заиграл вновь, и они опять начали танцевать.

 

  ...Зойка смелая и умелая

  В воровских делах и в любви

  Аккуратная и развратная,

  Но душою с ней не криви...

 

  - надрывался Вилли Токарев.

     Алексею уже было все равно, что он в незнакомом доме и уже ночь. Он танцевал, и готов был захлебнуться кабацкой мелодией песни. Так хорошо ему не было давно. А Славка прыгал как заведенный, выделывая чуть не акробатические трюки, и поражал Алексея умением владеть своим телом.

     В конце песни они обнялись, и закружившись по комнате, повалились на диван. Алексей почувствовал, что Славка возбужден, но не придал этому значения.

     «Готов, пацан, - лишь подумалось ему, - Вот, что значит молодая кровь...»

     - Слав, наливай еще...

     - По последней остается.

     - Так давай выпьем последнюю за то, что бы она была у нас не последней...

     Он обнял Славку за шею.

     - Ты классный пацан, Слав. Давай не терять друг друга.

     - Я тоже не хочу тебя терять.

     Они чокнулись и залпом осушили стопки.

     Кассета закончилась. Славка хотел поставить другую, но Алексей сказал:

     - Отдохнем...

     Он прошелся по комнате и заметил под книжной полкой прикрепленную к стене полоску значков.

     - Собираешь, что ли?

     - Да так. В детстве геральдикой увлекался, - ответил Славка, снимая ее со стены и раскладывая на диване.

     - Давай посмотрим, что у тебя тут есть?

     Алексей сел на диван. Славка уселся рядом, кося на него чувственным взглядом.

     - Вот здесь я был, - тыкая пальцем в герб Нижнего Новгорода, проговорил Алексей, - И здесь... И здесь...

     - В Одессе был? - спросил Славка.

     - Ну. И не раз. У меня там друзья, и вообще, это удивительный город. Хочешь, поедем вместе?

     - С тобой хоть на край света, - ответил Славка, вплотную придвигаясь к нему и кладя руку на плечи.

     - Поехали... - продолжал свой нетрезвый монолог Алексей, - На Приморский пойдем, на Пушкинскую, на Дерибасовскую... Купаться на Бугаз поедем... Ты такого не видел... С одной стороны море, с другой лиман... Водичка чистенькая, как целочка...

     Алексей почувствовал, что Славкина рука, обнимавшая его за плечи, напряглась, а случайно положив руку на его коленку,  ощутил мелкую дрожь.

     - Чё с тобой? - спросил Алексей.

     Славка все ближе и ближе наклонял голову к его лицу.

     - Ты чего, дружбан? - пьяно ворочающимся языком спросил он, - Поцеловать меня хочешь?

     Вместо ответа Славка впился ему в губы своими. По телу Алексея разлилась приятная истома, и они долго-долго целовались...

     Потом Славка перевалился через бок, и усевшись верхом ему на ноги, полез руками под майку. Алексею сделалось волнительно и почему-то щекотно... И очень приятно при этом...

     До него дошло, что происходит, только тогда, когда Славка начал расстегивать ремень у него на джинсах. Дошло разом, как ударив в голову мыслью:

     «Да что же это я делаю?!»

     Сильным порывистым движением он оторвал от себя Славку и отшвырнул в сторону. Отшвырнул довольно сильно, поскольку тот отлетел на край дивана, но тут же стал придвигаться опять, стянув через голову футболку и приспустив тренировочные до стоящего, как кол, члена.

     - Леха, давай... Ну, давай, - страстно шептал он.

     - Да что тебе давать-то?! - воскликнул Алексей, вскакивая с дивана, - Ты, что?! Педераст?!

     Как только прозвучало это слово, Славка сел, положил локти на колени и опустил голову.

     - Какая же ты дрянь! - с чувством выговорил Алексей, моментально трезвея.

     Все происходившее представилось ему теперь совсем в другом свете. Он заходил взад вперед по комнате, осыпая Славку градом отборных ругательств и вкладывая в интонации, наверное, всю ненависть и злобу, на которые был способен. А Славка как замер в той позе, так и сидел, не поднимая головы.

     Алексей подошел к окну и уперся лбом в холодное стекло. Белый снег, укрывший все вокруг, когда они шли сюда, начал таять, а с неба сыпал холодный дождь. Он скосил глаза на отражение понуро сидящей на диване Славкиной фигуры и вдруг, сквозь ненависть и презрение, ощутил острую жалость к нему.

     - Урод! - сказал он, поворачиваясь - Ты понимаешь, что ты мне в душу насрал? Я же полюбил тебя. Полюбил, как друга, как брата, а тебе, оказывается, был нужен только мой х...!

     И тут Алексей сделал то, что потом не мог себе простить. Подойдя вплотную к сидящему на диване Славке, он рванул рукой ремень и молнию на джинсах.

     - Ну, на! Бери! Наслаждайся! Тебе же только он был нужен!

     Славка медленно поднял голову, и Алексей увидел, что глаза его полны слез. Он не рыдал, но слезы медленно текли двумя ручейками по его щекам.

     - Леха, зачем ты так? - проговорил Славка тихо, но так, что у Алексея перехватило дыхание и часто-часто забилось сердце.

     Его руки сами собой потянулись застегивать джинсы, а Славка опять опустил голову.

    - Я... Я не знаю, - в замешательстве проговорил Алексей, - Ты же хороший парень... Почему? Зачем?! Зачем ты этим занимаешься?

     -Я не могу по-другому, - глухо прозвучал голос Славки.

      - Что значит - не можешь? Ты хоть раз пробовал?

     - Нет.

     - И не тянет?

     - Нет.

     - Ну... Я тогда не знаю... Ну, не может такого быть! Ты же нормальный парень!

     - Не надо, Леха, - тихо сказал Славка.

     - Почему ты плачешь? Я тебя обидел?

     Алексей почувствовал, что у него самого немного повлажнели глаза.

     - Ты первый человек, который со мной так разговаривает, - так же тихо проговорил Славка.

     - А как же с тобой разговаривали другие?

     - Меня били...

     Алексей опять закружился по комнате. Он не знал, что сказать и что думать. Он вдруг почти органически ощутил, что ему перестало хватать воздуха. Вся лавина противоречивых чувств, разрывавших душу, вылилась в одно желание - вырваться отсюда.

     - Слава, я пойду, - сказал он и начал одеваться.

     Славка продолжал неподвижно сидеть на диване. Он только поднялся, чтобы открыть дверь. Газа его на Алексея не смотрели. Было вообще непонятно, куда они смотрят. Пустые, ничего не выражающие глаза. Неужели это они, те самые?

     На пороге Алексей сделал попытку обнять на прощанье Славку, но тот безучастно отстранился. И тогда Алексей силой прижал его к себе:

     - Прощай... И прости, - проговорил он и бросился в низ по лестнице.

     В лицо ему пахнуло сыростью. Растаявший снег чавкал под ногами, и он еще долго блуждал, пока не выбрался, наконец, к Витебскому вокзалу.

     Денег на такси действительно не было, и он пошел пешком. В памяти постоянно возникали моменты этого вечера. Никогда раньше не переживал он сразу столько противоречивых чувств. Алексей представил себе комнату, со следами былого пиршества на столе, и Славку, одного, обманутого в чувствах, на которые он сам подвиг его своей несдержанностью и пьяной эротоманией. Ведь сначала было так хорошо...

     Действительно, было хорошо! Ему показалось, что он нашел, наконец, друга, с которым можно не просто провести время, а который воспринял его, как близкого человека.

      И Славке, наверное, показалось тоже самое...

     «Лех, а ты меня понимаешь? - вспомнилось ему, - Ты примешь меня таким, какой я есть? Чтобы про меня не узнал, примешь?»

    Глаза Славки, когда он говорил это... И совсем другие глаза, когда он отстранился от него при прощании.

     Алексей остановился, постоял минуту и решительно зашагал обратно. Он дошел уже до вокзала, долго пережидал поток машин, не прекращавшийся здесь даже ночью, потом шагнул, провалившись в лужу, выматерился про себя и это его отрезвило.

     «Ну, и что я скажу сейчас, когда приду?» - подумал он.

     Неожиданно до него дошло, что не знает даже, куда идти, поскольку не запомнил ни парадного, ни номера квартиры....

     Постояв еще немного, он понуро поплелся к центру.

     «Иди, ты свое дело уже сделал», - сказал он сам себе.

      Прошло несколько месяцев, когда обстоятельства забросили Алексея в тот район города. Уезжал на Украину директор, и Алексею было поручено проводить его.

     Выйдя из здания вокзала, он почувствовал, что ноги сами ведут его в том направлении. Он не помнил дороги, но как-то само собой нашел дом. Да, без сомнения, это был он. Только, как не похож он был на тот, что возник за пеленой снежинок той мартовской ночью...

     Алексей вошел во двор, и присев на лавочку, закурил. Был солнечный летний день. Во дворе было тихо и безлюдно, лишь гуляли двое молодых мамаш с колясками. Алексей сидел, курил и сам не отдавал себе отчета, зачем сидит? Когда во дворе появлялся молодой парень, у него начинало часто биться сердце, и Алексей пристально вглядывался, вызывая из памяти знакомый образ.

     «Господи, хоть бы не он...» - повторял он каждый раз про себя при этом.

     Похоже, Господь внял молитве. Славку он так и не встретил. Ни в тот раз, ни в другой.

     Только с болью в душе вспоминались иногда его глаза и тихая фраза:

    «Леха, зачем ты так?»

     И те же, и в то же время, совсем другие глаза, когда, тряхнув спадавшей на них челкой, там, в метро, парень, протягивая руку, сказал:

     «Славка...»

     Приходил он туда и еще несколько раз...

 

 

  2.

 

     И вот, волею судьбы, Славка стоял перед Алексеем. Прошедшие двадцать лет изменили его. Это был уже не тот худенький стройный мальчик, что встретился ему в метро. Тронула виски седина, появились морщины, но улыбка с легким наклоном головы и эта сохранившееся мальчишеская челка, спадавшая на лоб, придавали ему почти тот самый облик.

     - Славка... - промолвил Алексей полувопросительно - полуутвердительно.

     - Ты даже вспомнил, как меня зовут? - улыбнулся Славка.

     - А ты забыл, как меня?

     - Помню. Не знаю только, как к тебе обращаться? Может, только по имени отчеству?

     - Не болтай. Обращайся, как раньше.

     - Я называл тебя Лехой, но теперь...

     - Так и называй.

     - Теперь верю, что это ты, - опять улыбнулся Славка, - А то, на кладбище подумал - вроде он, а может, просто похож.

     - Так ты узнал меня еще на кладбище?

     - Показалось, что узнал.

     - А что не окликнул?

     - Я же говорю, не был уверен до конца. И потом, ты прошел такой неприступный.

     - Чудной ты... Раньше не был таким.

     - Просто не люблю быть навязчивым.

     Разговор происходил там, где они узнали друг друга - у дверей автобуса, который давно уже катил по шоссе.

     - Пойдем, сядем, что ли, - предложил Алексей.

     Они уселись на заднее сиденье.

     - Ну, расскажи, как жил все это время? - спросил Алексей.

     - По-разному, - уклончиво ответил Славка, - А ты?

     - Женился, двое детей. Старший в пятом классе, младший еще мелкий. Работаю на телецентре, дачу строим в Сосново. Ну, а ты женился?

     Славка отвернулся к окну.

     - Ты же знаешь про меня, зачем спрашиваешь?

     - Что я знаю? - не понял Алексей.

     - Забыл, как мы с тобой познакомились?

     Алексей недоуменно посмотрел на него:

     - Так ты что, хочешь сказать, продолжаешь в том же духе?

     Славка молчал.

     - Ну, прости, дело твое, - сдержанно сказал Алексей, - но все-таки мы с тобой уже не мальчики. Ты что же, до старости собрался этой фигней страдать?

     - В том-то и дело, Леха, что это не фигня, как тебе кажется, - ответил Славка, - Я просто такой. Ты не можешь поверить в это, но это факт.

     Алексей покачал головой:

     - Не тебя одного по жизни такого встречал, но они, в конце концов, остепенились, женились. Не знаю, правда, может, продолжают заниматься чем-то по совместительству, но, по крайней мере, не говорят такого про себя.

     - Я тоже не говорю. Просто, ты уже знаешь.

     - Ты хочешь сказать, что ты такой от природы и не можешь никак иначе?

     - Представь себе.

     - По моему, ты ерунду говоришь, - после некоторого молчания сказал Алексей, - Внушил сам себе и уперся в это. Может, тебе так удобнее. Но не всю же жизнь этим маяться.

     Славка молча глядел в окно. Что он мог сказать? Точнее - мог, но не знал, как все объяснить Алексею...

      Первый раз он почувствовал это еще в детстве...

     Он рос, как все: ходил в детский сад, в школу, и ни чем не выделялся среди сверстников. Разве что, его иногда тянуло к девчонкам. И не с какой-то целью, а просто, неожиданно для себя, он открыл, что с девчонками можно дружить. Но девчатником не стал. Выходили друзья, кто-то выносил мяч, и начинались мальчишеские игры. Славка неплохо играл в футбол, и когда разбивались на команды, каждая стремилась заполучить его себе.

     Влечение пришло позже, в третьем классе, когда он начал ощущать, что приходящее иногда возбуждение касается именно мальчишек.

     Мать отправила его тогда на три смены в пионерский лагерь под Лугу. В палате он оказался втроем еще с двумя ребятами, один из которых, Толик, был настоящий сорви голова. Почти на каждой линейке его отчитывали то за купание в неположенном месте, то за курение на хоздворе, то за катание, прицепившись сзади к поливальной машине, и еще за массу экстремальных проделок, на которые он был горазд. Был он и инициатором традиционных развлечений, типа мазания ночью девчонок зубной пастой. К тому же, ему нравилось веселить всех собой.

     Однажды, когда готовились ко сну, Толик начал вытворять в палате акробатические трюки на спинке кровати, а потом решил показать Славке и Генке, так звали второго, прыжок с крышки шкафа на матрас. Самое интересное, что в последний момент он сорвал с себя трусы и выполнил прыжок голышом, чем вызвал неудержимый смех ребят.

     С этого вечера подобные развлечения стали у них в палате традиционными.

     Самый коронный трюк состоял в том, что Толик становился в дверях палаты, и как только по коридору проходила группа девчонок, Генка сзади спускал с него трусы, а тот, делая вид, что не ожидал этого, с воплем выскакивал в коридор голышом, и натягивая трусы на ходу, убегал в палату. Девчонки со смехом и визгом шарахались в стороны, а Генка со Славкой покатывались от хохота. Присоединился к забавам и Генка.

     Только Славка предпочитал залечь под одеяло и выражать свой восторг оттуда, поскольку боялся, что приятели заметят изменение в состоянии определенной части его тела, которое им самим при этом было не свойственно.

     Хотя, осмелевший Генка один раз переплюнул Толика.

     Уже погасили свет. Строгая воспитательница Светлана Петровна расхаживала по коридору, ожидая, когда все заснут, и грозными окриками урезонивая особо неугомонных.

     Толик, прыгая в постель, снял трусы, возвестив:

     - Вы, я голышом спать буду!

     Славка с Генкой засмеялись.

     - А если одеяло сползет, - сказал Славка, - Воспиталка заглянет утром, а Толян голый.

     - Подумаешь, - отозвался со своей постели Генка, - я могу показать кому угодно...

     Он откинул одеяло и приспустил трусы, доставая свое хозяйство:

     - Смотрите, если хотите. Сколько угодно могу показывать...

     - А чтобы воспиталка по коридору прошла, можешь? - заговорщически спросил Толик.

     - Да запросто, - ответил Генка, прислушиваясь к шагам Светланы Петровны.

     Славка с Толиком затаили дыхание и тоже обратились в слух. Шаги становились все ближе...

    И тут Славка заметил, что Генкин член на глазах начал приобретать такие же очертания, что и у него.

     - Кто там такой говорливый?! - послышался сердитый окрик воспитательницы от соседней палаты.

     Генка приподнял руку с зажатым в ней краем одеяла, чтобы в случае чего быстро прикрыться, но его возбужденный член продолжал оставаться обозримым.

     За открытой дверью палаты проследовал силуэт грозной Светланы Петровны. Она ничего не заметила, но стоило ей лишь повернуть голову или хотя бы скосить взгляд...

     Ребята залились беззвучным восторженным смехом, а Генка и не думал прятать свои причиндалы. Он развалился на спине и с лукавой улыбкой поигрывал стоящим членом, ловя устремленные на него взгляды ребят. Однако установившаяся, наконец, тишина и утомление прошедшего дня сделали свое дело.

     - Мой магазин закрывается, - зевнув, сказал Генка, натягивая трусы и переворачиваясь на живот, - Продавец ушел спать.

     После этого вечера со Славкой что-то произошло. Везде - на пляже, во время спортивных игр, в палате, в умывальнике, в туалете он ловил себя на том, что разглядывает мальчишек, пытаясь достать взглядом до их половых принадлежностей, а когда приводили в баню, вынужден был прикрывать мочалкой свои.

     Самое неприятное произошло во второй смене, когда Генка умудрился отравиться чем-то, и его на неделю перевели в изолятор. Славка с Толиком остались в палате одни. Когда в очередной раз Толик начал беситься перед сном, Славкой вдруг овладело непреодолимое желание ощутить его загорелое стройное тело.

     - Толян, прыгай ко мне, - позвал он.

     Думая, что тот предлагает ему какую-то игру, Толик не заставил себя упрашивать, и опьяневший от возбуждения Славка, крепко обнял его руками и ногами, крепко прижимаясь к нему.

     Два резких удара в челюсть и под дых отрезвили.

     - Дурак! - с обидой воскликнул Толик и лег на свою кровать, отворачиваясь к стенке.

     Славка тоже отвернулся и беззвучно заплакал.

     Утром они не смотрели друг на друга, но потом, в совместных играх и веселом лагерном времяпрепровождении все забылось, а когда вернулся Генка, пошло по-прежнему.

     Тогда они были еще детьми, и все было проще. Ужасное случилось позже. В девятом классе, в конце третьей четверти...

 

 

  3.

 

     Монтик стал учиться в их школе с шестого класса. Он пришел в середине учебного года, но с первого момента никто не посмел назвать его новеньким. Уже после нескольких дней, он подмял всех прежних негласных лидеров, и сделался самым настоящим тираном. Спустя два года, вместе с примкнувшими к нему Чиком и Капелькой, они стали грозой не только школы, но и всего района.      

     Все трое состояли на учете в милиции, имели приводы, которыми гордились, и связываться с этой бандой опасались даже учителя. К тому же, отец Монтика, хоть и не жил с семьей, имел какое-то большое влияние и всегда отмазывал непутевого сына от возмездия. Чувствуя свою безнаказанность и неуязвимость, тот наглел из года в год все больше.

     - Загулял маленько, - ответил он прямо в глаза на уроке оторопевшей классной руководительнице в восьмом классе, когда она спросила, почему его не было в школе три дня, и добавил, - А вам-то что? Наоборот, без меня, небось, спокойнее было...

     Его неоднократно видели пьяным, один раз отправили домой из школы, когда он завился таким на урок. Его постоянно вызывали к директору, но Монтик был непотопляем.

     Особенно доставалось от него и его приближенных безобидному мальчику еврейской внешности Жене Егерману, которого он невзлюбил с первого дня именно за это и иначе как жиденок, вслух не называл.

     Желая угодить тирану и обезопасить тем самым себя, многие считали своим долгом тоже ударить или унизить его. Бедный Женька сделался мальчиком для битья, вынужденным скрываться на переменах на других этажах.

     Славке было искренне жаль его, внутренне он закипал каждый раз возмущением, видя издевательства над ни в чем неповинным парнем, но о том, чтобы защитить, не могло быть и речи. Тогда его постигла бы такая же участь. А ведь именно к Женьке Славку тянуло каким-то необъяснимым образом, и порой ему казалось, что тот чувствует это и принимает. Но, подчиняясь жестоким законам общества, Славка, вопреки себе, боялся даже подойти к Женьке, чтобы никто не увидел его рядом с изгоем. Поражало, однако, как тот мужественно переносил все унижения, ни разу не пожаловавшись.

     К Славке Монтик и его компания относились скорее покровительственно. Хоть и не принадлежал он к их кругу, но, признавая "право" размазать его по стенке, Славка в то же время не заискивал перед ними. Этого Монтик тоже не любил и жестоко бил всех, кто пытался к нему подлизаться. Может быть, потому и сложились с ним такие отношения у Славки, что он невольно нащупал ту самую золотую середину - смириться с неизбежным, оставаясь самим собой. Сам Славка не задумывался об этом. К тому же, он ловил себя на том, что в отношении Монтика у него пробуждаются те же желания, что были к Толику в пионерлагере.

     Особенно это стало ощутимо после того злосчастного урока физкультуры...

     Все уже почти переоделись, когда в раздевалку развязно ввалился опоздавший Монтик. На перемене его опять таскали к завучу.

     Швырнув рюкзак в угол, он начал раздеваться, во весь голос матеря завучиху, классную и кого ни попадя. Все с восхищенными улыбками слушали его громогласный мат, угодливо вставляя словечки. Самое неожиданное было то, что, раздевшись до трусов, Монтик, не прекращая монолога, снял и их, оставшись перед всеми абсолютно голым.

     - Че уставились? Х... никогда не видели?! - ни капли не смущаясь воскликнул Монтик, - Не успел дома плавки надеть...

     Ребята опомнились от замешательства и одобрительно рассмеялись. А Монтик полез в рюкзак, долго рылся там, пока не вытащил плавки, а потом, натянув их на себя, демонстративно уложил поудобнее свои принадлежности. Все это время он не прекращал виртуозно материться.

     Славка возбудился до того, что почувствовал внутреннюю дрожь и опасался только того, чтобы обозначившийся под его трусами бугорок не бросился в глаза окружающим. Тогда никто не обратил внимания, но на уроке это заметил сам Монтик.

     Возбуждение у Славки было настолько сильным, что стоило ему взглянуть на Монтика, как сразу вспоминалась картина в раздевалке со всеми вытекающими последствиями.

     - Мурашик, а ну-ка, поди сюда, - с лукавой улыбкой поманил его Монтик.

     Делать было нечего, и Славка, краснея, подошел. Монтик открыто схватил его между ног и скабрезно рассмеялся, возвестив всем окружающим:

     - У него стояк!

     Славка хотел отойти от смеющихся ребят, но Монтик, схватив за плечи, усадил его рядом с собой, и заламывая руки, стал мучить, смеясь и приговаривая:

     - Стоячком, да Мурашик? На кого посмотрел? На Савельеву? На Бычкову? Ну, признавайся, Мурашик...

     У Славки хватило ума принять игру и тоже смеяться, хотя он покраснел до кончиков ушей.

     - Ах ты, тихоня, - продолжал издеваться Монтик, - Е..шься уже, наверное, вовсю. Е...шься, Мурашик? Ну, признавайся...

     - Строиться! - послышалась команда преподавателя, и Славка вырвался, наконец, из объятий Монтика.

     В тот день он впервые занялся тем, чем грешат почти все в его возрасте, и в воображении был расхаживающий по раздевалке голый Монтик.

     А тот, тем не менее, продолжал подкалывать его время от времени:

     - Ну что, Мурашик? Скольких вые...л?

     - Да куда ему, - презрительно сплюнул на пол Чик, - Дрочит, небось. Гля, какой прыщавый...

     - Да нет, - хитро прищурившись сказал Монтик, - Мурашик, е..арь еще тот. Заметь, сколько чувих с ним здороваются, когда по школе идет. Даже из других классов. Любовницы твои, признавайся, Мурашик?

     Славка терпел это с лукавой улыбкой, а внутри все пылало от страсти к Монтику, и потом весь урок он ощущал возбуждение. Один раз даже попросил разрешение выйти в туалет и сделал там то, без чего не обходился уже ни один день. Так продолжалось до весны.

     В один из последних дней третьей четверти заболела англичанка и на урок пришла другая, славившаяся по школе своей строгостью. Опоздавший к началу урока, Монтик по хозяйски открыл дверь и вошел, не ожидая увидеть незнакомого преподавателя.

     - Почему вы входите в класс, не спросив разрешения? - пресекла его учительница.

     Надо сказать, что хоть вела она себя с ребятами очень вежливо, даже называла старшеклассников на вы, но было что-то в ее манерах и интонациях такое, что невольно заставляло относиться к себе с уважением.

     Вот и сейчас, даже Монтик не осмелился ей нагрубить, молча остановившись у двери и ожидая, что будет дальше.

     - Как ваша фамилия? - спросила англичанка.

     - Ну, Матюхин, - протянул он лениво.

     - Без ну, пожалуйста, в следующий раз. Сядьте там, где стоите.

     Англичанка отвернулась к доске и начала писать, как ни в чем не бывало, продолжая прерванное объяснение, а Монтик плюхнулся рядом со Славкой на последнюю парту у двери.

     - Откуда такая выискалась? - спросил он.

     - Из 11-го А, классная руководительница, - ответил Славка, испытывая радостное возбуждение от того, что Монтик сел рядом.

     - Ничего, обломаем, - многообещающе проговорил тот.

     Славка весь урок краем глаза наблюдал за Монтиком. Тот вертелся по сторонам, явно тяготясь отсутствием привычного окружения, а потом положил руки на крышку парты и улегся на них головой, лукавым взглядом разглядывая Славку.

     - Ну че, Мурашик? Как по части е...ли-то успехи?

     Славка, как всегда, заулыбался, но внутри у него все напряглось. А Монтик, не стесняясь, полез рукой себе между ног и начал сжимать свои принадлежности. У Славки часто забилось сердце, но посмотреть туда он боялся. Монтик сам помог ему, толкнув ногой:

     - Смотри.

     Монтик сидел, вытянув ноги, и под его джинсами поднимался и опускался бугорок от того, что он шевелил напрягшимся членом. Славка не смог скрыть восторга в глазах, и как завороженный, смотрел, чем доставлял Монтику, судя по его взгляду, удовольствие. Тот протянул руку, и лапнув его между ног, почувствовал возбуждение Славки.

