АЛЕКСАНДР СОКОЛОВ


ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ ТРОПА


Повесть




1.

-Ну, что, Валерий Аркадьевич? Превосходно! Как всегда – превосходно.
Редактор встал, заложил руки в карманы и несколько раз прошелся, не выходя из-за стола, от стены к стене.
На губах у Валерия заиграла улыбка:
-Я рад. Как всегда - рад.
Редактору было уже за шестьдесят, но выглядел он крепко, мыслил ясно и покидать своего кресла не собирался. И вообще, в стенах этого издательства еще витал дух той эпохи, которая рухнула через десяток лет после рождения Валерия, и воспоминания о которой у него всегда отдавали какой-то сладостной ностальгией.
-Хотел предложить вам  интересную работенку…
Редактор порылся в ящике стола и извлек довольно объемистую папку:
-...Но, как сказано кое-где, меня одолевают смутные сомнения. Взгляните сами. 
Валерий взял и начал листать материал.
-Сомнения относительно моих способностей? – уточнил он.
Редактор усмехнулся и стал набивать свою неизменную трубку.
-По этому поводу у меня, как раз, сомнений не возникает. Мне бы очень хотелось, чтобы работу выполнили именно вы, - проговорил он прикуривая.
По кабинету поплыл ароматный дымок Золотого руна. Редактор не признавал ничего другого, очевидно, тоже все еще с тех времен. Впрочем, это касалось не только сорта табака.
-Срок, - пояснил он, - Это должно быть сделано к пятнадцатому апреля.
-Ну, это мне не успеть, - сказал Валерий, закрывая папку, - Даже и речи быть не может. Мне очень жаль.
-И мне, - кивнул головой редактор, - Уж как мне-то жаль, не могу вам передать, дорогуша.
-Ну, вы же знаете, я могу заниматься этим только в свободное время.
Редактор потягивал трубку и смотрел на Валерия внимательным взглядом:
-Давно хочу у вас спросить, а что вам мешает сделать рокировку?
-В смысле? – не понял Валерий.
-В самом прямом. Сделать перевод своим основным занятием, а юриспруденции посвящать свободное время? Я не хочу вам задавать бестактных вопросов о размере вашего гонорара, или как там это называется, в вашем департаменте, но наши расценки вам известны. Помножьте их на свою работоспособность, при том условии, что будете востребованы постоянно, и этот результат я вам гарантирую. По крайней мере, пока я здесь.
-Пока вы здесь? – многозначительно уточнил Валерий.
Редактор усмехнулся одними глазами и спросил:
-А там? Вы уверены, что там понятие «пока» не актуально? Или у вашей фирмы такая бронированная, как теперь выражаются, крыша, что ей не страшны любые стихийные бедствия? 
-Я трезво смотрю на вещи, - ответил Валерий, - но пока еще не созрел для такого решения.
-А в моральном отношении? – не сдавался редактор, - Конечно, социум есть социум, но… Вы же интеллигентный человек. Мне почему-то кажется, что мир в душе - это для вас отнюдь не абстрактное понятие, как для многих.
  Валерий опустил взгляд. Они помолчали.
-Поймите меня правильно, - опять заговорил редактор, - я на вас не давлю, я только предлагаю подумать. Я не знаю, какой вы юрист, но то, что переводчик вы от Бога - это факт. 
-Спасибо, - сказал Валерий, поднимая глаза на редактора, - Могу еще быть вам полезен?
-Дорогуша, уж кто-кто, а вы всегда можете…
Он придвинул Валерию еще одну, тонкую, папку.
-Беретесь? Срок, как всегда,  не устанавливаю, поскольку вы в этом не нуждаетесь.
-Берусь, - кивнул головой Валерий, посмотрев объем и бегло пробежав глазами «по диагонали» пару страниц.
-Договорились, - сказал редактор, поднимаясь и протягивая ему руку.
Валерий вышел из издательства и поехал к одному из клиентов. Вопрос не стоил выеденного яйца, но клиент был страшный зануда. Почти по каждой поставке у него находилось множество претензий на пустом месте, и расставить все акценты, не вступая в длительную переписку,  можно было только при личном присутствии.
Вырулив на Садовое кольцо, Валерий оказался в мертвой пробке. Он вытащил смартфон, определил, что стоит добрая половина магистрали, и безнадежно ткнул пальцем в панель. В машине негромко заиграла музыка.
«Надо было на метро», - с досадой подумал Валерий.
Как всегда в таких случаях, машина превращалась для него из средства передвижения в камеру пыток. Хотя тереться в толпе он тоже не любил. Валерий стал замечать, что последнее время его все больше стало тянуть к одиночеству. Редактор своими откровениями, что называется, разбередил ему душу. Ведь Валерий и сам об этом думал. Он склонялся к мысли, что работа над переводами стала в его жизни своеобразной отдушиной.  Он погружался в нее целиком, отдыхал за ней от постоянного вынужденного общения, даже забывая порой, что делает работу за деньги. 
А деньги были нужны постоянно. То на летний отдых, то на ремонт, то подходила страховка на машину, потом решили взять еще одну, для Людмилы, а три года назад добавился еще и коттедж. Валерий ненавидел свою работу,  но она приносила приличный доход, и ее потерю их семейный бюджет не выдержал бы.
Его вторая специальность упала в руки Валерию сама, без его желания, можно даже сказать - вопреки. Так сложилось, что когда он еще учился в школе, неожиданно, из-за конфликта с директором, в самом начале учебного года уволилась преподавательница английского языка. Оставшись на всю школу в единственном числе, другая возопила от предлагаемой нагрузки, и под угрозой последовать за своей коллегой, отказалась от трех классов, в числе которых оказался и тот, в котором учился Валерка. 
Постоянного преподавателя нашли только через два года, когда класс был уже выпускным. За все это время приходили три человека, никогда ранее не работавшие в школе, которые, попав в этот «ад» впервые, не выдерживали каждый больше двух месяцев. 
Понятно, что у всех, кто не занимался самостоятельно и не считал этот предмет для себя необходимым, а таких было большинство, образовался невосполнимый пробел. Нашедшейся, в конце концов, молодой учительнице пришлось употребить все свои силы и возможности, чтобы ее ученики смогли хотя бы открыть рот на выпускном экзамене. Лишь только этого и удалось ей добиться, и им всем, в том числе и Валерке, автоматом поставили тройки за произнесенные несколько фраз. 
Однако, на вступительном экзамене в институт, даже, несмотря на то, что благодаря отцу, этот вопрос был уже решен на соответствующем уровне, такие познания были явно недостаточны. На все оставшееся до экзамена время ему был нанят репетитор и дано категорическое указание от отца «кровь из носа» подготовиться так, чтобы не ударить лицом в грязь. Валерке ничего не оставалось, как подчиниться, но при этом ему стало казаться, что он возненавидел теперь английский на всю оставшуюся жизнь.
Репетиторша, женщина средних лет, уныло посмотрела на него, когда он явился первый раз, и равнодушно проговорила:
-Проходите, молодой человек, раз пришли. 
Она села за стол, открыла учебник, ткнула пальцем в первую попавшуюся строчку и сказала:
- Посмотрим сначала, на что вы способны. Переведите мне эту фразу.
«В нашем городе много заводов и фабрик», - прочитал Валерка.
-In our town many plant and factory, -  пробубнил он и тут же поправился, - Factories, конечно. Plants and factories.
Губы женщины дрогнули в сдерживаемой улыбке:
-Вы простите меня, надеюсь, если я буду иногда ни с того, ни с сего улыбаться?
Валерка неопределенно повел плечом.
-От нуля! – становясь серьезной, вынесла приговор репетиторша и начала с ним работать.
Надо сказать, что это она умела. Спустя полтора часа, Валерка поднялся из-за стола, чувствуя, что у него взмокла спина.
-Я не горела желанием с вами заниматься, - сказала ему на прощанье репетиторша, - После разговора с вашим отцом, я думала, что ко мне заявится какой-то прилизанный оболтус. Вы такого впечатления не произвели, но ваш уровень ужасен. Спасти положение в столь короткий срок может только лишь ваше усердие. 
Проверяя его домашнее задание после двух занятий, она неожиданно подняла над тетрадью красную ручку и спросила:
-Вы не знаете, для чего я это делаю? Почему вы не скажите прямо, что вам это не нужно? Я не привыкла выполнять мартышкин труд.
-Мне это нужно, - сказал Валерка.
-Нет. Это нужно только вот этой бумаге, раз я третий раз правлю одно и то же. Единственное, что необходимо для изучения  языка – это внимание и память. Мне думается, вам еще рано жаловаться и на то, и на другое. Стало быть, вывод напрашивается сам собой.
Валерка напрягся. Во-первых, приближался экзамен, а во-вторых, вопреки самому себе, он почувствовал уважение к этой говорящей правду в глаза сердитой женщине. И еще ему показалось, что она поверила в него, а этого Валерке в те годы недоставало почему-то больше всего.
Когда он, еще через два занятия, запинаясь, переводил текст, а репетиторша бесстрастным голосом поправляла его буквально на каждой фразе, глядя в пространство и думая, как ему казалось, о чем-то своем, она вдруг неожиданно пристально посмотрела на него, и перебив на полуслове, сказала:
-А давайте не поступать в этом году.
Валерка запнулся и непонимающе уставился на нее.
-Я предлагаю вам отказаться от поступления и продолжить наши занятия. Тогда через год вы поступите в иняз безо всякой протекции. Я гарантирую это. У вас есть большие способности от природы к овладению языками.
Он растерялся, не зная, что ответить. Валерка не мог отказаться от поступления, зная, что вопрос уже был подготовлен отцом, да и вообще, иняз не котировался в его сознании как база для жизни. Кажется, репетиторша почувствовала, о чем он думает.
-Завтра я встречаюсь с вашим отцом по поводу оплаты, - сказала она, - Я выскажу ему свои соображения на этот счет, а вы уже достаточно взрослый человек, чтобы принимать решения. Я согласие дала, слово за вами.
Валерка не стал ничего говорить дома, но о том, что у отца с репетиторшей разговор состоялся, понял по его пристальному взгляду, который тот на него бросил, вернувшись на следующий день домой.
-Успехи делаешь? – спросил отец.
Валерка ничего не ответил, лишь пожал плечами.
-Похвально. Мог бы и самостоятельно заниматься два года, раз такой способный. Мне не пришлось бы сейчас выбрасывать деньги на ветер.
Больше он не сказал ничего.
Когда Валерка пришел на очередной урок, репетиторша сказала:
-Я имела appointment с вашим отцом, но мы, к сожалению, не поняли друг друга. Безусловно, я признаю его право видеть в вас второго Плевако, но я тоже заметила в вас то, что вижу далеко не в каждом, и с моей точки зрения, неразумно хоронить в себе такие способности. У вас лично есть желание продолжать заниматься, вне зависимости от того, поступите вы на этот год или нет? 
-Я поступлю, - глядя ей в глаза, твердо сказал Валерка, - И желание есть.
-Я так и думала, - обронила репетиторша, и нельзя было понять, к чему из того, что сообщил ей Валерка, это относилось.
А занятия они продолжили, хотя теперь Валерке приходилось платить за них уже самому. Отец не терпел, когда шли против его воли, но Валерка пошел даже на то, что стал ради этого подрабатывать курьером. Ему было интересно, поскольку занятия начали приносить реальные плоды. И еще его подогревала вера в него репетиторши, которая делала для этого, как он чувствовал, все возможное, сама почти по-детски радуясь его успехам. 
Однажды, спустя  примерно полгода с начала их занятий, она протянула ему папку:
-Мне заказали перевод этой статьи. Материал несложный, хотите дерзнуть?
Валерка сдержанно отнесся к этому предложению, поскольку догадался, что работа оплачиваемая, и то, что она «впрягла» его, ему не понравилось. Однако папку взял, и просидел над ней весь вечер и половину ночи, хотя статья содержала всего четыре страницы. Перепечатав под утро пятый вариант своего перевода, он вручил его на следующем занятии репетиторше.
-Спасибо, я посмотрю, - сказала она.
Еще через урок, она положила перед ним на стол листок.
-Это доверенность. Съездите в издательство и получите гонорар, - пояснила она, - Эти деньги вы заработали сами - ваш перевод приняли. Я поправила кое-что, но в целом вы справились. Я бы даже сказала, блестяще справились для первого раза.  А доверенность, чтобы у вас не было предположений, что я вас использую.  Если возникнет желание заниматься этим впредь, могу вам изредка давать такую работу. Пока под моим именем, но если так пойдет дальше, думаю, что смогу в скором времени вас кое-кому представить.
-А со мной захотят иметь дело? – усомнился Валерка, - Диплома же у меня нет.
-Это можно решить, - успокоила его репетиторша, - Высшее гуманитарное у вас будет, закончите еще хотя бы академические госкурсы, и официальное основание появится. Да с вашим уровнем, я думаю, можно будет сдать экстерном.
Так Валерий стал, кроме юриста, еще и переводчиком, и благодарил судьбу, что на его жизненном пути встретилась эта не похожая на других, одинокая женщина, сумевшая пробудить в нем не замеченные никем способности, заронив при этом в душу мысль о возможности жить среди множества людей своей жизнью.
Машины стояли плотной стеной. Иногда начиналось едва заметное движение, но тут же опять замирало. Валерий держал ногу на тормозной педали, слегка отпуская ее, чтобы подъехать к предыдущей машине, и не делал никаких попыток прорваться вперед за счет маневров из ряда в ряд. Мысли, растревоженные редактором, продолжали владеть им. Валерий вспоминал и удивлялся, сколько случайностей получили потом продолжение и стали вехами его жизни. Ведь женился он тоже, можно сказать, случайно.
С Людмилой он познакомился, когда учился на старшем курсе института. Именно тогда его закадычный дружок и однокурсник Сашка позвал его с собой в Нижний Новгород на юбилей своей тетки. Там-то он и заприметил немного разбитную, но веселую девчонку, стрелявшую на него время от времени озорными глазами. 
-Кто такая? – спросил он Сашку.
-Эта? Маринкина подружка. Лахудра еще та, - отрекомендовал ее приятель, - Е…аться хочет, как лошадь. Аж пердит…
Валерка знал, что Маринка – это Сашкина подруга из местных. Даже какая-то дальняя родственница, что не мешало, тем не менее, их устойчивой интимной связи.
Надо сказать, что хоть ему перевалило за двадцать, с девчонками Валерка до сих пор дела не имел. Тянуло неимоверно, но в последний момент всегда одолевала какая-то робость. А здесь – то ли выпили много, то ли компания подобралась подходящая, то ли сыграл роль отрыв от дома и всего привычного, но он осмелел и первый подошел к ней. 
Они вместе танцевали, вместе ходили курить и все время о чем-то болтали. Из Валерки, как из рога изобилия, сами собой начали сыпаться анекдоты, прибаутки и прочие скабрезности. Людка хохотала в голос и не оставалась в долгу. Скоро они уже сидели рядом за столом и обращали на себя внимание всех присутствующих громким заразительным смехом. К их компании присоединились Маринка с Сашкой и сын Сашкиной тетки Гриня, их однолеток. Дело кончилось тем, что они  все вместе ушли и до поздней ночи просидели в парке напротив дома, периодически доставляя туда со стола закуски и горячительное.
Людка беззастенчиво уселась Валерке на колени, а он млел от восторга и сладострастия, прижимая к себе ее тело. Так у него было впервые в жизни. Все, к чему стремилась его душа последние годы, вылилось в то, что он нашел здесь. Он был пьяный, веселый и счастливый, а на коленях у него сидела девчонка, которую он ощущал своей, не испытывая никакой неловкости.
Валерка смутно помнил, что было потом. Кажется, вернулись в дом, кажется, пели песни, кажется, он опять танцевал или плясал. Потом он очнулся в маленькой комнатке, куда его, захмелевшего, отнесли, раздели и уложили на одну с Сашкой кровать, укрыв одеялом. Очнулся, когда за окном уже светило солнце нового дня.
Так сильно он напился тогда первый раз в жизни.
-Что делать-то сегодня собираетесь? - спросила за завтраком Сашкина тетка.
-На речку пойдем, - ответил Сашка, - до вечера.
-Идите, погода хорошая, - согласилась та.
Едва они успели позавтракать, как заявились Маринка с Людкой. Оказывается, они договаривались вчера все вместе, но Валерка этого не помнил. 
Купались на берегу Оки, недалеко от Малиновой гряды. По дороге основательно запаслись пивом и просидели до позднего вечера. И так хорошо им было в тот жаркий денек уходящего лета, что никак не хотелось уходить. 
Сначала отправили домой Гриню, чтобы он успокоил тетку по поводу их долгого отсутствия - мобильные телефоны тогда еще не успели войти в обиход. Потом Сашка опять побежал за пивом. Потом опять купались. Но вот уже потянуло вечерней прохладой, девчонки стали звать их домой, а они с Сашкой все резвились на отмели, гоняясь друг за другом и поднимая фонтаны брызг.
Наконец, уставшие, но веселые, выбрались на берег. Маринка возилась у воды, а Людка сидела на берегу, как васнецовская Аленушка, и ее распущенные волосы спадали на стройные ноги.
Сашка убежал к Маринке, а Валерка посмотрел на Людку и вдруг почувствовал какое-то новое, не похожее на то, что возникало раньше, влечение к ней.
Он плюхнулся на подстилку рядом, прижавшись боком.
-Ай! – завизжала Людка, вскакивая на ноги, - Мокрый, блин! Холодно же!
-В воде тепло, пойдем, погреемся! – ответил он, тоже поднявшись, и обхватил ее, прижимаясь уже всем телом.
Людка завизжала и бросилась бежать, а он кинулся следом. Валерка бежал и чувствовал, что хочет не просто догнать.  Захотелось чего-то еще, чему он не стремился дать себе отчет, чтобы оно не исчезло. 
