ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

“SAVING ”



ГЛАВА XLIX.




- Mister, mister, човарищь…! Вставайтье, stand up, рюсски! Рабьота, човарищь! Стращьна-а!
Тестер с огромной неохотой покинул теплый океан и открыл глаза. Единственное, что он более-менее четко увидел, было заплаканное лицо юной девушки, которая что есть силы трясла его за плечи, судорожно бормоча при этом какую-то американо-русскую белиберду. Потом Тестер понял, что левой рукой он пытается оттолкнуть девушку, но это ему никак не удается. Девушка все трясла его и что-то приговаривала при этом, и никак не давала ему вновь вынырнуть на поверхность этого сказочного океана. Это разозлило Тестера и он тяжело и неуклюже поднялся, намереваясь дать этой настырной особе хорошего пинка. Но голове что-то закружилось, глаза сами собой закрылись, вновь заплескались теплые волны, а в нос ударил терпкий запах йода. И тут он вновь услышал:
- Рюсски, чьерть, просньись, рабьота, пожьялюста!!!
«Чертова девица! – подумал Тестер. – Кто она такая и что ей от меня надо?» Он окончательно открыл глаза.
Прекрасное видение чудесного океана медленно покидало его. Девушка, жалобно скуля, крутилась возле Тестера, толкая его и дергая за руку. Не обращая на нее внимания, он огляделся и, наконец, стал вспоминать: осмотр города, предельная осторожность, юная и красивая Кейт, ратуша, экран, затянутый чем-то голубым, похожим на ку-клус-клановский колпак, уколы крошечных иголок по всему телу… Наконец Тестер осознанно посмотрел на девушку и спросил:
- Ты – Кейт?
- Да, да, я Кейт, да! – обрадовалась девушка.
- Что произошло? – медленно спросил Тестер.
В сбивчивых выражениях Кейт рассказала ему о внезапно вплывшем в ратушу голубом тумане, о том, как она непонятно зачем натянула на голову блузку (думая, видимо, что это какой-то ядовитый газ), как услышала звук упавшего тела Тестера (звук был довольно громким!), как у нее самой закололо везде и помутилось в глазах…. Больше она ничего не помнила.
- А океан? Ты видела океан? You see ocean?
- Yes! Да, да, океан, океан! – делая ударение на первом слоге, воскликнула Кейт. – Yes океан: чеплый, щистый! Прекруасный океан! Yes, я видеть его!
- Что же это было…? – спросил сам себя Тестер. – И где все остальные? Не могли же они устроить этот фокус с галлюциногеном и не воспользоваться этим? Ведь им нужны делейторы!
«Делейторы!» - эта мысль обожгла его. «Где делейторы? Они забрали их?»
- Где мое оружие? – заорал он на Кейт. – Где делейторы?
- Здьесь, здьесь ваши делитос… - испугано пролепетала Кейт и указала на стену. Оба децифровщика были прислонены к стене. – Оньи…, оньи мешать мне подьнимать вас!
Тестер подбежал к стене, схватил оба «ствола», осмотрел их и закинул за плечи. Пока он проделывал это, вспомнил об экране. Взглянул. Голубого покрывала на карте Бестерленда уже не было. Перед Тестером была вся территория страны-планеты, с лесами и степями, пустыней и рекой, горами и морем. Море…? Тестер не знал, что в Бестерляндии есть море.
- А что это за точки вон там? – спросил он Кейт, указывая на середину изображения.
Кейт объяснила, что белые точки на карте означают «легальных» жителей Бестерленда (Тестер кивнул, увидев, что все население Дорстауна по-прежнему находится на поляне около городских ворот), черные – это «чистильщики», «черные рыцари» (Тестер тут же отыскал на юго-западе две черные точки, медленно двигающиеся на восток: тех самых ребят, которым он сохранил жизни. Только зачем они возвращались на восток, он не понял).
Красные точки, поясняла Кейт, это нелегалы, попавшие в страну из-за того, что предатель, югославский ученый Фил Гудвич, запустил в Интернет программу сканирования биотоков человека, которой долгое время пользовались все, кому не лень.
«Гудвич? Как же, знаем вашего Гудвича! Никакой он не Гудвич!» - усмехнулся Тестер. И глядя на красные точки почти в самом центре Бестерленда, подумал: «А это, наверное, тот самый Пахан со своим отрядом».
- Это – Восточный Форпост, – сказала Кейт, проследив за взглядом Тестера.
- Восточный Форпост, говоришь! – усмехнулся тот.
«Обитель это, а не Форпост. Я оттуда еле сбежал, благодаря одному старику, царство ему небесное!» - вспомнил Тестер, а вслух спросил:
- А вот эти желтые и вот те зеленые точки что значат?
- Желтые – это делитос. Зеленые – кошки и собаки, а также – лошьади, – по-школьному четко ответила Кейт.
- Кошки и собаки? – воскликнул Тестер, мгновенно вспомнив спасшую его собаченцию Точку Ру и кота Квеста, виденного им в доме Филгудыча. – Так это – Филгудыч?.. Жив?.. Не может быть! Хотя… почему бы и нет?
- Кто есть Филгудич? Фил Гудвич, да? – со страхом в глазах спросила Кейт. Тестер взглянул на нее. «Да-а! Напугал старик здешних обитателей, еще как напугал!» И ответил:
- Нет, не Фил Гудвич. Наш он, Тюлефан Филгудович, один очень хороший и добрый русский старик!
- Добри? Рюсски? – с недоверием переспросила Кейт.
- Еще какой добрый! Вери гуд, какой добрый! – засмеялся Тестер. - Только бы это был он!
Снаружи послышался шум. Через несколько секунд в двери появился Чарльз Вульф.
- Кейт! Ты жива! О, боже, какое счастье! – воскликнул он и, подбежав к дочери, обнял ее. Вслед за ним вошли Эмма Вульф, Браун и Билл Гейтц (разумеется, Литтл Гейтц, цифроклон). За их спинами угадывалось все остальное население Дорстауна. Тестер, не сводя взгляда с вошедших, на всякий случай отошел назад и снял с плеча один делейтор.
- О-о-о, не беспокойтесь! – ответил ему на этот жест Билл Гейтц. – Мы не хотели ничего плохого. Просто мистер Вульф очень переживал за свою дочь. Вы не знаете, что произошло с нами? Вы видели голубое облако?
Тестер вопросительно посмотрел на Кейт. Девушка высвободилась из объятий отца и перевела слова Гейтца. Тестер кивнул и ответил:
- Да, мы видели голубой туман – возможно, это и было ваше Облако. И я и Кейт лишились сознания. Во сне мы видели океан.
