Снег искрится, снег дымится в обмороженных руках.

Весть из глухоты души, серебристая лисица

Непротоптанной дороги, дрожь лазури на губах.

Сонный почерк, сонный хмель, свет, застрявший в минерале

Лун туманных, липких глаз недоношенного солнца.

Ватный шлейф седых аллей, соленые шпили сада,

Целлофановое небо, ветра ледяной каркас.

Здесь искать смиренье старцев, здесь плодить пустыню сердца,

В одиночестве табачном пить вино остывших рек.

Здесь молчание и святость, здесь водой и хлебом пресным

Заедать попутный холод и смотреть короткий метр

Режиссера-февраля, прижигающего боль,

Боль бесцветной дикой розы под стеклом у мертвой свечки.

Стон скрипичный белым кружит, в мозг спинной вонзает вечер,

Прорубь фонаря простудой ленно падает на стол.

Здесь нескладное наречье ляжет в бархат, бархат млечный,

В жемчуга больную сыпь,

В танец бледного рассвета,

В малокровие заката,

В мысли призрачный помол –

Умереть сегодня ночью, чтобы завтра снова жить,

Чтобы завтра снова вьюжить

Вакханалией весны, в ручейках нагого цвета,

Василькового разврата,

С той, которую нашел

У костров февральской стужи.