Людка свернула на травянистую лужайку между дорожкой и кустами, и тут он ее настиг. Схватив за тонкую талию, он повалил Людку на землю. Она опять завизжала и стала вырываться, а Валерка дал выход тому, что томило его во время этой игры в догонялки. Ощутив первый раз под собой ее гибкое юное тело, он что есть силы прижал его к себе и начал ласкать руками, чтобы усилить ощущение близости. Людка перестала вырываться, ее телодвижения стали мягкими и податливыми. 
-Что ты хочешь? – прошептали ее губы.
Вместо ответа Валерка впился в них своими, ощутив сладостную истому во всем теле и сильную тяжесть внизу живота. А еще почувствовал, что ему мешают плавки и раздражает, когда пальцы натыкаются на ее купальник. Приподнявшись, резкими порывистыми движениями он стащил и отбросил в сторону и то, и другое, и вновь упал ей на грудь. Она поняла его, а он все шире и шире разжимал ее ноги…
Что произошло и как, Валерка не помнил. Все случилось само собой. Он только все стремился проникнуть куда-то дальше, вглубь, двигая низом туловища, пока не произошло то, что он много раз вызывал у себя сам, но сейчас ощущения были совсем другими. Это было по-настоящему.
  Валерка сразу обмяк и сполз на траву. Голова его оказалась на Людкиной груди, а она начала ласково перебирать его волосы. Вокруг было уже совсем темно и тихо, лишь доносились отдаленные гудки буксиров на реке.
-Эй, где вы там?! – послышался с реки Маринкин голос.
-Пойдем? – одними губами спросила Людка.
-Подожди.  Полежим еще немного, - так же тихо отозвался Валерка.
-Лукьян! – это кричал уже Сашка, и по силе голоса он понял, что они приближаются.
-Пойдем, найдут ведь, - тихо проговорила Людка.
Валерка сел и стал шарить по траве, отыскивая плавки…
Они спустились к реке, вышли из-за прибрежных кустов и увидели бредущих в обнимку по воде Сашку с Маринкой.
-Ну, что? Домой-то пойдем сегодня, или нет? – спросила Маринка.
Они встретились глазами с Сашкой и молча все друг о друге поняли. Тот тоже не просто так удалялся с Маринкой.
А на следующий день они уехали. Сам не зная почему, но Валерка был этому рад. После того, что произошло между ним и Людкой, он не хотел ее видеть. Что-то сдвинулось с привычного места в нем самом, и к этому надо было привыкнуть. Простились они довольно сдержанно, и только спустя какое-то время, уже в Москве, Валерка вдруг почувствовал, что ему хочется увидеть ее вновь. И не просто увидеть…
Он настолько замучил Сашку вопросами, когда они опять поедут в Нижний, что тот, однажды, потеряв терпение, воскликнул:
-Да поезжай, когда хочешь! Ты же всех знаешь! Предупреди Гриню по телефону и поезжай.
-А удобно?
-Е…тый что ли? Срать в почтовый ящик неудобно! 
Сашка за словом в карман не лез.
Ну, а Валерка, отбросив всякие «неудобно», взял и на выходные дни приехал в Нижний Новгород. Сашкина тетка приняла его, как своего, обрадовался и Гриня, а Валерка не знал, как поскорее улизнуть из дома, чтобы увидеть Людку.
С той поры его жизнь потекла как бы по двум руслам - жизнь в Москве и жизнь в Нижнем Новгороде, куда он ездил чуть ли не каждый месяц, используя для этого любую возможность отлучиться на несколько дней. Его тянуло туда, как магнитом. Как всегда, когда дорвешься до чего-то недоступного и желанного одновременно, возникает непреодолимое желание наслаждаться этим вновь и вновь.
Родителям говорил, что подружился с двоюродным братом Сашки. Мать переживала, чувствуя, что за этим что-то кроется, отец же был спокоен.
«Придет время, узнаем, -  услышал однажды Валерка его слова, сказанные матери, - Главное - на учебе это не отражается, а что касается всего остального, то должно же когда-нибудь это случиться. Институт закончит – будем решать, если все так, как ты предполагаешь…»
Обычно они с Людкой предавались страсти у Грини дома, когда его родители были на работе, но один раз Валерке довелось побывать и в четырехкомнатной квартире на Большой Покровской, где та жила вдвоем с матерью. Отца она не знала - ее мать разошлась с ним, когда ей не было и пяти лет, а старшая сестра три года назад вышла замуж и переехала к мужу в Киев. 
Мать Людки была проректором одного из престижных нижегородских ВУЗов и славилась своей неприступностью. Познакомиться Валерке с ней пришлось в пятый приезд, помимо своей воли. 
Как всегда, остановившись у Грини, он тут же позвонил Людке, и получив приглашение придти домой, устремился к трамвайной остановке. На радостях, он не обратил внимания на то, что голос у той при разговоре был не совсем такой, как всегда. 
Спрыгнув с трамвая, он быстро дошел до знакомого дома, взлетел по лестнице на второй этаж и буквально остолбенел, когда дверь открыла незнакомая женщина.
-Простите, я… - пролепетал Валерка,  инстинктивно попятившись.
-Проходите, молодой человек, - произнесла та, окидывая его с ног до головы оценивающим взглядом.
Валерке показалось, что выражение ее лица при этом приобрело едва заметный оттенок брезгливости.
Он шагнул в прихожую и увидел через открытую в комнату дверь сидящую у стола Людку с заплаканными глазами. Она даже не встала при его появлении. 
-Раздевайтесь, проходите, - продолжала женщина, делая жест в сторону комнаты, - Если желаете помыть руки, ванная там… Хотя, зачем я вам это говорю? Вы же сами, наверное, тут все прекрасно знаете.
Валерка почувствовал, что краснеет. 
Он снял куртку и прошел в комнату, кивнув понуро сидящей у стола Людке. Та кивнула в ответ, слегка приподняв уголки губ.
-Чай? Кофе? - осведомилась женщина.
-Я не знаю… Лучше кофе, - смешавшись, ответил Валерка.
Женщина молча удалилась. Валерка подсел к Людке, и кивнув в сторону двери, вопросительно уставился на нее.
-Залетели. Четвертый месяц, - отрывисто бросила ему та.
Валерка сник. Этого он не ожидал. Утопая с головой все это время в страсти, он ни разу не подумал о возможных последствиях.
Появилась женщина, неся в руках поднос с тремя чашками и печеньем.
-Познакомимся? – спросила она Валерку, поставив поднос на стол, - Меня зовут Мария Ильинична, я мать Людмилы. С кем имею честь?
-Очень приятно. Валерий, друг Людмилы- с легким поклоном головы ответил Валерка.
Ответ и манеры, судя по всему, удовлетворили Марию Ильиничну.
-Как вам наш город? – поинтересовалась она, прихлебнув из чашки, - Вы ведь уже не впервые здесь? Что успели посетить?
-Я приезжал к другу, а он живет на Автозаводе. Бывал преимущественно там.
-Не люблю, маргинальный район, - слегка поморщилась Мария Ильинична, - Давно вы приезжаете к другу?
-Не так давно, с августа прошлого года.
-И за все это время так и не поинтересовались ничем вокруг себя?
-Интересовался. В кремле был, у памятника Чкалову, на Стрелке.
-И все? – иронично спросила Мария Ильинична, - Не густо, прямо скажем. С Людмилой давно познакомились?
-Тогда же. В первый приезд.
-Где?
-На юбилее у матери друга.
-Это у Марининой тетки?
-Да.
Валерке был неприятен этот допрос, однако он сдерживал себя, понимая положение, в котором оказался.
-Я никогда не поощряла этой дружбы, - проговорила Мария Ильинична, бросив строгий взгляд в сторону дочери, - но Людмила считает себя очень взрослой и самостоятельной. И вот результат.
Она подняла на Валерку многозначительный взгляд:
-Что будем делать, юноша?
За столом воцарилось молчание. Валерка и Людка сидели, смотря каждый перед собой.
-Вы осознаете, что через полгода станете отцом? – вновь обратилась к Валерке Мария Ильинична.
-Осознаю, - твердо ответил он, не поднимая взгляда.
-И как вы себе это представляете?  
На этот раз ее в интонациях не было ни иронии, ни сарказма.
-У нас есть вторая квартира в Москве, оставшаяся после бабушки. Родители ее сдают. Мы могли бы жить там. Мама, я думаю, нам поможет.
Судя по выражению лица Марии Ильиничны, ответ ей понравился.
-Это хорошо, что вы так рационально мыслите, но Людмиле еще два года учиться. 
-Можно перевестись в Москву или на заочный. У меня уже диплом, я начну работать. Совместными усилиями можно справиться.
-Вашими бы устами, как говориться… - сказала Мария Ильинична, с долей любопытства разглядывая Валерку, - Время покажет. Пока что мне нужно серьезно поговорить с вашими родителями. Чем они, кстати, у вас занимаются?
-Отец – начальник юридического отдела с арбитражем в министерстве, а мама - врач педиатр.
Глядя на лицо Марии Ильиничны, было трудно понять, как она восприняла это известие. Однако доли брезгливости, как при первом взгляде на него самого, Валерка не почувствовал.
-Стало быть, вы пошли по стопам отца?
-Выходит, что так, - согласился Валерка, - И еще, я владею английским. Делаю переводы.
Вопрос остается открытым, - подытожила Мария Ильинична, - Дайте мне телефон родителей.
В Москву Валерка возвращался с тяжелым чувством. С одной стороны, сознание, что у него будет свой ребенок, наполняло его душу радостным восторгом, но от предстоящего объяснения с родителями, все холодело внутри. Да и свою будущую жизнь он себе еще не представлял. Он только понимал, что прежняя жизнь кончилась. Кончилась разом и безвозвратно. Хотя, постигнуть то, что для кого-то он теперь будет тем, чем для него всегда был отец, Валерка не мог.
После Краснохолмского моста движение тронулось с мертвой точки, и Валерий, наконец, переставил ногу на ходовую педаль. Оставалось совсем немного. Он выключил радио, но воспоминания, овладевшие им под релаксирующую музыку, не отпускали. Они только понеслись быстрее, как бы вместе с увеличившейся скоростью его передвижения.
Женитьба состоялась. Хотя он знал, что Мария Ильинична до последнего момента колебалась, считая его кандидатуру не вполне подходящим вариантом для своей дочери, но внушительные манеры и кое-какие возможности Валеркиного отца произвели на нее впечатление. Не исключено, что сыграла роль перспектива перебраться в Москву, а может быть, и Людкино поведение в последнее время стало беспокоить ее больше, чем ее возможное радужное будущее. 
После свадьбы жизнь полетела стрелой. Диплом, рождение сына, их совместное с Сашкой, при покровительстве и помощи отца, предприятие, приносящее хороший доход … Валерке  казалось, что у него есть все, чтобы считать себя успешным и состоявшимся.
Мария Ильинична, едва вышла на пенсию, продала свою роскошную квартиру в Нижнем Новгороде и купила, хоть и маленькую, но тоже довольно приличную однокомнатную в Москве, в районе Патриарших прудов. Сын рос на руках у Валеркиной матери, которая вложила весь свой талант детского врача в то, чтобы он был здоров. О чем было беспокоиться?
Отношения между женой с ее матерью и родителями Валерки были далеки от сердечности, но его это тоже мало волновало, поскольку авторитет отца признавался всеми безоговорочно. Так, наверное, и должно быть. Причем тут всякие сантименты? Сейчас такое время.
Время не замедлило явить и другие свои признаки. Цену дружбы с Сашкой Валерка узнал в самый драматический момент своей жизни - когда скоропостижно умер его отец. Он был буквально ошеломлен, когда, придя на работу после похорон, обнаружил, что счета предприятия пусты, а Сашка скрылся в неизвестном направлении, повесив на него все долги. 
Валерка уже успел постичь систему ценностей в обществе, в котором вращался, но такого удара от самого, как ему тогда казалось, близкого друга, все-таки не ожидал. Особенно было мерзко, что тот выбрал для этого такой трагический момент, небезосновательно уповая на притупление его бдительности.
Валерка не озлобился, а просто сделал для себя вывод на будущее. Он не стал разыскивать Сашку, сводить с ним счеты, а постарался как можно скорее выйти из затруднительной ситуации, и это ему удалось.
Ликвидировав официально свое предприятие, Валерка дал себе зарок никому не доверять, никогда больше не браться за подобное дело, а выгодно продавать себя, как специалиста. С тех пор он и работал в этой компании, будучи весьма нужным человеком. 
От их юношеской с Людмилой страсти не было уже и следа - осталась одна инерция совместного существования, а отношения с Марией Ильиничной находились на все том же дипломатическом уровне. Сердечность он проявлял лишь по отношению к сыну, которого безумно любил, да старенькой матери. Правда, сын последнее время стал отдаляться от него, но Валерий относил это к его переходному возрасту. И еще были эти переводы, за которыми он, можно сказать, отдыхал от всей суетности жизни.
Вот и сейчас, подъезжая к офису клиента, Валерий уже предвкушал, как, справившись с неприятными обязанностями, вернется домой и погрузится в работу.
Переговоры заняли очень мало времени - разногласия удалось решить быстро. Отзвонив директору, что поработает над проектом договора удаленно, он поехал домой, радуясь, что захватил на всякий случай флэшку со всеми материалами.
Открывая дверь квартиры, Валерий уловил доносящиеся из-за нее звуки музыки.
"Женька уже дома", - подумал он, входя и тихонько закрывая за собой дверь.
Из-за закрытой двери комнаты сына доносилась громко играющая музыка, за которой тот, очевидно, не услышал его появления. Временами к ней добавлялся какой-то возбужденный смех. Именно это обстоятельство насторожило Валерия. Смеялся его Женька, но всплески смеха были необычными, как будто тот был не один и кто-то другой начинал щекотать его.
"Покажи еще... Покажи, покажи... Покажи поближе... Пи...дец!" - послышался восторженный голос в компьютерных колонках, принадлежавший, судя по всему, такому же пацану.
Дверь в комнату сына была закрыта, но между ней и косяком оставалась тонкая щель. Не раздеваясь, Валерий тихонько подкрался  и заглянул через нее в комнату. Увиденное заставило его замереть на месте.
Женька стоял перед ноутбуком в одних трусиках, из-под резинки которых торчал его напрягшийся член. Он смотрел горящими глазами в монитор, временами заливаясь короткими приступами того самого смеха. Никакой другой одежды на нем не было. Она валялась рядом на полу, явно сброшенная, как попало.
- Бля, я тащусь! Булки раздвинь! Ой, бля! - воскликнул Женька и начал теребить свой член, спустив трусики ниже.
"Сними совсем", - послышался голос из динамиков, и Женька сделал это.
"Покажи их поближе..."
Женька поднес трусики к камере, держа пальцами за резинку, потряс ими, а потом, прогнувшись, так же близко выставил перед камерой свой возбужденный член, гоняя кулаком кожицу. 
Валерия прошиб холодный пот. Он смотрел в щель, прижавшись лбом к дверному косяку, и не мог поверить, что это его сын. Его милый озорной Женёк, которого он когда-то держал на руках, катал на санках, играл с ним в футбол... 
Женька отбросил трусы и стал играть своим членом. Он перекидывал его между ладонями, подбрасывал пальцами яички, шевелил туловищем, от чего член болтался из стороны в сторону. Все это происходило под заливистый смех и матерные восторженные возгласы другого пацана, доносившиеся из колонок.
"Покажи дырочку", - послышалось оттуда.
Женька повернулся к камере попкой, оттопырил ее и стал раздвигать тонкими, еще мальчишескими пальцами свое анальное отверстие, другой рукой оттягивая назад и показывая между ног член...
Дальше Валерий смотреть не стал. Он на цыпочках прокрался к входной двери и вышел, тихонько притворив ее за собой, чтобы не щелкнул замок. 



2.


Валерий вышел из дома и сел в машину, еще хранящую его тепло. Он достал, вставил и повернул ключ зажигания. Валерий делал все машинально, как говорят, «на автопилоте», ничего не видя и не слыша вокруг себя. В глазах стоял голый Женька ...
Первым порывом Валерия было распахнуть дверь, схватить и шарахнуть об пол ноутбук, а потом дать волю кулакам... И будь, что будет, но он вышибет эту дурь из сына раз и навсегда. Вышибет так, что тот запомнит это на всю жизнь! 
Но… Валерий не сделал этого. Что-то остановило его. Тем более, что такое уже один раз было... 
Это было давно. Женьке тогда едва исполнилось пять лет. Случилось это летом на даче. Он пошел тогда в магазин, захватив с собой Женьку. Зная способность сынишки хватать с полок все, что ему понравится, а потом со слезами упрашивать купить, Валерий оставил его на улице у дверей, строго наказав ждать, не сходя с места. Женька сначала надул губы, но слова отца, что он уже взрослый, которые тот сказал ему при этом, компенсировали обиду.
Громкий, заливистый и безудержный смех мальчишек Валерий услышал сквозь незакрытую дверь еще от кассы.
-Ну, дает, клоп, - сказал входящий в магазин парень лет шестнадцати, другому, идущему рядом.
Глаза обоих светились каким-то возбужденно-веселым блеском.
Валерий вышел из магазина и остолбенел. Женька стоял, спустив шорты, перед группой хохочущих мальчишек лет десяти-одиннадцати, и заливаясь восторженным смехом, то теребил свой торчащий, как стручок, член, оттягивая вниз и щелкая себя по животу, то поворачивался задом и наклонялся, хлопая себя по попке. 
У Валерия потемнело в глазах. Не помня себя от ярости, он подошел и с размаха ударил сына так, что тот не удержался на ногах и полетел лицом в дорожную пыль. Мальчишек как ветром сдуло, а Женька огласил округу громким ревом.