Только Кейт перевела слова Тестера, все присутствующие загалдели: «Ocean, ocean». Видимо, это было продолжение обмена мнениями о загадочном явлении, которое началось еще на поляне перед городскими воротами. Тестер подождал немного, затем ткнул пальцем в то место карты, где у моря стояла одна из сфер и громко спросил:
- А это что?
Кейт Вульф даже не потребовалось переводить. Горожане (а уже почти все, стоящие на улице, протиснулись в ратушу) одинаково повели плечами и замотали головами: что это такое, не знал никто.
«Плохо!» - подумал Тестер. Он сел на ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж и задумался, глядя на экран. К нему подошел Билл Гейтц, тащивший за собой Кейт. Гейтц заговорил, и девушка принялась переводить.
- Сэр русский! Извините, что обращаюсь так: к сожалению, мы не знаем вашего имени, – начал свою речь Гейтц. – Мне кажется, что в сложившейся обстановке нам надо договориться о поведении в отношении друг друга. Со своей стороны спешим вас заверить, что мы не имеем в отношении вас никаких дурных намерений и не собираемся воевать с вами, если вы не вынудите нас к этому. Мы считаем, что можем мирно сосуществовать. Надеемся это же услышать и от вас!
Гейтц напряженно ждал, пока Кейт переводила его слова, а затем – пока Тестер их обдумывал и готовил ответ. Но Тестер ответил не Гейтцу. Он встал, поднялся на две ступеньки выше и, обращаясь ко всем, находящимся в ратуше, крикнул:
- Тихо! Слушайте, что я вам скажу! - В ратуше стало тихо, все повернулись в его сторону, Кейт приготовилась переводить, и Тестер продолжил.- Коротко о себе: зовут меня Артем, но для друзей я - Тестер. «Тестер» - это прозвище. Я тестирую компьютеры, программы и мобильные телефоны… ну, раньше тестировал. Из России к вам в Бестерленд попал случайно, можно сказать, против своей воли, а точнее – по незнанию. В месте, который вы называете Восточным Форпостом, а его жители – Обителью, из меня хотели сделать раба, но я бежал. Спас меня один старик, дед Тюлефан. Он же отвез меня в одно место на юге Бестерленда, которое называлось «Рай». Там жили люди… много людей. Они никому не мешали. Но пришли ваши «черные рыцари» и убили их всех. Ни за что убили. Я один выжил и только благодаря случайности – началось землетрясение. Все ваши «рыцари» струсили и убежали. Я подобрал их оружие и уничтожил нескольких «чистильщиков». Но двоим я сохранил жизнь. Вон они – на юго-западе!
Кейт перевела. Все послушно повернули головы к экрану и посмотрели на две черные точки, зачем-то продолжающие свое движение на восток. Тестер продолжил:
- Сюда я шел, чтобы уничтожить вашу базу и отомстить вам за моих погибших друзей. Но я встретил эту девушку (Тестер указал на Кейт), которая честно рассказала мне обо всем. Скажу сразу: своей честностью и искренностью она спасла вас. Теперь я знаю, что вы боитесь будущего не меньше, чем мы – ваших «черных рыцарей». Я знаю, что у вас нет связи с Землей и никто не может объяснить вам, почему никто не приходит на помощь. Теперь вы знаете, каково было нам в «Рае»! И если вам будет суждено погибнуть, то вы погибнете так же, как и мои друзья: объятые ужасом и отчаянием! Вот это и будет вам местью за то, что вы натворили!
Тестер остановился перевести дух. Кейт перевела. Толпа загудела. Тестер еще хотел что-то сказать, но вдруг передумал и закончил свою речь так:
- Это все. Что вы хотите сказать мне? – и снова сел на ступеньку.
Толпа продолжала гудеть. Жители Дорстауна вновь разбились на группы и обсуждали услышанное. Меж тем Тестер, поглядев на экран, с удовлетворением обнаружил, что группа красно-зелено-желтых точек двинулась в направлении Базы. «Значит, Филгудыч, если это действительно он, что-то придумал, и мы скоро увидимся! Черт, скорей бы!».
Меж тем к Тестеру опять подошел Билл Гейтц и, встав на одну ступеньку с ним (Тестер поднялся, «соблюдая протокол»), повторил во всеуслышание то, что недавно сказал Тестеру: что «они не хотят ему зла и надеются, что уважаемый Артем-Тестер проявит благоразумие…» и т.д. и т.п.. Тем самым Билл побуждал и Тестера публично объявить о своих добрых намерениях.
Тестер на это ответил что-то типа: «Можете не сомневаться – без нужды не трону! Сами не нарывайтесь только, ладно?». Сказано это было соответствующим тоном (так обычно произносят фразу «Солдат ребенка не обидит!»), что видимо не очень понравилось большинству, и «в знак протеста» значительная часть населения Дорстауна покинула ратушу. Но оставшиеся засыпали Тестера вопросами. Бедная Кейт уже устала переводить (хотя как биоцифроклон может уставать?), но люди подходили и подходили к Тестеру, заглядывали ему в глаза и все время что-то говорили и спрашивали.
В основном – спрашивали какую-то лабуду, типа «Мы не знали, кто вы…, но теперь мы знаем…» или «Как выглядит смерть от делейтора?», или «Вы часто вспоминаете своих погибших друзей?», но с некоторыми, в частности, с Мак-Нейми, с Брауном и с семейством Вульфов у Тестера состоялась продолжительная беседа.
Они говорили о будущем, о том, что нужно сделать сейчас, чтобы остаться в живых завтра. Больше всех говорила, конечно, Кейт, выступавшая здесь уже не только в роли переводчика, но и как полноценный собеседник. Девушку просто распирало от гордости, что она, а не кто-то другой, избавила Дорстаун от угрозы уничтожения этим страшным русским. Глаза ее сияли, а рот просто не закрывался: часто вместо того, чтобы переводить чьи-либо слова, она начинала излагать свое собственное мнение, чем вносила неразбериху в и без того довольно сложный разговор. Взрослые сердились и делали Кейт замечания. Девушка вспыхивала обидой, с неохотой возвращалась к своим «обязанностям», но через минуту все повторялось снова.
В результате вся серьезность разговора куда-то испарилась, а собеседники, сами не замечая того, начали соревноваться в подшучивании над Кейт, пока девушка не обиделась всерьез. Но какая цена девичьих обид? Взрослые извинились, немного пошутили над собой, и сердитость Кейт как рукой сняло! И тут все собеседники поняли, что они уже почти подружились.