     - Опять стояк? - засмеялся Монтик, - Давно стоит?

     Он спросил это не с издевкой, как всегда, а вроде как доверительно.

     - С начала урока, - ответил Славка,

     - Ну, ты е..арь террорист, Мурашик! - рассмеялся Монтик, подрачивая через джинсы свой член, и не отводя от Славки лукового взгляда.

     И тут на Славку нашло какое-то затмение. Сбитый с толку таким расположением и откровенностью Монтика, он расстегнул под партой джинсы и на его глазах вытащил свой возбужденный член.

     - Мне так поделаешь? - спросил он.

     Монтик оторопел от неожиданности и моментально убрал руки.

     - Ты че, о…уел, в натуре, пидор?! - воскликнул он во весь голос.

     - Матюхин, в чем дело?! - резко спросила англичанка, запнувшись на полуслове.

     В классе возникла мертвая тишина. Все до одного повернули на них головы. У Славки, наверное, вся кровь, что была в теле, хлынула в лицо.

     - Встаньте оба! - приказала учительница.

     Монтик нехотя поднялся, а Славка продолжал сидеть, боясь встать с расстегнутыми джинсами.

     - Мурашев,  я сказала - встаньте, - повторила англичанка.

     Все ошеломленно смотрели на них, ничего не понимая.

     - Вон из класса оба, - вынесла приговор учительница, - После урока встречаемся у кабинета завуча.

     Монтик взял рюкзак и направился к двери.

     - Ну, я тебе сделаю, чмо, - прошипел он Славке.

     Не чуя под собой ног и прикрываясь сумкой, Славка встал и пошел следом. Он думал, что Монтик ждет его за дверью, но коридор был пуст. Застегнув джинсы, Славка бросился вниз по лестнице.

     Первым желанием было выскочить из школы и бежать, куда глаза глядят. Но, дойдя до первого этажа, Славка остановился.

     «Ну, а дальше?»

      Сразу эта мысль не пришла в голову, но теперь отозвалась тяжкой душевной мукой. Ведь случилось это не где-нибудь, а в школе, и придти сюда ему все равно придется. Не завтра, так через неделю, но придется, в конце концов...

     Славка постоял немного и понуро поплелся наверх.

     Это место он присмотрел, когда их класс был дежурным по школе, и ему достался пост на последнем этаже у лестницы.

     Если подняться еще на один, последний пролет, упиравшийся в крышу, можно было заметить отходящий от площадки узкий коридор за закрытой на замок решетку. Сбоку от решетки было еще одно небольшое помещение, заставленное грязными ведрами, бочками и прочим хламом, извлекавшимся на свет при летнем ремонте. Путь сюда тоже преграждала решетка, но крайний прут отстоял от стены настолько, что при желании можно было пролезть. Худенькому Славке это удалось без труда, и он уселся на застеленный газетами ящик, обхватив голову руками.

     Только сейчас до него дошел весь ужас происшедшего. И главное, он сам не мог понять - как? Как могло это случиться? Кто толкнул его под руку, когда он расстегивал джинсы? И что теперь? Очевидна была лишь полная безысходность...

     До его слуха донесся звонок и отдаленный шум перемены. Эти звуки еще больше усугубили его уныние, поскольку напоминали о том, что надо что-то делать.

     Славке показалось, что кто-то поднимается по лестнице. Он прислушался. Вот шаги послышались уже в коридоре. Славка встал, и понимая, что другого пути отсюда нет, решил идти навстречу. За решеткой он увидел Женьку Егермана.

     - Так и знал, что ты здесь, - сказал Женька, - Местечко проверенное. Сам здесь отсиживался.

     Славка молчал, глядя перед собой.

     - Короче, Мурашик, дела твои не фонтан, - заговорил Женька, - Монтика вызвали к завучу, он наплел им, что ты мешал ему на уроке, но они не поверили. Завучиха так и сказала6 не похоже, Матюхин, что тебе может кто-то помешать - ты сам любому помешаешь. Искали тебя - завучиха хотела свести вас вместе, но не нашли. А в классе уже все знают. Догадались, или Монтик трепанул - не знаю, но знают.

     Славка продолжал молчать, не отрывая взгляда от пола.

     - Что будешь делать? - спросил Женька, - Пойдешь на урок?

     Последним уроком была литература, которую вела классная руководительница.

     - Не знаю... - протянул Славка.

     - Иди, - посоветовал Женька, - Объясняться все равно придется. Да. И еще...

     Женька оглянулся по сторонам, хотя и так было ясно, что в коридоре они одни, и понизив голос, сообщил:

     - Постарайся выскочить из школы сразу. Монтик собирается тебя бить. Я сам слышал, как он сказал - я сделаю сегодня этого пидора. И Капелька, и Чик были рядом, и Каштан с Мослом приходили из 11-го Б. Держись.

     Женька повернулся и пошел по коридору. Последнее известие окончательно добило Славку. Он знал, что если Монтик сказал, то не отступится.

     Дождавшись звонка, он спустился на третий этаж и вошел в класс самым последним. Он старался не видеть взглядов, устремленных на него со всех сторон, но чувствовал их всеми фибрами души.

     Вошла классная руководительница, и тоже первым делом посмотрела на него.

     - Здравствуйте, садитесь, - сказала она, кладя на стол журнал и учебники, - Мурашев, подойди ко мне.

     Славка направился к столу учителя. Обычно в таких случаях в классе не стихал шум от разговоров, но здесь воцарилась мертвая тишина.

     Классная руководительница удивленно вскинула брови и открыла конспект.

     - Так, - сказала она громким голосом, - открываем тетради и записываем заголовок: «Темы докладов». Сейчас запишем темы докладов, которые надо будет подготовить на каникулах по произведениям, которые нам предстоит изучать в следующей четверти. Естественно, их необходимо прочитать. Каждый выберет понравившуюся тему, а я назначу докладчика и содокладчиков. А продиктует нам их... - она сделала свою характерную паузу перед тем, как кого-то вызвать, - Полосухин.

     Учительница передала тетрадь Ваське Полосухину, а сама поманила Славку к окну.

     - Тебе говорила Ида Наумовна, что ты должен был явиться к завучу на перемене? Почему ты не пришел?

     Славка молчал, уставившись в окно.

     - Что у тебя произошло с Матюхиным на предыдущем уроке?

     - Ничего, - пожав плечами, выдавил из себя Славка, - Я случайно толкнул его ногой под партой, а он обозлился...

     - Это все? - как-то особенно посмотрев на него, спросила учительница.

     - Да...

     - Я думаю, Мурашев, мы еще к этому разговору еще вернемся. Можешь сесть.

     Весь урок Славка мучительно раздумывал, как понимать эти слова и как себя вести? То, что хотят устроить им с Монтиком очную ставку, было очевидно.

     Прозвенел звонок, и Славка вспомнил про предупреждение Женьки. Монтик с компанией выскочили из класса первыми, и он понял, что встречи миновать не удастся.

     «Ну и что? - вдруг с отчаянием подумал Славка, - Пусть хоть убьют! Я должен всю жизнь теперь от них скрываться?»

     Он собрал учебники, не спеша, спустился в гардероб и очень долго одевался. С ним никто не заговаривал. Вокруг как бы само собой образовалось пространство отчуждения.

     Выходя из школы, он заметил столпившихся на почтительном расстоянии на другой стороне улицы одноклассников, и понял, что предупреждение Женьки было не напрасным. Однако, Монтика среди них не было. Славка вышел и дошел уже до тротуара, когда тот показался из-за припаркованного на дороге автобуса вместе с Капелькой, Чиком, Каштаном и Мослом.

     Они молча окружили его полукольцом, загораживая дорогу.

     - Ну, так что ты там хотел, чтобы я тебе сделал? - сощурившись и растягивая слова, спросил Монтик.

     Славка видел вокруг себя глаза, смотревшие на него с брезгливой ненавистью. Исключением, пожалуй, был только тупой взгляд заторможенного Капельки - было видно, что он выбирает место, куда нанести удар. Казалось, по глазам можно было проследить, как тяжело ворочаются тугие шестеренки у него в мозгу.

     Удар последовал внезапно снизу в челюсть. Это был сильный удар. Славка покачнулся, но удержался на ногах. Однако следующий удар ногой в пах заставил его согнуться. Дальнейшие удары кулаками и ногами, обутыми в тяжелые ботинки, Славка не помнит. Он только чувствовал, что они сыпались со всех сторон, а он не мог даже поднять руки, чтобы ответить.

     От очередного удара в челюсть он попятился, и почувствовав подсечку сзади, рухнул на асфальт, успев выставить руку, на которую упал всем телом и закричал от острой боли, пронзившей надплечье. Сквозь боль он слышал возглас охранника со стороны школы, топот ног разбегающихся ребят, и ощутил сильные руки поднимающего его физкультурника.

     Потом был вестибюль, сочувственные лица окруживших его, озабоченный взгляд медсестры и строгое лицо директрисы.

     - Опять Матюхин и компания? Будем ставить вопрос на педсовете...

     Потом была скорая помощь, и наконец - больничная палата и тяжелая повязка с подвязанной на отлет согнутой в локте рукой.

     Неожиданно для самого себя, именно здесь, за этими потрескавшимися и закопченными некогда белыми стенами больничной палаты, Славка почувствовал облегчение.

     «А может, и хорошо, что так получилось? - подумалось ему, - Пролежу здесь до конца учебного года, а потом заберу документы. На фига мне этот аттестат? Обязательно институт кончать что ли? Пойду куда-нибудь в техникум или в путягу. Главное, в школе все забудется за это время...»

     Вечером в палате появилась мать. Она как-то неловко протиснулась в дверь, и остановившись на пороге, посмотрела на Славку. Их взгляды встретились, и ее лицо исказила гримаса.

     - Ну, как ты тут? - спросила она, подходя и вытирая слезы.

     - Нормально все, - грубовато ответил Славка, - Кости вправили, сказали - срастется...

     Он не терпел, когда мать начинала плакать при посторонних.

      Мать присела на стул и достала из сумки пакет:

     - На вот, поешь. Бананы твои любимые...

     - Спасибо. Ма, перестань, - сказал Славка, - Все нормально, я же тебе говорю.

     - Нормально? - всхлипнула мать, и лицо ее сделалось твердым, - Очень нормально, что тебя так отметелили?

     «Еще лучше, - с досадой подумал Славка, - Уж лучше бы плакала, а еще лучше - не приходила бы вообще...»

      - Никто меня не метелил, - сказал он, - Мы играли. Я сам неудачно на руку упал ...

     - Неудачное приземление, - подмигнув, поддержал Славку сосед, балагур и весельчак дядя Вася, - С каждым бывает...

     - Да, бывает, - бросила на него гневный взгляд мать, - Вашего бы так, я бы посмотрела!

     Дядя Вася крякнул, и еще раз подмигнув Славке, достал сигарету, выходя в коридор.

    Славка проводил его благодарным взглядом.

     - Ма, я прошу тебя, - заговорил Славка, когда они остались одни, - не поднимай волны. Надо мной смеяться будут. Что я, маленький?

     - Я дойду до директора, - не унималась мать, - Я этого так не оставлю!

     - Говорю же тебе, мы играли.

     - Хороши игры! Сами не соображаете ничего, учителя должны следить за вами. Больно? - участливо спросила она, беря за перебинтованную руку.

    - Совсем немного, а когда спокойно лежу, то вообще все нормально...

     Славка охотно перевел разговор на эту тему, и стал рассказывать, как ему вправляли сломанную ключицу. Мать слушала, держа его за руку и сдерживая слезы.

     Наконец, она удалилась. Славка вздохнул с облегчением.

     Он ожидал, что она опять явится завтра, но мать пришла только через два дня, и по тому, как она посмотрела на Славку, он понял, что что-то произошло за это время. Слез сегодня не было, и интонации голоса были совсем другими:

     - Ну, как дела? Рентген делали? Что врач говорит?

     - Все хорошо. Говорит, если так будет дальше, через три недели срастется.

     Мать опять достала пакет с фруктами и, присаживаясь на стул, спросила:

     - Ты... - она повернула голову, взглянув через плечо на дядю Васю, - Ты как додумался-то до такого?

     - Да что вы, мамаша, так переживаете? - заговорил тот, подходя, полагая, что она приглашает его принять участие в беседе, - Вон, мой старший тоже ключицу ломал. Срослось все за месяц, следа не осталось. Чего он у меня только не ломал! Байтер... байкер, шут его знает, как они там себя называют? На мотоциклах гоняют по ночам. Целая компания. Ничего с матерью поделать не можем. Такое вытворяют! Рассказывать начнет, думаешь, как вообще-то до сих пор живой?

     - У нас не мотоцикл, - перебила его мать, - У нас похуже.

     Славка умоляюще посмотрел на дядю Васю.

     - Да, - опять крякнул он и отправился курить.

     - Как ты мог?! - воскликнула мать, когда сосед вышел, - Ведь это ж... Это ж сказать кому, со стыда сгоришь!

     Славка понял, что она все знает.

     - Что молчишь? Как ты мог такое сделать? Тебя к психиатру свести надо?

     - Не надо мне ни к какому психиатру, - глядя перед собой, твердо сказал Славка.

     - Не надо? Ты считаешь это нормальным? Да нормальный человек такое...

     - Ты меня отчитывать пришла? - тоже повысил голос он.

     Мать осеклась и внимательно посмотрела на него.

     - Вот как... А я не могла поверить.

     - Я просил тебя не лезть в это дело!

     - Теперь понимаю, почему ты просил. Теперь все понимаю. Все, что угодно могла подумать, но чтоб такое!

     Она всхлипнула и полезла в сумку за платком:

     - Растила, растила... Знала, что отец у тебя дурень непутевый... Но чтоб такого сыночка выродить от него...

     - Вот и не выражи... Не вырожи... Не рожала бы! Можно подумать, я счастлив оттого, что у меня отца нет! - воскликнул Славка.

     - Ах, вот что! Выходит, я во всем виновата? Может, этому тоже я тебя научила?

     - Меня этому учить не надо, я от рождения такой.

     - Ты... Ты что мелешь-то? - мать широко раскрыла глаза, - Ты сам-то соображаешь, что говоришь-то?

     - Соображаю. Говорю то, что есть.

     - Нет. Тебя точно надо психиатру показать, пока не поздно.

     - Покажи. Осрами себя и меня перед всеми! Ты этого хочешь?

     Некоторое время они молчали, глядя в глаза друг другу. Мать первая отвела взгляд и поднялась.

     - Поправляйся. Я еще приду, - сказала она и вышла.

     Прошло еще два дня. Вечером, во время посещений, в палату заглянула незнакомая сестра:

     - Мурашев кто?

     - Я, - отозвался Славка.

     - К тебе посетитель.

     Славка думал, что увидит мать, но в палату вошел Женька:

     - Привет, еле разыскал тебя...

     Они пожали друг другу ладони левыми руками, поскольку правая у Славки была перевязана.

     - Здравствуйте, - поздоровался Женька с дядей Васей

     - Здорово, - охотно откликнулся тот, - Героя пришел проведать? Правильно. А то только матушка его ходит, сырость разводит. Мужика должен мужик поддержать, верно?

     Дядя Вася начал привычно балагурить, и ребята охотно поддержали беседу, вдоволь посмеявшись над его прибаутками.

     - Классный у тебя сосед, - сказал Женька, когда тот вышел, как всегда, покурить.

     - Да, - улыбнулся Славка, - С ним не соскучишься.

     - Короче, Мурашик, я пришел тебе сказать, что твоя мать приходила в школу и все узнала.

     - Я знаю, - сказал Славка.

     - Монтика вызывали на педсовет. Директриса использовала этот случай, чтобы от него избавиться, но там вмешался отец. Короче, все решили замять. Огласки никто не хочет. Тебя допустят до экзаменов, даже если ты проболеешь всю четверть, а потом директриса посоветовала матери забрать тебя из школы. Поправишься, приходи. Монтик тебя не тронет, он отца сам боится.

     - Жек, я не приду в школу.

     - Зря, - сказал Женька, - Свидетельство тогда не получишь.

     - Ну и не надо, - обреченно сказал Славка, - И без свидетельства проживу. Не хочу я там никого видеть.

     - Ну, приди на экзамены хотя бы, - не сдавался Женька, - Ведь на тройки сдашь, и тебя выпустят. Они сами заинтересованы от тебя избавиться без шума. Чего ты теряешь? А что про тебя думают, да пошли ты их всех. Видеть не хочешь, а себе трудности из-за них наживать хочешь?

     Славка задумчиво смотрел в потолок. В Женькиных словах сквозил здравый смысл.

     - Я даже могу заходить к тебе, рассказывать, что проходили, что задавали. Будешь сам готовиться. Придешь сразу на экзамен.

     - Спасибо, Жек, - усмехнулся Славка, - Охота тебе со мной возиться?

     - Да ладно, - отмахнулся тот, - Должны же мы помогать друг другу...

     - Что ты имеешь в виду? - не понял Славка.

     - Ну... - опустил глаза тот, - Меня чморили все время, теперь ты...

     - А... Ты прости, конечно...

     - Ладно, проехали, - сказал Женька, поднимаясь, - Не говори никому, что я приходил к тебе.

     - Пока, - ответил Славка.

     - Пока. Поправляйся, - сказал тот и вышел.

     «Ну, вот, - грустно подумал Славка, - Оказался в подходящей компании. Жиденок стал лучшим другом...».

     Однако сознание, что Женька не отвернулся от него, помимо воли согревало душу. И еще эта фраза: «Должны же мы помогать друг другу...».

     Славке показалось, что то-то между ними осталось недосказанным...

     Славку выписали в первый солнечный весенний день года. Точнее - еще не выписали, а перевели на амбулаторный режим. Светило солнце, дул теплый ветер, но он предпочел незаметно проскользнуть домой и никуда не выходить. И дело было не только в перевязке. Ему вообще не хотелось никого видеть.

     Забирала Славку из больницы мать, специально поменявшаяся сменой на работе.

     - Садись, поешь, - сказала она, проводя его в кухню, - Руки помочь помыть?

     - Я не инвалид, - ответил Славка, ловко снимая одной рукой куртку.

     - Поешь, а потом поговорим, - добавила мать.

     Когда они вошли в комнату, Славка заметил, что над кроватью матери появилась икона.

     «Что-то новое, - подумал он, - В религию ударилась, что ли?»

     - Сынок, - начала мать, явно готовившаяся к этому разговору, - Вот, что я тебе скажу. Когда тебя выпишут, пойдешь в школу, сдашь экзамены. Тебя допустят, хоть ты много пропустил. Виолетта Михайловна мне обещала. А потом подумаем, что делать. Про то, что ты отчудил, лучше не вспоминать. И вот что...

     Мать вытащила из шкафа Библию, и открывая заранее заложенное место, положила перед ним.

     - Видишь, что тут написано? Живущие по плоти Богу угодить не могут.

     - Давно ли ты сама-то стала Ему угождать? Что-то я раньше от тебя такого не слышал, - покачал головой Славка.

     - Все мы под Ним ходим, - убежденно сказала мать, и Славка подивился твердости, с какой это было сказано.

     - Вот, почитай, что тут еще написано: "Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни махла... макла... ма-ла-кии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники - Царства Божия не наследуют". Ты понимаешь, что тебя ждет за это?

     - За что? - с вызовом спросил Славка.

     - Сам знаешь! - прикрикнула мать, - Не прикидывайся!

     - Да ты-то что себе вообразила?! - воскликнул Славка, - Ты хоть знаешь, кто такие мужеложники, или тебе все едино?

     - Я в храм Божий ходила! Мне батюшка все объяснил. Бес тебя искушает. Тебе покаяться надо.

     - Ма, прекрати, а? - попросил Славка, - Один раз сходила и в Бога уверовала сходу? Прям вот так – раз, и сразу с крылышками?

     - Не кощунствуй! - воскликнула мать, - К тебе с добром, а ты?!

     - А ты можешь понять, что я - гей?!

     - Ты содомит! Вот как это называется! В Содоме такие дела творили, и Господь покарал их всех! Всех до единого! Камня на камне не оставил!

     - Бабушка тоже в Бога верила, так она добрая была! Она не желала никому никаких кар. В чем мне каяться? Что я такой уродился?

     - Нет! - исступленно воскликнула мать, - Таким родиться нельзя! Таким можно только стать!

     - Да ты-то, откуда знаешь, раз такой не родилась?!

     - У нас в роду никогда таких не было! Отец твой развратник был, потаскун, но он по бабам бегал, а чтоб такое! Да он бы тебя сам убил, если бы узнал, что ты таким станешь! Не зря он говорил, чтобы я на аборт шла. А я вот вырастила...

     Лицо ее скривилось в гримасе, и она смахнула тыльной стороной ладони слезы.

     - Это тебе тоже батюшка объяснил? - неожиданно обретая спокойствие, спросил Славка, - Что зря на аборт не пошла?

     - Не кощунствуй! - сквозь слезы крикнула мать, - Бог тебя покарает!

     Она залилась слезами, а Славка встал и вышел из комнаты. Он накинул куртку и вышел на улицу.

     Он ушел далеко, к линии железной дороги, и долго сидел на откосе, глядя на проходящие поезда. Ему хотелось вскочить в первый попавшийся, забиться на багажную полку и ехать, ехать, все равно куда, пока будет идти поезд...

     Хотелось оказаться там, где его никто не знает.

 

 

 

  4.

 

     После майских праздников Славка пошел в школу. Ключица срослась нормально. Он шел туда, как по приговору, который вынес сам себе: отмучиться последние три недели, сдать экзамены и больше никогда никого не видеть.

     - Эй, пидор, а ну пойди сюда! - услышал он еще на подходе хрипловатый голос Капельки.

     Они стояли, как всегда втроем, и курили за углом школы. Не подойти было нельзя, и Славка приблизился.

    - Ты, козел, тебе не жить, понял? - проговорил Капелька, подходя вплотную и уже включив свой тупой взгляд, выискивающий место для удара, но неожиданно вмешался Монтик.

     - Пусть живет, - снисходительно проговорил он с затаенной злобой, - Мне отцу стоит сказать только, кто он такой, и он его сходу замочит. Вали отсюда, чмо!

     За партой Славка оказался один. Сидевший с ним раньше Михась, пересел к Женьке и вообще не замечал его. Сторонились Славку и остальные. Ему было неприятно, но он знал, что выдержать надо всего пятнадцать дней, и это вселяло мужество.

     На переменах он или оставался в классе, или уходил на «свое», как он окрестил его, место под крышу. Иногда туда к нему крадучись пробирался Женька сообщить о том, что происходит в классе, поскольку сам Славка ни с кем не общался.

     Женька во всем оказался прав - Монтик его не трогал, учителя тоже не доставали, а на экзаменах Славка преспокойно получил свои тройки. Классная руководительница за сочинение поставила даже четверку. При этом у Славки сложилось впечатление, что он получил бы их, даже не ответив ни одного слова.

     Труднее всего стало общаться с матерью. Помимо постоянных разговоров о покаянии и сидящем в нем бесе, после получения Славкой свидетельства, на следующий же день, она безапелляционно заявила:

     - Завтра пойдем с тобой в отдел кадров. На работу будем оформляться.

     - Куда - на работу? - не понял Славка.

     - Ко мне на фабрику. А учиться пойдешь в вечерку. Будешь работать и учиться, меньше дури будет. Да и времени не останется.

     - А ты спросила меня, хочу ли я на фабрику?

     - А я кормить тебя всю жизнь не собираюсь. Я тоже не хотела, а всю жизнь проработала. И уважают, и ценят.

     - Кто это тебя там уважает?

     - Все, - убежденно сказала мать, - Малолеток у нас не берут, а я попросила, мне навстречу пошли.

     - Осчастливили, - усмехнулся Славка.

     - Поработаешь, ничего с тобой не случится, и под присмотром будешь. В мою смену пойдешь на подсобку. А сюда какой твой содомит заявится или позвонит - увидишь, что будет. Возьму грех на душу, сама осрамлюсь, но весь дом узнает, кто ты такой.

     - Ты лучше сразу короткий поводок для меня купи, - посоветовал Славка.

     - Надо будет - куплю! - отрезала мать, и он понял, что спорить бесполезно.

     Так Славка оказался на фабрике.

     Определили его в цех комплектации, а основной работой была перевозка и переноска готовой продукции.

     От запаха резины першило в горле. Славке казалось, что он пропах ею насквозь, что этот запах стал составляющей его организма. Глаза не смотрели на грязные стены и выщербленный пол. Он стал привыкать и к грубости, и царящему мату. Впрочем, к последнему он привык еще в школе, и сам мог выдать нечто забористое, но здесь стеснялся. Рядом все время мать, да и остальные работницы при нем старались не материться. Женщин в возрасте вокруг было много, и они относились к нему снисходительно, как к сыну.

     Славка почувствовал, что отношение к матери здесь хорошее, но насчет уважения она явно заблуждалась. Уважением ни к кому вообще здесь даже не пахло. И мастера, и начальника цеха, и все остальное руководство волновал только план, который надо было давать любой ценой. И если что-то не ладилось на линиях или еще где, то назначались дополнительные смены и сверхурочные. Причем, не по желанию, а в добровольно-принудительном порядке. И сами рабочие охотно принимали такое с собой обращение. Многие даже радовались подработкам, как они это здесь называли, поскольку это давало хоть какой-то приработок к нищенской зарплате. Контингент состоял в основном из приезжих. Кто жил в общежитии, кто снимал комнату, и деньги были нужны всем.

     Прошли лето, осень. Славка начал посещать вечернюю школу, ничего общего не имевшую с той, в которой учился раньше. Здесь тоже царил беспредел. Можно было ходить, а можно и не являться. Можно учить, а можно не учить. Славка понял, что аттестат он получит в любом случае, и просто ходил высиживать время, чтобы не конфликтовать лишний раз с матерью. Да еще потому, что здесь он мог в открытую курить. Дома и на фабрике он был под бдительным оком.

