ВСТРЕЧА ЕДИНОВЕРЦЕВ

- Вот тебе деньги, в узелок завязала, - проговорила старуха с бережливыми нотками в голосе, которые всегда так раздражали ее старика. Дед тоже к деньгам и продуктам бывал бережлив, жизнь заставляла, но в разговорах разухабист, да и деньги небрежно запихивал мимо кармана и старая только успевала их подхватить не лету.

- Сокол ты мой, непутевый! Ты ж потеряешь, ослик упрямый, коли не завязать тебе их в платочек-то.

Дед, фыркнул недовольно, схватил сумку.

- Повтори - за чем идешь, - экзаменовала благоверная.

- За грушами! - совсем уже разозлился дед, вышел из квартиры и поковылял себе на ближайший рынок: купить груш для варенья: бесподобного, пахнущего удивительно, "грушового" - которое так умела приготовить его ненаглядная спутница жизни.

Рынок стоял близко к домам. Рано утром в будний день народу на нем не ощущалось. Равнодушные облезлые коты грелись на травке под деревьями, да сонные азербайджанцы клевали носом в прилавок в ожидании заблудившегося где-то покупателя.

Дед приблизился осторожно к прилавку с грушами и неуверенно стал смотреть на них.

- О! - очнулся продавец, - Атец! Налетай-покупай! Вэдро возьмешь?

Дед опять неуверенно глянул на азербайджанца.

- Я, едрить, не за ведрами сюды пришел.

И стал вспоминать - за чем он сюда явился.

- Вай! Какой ведра?! Возьми груш пять кило! Сделай себе добрый дело!

- А! - пробудилась память у старика, - Точно! Груши давай! Один килограмм. Ровно.

Азербайджанец скривился от такой скромной покупки, но спорить не стал, а стал

демонстративно накладывать деду в протянутую сумку отборные, хорошие груши.

- Ага! - обрадовался дед такому уважительному отношению, стал беззаботно разглядывать

котов и теребить узелок, развязывая бабкин кошелек, чтобы рассчитаться.

- Семьдесят рублей! - небрежно озвучил цену продавец.

- Семьдесят рублей! - горестным эхом отозвался дед, взял сумку и сдачу, завязал обратно в узелок, внимательно прицелился в карман, положил и пошел, поблагодарив.

Пройдя метров с пятьдесят, дед вдруг остановился.

Его сознание, иногда выкидывающее различные непредсказуемые фортеля с памятью на этот раз стало подсказывать ему нечто очень важное и дельное. Дед открыл сумку...

Так и есть. Поверх отборных груш лежали уже и вовсе не отборные, а сверху - две гнилухи,

которые и не очистишь даже - только выкинуть.

Обидно стало старику. Он засопел, развернулся и словно бронепоезд по рельсам, грозя передавить весь рынок, стал постепенно накатываться на прилавок.

- Что такое, атец? Еще надо? - начал было зубы заговаривать перетрухнувший торговец.

- У тебя совесть есть? - спросил тихонько, но с металлом в голосе дед и вывалил на стол две гнилые груши. - Ты что, не видел что суешь? Только, едрить, отвернулся на миг - на тебе, тут же сподличал. Ну что ты за человек такой? Подлостью живешь? Шайтан-оглы твоя фамилия!

- Эээ! - обиделся продавец, - Зачем такое говоришь? По ошибке положил - так что сразу подлэц,да? Словами бросаешься. Знаешь кто такой шайтан?

- Да не по ошибке! - раздухарился дед, - По злому умыслу! Как тебе твой Бог такое позволяет, а? Если ты не сам шайтан?

- Ты, атец, на нашего Бога плохое не говори. Шайтана не поминай - это сатана по-вашему. Очень плохой человек. А наши пророки доброе говорят: - Возлюби правоверного как самого себя! Вот, например, Иса-пророк так говорит. Знаешь такого? - уводил разговор в сторону хитрый продавец.

Дед ухмыльнулся: - А то не знать! Вот он у меня, на шее.

Он отвернул ворот, достал серебряный крест с распятием и показал азербайджанцу.

- Да нэээт... - Скривился тот опять, - Какой это Иса? Это этот... страдалец ваш, Христос.

- Ну да, - ответил дед. - А звали его Иисус. По-вашему Иса.

- Стой. Ты хочешь сказать, что Иса-пророк...

При этих словах азербайджанец вынул из кармана маленькую ладанку, открыл ее бережно

и показал деду стоящего, облаченного в белый хитон, Христа. - Вот. Это Иса.

- А это Иисус, - дед поставил сумку на пол, залез за ворот рубашки и вынул точно такую же

ладанку, открыл и сунул ее под нос азербайджанцу. Тот с изумлением лицезрел пророка Ису, стоящего в той же позе и в том же белом хитоне.

- Вай! Ты носишь пророка Ису на груди! Прости, атец! Воистину шайтан попутал... обманул

единоверца! Прости меня, дэдушка!

С этими словами, продавец стыдливо схватил две гнилушки, показательно выкинул их в урну, а деду отгрузил четыре огромных отборнейших груши.

- Вот! Помоги тебе пророк!

Дед, довольный, положил груши в сумку, раскланялся церемонно, поблагодарил с достоинством, а напоследок сказал:

- Одно только тебе скажу. Пророк Иса никогда не говорил: "возлюби единоверца своего как

себя самого". Он говорил: "возлюби ближнего". Понимаешь? Всех возлюби. Своей веры. Не своей. Верующих. Не верующих. Всех. Вот так. Ну, бывай...

И старик утиной своей походкой, (старуха, любившая мультфильмы, дразнила его Дональдом), переваливаясь с боку на бок и покряхтывая, отправился домой, а продавец долго смотрел ему вслед, размышляя над услышанными словами старика и пророка Исы.