А в это время в Центральной аппаратной охлаждающие насосы Суперкомпьютера вновь взвыли на самой высокой ноте.



ГЛАВА L.



Нет, не смог Дед Пихто выкрасть у Пахана своего приятеля чеченца Шамильку. Проклятое облако помешало. Но это еще ничего: ведь и Пахану досталось не хуже. Так и упали они рядом на траву, голова к голове. А вот неприятность заключалась в том, что Пахан очнулся раньше. И очнулся раньше, и соображать начал скорее Пихты. А сам-то Пихто «вынырнул из окияну» лишь тогда, когда «паханчики» вовсю дрались с его «сынками» в рукопашную, а сам Пахан привязывал деда к тому же дрыну, к которому уже был приторочен Шамилька. «Паханчиков» было вдвое больше, они были вооружены и пятеро «сынков», включая пихтова любимчика Жору, уже явно начали сдавать, когда из-за кустов послышалось:
- Эй, алё! Оружие на землю, руки вверх!
Конечно, никто и не подумал выполнять это приказание, а вместо ответа на голос полетели пули из «калашей» и М-16. И зря! Один из стрелявших «паханчиков» был моментально сожжен вылетевшим из кустов «лучом», в следующий момент остальные, побросав «стволы», уже лежали, от страха вгрызаясь зубами в землю. К ним присоединилась и «армия Пихты», и Пахан, который лежа в траве, орал:
- Не стреляйте, идиоты! Свои же здесь!
Тишина. Потом – снова голос:
- Свои дома сидят! - и следом: - Всем встать, но без оружия. Отойти назад на двадцать шагов!
Это приказание уже было выполнено: беспрекословно и моментально. Остались лежать только связанные Шамиль и Дед Пихто. Дед сразу заверещал:
- Соколики! Не надо стрелять! Мы тута ляжим – иттить не могём! Повязанные мы, ляжим тута, ага! Не стреляйте-то, соколики! Двое нас тута, ага. Не могём мы встать, не могём, повязали нас, слышите?
В траве раздались шаги. Здоровенный парень с «лучом» наперевес возник пред очами Деда Пихты.
- Кто такие? Откуда? – спросил парень.
- Из Обители мы, сынок, из Обители, ага! – спешно ответил Дед Пихто. – Я тута, мене Дедом Пихтом кличут. А ето – Шамилька, товарищ, стало быть, мой, ага! Повязали нас тута… - Пихто жалобно посмотрел на парня. – Мож развяжешь, сынок, а?
Парень, казалось, на речи Пихто не реагировал вовсе.
- Шамиль? – спросил он у Шамиля. Шамиль вместо «да» только глаза прикрыл. – А где Пахан?
Мрачный Шамиль мотнул головой назад. Парень вроде оживился и крикнул кому-то:
- Хась, Гласс! Поосторожнее там: у вас сам Пахан!
- Да ну? – удивленно ответили парню. - Вот повезло! И где же он тут?
- На любого делейтор наведи – покажет! – посоветовал парень.
Там, куда он кричал, похоже, так и сделали. Через несколько минут Пахан в сопровождении одного из друзей Здорового Парня (друг был белобрысый и него тоже был «луч») подошел к месту, где лежали Пихто и Шамиль. Здоровый Парень вновь обратился с вопросом к Шамилю:
- Пахан?
Шамиль осклабился в злой улыбке: «Пахан!». Парень внимательно посмотрел на Пахана и усмехнулся:
- Так вот ты какой, северный олень!
- Какой есть! – зло ответил Пахан. – Тебе-то что?
- Да мне-то ничего! – с улыбкой ответил парень. – Эти (он указал на Пихту и Шамиля) – почему связаны?
- Много будешь знать – плохо будешь ссать! – снова огрызнулся Пахан.
Здоровый Парень криво ухмыльнулся, отвернулся вроде бы от Пахана, а потом вдруг сделал резкий разворот и влепил носок ботинка прямо в паханово лицо. Пахан отлетел на пару метров и упал, свернувшись «калачиком» и закрывая руками разбитый нос. Парень в два прыжка подскочил к нему и, наставив делейтор, пригрозил:
- Еще раз что-либо подобное услышу – спущу курок, понял!
- Бонял! – все еще зажимая нос, не то испуганно, не то зло буркнул Пахан.
- Повторяю вопрос: за что ты связал этих двоих?
- За дело! – Пахан уже убрал руки от лица, и смотрел теперь прямо на парня. В глазах его бушевала ненависть, перемешанная со страхом – жуткий коктейль!
- А точнее? – спросил белобрысый спутник парня.
- Убить хотели меня! – сквозь зубы процедил Пахан.
- Ну…, тогда понятно! – облегченно протянул парень. – Хась, скажи, чтобы этих развязали.
Пихту и Шамиля отвязали от здоровенного дрына и поставили на ноги. Парень (которого, как услышал Пихто, его товарищи называли «Док») внимательно посмотрел на них, потом повернулся к остальным и скомандовал:
- А Пахана… - привяжите!
Пахана привязали к палке.
- Гласс! – закричал Док. – Веди сюда остальных!
Через минуту тот, кого называли Глассом, третий из компании незнакомых «стрелков», сопровождаемый белой собачкой (у ног) и черным котом (на плече) пригнал сбившихся в кучку «паханчиков» и «сынков». Док оглядел их и тихо, но по-военному твердо скомандовал:
- В шеренгу становись!
Стали в шеренгу: вперемежку «паханчики» и «сынки» - теперь-то какая разница…
- Значит так, - сказал Док.- Идем на Базу. Шаг влево, шаг вправо – стреляем без предупреждения! Этого орла (он указал на Пахана) будете нести по очереди. Идти будем быстро. Всем понятно?
- Поня-я-ятно… - посыпалась унылая разноголосица.
- Ну, раз понятно, тогда: Гласс впереди, мы с Хасем замыкающие. Шагом …арш!
И они пошли, точнее – почти побежали. Прямо на запад, к цели всего их путешествия – к Базе, где их ждало…, черт его знает, что их ждало там! Но там они еще не были!

По дороге Дед Пихто, торопясь, рассказал Доку (которого страшно зауважал) всю свою запутанную историю, начиная с Кочегур: с отъезда в город Коленьки, да со смерти Любушки. Когда он добрался до своих приключений в Обители, шедший рядом Хась вдруг прервал его и довольно сообщил Доку:
- Слыш, Док! А ведь, похоже, это тот самый старик, который Тестера из Обители спас!
- Правда? А Тестер говорил, что погиб дед! – не поверил Док. И попросил Пихту: - А ну-ка, отец, расскажи поподробнее!
Пихто рассказывал о неудачной попытке побега и о своем чудесном избавлении, а Док становился все мрачнее и мрачнее. Потом он вдруг сказал:
- Ты-то жив, а вот Тестер…- Док вздохнул и коротко рассказал о последнем бое «райцев». Пихто внимательно слушал, а когда повествование закончилось, с искренней печалью в голосе прошептал:
- Жалко парня, очень жалко, ага!