-Кто ж так с ребенком обращается?! - возмущенно воскликнула выходящая из магазина бабка.
-Отец называется! Ты что, обалдел совсем?! - подскочила откуда-то мамаша с детской коляской.
-Это еще выяснить надо, какой он отец? Разве отец так сделает?
-Придурок!
-Садист!
Вокруг собирались люди, а Женька продолжал лежать на земле и реветь во весь голос, размазывая по щекам слезы. Валерий поднял его, натянул шорты и хотел увести с глаз долой, но тот нарочно опять повалился на землю.
-Милицию позовите...
-Это не его ребенок... - послышались возгласы.
Валерий дрожащими руками схватил брыкающегося сына в охапку и поволок прочь. За углом Женька затих. Он только продолжал всхлипывать и отворачивать свою мордашку от крепко взявшего его за руку Валерия. Они пошли домой, но перед самым забором Женька вырвался, прибежал первым и с ревом бросился в объятия Анны Алексеевны, матери Валерия и своего лучшего заступника.
Рассмотрев ссадины и синяк на спине, та учинила сыну допрос, а узнав в чем дело, увела плачущего Женьку, строго сказав, что они поговорят потом. Разговор состоялся. И хоть происходил он без свидетелей, Валерий запомнил его надолго. Анне Алексеевне пришлось потом еще выдержать разговор с Людкой и с Марией Ильиничной, которая выразила на сей раз солидарность с Валерием, заявив, что такие вещи надо пресекать самым жестоким образом.
Шлейф этой истории потянулся до самой Москвы. По возвращении, Людка пошла в детский сад и заявила там о «нездоровых» наклонностях своего ребенка, потребовав, чтобы воспитатели следили за ним, а во время тихого часа, заставляли держать руки поверх одеяла. 
«А что бы было сейчас?» - с горечью подумал Валерий, испытывая благодарность той неведомой силе, что сдержала его порыв.
Но, с другой стороны, это только усилило скорбь. Так бывает в детстве, когда происходит что-то такое, что не расскажешь взрослым, и от этого оно становится еще невыносимее. Он почувствовал себя один на один со своим горем. А то, что это горе, было для Валерия очевидным. Сейчас Женьке было уже не пять лет.
«Значит, и тогда он уже был таким... Значит, это серьезно», - с отчаянием подумал Валерий.
Застывшие перед въездом на МКАД машины заставили притормозить и осмотреться. Он ведь все это время куда-то и зачем-то ехал... 
Валерий включил поворотник и стал перестраиваться вправо - торчать со своими мрачными мыслями в пробке было мучительнее вдвойне. Он вырулил на примыкающую улицу, и проехав совсем немного, заметил свободное место в ряду припаркованных машин. Напротив находился вход в лесопарк.
Валерий знал это место. Он часто посещал этот лес с отцом - тот до последних своих дней был любитель покататься на лыжах. Они вставали на них прямо здесь, сойдя с автобуса,  делали несколько кругов по лесу, огибали кладбище и оттуда возвращались домой уже на другом автобусе. Посередине дистанции обязательно присаживались на известное им поваленное дерево передохнуть и съесть по шоколадной медали, которые отец не забывал прихватить. Это стало у них своеобразным ритуалом каждой прогулки.
После смерти отца, Валерий не посетил этот лес ни разу, хотя он был совсем рядом с домом. И сейчас, от нахлынувших воспоминаний о том времени, показавшемуся ему несравнимо счастливым, от опостылевшей суеты, от сегодняшнего происшествия, ото всего сразу у Валерия потекли из глаз слезы.
Лесопарк изменился - появились асфальтированные дорожки, аллеи, специально высаженные и уже разросшиеся деревья.  Кое-где попадалась парковая скульптура, а у самого входа расположилась, правда, пустующая почему-то, вольерная площадка. Вот только шум от проходящей неподалеку МКАД не давал забыться и почувствовать себя один на один с природой.
Валерию вдруг со всей пронзительностью захотелось, чтобы опять стало так, как было тогда, и чтобы сам он опять стал таким, и не было за спиной этих прожитых лет. Ему показалось, что все это время жил не он, а кто-то другой, а он только пребывал в шкуре этого другого, живя не своей жизнью, не с теми людьми и не теми чувствами. До него со всей очевидностью дошло, что, по сути, родными ему были только два человека - его престарелая мама и Женька. Тот, кого он сегодня потерял...
Валерию вспомнились размалеванные косметикой лица парней, их омерзительные вихляния и обжимания друг с другом во время убогой пародии на танец, слащавые поцелуи, извращенный секс... То, что он запомнил по фоткам и видеороликам, когда ради любопытства заглянул на гей сайт. Долго он там не задержался, поскольку увиденное было настолько омерзительным, что хотелось поскорее забыть, а сами эти люди показались ему обреченными, кончеными существами, которых нужно, если не истребить, то вывезти куда-нибудь в резервацию, изолировав от нормальных людей, и дать им возможность погибнуть самим в своих мерзопакостных вожделениях, не оставив потомства. То, что среди них мог оказаться его сын, тогда не уместилось бы в его сознании. Не умещалось и сейчас, даже, несмотря на то, что это был факт.
Народу в парке почти не было и не от кого было скрывать слезы. Валерий дошел до места, где от аллеи отходила в сторону дорожка в виде приподнятого немного над землей деревянного помоста.
«Экологическая тропа», - прочитал он на деревянном указателе. 
Тропа уходила куда-то вглубь леса. Того самого леса, где они катались с отцом на лыжах, в ту сторону, где было место их привала. Валерий свернул на нее и пошел среди высоких деревьев.  Из-под потемневшего снега проглядывала талая вода.
«Весна наступает», - подумал Валерий.
Ему вдруг показалось, что с той самой поры, когда они катались здесь на лыжах с отцом, он не видел ни весны, ни зимы, ни осени. Времена года сменялись в его жизни, как фон в бесконечной суетной круговерти и не являлись ничем иным, как поводом поменять резину и перейти на другую форму одежды. И сколько их так уже минуло? А самое главное - сколько еще осталось впереди? 
Эта деревянная дорожка, по которой он шел, показалась Валерию похожей на его прожитую жизнь. Та - тоже была дорожкой, по которой он шел или бежал от одной мимолетной вехи до другой, а сами эти вехи были цепью не зависящих от него случайностей. Школа, институт - все, как у всех. Женитьба «по залету» - не исключение. Своя фирма - забота отца. Предательство друга - явление, ставшее обыденностью... Не «заказал» же он его, в конце концов, и даже, по большому счету, не подставил. А что ограбил?  Почему бы Сашке было не воспользоваться такой возможностью, если он привык жить и поступать, как все? Ведь все, или почти все, кто утвердился в российском бизнесе, сумели это лишь потому, что где-то, когда-то, кого-то «подломили», «кинули» или «грохнули».  Цель оправдывает любые средства, есть ли тут место другим понятиям?
Выходит, вся жизнь Валерия – цепь случайностей, обусловленных обстоятельствами, ставшая закономерностью?
Дорожка все вилась и вилась среди деревьев, увлекая его куда-то дальше. На поворотах попадались скамеечки, беседки, стенды, на которых были вывешены картинки и какие-то надписи, очевидно, рассказывающие о флоре и фауне этого леса, но Валерий не задерживался возле них. Ему было вполне достаточно того, что он ощущал вокруг. Он вдыхал запах пробуждающейся природы и утопал глазами в ее чистоте, которая, как казалось, приводила в такую же чистоту душу, выдавливая из нее со слезами всю накопившуюся за эти годы грязь.
Тропа вывела его к небольшому пруду. С одной стороны за ним проходила МКАД, а с другой - виделись за деревьями какие-то постройки. Кажется, там помещалась раньше войсковая часть, или подразделение МЧС. Валерий не помнил и не хотел сейчас об этом думать. Он не хотел вообще никого и ничего видеть, кроме природы, которая дала такой неожиданный поворот ходу его мыслей. 
Постояв немного на помосте над водой, Валерий пошел дальше сквозь березовую рощицу.  Его взору предстала полянка с деревянными грибочками, площадка под названием Тенистый сад. Дорожка переходила в мостик над овражком, по которому протекал ручей, поднималась ступеньками на другом берегу, и вела куда-то дальше.
«Как органично вписывается в природу то, что сделано человеческими руками согласно, а не вопреки, природе самого человека», - подумалось Валерию.
Ничто не отвлекало его от мыслей, навеянных созерцанием. На всем пути, а Валерий шел уже довольно долго, ему встретились только прогуливающаяся пожилая пара, да двое приверженцев скандинавской ходьбы. Но когда он перешел овражек и прошел еще немного, впереди послышались звонкие детские голоса. Скоро среди деревьев замелькали фигурки мальчишек и девчонок лет восьми-девяти. 
Здесь к тропе примыкала площадка с качалками, деревянным лабиринтом и интересным строением в виде домика для лесных жителей. Тут же была площадка, с которой открывался красивый вид на запруженную речушку с журчащим родничком на другом берегу.
-Александра Васильевна! Александра Васильевна, смотрите, я подснежник нашла! - послышался громкий девчоночий возглас.
Валерий поискал глазами и нашел Александру Васильевну. Это была хрупкая девушка неполных тридцати, едва выделяющаяся среди воспитанников ростом и фигуркой. Она взяла в руки протянутое девчушкой растение:
-Это не подснежник, Марина.
-Почему? Он просто еще не распустился...
Александра Васильевна начала что-то объяснять, а Валерий поспешил отвернуться, поскольку глаза его опять наполнились слезами. Детство! Милое, желанное и навсегда ушедшее детство, когда он тоже умел вот так же радоваться найденному цветку, первой траве и лучу солнца. Когда казалось, что впереди все так же чисто и ясно, и ждет лишь только радость... 
Валерий задержал взгляд на глазах Александры Васильевны, которые тоже обратили на себя внимание своей чистотой, как и все окружающее.
«Сама невинность. Как же она им двойки-то ставит?» - усмехнулся про себя Валерий.
Ему вспомнился вечно циничный и насмешливо-оценивающий взгляд Людмилы, и он невольно слегка поморщился. Валерию вдруг показалось, что самое большее, что ему  не хватает в жизни, так это того, чтобы на него смотрели вот такие глаза, как у этой Александры Васильевны. За все прожитые годы для него были желанными только глаза матери, да Женьки... Были... Теперь уже, только были.
-Гена, Владик... ребята, не бегайте там! - послышался возглас учительницы, обращенный к группе мальчишек,  сгрудившихся на крутой дорожке, спускающейся к роднику, - Поднимайтесь сюда, мы сейчас отправляемся в поход по тропе!
Те послушно побежали, но тут случилось непредвиденное: из-за бугра на большой скорости выскочил велосипедист. Дорожка была узкая, и мальчишки заметались по сторонам. Под визг наблюдавших со стороны ребят и отчаянный крик бегущей вниз Александры Васильевны, горе-гонщик что есть силы затормозил, но его продолжало нести на невращающихся колесах по жиже растаявшего снега. Велосипед развернуло, тот хотел его выправить, но переднее колесо, наткнувшись на бордюрный камень, повернулось влево, а он сам грохнулся на землю и остался лежать, чуть перекатываясь на боку. До всех  донесся его сдерживаемый стон.
Ребята сгрудились вокруг, а Александра Васильевна в отчаянии обвела глазами окрестности. Наткнувшись на Валерия, ее взгляд вспыхнул надеждой.
-Молодой человек... - воскликнула она.
Она хотела добавить что-то еще, но Валерий  уже сам спешил к месту происшествия.
Велосипедистом оказался паренек лет пятнадцати, одетый в сильно потертые и кое-где рваные джинсы, старые кроссовки и видавшую виды куртку. Голову прикрывала растянутая грязная вязаная шапчонка. Велосипед был тоже старый и самый обыкновенный, но ухоженный руками владельца. Приделанные дешевые «прибамбасы» были призваны заменить «крутые» приспособления на солидных, но дорогих «собратьях».
-Тебе известно, что здесь езда на велосипедах запрещена?! - громко и строго спросил, подходя, Валерий, - Велосипедной дорожки мало?
Сделал он это скорее по привычке, поскольку видел, что нарушитель уже наказан более чем серьезно. Парень продолжал перекатываться, лежа на боку и держась двумя руками за левую ногу. Он старался не стонать, но было видно, что это удается ему с трудом.
-Где болит? - наклоняясь к нему, участливо спросила Александра Васильевна.
Парень молчал и отводил глаза, выражающие мучительную боль. Валерий взял его под мышки и приподнял, но тот закричал в голос и он был вынужден опустить его обратно на землю.
-Скажи, где болит? - продолжала допытываться Александра Васильевна.
Парень молчал, только стонал уже вслух. Было видно, что он страдает не только от боли, но еще и от своего, как ему казалось, унизительного положения перед столпившимися вокруг малолетками.
-Похоже, он сломал ногу, - сказал Валерий и громко спросил твердым голосом, - Нога?
Парень кивнул головой.
-Совсем опереться не можешь? Резкая боль? - строго спросил Валерий.
Парень опять кивнул и бросил на него короткий неприязненный взгляд.
-Надо скорую вызвать! - выхватила из сумочки телефон Александра Васильевна.
-Лежи спокойно, не двигайся, - приказал Валерий парню и обратился к нервно тыкающей по клавишам девушке, - По сто двенадцатому звоните, они переведут вызов, так бесполезно...
-Ой, я по старой памяти 03, - затрясла головой та, - Сейчас... И кто это придумал?
-Ну, им же тоже нужно деньги поиметь, святое дело.
-На чужом несчастье? – возмущенно бросила Александра Васильевна, прижимая трубку к уху.
«Откуда она такая?» - подумал Валерий со смешанным чувством нежности и удивления.
- Ответили? Дайте, я поговорю...
Валерий взял из руки девушки телефон и сделал вызов, передав диспетчеру свои данные.
-Будем ждать, - сказал он, возвращая мобильник, и обратился к ребятам, - Разошлись все быстро! Нечего смотреть на него, как на тигра!
Его волевые интонации сделали свое дело. Ребята отошли от лежащего на земле парня и окружили их плотным кольцом.
-Вот  видите, что бывает, когда не думаешь о других? - сказала, обращаясь к ним, Александра Васильевна.
Валерий заметил, что в ее голосе не было нудной взрослой «воспитательной» назидательности. Она как бы делилась с ними скорбью о происшедшем.
-Если хотите, продолжайте экскурсию, - сказал Валерий, - Я дождусь скорую.
-Нет, ну что вы? - даже с долей какого-то испуга откликнулась та, - Какая теперь экскурсия? Я же места себе не найду....
Ждать скорую пришлось долго. Ребята уже отошли от шока и начали понемногу возвращаться в игриво-веселое настроение, бегая по площадке.
-Идите, смотрите за ними, - сказал Валерий, - А то еще кто-нибудь себе что-то сломает или разобьет. Я побуду здесь.
Валерий подошел к лежащему парню, но тот прикрыл глаза. Он уже не стонал, а его побледневшее лицо выражало неприступность.
«Какие они все колючие в этом возрасте, - подумал Валерий, - как и мой Женька».
При воспоминании о сыне у него опять защемило где-то внутри.
-Проходим, проходим, - твердо сказал Валерий, полуобернувшись, пожилой паре, остановившейся за его спиной и с любопытством уставившейся на лежащего парня.
-А что случилось? Он упал велосипеда? - стала допытываться старуха, - Но почему вы позволяете ему так лежать? Он же простудится насмерть...
-Проходим, я сказал! - повысил голос Валерий, -  Это несчастный случай, а не развлекательное зрелище. Вы шли куда-то? Дорогу видите?
-Повежливее можете разговаривать с вдвое старшими вас людьми? - вставил слово старик с интонациями номенклатурного работника советской эпохи.
-С поучениями будете выступать у себя на кухне или в совете ветеранов, - отрезал Валерий, отворачиваясь.
-Почему ты не сдох в тот день, когда ты не был хамом? - послышался за спиной старушечий голос.
-Он им родился, - заверил старик и добавил, -  Пойдем, парень конченый, что с таким разговаривать? 
-Надо в милицию сообщить, тут что-то не так,- не унималась та.
-Пойдем, пойдем, - взял старик ее под руку, увлекая за собой.
Та пошла, продолжая поминутно оглядываться.
Валерий взглянул на парня и заметил, что тот внимательно смотрит на него. В его больших зеленых недружелюбных глазах промелькнуло одобрение. Валерий подмигнул, не меняя выражения лица, но парень отвел взгляд.
-Молодой человек, скорая звонит, - возвестила подходящая с телефоном в руке Александра Васильевна, - Они приехали, но не могут проехать в заказник. Там шлагбаум и никого нет, чтобы открыть...
Валерий взял трубку и вступил в переговоры. Ему пришлось еще раз позвонить по сто двенадцатому, прежде чем нашелся способ обеспечить проезд машины. 
-Я вас разрою, наверное, в конец, - сказал Валерий, возвращая телефон.
-О чем вы говорите? - проговорила Александра Васильевна, слегка поморщившись.
На верхней дорожке столпилось несколько посетителей парка, среди которых были и старик со старухой, которые что-то рассказывали присутствующим, кося при этом на Валерия злыми уничижительными взглядами. Наконец, на аллее показалась скорая помощь. 
Парня уложили на носилки и занесли в машину. Валерий поднял с земли велосипед и хотел тоже поставить внутрь, но врач не позволила:
-Вы что, с ума сошли? - набросилась она на него, - Вы соображаете, что вы делаете?
-Это его вещь, - резонно ответил Валерий, - Вы предлагаете бросить здесь?
-Я обязана только лишь оказать помощь больному, - категорично отрезала та.
