Выходи, впереди шаги-снегоступы в лимфу дорожную.

Оглянись, море лиц со страниц изумрудной книги

расписались душой неумытой в лужах хрустальных,

покатились шарманкой, стеной бледнокожей

на южную сторону неба, навстречу душистой стихии

стихов лесостепи. Впрочем, сон тоже уместен,

когда не по средствам скупаем огонь земляничных фонтанов

с витрин каприччио лета. Колется мозг от розги

воздуха прелого, молится на березовый крестный

ход рощ осветившихся, взвившихся пьяной

оградой перед стеклянно-бетонной пыльною россыпью

офисной шахматной партии. Да что там…

Умереть холодом, переродится розовокрылым цветком,

обманчивой красотой любовницы-зорьки, долькой лимонной

в чайной процессии вечера, еловый смех приложить к устам,

лань золотую злобного полдня, ночь вороную, объездив хлыстом,

в охапку и в душу, в слушанье, в службу музыке дольной.

Чему талант, плыть радугой – тому не миновать;

плыть яблонями, виноградниками, ладаном, хмелем с кровью

пашенки влажной, курчавой, отчаянно прорастающей в солнечный зев,

надышавшейся смолой кочегара звездного. В пляс сласть,

в бок нож от любви болотной, цедящей, новой,

старой, дурной, атласной, какая разница, если, это и вправду любовь,

с ладаном, яблонями, хмелем с кровью, сорняками, с осенью,

с проседью, швами цветочными, почками, почерком стихотворства,

какая разница, если болит, и гонит, и стонет зеленой скрипкой

гортань, рана открытая, ненасытная, вещая, лечащая

и убивающая…