Шамиль, вызвавшийся нести жердь с привязанным к ней Паханом, молчал и все смотрел тому в глаза. Пахан то и дело отворачивался, но даже так чувствовал переполненный жаждой мести взгляд чеченца. В конце концов, он не выдержал:
- Чего уставился, чеченская собака? Все равно сделать ничего не сможешь! Так что засунь свою злость себе в жопу! Там она будет – как дома!
Шамиль переменил ногу и изо всей силы съездил Пахану по заду, да так, что второй конец жерди вырвало из рук впереди идущего здоровяка Жоржа и Пахан здорово саданулся головой о землю.
- Тьи што? – испуганно крикнул Жорж. Но Шамиль только стоял, смотрел на привязанного к палке Пахана и смеялся как-то уж нарочито довольно. Так смеются, когда не хочется, но нужно – врага унизить.
- Как барана нэсем тебя, Пахан! Как бэзмозглого тупого барана! Ха-ха-ха!
Подбежал Хась.
- Что тут у вас? Почему остановились? – он грозно посмотрел на Шамиля (тот перестал смеяться так внезапно, как будто нажал на своем смехе кнопку «off»). – Что, решили отношения выяснять на полдороге? – Хась поднял делейтор и продолжил с «кавказским» акцентом: – Двигай, давай, дарагой, а то плёхо будэт!
Шамиль скрипнул зубами от злости (теперь уже и на Хася), но поднял палку и они с Жоржем побежали дальше. Через некоторое время (пару-тройку часов по земному) весь отряд, вслед за Глассом углубился в лес.



ГЛАВА LI.



Джейк Джампер вернулся от начальства с не предвещающей ничего хорошего улыбкой во весь рот.
- Все, Томас, можешь брать отпуск! Генерал согласился с нашим предложением! Сразу после того, как получаем завтрашнее послание от «Информатора», дело подкидываем в ФБР! Пусть коллеги разбираются, а мы посмотрим со стороны!
Джампер со всего маху упал в кресло и водрузил ноги на стол.
- Нам нужны будут только сливки с этого пирога, и мы их достанем! Поверь мне, дружище Том: обязательно достанем!
Во внезапно окаменевшем Арнольде продолжала двигаться только кровь. Он знал, что у Джампера в «верхушке» Бюро полно своих людей и наверняка и в Сиэтле найдется человек, готовый поработать на Пентагон. В этом можно не сомневаться. А что же он, Том Арнольд? Что он получит с этого? Ничего? И Саманта опять скажет…
- А что потом, сэр? – робко спросил Арнольд. – Будет ли продолжение и финал у этой … пьесы? И где в финале окажемся мы с вами, сэр?
Джампер хитро взглянул на него и вновь улыбнулся (и вновь это не сулило ничего хорошего Томасу):
- Ах, да! Я забыл, Том, что у тебя большая семья, и что тебя, в первую очередь, заботят слава, карьера и деньги! Особенно деньги: ведь Саманта - такая красавица! На нее уходит, наверное, немалая часть семейного бюджета, а, Том? – Джейк Джампер хитро улыбнулся и «понимающе» закивал головой. – Это все у тебя будет. Обязательно будет, дружище Том, но… не в этот раз…
Арнольд побледнел, и Джампер это увидел.
- Нет-нет, Томас, не стоит так переживать: я неверно выразился! Я хотел сказать, что именно с этого дела, за которое ты получишь… м-м-м… устную благодарность, начнется твой стремительный карьерный рост! Уже следующее дело, ну…, может быть, не такое… скользкое…, а более верное – принесет тебе то, что ты, без сомнения заслуживаешь!
Джампер снял ноги со стола и сел, навалившись на стол грудью. Улыбка его вмиг исчезла с лица. Он закончил серьезно. Очень серьезно:
- А это дело – закрыто, Томас! Более того, его не существовало вообще! Ты понял? Понял, Томас: не существовало! Очень тебя прошу: о нем - ни-ко-му! Во имя нашей дружбы!
- Так точно, сэр! – глухо ответил Арнольд.
Воцарилась пауза. Зазвонил телефон. Джампер снял трубку, по уставу представился, а затем отвечал только: «Да, сэр!», «Есть, сэр!», «Так точно, сэр!». Вернув трубку на рычаг, он засуетился, оправляя костюм, потом стал искать какие-то бумаги, нашел, еще раз поправил галстук, глянул на себя в зеркало и, наконец, сообщил:
- Генерал вызывает. Хочет еще раз обговорить план действий. Можешь идти домой, Томми, до завтра!
И Джейк Джампер вышел. Арнольд так и стоял посреди его кабинета, ощущая страшную пустоту в душе. Он вновь вспомнил свою большую семью, свою жену Саманту, вечно недовольную его работой, ее слова, когда он, усталый, возвращался вечером домой: «Опять спасал задницу страны? Сколько можно? Уже пора начинать спасать задницу твоей семьи!»
Это еще были не эти слова, но до них уже было недалеко…

Неудачником Томас Арнольд себя никогда не считал. Прежде всего потому, что саму удачу он воспринимал, как что-то изначально принадлежащее другим, как «не свое», «не положенное» ему по жизни. Почему? Да потому, что он был толстым.
С самого детства из-за своей полноты Томасу пришлось привыкать к существованию «на третьих ролях» в компаниях мальчишек, к почти полному отсутствию внимания со стороны девочек и к унизительной доле вечного объекта для насмешек. Такая жизнь со стороны могла показаться весьма неприглядной, однако сколь толстый, столь и добродушный Том Арнольд легко забывал обиды, не жаловался, не замыкался в себе и не клял судьбу за то, что она, злодейка, наделила его столь тучным телом. Он понимал, что Бог создал его таким, что иначе быть уже не может, что исправить ничего нельзя, а потому - просто жил, стараясь ничего не упустить, а свои внешние недостатки учился компенсировать внутренними достоинствами: трудолюбием и умом, смелостью и честностью, добротой и юмором.
Уже тогда он стал подозревать, что удача – это штука полезная, но… вовсе не обязательная для жизненного успеха.
К двенадцати – тринадцати годам его нехитрая, но требующая изрядного терпения философия уже принесла первые плоды: Томаса перестали дразнить. Чуть позже без участия юного Арнольда уже не происходило ни одно событие в его классе, и любая вечеринка терпела неизбежный провал, если на ней по каким-либо причинам не присутствовал толстый юморист и выдумщик Томас Арнольд. В колледже он стал одним из лучших учеников, а в своем классе – самым лучшим.
При этом, сверяя свою жизнь с жизнью тех одноклассников, которым, в отличие от него, неуклонно улыбалась удача (особенно в таких важных сферах, как спорт и любовь), Томас по-прежнему видел, что он и эта капризная мадемуазель живут в совершенно разных измерениях, в разных мирах, и ему на случайную встречу с мисс Фортуной можно даже и не рассчитывать.
А в разведшколе его взаимоотношения с удачей перешли в новую степень взаимного отчуждения: Томас окончательно утвердил себя в мысли, что «терпение и труд - все перетрут», и что в деле успешного развития его жизни случайное везение – совершенно бесполезный ресурс, на который и рассчитывать-то не стоит, и что «неудачник» - это тот, кто просто не хочет заставить себя работать.
За недюжинные способности в разведшколе Тома прозвали «Мозгом Пентагона», он был одним из лучших в своем выпуске, а в своей группе – самым лучшим.
И тут удача словно решила испытать его: толстого Томаса полюбила Саманта – ослепительная красавица, по которой сходила с ума вся разведшкола, включая не только курсантов, но и преподавателей. Это событие крепко встряхнула всю жизненную философию Тома Арнольда, почти заставив его поверить в то, что и для него, смешного толстяка в военной форме, у капризной мисс Фортуны также припасены приятные сюрпризы.
Однако, понимая, что Саманта полюбила его не за «внешние качества» и уж тем более - не за деньги или связи (Арнольд был сыном скромных служащих), Томас вскоре вписал это событие в рамки своего мировоззрения следующим образом: «терпение и труд - всё перетрут. Но не всё, а… вообще всё – и неэффектную внешность, и недостаток денег и отсутствие связей…»
И удача, таким образом, здесь снова совершенно не при чем: работать надо, терпеливо работать – и все будет!
Поэтому Томас Арнольд уверенно считал себя удачником, так как удачно выбрал в начале жизни ту дорогу, которая привела его к успеху, любви и счастью: дорогу труда и терпения.
Впрочем лучшие друзья Томаса – красавчик Джейк Джампер и молодой богач Роберт Уилли его мнения не разделяли, а философствований Арнольда и слушать не хотели: они в один голос твердили, что «старику Томми» в жизни невероятно везло: в разведшколу приняли, образцовым курсантом сделали, а насчет Саманты… Они даже слегка обижались на то, что эта «девушка-мечта» выбрала из их дружной компании не кого-нибудь, а именно «неуклюжку» Тома. Джампер даже как-то в «пивном» откровении признался, что явно поспешил, сделав предложение своей Рите, что потерпи он еще немного – с яростью воевал бы сейчас с Арнольдом за Саманту…
- Ты, Томас, знаешь кто? – с пьяной серьезностью вымолвил Джейк. – Ты удачливая скотина – вот ты кто! - он икнул и еще более серьезно произнес: - Тебе п-повезло стать лучшим ку… курсантом, и ты нагло ре…шил, что можешь заграбастать себе Са… Саманту!
Том только улыбался в ответ - он был на десятом небе от любви и его совершенно не коробили слова пьяного друга.
Они с Самантой поженились первыми. Через пару месяцев Джейк повел под венец Риту, а еще чуть позже мужем Памелы стал Роберт. Какое-то время они дружили семьями, встречались по праздникам, ездили на пикники: Джейк и его жена - младшая дочка мэра Сиэтла, Роберт и его жена – дочь конгрессмена, и Томас и его жена – дочь владельца обувного магазинчика…
Но их дружба как-то быстро кончилась. Стараниями отца Роберта и тестя Джейка его друзья очень быстро получили повышения, а Томас, хотя и дослужился до начальника отдела, но это был отдел мониторинга средств массовой информации. И где - в крошечном Блюмонде! Памела и Рита стали сторониться Саманты, а вскоре и совсем разорвали с ней всяческие отношения – она не вписывалась в их круг.

