колышется осень, таращится в небо,

вращаясь глазным яблоком забродившего солнца;

подошвы глотают лимонную пыль; движения,

словно метафоры беспричальности на костылях золотого ветра;

изрезанная кора

увековечивает подростковую лирику;

корона ветвей венчает на царство прощальную песню

багровых костров уходящего дня.

Осень – её полночное ложе, её сердце, её дыхание –

растопленный лёд призрачных родников;

с шёлковых лепестков её губ,

с белоснежных лилий рук на дождливой груди,

с огненно-рыжих волос листопада льётся

неисцелимая ласка.

Медные струны вечера тревожит бархатный смог

догорающих листьев; рдеет винный дымок аллей;

фрагментарная вязь пролетающих окон выстраивается

в тонкую паутинку тихого света.

Стоп-кадр слепоты на виселице промокших ставней;

анимация стен, одушевлённых сдавленной грудью

осыпающегося пространства;

зародыш золы, свернувшейся бабочкой в тёмном углу;

погасшие перекрёстки, вязнущие в сетях засыпающих проводов –

всё это, душа, крадущаяся на мягких подушечках ночи

к пейзажному бездыханию в прожилках старого клёна –

всё это, воскреснувшее отчаянье,

впадинкой вдохновения

на треснутом мраморе античного созерцания.