сгоревшей на блюдце бумажкой, рассыпавшейся

вечерним сумраком, словно апостол,

несущий благую весть в ниши глухих домов;

натянутая паутиной душа разносчика снов,

топка угольных туч, случайное многоголосье окон;

тополя приглушенно танцуют, отягченный романс дубов

чарует локоны утомившихся проводов – троллейбус идет в депо.

А над всем этим водит ладонью старец седой,

и струится псалом в прилив городской волны. Черной тропой

мне выпадает черви – это голос преследует твой

мое возвращенье – это звездной водой

ржавую пыль волос мне омыло, и влюбленная ночь

к зрачкам приклеилась блеском, кутая

тонким сукном черепичные крыши, кроваво-кирпичные стены,

и мягко сворачиваясь кольцом

у твоего порога, где ей прислушиваться преданно-нервно

к созвучьям интимных шагов. Не стой

на ветру, простудишься, побереги наготу

и краску печали для утреннего чая

в хрустальной прохладе сквозных занавесок, я скоро буду,

тенью в твоих объятьях, верой слепой,

случаем сиюминутным.