Томас на всю жизнь запомнил ту первую истерику и тот первый ночной разговор. Он пришел домой и застал жену в слезах, сидящей посреди груды обрезков, в которые она превратила все свои платья. В руках у нее был стакан мартини.
- Я устала! – воскликнула она в ответ на его недоуменный вопрос. – Я устала жить этой серой жизнью, устала сидеть дома и ждать тебя с работы, устала пялиться в телевизор и болтать с соседками! Я не могу так больше жить, ты слышишь, Томас, я не мо-гу так больше жи-ить!
Напрасно Том успокаивал ее обещаниями «что-нибудь придумать», напрасно упоминал о своих друзьях Джейке и Роберте, которые «не забудут старину Тома»… все было напрасно.
- Твои «друзья» Джампер и Уилли теперь не друзья тебе! – зло ответила ему Саманта. – И знаешь почему? Потому что они дружат и всегда дружили только с теми, кто движется! А ты, до-ро-гой (она с какой-то злой издевкой выговорила это слово), ты, до-ро-гой, не движешься. Ты - как каменная статуя, ты - как памятник: тебя, в лучшем случае, они только помнят!
И она, роняя лоскутки на ковер, ушла в спальню, а Томас, опешивший от слов жены, всю ночь просидел на диване в гостиной, размышляя над ее словами.
По его-то мнению, все было очень неплохо: хорошая работа, которую он выполнял легко и с удовольствием, достойная зарплата, гарантии и все такое…. Арнольд был на хорошем счету, его ценили…, хвалили… Правда, не повышали, но… разве в этом счастье? Ведь счастье, настоящее счастье для него всегда было в том, что больше всего на свете, больше своей работы и даже больше жизни он любил красавицу Саманту, и в том, что эта самая лучшая в мире женщина была его женой!
Тогда он предположил: все дело в том, что у них нет детей. Саманта не хотела детей, она боялась стать матерью, боялась потерять свою красоту. И Том решил, что он уговорит ее.
«Нужны дети. – думал он, - много детей. Природа возьмет свое и все будет хорошо, и все станет так, как раньше!»
Как ни странно, Саманта с ним согласилась. У них родился сын, а через два года - двое замечательных дочурок-близнецов. И Тому показалось, что жизнь снова налаживается.
Но это только казалось. И еще: родители предупреждали Томаса, что дыры в семейных отношениях нельзя затыкать детьми. Он не прислушался.
Следующая истерика была еще сильнее первой. Саманта крепко напилась на какой-то вечеринке, и вернувшийся с работы Томас застал ее в гостиной собственного дома с двумя мужчинами. Парни, увидев в дверях здоровенного Арнольда, поспешили сделать вид, что просто довели пьяную женщину до дома и спешно ретировались, да и Тому было не до них: так он был ошарашен поступком жены. Но Саманта…
Она кричала, что вышла за него только потому, что ему пророчили блестящую карьеру, что она мечтала жить не в этом сраном Блюмонде, а в Нью-Йорке, Вашингтоне, Лос-Анжелесе, Париже…, что она была достойна иной судьбы, что перед ее красотой преклонялись сенаторы и генералы, и что достаточно было одного ее согласия, чтобы у нее было все: дорогие платья и автомобили, яхты и бриллианты, поездки в Европу и отдых на Таити, деньги, связи, аристократические приемы, закрытые вечеринки…, что эти надутые клушки Рита Джампер и Памела Уилли целовали бы ее туфли, чтобы только постоять рядом с ней…
- И все это я, дура-дура-дура, променяла на эту гребаную жизнь с тобой, с гребаным неудачником, который уже десять лет гордится своей сраной должностью начальника Отдела Подглядывания За Сраными Журналистами, - визжала она, - я, кретинка, надеялась на тебя, любила тебя, рожала от тебя детей, я думала, что ты – настоящий мужчина, который сделает мою жизнь достойной моей внешности…, я, дура набитая, ждала все эти годы, что ты одумаешься, что все твои гребаные способности, наконец, будут замечены а ты, самодовольный толстожопый болван, даже и не попытался добиться более-менее приличной должности…
Саманта упала на диван и зашлась в рыданиях. От нее противно несло алкоголем, косметика размазалась по лицу, прическа растрепалась, платье сбилось…, словом - сейчас она была очень некрасивой и очень несчастной. Остолбеневший Томас понимал, что он вправе наорать на нее, выгнать из дома и даже ударить …, но хотел он только одного: обнять жену, прижать ее к себе, успокоить, чтобы она больше не плакала и не издавала этих истерических воплей, от которых вот-вот проснуться дети… И еще – ему было очень жаль ее, и он… чувствовал себя перед ней виноватым. Том сел рядом с Самантой и погладил ее по голове. Саманта вдруг вскочила, развернулась и, с силой оттолкнув мужа, прокричала ему прямо в лицо эти слова:
- Я ненавижу тебя! Ты, жалкий неудачник, недостойный такой женщины, как я, ты погубил всю мою жизнь! Я презираю тебя, мне противно спать с тобой, я ненавижу детей, рожденных от тебя! Ты жирная тупая свинья, думающая только о своей дурацкой работе, ты недостоин даже моего мизинца, а я отдала тебе все… Скотина! Самодовольная, тупая и бессердечная скотина… Какая же я ду-у-ра-а!
И Саманта вновь разревелась. Потом ее вырвало прямо на ковер. Потом проснулись дети и Томас кинулся их укладывать. Когда он вернулся, его жена уже крепко спала.

