Занавески, ржавея, с окна валились,
а разумные крысы искали брода.
Долетала последние свои мили
захватническая робость.

Струны рвались. Сердце играло швами.
Кто-то слушал, а кто-то - слышал.
И ветра всклокоченно завывали,
водворяя на место крыши.

В мутном воздухе вещие очертания
уже грезились, проступали,
и от новой истины к новой тайне
воспаляясь бросалась память.

Могло выйти всё, но был неминуем
один вариант эпилога.
Господи, ответь, почему их
не было много?

Он же с крика опять возвращался в шёпот,
потому что не гнался за одобрением,
а смерть его краснощёкая, костьми щёлкая,
вытолкнула со ступеней...