     Друзей у него не было. Школьные отпали сами собой, а новых не появилось. Первое время позванивал Женька, но, нарвавшись несколько раз на отповедь Славкиной матери, перестал. Славка вошел в этот однообразный ритм и сам, наверное, не знал, зачем живет. Ему даже стало хотеться, чтобы поскорее забрали в армию, сам сходил в военкомат. Славка знал, что его не ждет там ничего утешительного, но это сулило хоть какие-то перемены в жизни...

     В тот мартовский день на фабрику поступил срочный заказ, и была сделана перетасовка смен, в связи с усилением ночной. Как Славкина мать не отказывалась, ее на месяц перевели в ночь.

     - Надо, Петровна, - сказал непререкаемо начальник цеха, - Ты у нас костяк, на кого я еще могу опереться?

     - Тогда и моего переводите, - потребовала мать.

     - Твоего нельзя, он несовершеннолетний. А что, он сам себе обед разогреть не сможет?

     - Вы всего не знаете. За ним глаз да глаз нужен.

     - Не тупи, Петровна. Парень, как парень, сами его знаем уже…

     Так Славка неожиданно получил месяц свободы. Это разбудило в нем дремавшие чувства. Точнее, они вовсе и не дремали все это время. Славка засыпал и просыпался, рисуя в мечтах близкого друга, но мечты оставались мечтами, а практическое воплощение происходило в ванне под струями душа.

     Каждый вечер, как только мать уходила на работу, он шел из дома, бродил по улицам, спускался в метро, поглядывая на привлекательных парней, но подойти и заговорить ни с кем не решался.

     Алексея он тогда заметил сразу, как только тот вошел в вагон. Он обратил на себя внимание не только тем, что был красивым парнем. Славке понравились его глаза. Почему-то ему показалось, что такой человек не сможет обидеть. Он заставил себя приблизиться к нему и встать напротив, а чтобы тот обратил на него внимание, как бы невзначай упереться в него коленкой. Никаких специфических способов знакомства Славка не знал...

 

     Автобус подъезжал к метро. Он был полупустым, и никто не мешал их беседе. Славка рассказывал, готовый замолчать в любой момент, если Алексей перебьет его, но тот слушал...

     - Пора выходить, - сказал Славка.

     - Да, - как бы очнулся задумавшийся Алексей и задал интересовавший его с самого начала вопрос, - А там, на кладбище, где я тебя заметил, кто похоронен?

     - Человек, - пожал плечами Славка.

     - Я понимаю. Но могила необычная. Кем он был: монахом, священником?

     - Да нет. Не был он ни монахом, ни священником, был простым церковнослужителем...

  Автобус остановился и они вышли.

     -...Но для меня это был самый близкий человек, - завершил Славка уже на улице.

     - Я что-то недопонимаю. Ты, что - имеешь какое-то отношение к церкви? При своем твердом убеждении насчет этой... как вы это называете... ориентации?

     - Лех, чтобы рассказать все, нужно много времени. В двух словах ничего не скажешь, извини.

     - А ты торопишься? - спросил Алексей.

     - Да вообще-то нет.

     - Может, нам посидеть где-нибудь? - он огляделся по сторонам, - Ну, хотя бы в том кафе?

     - Тебе это действительно интересно?

     - Было бы не интересно - не предложил.

     - Пойдем, - сказал Славка, и как тогда, двадцать лет назад, тряхнул спадавшей на глаза челкой.

     Они вошли в кафе и заняли столик в углу.

     - Чтобы никто не подсел, - сказал Алексей, кладя куртку на стул рядом.

     Славка последовал его примеру. Столик был на четверых, но в этот хмурый день особого наплыва посетителей не наблюдалось.

    Подошел молодой парень официант, положив перед ними меню.

     - Молодой человек, - обратился к нему Алексей, - Мы не гурманы, поэтому, для убыстрения дела - на ваше усмотрение. Нам просто надо посидеть, поговорить, и чтобы при этом на столе что-то было. Салат самый обыкновенный, горячее соответственно и... Что ты предпочитаешь? - спросил он Славку.

     - Крепкого не надо, - ответил тот.

     - Тогда, может быть, традиционное для мужской компании пиво?

     - Годится, - согласился Славка.

     - Миллер, Холстен, Левенброй, Крушовице, Балтика семерка? - спросил официант.

     - Мне все равно, - пожал плечами Славка.

     - Тогда Миллер, - сказал Алексей, - Для начала по кружке или по бутылке, как вы там его подаете, а там... А там посмотрим. Курить у вас можно?

     Тот кивнул и тут же поставил на стол чистую пепельницу.

     - Пока все, дальше разберемся по ходу.

     Официант удалился.

     - Ну, так расскажи, что было потом? - возвращаясь к разговору, спросил Алексей.

     - Потом - это когда? - спросил Славка.

     - Ну, потом, как мы расстались, - поморщившись, сказал Алексей, - Ты прости, у меня тогда осталось тяжелое впечатление от нашей встречи. Была обида на тебя, но и сам я повел себя гадко, я это чувствовал. Я даже несколько раз приходил к тебе во двор. Просто сидел, в надежде тебя встретить. В ту ночь даже хотел вернуться, но квартиры не запомнил.

     Славка слушал, слегка улыбаясь:

     - Раскаялся? Глупо тогда все получилось. Я сам был во всем виноват. То, что ты наговорил мне тогда, я часто вспоминал. Не мучься, ты был во всем прав...

     - Да, но...

     - А встретить ты меня не мог потому, что буквально через день мне пришла повестка в армию, я же сам этого добивался. Сбылась мечта идиота.

     - Тяжко было? - участливо спросил Алексей.

     - Да нет... Ты знаешь, у меня ангел-хранитель, наверное, сильный. Меня пронесло, я как-то сумел занять свое место, но на моих глазах творилось такое, что лучше не вспоминать. По сравнению с тем, что было в школе... Это несравнимые вещи. Двоих выбросили из поезда на полном ходу даже после дембеля. У тебя два сына, ты говорил? Тебе решать, я бы своих туда не пустил.

     - Знаю, Слав, сам через это прошел, - вздохнул Алексей.

     Официант поставил перед ними салаты и по кружке пива.

     - Ну, а с темой как, там, в армии, у тебя было? - спросил Алексей, когда он отошел.

     - А никак, - жестко ответил Славка, - был оголтелым гомофобом. Самому противно, но если бы еще узнали про это, тогда бы, возможно, ты сейчас со мной не разговаривал.

     По этой теме для Славки все страшное началось как раз потом...

 

 

 

  5.

 

     За время, что Славка был в армии, многое изменилось. Это было постперестроечное время, когда хлынул поток неведомой доселе информации, и многие ранее неведомые вещи вошли в жизнь. Он уходил как бы из одного государства, а вернулся в другое. Даже город поменял свое название.

     Идя первый раз после долгого отсутствия по Санкт Петербургу, он временами не узнавал его. Не узнавал Невского из-за обилия вывесок на иностранных языках, не узнавал многих преображенных уголков центра. Но самое поразительное для него изменение заключалось в том, что о сексе стали говорить открыто, в том числе и о таком. Даже появились какие-то специфические клубы, а газеты пестрели объявлениями об однополых знакомствах. Но Славка не торопился публиковать свое.

     Сначала он решил устроить дальнейшую судьбу.

     Он прямо заявил матери, что на фабрику не вернется, и проявил упорство, заставив смириться со своим решением. Где он будет работать, Славка не знал, но главное было опять не попасть под ее пяту.

     Решение пришло неожиданно. Разговорившись однажды, от нечего делать, с водителем троллейбуса, когда надолго застряли в пробке из-за обрыва контактного провода на Литейном, он решил заглянуть в троллейбусный парк. Попал вовремя, как раз отрывалась группа учеников водителей.

     Славку направили на собеседование к заму по эксплуатации, которому понравился пришедший из армии серьезный парнишка, и вопрос был решен. Медкомиссия и формальности заняли пару дней, и Славка стал ходить на занятия.

     - Хорошо подумал? - спросил врач на медкомиссии, - Тебе придется вставать на работу в три часа ночи...

     Славка слабо себе это представлял, но ответил твердо:

     - Другие же встают.

     Его это не пугало. По крайней мере, ездить и видеть перед собой что-то новое, представлялось ему более привлекательным, чем волочить резиновые сапоги в грязном вонючем цехе, не видя месяцами дневного света. К тому же, привлекал скользящий график - он надеялся, что будет меньше пересекаться дома с матерью.

     Личную сторону своей жизни Славка тоже задумал привести в порядок, и как только наладилось с работой, ответил письмами на три объявления в газете.

     На два ему пришли ответы, которые он предусмотрительно предлагал адресовать на главпочтамт, на номер паспорта.

     В первом был такой обстоятельный рассказ о своих увлечениях и хобби, что Славка подумал, помимо того, что он мало чего во всем этом смыслит, при таком изобилии интересов, когда же найдется у столь развитого человека время на личную жизнь? . Вдобавок, парень запрашивал фото, на которое «в случае симпатии» обещал ответить своим, и только после этого предполагалась встреча.

     Второй ответ заинтересовал больше. Там был номер телефона и всего три слова: «Звони, будет видно».

     Славка, не откладывая, позвонил. Голос в трубке показался приятным, и они договорились о встрече.

     Побрившись и одевшись, как можно лучше, насколько позволял его гардероб, в назначенный час Славка ждал своего избранника в условленном месте.

     Подошедший молоденький парнишка понравился Славке с первого взгляда. Он был совсем юным и удивительно красивым. Стройные ноги облегали фирменные джинсы, а ворот футболки позволял разглядеть соблазнительную шею. Лицо, на котором выделялись большие выразительные глаза, обрамляли длинные ухоженные волосы.

     Похоже, парень знал себе цену. Поздоровавшись, они закурили и уселись на лавочку в сквере. Славка был готов идти за ним куда угодно, но парень захотел сначала расспросить все о нем.

     Узнав, что он водитель троллейбуса, парень скривил губы, а когда Славка поведал, что живет с матерью в одной комнате в коммуналке, и вовсе скис.

     - Ну, и как ты видишь себе наши отношения? - скептически спросил он, - Я тоже пока живу с родителями...

     Парень сделал ударение на слове «пока».

     - Будем шмыркаться по лесочкам, или ловить миг удачи, когда нет дома твоей мамаши, светясь перед соседями? Это меня не устраивает. Я полагал, раз ты старше - у тебя уже что-то есть свое. Я шел на встречу, надеясь напроситься в гости. Наговорить и написать о себе может каждый, что угодно, а жилище человека сразу скажет, кто есть кто. А тебе, как выяснилось, даже и пригласить некуда...

     Парень встал.

     - Так что, не буду говорить до свидания, поскольку его не будет, а лучше сразу попрощаемся, - завершил он разговор, и не протягивая руки, направился к метро.

     Славка сидел, как оплеванный.

     Неожиданно он вспомнил известный фильм Женитьба Бальзаминова, и показался сам себе похожим на главного героя, когда тот увозил невесту, и которому, по его собственному признанию, казалось, что стоит только увезти, и все сразу появиться само собой...

     «А пошли они все! Так бы и писал в объяве - отдамся за проживание. Зачем морочить голову про чувства?» - со злобой подумал Славка, и раздосадованный, пошел в другую сторону. Писать больше никому не хотелось.

     Однако когда обида улеглась, он вернулся к своим намерениям.

     Разговоры об этих делах стали делом обыденным. Даже в группе, где учился, Славка услышал и о Достоевских банях, и о пляже в Дюнах, и о плешке.

     Особенно много говорили про Катин садик, и в ближайший же вечер, когда мать ушла в ночную смену, Славка направился туда.

     Он вошел в сквер, в центре которого был установлен памятник царице Екатерине. В шестом часу вечера тут было людно. Лился поток прохожих от Невского к Александринскому театру и обратно, на лавочках вокруг памятника и в аллеях сидели люди. Среди них были и молодые, и пожилые, и мужчины, и женщины, но ничто не говорило о том, что здесь происходит что-то особенное, о чем ходило по городу столько слухов.

     Славка не спеша прошелся по скверу из конца в конец и обратно, остановился недалеко от памятника и закурил, поглядывая вокруг. Он уже находился тут четверть часа, и за все это время, если и произошло что-то примечательное, так только то, что сидящий на крайней лавочке немолодой мужчина, вдруг встал, и отойдя лишь несколько шагов на газон, начал мочиться. Причем, завершая процесс, повернулся к сидящим и идущим людям. Но столкнуться с подобным, в принципе, можно где угодно. К тому же, по внешности и манерам, мужчина выглядел явно не вполне адекватным.

     Славка докурил, обошел вокруг памятника и свернул на боковую аллею. На лавочке справа сидел парень одних с ним лет, как показалось, внимательно смотревший на него. Славка тоже взглянул ему в лицо и невольно остановился:

     - Женька...

     Парень широко улыбнулся и приветственно поднял руку:

     - Хай!

     Да, это был он. Тот самый худенький забитый мальчик еврейской внешности. Единственный, кто проявил к Славке сочувствие после позорного избиения в девятом классе. Только сейчас о прежнем Женьке лишь отдаленно напоминали черты лица. Перед Славкой сидел широкоплечий, красивый, аккуратно подстриженный и со вкусом одетый юноша. Даже взгляд стал совсем другим - взглядом уверенного в себе человека.

     Они обменялись рукопожатиями, и Славка сел рядом.

     - А я давно за тобой наблюдаю, - сказал Женька, - Ждешь кого, или на промысел вышел?

     Славка почувствовал, что краснеет.

     - Да не стесняйся ты, - заметив это, усмехнулся Женька, - Место известное, многие через него прошли. Сам здесь когда-то снимался.

     - Я здесь первый раз, - буркнул Славка.

     - Похоже, вообще-то, - опять усмехнулся Женька, - Ты первый, а я последний.

     Славка вопросительно посмотрел на него.

     - Уезжаю, - пояснил тот, - Совсем. В Штаты. На Пэ Эм Же. Прощай, немытая Россия, как сказал поэт.

     - Ты серьезно?

     - Нет. Прикалываюсь, - Женька снисходительно взглянул на него, - Конечно, серьезно. Мама с Алексом давно уже там. Я с теткой жил. Трудности были с разрешением, даже, несмотря на то, что к матери еду. Не очень нас там хотят. И правильно делают, я считаю. Кому нужны выходцы из страны, которая ничего не дала человечеству за последнюю сотню лет, кроме криминала, проституции и гонки вооружений?

     - Так зачем же едешь? - недоверчиво спросил Славка.

     - Видишь ли, Мурашик, - назвал его Женька забытым уже школьным прозвищем, - Здесь мы с тобой нужны еще меньше. Как живой материал разве что, или, как халявная рабсила. Я не питаю никаких иллюзий. Я знаю, что мне придется с моим дипломом мыть машины. Но я хочу жить, как человек и среди людей.

     - Везде можно жить как человеку, - пожал плечами Славка.

     - Ой, Мурашик! Вот только ля-ля не надо, а? Ты попробуй лучше и убедишься. Даже не жить, а хотя бы быть самим собой. Вспомни, что с тобой тогда сделали только потому, что ты, как оказалось, чувствуешь не так, как все.

     - А там нет гомофобов?

     - Есть. И воры, и мошенники, и бандиты. Как везде: есть общество - есть отбросы. Но там бандитизм не является нормой жизни, доброта не почитается за слабость, грубость за силу, а подлость за умение жить.

     - И здесь ведь что-то меняется...

     - Мурашик, разуй глаза! - перебил его Женька, - Что меняется? Колбаса на прилавках появилась? Статью отменили? Клуб 69 открыли? Так и еще откроют! И продуктов и шмотья будет завались! Импортного. А пройдет лет пять, и дороги у вас будут забиты иномарками. Своего только ничего не было, нет и не будет. Эта страна уже давно превратилась в сырьевой придаток запада. Из нее только нефть качать можно. А что станет, когда качать будет нечего? И никто ничего здесь не изменит. Выбросило на гребне волны в перестроечное время нескольких узников совести во власть, и где они теперь? Кого купили, кого сломали, а кого убили? И так будет всегда. Потому что всем выгодно, чтобы эта страна была такой. Никакой другой народ не потерпит над собой такого произвола и беспредела, никто не будет кровью защищать своих же палачей и тиранов, пахать на них за нищенскую зарплату, живя, как самый паршивый скот. И это не большевики придумали. То, что они устроили, я уверен, стало возможным только здесь, потому, что рабский менталитет этого народа сложился исторически. Наверное, еще с Ивана Грозного или татаро-монгольского ига. Им нужен тиран. Им нужно, чтобы их гнобили! Все, кто хоть как-то пытался их освободить, сами же и страдали. Александр второй отменил крепостное право, и его убили. Столыпина убили. Павла первого, который впервые в истории России потребовал на свою коронацию делегацию от крестьян, как основного класса его страны, задушили подушкой. А из советских вождей кого больше всех клянут? Тех, кто хоть по-кретински, но пытался что-то изменить, при ком наступала хоть какая-то идеологическая оттепель. Хрущева и Горбачева. О ком вздыхают? О Сталине! Даже живой труп Андропов, несколько месяцев пробывший у власти, не поднимаясь с постели, им ближе. Почему? Водку сделал дешевую, а потом облавы устраивал на тех, кто за ней стоит. Вот, что этому народу надо. Дешевое пойло и плеть! Это страна потомственных рабов-мазохистов! Сейчас поносят Ельцина, а на него же и свалят все, когда его самого свалят. И опять у вас все будет, как было. Очередной вождь гэбист или солдафон, а на смену коммунизму придет национализм. Чтобы поднять эту страну, нужен, разве что, Пиночет. Да и тот не справится.

     Женька выпалил все это на одном дыхании и полез в карман за сигаретами.

     - Монтику твоему здесь хорошо. Такие, как он, Чик, Капелька и им подобные нигде больше жить не смогут. Это их страна. Она их сделала, и они оставят после себя таких же. Но ты-то все-таки не такой, Мурашик. В тебе какой-то интеллект сквозит, в отличие от твоей мамы. Извини, конечно, - добавил он, закурив.

     - При чем тут мама? - мрачно спросил Славка.

     - Так благодаря ей тогда эта история стала всей школе известна. Ты в больнице лежал, не знаешь. Она же пришла к директору и скандал устроила. Нас в классе после уроков заперли и допрос учинили. Все сначала молчали, твердили: он знает, за что. А как посидели голодные час взаперти, да как начали всех по одному в директорский кабинет тащить, колоть - все рассказали. Твоя мать, небось, и не рада была, что узнала. Сам видел, как врачиха туда с пилюлями побежала.

     Славка помрачнел еще больше.

     - А ты - тоже, - скептически усмехнулся Женька, - Нашел тогда, кому открыться…  Монтику!

     - Да не так все это было, - сказал Славка, поморщившись, - случайно все вышло.

     - Да ладно, случайно. Здесь ты тоже случайно?

     - А ты? - вопросом на вопрос ответил Славка.

     - Бойфренд у меня сентиментальный, - с мягкой иронией сказал Женька, - Говорит, хочу тебя увидеть в последний раз на том месте, где встретил.

     - А ты с ним здесь познакомился? Как?

     Женька улыбнулся:

     - Как, как? Ты как вчера родился, Мурашик. Вон глянь...

  Он взглядом указал на прогуливающегося по другую сторону памятника парня их лет.

     - Всем известная особа по кличке Мишалина. Выросла здесь.

     Парень прохаживался танцующей походкой, чуть покачивая бедрами. Джинсы у него были слегка приспущены, из-под пояса виднелись ярко голубые плавки, а низ футболки он затянул на груди, обнажив плоский живот. Парень смотрел на проходящих мимо мужчин, к одному из них даже шагнул навстречу, но тот шарахнулся в сторону, что вызвало довольно громкий ехидный смех у прислонившихся к фонарю других двоих парней.

     Приглядевшись теперь к происходящему вокруг, Славка и впрямь заметил текущую здесь, незаметно для непосвященных, жизнь.

     Вот медленно бредущий молодой мужчина приостановился возле одной из лавочек, пересекся взглядом с сидящим парнем, после чего тот встал и пошел следом.

     - Есть контакт, - заметил, глядя на них, Женька.

     У выхода из сквера мужчина остановился, подождал парня, они перебросились несколькими словами, после чего пошли по Невскому уже рядом.

     - Понял? - спросил Женька, - Вот так и я стоял здесь три года назад поздней осенью вечером. Холод, ветер, слякоть, и никого. Думал уже уходить, вдруг мужик подходит. Говорит, с тобой хочет познакомиться мой друг. Подводит меня туда, - он указал взглядом на боковую аллею, - а друг его посмотрел на меня так... Я не знаю, как, но на меня ТАК раньше никто не смотрел. Говорит, малыш, хочешь провести вечер в обществе двоих мужчин? Посидеть в кафе или баре? Только потом никуда не поедем, и ты ничего не заработаешь. Я подумал - вечер пропал, все равно уже никто не снимет. Как тот петух в анекдоте - не трахну, так согреюсь. Ну, посидели в кафе, потом оно закрылось. Перешли в другое, там сидели уже до утра. Который ко мне подходил, скоро свалил - говорит, вам и без меня хорошо. А тот все угощал меня, рассказывал что-то и уговаривал не заниматься ЭТИМ. Он и не лез ко мне. Я сам его совратил, можно сказать. Отсосал у него прямо на асфальте в каком-то дворе. А он потом шел и сокрушался, зачем мы это сделали? Мне еще пришлось тачку оплатить, чтобы его довезли до гостиницы. Он на угощение все имеющиеся при себе деньги потратил, как выяснилось...

     - Он не питерский? - перебил Славка.

     - Москвич. Адрес и телефон мне свой оставил. Только я выбросил. Зачем, думаю? Может, он всем мальчикам одно и то же мелит? А он потом разыскал меня, спустя полгода. На этом же самом месте. Специально отпуск взял, из Москвы приехал, ходил сюда, как на работу. С тех пор мы вместе. И поверишь ли, Мурашик, мне никто, кроме него, не стал нужен. Все отпало само собой. Мы любим друг друга. Не знаю, способен ли ты это понять...

     Женька замолчал и опять достал сигареты.

     - Ты говоришь, он москвич, - заговорил Славка, когда они закурили, - Так как же вы жили все это время? Он там - ты здесь.

     - Да очень просто! Неужели для того, чтобы любить друг друга, нужно непременно жрать из одной миски? Да, мы виделись в месяц раз, а то и в два. Но каждая встреча была праздником. По телефону общались каждый день, и я чувствовал, я знал, что нужен ему. Я знал - случись что со мной, и он примчится.

     - Ты говоришь, он мужик? Сколько ему лет?

     - Полтинник почти. Ну, и что?

     - Да так, - пожал плечами Славка, - Кому что нравится, конечно, но все-таки...

     - А ты никогда не задумывался, почему нас не любят? - перебил его Женька, - Я не говорю о хамье тупорылом или гомофобах - с ними все ясно. Но нас не любят нормальные, даже интеллигентные люди. Да потому, что мы ведем себя, как самые настоящие пидовки. По другому не скажешь. Тусуемся с себе подобными, все разговоры и дела - по теме. Ну и чем ты, в таком случае, лучше тупого мужлана, который приходит на дискотеку потереться о какую-нибудь такую же скотоподобную маруху, и тут же отдрюкать ее в кустах? Он не гей, а ты гей? А какая разница? Да обоим вам надо одно и то же, только по-разному, но любить вы не способны или не стремитесь. Ты знаешь хоть одну пару голубых ребят, которые не только трахаются, а действительно любят друг друга? А я его люблю! Люблю его сильные руки, его мужественную грудь, каждую его клеточку. И по жизни я чувствую себя уверенней оттого, что рядом сильный, мудрый, опытный мужчина, который научит, утешит, и поддержит, если надо. Был бы ровесник - такого бы не было. У натуралов проще - образовывается семья, рождаются дети. Они растят их, и сами взрослеют рядом с ними. Мы этого лишены. Поэтому, мне кажется, что любимый мужчина всегда должен быть старше. Или ты старше, но обязательно кто-то либо старше, либо мудрее. Чтоб кто-то кого-то поднимал до своего уровня. В древней Греции такие отношения между мужчинами и мальчиками считались нормой. Но эти мужчины не только трахали этих мальчиков. Они их воспитывали, учили, любили их, а не использовали, как кусок мяса.

     - Ну, а как же теперь? Ты уезжаешь, а он остается?

     Впервые за все время их беседы Женька погрустнел.

     - Я готов был остаться тут ради него, но он сам уговорил меня лететь. Он искренне желает мне добра, и действительно меня любит, раз готов пойти на жертву ради меня. Любовь, Мурашик, - глубокомысленно завершил Женька, - это не когда к себе, это когда от себя.

     - А твоя мать знает, что ты такой?

     - Да, - твердо ответил Женька, - И я не только люблю ее, как сын, я ее уважаю. И маму, и тетку, ее сестру. Они вдвоем вырастили нас с братом без отца, у которого хватило подлости только сделать нас в эту помойку. Мама с теткой спасли нас. Я с раннего детства знал, что не буду здесь жить. Мама мне говорила открытым текстом, что эта страна варваров и хамов, а мы будем жить среди совсем других людей, надо только потерпеть.  И главное, об этом никто не должен знать. Если кто-то проговорится хотя бы раз, мы останемся тут навсегда. Вот такую игру придумала. И мне было легче. Я знал, что это все не мое. Я знал, ради чего терплю. Меня же тоже избили в шестом классе, ты помнишь?

     Славка неопределенно пожал плечами:

     - За что?

     - За мой еврейский нос! За то, что я отдавал свои завтраки Монтику и его шобле. Заметь, они не отбирали их у меня, я сам отдавал, Мне не завтраков, мне их было жалко, что они всегда голодные. А они потом пинали меня ногами и приговаривали: «Жри, жиденок». Так мама даже в школу не пошла, когда я рассказал ей об этом. Она только прочла мне в слух Кровавую шутку Шолом Алейхейма и сказала, чтобы я сам решил, как поступить. И так было всегда. Я терпел. А насчет этого... Она очень огорчилась, когда я ей признался, но сказала, что я ее сын и всегда им останусь. Предостерегла только от беспорядочных связей. А когда один раз неожиданно пришла домой, а у меня был Руслан - даже не постучалась в комнату, сидела на кухне. А когда мы оделись и вышли, предложила всем вместе попить чаю. Была с ним приветлива, как со всеми гостями. У меня золотая мама!