-А я, между прочим, вообще никому ничего не обязан! - резко ответил Валерий, - Я просто прохожий!
-Ты хам! - послышался из толпы старушечий голос, - Сам столкнул его, а теперь прикидываешься! Доктор, заберите его и сдайте в милицию! Мы все видели!
-Вот так! - воскликнул Валерий, показывая пальцем на старуху, - Правильно говорят - не делай людям добра, не увидишь зла.
-Добродетель нашелся! - взвилась та, - И не тычь в меня своим грязным пальцем!
-Мой палец чище вашей души, - твердо глядя в маленькие, источающие из-под морщинистых век ненависть, глазки, проговорил Валерий.
Старуха хотела сказать что-то еще, но тут неожиданно заговорила Александра Васильевна, выйдя вперед и обводя всех присутствующих своими чистыми глазами:
-Тихо, тихо, зачем вы так? Дама, как вам не стыдно? Юноша упал с велосипеда, стремясь не наехать на детей.  Мы с молодым человеком уже час, как пытаемся помочь горю.  Он просто проходил мимо и без него бы я... 
-Не надо, - перебил ее Валерий, - Перед кем вы оправдываетесь? Посмотрите в эти наглые бесстыжие бельмы…
-Не надо так, - подходя вплотную и мягко кладя ему на грудь ладонь, сказала девушка, - Обида не должна владеть нами. Сильные люди великодушны.
Ее глаза смотрели на Валерия проникновенно, а назидательные слова опять прозвучали как что-то естественное или даже сокровенное. 
-Велосипед? - повернула голову на врача Александра Васильевна, - Я могу взять велосипед. Я учительница - она назвала номер школы - а он потом заберет, когда выздоровеет, или родители подъедут.
-Мне это проще сделать, - предложил Валерий, - Я на машине. Пусть назовет адрес, я отвезу...
-Нет... Не надо, - зашевелился лежащий на носилках парень и они с Александрой Васильевной впервые услышали его хрипловатый голос, - Не надо по адресу. Отвезите в школу или в больницу...
-Больница - не место для хранения таких вещей, - громогласно изрекла врач безапелляционным голосом.
-Почему ты не хочешь, чтобы молодой человек прямо сейчас отвез твой велосипед домой? - мягко спросила, беря его за ладонь, девушка.
Парень резко выдернул руку:
-Не надо домой! 
Александра Васильевна и Валерий переглянулись.
-Так. Долго это еще будет продолжаться? - нетерпеливо спросила врач, - У меня, между прочим, не один ваш вызов. Кроме вас, еще есть люди в этом городе!
Валерий уже открыл рот, чтобы урезонить ее, но мягко положенная на грудь ладонь девушки опять остановила его. 
-Поезжайте домой, вы и так много помогли, - проговорила она, - Мы сами заберем велосипед в школу, а потом я передам его родителям....
-Не надо родителям, я сам... - опять подал голос парень, но его перекрыл непререкаемый голос врача:
-Что значит - не надо? Мы все равно обязаны сообщить твоим родителям, поскольку ты несовершеннолетний. И, в конце концов, поехали. Распишитесь тут...
Она протянула Валерию какой-то листок.
-Куда вы его повезете? - спросил он, расписываясь.
-Вам-то какое дело, раз вы прохожий? - неприязненно произнесла та, забирая листок, - Мы свое дело знаем.
Машина тронулась, и они остались вдвоем с Александрой Васильевной, придерживающей рукой велосипед, в окружении группы ребят. Немного поодаль стояли любопытствующие.
-Спасибо вам, - с сердечной теплотой сказала девушка.
Валерий опять увидел эти глаза. Он воспринял это, как драгоценный подарок. Он готов был смотреть в них бесконечно, забывая обо всем на свете. Он сам не знал, что с ним происходит....
-Вам спасибо, - тихо проговорил он.
-За что? - с искренним недоумением тихо спросила Александра Васильевна.
-За то... За то, что вы такая.
Он  повернулся и зашагал к выходу из заказника, возле которого оставил машину.







3.


Когда Валерий подъехал к дому, начало смеркаться. Все происшедшее отвлекло его от мрачных мыслей. Сейчас ему показалось, что он вовсе и не заезжал днем домой, ничего не видел, а нафантазировал себе что-то под влиянием грязных домыслов Людмилы, на которые та была горазда во всех случаях жизни. 
Он поднялся на свой этаж и открыл дверь квартиры. Первое, что он услышал, был громкий голос жены, разговаривавшей с кем-то по телефону. В комнате сына стояла тишина.
Валерий заглянул туда. Царил привычный беспорядок: выключенный, но не выдернутый из розетки и не закрытый ноутбук, разбросанные по столу и по дивану вещи. Валерий бросил взгляд на пол и увидел валяющиеся носки, сразу вернувшие его к действительности. Нет, все это ему не привиделось. Они валялись на том самом месте, где он их заметил днем. А еще рядом лежали скомканные джинсы, поверх - футболка, немного дальше рубашонка с вывернутыми рукавами. Валерий зажмурился... 
«Сними совсем... Покажи их поближе...» - вспомнился ему голос в колонках и абсолютно голый Женька, трясущий на камеру трусами, которые держал кончиками пальцев.
Валерий почувствовал, что слезы опять готовы потечь из его глаз, и потекли бы, если бы в комнату не вошла Людмила.
-Это просто кошмар какой-то! - воскликнула она, - И главное, получается, что я крайняя...
-Что у тебя опять стряслось? - спросил Валерий.
-Я дура! Я, б... дь, набитая дура со своей добротой!
Людмила работала директором департамента по кадрам известной и довольно крупной сети ресторанов, чем очень гордилась.
-Скобкин прислал мне опять одну задрыгу. Причем, я посмотрела на нее - сразу определила, что прошман...вка. Понесла мне, какая она бедная, несчастная, как ей хочется работать в большой компании, что она в восторге от нашего бренда. И этот козел мне звонит, на психику давит. Ну, я оформила, послала на стажировку, все как полагается. Его менеджер мне отзвонилась через день, говорит, ставлю в смену с завтрашнего дня, она все знает - отчетность, кассу. Знает она, б..дь! Смену отработала и съе...лась со всей выручкой! 
-И большая выручка? - поинтересовался Валерий.
-Да пятьдесят тысяч, х... с ней, но не в этом дело! Скобкин мне теперь тычет - ищи ее. А где ее найдешь? Регистрация есть, но она там не жила никогда. Она уже, небось, в свою Белоруссию давно съе..лась. У ней это, наверное, прощальная гастроль была. 
-У тебя такой случай уже был, кажется, в позапрошлом месяце. 
-Вот именно! Мне это нужно? А у Скобкина всегда все кругом виноваты, кроме него самого...
Зазвонивший телефон избавил Валерия от выслушивания дальнейшего. 
Нельзя сказать, что он не сочувствовал Людмиле, по-своему он даже продолжал любить ее. Точнее, был признателен за чистоту в доме, вовремя приготовленный обед и выстиранное белье, но при этом осознавал, что рядом с ним совершенно чужой и даже чуждый человек. Чуждый во всем и бывший таким всегда, как и ее мать. И если в корпоративной среде на банкетах и приемах он чувствовал себя рядом с Людмилой уверенно, то в совместной жизни он ее попросту терпел, прощая ей все за хорошо исполняемые домашние обязанности. 
Другие обязанности Людмила выполняла тоже регулярно и довольно неплохо, хотя у Валерия последнее время интерес к этой стороне жизни заметно ослаб. Он откликался всякий раз, когда ее тянуло на близость, но сам инициатором никогда не был. Сейчас, размышляя об этом наедине с собой, Валерий даже недоумевал, что его когда-то могло потянуть к Людмиле? Наверное, всему виной было его затянувшееся воздержание в ранней молодости, когда, преодолевший, наконец, себя, он готов был упиваться Людмилой безо всякой меры, поскольку она у него была первая и единственная. 
Отношения с тещей были никакими. Мария Ильинична жила своей жизнью и приезжала только лишь давать ценные указания и безжалостно критиковать их. Валерий отмалчивался, а у Людмилы каждый визит заканчивался скандалом с матерью, после которого та уезжала с обещанием больше никогда не переступать порог этого дома, даже, если дочь «будет тут издыхать». 
Особенно бесило Людмилу, когда мать начинала ставить ей в пример сестру, которая жила в Украине. Как позже выяснилось, отцы у дочерей были разные. Мария Ильинична в молодости, судя по всему, напоминала своим нравственным обликом младшую дочь, что служило у Людмилы поводом для упрека матери во время их скандалов:
«Да! Я для тебя с четырнадцати лет шлюхой была! Как будто у меня есть, в кого ней не быть!»
Правда, после Крыма и трагических событий в Донбассе старшая дочь стала для внимательно смотрящей телевизор матери чем-то вроде «предательницы». Валерию было жаль Нину, хотя он видел ее всего один раз на собственной свадьбе, но добрый и приветливый образ которой прочно запал в его память.
Нина, наверное, была в своего отца, который, по словам Марии Ильиничны, был «ни рыба, ни мясо». Наслушавшись упреков в ее адрес со стороны сестры и матери, Валерий, твердо занимающий позицию нейтралитета в их отношениях, все-таки решил поддержать Нину, подвесив на ее стене в социальной сети фотографию валяющегося на земле пьяного парня с намоченными штанами, снабдив ее подписью: «Русский витязь, лежащий в пыли, у пивнушки, раскинувши руки, знай - тебя опоили хохлы, а Обама нассал тебе в брюки!».  Нина ответила трогательным личным сообщением, в котором благодарила за поддержку и утверждала, что Валерий - ее единственный в России по-настоящему родной человек. 
Мама Валерия после похорон мужа и выхода на пенсию вела несколько замкнутый образ жизни, но к ним приезжала часто, поскольку безумно любила внука, которого буквально вытаскала в зубах. Она готова была постоянно жить вместе с ними, но неприязнь Людмилы, подогреваемая ее матерью, служила непреодолимой преградой. 
Валерий любил, когда приезжала мать. Он чувствовал, что с прошествием лет, она опять становится ему самым близким человеком. Может быть, это происходило потому, что у него не было друзей по жизни. После случая с Сашкой, которого Валерий считал действительно своим другом, он отгородился от окружающих непроницаемой стенкой. Будучи со всеми абсолютно ровен в отношениях, он, тем не менее, близко никого к себе не подпускал. Гости в их доме бывали только из числа нужных людей. 
Как только семейный бюджет вошел в норму, стали ездить за границу. Схема была привычной — сначала Турция и Египет, потом Европа. В Испании Людмиле понравилось, она заговорила даже о покупке своего дома на побережье, но дом, уступая настойчивости обоих бабушек, купили под Москвой. Это был, пожалуй, единственный вопрос, по которому у них совпали мнения. Правда, у каждой по-своему, но совпали.
«Я неоднократно бывала за границей еще тогда, когда это было не каждому возможно, - авторитетно заявила Мария Ильинична, - И скажу так - где родился, там и пригодился. Там мы всегда были, есть и будем людьми второго сорта...»
У Анны Алексеевны аргументы были другие:
«Хорошо там, где нас нет. Жить и работать надо на родине, а не вкладывать деньги, заработанные здесь, на чужбине...»
После приобретения коттеджа, это стало получаться само собой.  Все заработанные деньги, как и все свободное время, приходилось вкладывать туда. Изучение географии на местности прекратилось, но Валерий утешал себя тем, что появился  стимул что-то достойно обустроить для будущего.
Закончившийся телефонный разговор Людмилы опять вернул его к реальности.
-А где Женька до сих пор? - спросила она, поднимая взгляд на Валерия.
-На тренировке, наверное. Сегодня пятница, - пожал плечами он.
-Время уже девятый час, какая тренировка?
Как бы в ответ на ее вопрос, в коридоре хлопнула дверь. Женька вошел такой, как всегда: слегка румяный с улицы, с веселыми искорками в глазах.
Привет, родители, - возвестил он свое появление.
-Где ты там шляешься до такой поздноты? - напустилась на него Людмила.
-К соревнованиям готовимся, - ответил Женька, снимая куртку и скидывая кроссовки.
-Сколько раз говорила - развязывай, прежде чем снимать. Я тебе каждые полгода их покупать буду?
-Я не затягиваю, - отмахнулся тот, - Пожрать есть чего?
-Мой руки...
Женька удалился в ванную, а у Валерия опять защемило где-то внутри. Сколько бы он сейчас дал, чтобы не приезжать днем, ничего не видеть и не знать. Как иногда бывает спасительно неведение...
Валерий взглянул в окно. На улице уже совсем стемнело, и только освещенный заходящим солнцем край неба алел над домами с зажегшимися окнами. Ему вдруг вспомнился лес, деревянная дорожка среди стволов, лежащий на земле парень, хрупкая молоденькая учительница... Как же ее зовут? Александра Викторовна? Нет… Васильевна. Ну, конечно же, Александра Васильевна, как он мог забыть? 
«Спасибо вам...»
Кажется, он сказал ей тоже что-то такое... 
«Спасибо вам за то, что вы есть...» Нет, это довольно избитая фраза... «Спасибо вам за то, что вы такая». 
Эти воспоминания наполнили душу Валерия сладостным покоем. Он прошел на кухню, сел за стол и принялся за приготовленный ужин. Женька уселся напротив. 
-Уроки сделал? - строго спросила Людмила Женьку.
-Почти, - промычал тот с набитым ртом.
-Сколько раз говорила, прожуй сначала!
-А чего спрашиваешь? Когда я ем, я глух и нем, - не остался в долгу тот.
-Поговори мне...
-Алгебра только осталась с геометрией... Поможешь? - Женька вскинул взгляд на отца.
-Я с тобой уже курс математики прошел за десять классов, - усмехнулся Валерий.
-Ну, не идут у меня точные науки, не способный я! - воскликнул Женька.
-К гуманитарным у тебя что-то тоже особых способностей не видно, - вставила Людмила в своей ворчливой манере.
-Почему? - возмутился Женька, - По истории, вон, одни пятерки...
-Ладно, пусть будет историком, - улыбнулся Валерий.
-Лучше рэкитиром, - улыбнулся в ответ сын.
-Жан Жак Руссо однажды сказал одну умную вещь, - серьезно ответил Валерий, - Деньги, что я имею - средство моей свободы, а деньги, к которым стремлюсь - средство моего порабощения. По-моему, замечено очень точно. Возможно, поэтому у нас в обществе и поддерживается уровень достойной нищеты. У нищего не остается выбора, к чему стремиться.
Эти слова, сказанные Валерием ровным голосом, заставили присутствующих внимательно посмотреть на него. Сын первую часть короткого монолога выслушал с покровительственной иронией в глазах, что стала появляться у него все чаще, однако завершение заставило его посмотреть на отца внимательно. Людмила широко открыла глаза, указав взглядом на Женьку.
-Ничего, он уже достаточно взрослый, чтобы что-то видеть вокруг себя, - твердо завершил Валерий, поднимаясь из-за стола, и добавил, обращаясь к сыну, - Закончишь, и пойдем решать твою геометрию. 
Людмила и Женька проводили его внимательными взглядами. 
Эта мысль пришла Валерию в голову неожиданно и завладела им. Чтобы сын ему поверил, надо говорить с ним на равных. Только тогда он воспримет то, что он ему скажет по тому самому поводу со вниманием. Но - что, когда и как скажет, Валерий еще не знал. Пока он решил хранить тайну в себе.
Женька не заставил себя долго ждать и прибежал почти следом, дожевывая на ходу.
-Вот здесь, смотри, - подсунул он Валерию учебник.
-Лентяй... - прокомментировал тот, прочтя условие, - Мы же с тобой позавчера разбирали аналогичную задачу...
Валерий бегло повторил разъяснение и пододвинул учебник сыну:
-Понял? А теперь я тебя послушаю...
-Тебе бы у нас математику преподавать, а не Фаине, - ответил тот и начал решать задачу вслух, поправляемый отцом.
В соседней комнате зазвучал телевизор - Людмила принимала дозу вечерней пропаганды. Валерий встал, закрыл дверь и опять уселся рядом с сыном решать уравнения. 
Он смотрел на его тонкие пальцы, мягкие волосы, гладкие щеки, пробивающийся над верхней губой пушок и чувствовал горячую непреодолимую любовь к своему Женьке. Нет! Он не отдаст его этим извращенцам, что бы ему это не стоило! Его сын будет счастливым человеком! Это, как сказала Анна Ильинична после того случая, что был с Женькой в пять лет, транзиторное явление, вызванное возрастной гиперсексуальностью. Или чем-то там еще, он тогда не понял, но уяснил себе, что это проходящее. И это пройдет. Не может не пройти. Он не такой! Он рос нормальным ребенком и играл во все мальчишеские игры. Это все проклятый интернет! Грязная лужа, откуда можно выудить любую мерзость. Но он добьется того, что сын поверит ему, как он когда-то поверил своей матери, когда у них зашел такой разговор.
-Всемирная организация здравоохранения исключила гомосексуализм из перечня заболеваний. Ты слышала об этом? - спросил он Анну Алексеевну во время одного из ее визитов.
-Почему ты об этом спросил? - вскинула на него мать тревожный взгляд.
Это была ее обычная реакция - в каждом неожиданном вопросе в первую очередь предполагать какую-то угрозу дорогим ей людям. 
-Просто опять увидел репортаж о разгоне гей парада. 
-И что?
-А то, что мне этих ребят где-то жаль. Может, действительно, не их вина, что они такие?
-Это психическая и социальная девиация! - убежденно отчеканила мать, глядя на Валерия непререкаемым взглядом.
-Но ведь исключили же, - возразил он.
