я почувствовал – твое смущение.

Я спел: люби меня до последней капли росы,

на веере ресниц неверного утра;

до последней унции золота

во взгляде благоуханного среднелетнего полдня;

до последней частицы растаявшего

медного мёда на ладонях тепла;

до полной пустоты слов о нас,

как о разнице в этой вселенной дождя.

В крабовидной туманности снов раскачивалась

бригантина холода –

под одним одеялом

из, режущей глаз, белизны февраля,

запечатли на кончиках пальцев,

что любовь – больше ненависти,

инстинкта самосохранения и одиночества;

посмотри на меня так, чтобы я поверил,

не выжидая, не выжимая до корки сознания

краткосрочные смыслы,

не обжигая губы ложью во благо чего-то ещё.

Я спел, ты спала, в спальне горел свет,

растворяясь золой молчания

в пространстве глухих стен –

перемирие, на один глоток воздуха,

с девочкой, читающей книжки чужого опыта,

но, не знающей, собственной прописи сердца,

с девочкой, не жалеющей свои нервы,

обнимая дрожью воздух воспоминаний.

У неё ещё всё впереди, и всё уже было,

со мной, или без меня.

Смотри, не проспи свое ”позавчера”, девочка,

доведённая до любви отчаяньем,

печальная незабудка в скрижалях горькой травы;

и помни – что всё, имеет своё ничто,

когда научишься принимать

красоту греха с человечьим лицом.