     - Так вы что, с Русланом больше не увидитесь?

     - То, что не станем любить друг друга меньше - я уверен, а увидимся теперь, скорее всего, не скоро, - грустно ответил Женька, - От России до Америки значительно дальше, чем от Питера до Москвы. Но придет время, и он прилетит. Мы зарегистрируем наши отношения и будем вместе всю жизнь. Я сделаю все возможное для этого!

     - А он сам-то хочет?

     - Как он может не хотеть? И потом, он честный человек, а в России честно можно только сдохнуть. Просто сейчас не может. По личным обстоятельствам.

     - Женат?

     - Нет, он тоже гей. У него мать к постели прикована, он ухаживает за ней...

     Неожиданно взгляд Женьки остановился в одной точке. Он улыбнулся и приветственно поднял руку. У входа на боковую аллею стоял подтянутый моложавый мужчина и тоже улыбался ему. И потому, КАК они улыбались друг другу, Славка почувствовал, что все, что рассказывал ему Женька - правда. По другому быть не могло - ТАК могли улыбаться друг другу только любящие люди.

     - Ну, прощай, Мурашик, - протянул ему руку Женька, вставая, - Так выходит, что мы с тобой больше не встретимся. Желаю тебе найти свое счастье.

     И пожимая Славкину ладонь, добавил доверительно:

     - Мой тебе искренний совет - вали отсюда. Ты сумеешь жить в цивилизованном обществе. Я тебе говорю.

     Славка видел, как они обнялись и коротко поцеловались, как пошли рядом о чем-то болтая, как человек распахнул дверцы припаркованного у боковой ограды Лексуса, они сели, и машина, сорвавшись с места, замигала поворотником у перекрестка на Невском.

     Он сидел, как оглушенный, оказавшись невольным свидетелем какой-то совсем другой жизни, где другие понятия, другие оценки, другие приоритеты - все другое. И это, не смотря на то, что эти люди здесь, рядом. И открыл ему эту жизнь бывший одноклассник. Тот, с кем он проучился бок о бок девять лет, видел каждый день, общался с ним и не знал, чем тот жил на самом деле. И сейчас серебристый Лексус умчал его в совершенно другую реальную жизнь, так не похожую на ту, которой жил Славка.

     Нельзя сказать, чтобы он был наивным, но услышав такое от своего же одноклассника со всей прямотой и беспощадностью, был подавлен. И главное, вспоминая разговор, ловил себя на том, что и ему приходили в голову подобные мысли. Пусть не столь категоричные, но приходили. И ему было неуютно от постоянной лжи и лицемерия. И его возмущало стремление каждого использовать хоть мизерную, хоть ничтожную власть, чтобы не помочь человеку, а унизить, подчинить себе, даже поиздеваться. И ему была противна злоба и нетерпимость. Неужели все действительно так?

     Задумавшийся Славка очнулся оттого, что почувствовал на себе взгляд. Причем, довольно пристальный. По аллее расхаживал парень лет тридцати, временами косясь на Славку. Он тоже посмотрел на парня.

     «Есть контакт...» - вспомнилась ему Женькина фраза.

     Славка поднялся и пошел рядом.

     - Как у тебя с местом? - спросил парень, как бы продолжая разговор с полуслова.

     - Есть, - ответил Славка,

     - Комната? Квартира?

     - Комната, но все надежно. Мать должна через час уйти в ночную, а соседей нет.

     - Далеко отсюда?

     - Не очень. За Витебским вокзалом. Можем дойти пешком до Литейного, а там на трамвае...

     Во время разговора Славка рассмотрел парня и не пришел в восторг. Дело было даже не в том, что того нельзя было назвать красавцем. Было в его облике и манерах что-то двуличное, отталкивающее. Губы все время улыбались, интонации голоса оставались индифферентными, а холодные глаза смотрели цепко и оценивающе.

      «Да ладно, - мысленно успокоил себя Славка, - на раз сойдет. За этим ведь сюда и пришел».

     Парень задумался на какое-то время, а потом полувопросительно полуутвердительно произнес:

     - Поехали...

     Всю дорогу, пока шли по Невскому и ехали в трамвае, они молчали. Славка продолжал украдкой рассматривать парня, стремясь разбудить в себе определенный интерес, но не чувствовал даже легкого возбуждения. Что обрести желанного друга не вышло, он уже понял, но теперь начинал сомневаться, получится ли у него вообще хоть что-нибудь?

     - Ты актив или пасс? - осмелился спросить Славка, когда они вышли из трамвая.

     - Уни, - буркнул парень, не поднимая головы.

     Так же молча дошли до Славкиного дома.

     - Нам сюда, - кивнул Славка на ворота.

     Парень остановился, и подняв на него цепкий взгляд, спросил:

     - Ты уверен, что в квартире никого?

     - Могу проверить, - пожал плечами Славка.

     - Тогда сходи, - приказал парень и добавил, - Были б мы ровесники... А так ... никто не поверит, в случае чего, что я твой школьный приятель.

     - Я уже армию отслужил, - немного обиженно сказал Славка.

     - Хорошо сохранился, - заметил парень с ядовитой усмешкой.

     - Жди здесь, - пожал плечами Славка.

     - Я там подожду, - парень кивнул на скверик за углом противоположного дома, - Выйдешь, махнешь, если все в порядке.

     Славка пошел домой. В квартире действительно никого не было. Однако легкий запах кухни, смешавшийся с едва уловимым ароматом любимых духов матери, свидетельствовал о том, что она ушла совсем недавно.

     Славке вдруг неожиданно стало жаль мать. Он представил себе, как она только что прихорашивалась перед зеркалом, как всегда делала перед уходом, как сейчас идет где-то по улице. Маленькая, сухонькая, беззащитная и слабенькая. Идет на пропахшую резиной фабрику, где ей предстоит работать всю ночь в грязном цехе. А он? Приведет сейчас постороннего парня, почти мужика, к которому не испытывает даже ни малейшей симпатии и они будут предаваться утехам в комнате, которую она только что так усердно убирала?

     «А может, не надо?» - подумалось Славке.

     Какое-то тревожное предчувствие завладело им. Вдруг не захотелось выходить из дома, а поставить на плиту чайник и залечь на диван с книгой. Однако сознание, что внизу ждет человек, которому он пообещал вернуться, заставило его спуститься и призывно махнуть рукой.

     Они молча поднялись по лестнице. Войдя в квартиру, парень прислушался.

     - Да нет никого, - успокоил его Славка, - Разувайся, вот тапочки. И проходи в ту комнату. Пива холодного хочешь?

     - Не пью, - отстранено произнес парень, - Может, лучше предложишь душ принять?

     - Да, конечно, - спохватился Славка, - Вон та дверь в ванную. Полотенце чистое я тебе сейчас принесу.

     Парень не торопился, прохаживаясь по коридору и продолжая прислушиваться.

     - Мне надо позвонить, - сказал он, наконец.

     - Пожалуйста, вон телефон...

     Славка кивнул на полку в углу прихожей, где стоял аппарат.

     - Ты, вот что, - не терпящим возражений голосом сказал парень, - иди в ванную первый, а я пока позвоню.

     Славка достал полотенца и послушно последовал в ванную. Он залез под душ и постарался представить дальнейшее, слегка теребя член и пытаясь вызвать возбуждение, но оно не приходило.

     «Да ладно, во рту встанет по любому», - утешил сам себя Славка, вытираясь.

     Он обмотал полотенце вокруг талии, сунул ноги в тапочки и вышел. Парень ждал его на том же месте, посередине коридора. Очевидно, он уже успел позвонить.

     - Иди, - кивнул ему Славка на дверь ванной, - Полотенце справа на вешалке.

     Парень ушел в ванную, и Славка услышал, как зашумела вода.

     Он вошел в комнату, с помощью стула дотянулся до коробки, стоявшей на крышке шифоньера, где были припрятаны презервативы, и достав пару, спрыгнул. Полотенце при этом упало. В отражении стоящего в углу старомодного трельяжа он увидел свое худое длинное тело. Почему-то опять его охватило недоброе предчувствие и опять стало кого-то жалко: то ли мать, то ли себя...

     «Ну, а мать-то причем?» - подумал Славка, растягиваясь во весь рост на диване поверх постеленной простыни и прикрывая живот полотенцем.

     Он ждал. Вот послышались шаги в коридоре, скрипнула дверь...

     «Интересно, он разделся сразу или нет?»

     Славка повернул голову и замер. Парень стоял на пороге комнаты в том виде, как был до ухода в ванную. Он и не думал принимать душ, а тем паче раздеваться. В руках у него был огромный топор. Тот самый, который сосед Виктор Петрович привез с дачи и хранил почему-то под ванной.

     Губы парня теперь не улыбались, а глаза смотрели, как на неодушевленный предмет. Вся поза и действия не вызывали сомнений в намерениях.

     Славка невольно попятился на диване, спуская ноги на пол и пытаясь встать.

     - Ну, что, пидоренок, ты все понял? - проговорил парень все тем же индифферентным голосом, поднимая руку с зажатым в ней топором.

     Славка встал на ноги. Полотенце поползло на пол, он сделал попытку, нагнувшись, поднять его... Но страшной силы удар в подбородок опрокинул его навзничь.

    Славка отлетел назад, и сильно ударившись затылком о стену, упал на диван, теряя сознание...

 

 

  6.

 

     Когда Славка очнулся, солнце за окнами клонилось к закату. Ушибленная голова болела, и слегка поташнивало. Мутным взглядом Славка оглядел комнату. Весь вид ее не оставлял сомнений, что квартира ограблена. Двери шифоньера были нараспашку, белье валялось на полу, вывернуты все ящики трельяжа, серванта, переворошено белье на постели матери.

     Пошатываясь, Славка начал собирать с пола вещи, преодолевая головную боль, накатывающуюся при каждом приседании. Попутно, он тщетно проверял места, где мать хранила что-то представляющее ценность. Ничего не было. Не было ни ее золотых украшений, ни денег, отложенных про запас под стопкой белья, но самой большой потерей для Славки оказался серебряный набор столовых приборов. Это была единственная в их доме антикварная вещь, доставшаяся от бабушки.

     Славка ее почти не помнил. Она жила в деревне в Новгородской области. Когда Славка еще не ходил в школу, мать отправляла его туда на лето. Воспоминания сохранились в памяти отрывочно. Но он запомнил не знавшие усталости узловатые руки бабушки, все время чего-то делающие, ее доброе лицо и глуховатый голос. Помнил, как однажды спросил ее:

     «Бабушка, а почему ты никогда не держишь руки внизу, вот так... - вытянул он по швам свои ручонки, - А все время перед собой?»

     «Так, когда же мне их так держать? - добро рассмеялась бабушка, - Мне, Славенок, дела делать надо. А не было бы у меня дел, я бы и стояла вот так...»

     Она шутливо передразнила его.

     Такой он и помнил свою бабушку, как живчик бегавшую по избе и непрестанно чего-то делавшую. Помнил речку, дядю Ивана, катавшего его на лодке, деревенских ребят...

     Помнил и хмурый дождливый день, когда из детского сада привела его соседка Вера Петровна, сказав, что мама вернется завтра, и весь вечер читавшая потом ему сказки. Помнил вернувшуюся маму, печальную и даже какую-то постаревшую. Помнил и большую коробку, вытащенную матерью из сумки.

     «Вот, сынок, - горько сказала мать, - это приданое тебе от бабушки».

     Он не понял, что такое приданое и открыл, думая, что там что-то вкусное, а увидел уложенные рядами ложки и вилки.

     «А больше ничего не прислала?» - разочарованно протянул он.

     «И не пришлет... Нет у нас больше бабушки», - ответила мать, вытирая выступившие слезы.

     «Как - нет?» - не понял он.

     «А так. Умерла».

     Славке стало грустно. Он уже знал, что люди живут, а потом умирают и их закапывают на кладбище. Ему стало грустно оттого, что больше никогда не увидит своей доброй бабушки, но, что же поделаешь, раз так, наверное, надо? Он вытащил из коробки вырванный из тетрадки в клеточку листок и развернул его. Читать по вывескам он уже кое-как научился, и ему не составило труда прочесть написанные чуть корявым бабушкиным почерком крупные печатные буквы: "ВНУКУ МОЕМУ СЛАВИКУ". И вот тут, неожиданно сам для себя, он заплакал. Он представил бабушку, которая их писала, и то, что ее больше нет, вдруг осозналось совсем иначе, и отчего-то сделалось до того жалко, что слезы полились сами собой...

     И сейчас это воспоминание отозвалось тяжкой душевной мукой. ВНУКУ МОЕМУ СЛАВИКУ - сами собой возникли в памяти корявые буквы, и Славка почувствовал как глаза его, как и тогда, в детстве, наполняются слезами.

     Кое-как убрав комнату, Славка сел на диван, с ужасом думая, как обо всем рассказать матери.

    Но самый большой удар ожидал его, когда он вышел в коридор и увидел взломанную дверь в комнату соседей...

     Все последующее - милиция, допросы, слезы матери, угрозы соседки подать в суд, если не будет возмещена стоимость, слились для Славки в нескончаемую череду сменяющих друг друга мрачных сцен. Но самое ужасное, что пришлось рассказывать все, как есть, и то, о чем перешептывались по углам, стало произноситься во весь голос. У соседей, в отличие от Славкиной матери, было, что украсть, и он почувствовал, что если умалчивать и искажать факты, то доказать потом, что он не был в сговоре с преступниками, будет невозможно.

     По двору Славка ходил, как оплеванный, на двери кто-то постоянно писал сначала мелом, а потом спреем всем известное слово, мать на глазах состарилась за несколько месяцев. В дом пришла самая настоящая нищета, и Славка с нетерпением ждал своей первой зарплаты.

     Наконец настал день, когда он выехал за ворота парка в свой первый рейс.

     Переживания последних дней и без того выбили Славку из колеи, а тут добавилась еще и работа, вставать на которую приходилось в три часа ночи, а возвращаться под утро. Он недосыпал, стал нервным и раздражительным. От усталости у него болела голова и ощущалась дрожь в коленках, но он упрямо шел на работу. Брал лишние смены, делал дополнительные рейсы по заданию диспетчеров, которые затыкали им интервалы из-за недовыпуска машин на линию.

     - Ты посмотри на себя, - сказал как-то веселый Алексеич, водитель, что стажировал его на линии, глядя совсем не веселыми глазами, - Кожа да кости остались. Когда денег много зарабатываешь - хорошо, но так и загнать себя можно. Вон, Брыкин так работал, а потом прям на линии пена изо рта пошла. Теперь с метлой по канаве ходит, и в психушку поставили на учет.

     - У меня не пойдет, - зло ответил Славка, садясь в кабину, и резко сняв троллейбус с ручного тормоза, уехал в очередной рейс.

     На линии его окрестили сердитый малый, поскольку и в самом деле он таким выглядел. Умерил Славка свой пыл только тогда, когда, заехав однажды в парк и опуская штанги, почувствовал такое головокружение, что земля ушла из-под ног. Он повис на веревках, кое-как зацепил обе штанги за один крючок, отдышался, а потом, держась за троллейбус, буквально вполз в салон и некоторое время сидел в темноте, пока не ощутил в себе силы, не качаясь, дойти до диспетчерской сдать путевку, чтобы не подумали, что приехал с линии пьяным.

     Так прошли осень и зима. Кроме работы, Славка не ходил никуда. Он уже ощущал себя принадлежностью этой груды штампованного железа, а все пассажиры стали на одно лицо.

     Мать тоже работала в две смены, относя каждый месяц "ренту" соседке, поскольку жуликов так и не нашли. Славка почти полгода отдавал всю зарплату матери, но, в конце концов, ненасытность соседки взбесила его.

     - Ты что, до самой смерти ей собираешься платить? - спросил он мать, - Сколько ты ей уже перетаскала?

     - А ты хочешь, чтобы она тебя в тюрьму засадила?

     - Сейчас. Засадит. Разбежалась. Тех, кто грабил, не засадили. Пусть докажет сперва. Я тоже могу заявить, что она меня обворовала. Короче, прекращай ей платить!

     - Да ты что? Не знаешь, что это за люди?

     -Знаю. Поэтому они и торжествуют, что мы их боимся. Я больше ни копейки не дам. Пусть идет, куда хочет! Так ей и скажи.

     Это было первое его решительное слово в доме, и он настоял на своем. Соседка никуда не пошла, но на Славку стала смотреть так, что если бы могла убить взглядом, от него не осталось бы и пепла. Но ему было все равно - он ее просто не замечал. Славка в доме вообще ни с кем не разговаривал. На деньги, что перестал отдавать, к лету купил себе компьютер.

     Все это время, кроме как с коллегами по работе, Славка ни с кем не общался. Однако насупившая весна стала понемногу будить в нем чувства. Он ловил себя на том, что обращает внимание на симпатичных парней на улице и в салоне своего троллейбуса. Особенно после того, как подсмотрел в зеркало за двумя геями, начавшими ласкать друг друга поздно вечером в пустом троллейбусе. Он увидел даже принадлежности одного. Те были уверены, что то, что они делают руками, за спинками сидений не видно. Не учли только, что у Славки в кабине одно из им самим установленных зеркал, было прикреплено низко сбоку, чтобы видеть обращающихся за талонами.

      Он увлекся наблюдением до того, что забыл снизить скорость под стрелку, и произошел сход штанг. Выходя из кабины, он так посмотрел на них, что когда заходил обратно, после того, как поставил штанги, тех в салоне уже не оказалось.

     А он поехал дальше, и вспоминая увиденное, ощущал всю дорогу до парка томительное возбуждение, овладевшее им настолько, что поставив машину на отстой, сел в темноте на то самое место и начал мастурбировать.

     «Нет, - горестно подумал Славка, вставая и вытирая руку платком, - Одному быть нельзя».

     Обзаведясь компьютером и войдя в Интернет, он сразу полез на гей сайты, открыв доселе неизведанную для себя жизнь. Начитавшись и насмотревшись вдоволь, Славка решил в первый же выходной пойти в гей клуб. Он не разбирался, чем они отличаются и какой ему больше подходит, а отправился в первый попавшийся.

     Вход помещался под аркой большого жилого дома, и если бы не пара ребят, свернувших туда с набережной, ему бы пришлось его разыскивать. Вывески никакой не было, а название обозначалось на небольшой табличке, прикрепленной под кнопкой домофона, по которому позвонили парни, и Славка вошел вслед за ними.

     Похоже, здесь когда-то была квартира или две, так как планировка напоминала традиционную ленинградскую коммуналку. Единственным ярко освещенным местом был гардероб, где Славке предложили оставить куртку, и за весьма скромную плату вручили входной билет в комплекте с презервативом.

     - Действителен всю ночь до закрытия, - не поднимая глаз, вежливо пояснил молоденький парень гардеробщик, - Можете выйти, а потом вернуться. Но только на одно лицо...

     Во всех других помещениях царил полумрак, и негромко играла музыка. Прямо от гардероба начинался длинный коридор, левая стена которого была разгорожена на кабинки, в которых могло поместиться два человека, правда, только стоя. Тут же стояло несколько парней, как ожидая чего-то. Не разглядев их как следует, поскольку глаза еще не привыкли к темноте, Славка прошел дальше.

     За кабинками открылся вход в холл, где были диваны, столик с пепельницами, а на мониторе в углу мелькали кадры порно фильма. Тут сидело несколько парней -  и парами, и поодиночке, которые лениво покуривали, смотря видео. Заглянул Славка и в комнату, располагавшуюся за холлом. Там стояло несколько кресел с высокими спинками, на одном из которых сидел мужчина средних лет, судя по телодвижениям и выражению лица, явно занимавшийся мастурбацией. Здесь тоже демонстрировалось порно, только более откровенное, и монитор был побольше.

     Славка вернулся в холл, присел на диван и выкурил сигарету. Окружающие не обращали на него внимания. Лишь одна пара, что сидела при входе, задержала взгляды и о чем-то пошепталась.

     -... Он тебе нравится? - донеслось до его слуха.

     Славка затушил окурок и решил пройти дальше. Коридор заканчивался довольно большим помещением, в котором размещался бар. Здесь стояло несколько круглых столиков, а на подвешенных по углам мониторах демонстрировалось аналогичное тому, что он уже видел, только без звука и более скромное.

     Славка подошел к стойке и попросил кружку пива. Бармен предложил закуску, но он отказался и сел за свободный столик. Чувство неловкости, которое не покидало его с момента, как он переступил порог клуба, стало проходить по мере убывания пива в кружке.

     Вот он уже взял вторую.

     Народу постепенно прибавлялось. Славка потягивал пиво, курил, и то посматривал на мониторы, то разглядывал окружающих. Многие знали друг друга, здоровались между собой и с барменом. На удивление, публика была разномастная. Самому младшему из присутствующих едва можно было дать восемнадцать, но тут же сидели два мужика явно за пятьдесят, правда, неплохо сохранившиеся. Пришли и те двое, что обратили внимание на Славку в холле, и расположились за соседним столиком, взяв по бокалу вина. Они продолжали о чем-то болтать, частенько посмеиваясь.

     Славка прислушался и уловил несколько фраз:

     -...Главное, хоть бы клизму душем сделал себе, весь х... в говне оказался...

     -... В ротешник бы ему засунул сразу...

     -... Не, я в отпаде от него был...

     Разговор явно не навевал приятных ассоциаций, но Славке вдруг сделалось хорошо. Выпитое пиво дало о себе знать, в голове немного шумело, а сама обстановка вокруг приятно раскрепощала. Ему было уже хорошо только лишь от сознания, что здесь он такой же, как все и не надо это скрывать. Он готов был просто сидеть так весь вечер и всю ночь, смотреть порнуху, пойти подрочить в темную комнату, а там, может быть, и что другое бы вышло. Полученный в гардеробе презерватив вселял надежду.

     «Как же хорошо, что появились вот такие места, - думал он, блаженно смотря по сторонам, - куда можно придти, расслабиться, познакомиться с кем-то и в нормальных условиях потрахаться... Могли мы об этом мечтать лет пять назад?»

     Приглядываясь к окружающим, Славка заметил за дальним угловым столиком паренька лет двадцати - худенького, со слегка вьющимися волосами, часто смотревшего в его сторону. Мелькнула мысль подсесть к нему, но пока еще что-то сдерживало. К тому же, Славка не был уверен, что тот смотрит именно на него.

     «Подожду, может знак какой подаст», - решил он.

     Отлучаясь в туалет, он уже видел в коридоре целующихся парней, а из других кабинок, побольше тех, что он заметил при входе, располагавшихся с другой стороны коридора, доносились чьи-то сладостные стоны.

     -Разрешишь?

     К столику подошел уже подогретый винными парами мужчина лет пятидесяти. Славка равнодушно пожал плечами, придвигая свою кружку ближе. Незаметно краем глаза он оглядел мужика. Славка уже был переполнен желанием, но весь вид этого порядком обрюзгшего человека, в маленьких полупьяных глазках которого не было ничего кроме похоти, почему-то отталкивал. Он перевел взгляд в угол, где сидел обративший на себя внимание паренек, и не нашел его.

      «Ну, вот, - разочарованно подумал Славка, - Что бы было подойти? В лоб не ударил бы в случае чего. А теперь уже, наверное, поздно...»

     Мужчина, тем не менее, разглядывал его довольно откровенно. Славка испытывал ощущение, будто его раздевают глазами не спросясь, и от этого неприязненное чувство возрастало.

     - Что ты хочешь? - лениво ворочая языком, спросил мужик.

     - Ничего, - ответил Славка.

     - А за ничего, что хочешь?

     Славка, поморщившись, пожал плечами, и залпом допив бокал, перешел в холл. Там уже было довольно людно и шумно, но он нашел себе местечко на одном из диванов и сел рядом с двумя парнями, довольно откровенно ласкавшими друг друга за разговором. Славка поискал глазами паренька, но того не было и здесь. Зато, спустя какое-то время, появился опять злополучный мужчина и уселся напротив. Славка посмотрел ему в глаза, и опять стало неприятно. Можно было подумать, что тот уже мысленно совершает с ним половой акт.

     «Билет действителен до закрытия, - вспомнил Славка, - Пойти, что ли, пройтись маленько? Может, за это время он уйдет, или трахнет его, в конце концов, кто-нибудь?»

     Он затушил окурок в пепельнице, и забрав в гардеробе куртку, вышел на набережную.

     Уже стемнело. От воды тянуло холодком, мчались куда-то машины, шли прохожие, не догадывающиеся о происходящем за этими стенами.

     «А что? - подумалось Славке, - Ведь так и должно быть. Кому мы мешаем тем, что мы такие? Почему нас ненавидят за это? Кому мы это навязываем?»

     Он сделал круг по набережным, дойдя до Невского и обратно, и вернулся к клубу. И тут, недалеко от входа, заметил того паренька. Тот сидел на решетке, ограждавшей окно полуподвала, и говорил по мобильному телефону. Славка замедлил шаги и посмотрел на него в упор. Тот тоже взглянул в ответ, а потом поднялся и пошел рядом, завершая разговор. Молча дошли они до арки, и не сговариваясь, свернули.

     - На второй заход? - улыбнулся Славка, когда паренек надавил кнопку звонка.

     - Можем сразу к тебе домой, - ответил тот.

     - Я приезжий, - соврал Славка.

     Водить кого-либо домой он твердо зарекся после случая с ограблением.

     - А в гостиницу?

     - Посмотрим. Посидим пока здесь, - ответил Славка, заходя в открывшуюся дверь.

     Они сдали куртки и прошли в бар. Назойливый мужчина сидел в углу, что-то говоря на ухо другому, помоложе, лет сорока.  По их улыбающимся лицам можно было догадаться о возникшем контакте. Он заметил вернувшегося Славку, но лишь скользнул по нему совершенно равнодушным взглядом.

     - Возьми мне пива, - попросил паренек, - и поесть чего-нибудь.

     Славка выполнил просьбу, и они уселись за свободный столик.

