За окном смеркалось. Маленькая комната была освещена лишь тусклым светом нескольких свечей на столе, было душно, пахло ладаном и вином. На улице монотонно и уныло тикали огромные часы на главной площади, громыхали различные механизмы да гудели медные трубы, точно машины пели свою унылую механическую колыбельную.

       Два брата сидели в комнатке, в красноватом полумраке. Два брата, бывшие полной противоположностью, а не отражением друг друга. Старшему, по имени Каан, было немногим больше двадцати семи, но, несмотря на свою молодость, был он уже человеком достаточно мудрым и солидным, многое повидал и многое для себя понял. Младшему, Аллайе, недавно исполнилось девятнадцать, он был совсем ещё юн и полон жизни, не расставался со своей деревянной трубкой и маленькой табакеркой.

       Но одно различие между ними однажды породило колоссальные разногласия между ними: Аллайя не верил в бога Инакея, Отца Человека, Каан — ему поклонялся. Старший брат был фанатиком своей религии, и ради своего названого бога был на всё, даже на смерть, готов, в то время как младший считал бессмысленным идолопоклонство и пытался вразумить глупого, по его мнению, и наивного братца.

       Каан стоял у стола, опираясь своими массивными ладонями о столешницу. Его красивое лицо, с грозными, но достаточно мягкими чертами, было нахмурено, пухлые губы — плотно сжаты, венка на толстой шее пульсировала. Человек был одет в белоснежную накрахмаленную рубашку, чёрный бархатный фрак и брюки, и он, слегка сутулясь, расхаживал по комнате. Взгляд его был сосредоточен на чём-то, он казался пустым и отстранённым.

       — Каан, — говорил Аллайя, глядя своими маленькими мутными глазками на своего брата, — Древние¹ тебя уничтожат! Как букашку — хлоп! — Он символически хлопнул в ладоши и горько усмехнулся.

       — Я достаточно силён для того, чтобы бросить им вызов, — говорил Каан, и его глаза горели животной ненавистью. — Со мной — мой бог! Как они смеют думать, что мы отречёмся от своих покровителей?! Кем они себя возомнили?! — он срывался на крик. Младший покачал головой — мол, он старше, но так свято верит в детские сказки!

       — Они могущественны, брат мой, — произнёс Аллайя, в его голосе слышалась мольба. — Они волшебники, они чародеи! Они сильны, в сотню раз сильнее тебя! — Он вздрогнул, вспомнив, как Древние за месяц построили на руинах, костях и крови прошлых лет новое государство, работающее, как единый механизм, состоящий из многочисленных шестерёнок. Это не составило им труда, а, значит, и погубить столь юную душу будет для них не труднее, чем отнять у малыша его сладость.

       — Меня поддерживают около пятидесяти человек, крепких, мужественных и отважных, они горят, как и я, они готовы для битвы, — только и отвечал ему его брат. — Мы справимся, ты увидишь! — воскликнул он, взглянул на своего брата, в глазах его мелькнула надежда и вера в свои слова.

       — Каа-а-а-ан, — устало и немного раздражённо протянул Аллайя, выпуская в воздух клуб жёлто-серого кисловатого дыма, — ты совершаешь глупость. Не делай этого: страдать-то мы будем из-за твоего фанатизма! Ты ж знаешь, какой закон утвердил Межрасовый Консул²! — юноша намекнул брату на судьбу мятежника и его семьи, которая будет изгонячться из Алунтэо в пустошь без средств к существованию. — Плевать на меня — уж ладно, я справлюсь как-нибудь, но у тебя есть двое детей и больная жена! Подумай о них, бунтарь чёртов! — прикрикнул он, снова затягиваясь табаком.

       — Я думаю о своей семье, если решаюсь на это! — вспыхнул Каан, ударив ладонями по столу с такой силой, что Аллайя, не пугливый по натуре своей, вздрогнул на своём кожаном кресле.