-Кто исключил и почему исключил?! Никакие, даже самые авторитетные мнения не заставят меня поверить в то, что это нормально, когда вещество, несущее в себе зачаток человеческой жизни, изливается на землю или попадает в кал. Неужели ты не понимаешь, что все это политика? Что на этом делаются огромные деньги? 
Взгляд Анны Алексеевны стал жестким и суровым.
-Сколько всякой мерзости ползет к нам с запада, - продолжала она, - Я лечила таких мальчиков, мне их искренне жаль и поэтому мне жутко, мне дико, мне больно, что вместо того, чтобы их остановить, предостеречь от беды, им внушают, что это естественно. Слава Богу, что в России все еще придерживаются подлинных ценностей.
-Что-то не особо я вижу пользы от этих ценностей, - покачал головой Валерий.
-Что ты имеешь в виду?
-То, что я вижу вокруг. Пусть я бывал за границей только лишь как турист, но люди там совсем другие. Причем, это видно сразу, с первого взгляда.
-Жить в России благодатно... – начала было мать, но Валерий перебил ее.
-В чем ты видишь эту благодать? В хамстве, злобе и нетерпимости? Во лжи, которая стала здесь нормой жизни? Несчастная страна, которая уже развалилась двадцать лет назад, вместо того, чтобы залечивать раны и преодолевать чудовищное отставание, вновь ввергнута в ненависть, ксенофобию и кровавую бойню. 
-Я не знаю, почему так стало,- потупила взгляд Анна Алексеевна, - Мы пели на пионерских сборах «Пусть всегда будет солнце» и «Хотят ли русские войны». Сейчас другие песни, мне это известно и за это мне тоже больно, но не за то, за что тебе. Родина у нас одна и ее не выбирают, точно так же, как отца или мать. Запомни это.
И Валерий ей поверил. Разговор на этом был закончен, хотя его так и подмывало добавить, что точка поставлена не на месте. Все-таки того, с кем строить свою жизнь, каждый человек находит сам и не среди родственников...
-Все? - спросил Валерий, закрывая тетрадь.
-Все! - возвестил Женька, загружая в компьютер игру.
-Опять стрелялка? - неодобрительно поинтересовался Валерий, - Лучше бы погулять сходил.
-Привез бы велик с дачи, я бы катался, - резонно ответил сын.
-Сегодня один докатался на моих глазах.
-Как - докатался?
-Навернулся с горки, упал и сломал ногу.
-Упасть можно и дома с табуретки, - улыбнулся Женька, - И сломать себе при этом что-нибудь, а то и вообще не подняться.
-Ушлый ты парень, как я посмотрю...
Валерий шутливо щелкнул его по носу и вышел. Из комнаты сына послышались ненавистные выстрелы, а из другой доносился еще более ненавистный ему голос Киселева. Валерий вздохнул, взял свой ноутбук и уселся в кухне, плотно прикрыв за собой дверь. Он разложил перед собой полученные сегодня от редактора листки и забыл обо всем. Валерий погружался в любимую работу настолько, что совершенно абстрагировался от окружающего. 
Скоро на кухне появилась Людмила. После телевизионного  психотренинга она была, как всегда, возбуждена и нервозна. Но Валерий слышал и не слышал поток ее красноречия, лишь изредка кивая головой в знак согласия, зная по опыту, что если не делать хотя бы этого, то последует взрыв эмоций. Но он все равно последовал – видать, принятая сегодня доза оказалась сильной. Хотя, благодаря сохраненному Валерием спокойствию, все обошлось «малой кровью»:
-Тебе насрать на все: на киевскую хунту, на фашистов, на бандеровцев, на то, что все по подстрекательству Америки ополчились на Россию! Вот такие пофигисты и виноваты во всем! - гневно выкрикнула Людмила и ушла в комнату.
Валерий вздохнул и перевернул страницу. Он поднял взгляд на темное окно и опять в памяти возник лес и глаза той девушки. И опять он почувствовал, что ему до боли не хватает этих глаз и этой исходящей от нее подлинной теплоты и женской ласки. Он понял, что не успокоится, пока не увидит ее вновь...
Валерий стал захаживать в лесопарк. Он приезжал сюда после работы и до темноты бродил по аллеям. Он видел, как меняется все вокруг: уже сошла вешняя вода, и от земли потянуло тем запахом, который бывает только ранней весной. Почему-то созерцая пробуждение природы, всегда надеешься на лучшее...
Валерий иногда задерживался до темноты и возвращался уже по аллее, освещенной горящими фонарями. Он стоял на том самом месте, где впервые увидел девушку, где лежал на земле упавший с велосипеда парень... Стоял и не уходил, надеясь неизвестно на что.
Несколько раз он ловил на себе пристальные взгляды гуляющих с колясками мамаш, а однажды ему встретились те самые старик со старухой, которые присутствовали при вызове скорой. Завидев его издалека, они быстро свернули на боковую аллею, покосившись подозрительными неприязненными взглядами. Не было только Александры Васильевны… Саши.
В эти дни Валерий возвращался домой поздно. На вопросы Людмилы отвечал, что много претензий по поставкам, и шеф напрягает до посинения. Женька вел себя нормально и Валерию начало казаться, что и впрямь он преувеличивает проблему. 
«Может, и правда, только забавляются, как дети, - обнадеживал себя он, - Транзиторное явление, свойственное им в этот безбашенный период, а потом будет стыдно вспомнить….»
Ведь и у него самого в этом возрасте было нечто подобное…
Это случилось в летнем лагере. Смена уже заканчивалась, и в тот вечер на костровой площадке был организован прощальный костер с дискотекой. Валерка и его трое соседей по палате решили отметить это событие «по-взрослому». Славка Коротков, как самый «продвинутый» из них, договорился с каким-то мужиком в поселке, и к вечеру у них в руках оказалась бутылка самого настоящего портвейна. 
Перед дискотекой они «раскатали» ее в кустах за хоздвором и явились на костровую уже подогретые. Голова у Валерки слегка кружилась, и веселье перло из него само собой. Однако длилось это недолго. После первого же танца к Валерке подошел Славка и дернул его за локоть, сообщив на ухо:
-Гарика и Журу зажопили. К директору потащили, говорят, родокам сообщат. Верка вожатая с воспиталкой всех наших вылавливают и обнюхивают. Линяем отсюда.
Проговорив это, Славка подался к выходу. Обескураженный Валерка пошел за ним, слабо представляя, что их может спасти. Когда они выбрались с костровой, Славка сказал:
-Давай, на речку смотаемся. Окунемся – протрезвеем.
-Пахнуть-то все равно будет, - нерешительно ответил Валерка.
-Не ссы в компот, там ягоды…
Славка достал из кармана коробочку мятных лепешек:
-Потом засосем. Вернемся сразу в корпус, когда дискотека кончится, и в койки заляжем.
Они прошли через хоздвор, раздвинули известные им доски в заборе и оказались за территорией лагеря.
  Смеркалось. Над перелеском догорало пламя вечерней зорьки. За спиной слышались отзвуки продолжающейся дискотеки, а здесь - звенели цикады, стелился над полем туман, пахло сеном, да роса приятно холодила обутые лишь в шлепки босые ноги. Упавшее было немного настроение, что пришлось уйти с дискотеки, вновь поднялось, и они наперегонки помчались через поле к видневшемуся за ним прибрежному кустарнику.
-Нормалек… - отрывисто проговорил на бегу Славка, - Продышимся… Все выветрится…
Вот и речка. Они сбежали с крутого берега на маленькую полянку у самой кромки воды и остановились, тяжело дыша.
-Полезли? – спросил Славка.
Валерка кивнул и начал расстегивать джинсы. И только тут до него дошла немаловажная деталь:
-А как потом в мокрых труселях придем?
-Да на х.. они нужны! – воскликнул Славка, и сняв с себя все, абсолютно голый бултыхнулся в речку.
Валерка рассмеялся и последовал его примеру. 
-Кайф голяком! -  закричал Славка, подпрыгивая и ныряя раз за разом. 
В свете луны ярким белым пятном сверкала его незагорелая задница. Валерка тоже начал прыгать и хватать ныряющего Славку за ноги. Дело кончилось тем, что они сплелись в воде в живой клубок голых тел, хохоча и макая с головой друг друга. 
Наконец, запыхавшиеся и усталые, они выбрались на берег и задрожали от холода.
-Холодно, бля, - проговорил Валерка, стуча зубами.
Славка подпрыгивал рядом.
-Слышь, - отозвался он, повернув голову и озорно подмигнув, - От холода предметы уменьшаются, а у меня – наоборот…
Славка повернулся, и Валерка увидел его напрягшийся член.
-Развратник! Эксгибиционист, - рассмеялся Валерка, хлопая его по голой заднице и ощущая, что у него происходит то же самое.
Славка тоже залился смехом, показывая пальцем на Валеркин член. Ими овладело какое-то странное возбуждение. Они прыгали на месте, смотрели, как дергаются в такт прыжкам их члены, и от этого хотелось смеяться. 
Славка сел на траву, широко расставив коленки согнутых ног, и начал водить кулаком по зажатому в нем члену. Валерка уселся напротив и стал делать то же самое.
-Баб е..ал? – блаженно улыбаясь, спросил Славка, не прерывая своего занятия.
-Не… – коротко отозвался Валерка.
Сейчас ему не хотелось врать. Он пребывал в состоянии, когда ему было хорошо, как не бывало никогда раньше, и испортить его не могли никакие насмешки.
-А я тоже – нет, - неожиданно признался Славка, - А хочется… Бля…
Он закатил к небу глаза и задвигал рукой с удвоенной энергией. Скоро Славка начал постанывать.
-Кончаю!- воскликнул он, и на глазах Валерки из его члена ударила  белая струя.
-Бля… - прошептал Валерка, и у него произошло то же самое.
Они расслабились и посмотрели друг на друга.
-Пиз…ц, - сказал Славка, выжимая из члена, как из соски, остатки капель.
Потом они еще раз ополоснулись в реке, оделись и зашагали через поле к лагерю. Оттуда послышался восторженный рев и в небо взлетели ракеты фейерверка.
-В самый раз угадали, - кивнул в ту сторону Славка.
-У нас  было не хуже, - сказал Валерка, - Мы получили с тобой эстетическое, спортивное и сексуальное удовлетворение.
Они оба улыбнулись.
-Только помалкивай, - становясь серьезным, резко сказал Славка, блеснув в темноте глазами, - Я не педик.
-Я, что ли, педик? – возмущенно отозвался Валерка.
-Заметано, - примирительно завершил Славка.
Это был единственный раз, когда Валерий испытал нечто подобное, хотя уже на следующий день было противно вспомнить. Позже пришло успокоение, а потом и тайная гордость за себя, поскольку в жизни, как он тогда считал, надо попробовать все.
Наступил май, расцвела сирень, а деревья покрылись клейкими листочками. Валерий продолжал посещать экологическую тропу, но уже больше ради созерцания природы, что, как он почувствовал, внесло в его жизнь свежую здоровую струю. На встречу он надеялся уже лишь подсознательно…
-Здравствуйте!
Этот голос заставил Валерия вздрогнуть и замереть на месте. Он был не в парке. Это был совсем другой район города и оказался он здесь совершенно случайно. Случайно... Опять случайно.
-Вы не узнаете меня? Мы с вами сталкивались в Тропаревском заказнике, помните? Когда мальчик упал с велосипеда...
Разве мог Валерий этого не помнить? Он просто сейчас не был в состоянии вымолвить ни  слова от неожиданности. Перед ним были те самые глаза! Не хватало еще, чтобы она положила ему на грудь свою ладонь.
И она тут же положила ее, точнее, слегка дотронулась, как тогда, в парке:
-Извините, возможно, я ошиблась, но вы очень похожи...
-Саша... - выдохнул он и покраснел от собственной фамильярности, - Простите... Александра Васильевна...
-Значит, это все-таки вы? - засмеялась девушка.
Смех у нее был такой же звонкий и легкий, как весь ее облик.
-Я просто не ожидал вас здесь встретить, - проговорил Валерий, приходя в себя.
-Я тоже, - улыбнулась Саша, - Кстати, давайте познакомимся, наконец. А то, как меня зовут, вы знаете, а я до сих пор в неведении.
-Да, простите. Валерий, - представился он.
-Этикет требует ответа: «Очень приятно», но мне думается, не стоит уточнять.
Они засмеялись.
-Я часто вспоминала вас, - заговорила Саша,  - Вы тогда очень помогли мне. Я растерялась и действительно не знала, что мне делать.
-Что же еще в таких ситуация делают? - пожал плечами Валерий, - Не караул же кричать?
-Я готова была закричать, честное слово.
Они опять вместе рассмеялись.
-А вы здесь работаете неподалеку? - спросила Саша.
-Нет, у меня здесь было дело неподалеку. А почему вы решили, что работаю, а не живу?
-Не знаю... Наверное, потому, что закономернее предположить, что живете где-то поблизости от парка. Люди обычно гуляют там, где живут...
Их разговор происходил посреди тротуара, на том месте, где они заметили друг друга.
-Вы не торопитесь? - спросил Валерий, - Может быть, зайдем, посидим где-нибудь за чашкой кофе? А то в нашей беседе есть нечто вокзальное.
-Я не знаю, стоит ли, - нерешительно ответила Саша.
Ее улыбка не угасла, но стала не столь лучистой, что была прежде.
-Ну, я же не в ресторан вас зову, - мягко возразил Валерий, - Я просто хотел узнать, как здоровье того парня? Вы же, наверное, в курсе, раз забрали его велосипед...
-Да, конечно, - улыбка и взгляд обрели свое первоначальное состояние.
-И потом, - продолжил Валерий, - Вы, как я понял, хорошо знаете тот лесопарк, раз приводите туда воспитанников, а мне хотелось бы узнать о нем побольше. Я тоже люблю гулять там и размышлять о жизни, когда на лирику потянет.
-Ну, тогда нам интереснее было бы встретиться там, - ответила Саша.
-Буду вам премного благодарен, - улыбнулся Валерий, - Обещаю быть самым прилежным учеником.
-Посмотрим, - улыбнулась в ответ Саша, - Завтра вам удобно?
-Вполне. Но я бы предпочел сегодня.
-Если только вечером... - задумчиво протянула она.
-Ну, и что же? Сейчас май, такие дивные погоды стоят... Это май весельчак, это май чародей... Так, кажется, уговаривал Лизу Ипполит Матвеевич?
Они опять рассмеялись.
-Но я не Лиза, а вы не Воробьянинов, - ответила Саша.
-Главное, что мы оба не Остап Бендер, - подытожил Валерий.
-Это - да, - согласилась девушка, - Так, когда вам удобно? 
-Давайте в шесть вечера на том месте, где свалился с велосипеда наш герой.
-В половине седьмого, не возражаете?
-Ничуть. До встречи?
-До встречи, - улыбнулась Саша.
На условленное место Валерий пришел заранее, и уже полчаса расхаживал по дорожке в направлении Востряковского кладбища и обратно.
«Какие дела могут быть у учительницы вечером, кроме семейных? - грустно подумал он, - Наверняка замужем».
Валерий сам удивился своим мыслям, пришедшим так просто и непрошено одновременно. Неужели он уже помышляет о чем-то большем? Кажется, впервые в жизни Валерий забыл, что он семейный человек. 
Он увидел Сашу, когда та появилась на дорожке над родником. Она тоже заметила Валерия и приветливо взмахнула рукой, начав торопливо спускаться в овраг.
«Как девочка», - подумал Валерий, с нежностью глядя на ее хрупкую фигурку.
-Добрый вечер. Давно ждете? 
«Интересно, какой надо быть сволочью, чтобы обидеть человека с такими глазами?» - подумалось Валерию.
-Только подошел, - улыбнулся он, - Куда направимся? По тропе?
-Как вам будет угодно.
-Мне угодно. До самого конца и обратно.
-Это около двух километров, - предупредила Саша, - а туда и обратно - все четыре.
-Хоть сорок четыре! Я готов идти и слушать все, что вы говорили тогда здесь своим ребятам.
-Вот уж не ожидала, что обрету такого прилежного ученика, - засмеялась девушка.
-Кстати, об учениках, - становясь серьезным, сказал Валерий, - Что с тем парнем?
-Действительно перелом, - тоже серьезно ответила Саша, - на прошлой неделе его выписали, хотя, лучше бы ему было оставаться в больнице...
-Почему? - поинтересовался Валерий.
-Вы помните, как он не хотел, чтобы вы отвезли его велосипед домой и чтобы сообщали его родителям?
-Да, конечно.
-Этому были свои причины. Они у него оба алкоголики. Я видела, где он живет. Это нечто. Трудно представить себе, что можно так жить. Вонь стоит уже на площадке, я не знаю, как соседи терпят, хотя...
Саша печально махнула рукой.
-Как вы попали туда? - спросил Валерий.
-Навела справки, в какую больницу его доставили, навестила. Он сначала ершился, грубил, отворачивался к стенке, когда я приходила. Но потом вынужден был смириться - кроме меня, придти к нему было некому, а зарядка для телефона и планшет понадобились. Да и судьба велосипеда волновала - это у него, судя по всему, самое дорогое и единственное.
-И вы пошли к нему домой за планшетом?
-Да. И едва оттуда выбралась. Его пьяные родители приняли меня за его... - Саша замялась, подбирая выражение.
-Я понял, - Валерий слегка улыбнулся.
-Хотя девушки у Игоря нет, - продолжала Саша, - И, по-моему, у него вообще нет друзей...
-Его зовут Игорь? - уточнил Валерий.
-Да, - кивнула Саша, - Родителей знает весь район и все оберегали от него своих детей. Поэтому он такой дикий. Хотя, на самом деле, у него очень чуткая душа и огромный запас нерастраченной доброты, но все это забито жестокостью среды, в которой он вынужден вращаться.
-Вам удалось достучаться до него?