     - Ты первый раз здесь? - спросил паренек.

     - Да, - признался Славка.

     - И как тебе?

     - Нравится.

     - А где еще понравилось?

     - Я не знаю, я больше нигде не был, - сказал Славка, чувствуя, что почему-то краснеет, хотя вряд ли это было заметно в полумраке.

     - Здесь своеобразная обстановка, - сказал паренек, - В других клубах веселее - танцпол есть, шоу, Хотя, тут тоже не всегда так.

     - А как еще?

     - Ну, например, есть день, когда все ходят по клубу в одних плавках.

     Славка представил это себе и невольно улыбнулся, проникаясь возбуждением. Оно нарастало и от предвкушения, что вечер с пареньком не закончится просто так. Они уже откровенно улыбались друг другу и обжимались под столом коленками.

     - А что за парни в коридоре стоят? - спросил Славка.

     - Такие же, как мы с тобой, - пожал плечами паренек, - Ждут, когда кто-нибудь позовет в кабинку. Показывают, что готовы.

     Славка осмелел и положил пареньку на ногу ладонь.

     - Тебе надо в 69 сходить, - как будто ничего не ощущая, продолжал тот, - Хотя мне больше нравятся Джунгли...

     - А это где? - спросил Славка, продвигаясь рукой выше и сжимая явно напрягшийся под джинсами член паренька.

     - На Петроградской, недалеко от Юбилейного, - ответил тот, позволяя Славке это делать, даже слегка зажмурив глаза от удовольствия.

     - Может, вместе сходим?

     - Можем, - пожал плечами паренек.

     - Как тебя зовут?

     - Рома.

     - А меня Славка...

     - Возьми мне еще пива и поесть, - опять попросил Рома.

     Когда Славка вернулся и опять полез под столом рукой по его коленям, Рома откинулся и расстегнул молнию на джинсах, ослабив ремень.

     Славка залез прямо ему в джинсы, сквозь трусы массировал стоящий член, сжимал яички и не верил сам своему счастью. То, что было до настоящего момента только лишь пределом его фантазий, так явно воплощалось в реальность, что у него захватывало дух. А Рома спокойно потягивал пиво, курил, пуская дым колечками, и продолжал болтать что-то о клубах, как будто ничего не происходило, и это еще больше заводило Славку.

     - Пойдем... - наконец, нерешительно протянул он, не в силах бороться с охватившим его желанием.

     Рома меланхолично затушил сигарету, и поправив под столом ремень, поднялся. Они вышли в коридор.

     - Вон там, - кивнул Рома налево, - можно лежа, а потом сразу в душ. Только белье и полотенца надо взять у гардеробщика. Куда пойдем?

     Славке было уже все равно, где и как - сидя, лежа, стоя. Он до того осмелел, что казалось, готов был сделать это прямо здесь, в коридоре, на полу, на глазах у всех, настолько овладела им страсть. Похоже, Рома почувствовал это. Неожиданно он присел, и обхватив Славку ниже талии за бедра, поднял и унес в объятиях в кабинку.

     Славка огляделся. Кабинка была не то чтобы очень просторной, но вдвоем было не тесно. Было темно, но на стенке висело бра, и можно было, при желании, сделать освещение таким, чтобы видеть друг друга. Рядом  были подвешены смазка и салфетки. Половину кабинки занимал топчан в виде высокого кресла, на котором можно было сесть или даже полулечь.

     - Гляди, - кивнул Рома на развешенные по стенкам принадлежности для связывания и плетку.

     - На все вкусы, - покачал головой Славка, включая бра - ему хотелось видеть Рому.

     Они сошлись вплотную, сжав друг друга в объятиях, и слились губами в поцелуе. Ощущая, как Рома мастерски работает языком, Славка изнемогал от страсти. Ему казалось в этот момент, что ничего приятнее он не испытывал во всей своей жизни. Не прерывая поцелуев и объятий, они освободились от одежды и спустили по щиколотку джинсы вместе с трусами. Рома повернулся к Славке спиной и облокотился на топчан. Перед Славкой была его попка. Он стал ее поглаживать, прижимаясь возбужденным членом, но Рома опять неожиданно, не меняя позы, протянул назад руки и сам, разведя себе ягодицы, направил Славкин член, сделав телом встречное движение. У Славки возникло легкое головокружение, и он начал с упоением делать то, что представлялось ему в мечтах. А Рома так мастерски подыгрывал ему, вертя попкой, что Славка уже скоро почувствовал приближение естественного конца. Но Рома почувствовал это еще раньше, и в последний момент выскользнул из-под Славки, не давая ему сделать это в себя, а вскочив на топчан ногами и усевшись на корточки, первым завершил процесс ему на грудь. Непроизвольно то же произошло и у Славки. Он привалился спиной к стенке, едва переводя дух и чувствуя, что его тело покрылось потом.

     - Салфетки возьми, - сказал Рома.

     Они тщательно вытерли следы страсти и посмотрели друг на друга.

     - Нормально? - улыбнулся Рома.

     - Класс! - восторженно прошептал Славка.

     Он уже опять чувствовал возбуждение.

     - Ну, ты гигант, - усмехнулся Рома, посмотрев ему между ног.

     - А чего? Давай, теперь ты меня, - проговорил Славка, обнимая его за талию и прижимая к своему телу.

     - Я чистый пассив, - покачал головой Рома.

     - А в рот возьмешь?

     - Потом, - ответил тот, слегка отстраняясь, - Пошли, еще посидим и опять вернемся. Пиво возьмешь?

     Славка вздохнул и стал натягивать джинсы. Просьба о пиве была уже третьей за вечер, но он об этом не думал. Он готов был брать его бесконечно, лишь бы повторилось то, что произошло между ними. Разве лишняя кружка пива могла сравниться со всем, что пережил Славка за свою жизнь на пути к такому вечеру?

     Они вернулись в бар. Славка опять взял пива и закуску себе и Роме. Они опять болтали за столом. Теперь Славка не лез к приятелю в джинсы - он знал, что будет желаемая близость по полной программе, и это наполняло его душу радостным предвкушением. Он даже немного растягивал его, и пил пиво не спеша.

     На них поглядывали. Было видно, что Рома здесь свой человек. Славке это было безразлично. Он не испытывал никакой ревности, поскольку знал, что получит желаемое, и это было для него важнее всего. А сам Рома? Да пусть он потом это делает хоть со всеми по очереди, главное - он получит свое.

     Пиво, наконец, было допито и они опять отправились в кабинку.

     - Погаси свет, - попросил Рома, когда они вошли и закрылись изнутри.

     Славка выключил бра, и кабина погрузилась почти в полную темноту. Опять начались объятия, опять полетели на топчан их рубашки и футболки, опять оказались спущенными по щиколотки джинсы с трусами, и Славка почувствовал, как горячие губы Ромы сомкнулись вокруг головки его возбужденного члена. Рома и это делал мастерски - водил языком по стволу, вокруг головки, усугубляя ощущения губами. Славка постанывал от удовольствия и гладил руками Ромину шею, плечи, волосы. Однако, даже утопая в сладострастных ощущениях, он вдруг отчетливо услышал характерное похрустывание денежных купюр.

     Славка перестал стонать и прислушался. Сомнений не было. Не прерывая своего занятия, Рома методично прощупывал руками карманы Славкиных джинсов. Теперь он это ощущал даже ногами...

     Славку как ударило током. Со всей остротой у него возникли в памяти разграбленная квартиры, слезы матери и коробка с серебряными приборами.

     Вспомнились хитрые глаза Ромы, и его предложение сразу поехать к нему домой...

     ВНУКУ МОЕМУ СЛАВИКУ... Славке показалось, что он увидел сейчас воочию эти написанные корявым почерком буквы...

     Славка почувствовал, что только что владевшие им чувства сменились отвращением ко всему происходящему. Он резко оттолкнул Рому и рывком натянул джинсы. Не зажигая света, на ощупь, он надел футболку с рубашкой, и даже не заправив их, вышел из кабинки.

     Он шел по темным улицам, и горечь обиды душила его. Пошел дождь, загремел гром. У Славки не было даже зонта, но он не убыстрял шаги. На душе было так противно, что усугубляющие это состояние холодные струи, были даже приятны. Ему, как мазохисту, хотелось, чтобы стало еще хуже. Хотелось, чтобы эта первая в насупившем году гроза вымыла из его души все желания, в которых он только что утопал, млея от восторга, и которые всякий раз оборачивались для него горечью и разочарованием в людях...

     Таким и предстал он перед глазами открывшей ему в третьем часу ночи дверь матери: мокрый до нитки, хмельной и унылый, в приспущенных джинсах с не заправленными в них футболкой и рубашкой.

     - Опять, - проговорила она, заливаясь слезами.

     - Оставь меня в покое, - мрачно сказал Славка глухим голосом, и скинув с себя куртку с кроссовками, повалился на кровать.

 

 

 

  7.

 

     Незаметно наступило лето и подошло время отпуска. Хотя начальник маршрута напрямую спрашивал, не согласен ли он отодвинуть его на более позднее время, Славка настоял на своем:

     - Я что, хуже других, что ли?

     А сегодня ночью, заехав в парк и опустив штанги троллейбуса, неожиданно почувствовал себя неуютно от мысли, что на работу теперь лишь через месяц. Как ни крути, а работа была единственным, что наполняло его жизнь смыслом. А что теперь? Сидеть дома? С матерью они стали чужими людьми, а своего круга общения, кроме как на работе, у него не было. Все куда-то в отпуск уезжали, заранее строили планы, а он? Была бы жива бабушка... Но дом в деревне давно продан, а больше ему ехать некуда.

     Проснувшись утром, Славка почувствовал, что надо все-таки куда-то уйти. Мать отдыхала после ночной смены, а проснется - опять начнется невыносимое.

     Он решил поехать на пляж, даже, несмотря на то, что погода явно не благоприятствовала. Было хоть и тепло, но небо сплошь затянуло серыми тучами.

     «Может, разгуляется, пока доеду», - подумал Славка.

     Однако, сойдя с электрички в Курорте, понял, что надеялся напрасно. Здесь, над морским заливом, тучи выглядели не просто серыми, а имели темный свинцовый оттенок. Не доставало только, чтобы пошел дождь. И он не заставил себя ждать, как только Славка успел расположиться на пустынном пляже и сплавать разок вдоль мелководья.

     Сначала дождь слегка накрапывал, но едва Славка выбрался на берег, как хлынул самый настоящий ливень. Чертыхаясь про себя, он запихнул наскоро в рюкзак вещи, и накрывшись подстилкой, опрометью кинулся к кабинкам под навесом на территории пляжа санатория Дюны.

     Влетев в крайнюю и отдышавшись, Славка проверил, не растерял ли чего, пока бежал, и не промокла ли одежда? Потом сложил все аккуратно и отжал напитавшуюся водой подстилку.

     За дверью кабинки стояла стена дождя.

     «Ну, вот и отдохнул. С началом отпуска», - сказал сам себе Славка.

     Неожиданно ему показалось, что рядом кто-то есть. Славка прислушался и уловил шорох. В одной из кабинок, что располагались под тем же навесом, определенно кто-то был. От мысли, что вдобавок этот кто-то видел, как он бежал под проливным дождем, неловко прикрываясь подстилкой, ему стало совсем досадно.

     Славка встал ногами на лавочку и выглянул поверх перегородок. Прямо на него из кабинки через одну смотрело лицо пацана лет семнадцати. Взгляд его выразительных серых глаз был настолько приветливым, что Славка сразу успокоился.

     - Купался? - спросил парень.

      -Ага, под дождем, - ответил Славка.

     Тот улыбнулся. Улыбка у него была открытой и чуть озорной.

     - А я с утра тут валяюсь, - заговорил парень, как бы продолжая разговор, оборванный на полуслове, - Думал встречу кого...

     Он сделал движение головой в сторону всем известного пляжа.

     Славка насторожился. Правда, он и сам прибежал оттуда, тот это видел, но все-таки так откровенно вести себя с незнакомым человеком он бы не стал.

     - Кого? - спросил Славка.

     - Ну, знакомых кого-нибудь, - просто ответил парень.

     Он исчез, а потом выскочил из кабинки и перебежал к Славке. Парень тоже был в одних плавках, и держал в руках спортивную сумку с одеждой.

     - Глеб, - протянул он руку, входя.

     - Слава, - сдержанно ответил Славка, все еще не зная как себя вести.

     - Во льет, да? - улыбнулся Глеб.

     Они постояли молча, наблюдая, как залив буквально кипит под струями дождя.

     - А прикольно было бы прямо сейчас искупаться? Ты пробовал? - спросил Глеб.

     - Нет, - покачал головой Славка, - По-моему, удовольствие ниже среднего.

     - Сейчас проверим, - ответил тот, и бросив на скамейку сумку, устремился прямо под ливень, издав воинственный клич.

     Он домчался до залива и с разбегу бултыхнулся в кипящие волны.

     - Класс! Иди сюда! - донесся до Славки его голос и он, повинуясь какому-то внутреннему порыву, махнул вслед за Глебом.

     Хлещущие струи дождя не показались холодными, а наоборот, добавляли азарта. Славка тоже нырнул в волны и оказался рядом с Глебом.

     - Классно! Да? - смеясь, воскликнул Глеб, валя его с ног.

     Они завозились на мелководье, борясь друг с другом. Ощутив в воде гибкое живое тело Глеба, Славка пришел в сладостное возбуждение и старался не прикасаться к нему определенными частями тела, чтобы тот ненароком этого не почувствовал. Глеб увлекал Славку дальше в море.

     Они доплыли до конца отмели, прыгая на волнах, и опять начали бороться, смеясь и брызгаясь водой. Когда Глеб, резвясь, попытался стянуть со Славки плавки, тот совсем осмелел и решил - будь, что будет.

     Хлестал ливень, покрывались пеной, откатываясь, морские волны. Они кувыркались одни среди бушующей стихии, опьяненные безудержным весельем. Таким раскрепощенным Славка не чувствовал себя, наверное, ни разу в жизни. Время и весь окружающий мир ушли куда-то. Были только волны, ливень, пустынный пляж и звонкий заливистый смех Глеба...

     Совершенно выдохшиеся, они выбрались на берег и побрели к кабинке. Славка не замечал струй дождя.

     - Классно оттянулись! - воскликнул Глеб, когда они вошли в кабинку, поворачиваясь лицом к Славке и ослепляя его лучезарной улыбкой.

     Их взгляды встретились и Глеб перестал улыбаться.

     - У тебя давно никого не было? - участливо спросил он.

      Вместо ответа Славка приблизился, и как бы разорвав связывающие его нити, обнял Глеба. Тот ответил ему, лаская руками по спине и залезая под плавки. Они извивались в объятиях, целуя друг друга в щеки, глаза, щекоча языком ушные раковины и грудь. Глеб стал приседать, опускаясь все ниже. Славка почувствовал, как тот спустил с него плавки, и его губы сомкнулись там, где давно все пылало страстью. Незаметно оба оказались на полу, но не чувствовали ни грязи, ни исходящего от бетона холода.

     Глеб похлопал Славку по попке, и тот, не боясь ничего, сам встал в удобную позу.

     - Тише, - услышал он над ухом шепот Глеба, когда сладостно застонал,- мы же не дома...

     Но Славке было все равно. С этими стонами вырывалось из его груди все томившее его с детства. Глеб тоже начал слегка постанывать, и наконец, они в изнеможении растянулись на грязном бетонном полу.

     Шумел дождь. Вокруг не было ни души. И вообще ничего не было. Было только сладостное ощущение друг друга...

     Наконец, Глеб встал, и сев на лавочку, улыбнулся. Славка подобрал ноги и сел на полу, тоже улыбаясь ему.

     - Ты посмотри на себя, - засмеялся Глеб.

     Славка огляделся и тоже засмеялся. Они были взъерошены и сплошь перепачканы грязью с пола, но глаза обоих светились счастьем. Отброшенные плавки валялись в разных концах кабинки.

     - Пошли мыться, - сказал Глеб, выглядывая наружу.

     Ливень прекратился, но дождь продолжал сыпать. Славка стал натягивать плавки, но Глеб, поднимая с пола свои, предложил:

     - Да идем так - все равно никого нет.

     Они дошли до залива, и сев на мелководье, стали отмывать друг друга, от чего опять возбудились, и дело кончилось тем, что, забыв всякую осторожность, снова предались страсти.

     - Ты теперь не хочешь? - лукаво подмигнув, спросил Глеб.

     Славка хотел. Он сделал это прямо здесь, в воде, зарываясь коленками в прибрежный песок...

     Дождь постепенно перестал, и в воздухе повисла та самая ароматная прохлада, которая всегда бывает летом после дождя.

     Славка закурил, предложив Глебу, но тот отказался.

     - Кто курит - кончает раком, а кто не курит - оттягивает конец? - напомнил Славка известную поговорку.

     - Семейная традиция, - просто ответил Глеб, - У нас никто не курит - все врачи. Дедушка и отец были известные нейрохирурги. И я тоже буду.

     - Учишься?

     - Поступил. А ты чем занимаешься?

     - На транспорте работаю, - уклончиво ответил Славка, поняв, что они люди разного круга.

     Но Глеба это не смутило. Он вообще воспринимал все удивительно непосредственно, почти по-детски.

     - Правда? - загорелись у него глаза, - А где? На железке?

     - На троллейбусе, - буркнул Славка.

     - Катаешься? Я в детстве тоже мечтал так работать. Едешь, и все время что-то меняется перед глазами.

     - За день так наездишься, что рябить начнет, - усмехнулся Славка, - Да и пассажиры достанут - жить не захочется.

     - Да, народ у нас злой. Но, все равно работа нормальная.

     - Это ты так считаешь, а другому скажи, так посмотрит на тебя, как на недоумка.

     - Не обращай внимания. У нас везде унижают  людей, вот каждый и хочет себя утвердить тем же способом.

     Славка отметил, что Глеб не так наивен, как ему показалось вначале. Стремясь уйти от продолжения разговора, который мог перейти на семейные темы, Славка спросил:

     - А как ты определил меня с первого взгляда?

     - Что ты имеешь в виду?

     - Ну... Что со мной можно.

     - Не знаю, - улыбнулся Глеб, - Я людей чувствую. И потом, кажется, я где-то тебя уже видел.

     - Где ты мог меня видеть?

     - В клубе каком, или здесь, на пляже.

     - На пляже мог, а в клубе я был всего один раз.

     - А бойфренд у тебя есть?

     - Ты первый, - ответил Славка, чувствуя, что краснеет.

     - Правда? Ты до меня ни с кем, ни разу?

     - По большому счету нет.

     - То-то я сразу и почувствовал, - улыбнулся Глеб, - Правда, я подумал, что у тебя просто давно никого не было.

     - А у тебя часто так бывает?

     - По разному. Когда хочется, иду в «69» и кого-нибудь нахожу.

     - А постоянного найти не хотелось?

     - Где? На тусовке не найдешь, - серьезно ответил Глеб, - а больше искать негде.

     - Но ведь так и СПИД подцепить не долго. Насчет меня не сомневайся - я чистый, а вообще...

     - Да. Ты прав, предохраняться надо. Но, как будущий врач говорю, СПИД ты можешь подцепить, где угодно, где что-то связано с проникновением в кровь. В том числе и здесь, любая ссадина может сыграть роль. Но если все в порядке, при активной роли вероятности мало.

     - Со мной-то ты обе роли попробовал.

     - Сам говоришь, что ты чистый, а я проверялся недавно. Значит, мы не ошиблись друг в друге.

     Глеб улыбнулся, и Славка опять прижал его к себе.

     - Ты, как с цепи сорвался. Что бы ты делал, если бы мы не встретились? – покачал головой Глеб.

     - Не знаю...  Не хочу сейчас об этом... Хочу тебя... Хочу... Хочу...- повторял Славка, осыпая его поцелуями.

     - Подожди... - проговорил Глеб, слегка отстраняясь, - Ты, прямо, агрессор какой-то.

     - Тебе со мной хорошо? - спросил Славка, пристально глядя в глаза Глеба.

     - Очень. Но, нельзя же так... Давай просто посидим, мы же никуда не торопимся.

     Славка оторвался от Глеба и сел на лавочку:

     -Прости, - тихо проговорил он, - Если  делаю что-то не так, как тебе хочется, ты говори, я не обижусь. Я просто очень долго ждал... Всю жизнь.

     Глеб положил ему на плечи руку, отстраненно улыбнувшись при этом своим мыслям.

     -Чего ты? - чуть встревожено спросил Славка.

     -Ничего. У меня много чего было, но такое первый раз...

     -Какое - такое?

     -Да чтоб с первого взгляда... - он не договорил и нежно поцеловал Славку, - Не сомневайся. Мне с тобой тоже хорошо.

     Пока они сидели в кабинке, небо расчистилось, и сквозь тучи проглянул луч солнца.

     - Смотри, все-таки дождались у моря погоды, - заметил Глеб.

     Не выпуская друг друга из объятий, они встали в двери кабинки, любуясь на рябящую в лучах солнца воду. 

     На пляже возникло несколько фигур, но под навесом стояла тишина, а от взглядов они были защищены боковыми стенками. Славка опять почувствовал возбуждение, а Глеб, прижавшись к его спине и положив подбородок на плечо, приспустил ему сзади плавки и прижался твердым членом.

     - Охальник, - восторженно проговорил Славка, - На пляже, при людях, средь бела дня...

     Он пошире расставил ноги, чтобы тому было удобнее, и ощутил проникновение. От экстремальности происходящего у Славки захватило дух.

     Напротив, у кромки воды, прогулочным шагом двигались две пожилые женщины. Они повернули на них голову, но не задержали взгляда, поскольку все, что они могли видеть - это стоящие в дверях кабинки два парня в плавках, один за спиной у другого, смотрящие вдаль.

     - Давай бабулькам член покажем? - услышал Славка над ухом шепот Глеба.

     - Какой? - так же тихо прошептал Славка.

     - У нас сейчас один на двоих, который снаружи, - отозвался Глеб и спустил ему плавки.

     - Бл.., ты что?!

     Славка опешил от неожиданности и тут же нагнулся, чтобы их поднять, слыша приглушенный озорной смех Глеба. Все это время они не отрывали взгляда от ничего не подозревающих женщин.

     - Ну, ты даешь! - восторженно сказал Славка, - Мне бы и в голову не пришло такое!

     Они поплавали еще - и наперегонки, и просто отдыхая, резвились, подныривая друг под друга, а потом растянулись на песке, греясь в лучах уже вечернего солнца.

     Народу на пляже прибавилось. Шли гуляющие из близлежащих санаториев и пансионатов. На нудистском пляже возникло несколько фигур, и дальше, за ним, где тусовались геи, тоже появились люди.

     Заметив, что Глеб несколько раз пристально посмотрел в ту сторону, Славке захотелось увести его подальше.

     - Пойдем вдоль берега, - предложил он.

     - Куда?

     - Да просто так. Куда придем. Я никогда дальше Солнечного не заходил.

     - Можно и до Финляндии дойти, - улыбнулся Глеб, - Пошли, если хочешь.

     Они побрели по берегу в одних плавках, закинув на спины рюкзак и сумку. Набегавшие волны приятно холодили их босые ноги, дул теплый ветерок, а клонящееся к закату солнце окрашивало все вокруг золотистым светом.

     Они болтали о чем-то, шутили, смеялись, а иногда шли молча, и было хорошо просто идти рядом. Где-то в районе Репино уселись на поваленное дерево и долго смотрели на закат, пока малиновый шар солнца не скрылся за морским горизонтом.

     - По домам? - спросил Глеб, вставая.

     Сожаление так явно выразилось на Славкином лице, что Глеб предложил:

     - Если хочешь, поедем в клуб.

     - Не охота в клуб, - ответил Славка, поднимая на него взгляд, - Мне с тобой хорошо.

     - Мне тоже, - улыбнулся Глеб, подходя вплотную к сидящему Славке.

     Его плавки оказались на уровне Славкиного лица, и тот заметил возбуждение. Даже забыв посмотреть по сторонам, он обнял Глеба, прижимаясь лицом к промежности, и стянув зубами плавки, припал губами. Он опять забыл обо всем, утопая в своих чувствах и стремясь насладиться ими до изнеможения. Они повалились на песок и еще долго предавались страсти, пока, уставшие, не откинулись на спину, увидев над собой небо, на котором стали проступать звезды.

     Уже почти в темноте они ополоснулись в заливе, и одевшись, зашагали к станции. Потом еще долго ждали электричку на пустынной платформе. Как выяснилось, она сегодня была последней, и Славка пожалел, что они не опоздали. Как бы они добирались до города и что бы делали, он не хотел думать. Главное - они бы не расстались.

     В вагоне сначала тоже болтали, сидя друг против друга, а потом Глеб, пересев к Славке, положил голову ему на плечо и задремал.    

     Славка тоже прикрыл глаза, но не спал. В его сознании проносились моменты пережитого в этот день. В этот удивительный день счастья, выпавший, наконец, на его долю, и ему не хотелось верить, что он кончился.

     На Финляндском они спустились в метро, обменявшись на эскалаторе телефонами. Ехать вместе было одну остановку - Глеб жил на Шпалерной.

     - Позвонишь завтра? - спросил Славка.

     Наверное, что-то было в его голосе такое, что заставило Глеба пристально посмотреть на него.

     - Обещаю. Не грусти, - глядя глазами, которые сделались внимательными, серьезно ответил он.

     - Только... Если подойдет женщина, положи трубку, - добавил Славка, глядя в пол вагона, - Когда я дома, я всегда подхожу сам.

     - Понятно, - улыбнулся Глеб, - Конфликт поколений?

     - Просто, мать оказалась в курсе, - поморщившись, пояснил Славка, - Она в каждом звонящем парне подозревает это. Может ляпнуть чего.

     - Это будет нашей тайной, - подмигнув, сказал Глеб.

     Поезд начал тормозить на Чернышевской. Они пожали друг другу руки, а потом, не стесняясь окружающих, крепко обнялись напоследок. Да никто и не придал этому значения. Наверное, со стороны они казались немного выпившими. Так можно было подумать, глядя на них. Только опьяняло их совсем другое.