       — Им нужны благоприятные условия для жизни, а не твой вымышленный бог и не волшебная религия, Каан! — окончательно потеряв терпение, воскликнул Аллайя. — Древние их предоставили, так в чём твоя проблема?! Или твой слепой, Тень тебя подери³, фанатизм для тебя дороже благополучия твоих детей и жены?! Одумайся, ты, мечтатель-переросток, забудь свои фантазии! Пора уже жить в реальности, а в ней, братец милый, тебе не поможет никакой невидимый мужик и никакая его, тьфу ты, пламенная богиня-жена. — Аллайя сплюнул с гневом и встал с кресла. — Хочешь драться с Древними за свою религию — дерись на здоровья, только перед этим отрекись от своей семьи. Не хочу, чтобы мои племянники и их матушка страдали из-за того, что мой дражайший братец сделал шаг в самую бездну безумия!

       Каан не выдержал, он был на взводе, он горел. Не удержав свой гнев, он сжал кулаки и смачно врезал брату по лицу, да с такой силой, что юноша с грохотом рухнул на пол, зацепив стол и повалив его вместе с собой. Лицо Аллайи перекосилось от боли, из покрасневшего носа потянулась струйка горячей крови. Он хлюпнул носом, встал, но вместо того, чтобы броситься в бой и ответить братцу тем же, тихо выругался и отошёл в сторону.

       — Ненормальный ты, — сплюнул он снова и закашлялся. — Подавись ты своим богом, хоть шлюшек трахай в его честь! — Он утёр кровь тыльной стороной ладони.

       Два, брата больше не сказали друг другу ни слова. Они разошлись по своим комнатам.

       Но, прежде, чем уйти к себе, Каан заглянул в маленькую комнатушку, где жили его ослабевшая и умирающая от страшной болезни жена, пятилетняя дочь, и любимый сын. Все спали. Никто из них не слышал криков и звуков недавнего семейного конфликта. Всё было хорошо.

       Мужчина улыбнулся грустной улыбкой, приоткрыв с лёгким скрипом деревянную дверь, на цыпочках прошёл к маленькой кроватке шестилетнего сына. Там, забавно хлюпая маленькими пухлыми губками и сопя крохотным носиком с горбинкой, мирно спало маленькое продолжение его самого, плод их с женой взаимной и бесконечной любви. Каан чуть ли не на коленях умолял жену назвать сына Инакеем — в честь Творца, которого он любил больше собственной жизни. Сын был для него всем, он был его единственной надеждой и единственным лучиком света. На него он полагался с самого его рождения. Каан словно чувствовал, что маленький Инакей в будущем вырастет и сделает что-то особенное. Почему он в это верил? Наверное, этого не знал и сам мужчина. Он просто в это верил. Осторожно наклонился он к маленькому пухлому личику сынишки, ласково чмокнул его в лобик и тихо-тихо прошептал:

       — Имя — знамение, — он встал и направился к выходу. Но на пороге он остановился, обернулся и добавил: — Твоё имя — знамение, Инакей. Помни это. Древние — не друзья тебе. Не друзья нам.

       И он ушёл.

       Больше никто не видел ни Каана, ни тех, кто его поддержал и слепо за ним пошёл. Жена умерла во сне. А Аллайя и дети потеряли всё, что у них было, их изгнали.

       Аллайя знал, что так будет. Знал, за это он проклинал и себя, и брата, и слёзы отчаяния лились из его мутных глазок. Но, когда их, почти раздетых, босых и голодных, запихали, как вещи, в одну из тех паровых машин, которые так не нравились Каану, он понял, что в одном его брат-фанатик был прав: Древние не спасли их, они лишь поставили людей на тонкую грань между жизнью и смертью. Холодные, безжалостные, сотворённые изо льда правители были хуже любых тиранов: они физически не могли сострадать своему народу.

      Но всё было хорошо.

¹ — нынешние правители в Рейдвуде, которые были созданы под воздействием неизвестной магической силы из огромных льдин.
² — государственный орган в Рейдвуде, который подписывает изданные господствующим Древним законы. В него входит по два представителя от каждой проживающей на территории Рейдвуда расы, включая человеческую, то есть всего в нём двенадцать членов.
³ — ругательство, аналогичное "Чёрт тебя подери!", свойственное жителям Рейдвуда. Тени, или же Теневые - авторская раса людей, у которых есть способности призывать умерших, разговаривать с ними и подчинять себе, из-за чего среднестатические жители их боятся, обходят стороной и по-тихому ненавидят(самые сильные из Теневых могут подчинять себе целые армии духов, которые будут сражаться раза в два лучше живых бойцов).