Россия. Петька

Петька грустил. Если это можно было назвать грустью. Скорее всего, он тосковал. Тосковал долго и безысходно. Три месяца, как в далеком Донбассе умер Василий Иванович Чапаев, а он всё еще не находил себе места. Как будто кто-то отобрал часть Петьки, и Петька не знал, как теперь, без этой части жить.
Вот взять, например, шашку и отрубить себе левую руку. Будет очень больно. Потом, когда рана немного затянется, будет болеть рука, которой больше нет. И ты будешь страдать от этого, что ее нет и еще от - того, что без конца будешь вспоминать эту руку, каждую родинку на ней, каждый шрам, неповторимость рисунков линий на той ладони, которой больше нет. Будешь с тоской смотреть на тех, у кого есть левая рука. Вспоминать, как тебе было просто и удобно с той - своей – можно было без труда одеваться по утрам, с удовольствием делать зарядку, плавать в реке Урал без боязни пойти ко дну. А еще вспомнишь, как ломал как–то эту руку по глупости, решив поднять слишком тяжелую штангу, и потом месяц ходил в гипсе, и она немилосердно чесалась под ним. И как ты шутил со своими друзьями по этому поводу, что лучше бы ее отрубить. И с болью вспомнишь, как сняли, наконец, гипс и ты снова привыкал к ней, а она была такой худенькой и трогательной и совсем, как будто не твоей. И ты втайне от всех, стесняясь даже себя, со счастливой и глупой улыбкой познавал нюансы нового знакомства со своей левой рукой!
В последнее время он не очень часто виделся с Василием Ивановичем – так: два раза в год встречались и созванивались где-то раз в две-три недели. В общем - хватало вроде, а сейчас Петька постоянно думал о том, что больше уже не созвонится со старым комдивом и не встретится с ним НИКОГДА. Это НИКОГДА больше всего и доканывало Петьку.
Петька был прожженным материалистом-практиком, как и Чапаев, и не верил, ни в загробную жизнь, ни в реинкарнацию, ни в другие подобные новомодные глупости, которые от бесстыжего безделья притащили в эту страну эти никчемные хиппи. Оставив после себя прилипчивую, как реклама, заразу, сами они бесславно канули в Лету. Правда, в какой-то момент Петька вдруг остро осознал, что все-таки, наверное, есть такое понятие в жизни - родственная душа. Единственная его родственная душа, которую или подобно которой он уже не найдет на целой планете НИКОГДА. И это было для Петьки очень обидно. Очень. И странно. И как-то несправедливо, неправильно, нелепо и не гармонично. И не ясно было, на кого здесь обижаться. От того и был Петька сам – не свой.
Последние лет сорок Василий Иванович жил на Донбассе. Почему - то старого командира потянуло в шахту. Он стал заправским шахтёром, завел себе новых друзей, небольшой приусадебный участок и был вполне доволен жизнью. Как он любил повторять Петьке: «Шахта, Петька, это – стихия. Да и климат мне подходит». Петька не возражал – климат на Донбассе действительно был хорошим – сухим и теплым, а Чапаев еще в прошлой жизни подцепил где – то ревматизм, который в новом месте пропал, как будто его и не было. Петька и сам лет пятнадцать прожил там с Василием Ивановичем. До сих пор, иногда вспоминал он огромные, как египетские пирамиды, терриконы в степи, богатое, до умопомрачения - пахучее разнотравие и гул, доносящийся с шахт в тихую безветренную летнюю ночь, когда лежишь на спине и смотришь в небо: и ничего больше нет – только ты, Вселенная, далекий гул и серебристые пики тополей. Это потом Петьку потянуло на историческую Родину, и он уехал в Россию. Чапаев не возражал, но, Петька это чувствовал, - очень скучал по нему.

Стоял теплый весенний день, и во всю светило Солнце, и весело шелестела свежая листва. Петька выкатил коляску со своим маленьким ребенком и направился на прогулку в сторону леса. В лесу у него давно была своя полянка с уютным бревнышком, где можно было поставить коляску в тенечек – пусть малышня поспит, а самому посидеть в тишине, щурясь на теплые лучи, послушать птичьи перепевы и спокойно, не торопясь, смакуя каждую затяжку - покурить.
