на ржаной панораме безлюдья. Медитативный прилив колоннады фонарной –

словно эхо античных руин. Пустотою вспаханный, сдобренный черной пеной

рассадник углекислот – ящер дорожный – скован железом снотворным, полярной

прохладой обратной поверхности силикатного трупа луны.

Лимфатический ток проспектов изъясняется на языке мессалин.

Паранойя травящих память картин, оттисков темнопородной слюды

четырехглавого монстра Малевича. Я люблю быть один на один

с собеседником, тлеющим вязкой смолой пространственного воздержания,

ледниковым стоном блюзовой импровизации окон, хранящих молчание.

Пластикой ягуара расплетается кокон карей души. Содержание

обретает форму всеобщей тени. Мертвое ожидание

первых полупрямых кипящего цитруса с горизонтального шва.

Вещественность – призрачна; иллюзорность – предметна.

Стыд дневного излишка прикрыт вороной океанической шалью.

Бриллиантовый слог ночной сферы смеется бессмертием смерти.