     Глеб вышел, остановился на платформе, с улыбкой смотря на Славку, и когда поезд тронулся, помахал рукой. Славка ответил, а потом сел и прикрыл глаза. Ему не хотелось никого и ничего видеть. В глазах стояла улыбка Глеба.

     Он умышленно проехал свою остановку. Славка вышел на Фрунзенской и пошел вдоль Обводного канала, не чувствуя вдыхаемого затхлого запаха. Прохожих почти не было, шумели проносящиеся машины, ослепляя светом фар, но Славка не замечал их. Он слышал шум прибоя, видел лучи заходящего солнца, и казалось, чувствовал рядом стройное гибкое тело Глеба...

     В квартире было темно и тихо. Светилась под дверью полоска света в комнате соседей, а в его комнате никого не было - мать ушла в ночную.

     Славка вошел в ванную, встал под душ, обильно намазав тело гелем, и вспомнив Глеба, в несчетный раз за сегодняшний день начал предаваться страсти. Впечатления не отпускали его.

     Закрыв воду и прислушавшись, он голышом проскользнул в комнату и упал на постель, даже не накрывшись одеялом. Да и зачем? Стояла теплая летняя ночь, и проникающий через незакрытое окно ветерок приятно охлаждал влажное тело.

     - Глеб... - прошептал Славка, погружаясь в сладкую дрему.

 

 

  8.

 

     Глеб позвонил, как обещал, едва Славка успел умыться и позавтракать. Слышно было плохо - мешал шум улицы. Но даже через помехи Славка уловил радость в голосе друга.

     - У меня приятная новость, - говорил Глеб, - Мои сегодня вечером все уезжают на дачу до понедельника. Хотели и меня с собой забрать, но я наврал про день рождения у одноклассника. Квартира будет свободной, можем встретиться по-человечески. Приедешь?

     От такой перспективы у Славки часто забилось сердце.

     - Конечно.

     - Тогда договоримся так. Они уедут в пять часов. Надо дождаться звонка от мамы для страховки, что добрались - это будет часов в восемь. Приезжай к девяти на Чернышевскую, я тебя встречу. На ночь остаться сможешь?

     - Конечно.

     - Тогда - решили?

     - Конечно.

     - Если что изменится, я тебе перезвоню. Будешь дома?

     - Конечно...

  Славка, кажется, забыл все другие слова.

     - Конечно, конечно... - засмеявшись, передразнил его Глеб, - Только проснулся, что ли?

     - Конечно, - засмеялся в ответ Славка, - Договорились, железно.

     - Ну все, до вечера, - завершил разговор Глеб, и очевидно, прикрыв ладонью трубку, добавил лукавым голосом, - Мой попку.

     Славка сладостно потянулся и ринулся в ванную. Сразу возникло возбуждение, он сдержался, предвкушая вечер. Постояв под контрастным душем и растерев тело полотенцем, Славка вернулся в комнату, стараясь не шуметь - за шифоньером спала мать, вернувшаяся после ночной смены. Он включил компьютер, поставил диск с новым фильмом, выведя звук в наушники, и улегся на диван.

     Славка смотрел на монитор, где что-то нескончаемо взрывалось, горело, тонуло и рушилось, где все друг в друга непрестанно стреляли, странным образом оставаясь при этом живы, а думал совсем о другом. Возбуждение, возникшее после разговора с Глебом, не проходило до сих пор. Славка смотрел на часы, отсчитывая каждый прошедший час. Уйти из дома он не мог, поскольку боялся пропустить звонок Глеба. Наверное, это ожидание было самым тягостным во всей его жизни.

     Но вот стрелка перевалила за пятичасовую отметку, и зазвонил телефон.

     - Все в порядке, - радостно возвестил Глеб, - уехали только что. Жду тебя в девять на выходе у эскалатора.

     Не в силах больше сидеть дома, Славка пошел опять в ванную, принял душ, особенно тщательно помыв определенные места, и пшикнул туда дезодорантом. Вспомнив услышанный в клубе разговор, сделал себе, как умел, клизму при помощи душа, и пошел одеваться.

     Из кухни выглянула мать:

     - Ты куда?

     - В гости, - ответил Славка, - Ночевать не приду.

     - Опять? - с горечью спросила та.

     - Я не могу пойти в гости к друзьям?

     - Видно, к каким друзьям...

     - Ну, почему именно к таким? У меня не может быть других?

     Мать презрительно окинула его оценивающим взглядом:

     - Вырядился, надушился как баба, штаны в обтяжку, все как есть выпирает...

     Славка отвернулся, и чтобы не слышать дальнейшего, быстро вышел на лестницу. Настроение было испорчено, но едва он подумал о предстоящей встрече, как моментально обо всем забыл. Славка шел по городу, разглядывал свое отражение в витринах, и ему хотелось улыбаться всем встречным, несмотря на их хмурые неприветливые лица. Оставшееся время он скоротал в Таврическом саду, выпив, сидя на лавочке, две бутылки пива.

     Половина девятого Славка направился к метро Чернышевская. Глеб уже ждал его, сидя на корточках у стены. Они пожали друг другу руки и обнялись.

     - Укатили, - радостно возвестил Глеб, - Два дня наши.

     Они вышли на улицу, и пошли по направлению к Шпалерной.

     - Может, возьмем чего для настроения? - Славка кивнул на витрину магазина.

     - Да я не пью вообще-то, - ответил Глеб, пожав плечами, - Если только бутылку легкого винца какого…

     - Сам выберешь, пошли.

     Видя, как уверенно рассматривает Глеб этикетки, Славка ощутил свою беспросветную серость в вопросах этикета. Глеб разбирался со знанием дела, хотя и не пил.

     - Возьми Кьянти, - сказал Глеб, - Приятное итальянское вино. Я мясо на ужин сделал. Может, еще пирожные возьмем? Я заварю хороший кофе. Правда, не знаю, как они здесь? Мама всегда только в Норде покупает.

     - Ты решил устроить мне прием?

     - Ты же мой гость сегодня. Я хочу, чтобы тебе было приятно.

     - Мне с тобой всегда приятно.

     Славка невольно приблизился к Глебу. Они стояли между стеллажами торгового зала.

     - Потерпи, - многообещающе улыбнулся Глеб, слегка отстраняясь.

     Когда они вошли в квартиру, Славке показалось, что он попал в другой мир. Ковры на полу, старинная мебель, картины на стенах, да и сама квартира поражала размерами после его тесной комнатки, которую они делили с матерью. Однако, он не испытал ни зависти, ни унижения от того, что кто-то живет по-другому. Глеб был рядом, и они были одни – это было единственным, что волновало Славку.

     - Проходи сразу в кухню, - сказал Глеб, сбрасывая кроссовки.

     Славка последовал его примеру.

     - Держи, - Глеб придвинул ему мягкие тапочки, оставшись босиком.

     На нем были одни шорты и футболка. Славке вдруг так захотелось потормошить друга, что, не выдержав, попытался тут же обнять его за гибкую талию. Глеб увернулся, и вбежав в кухню, повалился на диван, выставив вперед согнутые в коленях ноги. Славка схватил его за ноги, разводя их и идя руками выше колен. Вот его правая рука залезла под шорты... Славка вздрогнул от неожиданности, почувствовав в ладони то, чему должны были предшествовать трусы, но их на Глебе не было.

     - Охальник! - восхищенно воскликнул Славка, - Ты что, так и по улице шел?

     - Нет, на лестнице снял, а ты не заметил...

     Славка сдернул с Глеба шорты, футболку, попутно расстегивая одежду на себе, в чем ему Глеб охотно помогал. До стола они добрались не скоро...

     - Я, кстати, часто летом без трусилей хожу, - говорил Глеб, сервируя стол, - Обдувает все так эротично...

     Славка с улыбкой смотрел на тело друга, ходившего совершенно голым, да и самому ему одеваться не захотелось. Тело и душа пребывали в состоянии полного раскрепощения.

     Они ели вкусно приготовленный Глебом ужин, прикладывались к бокалам с Кьянти - больше Славка, отчего слегка захмелел. Хотя, трудно было сказать, отчего больше - от вина или от близости с Глебом. Уснули в полном изнеможении, обняв друг друга, когда за окном уже взошло солнце нового дня.

     Славка проснулся первым и долго разглядывал спящего, разметавшегося по широкой постели, Глеба.

     «Просыпаться бы вот так каждый день, - мечтательно думал он, - Будить его поцелуем, приносить в постель кофе, провожать в институт, ждать вечером. Что бы мне еще было нужно?»

     Славка наклонился и вдохнул запах Глеба. От вожделения у него закружилась голова, и он исполнил желание разбудить его поцелуем, что почти сразу же перешло в новое излияние страсти.

     - Глебка, я люблю тебя, - нежно произнес Славка, когда они лежали рядом не спине, обняв друг друга, - Мне никто кроме тебя не нужен.

     - Давай не будем разбрасываться такими словами, - ласково, но в тоже время серьезно ответил Глеб.

     - Тебе со мной плохо?

     Славка приподнялся на локте, посмотрев ему в глаза. Они были все так же лучисты, но и глубоко задумчивы одновременно.

     - Хорошо, - ответил Глеб, - Но так говорят, когда уверены в своих чувствах, а мы с тобой второй раз в жизни вместе.

     - Ну и что? Я уверен!

     Глеб перевел взгляд на Славку и улыбнулся:

     - Ты же сам говорил, я у тебя, по большому счету, первый.

     - А что, не может быть так, чтобы первый - и один на всю жизнь?

     - Так редко бывает, - серьезно ответил Глеб, - Давай не будем ничего говорить, время покажет.

     В комнате заиграл мобильник.

     - Да, - ответил Глеб, подойдя к столу, где он лежал, и взяв в руки.

     Судя по разговору, звонила его мать. И по тому, как Глеб отвечал ей, Славка почувствовал, насколько между ними теплые отношения. Он даже на прощанье назвал ее мамочкой. Причем, безо всякой слащавости и слюнтяйства, добро и по-мужски.

     - Покажи телефон, - попросил Славка, когда разговор закончился.

     - Папин, - сказал Глеб, протягивая трубку, - Мне тоже обещали купить осенью, когда учиться начну.

     - Дорого, наверное, - сказал Славка, с любопытством рассматривая.

     - Да уже не очень, а дальше будет еще дешевле. Состоятельные все обзавелись. Чтобы развивать сеть, они будут вынуждены сделать ее доступной. Вот увидишь, скоро такие будут у каждого. И у тебя будет.

     - Компьютер-то еле осилил, - ответил Славка, возвращая трубку.

     - И это осилишь, не горюй.

     Они уселись завтракать. Глеб заварил, наконец, свой кофе, до которого вчера дело не дошло, и который, в самом деле, оказался отменно вкусным.

     - Глеб, а родители знают, что ты гей? - спросил Славка, когда они сидели за столом.

     - Нет, - ответил тот серьезно, - Не поймут. Врать приходится.

     - Но ведь может случайно открыться.

     - Постараюсь, чтобы не открылось. И потом, думаешь, я вот так всех домой привожу? Ты первый, кстати.

     - А говоришь, не любишь?

     - Я просто не люблю, когда такие слова говорят походя. Их надо говорить один раз в жизни, или не говорить вообще.

     - Почему ты решил, что у меня походя? - опустил голову Славка.

     - Что ты обижаешься? - улыбнулся Глеб, - Если бы я к тебе ничего не испытывал, я бы тебя не пригласил. В это ты, надеюсь, веришь?

     - Хочу верить, - ответил Славка, тоже слегка улыбнувшись.

   День прошел совершенно незаметно. Они смотрели по монитору фильм, танцевали голышом, болтали, плескались в ванной, и несчетно предавались нахлынувшей страсти.

     Под вечер Глеб предложил пойти вместе в клуб. Славке не хотелось, чтобы в их отношения вторгался еще кто-то, тем более из этого круга, и он ответил, что ему не хочется. Глеб, кажется, понял причину:

     - Если придем вдвоем и будем вместе, никто не пристанет.

     - Все равно, не хочу. Пойдем, просто погуляем, если хочешь.

     - А ты ревнивый, - с улыбкой ответил Глеб, натягивая на голое тело шорты.

     - Опять трусиля не надеваешь?

     - Дразнить тебя буду в общественных местах.

     - Ну, ты точно экстремал, - восторженно сказал Славка.

     - Есть маленько. Я еще на троллейбус к тебе приду. На крыше прокатишь?

     - Почему именно на крыше?

     -С детства хотелось прокатиться на крыше, - признался Глеб чуть смущенно, - Я вообще любитель острых ощущений. Мама даже велосипед покупать мне не хочет. Говорит, точно убьется насмерть. Это после того, как я на даче с обрыва на велике в речку нырнул.

     Они вышли и зашагали к Неве. Дойдя до Мойки, решили покататься на теплоходе по каналам. Они залезли на корму и уселись рядом, смотря на бурлящую позади воду. Глеб находил, что рассказать о том, мимо чего они проплывали, и Славка реально ощутил, насколько тот более развитый, по сравнению с ним.

     Был теплый субботний вечер, по центру гуляло множество людей. Они бродили по Невскому, по набережным, и фоткали друг друга прихваченной Глебом фотокамерой.

     - Возьми, когда на залив поедем, - сказал Славка, - там пофоткаемся.

     - Обязательно. Экстрим-эротик запечатлеем, - улыбнулся Глеб.

     - А не боишься, что мама увидит?

     - Такие фотки я в зашифрованной папке храню. Да и не лазит никто по моему компу. Если только брат, но он разрешение спрашивает, а мама даже в спальню ко мне не заходит не постучавшись.

    - У тебя брат есть? Младший?

    - Старший. Он женился в прошлом году. Живут отдельно, но иногда приезжает.

     Нагулявшись, они вернулись домой, и опять было, как прошлой ночью. Опять заснули лишь под утро, благодаря неуемным эротическим фантазиям Глеба.

     Днем позвонила его мама, предупредив, что они вернутся вечером. Глеб, извинившись, сказал, что должен успеть до приезда родителей убрать квартиру, и насладившись напоследок друг другом, они расстались, условившись созвониться на следующий день.

     Когда Славка вышел от Глеба, ему сделалось невыносимо грустно. Почему-то показалось, что это был всего лишь миг безоблачного счастья, невесть каким образом свалившийся на него, и теперь он прошел. Домой идти не хотелось. Славка опять до темноты бродил по улицам.

     Дома мать смотрела телевизор. Она хмуро покосилась, когда Славка вошел, и молча отвернулась к экрану. Славке вспомнился разговор Глеба с матерью по телефону, рассказ Женьки, и горечь подступила к горлу. Ну, почему у него не так? Нигде он не ощущал себя таким одиноким, как рядом с матерью.

     - Ты завтра работаешь? - спросил он.

     - А тебе до меня много дела? - ворчливо отозвалась та, взглянув колючим взглядом, - Опять шляться пойдешь?

     - Я не могу в гости сходить? Я в отпуске, в конце концов.

     - В гости к нормальным людям по ночам не ходят, - отрезала мать, - Отольется тебе этот отпуск горючими слезами!

     Славка прошел на свою половину, лег на диван и включил компьютер, натянув наушники. Он не подозревал тогда, насколько злые слова матери окажутся пророческими...

 

 

  9.

 

     Глеб позвонил на следующий день. Мать была дома, но Славка успел схватить трубку, и без лишних слов условился о встрече. Глеб предложил опять поехать на пляж в Дюнах, и он согласился.

     На железной дороге, как всегда, были отмены, и первая после перерыва электричка пошла около четырех часов. На Удельной они едва втиснулись в тамбур. От мысли, что полчаса придется вот так простоять в духоте, стиснутым со всех сторон потными телами, Славке стало не по себе.

     - На крышу бы сейчас в самый раз, - проговорил он, вспомнив их разговор.

     - Сделаем не хуже, - улыбнулся Глеб и уперся ногой в дверь, не давая ей закрыться.

     Славка помог, прижав другую половину. Он уже успел заразиться от Глеба способностью извлекать острые ощущения везде, где это было возможно.

     Электричка неслась через леса и равнины, бил в лицо свежий ветер и не было за спиной спрессованных в духоте людей, было только ощущение свободной езды. Глеб далеко высовывался наружу  и жмурился от ветра, а Славка с улыбкой глядел на него, ощущая ногой, упирающейся в дверную створку, его тело. На остановках они меняли затекшие ноги, и так доехали до Солнечной под неодобрительные взгляды стоящих рядом хмурых пассажиров, вслух, однако, неудовольствия не высказавших. Очевидно, перспектива оказаться в полной духоте была еще менее привлекательной.

     В толпе припозднившихся из-за железной дороги отдыхающих, они дошли до пляжа.

     - Навестим нашу кабинку? - спросил Глеб.

     Перспектива оказаться рядом с геевским пляжем не вдохновляла Славку, но он согласился. Кажется, Глеб опять уловил его настроение.

     -Да не пойдем дальше, - улыбнулся он, - Опять ревнуешь?

     - Как ты обо всем догадываешься? - спросил Славка.

     - Я же говорю тебе, чувствую людей. Врачу без этого нельзя.

     - Хороший из тебя врач, наверное, получится.

     - Разве это плохо - спасать людей?

     - Все правильно. Ты молодец. И вообще, я по-хорошему завидую тебе.

     -Чему конкретно?

     -Вообще… что ты такой. Много знаешь, с родителями ладишь, имеешь цель в жизни. Вроде, самый обычный, живешь среди людей, а не такой, как они…

     -Кто – они?

     -Да все вокруг… или, почти все.

     -Ну, насильно никого счастливее не сделаешь, - пожал плечами Глеб.

     Они дошли до кабинки, где несколько дней назад состоялось их знакомство, и переглянувшись, рассмеялись.

     - Ты чего? - спросил Глеб.

     - А ты?

     - Да вспомнил, как мы кувыркались тут на полу под дождем, - наклонившись к Славкиному уху, поскольку вокруг было много народа, сказал Глеб.

     - А я - как мы член теткам показывали.

     Они оба засмеялись в голос, а Славке вдруг неожиданно захотелось, чтобы опустел пляж, пошел дождь, и все было так, как тогда. Опять откуда-то возникло ощущение, что это никогда не повторится.

     Они провалялись на пляже до позднего вечера, только лишь купаясь. Вокруг были люди, и заниматься чем-то еще было нельзя. Правда, разок отошли все-таки в лес за санаторием Дюны, рискнув оставить на берегу вещи, чтобы пофоткать друг друга.

     Глеб опять начал резвиться, особенно, когда нашли поваленное дерево, лазая по нему, как обезьяна. Последовал его примеру и Славка. Дело закончилось тем, что, поставив камеру на автоспуск, они запечатлелись вдвоем, сидя в обнимку голышом верхом на дереве, с возбужденными членами.

     - Это уже компромат, - заметил Славка.

     - А кто увидит-то? - отмахнулся Глеб.

     Пляж не опустел до самого заката. Сплавав последний раз, они побрели в лучах заката к Солнечному. Шли, как в прошлый раз - в одних плавках, неся вещи за спиной.

     - Ты есть хочешь? - спросил Славка, когда до них донесся запах жареных шашлыков из летнего кафе.

     - Не мешало бы, - согласился Глеб.

     Они зашли в кафе и уселись на открытой веранде.

     В общем зале гремела музыка, шумели нетрезвые люди, а здесь было относительно тихо. Рядом по шоссе проносились машины и автобусы, шли от пляжа запоздалые отдыхающие. Уже совсем стемнело, зажглись фонари, но ночь была по-летнему теплой и безветренной.

     - А сколько времени, однако? - спросил Глеб.

     Славка взглянул на часы:

     - Без четверти двенадцать.

     - Ты не помнишь, во сколько последняя электричка?

     - Мы на ней и уезжали. Но это было значительно раньше.

     - Что будем делать? На такси есть?

     - А может, останемся? - предложил Славка, - Ночь совсем теплая. Вернемся на берег, дойдем до нашей сосны...

     - Овладеем друг другом... - подхватил Глеб.

     - Ну, - мечтательно улыбнулся Славка.

     Глеб задумался, а потом полез в сумку за телефоном:

     - Я только позвоню маме. Посиди. Я отойду, чтобы музыки не слышно было. Эх... Опять врать, - заключил он со вздохом, поднимаясь.

     Глеб ушел, а у Славки возникло запоздалое сожаление:

     «А может, и правда, лучше взять такси?»

     Он подозвал официанта и расплатился, констатируя факт, что на такси теперь явно не хватает.

     «Значит, судьба», - подумал он как-то обреченно, сам себе удивившись при этом.

     Еще несколько минут назад он мечтал о ночи на берегу, а теперь вдруг затея показалась сомнительной.

     Подошел Глеб, как всегда улыбнулся, но видно было, что он расстроен объяснением с матерью.

     - Пошли, я расплатился, - сказал Славка, поднимаясь.

     Они побрели обратно к заливу.

     Шумели волны, доносились отдаленные всплески музыки и веселья из расположенных вдоль шоссе кафе и ресторанов. Невдалеке за деревьями сидела у костра шумная компания, и их звонкие возгласы разносились по округе. Романтично было брести в темноте, ощущая босыми ногами набегающие волны. Вот и их сосна. Они уселись на нее, как в прошлый раз, когда наблюдали отсюда закат.

     - Ну что, поимею я тебя сегодня или нет? - спросил Славка, валя Глеба на траву.

    Тот принял игру, и томимые целым днем ожидания, они предались вспыхнувшей страсти. А потом еще плавали голышом по лунной дорожке, и Славка был на седьмом небе, забыв про свои сомнения. Глеб, казалось, тоже пережил неприятность от разговора с матерью и стал таким, каким был всегда. И ни о чем не хотелось больше думать. Они опять были счастливы...

     Короткая ночь пролетела совершенно незаметно. Едва посветлело небо, они оделись и направились к станции. Пришли слишком рано, до первой электрички было около часа, но это не огорчило их. Когда бы еще они так романтично встретили рассвет вдвоем на покрытой росой железнодорожной платформе под грохот проносящихся мимо грузовых составов?

     Воздух был напоен утренним ароматом, шумели изредка машины, проезжавшие по шоссе, тянувшемуся параллельно железной дороге, да иногда доносились какие-то непонятные шорохи из лесочка, примыкавшего к выборгской платформе. Еще Славке показалось, что оттуда пахнуло запахом потухшего костра.

     Если бы он догадался тогда придать этому значение…

     Глеб запрыгнул и уселся на парапет платформы,  расставив ноги. Плавок на нем не было и Славка, присев, увидел его принадлежности. 

    –Сфоткать тебя так? – улыбнулся он.    

     Глеб протянул сумку, Славка достал камеру, сделал несколько снимков, засунул ее обратно и встал между коленок Глеба, прижав его к себе сзади одной рукой, а другой - залезая в штанину. Губы их слились в жарком поцелуе...

      Неожиданно из леска напротив, за линией железной дороги, раздался резкий свист.

     -Пидоры! - послышался истошный возглас, и через рельсы запрыгали фигуры троих парней, моментально оказавшихся на платформе.

     Все произошло так быстро, что Славка с Глебом растерялись. Бежать было поздно, парни окружили их полукольцом, а из леса бежали еще трое. На вид им было лет по двадцать - двадцать пять. Их тупые пьяные лица выражали беспощадную ненависть.

     -Пидоров поймали! - заорал опять подбежавший самым первым, и ударил Глеба кулаком в челюсть. Славка успел заслонить собой друга, приняв основную силу удара на себя.

     -Ребята, вы что? - спросил Глеб, - Что мы вам сделали?

     Все дальнейшее произошло так стремительно, что они не успели опомниться.

     -Мочи пидоров! - опять заорал во все горло их, очевидно, лидер, и шестеро остервенелых пьяных парней разом бросились на них.

     Славка согнулся от сыпавшихся со всех сторон ударов. Он упал лицом на асфальт, потерял равновесие и Глеб, а удары продолжались. Они методично изо всех сил избивали их ногами, норовя попасть в пах и по голове, приговаривая:

     -Пидоры...Суки... Б..ди.. Х..сосы... У...бки...

     Сквозь заливающую глаза кровь, Славка видел, что Глебу удалось подняться, и он побежал по платформе. Двое кинулись за ним. Глеб бежал все быстрее, но один из преследователей догнал его и сделал подсечку. Глеб споткнулся,  и падая, со всего разбега ударился головой в мачту освещения. Он осел на асфальт, и из-под его головы начала растекаться лужа темной крови.

     - Глеб!!! - истошно закричал Славка и каким-то чудом поднялся, но тут же опять был сбит с ног, - Глеб!!!

     И еще он увидел, как один из догнавших Глеба, рванул с его неподвижного тела шорты, и подняв валявшуюся рядом суковатую палку, со всего размаха, как в кучу песка, вонзил ему между ягодиц...

     - Глеб!!! - опять закричал Славка, и уже не ощущая сыплющихся со всех сторон ударов, встал, снова упал и пополз по направлению к распростертому телу друга.

     Он не слышал, как на шоссе взвизгнули тормоза, и избивающие разом куда-то скрылись, он не слышал и не видел прогремевшей в сторону Зеленогорска электрички, он все полз и полз. Потом привстал, припадая  на обе ноги от боли, подбежал к Глебу и упал на колени.  Лужа крови на глазах увеличивалась в размерах. Славка перевернул тело друга и увидел его глаза... Но сейчас они уже не были лучистыми... Они застыли и не выражали ничего, глядя мимо Славки куда-то в пустоту...

     - Глеб... Глеб, милый... Глеб, ну не надо... Ну не надо, Глеб ... - говорил Славка, стоя на коленях над бездыханным телом и машинально тормоша его, - Глеб... Ну, пожалуйста... Ну, не надо, Глеб...

     Сквозь слезы, текущие из глаз, он увидел прямо перед собой на асфальте две пары ног в милицейских ботинках. Славка замер на какое-то время, а потом медленно поднял окровавленное лицо.

     - Ненавижу!!! - потряс утреннюю тишину исходящий откуда-то из глубины его груди истошный крик, - Ненавижу вас всех!!!

 

 

 

  10.

