Сквозь дождевые облака клюет слюной мертвецки пьяной в брюхо мокрого асфальта

желтушно-висельное солнце.

Затяжка из ментоловой травы под флейту рос, размешанных серебряным песком и грязью

ливня ночи.

Надежное пристанище для сумрачного духа подземелий. И, все-таки – весна; и, все-таки –

коррозия

метелицы железной налицо. Сдувая пыль с узоров выцветших чернил дороги,

услышишь родниковый колокольчик –

там демон твой, любимая, желанная гулящая трава; там ангел твой – проказник

с розовым рожком и луком золотым…

Пейзажные круги на стеклах пыльных заплывают сальным багрецом рассвета, протри

глаза и ты увидишь воздуха фигуры,

туманность крабовидную поэзии рожденья. На заусенцах почек болотно-пряный ветер-

мот скрутил гнездо, где птичий дым

клубится звонким смехом, и памяти ледник степенно оживает, ожидая новой полноты,

и пуля-дура

скачет мотыльком по лужам, желая крови нежно сорванных цветов. Любовники застряли

в точке не возврата,

им так уютней и теплей, забыв про мир и все наследство мира, писать псалмы друг другу

в красках поцелуев,

им так привычней, ничего не видя, приобретать весь мир в румянце глаз. Так капает в

сердца лазурно-слезная микстуры майского парада,

так тянет лиственным здоровьем леса шерсть. Я, Ваша честь, всецело “за” – зацвел, запел,

заплакал, глянцем засвистел – тут не опротестуешь.