-Не сразу. Но когда он поверил мне, я была поражена тем качествам, которые в нем открылись.
-Мне думается, это смогли делать только вы, - приостанавливаясь и пристально глядя ей в глаза, сказал Валерий.
-Опыт был большой, - уклончиво ответила Саша.
-Трудно поверить.
-Хорошо сохранилась? - с горькой усмешкой подняла глаза Саша, - Вернемся к разговору об Игоре. Он слабо учится, и вообще привык быть изгоем. Единственное, что держит его на поверхности - это его велосипед. Он увлечен им до фанатизма. Причем, как экстримом, так и путешествиями. Когда он стал мне рассказывать, где побывал и что видел, я подумала о том, как порой увлечение не дает человеку погибнуть...
Валерий задумался над ее словами и ему вспомнился Женька.
«Увлечь бы его чем-нибудь, - подумалось Валерию, - Велосипед он тоже любит... Может, познакомить их? Но - Людмила. Сын алкоголиков... Представляю, какой это будет иметь резонанс. Людмила... Опять Людмила».
Он посмотрел на идущую рядом Сашу и ощутил душевную горечь от того, что он вынужден делить свою жизнь с Людмилой. Ему казалось, что Саша, будь она на ее месте, поняла бы все. Они бы выходили из ситуации с Женькой сообща, а не он один, носящий ее в себе и вынужденный скрывать.
Тропа привела их к пруду. Они остановились на деревянном помосте над водой. Несколько уток, заметив их появление, поплыли к ним.
-Чем покормить не захватила, - сокрушенно покачала головой Саша.
-Саша, вы удивительный человек! - воскликнул Валерий, - Простите, вы разрешите мне вас так называть?
-Да, конечно, - приподняла она уголки губ, - А что вы увидели во мне удивительного?
-Вы готовы каждого поддержать, каждого накормить...
-Что же вас удивляет?
-То, что сейчас это не часто встретишь. Сейчас каждый стремиться урвать для себя, кто как может - за счет государства, общества, такого же, как он сам - не важно. Урвать во что бы то ни стало и каким угодно образом.
-И что, им помогает это стать счастливее? - немного иронично спросила Саша, - Вы не встречали других людей?
-Встречал. Но такую, как вы - впервые.
-Перестаньте, я этого не люблю, - улыбнулась Саша, слегка поморщившись,- Вы, кажется, хотели послушать про природу?
-Я не хотел. Я хочу…
Они пробродили с Сашей по парку до темноты, и он пошел ее провожать. Хотя Саша жила недалеко, домой Валерий попал лишь поздно вечером. 
Едва он открыл дверь в квартиру, как услышал громкие возбужденные  голоса Женьки и Людмилы.
-Сколько раз я должна повторять одно и то же! - кричала Людмила, - Я не нянька убирать все за тобой!
-А я не прошу тебя ничего убирать! - слышался в ответ голос Женьки, - Мне удобно, чтобы у меня было так! И я просил тебя не лазать по моему компьютеру...
-Я - мать! И я имею право! Значит, есть чего скрывать, раз боишься!
-Прекратите! - воскликнул Валерий, входя, - Что тут у вас происходит?
-Бабушка приезжала, - ответил сын, - У мамки пятиминутка после скандала.
-Мал еще родителей судить! - выкрикнула Людмила.
-Хватит! - рявкнул Валерий, - Я не хочу, приходя домой после целого дня работы, слышать это! Замолчите оба!
Людмила и Женька недоуменно уставились на него. Таким резким они его еще не видели.
-Оставь его в покое, - строго сказал Валерий жене, - А относительно компьютера он абсолютно прав. Он человек, помимо того, что наш сын.
Валерий повернулся и вышел из комнаты. Он прошел на кухню и включил чайник, не зажигая света. За окном было уже совсем темно. Валерий вспомнил парк и мерцающие сквозь распускающуюся листву огоньки фонарей, освещающих аллеи желтоватым светом. Ему показалось даже, что он ощутил вечернюю прохладу и запах пробуждающейся земли.
-Саша… - еле слышно прошептали его губы.
На кухне вспыхнул свет.
-Правильно! Воспитывай! – раздался за спиной резкий голос входящей Людмилы, - Я говорю одно, а он... Заступник нашелся! Правильно, моя мать говорит...
-И поэтому ты с ней без конца скандалишь, когда она приезжает?
-Я всем плохая! Я всем только мешаю! - со слезами в голосе воскликнула Людмила, - У матери я шлюха, у сына - вредина, а у мужа... У мужа вообще не пойми кто! Я даже ему, как баба, не нужна, пока сама не попрошу!
Валерий поднял на нее пристальный внимательный взгляд. 
-Я не буду возражать, если ты заведешь себе любовника, - сказал он ровным и спокойным голосом.



4.


Весна вступила в свои права. Погода установилась по-летнему жаркая, и зелень окрепла, наливаясь силой. 
Саша вошла в жизнь Валерия и совершенно незаметно заняла там свое, как бы отведенное ей место. Она заполнила собой тот вакуум, что был в его душе от недостатка самого обыкновенного человеческого участия и доброты. Он заметил, что с ее появлением он стал значительно спокойнее и уравновешеннее даже в повседневной жизни.
Валерию вспомнились слова редактора, сказанные ему когда-то, про мир в душе. Теперь он, кажется, стал понимать, что это, действительно, отнюдь не абстрактное понятие, как ему представлялось раньше.
Они еще два раза встречались и опять допоздна бродили по тропе. Как ни странно, за все время они ни разу не затронули в разговорах личных тем. Валерий так и не знал, замужем ли Саша, а она не поинтересовалась его личной жизнью. При этом у них всегда находилось, о чем поговорить. Темы приходили сами собой. Они были разными: отвлеченными, конкретными, но всегда интересными и не тривиальными. Валерий не знал, что будет дальше. Он был рад тому, что имел, и не хотел торопить события. 
Отношения с Людмилой, после того вечера, перешли в состояние мирного сосуществования под одной крышей, и он спокойно относился к этому, не стремясь форсировать события ни в ту, ни в другую сторону.
В отношении Женьки Валерий не замечал ничего настораживающего, пожалуй, кроме того, что тот стал часто, придя домой после прогулки, запираться в ванной. Один раз Валерию показалось, что от сына пахнуло чем-то спиртным, но это было лишь раз, да и то он не был уверен до конца, что ему это не показалось. Во всем остальном Женька был прежним и Валерий начал даже успокаиваться, но судьба готовила ему удар. И постиг он его совершенно внезапно в один из первых солнечных жарких дней…
Валерий вышел из метро и пошел к своему дому, когда, бросив беглый взгляд на проезжую часть, не идет ли автобус, на котором можно было подъехать три остановки, неожиданно увидел сына. Тот шел по улице, направляясь в сторону метро.
«Любопытно, - подумал Валерий, - Это его каратэ?»
Женька продолжал шагать в своей обычной манере, поглядывая по сторонам. 
Стараясь держаться в отдалении и скрываясь за спинами прохожих, благо место было оживленное, Валерий направился следом. Вот Женька нырнул в подземный переход, где находился вход на станцию метро, но туда не свернул, а пройдя до конца, вышел к кинотеатру. 
Валерий продолжал идти за сыном. Здесь место было не таким людным и ему пришлось постоять за углом, отпустив Женьку подальше от себя. Яркая полосатая футболка, в которую тот был одет, помогала не терять его из виду. Вот Женька перешел улицу, лавируя между машинами, стоящими в постоянной здесь пробке, и направился в парк.
Валерий понял, что здесь ему проследить за сыном будет нелегко - многолюдной была только центральная аллея, по которой в обе стороны двигался поток людей, идущих от метро к большому микрорайону, располагавшемуся за парком, и обратно, а остальные дорожки были, как правило, пустынны. К тому же, деревья находились на приличном расстоянии друг от друга, а имевшийся кое-где низкорослый кустарник не мог служить надежным укрытием.
Войдя в парк, Женька пристально оглянулся, но вряд ли мог заметить Валерия, который еще не успел перейти улицу и стоял в толпе вышедших из только что подошедшего автобуса людей. Валерий подождал, когда футболка сына замелькала где-то среди кустарника по ту сторону забора, и пройдя немного по улице, вошел в парк через другие ворота.
Стараясь не выходить на открытые пространства, Валерий направился в сторону, где видел Женьку последний раз. Скоро он заметил его. Тот пересек центральную аллею и шел через широкую луговину по направлению к речушке, протекавшей за парком. Валерий пошел параллельно, установив, что такая просматриваемость дает в то же время и преимущество, поскольку наблюдать можно было издалека, не ступая след в след. 
Женька продолжал идти, не проявляя никакого беспокойства. Вот он вышел к речушке и свернул на дорожку вдоль нее, направляясь к самой удаленной части парка. За весь путь он не останавливался и не делал никаких жестов. Да и народа вокруг было не так много, несмотря на теплый вечер. Лишь прогуливались пожилые парочки, проносились велосипедисты, да семейные люди  с резвящимися чадами двигались небольшими, но шумными компаниями.
«Давно ли мы сами так гуляли с ним по Поклонной горе?» - подумалось Валерию, и в душе опять  защемило. 
Он смотрел издалека на мелькавшую за стволами деревьев тонкую фигурку сына, казавшегося отсюда таким же маленьким, каким он его помнил во время этих прогулок. Женьке не шлось рядом с ним и Людмилой. Он - то убегал далеко вперед и потом поджидал их, выскакивая из укрытия, то наоборот, отставал, а потом догонял, подпрыгивая и с визгом бросаясь ему на спину. Его неугомонный веселый Женёк, Женёнок, Женчик... Каких только ласковых производных от его имени не придумывал тогда Валерий. Куда это все ушло? Где тот вечер, когда они захватили на прогулку детскую книжку с броским названием на обложке "Мой добрый папа", и Женька, которому надоело таскать ее в руках, сунул ему в ладони, сложенные за спиной, названием наружу.
-Неси так, - сказал он при этом, сверкая озорными искорками в глазах, - Я хочу, чтобы все видели, кто это идет!
Думал ли тогда Валерий, что настанет день, когда он будет крадучись пробираться за ним по этому парку? От этих мыслей ему стало нестерпимо жаль и себя, и своего любимого сына. Не этого, что шел сейчас впереди, а того, которого он помнил, и о котором болела душа, как о горькой утрате.
Валерию удалось первым пересечь дорожку по направлению движения Женьки и спуститься в овражек. Здесь уже вокруг не было ни души, и он притаился за кустами, растущими вдоль дорожки. 
Вот показался Женька. Он прошел совсем рядом. Валерий, кажется, даже почувствовал движение воздуха, исходящее от быстрой походки сына. Он приподнялся, стараясь не высовывать головы из-за кустов, служивших ему укрытием, и стал следить за ним взглядом, поскольку в этом безлюдном месте, выйди он на открытое пространство - сразу же окажется обнаруженным.
Скоро полосатая футболка скрылась из виду. Валерию ничего не оставалось, как двигаться, переступая ногами по склону овражка. Он старался не производить шума, и в то же время торопился, стремясь догнать сына, но тот, как провалился сквозь землю. 
Валерий остановился и все-таки рискнул выйти на дорожку. Она была пуста. Пусто было и пространство вокруг, лишь в отдалении виднелись фигуры гуляющих.
Валерий не нашел ничего лучшего, как продвигаться к тому месту, где последний раз мелькнула между кустами футболка сына. Здесь овраг был заросшим, виднелись лишь плешины выжженной шашлычниками земли и оставленный ими мусор.
Ему приходилось идти с большой осторожностью, чтобы не производить шума - ведь Женька исчез где-то здесь. Валерий уже почти дошел до мостика через речушку, по которому когда-то давно, когда здесь еще не было этого парка, проходила дорога. Он приостановился, чтобы еще раз внимательно оглядеться, когда до его слуха донесся негромкий всплеск знакомого смеха. Валерий замер на месте и инстинктивно присел. 
Вокруг никого не было. Слабое журчание воды, пение  птиц, заросший овраг, кустарники. Валерий стоял, весь обратившись в слух. Он простоял так уже довольно долго, когда из ложбинки, закрытой от взглядов ветвями кустарника и низкорослых деревьев, до него донесся какой-то отголосок сказанных слов. Валерий начал крадучись пробираться туда, внимательно смотря на землю, прежде чем поставить ногу, чтобы невзначай не хрустнуть веткой. 
Приблизившись, он лег на траву, и преодолев буквально ползком оставшиеся несколько метров, заглянул в ложбинку. 
Ему повезло. Сверху ветви надежно закрывали это место от взглядов прохожих, но отсюда, где оказался он, сквозь редкий кустарник отлично просматривалась крохотная лужайка с лежащим поперек коротким бревном и кострищем, рядом с которым стоял оставленный кем-то тронутый ржавчиной мангал. На бревне, прижавшись друг к другу, сидели, тихо болтая между собой, двое парней. Одним из них был Женька. 
Валерий буквально врос в землю, вглядываясь в узкий просвет между тонкими ветвями и прислушиваясь. О чем говорили ребята, он разобрать не мог, поскольку до него долетали лишь отдельные обрывки слов. Судя по всему, это была обычная болтовня. Они иногда смеялись, иногда жестикулировали, и по их лицам было не трудно догадаться о взаимном расположении друг к другу. 
В пальцах у обоих дымились сигареты, и время от времени ребята неглубоко затягивались, тут же выпуская дым и сплевывая себе под ноги. Валерий впервые увидел, как сын курит. От его частых плевков, в душу Валерия закрались смутные подозрения, но, внимательно потянув носом, он не уловил никакого запаха, кроме табачного. Зато заметил другое. Возле бревна стояли две банки пива и ребята периодически, между затяжками, прикладывались к ним, делая по глотку.
"Значит, мне не показалось тогда, - подумал Валерий, - И вот почему он, вернувшись домой, сразу идет под душ".
Валерий внимательно разглядывал второго парня. Определенно, он никогда не встречал его раньше. Тот был постарше Женьки лет на пять и выглядел весьма прилично.
На вид он казался красивым. Русые, коротко подстриженные волосы, тонкая шея, стройные длинные ноги, обутые в добротные кроссовки, острые, выпирающие под обтягивающими  черными джинсами, коленки. Жесты его были уверенными, а движения неторопливыми. 
Ребята продолжали болтать, не замечая его присутствия. Скоро опустевшие банки были отброшены в сторону вместе с окурками. Парень поднялся, встал напротив сидящего Женьки и полез руками себе в промежность. Вот из джинсов показался его слегка увеличенный в размерах член. Парень вытащил его как можно больше и начал мочиться, смотря на Женьку, у которого загорелись глаза, а лицо расплылось в улыбке. Закончив дело, парень не стал прятать член, а начал медленно водить по нему пальцами, подойдя вплотную к Женьке. Он еще что-то сказал при этом и в ответ послышался всплеск знакомого смеха. 
Глядя во все глаза на то, что делает парень, Женька тоже запустил себе руку под резинку шорт. Парень что-то опять сказал ему, и Женька подобрал одну штанину, высунув оттуда свой возбужденный член. Некоторое время они с упоением мастурбировали, глядя друг на друга. Потом парень театральным движением дернул вниз до колен джинсы и задрал футболку. Обнажив все свои прелести, он начал шевелить низом живота, от чего его член и яички болтались во все стороны, вызывая восторженный смех у Женьки, который тоже стянул шорты и выделывал то же самое.
Валерий смотрел во все глаза на происходящее и мечтал только лишь об одном — чтобы на этом все кончилось. Пусть они сейчас посмеются, опять выпьют пива, покурят и... разойдутся. Пусть это останется забавой или тем, что было у него тогда в летнем лагере!
Однако одними забавами не обошлось. Он увидел, как Женька встал на колени перед тем парнем и взял в рот его член. Валерий даже отвел взгляд, насколько ему сделалось противно, но потом все-таки заставил себя смотреть. Он видел, как его сын своими еще по-мальчишески пухлыми губами и языком уверенно елозит по члену, поминутно вскидывая озорные глаза в лицо стоящего над ним парня. Спустя какое-то время, тот тоже опустился на колени, они повалились на траву и предались этому занятию одновременно, лежа ногами в разные стороны. Это уже была не игра, и глядя на них, нельзя было предположить, что они это делают впервые.
Валерию было больно, но он смотрел, смотрел во все глаза, он заставлял себя досмотреть все до конца. Он видел, как Женька, лежа на животе, уперся локтями в землю, приподнял попку, и парень вошел в него. Вошел просто и уверенно, как это делал, очевидно, всегда. 
Валерий закрыл глаза и уткнулся лицом в лежащий на земле локоть. Он не мог больше этого видеть, но он все слышал. Он слышал их тихие сладострастные стоны и чувствовал себя так, как будто парень делает это с ним самим и отнюдь не по обоюдному желанию. 
Когда на полянке воцарилась тишина, Валерий открыл глаза. Ребята лежали рядом со спущенными штанами, раскинувшись в расслабленных позах. Вот Женька поднял голову и что-то сказал. Они заулыбались и стали одеваться. Они опять покурили, сидя рядом на бревне, а потом стали карабкаться из оврага наверх.
Валерий не торопился. После того, что он только что увидел, сомнения исчезли. Раньше они у него еще оставались, согревая надеждой, но теперь их быть не могло.
Он не помнил, сколько пролежал еще в своем укрытии, но, наконец, поднялся и пошел к метро. На дорожках ему попадались люди, проезжали велосипедисты, мальчишки гоняли на скейтбордах – парк жил своей жизнью. Валерий шел и ничего не замечал - в глазах продолжало стоять то, что он только что увидел на сокрытой от посторонних глаз полянке.
Вот и метро. Как всегда, толчея куда-то спешащих по своим делам людей, постоянная пробка машин перед перекрестком. Валерий перешел проспект и направился было в сторону дома, как вдруг неожиданно увидел того парня. Валерий приостановился и внимательно посмотрел на него. Да, без сомнения, это был он. 