С тех пор мира в их семье не было. Каждый раз, когда Арнольд возвращался с работы, хмельная Саманта (она частенько стала крепко выпивать) неизменно говорила ему:
- Опять спасал задницу страны? Молодец, мой герой! Не забудь только заодно спасти задницу своей семьи, неудачник!
И уходила в спальню.
Томас был вне себя от подобных сцен, повторявшихся почти каждый вечер. И однажды не выдержал – позвонил Джейку Джамперу, который уже тогда был начальником отдела контрразведки Вашингтонского филиала. Впервые, сломав свою гордость и вопреки своим убеждениям, Томас… попросил его о протекции. «Ради детей, - говорил себе он, - только ради детей!»

Джампер встретился с ним на следующий день. Прервав откровения Томаса где-то на середине (Джейк никогда не умел слушать друзей), он сказал:
- Не печалься, старик! Тебе не повезло с женой, но у тебя есть друзья. Джейк Джампер – один из них и, хотя он и не Господь Бог, он тебе поможет. Предлагаю тебе место моего помощника. Исключительно в память о нашей дружбе. Это Том, максимум того, что в моих силах, ты понимаешь. Все остальное будет зависеть только от тебя: трудись и тебе, как говориться, воздастся…

Узнав о повышении Тома, Саманта только пожала плечами.
А Томас с головой ушел в новую работу. Он, рано поседевший от семейных передряг, вдруг почему-то посчитал, что еще не поздно все исправить. Он решил доказать Саманте, что всего можно достичь. Он брался за самые каверзные, самые «скользкие» задания, он лез из кожи вон. Он понял, что должен, во что бы то ни стало должен упорным трудом «спасти задницу своей семьи». Ведь «терпение и труд - все перетрут». И не все, а вообще все!
Денег в семье стало значительно больше, а свободного времени у Томаса – значительно меньше.
Но чем дольше работал Том под началом Джейка, тем яснее для него становилось то, что для быстрого карьерного роста нужен не профессионализм, не знания и умения, не работоспособность и терпение, не талант, а… связи, протекции и огромный запас наглости. У Томаса же ничего этого не было, он, как и прежде, надеялся только на свою голову, ноги и руки, на то, что когда-нибудь, проведя блестящую операцию, он будет замечен, повышен и, сделав только один шаг, окажется на том самом Олимпе, о котором мечтала его несравненная Саманта.
Меж тем в семье у него ничего не менялось.
«Ну, как поживает задница нашей страны? – спрашивала Саманта, делая очередной глоток виски. – В порядке? Отлично! А когда наш герой займется спасением задницы своей семьи?»
Его бессонные очи превращались в хитроумные решения, блестящие находки, ценные контакты… «В память о нашей дружбе» он делал за Джейка большую часть работы, писал отчеты, инструктировал, проверял и перепроверял, а дома…
«Герой, не пора ли спасать задницу своей семьи?» - ничего не менялось.
Вскоре чуть не случилось беда. Саманта, никого не предупредив и оставив детей одних, уехала на пикник, а Томас, придя поздно вечером домой, едва-едва успел спасти дом от пожара: дети, самому старшему из которых было пять лет, вздумали поиграть в спасателей. Они были грязны и голодны, его дети. А Саманта веселилась неизвестно где.
И это было только начало. Потом внезапные исчезновения Саманты превратились в норму. Алкоголем от нее пахло теперь постоянно.
Он навсегда запомнил и тот день, когда впервые в приступе безысходной ярости наорал на нее. Саманта тут же подала на развод. Еще до процесса она объявила ему, что после развода запретит ему видеться с детьми… Хорошо еще, что бракоразводный процесс затянулся: судья все просил Саманту одуматься…
Не так давно он узнал, что она ему изменяет. Изменяет с Джейком Джампером. Она, оказывается, всегда любила красавчика Джампера, он был ее первым мужчиной, и она очень хотела выйти за него замуж. Но у Джейка возникла более выгодная партия: Рита, младшая дочь мэра Сиэтла. Менее красивый, но значительно более богатый Роберт Уилли уже давно был помолвлен с дочкой конгрессмена. Поэтому Саманта и вышла за Арнольда, которого называли «Мозгом Пентагона» и которому все предсказывали потрясающие перспективы. Она так рассчитывала на эти радужные перспективы, красивая дочь владельца маленького обувного магазинчика…

Нет, никогда Томас Арнольд не считал себя неудачником. Более того, привыкший к тому, что всего в жизни можно достичь только упорным трудом, он начисто отвергал удачу, как способ решения проблем. Но вот сейчас ему просто надеяться было больше не на что…
И судьба, словно издеваясь над ним, подкинула ему настоящий Большой Шанс – дело «Макрософта». Это было первое серьезное дело, которое Арнольд «поднял» в практически одиночку (работая днями и ночами «в память о нашей дружбе»). Это дело могло, реально могло изменить все…
Но Джампер и престарелый генерал, прикрывая свои задницы, лишили его этого шанса. И он не спас ни задницу страны, ни задницу своей семьи, а сам оказался в заднице.
Небывалое по своей важности дело о «пятом измерении», оказалось вновь всего лишь тривиальным «делом о задницах»…
«Задница». Самое популярное слово в США после слова «Америка».

Арнольд стоял посреди кабинета Джейка Джампера - своего бывшего друга, а ныне – начальника, который убедил сегодня старика-генерала принять Решение. Это Решение, правильное Решение, словно предательский выстрел из кустов, сбило в полете очередную надежду Томаса Арнольда на спасение «задницы своей семьи», на то, что Саманта больше не будет произносить этих слов. И чем больше думал он об этом, тем стремительнее в нем росло свое Решение. Неправильное Решение. Противное, словно чертополох на свалке, словно дерьмо, прилипшее к ботинку, это Решение царапало его душу своими иглами, оно претило его натуре, но оно росло уже помимо его воли, помимо сломанной воли человека, который, не смотря на свою большую семью, остался в этом мире совершенно один…



ГЛАВА LII.