 

     За окном по-летнему светит солнце, а перед Славкиными глазами больничный потолок. Болит голова, ноет от ушибов тело, а на рассеченную бровь наложили швы. Шрам теперь, очевидно, останется на всю жизнь

     - Счастливо отделались, молодой человек, - сказал сегодня во время обхода врач, строгий мужчина средних лет, внимательно посмотрев на него, - Судя по ушибам, даже удивительно, что не повреждены внутренние органы. Только сотрясение мозга...

     Но еще тяжелее у Славки на душе. Он счастливо отделался, а Глеба больше нет. И все произошло на его глазах. Только несколько минут назад они держали друг друга в объятиях и - все. Как это просто и как непоправимо.

     Славка вспоминает улыбку Глеба, его озорные проделки, его голос, его слова, и слезы обиды душат его. За что? Почему погиб этот добрый жизнерадостный парень, не сделавший никому ничего плохого, поставивший себе цель в жизни спасать людей?

     В сознании всплывали тупые пьяные нечеловеческие лица, источающие только беспощадную ненависть и злобу. А они будут жить...

     У Славки сжимались кулаки, он был преисполнен стремлением так же беспощадно бить всех, кто ненавидит их только за то, что они такие. Бить до смерти. Бить и видеть их страдания…

     На второй день пришла мать. Превознемогая тошноту и головокружение, Славка вышел в коридор, чтобы соседи по палате не слышали разговора.

     - Ну что, допрыгался? - со слезами в голосе спросила та, протягивая ему пакет с фруктами, - А того, второго, что? Насмерть?

     Она, очевидно, уже была в курсе подробностей.

     - Да, - ответил Славка, - Не надо об этом.

     - Не надо? - всхлипнула мать, - Надо, чтобы и тебя тоже? Не жалко себя, обо мне бы подумал.

     Славка приготовился перенести все дальнейшее молча. Что-то доказывать у него не было ни сил, ни желания. Да и зачем? Кому это нужно, если может быть вот так: раз - и человека нет?

     - Сынок, - беря его за руку, заговорила мать, - покайся. Брось эту одержимость, этот дурман. Господь поможет тебе...

     - Опять ты за свое, - не выдержал Славка, - Сколько раз тебе говорить, что я гей? Что, Он переродит меня заново, твой Господь?

     - Нет. Неправда. Не может такого быть! Это бес тебя искушает!

     - Тебя он искушает, - вздохнул Славка.

     - У всех дети, как дети, - продолжала причитать мать, - У Валентины сын женился, Граня уже дважды бабка, спрашивают, как твой? А что мой? Из армии пришел, думала, за ум возьмется, а он...

     Славка поморщился и поднялся:

     - Плохо мне. Пойду, лягу. Спасибо, что пришла. Не болтай там ничего лишнего, если спрашивать будут.

     Он, пошатываясь, добрел до койки и лег, зарывшись головой в подушку. Жить не хотелось. Впервые в жизни Славка так явственно почувствовал, что ему не хочется жить.

     Через день, после утреннего обхода, в палату заглянул высокий мужчина со строгим лицом, в накинутом на плечи халате.

     - Мурашев? - спросил он, глядя на Славку.

     - Да, - ответил тот.

     - Выйти можете? Мне надо побеседовать с вами.

     Они уселись на диван в холле возле ординаторской.

     - Я следователь, - человек махнул в воздухе корочками и полез в кейс, который лежал у него на коленях, доставая бумаги, - Мне необходимо задать вам несколько вопросов.

     - Скажите, их поймали? - спросил Славка.

     - Кого?

     - Убийц, - спокойно и жестко ответил он.

     Следователь пристально взглянул на Славку.

     - Пока нет. Электричку, что проходила в момент убийства мимо платформы, проверили в Зеленогорске, но никого не задержали. Очевидно, они сошли раньше. Ищем. Имейте в виду, я не обязан вам этого сообщать. Пока что, спрашивать буду я.

     Вопросы следователя, которые он сыпал строгим безучастным голосом, касались внешности нападавших и обстоятельств происшедшего. Славка отвечал скупо. Что он мог сообщить, если не запомнил ни примет, ни деталей? Все произошло так стремительно, что он даже не успел их, как следует, разглядеть.

     - На месте показать, как все происходило, сможете? - спросил следователь.

     - Наверное.

     - Скажите, в каких отношениях вы состояли с погибшим Введенским? - задал вопрос следователь, пристальнее, чем во время всего разговора, посмотрев на Славку.

     - Ни в каких, - пожал плечами он, - Просто друзья... Были друзьями.

     - Общих друзей назвать можете?

     - Мы… Мы недавно познакомились, - ответил Славка, уставившись в пол.

     - При каких обстоятельствах?

     - На пляже.

     - Где именно и как?

     - Ну… просто на пляже, в Солнечном.

     - Просто лежали на пляже, и ни с того, ни с сего заговорили друг с другом?

     - Ну... примерно так. Вы же знаете, как знакомятся на пляжах...

     Следователь опять внимательно посмотрел на Славку.

     - Так на пляжах знакомятся с девушками. Введенский же ею не был. Он был моложе вас на четыре года, в одном доме с вами не жил, в троллейбусном парке не работал, а вы не учились в институте. Вам не кажется странным такой факт пляжного знакомства?

     Славка молчал, не поднимая взгляда.

     - В чем выражалась ваша дружба? Общих друзей у вас, как только что выяснилось, не было. Что было общего? Интересы?

     - Да.

     - Какие?

     - Нам просто было интересно друг с другом проводить время.

     - Как же вы его проводили?

     - Гуляли по городу. Купались.

     - И все?

     - Я же сказал, мы очень мало были знакомы.

     - В тот вечер Введенский сообщил матери по телефону, что остается ночевать у одноклассника на даче, в то время, когда на самом деле был с вами. Как вы объясните это?

     - Я не знаю, - в конец смутился Славка, - Мы были на пляже, потом зашли в кафе поесть, опоздали на последнюю электричку. Он отошел позвонить матери. Я разговора не слышал. Потом вернулись на пляж...

     - Ночью?

     - Да.

     - Чем вы занимались на пляже?

     - Просто... сидели, ждали рассвета.

     - Сидели рядом молча и глядели в темноту? Все шесть часов? Вы это хотите сказать?

     Славка молчал, уставившись в пол.

     - Кому первому пришла мысль провести ночь на пляже? Вам или Введенскому?

     - Нам просто больше было некуда деться. Решили вместе.

     - Вы даже не предприняли попытки добраться до города?

     - У нас не было денег на такси.

     Следователь порылся в кейсе и вытащил фотографию.

     - В сумке Введенского была обнаружена фотокамера. Вам знаком этот предмет?

     Он показал фотографию Славке.

     - Да, - мучительно ответил он.

     - Сохранились снимки, выполненные в тот день, где вы запечатлены с Введенским обнаженными и в довольно двусмысленных позах. Как вы можете это объяснить?

     Теперь следователь задавал вопросы резко, не глядя на Славку.

     - Никак... Просто дурачились. Выпили.

     - Вскрытие не показало, что Введенский был пьян.

     - Я не говорил, что мы были пьяные. Мы выпили по банке пива.

     - И этого вам оказалось достаточно, чтобы вытворять такое, да еще снимая себя на фото?

     Славка молчал.

     - Вы способны на это с любым мужчиной после банки пива?

     - Я вам ответил, мы просто дурачились, - глухо проговорил Славка.

     Следователь бросил на него неприязненный взгляд.

     - Вы ничего не хотите добавить к своим показаниям?

     - Нет, - так же глухо ответил Славка.

     - Прочтите и распишитесь на каждой странице, - приказал следователь, протягивая ему протокол.

     Славка, не читая, расписался.

     - Учтите, ваша роль в гибели Введенского еще до конца не выяснена, - сказал следователь, пряча бумаги в кейс, и не попрощавшись, пошел по коридору.

     Славка вернулся в палату. Вместо чувства мести за погибшего друга, им овладела полная апатия. Теперь ему даже не хотелось, чтобы тех выродков поймали. Ему не хотелось ничего. Ему хотелось туда, к Глебу. Ему казалось, что тот ждет его...

     Через неделю Славку выписали. Побои постепенно зажили, только слегка кружилась голова, да пластырь над левой бровью прикрывал шрам. Он безучастно шел по городу, смотря только перед собой. Завтра предстоял выезд на место происшествия, и мысли опять возвращались к Глебу.

     Сейчас, выйдя из больничных стен, он со всей остротой почувствовал утрату. Ему вспомнилось, как они ходили по городу вместе, катались на теплоходе. Никогда в жизни не ощущал Славка такого одиночества. Ему не нужен был никто, лишь бы Глеб был рядом. И главное, он даже не знает, где могила друга.

     Славка остановился, огляделся по сторонам и зашагал к метро. Вот и Чернышевская, вот и то место, где сидел на корточках, дожидаясь его, в тот вечер Глеб. Вот магазин, где купили они бутылку Кьянти и пирожные. Как давно это было... В какой-то другой жизни.

     Славка зашел в парадное, поднялся на второй этаж и с замиранием сердца нажал кнопку звонка. Дверь открыл парень лет тридцати с покрасневшими от слез глазами.

     - Простите, - сказал Славка, - Я друг Глеба. Я знаю, что случилось...

     Парень слегка кивнул и посторонился, пропуская его в прихожую.

     - Вы из института? - спросил он.

     - Нет. Я... Мы были просто друзьями.

     Парень вопросительно посмотрел на него.

     - Я не был на похоронах, - пояснил Славка, - Но я хотел у вас узнать, где похоронен Глеб?

     - Женя, кто там? - послышался из комнаты слабый голос, и на пороге появилась женщина с настолько посеревшим от горя лицом, что трудно было определить ее возраст.

     - Да вот, - ответил парень, - тут интересуются, где похоронили Глеба.

     Женщина посмотрела на Славку. Их глаза встретились, и он заметил, что по мере того, как ее взгляд обретал осмысленность, глаза наполнялись страхом, а лицо искажалось злобной судорогой.

     - Вы... - как бы выдохнула она хрипло, - Вы посмели придти в этот дом?

     Славка невольно попятился, насколько страшным сделалось лицо женщины.

     - Женя! - слабым голосом воскликнула она, - Это он! Я узнала его! Тот, что на фото...

     Она осеклась на полуслове, и пошатнувшись, схватилась за сердце. Парень подхватил ее.

     - Ты! - выкрикнула она, повиснув на парне и тыкая в лицо Славке дрожащим пальцем, - Ты погубил моего мальчика! Он таким не был! Не был!

     Она забилась в истерике, а Славка повернулся и опрометью кинулся вон.

     - Женя! Да что же это?! - донесся до него истошный вопль женщины, когда он сбегал по лестнице...

     Вернувшаяся из магазина соседка застала Славку лежащим в ванной. Вода была окрашена кровью, хлеставшей из разрезанной у локтя вены, а на полу валялось окровавленное лезвие. Порезать вторую Славка не сумел.

 

 

 

  11.

 

    

     И опять перед его глазами больничный потолок. Он смотрит в одну точку целый день, поднимаясь только в туалет и в столовую. Соседи по палате сторонятся его.

     - Самоубийца, - донесся до него приглушенный шепот со стороны сидящих на диване, когда он проходил по коридору.

     Славке все равно. Ему вообще уже все равно. Он помнит, что на какой-то миг испытал непонятное чувство свободного полета. Он не знает, как его охарактеризовать и было ли оно вообще. Но осталось неясное ощущение, что было очень хорошо и хотелось туда вернуться...

     В палате кроме него трое. Мужик средних лет, парень, немного старше Славки, и умирающий старик.  Славка тоже похож на умирающего. Они вдвоем со стариком не выходят из палаты. Когда в приемные часы к больным приходят родственники, двое других стремятся уйти.

     К старику приходит мужчина лет сорока. Он каждый раз приносит поесть и кормит его, как маленького. Они тихо о чем-то разговаривают, но Славка не слышит. Точнее, не прислушивается. Он ни к чему не прислушивается и никого не замечает. Иногда он ловит на себе внимательные взгляды мужчины.

     «И этот, наверное, знает», - равнодушно подумал Славка.

     Однако мужчина смотрит как-то особенно. Серьезно, участливо, но без унизительной жалости. Входя он здоровается, а уходя прощается со Славкой. Вчера Славка промолчал, а сегодня решил ответить.

     Вечером зашли санитары и перенесли старика в другую палату. Славка услышал, как сосед мужик сказал молодому:

     - В последний путь отправился.

     - Что? - не понял тот.

     - Я говорю, соседа нашего помирать понесли в отдельную палату, - пояснил мужик, - Я разговор врачей слышал - безнадежен. Хорошо хоть нас избавили от трупа под боком.

     Мрачное предсказание соседа по палате оправдалось, и выходя утром в туалет, Славка видел, как старика вынесли из одиночной палаты вперед ногами, завернутого в темную материю.

     После обхода Славку решили выписать.

     - Учтите, молодой человек, ваша мать рожала вас не для смерти, - назидательно сказала врач, громкоголосая деловая женщина лет пятидесяти, - Если вы сами махнули на себя рукой, пощадите хотя бы тех, кому вы еще дороги.

     "Что бы ты понимала", - подумал он про себя, и вежливо попрощавшись, ушел.

     Славка вышел из больницы и сел на лавочку в сквере. Мучительно хотелось курить. Несколько дней, что провел в больнице, он терпел, не желая ни с кем заговаривать, чтобы попросить сигарету.

     - У вас закурить не найдется? - спросил Славка сидевшего на соседней лавочке мужчину.

     Тот обернулся, и он узнал его. Это был человек, приходивший к умершему сегодня старику.

     - Найдется, - ответил человек, вставая и подходя к Славке.

     Он тоже узнал его.

     -  Привет, - сказал человек, присаживаясь рядом и протягивая открытую пачку сигарет, - Гуляешь?

     - Выписали, - ответил Славка, прикуривая.

     - Это хорошо, - сказал мужчина, - А вот мой старик меня не дождался...

     - Не известно еще, кому лучше, - обронил Славка.

     Он не собирался затевать разговор и вступать в откровения с первым встречным. Фраза вылетела как-то сама собой. Однако неожиданный ответ человека, заставил Славку пристально взглянуть на него.

     - Ты прав, - сказал он, - Только не нам это решать, и не может быть ничего, что мы бы не могли пережить.

     Человек сказал это просто, без пафоса и назидательности, как само собой разумеющееся, и тоже закурил.

     - Правда, не так просто это сделать, как сказать, - задумчиво добавил он.

     Славка промолчал.

     - Бананов хочешь? - спросил человек, доставая их из пакета, что держал в руке, - Старику нес, да ему ни к чему уже теперь.

     - Сами и ешьте, - пожал плечами Славка.

     Человек не обиделся. Он молча очистил банан и начал неторопливо жевать, откусывая между затяжками.

     - Отец ваш? - спросил Славка.

     - Кто? А, старик... Нет. Просто у него так сложилось, что рядом никого не оказалось в последний час. Хотя и дети, и внуки есть. Вот, как бывает. Если бы только у него одного...

     Человек опять вздохнул и продолжил:

     - И ведь знаешь, что самое интересное? С другими людьми общаются нормально, а ближние оказываются хуже врагов. Родители поносят детей, дети не признают родителей...

     - Это мне знакомо, - отозвался Славка, - Вы только говорите, а сами к такому в больницу ходили.

     - Так кто же к нему придет, если больше некому?

     - Вот пусть бы он и думал в свое время об этом.

     - А ты всегда думаешь? - усмехнувшись, спросил человек, - Или всегда можешь предугадать, как и что потом обернется? Упрекнуть всегда можно, но не та ли это самая нетерпимость, которую кто-то проявлял к другим? По-моему в этом и причина.

     - В чем?

     - В нетерпимости. Каждый считает себя во всем абсолютно правым, каждый хочет только убеждать, а не убеждаться.

     - А если вас бьют ни за что, или даже убивают, тогда - что? Тоже терпеть?

     - Если ни за что, надо пресекать, - рассудительно ответил человек, - Давая бить себя ни за что, ты невольно поощряешь обидчика к дальнейшему злу. Но ведь, возможно, это ты знаешь, что ни за что, а с его точки зрения, совсем иначе. Может, он не хочет смириться с тем, что все не так, как ему хочется, как, с его точки зрения, единственно правильно.

     Славка опять внимательно посмотрел на человека.

     - Дайте еще сигарету, - попросил он.

     - Да кури, - мужчина положил пачку и зажигалку на лавочку, - Курить захотелось, значит, вернулся к жизни, - улыбнулся он, и эта улыбка напомнила чем-то Славке улыбку Глеба.

     Он сидел, и не хотелось уходить. Человек невольно чем-то располагал к себе. Может тем, что в нем не чувствовалась этой самой нетерпимости?

     И вдруг, озлобившемуся ожесточившемуся Славке, захотелось выговориться. Ему было наплевать, что подумает о нем человек, но жить и носить в себе переживания последних дней, он почувствовал больше просто не в силах.

     - А вы... Вы знаете, почему я там лежал?- кивнул Славка на здание больницы.

     - Знаю, - ответил человек, - Больница, что большая деревня. Да и людям, запертым поневоле в одних стенах, больше судачить не о чем. Тем более, неординарный случай...

     - И не шарахаетесь от меня?

     - На такое идут, как правило, когда либо совсем запутаются в жизни, либо случается большое горе. Мне показалось, что у тебя второе. Ну, а расспрашивать, лезть в душу, это, прости, признак дурного тона. Надо уважать себя, и в другом уважать человека, только потом требуя к себе того же. Впрочем, я повторяюсь.

     - Да я... Я сам вам могу все рассказать... Хотите?

     На Славку что-то нашло. Если бы ему час назад кто-то сказал, что он вот так, добровольно будет настолько откровенно разговаривать с незнакомым человеком, он бы плюнул в лицо. Ему тогда еще не хотелось жить. А может, и сейчас не хотелось, и терять уже было нечего?

     Самое удивительное было то, что человек хотел. Славка чувствовал, что этот человек хотел его выслушать. Не из вежливости и не из любопытства.

     Шумел за сквером проспект. Шли прохожие, проносились машины, грохотали трамваи. В больнице начался час посещений, и через сквер в обоих направлениях потянулись люди. А здесь, на лавочке, происходило что-то выходящее из ряда вон Славкиных представлений о жизни.

     Он рассказывал все, не скрывая самых омерзительных подробностей. Человек преимущественно молчал, но Славка чувствовал, что он слушает его, пропуская все рассказанное через себя. Пачка сигарет, лежащая между ними, и пакет с фруктами, что был в руках у мужчины, давно опустели, а на город стали спускаться сумерки.

     - Как тебя зовут? - тихо спросил человек, когда Славка, наконец, умолк.

     - Славка, - ответил он.

     - Николай.

     Они обменялись рукопожатием.

     - Ты, вот что, Слав, - сказал Николай, - Во-первых, я посоветовал бы тебе ничего не говорить о происшедшем на работе и не предъявлять никаких больничных. А то, как бы тебе не потерять ее с такими диагнозами. На транспорте медкомиссия строгая, истина кого-либо интересует мало, а для прикрытия своей филейной части всегда лучше перебдеть, чем недобдеть. Ты ведь еще в отпуске, как я понял?

     Славка кивнул.

     - Выходи из отпуска, как ни в чем не бывало, а если до них что-то дошло и будут задавать вопросы, не вдавайся в подробности. Во-вторых, живи спокойно. Горе матери понять можно, но доказать факт растления на основании этих фотоснимков, вряд ли удастся. В крайнем случае, стой на своем, как на первом допросе. И в-третьих, - Николай достал из кармана блокнот и ручку, - Скажи мне данные Глеба. Хотя бы фамилию, имя, отчество, год рождения и дату смерти.

     - Введенский Глеб, отчества не знаю, на четыре года, как сказал следак, моложе меня...

     - А сам-то ты с какого года?

     - С семьдесят третьего. А дата смерти...- Славка задумался, и прикинув ход событий, припомнил, - Двадцать восьмое июля.

     - Не обещаю, но постараюсь найти могилку твоего друга, - сказал Николай, записывая, - И самое главное, пойми одну вещь. Ты - человек. Такой, какой ты есть, но при этом человек. И все, что есть твое, это твое. И с этим надо жить. Как - это вопрос отдельный. Но - жить! И не смотреть на себя чужими глазами. Думаю, все происшедшее послужит тебе уроком. Как кто-то сказал, для того, чтобы начать жить, нужно сначала умереть. Считай, что ты умер. Теперь надо возвращаться к жизни.

     Николай приобнял его за плечи, слегка встряхнув.

     - Расстаемся - полувопросительно - полуутвердительно проговорил он, слегка улыбнувшись.

     И Славка почувствовал, как впервые за все время, прошедшее с той ночи на берегу, уголки его губ тоже непроизвольно слегка приподнялись.

     - Не знаю, - пожал он плечами.

     Он и правда не знал, хочется ему еще раз увидеть этого человека, или пусть все рассказанное в этом непредсказуемом порыве умрет навсегда?

     - Мы еще встретимся, - заверил его Николай, - Как узнаю про могилу, я тебе позвоню. И ты звони.

     Они обменялись телефонами.

     - Ну, до связи, - протянул он руку Славке, и пожимая протянутую в ответ, добавил напоследок, - И постарайся быть помягче с мамой, как бы тебе это не было трудно.

     Николай пошел в больницу, а Славка направился к метро. Он шел, и не было почему-то того уныния и безысходности, как тогда, когда уходил из другой больницы пять дней назад. Славка шел, сторонясь прохожих, потому что по лицу его безудержно текли слезы. Он сам не понимал почему, но они текли, и Славке не хотелось, чтобы они переставали течь....

     Николай позвонил через три дня. Все это время Славка практически не выходил из дома, чем порадовал мать. К счастью, и во время звонка она была на работе.

     - Как жизнь, Слав? - спросил Николай.

     - Помаленьку, а у вас?

     - Да тоже все в норме, спасибо. Нашел я могилку. Сегодня можешь поехать?

     - Конечно, - ответил Славка.

     - Жду тебя в семь вечера. Метро Озерки, на выходе у эскалатора. Сможешь?

     - Да.

     - Тогда, до вечера.

     Славке вспомнилось, как он коротал часы до встречи с Глебом, и вот опять он подгоняет время. Только теперь, чтобы попасть на его могилу.

     Николай ждал Славку на условленном месте. Они вышли из метро и направились к Выборгскому шоссе.

     Николай вскинул руку.

     - Парголово, - сказал он остановившемуся бомбиле.

     - Какое место в Парголово? - поинтересовался тот.

     - Кладбище.

     Они еще о чем-то потолковали коротко, наверное, о цене, потом сели, и машина рванула с места.

     На кладбище в этот вечерний час было пустынно.

     - Спросить не у кого, - сказал Николай, - Попробуем разобраться сами.

     Они прошли немного по центральной аллее. Николай все время смотрел по сторонам. Славка шагал молча, стараясь не мешать ему ненужными советами. Дойдя до очередной поперечной аллеи, Николай очертил пальцем в воздухе квадрат и сказал:

     - Пойдем по периметру - ты отсюда, я оттуда. Будем обходить все ряды, пока не встретимся в середине. Участок этот. Ищи свежее захоронение, они заметны.

     Николай пошел дальше по аллее, а Славка отправился вглубь участка, прочесывая ряд за рядом. Свежие захоронения не попадались. Он прошел уже почти половину, как вдруг, неожиданно обернувшись, встретился глазами с Глебом. Он смотрел на него своей озорной лучезарной улыбкой, как всегда, когда они встречались. Но… это была только лишь фотография в черной рамке, врытая в свежий могильный холм.

     - Глеб... - прошептал Славка, разом почувствовав головокружение, и что у него слабеют ноги.

     - Глеб! - вырвалось у него, как тогда, на станции, во весь голос.

     В сознании возникла вся картина происшедшего, и упав на могилу, он затрясся в рыданиях…        

     Когда Славка поднял глаза, рядом стоял Николай, скорбно склонив голову. Заметив, что Славка перестал плакать, он сильными руками бережно поднял его с земли.

     - Я... - всхлипывая, говорил Славка, - Я виноват... Я нарочно повел его в кафе, чтобы мы опоздали на электричку... Если бы мы уехали вечером, он бы был жив.

     - Не казни себя, - тихо, но твердо сказал Николай, - Это могло случиться в любой момент и в любом месте.

     - Нет... Это я... я… я… - не мог успокоиться Славка.

     - Запомни место, а сейчас пойдем.

     Николай приобнял его, слегка поддерживая, и они направились к выходу.

     В город вернулись на автобусе. Всю дорогу Славка молча глядел в окно. Молчал и Николай.

     - Вам в какую сторону? - спросил Славка, когда они доехали до метро.

     - На Веселый, - ответил Николай, - А тебе?

     - К Техноложке.

     - Значит, до Невского по пути, идем.

     - Спасибо вам, - искренне поблагодарил Славка, - Сколько я вам должен за такси?

     - Перестань, - поморщился Николай, - Я и думать забыл.

     - Нет, так нельзя, - запротестовал он, - Вы для меня столько сделали...

     - Все, - решительно перебил тот, - Идем, уже поздно.

     Они зашагали к метро.

     - Когда тебе на работу? - спросил Николай на эскалаторе.

     - Через три дня уже. Отдохнул, - вздохнул Славка.

     - Да, веселый получился у тебя отпуск... Как чувствуешь себя? Работать сможешь?

     - Голова маленько кружится иногда ни с того, ни с сего, - признался Славка.

     Они вошли в подошедший поезд и встали у противоположной двери лицом друг к другу, хотя было полно свободных мест.

     - Это после сотрясения естественно, - продолжил разговор Николай, - Полежать бы тебе еще недельку хотя бы.

     - Да справлюсь. Куда я денусь?

     - Не скажи. Я представляю работу водителя. За руль сядешь - совсем другие нагрузки на организм. Ты хоть оставшиеся три дня полежи спокойно, не ходи никуда.

     - Куда мне теперь ходить?

     - Да ладно, - Николай слегка хлопнул его тыльной стороной ладони по животу, ободряюще улыбнувшись, - Крест на себе уже поставил? Жить надо, Славка! Жить и не сдаваться. Хочешь, вместе куда-нибудь сходим?