Вот и сейчас Петька пришел на свое место, аккуратно устроил коляску под старым деревом, а сам уселся на свое бревно, с наслаждением вытянув ноги. Не торопясь, расстегнул куртку, достал пачку, вытянул сигарету и понюхал ее. Была у него такая привычка. Еще с Гражданской, когда курили матерую махру. Когда никто не видел, - Петька всегда нюхал сигарету, прежде, чем закурить. Почему-то это приносило ему необъяснимое удовольствие. Затем, чиркнув зажигалкой, он затянулся всласть – первая затяжка всегда была самой терпкой и ароматной. Мысли потекли по своему привычному, спокойному руслу, а взгляд стал, как обычно, рассеянным и благодушным. Петька рассматривал траву и листья вокруг, с удовольствием отмечая, что листья с каждым днем становятся все крупнее, а трава – все гуще. Ему было приятно, что на поляну, по-видимому, кроме него никто никогда не приходил: трава была всегда свежая и никаких посторонних следов вокруг, а уж мусора здесь не бывало и подавно. Сам Петька весь свой мусор всегда уносил с поляны домой.
Скользя взглядом по весеннему лесу, Петька машинально отметил небольшой черный камешек у своих ног, по-видимому, появившийся здесь совсем недавно, но не обратил на него поначалу никакого внимания. И только почти докурив сигарету, он поднял его с земли и поднес поближе к глазам. Иногда интересно разглядеть, что за камни попадаются под руки. В детстве, он, помнится, даже собирал их. Тем более, этот был черный и какой-то гладкий. Петька вертел его в руках и так, и сяк, - дивился его правильной форме и блеску на изломах, недоумевая, как его сюда занесло?. Впрочем, вскоре ему это надоело, и он собрался уже было бросить камень в старое кострище сбоку полянки, как вдруг его прошиб холодный пот! Он еще раз внимательно взглянул на камень, и впервые, как будто пелена спала у него с глаз – ба, да это же уголь! Причем не простой уголь, а чистейший антрацит! Самый настоящий. Как он сразу не понял? Ему ли не знать, как выглядит антрацит, - сам же долго жил на Донбассе и Чапаев был шахтером, у которого подземный стаж был больше, чем сейчас было лет самому Петьке. Впрочем, дело было не в этом, а в том, что последний раз Петька держал антрацит в руках лет пятнадцать назад, и было это на Донбассе, а не в Приуралье, где и угля-то Петька никогда не видел, не то, что антрацита?! В деревне, рядом с которой была дача Петьки, все топили печки дровами – это совершенно точно! Но откуда взялся он здесь – в лесу?! Петька готов был поклясться, что ни вчера, ни еще раньше этого камешка здесь и в помине не было.
Почему-то ему вдруг стало так страшно, что в глазах потемнело, и он какое-то время не мог заставить себя смотреть по сторонам. Как загипнотизированный, он тупо пялился на кусок угля в своих руках, не в силах отвести от него взгляд. – «Это что….? Откуда?» Сердце стучало где-то у самого горла, Петьку охватила паника, захотелось поскорее встать и уйти. Какое-то время он размышлял, что же ему сделать с камнем. И это было для него спасительной мыслью – понемногу он стал успокаиваться.
Так ничего и не придумав, Петька через какое-то время полностью успокоился. К нему вдруг пришло знание, откуда этот кусок угля и почему он оказался именно здесь и сейчас. Причем словами это знание он не смог бы сформулировать. Он просто чувствовал это и всё! И еще - он вдруг понял, что никому на свете не должен показывать свою находку, а тем более не должен нести ее в свой дом. Этого делать было категорически нельзя. Не будучи суеверным, Петька, тем не менее, сейчас абсолютно точно знал все, что нужно делать с этим камнем. Теперь он бережно держал уголь в ладонях и уже совсем по-другому любовался его блеском. Ладоням даже как - будто стало тепло… . Наверное, самовнушение, подумал Петька, но по настоящему тепло стало у него на душе. Сначала Петька не понял этого, а когда почувствовал, на глаза навернулись слезы. Впрочем, он быстро прогнал их, так как не был сентиментальным и обычно свою потребность в слезах тщательно скрывал даже от себя.
Долго еще сидел Петька на своем бревнышке с кусочком угля, бережно, и нежно, сжимая его в ладонях. Курил, вспоминал Василия Ивановича.
Через какое-то время проснулся в коляске ребенок. Петька встал, оглянулся, спрятал уголь под ближайшим деревом в ворохе прошлогодней листвы и направился с ребенком домой. Уже отойдя от своей полянки на какое – то расстояние, Петька оглянулся на ставшее заветным, дерево, под которым теперь покоился только - что приобретенный кусочек антрацита, и вдруг ощутил, как в горле появился какой – то комок и никак не хочет опускаться вниз, стоит и все! «Ничего» - подумал Петька, - «Я завтра опять приду, увидимся». Внезапно устыдившись своих чувств и мыслей, Петька ссутулился, ухватился крепче за коляску и нарочито бодро зашагал к дому. Петька не знал, что со стороны было видно, что его походка вдруг стала очень похожей на походку его дорогого Чапаева, как тогда, когда он в первый раз провожал Петьку в далекую Россию.