Билл Гейтц бежал, одним махом пролетая лестницы и коридоры, уже не замечая козырявших ему охранников, не отвечая на «доброй ночи» встреченных сотрудников. Он был вне себя, он готов был убить этого молокососа Мэлвиза, убить немедленно, однако где-то посреди бушующего урагана гнева, в который превратилось его сознание, тихий голосок здравого смысла упрямо твердил: «Нет доказательств! Нет доказательств! НЕТ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ!»
Действительно, доказательств не было. Вернее, они были и их бы обнаружила полиция, если бы появилась здесь. Но полиция (если бы она смогла появиться здесь) обнаружила бы еще и труп Фреда Ласки, работавшего Главным программистом и умершего очень подозрительной смертью двенадцать часов назад. И полиция первым делом попросила бы назвать причину, по которой о смерти мистера Ласки никто никуда не заявил. «Отвечайте, мистер Гейтц?» - потребовали бы они. И уж конечно же, не прибавили бы: «сэр»!
А потом в их протоколе появилась бы запись о том, «что вышеозначенный мистер Фред Ласки, труп которого был обнаружен в медицинском отсеке здания №112, согласно официальной информации, должен был находиться в настоящий момент в Китае и работать в Пекинском отделении «Макрософта»…, и так далее, и тому подобное.
И вот уже предполагаемый убийца мистера Ласки совершенно никого не интересует, а таинственная работа мистера Гейтца – наоборот, интересует абсолютно всех!
«Как же я, черт возьми, смог допустить такое? – клял себя Гейтц во время своего стремительного ночного бега по лестницам и коридорам «даблфайва», - Этот говнюк Мэлвиз обвел меня вокруг пальца, ловко прикрыв мной свои грязные дела! Это теперь я понимаю: он и только он поставлял кому-то информацию. Он убил Ласки. Он убедил меня в том, что Фредди – шпион! И что, черт возьми, что мне делать теперь?»
И правда, как себя вести и что делать Гейтцу после всего этого: вот в чем была проблема. Он понимал, что Мэлвиза не так-то просто будет вывести «на чистую воду» - он, как-никак начальник службы безопасности «внутреннего круга» и все охранники подчинены ему. Мало того, Гейтц допускал, что некоторых своих сотрудников Мэлвиз наверняка успел втянуть в свои паскудные дела. Поэтому, не так-то просто будет заставить первого же попавшегося сотрудника охраны выполнить приказ «арестовать мистера Алана Мэлвиза»! То есть, конечно, он пойдет выполнять приказ главы «Макрософта»…, но выполнит ли он его?
С другой стороны, идти прямо сейчас к Мэлвизу (даже в сопровождении охраны) и, взывая к его совести, заставить признаться во всем при свидетелях, а затем поместить под замок – небезопасно. Вдруг этот молокосос устроит стрельбу? Ее услышат охранники «внешнего круга», вызовут полицию - и тогда всему Проекту конец…
Да, та еще обстановочка!
Находясь в жутком смятении, Гейтц наконец-то добежал до своего кабинета. Он сел за стол, закрыл лицо руками и изо всех сил попытался снова заставить себя размышлять логически. Итак, Мэлвиз – шпион и убийца. Его срочно необходимо нейтрализовать, но как? Гейтц стал в уме перебирать варианты. Любой из них неизбежно заканчивался приездом полиции, или ФБР, или ЦРУ.
Копы приезжают…
И все летит к черту! Весь Проект, все годы упорного труда и тщательного сохранения тайны. И тогда тупое человечество вновь одержит победу над Разумом! Гейтц усмехнулся: «Победа над Разумом! Вряд ли этот сопляк Мэлвиз думал такими категориями! Вероятнее всего мерилом его поступков вновь стали деньги – этот мерзкий убийца всего нового, разумного и прогрессивного на Земле! Впрочем, что здесь удивительного: ничего другого человечество просто не в состоянии придумать!»
Странно, но эта мысль почему-то успокоила Билла. А может быть, просто настала пора принимать Решение? То самое Решение. Гейтц вздохнул, оглядел кабинет. Взгляд задержался на мониторе компьютера. Там мигало сообщение о доставке электронной почты. Гейтц поначалу не обратил на это внимания: почты ему приходило в день столько, сколько иному землянину не приходит за всю жизнь. Но через пару секунд он уже судорожно подгонял курсор к значку ящика: почта пришла по его сверхсекретному, суперконфиденциальному адресу. Этот адрес на планете знали только четырнадцать человек. В их числе был и Президент США.

«Мистер Гейтц! Ваш проект «Бестерленд» в течение длительного времени находится под наблюдением контрразведки Пентагона. У армии есть общее описание проекта, несколько основных программных продуктов, а также – Ваш план обеспечения автономности Бестерленда. Информацию о проекте поставляли: начальник службы безопасности Алан Мэлвиз и один из научных сотрудников, имя которого мне неизвестно. В ближайшие дни силами ФБР будет предпринят физический захват 55-й лаборатории и арест всех сотрудников, занятых в проекте, в том числе и Ваш арест. Советую Вам срочно предпринять меры по обеспечению личной безопасности»

И подпись: «Почтовый голубь».

Гейтц откинулся в кресле. «Почтовый голубь». Они все знали. Это был конец. Тяжелое черное марево вдруг надвинулось на его глаза, сотни игл впились в тело, горячая волна прошла от ног к голове и взорвалась в мозгу ослепительной вспышкой. Билл Гейтц потерял сознание.

Мэлвизу, конечно, сразу же сообщили о том, что Гейтц направляется в медицинский отсек, в котором сегодня почему-то «задержался» его старый товарищ Квентин Пилсхоуф. Алану Мэлвизу, начальнику службы безопасности самой высокотехнологичной компании мира ничего не стоило включить систему прослушивания в медицинском отсеке и услышать почти весь разговор:
- Мэлвиз, сволочь! – внезапно воскликнул Гейтц. И видимо, взяв себя в руки, сказал уже другим тоном: - Спасибо, Квентин, спасибо, дружище! Ты только что мне очень здорово помог! Поверь, я в долгу не останусь! А сейчас мне нужно идти. Спокойной ночи!
Слышны были шаги Гейтца. Он пошел к выходу. Мэлвиз включил систему видеонаблюдения. Гейтц стоял у двери, Пилсхоуф – у стола с телом Фреда Ласки.
- Билл! – окликнул Гейтца Пилсхоуф.
- Что, Квентин?
- Билл, скажи мне честно, чем вы там занимаетесь?
Гейтц посмотрел в сторону, тяжело вздохнул и ответил:
- Ты скоро все узнаешь, Квентин, обещаю. Очень скоро. Спокойной ночи!
И Билл Гейтц скрылся за дверью.
Оставшись один, Квентин Пилсхоуф оглядел операционную, вздохнул и, пожав плечами, ответил в пустоту:
- И тебе спокойной ночи, Билли!
- И тебе спокойной ночи, собака Пилсхоуф! – прошипел сквозь зубы Мэлвиз, глядя на экран компьютера. – Я тоже, мать твою, в долгу не останусь! - и он рванулся к двери.