     Славка поднял на него недоуменный взгляд:

     - Охота вам со мной возиться? У вас же, небось, семья, свои дети есть.

     Николай покачал головой:

     - Нет, Слав, у меня семьи. Так сложилось. Свое, оно, кончено, ближе, но в твоем случае, как видишь, пошло на пользу. Теперь знаешь, где могила друга.

     - Да, это без вас я вряд ли бы узнал.

     - Узнать можно. Просто у тебя сейчас почва, что называется, из-под ног ушла. Обрушилось такое разом - любой сломается. Особенно, когда не понимает никто.

     Славка поднял на него внимательный взгляд:

     - А почему вы поняли? Поверили?

     - Скорее почувствовал.

     - Вы напоминаете мне Глеба, - проговорил Славка, - Он тоже вот так все чувствовал.

     - Ты любил Глеба? - серьезно глядя ему в глаза, спросил Николай.

     - Да. Теперь понимаю, что да. Хотя и тогда казалось.

     - Почему, казалось?

     - Глеб говорил, время должно показать. Теперь я понимаю, что он был прав.

     - Еще что говорил тебе Глеб?

     - Говорил, что такие слова надо говорить один раз в жизни.

     - Это называется культурой чувств. Мало кому она сейчас свойственна, - задумчиво произнес Николай.

     Незаметно доехали до Невского.

     - Мне выходить, - сказал Николай.

     Славка взглянул на него и вдруг ощутил горячее желание не расставаться с этим человеком. Именно сейчас, когда возникла между ними эта откровенность, протянулась незримая внутренняя нить. Ему показалось, что никто и никогда его так не понимал за всю прожитую жизнь.

     Славка поднял голову, и на какой-то миг они замерли, глядя в глаза друг другу.

     Поезд остановился, они вместе вышли на платформу.

     - Проводить решил? Тебе же дальше... - с грустной нежностью проговорил Николай.

     Славка стоял, глядя в пол, и не знал, что сказать. Николай, казалось, тоже был растерян.

     - Поедешь со мной? - наконец, тихо спросил он.

     Славка, не поднимая взгляда, нерешительно пожал плечами. Некоторое время они молчали. Наконец, Николай приобнял его за плечи и слегка встряхнул, как тогда, в сквере у больницы:

     - Матери позвони, что задерживаешься.

.     - Она не узнает. Она сегодня в ночную, - ответил Славка.

     Они доехали на метро до улицы Дыбенко, и пройдя немного, вошли в белую шестнадцатиэтажную кирпичную башню.

     Квартира Николая выглядела очень чистой. Не было ни одной брошенной, как попало, вещи. Одну из стен в комнате полностью занимали книжные полки. Вся обстановка состояла из мягкой тройки, журнального столика, компьютера и платяного шкафа. В углу висела икона, а все пространство пола покрывал ковер. Мебели было мало, и поэтому небольшая квартира выглядела просторной. Такой же просторной казалась и кухня, особенно за счет большого окна, полуэркером выходившего на лоджию.

     - Разувайся, проходи, посмотрим, чем богаты, - сказал Николай.

     Он прошел в кухню и начал рыться в холодильнике. Войдя, Славка с порога ощутил нечто такое, что, несмотря на простоту обстановки, называется уютом.

     - Извини, гостей не ждал. На ужин могу предложить только пельмени, - с долей неловкости проговорил Николай, когда Славка появился на кухне, - Холостяцкое хозяйство.

     - Не подумаешь, что холостяцкое, - сказал Славка, - Видел я такие.

     - Что ты только в своей жизни не видел? - отозвался Николай, - На тот свет даже уже заглянул.

     - А правда, - оживился Славка, - Вы, наверное, не поверите, но когда я ... Ну, короче, в ванной... У меня что-то такое было... Ну, как будто летаешь во сне. Так легко сразу стало. Или мне кажется?

     - Не кажется, - односложно ответил Николай и перевел разговор, - Пить нам, пожалуй, не стоит. Мне завтра вставать, чем свет, а тебе вообще надо пока воздержаться.

     - Ну, за знакомство можно было бы немного, если есть,- нерешительно возразил Славка.

     - Искуситель, - покачал головой Николай, доставая с полки бокалы, - Только по бокалу красного вина, это не повредит, но не больше. Кстати, скажи спасибо, что тебя так просто из больницы выпустили. Раньше, насколько я знаю, после суицида на учет в психушку ставили. Так что на работе - ни одного лишнего слова. Понял?

     - Да понял, - поморщился Славка, - Мать бы только не ляпнула чего.

     - Поговори с ней. Не враг же она тебе.

     - С ней поговоришь... Вот вы, посторонний человек, понимаете меня, а она... Да и поп ей какой-то голову заморочил.

     - Слав, говори мне ты, ладно? - попросил Николай, посмотрев ему в глаза.

     - Ладно, - неуверенно пожал плечами Славка, - Если вам... Если тебе так хочется...

     - Просто мне показалось, что тебе больше всего не хватало в жизни старшего себя мужчины, которому ты бы мог сказать «ты».

     Славка смущенно опустил взгляд, слегка покраснев.

     - Без отца вырос?

     Николай спросил это так, что обидеться было невозможно. Наоборот, у Славки возникло ощущение, что в их отношениях исчезла последняя недосказанность. Он чист перед этим человеком. Он такой, какой он есть, и человек понимает его.

     - Я так и понял, - улыбнулся Николай.

     И Славка, наверное, впервые за всю сознательную жизнь, так же непринужденно улыбнулся в ответ.

     Это была не та улыбка, какой он отвечал приятелям, не та, когда просто смеялся, не та, когда улыбался сам себе. Это была улыбка свободного человека, исходящая из глубины его поруганной многострадальной души. Души человека, привыкшего постоянно скрывать свои чувства от окружающих.

     Они сели за стол. Зазвенели, сомкнувшись, бокалы, и Славка забыл обо всем. Ему было хорошо. Это было даже не так, как с Глебом, когда им владела страсть. Сейчас ему было просто хорошо, как бывает, когда не надо лгать и что-то скрывать, и когда ощущаешь себя кому-то нужным.

     О времени они вспомнили, когда стрелка часов перевалила за полночь.

     - Ты говорил, тебе рано вставать, - опомнился Славка.

     - Ничего. Не впервой, - спокойно ответил Николай.

     - Я еще успею на метро... - негромко проговорил Славка, опуская глаза в пол.

     - Ты можешь остаться... - так же тихо прозвучал в ответ голос Николая.

 

 

  12.

 

     - Поласкай меня...

     Славка произносил эти слова уже третий раз, и Николай вновь откидывал одеяло и начинал водить руками по его телу. Славка ощущал прикосновения сильных мужских ладоней, сжимавших шею, бицепсы, колени и утопал в нахлынувших ощущениях. Его тело, испытывавшее почти всю жизнь только побои от таких желаний, получало ласку и отзывалось на нее каждой клеточкой.      

     Николай поворачивал его на живот, массировал спину, снова переворачивал, несколько раз прикасался и сжимал там, где давно уже было все твердо, но, не задерживаясь, шел дальше. И Славке вдруг не захотелось, чтобы происходило ЭТО. Он жаждал только ласки...

     - Ты плачешь? - спросил Николай, заметив, что подушка под Славкиной головой влажная.

     - Не знаю... Нет... Просто слезы почему-то текут. У меня уже один раз так было.

     - Спи, малыш, - Николай поцеловал его в лоб и бережно укрыл одеялом.

     Славка положил на него сверху руку, и уткнувшись в шею, стал впадать в сладкую дрему...

     Сквозь сон он услышал, как заиграл мобильник, и ощутил пустоту рядом. Привыкший вставать на работу ночью, сейчас Славка почувствовал, что это выше его сил. Он раскинулся на постели и опять заснул. Разбудили его только сильные руки, поднявшие с постели и посадившие на край. Прямо перед ним, на журнальном столике, стояла чашка горячего кофе.

     Николай был уже одетый.

     - С добрым утром. Прости, Славеныш, но мне надо по делам.

     Славка встал на ноги и сладко потянулся:

     - А их нельзя перенести?

     - Нельзя, - Николай шутливо потрепал его мужские принадлежности, - Одевайся, бесстыдник.

     Славка улыбнулся, и усевшись на постель, принялся пить кофе.

     - Впрочем, можешь остаться, - сказал Николай, - Только я приду поздно вечером.

     - Тогда поеду лучше, пока мать с ночи не вернулась.

     - Верное решение. И дай мне слово, что оставшиеся три дня проведешь в постели.

     - Строгий папик. А у тебя, правда, нет своих детей?

     - Нет.

     - И ни разу не был женат?

     - Нет, Славеныш. Слово даешь?

     Как-то просто и душевно звучало у него это «Славеныш». Так Славку не называл никто. Только бабушка говорила Славенок. Но это было так давно...

     - Даю, - улыбнулся Славка, ставя на столик пустую чашку.

     - На, вот... - Николай порылся на полке и протянул ему несколько дисков, - Старые советские комедии. Полежишь, развлечешься. Они добрые и никогда не надоедают. А то, у тебя, небось, одни стрелялки да мочилки.

     - Я не люблю их как раз. Мне приключения нравятся.

     Славка оделся и они вышли.

     - Колян, а у тебя, правда, никого нет? - задал мучивший его вопрос Славка, пока они шагали к метро.

     - Что ты имеешь в виду?

     - Что, что? То самое.

     - Нет, - ответил Николай, - Хотя у меня много знакомых людей, которым я часто бываю нужен. Тебе придется с этим смириться.

     - И парни есть?

     - Есть и парни. Один из них часто ночует у меня. Бывает, со своей девчонкой. Со временем ты все поймешь, а пока придется мне поверить.

     Славка взглянул на него.

     - Трудно поверить.

     - Почему?

     - Ты красивый, хорошо сохранившийся мужик. Неужели никого не мог найти себе?

     - Я тебя нашел, - серьезно ответил Николай, - И этого мне вполне достаточно.

     Они остановились у метро.

     - Мне на автобус, - сказал Николай, - Я тебе позвоню.

     Они пожали друг другу руки и расстались.

     Вернувшись домой, Славка первым делом позвонил в парк справиться о наряде. Диспетчер меланхолично назвала время явки, маршрут и номер выхода. Это успокоило его. Терять работу не хотелось. Славка принял контрастный душ, и растеревшись полотенцем, в самом деле, лег поверх одеяла, поставив на компьютер «Кавказскую пленницу». На душе было так спокойно, как не бывало, наверное, никогда. Он слышал, как вернулась мать и ушла за шифоньер отдыхать после ночной смены. Славка перевел звук в наушники, и незаметно задремал.

     Телефонный звонок раздался ближе к вечеру. Славка чертыхнулся про себя, услышав, что мать опередила его.

     "Сейчас начнется", - подумал он и не ошибся.

     - А кто его спрашивает? - зычным голосом спросила мать, но услышала в ответ что-то такое, что заставило ее молча в растерянности передать вышедшему из комнаты Славке трубку.

     - Да, - ответил он.

     - Привет, Славеныш, - послышался спокойный голос Николая, - Как дела, как самочувствие?

     - Нормально. Кино лежу смотрю весь день.

     - Нравится?

     - Да, вообще-то... Детство вспомнилось.

     - Голова не кружится?

     - Нет. Все нормально. В парк позвонил. Там все спокойно. Сказали, когда выходить на работу, ничего не спросили.

     - Это хорошо. Помни, что я тебе говорил.

     Славке хотелось многое сказать Николаю, но все услышит мать. Больше всего ему хотелось бы сейчас просто оказаться рядом. Кажется, Николай понял это.

     - Мама сегодня опять в ночь уйдет на работу? - спросил он.

     - Да, - односложно ответил Славка.

     - Если, правда, себя нормально чувствуешь, можешь опять ко мне по-партизански.

     - Конечно, - не в силах сдержать радость, отозвался он.

     - Тогда до вечера, Славеныш.

     - До свидания.

     Славка повесил трубку.

     - Есть будешь? - как-то особенно посмотрев на него, спросила мать.

     - Можно, - ответил Славка, усаживаясь за стол, - В магазин сходить?

     - Сама давно сходила, пока ты спал.

     - Прости, ма...

     Славка был до того счастлив, что забыл про их внутреннюю вражду, назвав ее, как в детстве.

     - Прям светится весь, как из больницы вернулся, - проговорила мать, ставя перед ним тарелку с борщом.

     - Как сказал один великий, чтобы начать жить, нужно сначала умереть, - ответил ей Славка.

 

 

  13.

 

      Прошло лето, настала осень. Славка вышел на работу, и жизнь вошла в свою колею. Мать после его попытки самоубийства смотрела на него иначе, перестала приставать с покаянием, но по глазам Славка видел, что все равно смотрит, как на пропащего. Однако перемены в поведении сына успокаивали ее.

      К Николаю Славка ездил только тогда, когда она работала в ночь, и успевал вернуться до ее возвращения. Он невольно стал оберегать отношения с Николаем как что-то дорогое для себя. И вообще, с тех пор, как тот появился в его жизни, многое, что раньше мешало, отошло на второй план - опущенные глаза жильцов при встрече в парадном, недоброжелательность соседей, грубость пассажиров.

     Они ездили несколько раз с Николаем за город. Один раз в лес под Вырицу, где жарили шашлыки на костре, другой - за грибами в Лемболово, а дважды просто погулять по паркам Павловска и Царского села.

     С наступлением зимы решили кататься вместе на лыжах. Специально для этого, они купили их для Славки, и теперь они стояли в квартире Николая. Славке было приятно видеть в его доме принадлежащую ему вещь, но самым приятным сюрпризом был подаренный ему Николаем на день рождения мобильный телефон. Теперь они могли общаться постоянно, а не только в отсутствии дома матери, и звонили друг другу по несколько раз на дню.

     Только одно омрачало отношения - занятость Николая. Ему все время звонили какие-то люди, он всегда кому-то что-то обещал, у него постоянно менялись планы. И хотя, судя по разговорам, речь шла не о каком-то интиме, Славке было неприятно. Кажется, Николай и сам почувствовал это.

     - Трудно тебе со мной? - спросил он как-то Славку.

     - Я только понять не могу, чем ты все время занят?

     - Разным. Работа, потом я помогаю в детской больнице, да и по жизни есть люди, которым нужна моя помощь.

     - Странный ты, - пожал плечами Славка, - всем готов помогать.

     - Я понимаю, что тебе неприятно это, но принимай меня таким, какой я есть.

     - Стараюсь... Лазил, кстати, у тебя по компу, - добавил мрачно Славка, - Мальчиков до фига на фотках, и письма тебе пишут.

     - А ты читал эти письма?

     - Хотел. А потом раздумал. Пусть уж я лучше ничего знать не буду.

     - А ты почитай. Нехорошо, конечно, но у меня от тебя секретов нет.

     Николай подошел к компьютеру и открыл какую-то папку. На мониторе возник красивый парень в приспущенных плавках.

     - Это Миша. Познакомились на каком-то форуме, в жизни не встречались. А это, - он открыл другое фото, - теперь его друг. Я помог им найти друг друга. Показалось, что это именно то, что им нужно обоим. И не ошибся. Правда, это, наверное, единственный случай. Они сами хотели найти свою половину, а это бывает не часто. Почитай, если не веришь.

     - Верю. Просто мне не хочется тебя ни с кем делить.

     - Ты не делишь, будь уверен. Но, с другой стороны, не будь я таким, мы бы и с тобой тогда не познакомились.

     Здесь Славке действительно было нечего возразить.

     Николай открыл еще несколько снимков.

     - Ты лучше это посмотри. Это из моей поездки по Израилю. А ты за границу ни разу не ездил?

     Славка покачал головой.

     - Поехали вместе. Делай загранпаспорт.

     - Куда?

     - Да мало ли куда, раз ты нигде не был?  Теперь это стало доступно, надо пользоваться.

     - Да как? Я и языка не знаю...

     - Думаешь, я полиглот? А съездил, и ничего. В магазине можно все показать пальцем, а экскурсии заказать с русскоговорящим гидом.

     - Если только потому, что с тобой, - сказал Славка.

     Николай обнял и поцеловал его:

     - Мне хочется, чтобы ты увидел мир...

     Настала зима. В тот вечер они собрались сходить на гастрольный спектакль московского Ленкома. Славка мечтал посмотреть на живого Караченцова. Отдохнув немного после смены, он приехал к Николаю. Тот встретил его озабоченный:

     - Проходи, раздевайся...

     - Так чего раздеваться-то? Мы же сейчас пойдем, наверное?

     - Понимаешь, Славеныш, - с долей неловкости сказал Николай, - у меня неожиданно изменились планы...

     Славка помрачнел:

     - Опять?

     Николай обнял и поцеловал его.

     - Прости. Мы сходим в театр в другой раз, я обещаю, а сейчас мне надо исчезнуть буквально на три часа. Я вернусь, и мы проведем вечер вместе...

     - Кто-то умирает, да? Могут быть неотложные дела у врача, но ты же простой санитар. Тебя что, некем заменить?

     - Я не только санитар...

     - А кто ты? Где ты вообще работаешь? - вскинулся Славка, - Ты все рассказал про себя, про меня все знаешь, а это скрываешь!

     - Слава, разве это имеет значение? Разве я больше или меньше любил бы тебя, работай ты не водителем, а еще кем-то?

     - Для меня тоже не важно, но я не люблю, когда мне врут!

     - В том-то и дело, что я не хочу врать, - потупил взгляд Николай, - Просто я не уверен, что ты адекватно это воспримешь...

     - Что?! Что я не восприму? Ты киллер? Рэкетир? Криминальный авторитет? Тебя ищут?

     - Ну, что ты говоришь такое?

     - Я хочу знать, кем работает человек, которого я люблю и вижу голым в горизонтальном положении, - твердо сказал Славка, - Я имею на это право?

     Николай вздохнул и на мгновение задумался.

     - Пошли, - решительно сказал он.

     - Куда?

     - Со мной, если ты хочешь все знать. Наверное, так будет лучше.

     Они вышли из дома и направились к автобусной остановке.

     - Как мама? - спросил Николай.

     - Нормально. Успокоилась последнее время.

     - Познакомить нас не хочешь?

     Славка нахмурился:

     - Потом. Догадается.

     - Ну, вот видишь, - мягко, но внушительно сказал Николай, - У каждого человека могут быть причины на необъяснимые поступки...

     Они стояли на задней площадке автобуса, прислонившись к стенке у окна. На остановке вошли две старушки, и слегка улыбнувшись, поклонились Николаю. Он ответил им. То же произошло и на следующей.

     - Уже интересно, - заметил Славка, - Откуда они тебя знают?

     - Сейчас поймешь. Выходим.

     Они вышли из автобуса. Напротив остановки находился храм.

     - Нам туда, - сказал Николай, когда они переходили улицу.

     - Куда? - не понял Славка.

     - Туда, - указывая взглядом на храм, повторил Николай.

     - В церковь? Ты что - поп?!

     Николай твердо взял его под руку и провел мимо храма к примыкающему к соседнему дому скверу:

     - Пойдем, поговорим немного...

     Славка оторопело шагал рядом. Он предполагал все, но только не это. Хотя его шокировали иконы, когда он впервые пришел к Николаю домой, но он решил, что, возможно, это дань моде, и ничего не спросил. Он видел серебряный крестик на цепочке на его шее, но крестики тоже носят многие. А тот сам никогда не заводил разговора на эту тему. Скорее, даже уходил от нее, когда заговаривал Славка.

     Они вошли в сквер и остановились у скамейки.

     - Ну, вот ты и знаешь, где я работаю, - спокойно глядя ему в глаза, проговорил Николай, - Только я не поп, как ты выразился, а чтец-алтарник, церковнослужитель. Хотя, вряд ли тебе это о чем-то говорит...

     - Да не хочу я знать ваших дел! - воскликнул Славка.

     - Не кричи так, - попросил Николай, оглянувшись на улицу.

     - Боишься? Ну, как же! Вдруг узнают, что ты гей?

     - Бог все знает, Слава, - спокойно сказал Николай, - Надо пощадить людей, для которых это может стать шоком, как стало для тебя известие, что я церковнослужитель.

     - Нет... Ну, это вообще, - истерически хохотнул Славка, - Вот все вы там такие!

     - Какие?

     - А такие! Двуличные, лживые, лицемерные! Говорите одно, а сами...

     - Ты много с нами общался?

     - Да моя мать общается! Мы с ней чужими людьми стали из-за того, что ей какой-то поп наплел.

     - Какой-то, это еще не значит - все.

     - Да? А другие лучше? Те, что с иконами пришли громить гей клуб в Москве? Те, что участвовали в разгоне гей-парада? Я сам выдел по телевизору, как они со своими е...нутыми фанатиками били нас крестами по голове!

     - От имени церкви, если хочешь знать, может выступать только Святейший патриарх, - твердо ответил Николай, - А он никаких заявлений по этому поводу не делал и крестом по голове никого не бил. Если какой-то неадекватный священник проявляет своеволие, не имея на то благословения, это не повод судить о всей церкви. Я поэтому и не хотел раньше времени открывать тебе всего. Я знал, что ты это не воспримешь. Правда, не думал, что до такой степени...

     Со стороны храма послышался колокольный звон.

     - Слава, прости, у меня служба, - сказал Николай, - Приходи вечером, и спокойно обо всем поговорим. Я не изменил к тебе отношения.

     Он повернулся и пошел по направлению к храму.

     Оставшись один, Славка закурил и в волнении сделал несколько кругов по скверу. Такого он действительно не ожидал. Ему было горько. Единственный человек, которому он доверился во всем, к которому прикипел душой, и с которым делил постель, оказался из ненавидимых им церковников.

     Он никогда не забудет глаза матери, когда она кричала ему в лицо:

     «Батюшка сказал... Батюшка велел... Таким нельзя родиться, таким можно только стать...»

     Чужие, одержимые глаза. Глаза, напоминающие те, что он видел в телерепортаже о разгоне гей-парада. И избиваемых ребят... Таких же, как он сам.

     «И что теперь? - подумал Славка, - Опять на плешку?»

     Славка почувствовал, что глаза его непроизвольно наполняются слезами. Он понимал, что по-прежнему относиться к Николаю уже не сможет, и чувство непоправимой утраты овладело им.

     «Я люблю его... Его сильные руки... Его каждую клеточку... Его самого...»

     Откуда это? Ну, да. Так говорил Женька про своего Руслана, когда они случайно встретились в Катином садике.

     Неожиданно Славке показалось, что точно так же он мог бы сказать сам о своих чувствах к Николаю.

     Он утер набежавшие слезы, закурил и сел на лавочку в раздумье. Что же делать? Придти вечером, как предлагал Николай, обо всем поговорить? А о чем? Что эти разговоры изменят? Стало быть, и приходить не стоит. Отрубить, так сразу. Меньше боли...

     Славке вдруг так захотелось взглянуть на Николая в последний раз, хотя бы издалека, что, бросив сигарету и преодолев предубеждение, он направился к храму.

     Шла всенощная под Введение. Когда Славка вошел, служилась лития, и духовенство стояло на середине храма. Прихожан было много. Стараясь никого не толкнуть, он протиснулся в сторону и встал у стены.

     Что-то возгласили, запел хор, и из боковых дверей на возвышении, завершающем пространство храма, медленной походкой вышел Николай. На нем было голубое церковное облачение, а в руках он держал какой-то золоченый поднос с тремя горящими свечами и уложенными горкой булочками. Было столько торжественности в его походке и глазах, что Славка узнавал и не узнавал его.

     Николай вышел на середину храма, поставил поднос на столик, медленно перекрестился на центральные врата, слегка поклонившись, после чего, полуобернувшись, сделал такой же поклон стоящему посередине всех попу в куполообразной шапке, который ответил ему легким наклоном головы.

     Славка пристально смотрел в преображенное внутренним чувством лицо Николая и недоумевал. Он не видел наигранности, притворства, лицемерия. Это был его Колян, участливый, добрый, шутливый, ласковый. И это был не он.

     Неожиданно их взгляды встретились. Славка заметил, как тот чуть вздрогнул, и глаза его осветились изнутри светом радости. Николай едва заметно кивнул ему и немного приподнял уголки губ в улыбке, а Славка почувствовал, что глаза его вновь наполняются слезами. Он не хотел его терять. Не хотел несмотря ни на что! С такой отчетливостью вдруг он это понял.

     Спустя какое-то время, все священники ушли в алтарь. Вынесенный Николаем поднос, после того, как главный, судя по всему, поп что-то поговорил над ним и перекрестил, понес другой служитель в таком же облачении, как у Николая, дополненным свисающей через плечо лентой. В храме погасили свет, закрыли врата, а из боковых дверей опять вышел Николай, держа перед собой в руках книгу, и встал посреди храма. Какая-то бабка услужливо протянула ему свечку.

     - Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение...- начал читать Николай громким и размеренным голосом, освещая свечой книгу, которую держал в руке. Он читал долго, выговаривая какие-то непонятные слова, но стоящие в храме люди благоговейно слушали его. Славка тоже слушал, ничего не понимая, и в душе его боролись противоречивые чувства.

     Он достоял всю службу до конца, просто наблюдая со стороны за происходящим, и неожиданно ощутил, глядя на этих людей, что рядом с ним протекает какая-то совсем другая, неведомая ему жизнь. Он не знал, как к ней относиться. Там были озлобленные попы, была фанатичная мать, но были и эти люди, среди которых он заметил даже своих сверстников. Неожиданно он вспомнил, что бабушка его тоже ходила в церковь. Его добрая старенькая бабушка... Там был и его Колян.

     После окончания службы, он подошел к Славке.

     - Пойдем? - как ни в чем не бывало, спросил Николай.

     Славка молча пошел рядом. Противоречивые чувства не оставляли его. Ему хотелось о многом спросить Николая, но он не знал с чего начать.

     - И давно ты там? – наконец выговорил он.

     - Семь лет без малого.

     - Как угораздило-то?

     А как, действительно, его угораздило?

Да можно сказать, случайно. Хотя, в каждой случайности всегда присутствует своя закономерность…

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