Парень стоял у кромки тротуара и ел мороженое. Точнее, уже доедал. Взгляд его равнодушно скользил по головам прохожих, периодически сосредотачиваясь на проезжей части за светофором. Вот там показался троллейбус, и парень, наскоро проглотив оставшееся, направился к остановке. Сам не отдавая себе отчета, зачем он это делает, Валерий пошел за ним. 
Подошел троллейбус, парень вошел, приложил карточку к валидатору и уселся в середине салона, уткнувшись в вытащенный из кармана смартфон. Валерий сел позади, чуть  наискосок, и стал незаметно его разглядывать.
На следующей остановке троллейбус заехал на кольцо, и водитель пошел отмечать путевку. Это была очередная нелепость, не имевшая объяснения с позиции логики вещей. Когда-то здесь была конечная этого маршрута, но потом Москва разрослась, линию продлили дальше, а диспетчерская так и осталась на прежнем месте. Уже не один десяток лет  пассажиры были вынуждены терпеть эту задержку. Случалось, что троллейбус догонял предыдущий, который еще не успевал отправиться, и тогда многие перебегали. При этом никто не роптал - так бегало уже не одно поколение.
И на этот раз было то же самое. Завидев стоящий впереди троллейбус, все немногочисленные пассажиры резво устремились туда. В салоне остались только Валерий и парень, который, тоже вроде бы дернулся, но потом почему-то предпочел остаться. Совершенно некстати в этот момент у Валерия завибрировал мобильник. Не ответить было нельзя - звонила Людмила.
-Ты скоро? - без предисловий затараторила та, - Я сегодня пораньше ушла. Сусанна из отпуска вышла – пусть напряжется после своих Канар. Слушай, захвати квас, я окрошку сделаю на ужин. Жара такая, больше ничего в душу не идет. Хотела Женьку послать, а его нет. Где он, не знаешь?
-На тренировке, - односложно ответил Валерий, следя краем глаза за парнем.
-На какой тренировке? Его рюкзак на месте. И потом - разве у него по средам есть тренировка?
-У них там собрание какое-то, кажется, он говорил. 
Валерий заметил, как парень бросил на него короткий пристальный взгляд.
-Когда это он говорил? 
-Ладно, я все понял, - поспешил завершить разговор Валерий, - Куплю.
Но Людмила не унималась:
-А ты где сейчас?
-Сейчас? В троллейбусе. Мне нужно отвезти документы по одному адресу, после чего освобожусь. Все, скоро буду.
Он нажал клавишу отбоя. Парень продолжал равнодушно тыкать пальцем в смартфон. 
Скоро троллейбус тронулся. Через три остановки, когда троллейбус уже успел остановиться и открыть двери, парень неожиданно вскочил с места и выскочил через среднюю дверь, но Валерий успел в последний момент выйти через заднюю. 
Парень стоял на тротуаре и в упор смотрел на него. 
Как бы не заметив этого и не поворачивая головы, Валерий деловой походкой направился между домов в глубь квартала. Отойдя немного, он оглянулся. Парень шел по проспекту в сторону центра. Валерий пошел параллельно со стороны двора стоящего вдоль проспекта дома. Дойдя до угла, он осторожно выглянул и едва не наткнулся на парня, свернувшего на примыкающую улицу. Ему повезло, что тот смотрел в это время в противоположную сторону. 
Отойдя за деревья, он пропустил мимо себя парня и пошел за ним на приличном расстоянии. Однако Валерию почти сразу же пришлось убыстрить шаги, потому что тот свернул за угол следующего дома. Дойдя до этого места, Валерий посмотрел ему вслед и увидел, что парень заходит в третий от угла подъезд. Валерий бросил взгляд на номер дома и пошел в направлении подъезда, в котором скрылся парень. 
Дом был кирпичный, постройки пятидесятых годов, а лестничные пролеты были сплошь остеклены. Дойдя до подъезда, он посмотрел на табличку с номерами квартир, поднял взгляд выше и... встретился глазами с парнем. Тот стоял на межэтажном пролете лестницы и пристально-испытующим взглядом в упор смотрел на него. Валерий понял, что обнаружен.
Первой мыслью было отвести взгляд и пройти мимо, но он понял, что это бесполезно - тот его вычислил, а кривляться перед годящимся ему в сыновья парнем показалось унизительным. Валерий стоял и тоже смотрел на него, ожидая, что последует дальше. 
Валерий сделал жест, призывающий парня выйти. Он не знал, что скажет ему, но рассматривать друг друга дальше было противоестественно. Однако тот не повел и бровью, продолжая в упор смотреть на Валерия. Разве, в глазах загорелся наглый огонек издевки. Валерию ничего не оставалось, как просто уйти. 
Он шагал и чувствовал себя оплеванным. Зачем он поехал за ним? Помимо того, что дал возможность парню таким образом поиздеваться над ним, тайное стало явным. Если он все расскажет Женьке, тому не трудно будет догадаться, что за мужчина преследовал его партнера или бойфренда, как они там друг друга называют? Такое вот каратэ...
Валерий приостановился от неожиданно пришедшей в голову догадки и решительно зашагал в направлении троллейбусной остановки.
-Скажите, группа, где занимается Женя Лукьянов, уже закончила тренировку? - спросил он на ресепшн, войдя в вестибюль хорошо знакомой ему спортивной школы.
-Кто-кто? Лукьянов? - переспросил сидящий за перегородкой пенсионер, - Какая группа? Какой номер? 
-Я не помню, группа каратэ.
-Так у нас тут столько этих каратэ...
-Ну, найдите по спискам, вы же должны знать фамилии тех, кто у вас занимается, кого вы обязаны пропускать, иначе - зачем вы здесь сидите?
-А кто вы такой? - моментально вскинулся пенсионер, обретая неприступность.
-Я отец.
-Отец? Вот дома и командуйте!
-Кого вы ищете? - послышался строгий голос за спиной.
Валерий обернулся и столкнулся лицом к лицу с Женькиным тренером, которого не видел добрую пару лет.
-Здравствуйте, я отец Жени Лукьянова, вы меня помните?
Тот кивнул головой и протянул руку.
-Хотите опять привести его на занятия? - спросил тренер после обмена рукопожатием, - Честно говоря, я не посоветовал бы. Каратэ не для него...
-Как - опять привести? - опешил Валерий, даже не сумев это скрыть.
Тренер недоуменно посмотрел на него.
-Вы что, не знали, что ваш сын уже шесть месяцев не посещает тренировок?
Валерий повернулся  и молча пошел к дверям. Подозрения подтвердились. А от ситуации, в какой это выяснилось, он опять почувствовал себя опозоренным.
Едва Валерий вышел на крыльцо, задребезжал мобильник.
-Ну, ты скоро? - послышался ворчливый голос Людмилы, - Одного нет, другого нет... Вы хоть в чем-то помочь можете или я для вас обоих только прислуга?!
Валерий почувствовал себя не в силах что-либо говорить и нажал красную кнопку. Он стоял посередине тротуара, не выпуская телефона из руки, и чувствовал себя абсолютно потерянным. Его палец машинально перебирал контакты. Неожиданно он замер. Это был единственное имя, которое сейчас могло спасти его...
-Саша! Саша, это Валерий… Саша, ты не могла бы сейчас встретиться со мной? Прости, что на ты, ладно? … Нет, поговорить... Нет, я не могу тебе рассказать, и ты обещай, что не будешь расспрашивать... Просто поговорить… О чем угодно, как всегда… о природе, о поэзии… Меня это приведет в норму... Я приеду. Спасибо. Прости еще раз.






5.


Это произошло, когда Валерий учился в седьмом классе. Он переехал с родителями в этот, тогда еще бывший новым, район и перешел в другую школу. Ему повезло – «новеньких» в тот год оказалось много, и его процесс адаптации к коллективу прошел безболезненно. 
С Володькой Смирновым они оказались за одной партой по взаимному желанию. Еще на линейке он заметил Володькин взгляд, выделивший его из группы неуверенно чувствующих себя новичков, а когда поднялись в класс, тот, подойдя к нему, сам предложил:
-Сядем с тобой?
Валерка обрадовался, что кто-то из «стариков» протянул ему руку, хотя внешне не показал этого, равнодушно пожав плечами. 
У них сразу возник контакт, обнаружилось некое родство душ и само собой сложились приятельские отношения. Оба хорошо учились, оба были в меру доброжелательны и оба не стремились нивелироваться в общей массе. Правда, у Володьки это получалось не всегда гладко, и особой любовью в классе он не пользовался. Обидное прозвище Философ, сокращенное до Филоса, произносимое с долей презрения и насмешки, преследовали его постоянно со стороны агрессивного большинства. Валерке даже показалось, что тот выбрал его в приятели потому, что у него в классе не было друзей, но отталкивать от себя не стал, хотя и не шел против общества, занимая нейтральную позицию.
Но Володька, казалось, был благодарен ему и за такую малость, а Валерке было просто интересно с ним. Володька отличался неординарностью мышления - отчасти его кличка попадала в цель - много читал, любил кино и серьезную музыку. Сначала они общались в школе на переменах, а потом Валерка зачастил к нему домой, где они вместе проводили время до прихода родителей.
Проводили, преимущественно, опять в той же болтовне: обсуждали прочитанное, просмотренные фильмы, на которые часто ходили вместе, а то просто начинали дурачиться и травить анекдоты. При этом они отчаянно матерились и вели себя, как шпана, хотя оба происходили из культурных семей. Возможно, это была своеобразная форма протеста против фальши внешних норм благопристойности и средство выражения свободы. 
Со временем, основным развлечением стала картежная игра. Играли они лишь в примитивного «дурачка» или в еще более примитивного «пьяницу». Причем, никто не стремился выиграть. Скорее, для них был приятен сам процесс игры, во время которого они забавлялись и смешили друг друга, не переставая упражняться в маргинальном юморе. Шуткам не было конца, и они становились все откровеннее.
Однажды, когда Валерка, придя, нагнулся, чтобы развязать кроссовки, Володька прижался сзади, и обхватив его за задницу, воскликнул:
-Так не стой - я холостой!
Валерке было невдомек, что приятель смотрит на него иногда слишком чувственным взглядом, а во время возни, которую они часто затевали тут же, на диване, стремится не побороть его, а наоборот, оказаться под ним, как-то странно хихикая при этом. 
Открылось все внезапно в один из последних дней учебного года. 
-Привет. Что делаешь? -  спросил Володька, позвонив по телефону.
-Груши околачиваю, - отозвался Валерка.
-Подгребай, - послышалось обычное приглашение.
-Лучше ты, - подумав, сказал Валерка,- У нас на пруду уже купаются. Не хочешь тоже?
-Можно. 
-Приходи прям туда. Я тебя буду ждать возле труб.
Конец мая выдался тогда жарким, и купальный сезон для многих начался раньше обычного. Валерка надел плавки, захватил полотенце и вышел из дома. Идти было недалеко, и скоро он оказался на берегу небольшого пруда с пологим песчаным пляжем. В выходные дни он буквально кишел народом, приходившим сюда из близлежащих новостроек, но сейчас купалась лишь местная ребятня. 
Валерка расстелил полотенце на траве возле проходящего вдоль забора трубопровода, разделся и сел, поджидая Володьку. Тот прибежал скоро, скинул футболку и шорты, оставшись в узких трусиках с широкой резинкой.
Они окунулись, сплавали вдоль берега, а потом начали нырять, выпрыгивая из воды.
-Хочешь у меня с плеч? - предложил Володька.
-Давай.
Валерка нырнул три раза и предложил:
-Давай, теперь ты.
Но Володька почему-то смутился и отрицательно потряс головой. 
Когда они выходили из воды, Валерка заметил, что трусики на приятеле сильно оттопырены в определенном месте, но не придал этому значения, поскольку у самого такое происходило довольно часто и ни с того, ни с сего. Что в данном случае это имело причину, до него дошло, когда они отошли за кусты отжать плавки. 
Валерка сделал это спиной к Володьке, и обернувшись, остолбенел. Тот стоял перед ним абсолютно голый с возбужденным членом. Сначала Валерка засмеялся, но подняв глаза и встретившись взглядом, буквально поперхнулся. До него дошло, что это не шутка. Дошло разом, и он почувствовал, как веселье в его душе сменяется отвращением. А Володька подошел к нему вплотную, и глядя горящими страстью глазами, тихо спросил:
-Можно тебя поцеловать?
Валерка опешил, и кажется, потерял дар речи. Приятель обнял его за шею и начал целовать, стремясь проникнуть языком сквозь его сжатые губы. Валерка не ударил его, не отшвырнул от себя - он стоял и терпеливо ждал, что последует дальше. Володька оторвался, и встретившись с его полным омерзения взглядом, опустил голову.
-Ну и мудак же ты! – с чувством произнес Валерка и пошел к месту, где лежала их одежда. 
Не глядя больше на приятеля, он оделся, свернул полотенце, и не сказав ни слова, пошел домой.
Он тогда тоже плакал. Не навзрыд, конечно, но глаза его на какой-то миг повлажнели. За этот год он привязался к Володьке. Ему было интересно общаться с ним, он стал неотъемлемой частью его жизни, и вот… все рухнуло в одночасье. 
Валерке было жаль себя. Теперь даже то, что было между ними, выглядело в его сознании совсем иначе. Эти словечки, эти взгляды, эта возня на диване приобретали совсем другой смысл, как и многое другое. 
Он вспомнил, что как-то во время кучи-малы на ногах, которую они затеяли при входе в класс, кто-то, незаметный в толпе, схватил его между ног и начал довольно откровенно ощупывать. Теперь ему казалось, что это был Володька. Он вспомнил, как совсем недавно, в первый жаркий день, когда выскочили компанией на большой перемене в школьный сад и развалились на траве, Володька ради смеха при всех залез на него, лежащего на спине. Все смеялись и он тоже, хотя ясно ощущал при этом Володькин твердый член. Вспоминалось и еще многое. 
Когда они на следующий день встретились в школе, то не смотрели друг на друга и не разговаривали. Это было трудно, поскольку продолжали сидеть за одной партой, но Валерка выдержал - учиться оставалось считанные дни.
В последний день Володька все-таки сделал попытку к примирению, заговорив с ним о каких-то пустяках, но Валерка не поддержал беседы, а только посмотрел на бывшего закадычного приятеля и твердо сказал:
-Не парься. Никто не узнает.
Тот вскинул на него пристальный взгляд, полный затаенной боли. Наверное, Валеркин взгляд в этот момент был таким же. Только причины этой боли у них были разные.
-Я разочаровался в человеке,- легонько дотронувшись кончиком пальца до Володькиного плеча, произнес Валерка и отошел.
На следующий год они уже не сидели за одной партой, а еще через год потеряли друг друга навсегда – Володька перешел в другую школу. 
И вот теперь все чаще и чаще стали приходить Валерию в голову мысли, что единственный человек, которому он может довериться и открыться, это тот самый Володька Смирнов, его одноклассник, с которым он так безжалостно порвал тогда все отношения. Но захочет ли тот теперь придти ему на помощь? Да и где его найти? 
Валерий, вопреки своему желанию, позвонил одной бывшей однокласснице, и битый час был вынужден предаваться ностальгическим воспоминаниям и рассказу о своей жизни. Лишь в конце разговора, наконец, спросил про Смирнова, но та его едва вспомнила, поскольку он два года не доучился с ними до выпускного класса. 
Можно было попробовать зайти по прежнему адресу, но ведь прошло двадцать лет, и кто знает - кто там живет теперь? Да и представить себя в качестве такого нежданного гостя ему было трудно.
Садясь в то вечер за компьютер, Валерий слабо надеялся, что его попытка разыскать Володьку через социальные сети увенчается успехом, но совершенно неожиданно ему повезло. 
Несмотря на то, что имя и фамилию нельзя было отнести к редким, а кроме места и года рождения забить в поиск было нечего, едва Валерий начал просматривать выданные компьютером результаты, как наткнулся на лицо, отдаленно напоминающее когда-то знакомое. Он даже немного оторопел от неожиданности и открыл страницу. Без сомнения, это был Володька. Со своими именем, фамилией и фото на аватаре. 
Валерий полистал загруженные фотографии и на одной даже увидел себя в групповом школьном снимке. У Володьки было два альбома: один о его детстве и юности, второй - о теперешней жизни. Последний почти полностью состоял из сюжетов, запечатлевших его в разных странах на фоне достопримечательностей. Складывалось впечатление, что он проводит в путешествиях всю жизнь, объездив добрую половину мира. На всех фото Володька улыбался и выглядел счастливым человеком, хотя везде был один. Лишь на одном снимке он стоял в обнимку с молодым, чем-то похожим на него, парнем, но комментарий отсутствовал.
Заметив, что страница была on-line, Валерий тут же открыл личку и не придумал ничего другого, чтобы написать: «Привет». Ответ пришел почти сразу и содержал то же самое слово.
«Я – Лукьянов. Мы учились с тобой вместе в школе два года», - счел нужным напомнить он.
«Я узнал», – последовал лаконичный ответ.
Валерий задумался на какое-то время и защелкал клавишами;
«Рад видеть тебя здесь и, что, судя по фото, твоя жи…»
Он прервался и решительно удалил все написанное.
«Мне необходимо посоветоваться с тобой по очень важному для меня вопросу. Буду благодарен, если ты согласишься мне помочь», - написал он без предисловий.
Ответом было молчание, но и из сети Володька не выходил. 
Послышался голос Людмилы, которая звала ужинать, и отчаявшийся дождаться, Валерий хотел уже выйти из чата, но в последний момент передумал, свернул страницу в трей и пошел на кухню.