Через двадцать минут к выходу из здания, где находилась 55-я лаборатория подошли двое: начальник охраны Алан Мэлвиз и доктор Пилсхоуф. На вопрос охранника Мэлвиз ответил, что одному из сотрудников стало плохо и что мистер Пилсхоуф должен взять особые лекарственные препараты и привезти врача-специалиста из одной из больниц Сиэтла. Иначе, сказал Мэлвиз, больному может стать хуже. Пилсхоуф, как отметил потом охранник, был бледен и упорно молчал, хотя пару раз вопросы задавались непосредственно ему.
Охранник, как требовала инструкция, сразу же попытался связаться с Биллом Гейтцем, но ни по одной линии этого ему сделать не удалось. Меж тем Мэлвиз как мог торопил охранника, поясняя, что после очень тяжелого дня мистер Гейтц решил как следует выспаться и отключил все средства связи, и что он, Мэлвиз, очень спешит, потому как не хочет нести личную ответственность за смерть ученого из-за нерасторопности какого-то болвана, толком не знающего инструкцию.
- Там черным по белому написано, - заорал Мэлвиз, - что в случае невозможности связаться с руководителем, все вопросы согласуют с его заместителем по безопасности, а это – я! Так выпусти нас наконец, дубина!
Охранник, невозмутимо сделав соответствующие записи в дежурном журнале, выпустил Мэлвиза и Пилсхоуфа из здания. Они вышли на улицу и сели в машину Мэлвиза.

Живым доктора Пилсхоуфа больше никто не видел. Охранник ожидал возвращения Пилсхоуфа и Мэлвиза в течение двух часов, а потом поинтересовался у коллеги из «внутреннего круга»: действительно ли кто-то в «даблфайве» серьезно болен? Ему ответили отрицательно, после чего охранник поднял тревогу. Сотрудники службы безопасности на нескольких машинах отправились на поиски пропавших. Недалеко за городом, на опушке дубовой рощицы они нашли труп Пилсхоуфа с простреленным сердцем. Ни Мэлвиза, ни его автомобиля рядом не было. Срочно вызвали полицию, которая первым делом объявила Мэлвиза в розыск.

Джейк Джампер решил лично присутствовать при приеме последнего сообщения «Информатора». Он хотел непосредственно с места события проинформировать генерала о содержании сообщения и там же получить приказ о передаче дела «Макрософта» в ФБР. Так и ему было спокойнее, и дело решилось бы быстрее. Поэтому они с Арнольдом сейчас сидели в одной машине, не желая выходить на улицу под пронизывающий ветер. Оба молчали. Джампер отметил, что его помощник Томас сегодня явно «не в себе» и много курит, безуспешно пытаясь справиться с волнением. Но он не придал этому значения. «Пустяки! – подумал Джампер. – Томас просто переживает, что не получил за это дело ни цента. И трясет его не волнение, а его же собственная жадность! Они ведь как брат и сестра - Том и его жена Саманта – алчные и жадные. Оба готовы есть дерьмо, только бы урвать что-нибудь из того, что им не принадлежит. Повышения он захотел! Да кто ж такому рохле даст повышение? Помощник начальника отдела – вот для него максимальное повышение, и оно уже произошло. Причем наполовину потому, что он, Джампер, пожалел старого друга, а на вторую половину из-за того, что у Саманты остались еще кое-какие неплохие качества: ноги, грудь, попка!»
- Я выйду покурить, – сообщил Арнольд и вышел из машины. Ветер чуть не сорвал с его головы шляпу. Он долго чиркал зажигалкой, пряча ее и сигарету за воротник плаща. Так и не получилось – помешал подбежавший агент, который передал Арнольду пакетик с «пилюлей» (так они называли капсулу). Томас выбросил незажженную сигарету и поспешил в машину.
- Посылка уже была на месте! – сказал он Джамперу.
- Да? – удивился тот. – Странно!
Арнольд распаковал капсулу, осторожно извлек «флэшку», вставил ее в адаптер, а адаптер – в ноутбук. На карте памяти хранился только один файл ничтожно малого объема.
- Что за черт! – воскликнул Джампер. – Где документация?
Арнольд молча открыл файл. Несколько строк. Никакого шифра. Никаких условных обозначений. Сплошное отчаяние.

«Ситуация вышла из-под контроля. Гейтц все узнал. Моя жизнь в опасности. Я вынужден буду покинуть Кампус утром. Примите срочные меры по физическому захвату всех материалов Проекта.
Информатор»

- Интересно! – задумчиво сказал Джампер.
– Похоже, парень нас надул, – предположил Арнольд (ему было приятно так предположить). - Сам сбежал, имени «Напарника» мы не знаем. Организуем штурм, возьмем здание, а там – нет ничего!
- Да! Ты прав, Томас! Возможно, парень решил оставить нас в дураках! – пробормотал Джампер, все еще находясь в состоянии глубокой задумчивости. – Надул! Надул-надул-надул… - и вдруг Джампер встрепенулся – Томми! Так это здорово! Это! Значит! Тем! Более! Надо! Отдать! Все! ФБР! – и довольный Джампер потер руки.
Затем он достал мобильный телефон и набрал номер. Разговор был короткий и Арнольд услышал только: «это Джампер, сэр» - в начале, «нет, сэр» - в середине, и «так точно, сэр» - в конце. После этого Джампер убрал телефон и сказал Арнольду:
- Я свяжусь с нашими людьми в ФБР. Ты, Томас, жди меня в моем кабинете…, хотя нет, что я говорю: возьми агентов и разыщи мне этого чертового Мэлвиза, понял? Он ведь не мог далеко уйти! Я прошу тебя – в знак нашей дружбы!
- Так точно, сэр! – ответил Арнольд и стал выгружать свое тучное тело из машины на улицу.
- Помни, Мэлвиз никому не должен достаться! Он только наш!
- Я понимаю, сэр! – ответил Том, уже стоя на обочине.
- Удачи, Томас! – улыбнулся Джампер (улыбка его не предвещала ничего хорошего).
- И вам, сэр! – ответил Томас и… тоже улыбнулся. С лица Джампера улыбка сошла мгновенно.
- Чему вы улыбаетесь, мистер Арнольд?
- Представляю, как удивится Мэлвиз, сэр, когда мы его возьмем!
- А-а-а? А я было подумал, что… - начал Джампер, но махнул рукой. – Да нет, ничего! – и завел машину.
Томас подождал пока автомобиль развернется, проводил его взглядом и сказал себе под нос:
- Не знаю, как Мэлвиз, а ты, грязная сволочь, еще как удивишься!