Вернувшись после ужина и уже ни на что не надеясь, он, тем не менее, увидел в продолжении опять предельно короткую фразу:
«Какие трудности?»
«Здесь объяснить трудно. Хотел просить тебя о короткой конфиденциальной  беседе», - написал Валерий.
«Послезавтра днем тебя устроит?» - отозвался собеседник.
«Вполне», - подтвердил Валерий.
«Если помнишь адрес, жду тебя к двум часам», - пришел ответ.
«ОК», - отбил Валерий и вздохнул с облегчением, хотя предстоящий визит отнюдь не радовал его.
Не без волнения подходил он к башне в девятнадцать этажей, постройки шестидесятых годов прошлого века. Эти дома тогда возвышались над кварталами блочных пятиэтажек и служили предметом зависти дворовой шантрапы. Казалось, они своей «поднебесностью» унижают не только тесные низкие домишки, в которых они жили, но и их самих. Сейчас, на фоне элитных многоэтажек, построенных на месте снесенных «хрущёб», дома выглядели серым пятном, и казалось, что и их час тоже не за горами.
Дверь открыл довольно хорошо сохранившийся мужчина, в котором Валерий без труда узнал своего бывшего одноклассника, поскольку черты лица были все те же. Морщины на лбу и под глазами не испортили облик, а проступившая кое-где седина, наоборот, подчеркивала моложавость, служа свидетельством прожитых лет. Тело его продолжало оставаться по-юношески стройным, только лишь небольшой животик придавал долю солидности.
-Привет, привет. Сколько лет, сколько зим… мы не ходим в магазин, - улыбнувшись, проговорил мужчина, пропуская его в прихожую.
Они обменялись крепким рукопожатием.
-Хорошо выглядишь, - заметил Валерий.
-Ты тоже. Комплимент за комплимент. Хотя, в моих комплиментах, имей в виду, всегда только доля комплимента, остальное - истина.
Они прошли на кухню, и мужчина включил стоящий на столе электрический самовар.
-Рад тебя видеть, - заговорил он, расставляя чашки, - только обойдемся без сантиментов - а вот было… а помнишь?  И прочих соплей на сахарине об ушедшей молодости. Ты говорил, что тебя привело ко мне дело? Давай, с него и начнем. Прости, может, невежливо, но в нашем распоряжении полтора часа.
-Если ты куда-то торопишься… - начал было Валерий, но хозяин перебил его со слегка ироничным взглядом и такими же интонациями в голосе:
-Поторопиться придется тебе. Только не спрашивай, почему?
Он открыл холодильник:
-Чайку? Или еще чего-нибудь покрепче, ради такой встречи?
-Я не любитель, - слегка поморщился Валерий.
-Я тоже. Но есть русская традиция…
Он достал початую бутылку Hennessy, завернутую пробкой:
-Не фуфлыжный, не сомневайся.
-Если только чуть-чуть, - пожал плечами Валерий.
-Только, - кивнул головой хозяин, - Мне много нельзя - пью очень редко. Как быстродействующий выключатель сработает.
Он вынул из холодильника лимон, кусок семги, хороший сыр, буженину и быстро порезал все это на тонкие куски. Доставая из шкафа стопки, добавил, кивая на плетеную корзинку, стоящую возле самовара:
-Ну, а к чаю, вон… конфетки бараночки.
-Я смотрю, ты соблюдаешь русские традиции? – слегка улыбнулся Валерий.
-Ты знаешь, да, - серьезно ответил мужчина, наполняя стопки, - Особенно после того, как русским стало официально именоваться нечто другое. Так что, давай, по-русски, за встречу.
Он поднял стопку.
-Американским коньяком? – иронично спросил Валерий, чокнувшись.
Хозяин пропустил реплику мимо ушей, и выпив стопку до дна, спросил:
-Так что же тебя заставило вспомнить обо мне, спустя столько лет?
-Мне нужно посоветоваться с тобой по очень важному для меня вопросу. Только… я не знаю, как тебе сказать…
-Говори, как есть, - перебил его тот, - Если не компетентен, скажу сразу. Без обид.
-Ты компетентен, - вздохнул Валерий, - Только вопрос очень деликатный. Боюсь обидеть тебя.
-Я позабыл, как это делается, - без тени пафоса проговорил мужчина, жуя кусок семги.
-Я даже не знаю, как мне теперь обращаться к тебе…
-Забыл мое имя? Можешь, как в школе, Филос. А я тебя буду – Лукьян. Идет?
Они оба улыбнулись.
-Или, давай, познакомимся заново. Владимир. Очень приятно.
Он протянул руку, и они вновь обменялись рукопожатием.
-Валерий, взаимно.
-Официальная часть окончена, переходим к деловой. Итак, на повестке дня… одна х...ня.  Я слушаю тебя внимательно.
Глаза собеседника смотрели участливо и серьезно. Казалось, он чувствовал, что Валерию трудно начать, и терпеливо ждал, когда тот решится.
-Ты помнишь тот день на пруду, после которого мы расстались? 
-Память – это лучшее, что у меня есть, - проговорил Владимир опять с долей легкой иронии, - Почки, вот, пошаливать начали совсем некстати.
-Я хотел спросить… - замялся Валерий.
-О моей сексуальной ориентации, - завершил тот за него, - Я гей. Таким уродился. Удовлетворил я твое любопытство? Надеюсь, оно не праздное?
-Не праздное, - смутился Валерий, уставившись в стол.
-Ты неожиданно открыл в себе гомосексуальные наклонности?
-Не я. У меня беда с сыном, - наконец, решился сказать он, - Понимаешь?
-Пока - нет, - спокойно ответил Владимир, - Но, надеюсь, с твоей помощью, понять. В чем беда?
Валерий как можно короче и конкретнее изложил происшедшее. Владимир слушал, ровно сидя за столом, смотря перед собой и иногда даже не забывая о закуске, но чувствовалось, что слушает внимательно.
-Что я могу сказать? Два варианта. Либо он перебесится, и это пройдет, либо он гей, и тебе надо с этим смириться, - спокойно сказал Владимир, когда тот закончил.
Валерий опустил голову:
-Я надеялся, что ты что-то другое посоветуешь.
-Что ж тут еще посоветуешь? – пожал плечами Владимир, - Против природы не попрешь. У тебя голубые глаза, у меня карие. Хочешь такие же? Ну, вставь линзы – обманешь всех, только на самом деле они у тебя карими не станут. И жить тебе с голубыми до самой смерти, хочешь ты или нет.
-Ну, так ведь это совсем другое…
-То же самое. Этим наука давно занимается, если хочешь знать. У тебя просто познания на уровне средневековья, как и у всех здесь. Цивилизация не сошла с ума, меняя отношение к этому явлению, а оно налицо, как ты сам знаешь. Но здесь это используется для подпитки ксенофобии, хотя все дело в элементарном невежестве. Хочешь, я кину несколько ссылок тебе в личку, где ты сможешь прочесть научные труды по этому вопросу? Воспримешь не предвзято - разберешься.
-Скажи честно, - опустил глаза Валерий, - Ты ни разу не пробовал с женщиной?
-Пробовал? - хохотнул Владимир, - Да я женат был. У меня сыну девятнадцать лет.
-Ну, вот. А сам говоришь, что гей, - поднял Валерий пристальный взгляд, - Стало быть, можно что-то изменить, хотя бы на какое-то время, а значит, при желании, и совсем?
-Курить ты можешь бросить совсем. А это - не дурная привычка, - твердо ответил Владимир, - Научись писать левой рукой. Что, не сумеешь? Да запросто. Только левшой не станешь. Будешь себя мучить, а к карандашу все равно будет тянуться правая. А стоит ли? Жизнь и так коротка.
-Не надо меня убеждать, я уже не тот, что был в школе… Но, пойми, одно дело - рассуждать, и совсем другое, когда это касается сына. У меня почва ушла из-под ног, когда я это увидел. Увидел сам своими глазами!
-Я понимаю тебя, - глядя пристальным взглядом, сказал Владимир, - Но, смирись. Другого выхода нет. Помочь ты ему сможешь, если только примешь его таким, какой он есть.
Они помолчали.
-Но ты же все-таки жил с женщиной, - не сдавался Валерий, - Выходит, ты не гей, а бисексуал, или как это называют?
-Все люди би, если рассматривать это, исходя из ощущений, - слегка поморщился Владимир, - Вставь себе вибратор в задницу и подрочи одновременно - сам убедишься. Все дело в чувствах. А они идут от природы человека. От сугубо индивидуальной сферы. По крайней мере, те би, которых я встречал, на мой взгляд, лишены потребности кого-либо любить, а на уровне ощущений естественно и то, и другое. Они просто не закомплексованы, как другие. А что касается меня… Я заставил себя жениться, потому что хотелось быть, как все. Если говорить откровенно, я столько наворотил в свое время в жизни, стремясь стать таким, как все, что сейчас бы, поверь, поставь передо мною теперешним, меня того, юного, я бы влепил бы ему пощечину. С размаху и от души. Дурак - сказал бы я. Под кого ты косишь? Они счастливы? Ты хочешь стать таким же?
Владимир сделал паузу и продолжил уже спокойно и рассудительно:
-Нельзя быть счастливым без согласия с самим собой, со своей природой. А будучи несчастным, человек делает таким же и своих близких. Так было и у меня. Мы и двух лет вместе не прожили, хотя в постели я справлялся. Но она оказалась не из тех, для кого любовь - это бред сивой кобылы я лунную майскую ночь. Я, вон, в сетях наткнулся на измышления одного доморощенного теоретика. Чуть ли не научную базу подводит, что в природе нет ни любви, ни чувств. А на самом деле, все дело в том, что ему это просто недоступно. Ну, не дано! Как бывает человеку не дано, скажем, музыкального слуха. И таких немало. Так что, женись я на другой - может быть, до сих пор бы жили. Только геем я бы быть не перестал. Подумай сам, что ты желаешь для своего сына. И как у него по части чувств.
-В том-то и дело, что он восприимчивый, душевный парень. Мне даже иногда страшновато за него становилось, как он будет жить с его непосредственностью? Старался подготовить, говорил, как со взрослым, и чувствовал, что он мне верит. А сейчас он замкнулся в себе. Даже смотрит совсем иначе. Мне кажется, что все это связано с этим.
-Ты теперь будешь абсолютно все на это валить, - усмехнулся Владимир.
-Но он стал врать. Ходил на каратэ, но я проверил - он оттуда ушел, не сказав нам ни слова. Он постоянно исчезает из дома и приходит абсолютно чужой. Раньше что-то рассказывал, делился, а теперь ныряет сразу под душ, потом за компьютер и - в постель.
-Жена знает?
-Нет. Ты первый, кому я решил все рассказать. Конечно, я мог бы его отдубасить, запереть дома, но… Я не тот человек, и потом, не настолько наивен, чтобы надеяться, что это что-то изменит. Я только потеряю его окончательно. А Люда? Она вообще смотрит на мир сквозь зомбоящик. Я не представляю, что с ней будет, если до нее дойдет. Наверное, упрячет его в психушку. Я даже не знаю, за кого мне страшнее – за сына или за нее? Но носить это дальше в себе, я тоже не могу, пойми! 
-Да... - задумчиво протянул Владимир и долил коньяк в рюмки, - Давай, за то, чтобы все устроилось.
Они выпили.
-Самое главное - не отчаивайся, - заговорил Владимир, закусывая, - Во-первых, прекрати все время об этом думать, а то тебе на каждом шагу будут мерещиться его порочные наклонности. Во-вторых, постарайся вернуть расположение сына, если, как ты говоришь, оно у вас было…
-Но - как? 
-Дай ему понять, что у тебя есть по всем вопросам своя точка зрения. Это мы воспринимаем окружающее сквозь свой социальный опыт, а они все видят чистыми глазами и наивным умом, воспринимая, как должное и правильное. Плюс максимализм. Вспомни себя в эти годы. Нам было легче - мы повторяли, как попки, что нам велели, но знали, что все это лирика и физдежь. Они же воспринимают за правду то, что физдят сейчас. Я своего поэтому в Америку и отправил.
-Каким образом? - уточнил Валерий. 
  -Самым простым - по тур визе. А там друзья немного помогли. Издержки я взял на себя. Поздновато, правда - он успел уже напитаться этим социумом. Обратно просился первое время. Типа, американцы все тупые, у нас лучше. А я ему - возвращайся. Но не думай, что я тебя от армии отмазывать буду. Собираешься жить здесь - пройди школу этой жизни. А это - либо тюрьма, либо армия. Сапоги подарю. А хочешь по-другому - поучись у тупых американцев - как? И как они со своей "тупизной" стали ведущей страной мира?
-Что, прямо так и говорил? – покачал головой Валерий.
-Именно так! Никаких муси-пусей! Сейчас уже не просится, на гражданство там подавать собирается. И дай ему Бог. Может, и я потом к нему переберусь.
-Ты серьезно?
-А почему - нет? 
-Не знаю... Здесь, все-таки, родина.
-Родина - это не идеологическое понятие. Это то, что у тебя в сердце, -  твердо сказал Владимир, - Люди, обычаи, культура, язык. И если это есть, то оно останется с тобой, где бы ты ни жил. Олимпиаду сочинскую помнишь? Не смотрю я эти помпезные шоу, но тут решил, ради любопытства. Ряженые мне понравились, кого они в качестве гордости нации выставили. А вспомни биографию любого из них на своей, как ты говоришь, родине. Еще Алексей Толстой в свое время заметил, что Руси - две. Одна - Киевская с ее идеями добра, чести и свободы, тяготеющая к мировой культуре, а другая - Московская, дикая, звериная, монгольская, сделавшая национальным идеалом кровавую деспотию. Вся трагедия в том, что вторая Русь всегда пожирала первую. Здесь нет единства нации, и пока не будет, не будет и надежды. Только, знаешь, давай не будем ударяться в политику. Ты же не за этим пришел?
-Не будем, - согласился Валерий, усмехнувшись, - Но ты прямо диссидент.
-Никогда им не был и никого из них не поддержу, потому что они своей деятельностью только вредят, оттягивая естественный конец и отвлекая на себя гнев масс, который должен быть направлен совсем в другую сторону. Хотя их-то и считаю настоящими патриотами, поскольку они желают интеграции своей страны в развитое человечество. Ты, может, думаешь, что у меня девственная любовь к Штатам или к Германии? Да не в жизнь! Подмосковные рощи мне милее. Но нет хороших и плохих стран, а есть развитые и отсталые. Развитое общество вселяет надежду, что когда-нибудь на всей земле будет так, и человек - это действительно звучит гордо, как сказал когда-то Алексей Максимович. А что касается меня, то я давно уже вне этого социума. Фотки видел? Так и живу  впечатлениями – от одной поездки до другой. А пока здесь, руки делом заняты - есть конкретные люди, которым я нужен, и человек, для которого живу. Так что, давай эту тему закроем. Как сказал кто-то из великих, чем старше и мудрее человек, тем меньше ему хочется выяснять отношения. 
-Ты живешь с мужчиной? - спросил Валерий.
-Да. Уже больше пяти лет. И ближе у меня, кроме него и сына, никого нет. Хотя, до этого... - Владимир махнул рукой,- Три раза пытался подсчитать, сколько у меня за всю жизнь парней было, и не сумел. Даже на бумаге писал имена, какие мог вспомнить, а когда не мог - место, где происходило, и каждый раз получалось разное число. Около сотни их у меня было. Вот это горько осознавать, но… Если б молодость знала, как говорится… Постарайся уберечь своего от такого, если действительно желаешь ему добра. Это самое большее, что ты можешь в этом плане для него сделать.
Владимир включил остывший самовар.
-Так что, давай попьем чайку, и тебе надо уйти. Может придти друг, а я его не хочу травмировать твоим присутствием. Он безумно ревнив и не всегда мне верит. Наверное, обманывали много в детстве. Надо считаться. Трудно тебе посоветовать что-либо конкретное, но скажу одно - не паникуй и наберись терпения. Ссылочки я тебе все-таки пришлю, просвети свое невежество, а с сыном - постарайся вернуть его доверие и дай понять при этом, что ты спокойно относишься к такого рода вещам. Не исключено, он тебе сам все расскажет.
-Но, как дать понять? Как подойти? – спросил Валерий.
-Не знаю. Кино он смотрит? Обсуди с ним какой-нибудь серьезный фильм. Горбатую гору, например. Для начала посоветую так, а потом видно будет. Пиши, звони, будем на связи.
Валерий вышел от Владимира в полном смятении.
После того злосчастного дня, когда он стал свидетелем Женькиного свидания в парке, он старался в упор не смотреть на сына, чтобы ненароком не выдать себя взглядом, и тот тоже стал отводить глаза.
В тот день они впервые перешли с Сашей на ты, и он узнал, что она не может надолго отлучаться из дома потому, что ухаживает за больной матерью, а он рассказал, наконец, что у него есть жена и сын. Но на этом их откровения кончились, и разговор потек по привычному руслу. Валерий тогда успокоился. Саша всегда своим присутствием приводила его к душевному равновесию.
Иногда Валерию казалось, что было бы правильнее рассказать Саше все, что она поняла бы и это, и что-нибудь посоветовала, но...  он чувствовал, что у него просто не повернется язык. 
Валерий поинтересовался научными работами, которые порекомендовал ему Владимир. После этого на душе стало легче. Он понял, что люди в этом вопросе действительно находятся здесь на том уровне познания, на котором был до определенного возраста он сам и все его поколение, черпающее информацию об интимной жизни только лишь друг от друга. Однако вызвать сына на откровенный разговор решиться не мог.
Наступило лето, но Валерия оно не радовало, как обычно. Планов, кроме дачных, не было, отношения с Людмилой оставались натянутыми, Женька замкнулся в себе. 

 

(см. продолжение)