Солнце клонилось к закату и почти уже коснулось морского горизонта. Оно явно не торопилось нырять в воду. Облака, нежась в его вечерних лучах, то же не хотели, что бы солнце садилось. Они уговаривали его остаться ещё не надолго - посмотреть на первые звёзды. Но солнце неуклонно ползло вниз, а береговой бриз настойчиво гнал облака подальше от косой песчаной полосы в открытый океан. Эти трое всегда были вместе. Изредка только облака совсем не показывались целый день, не смотря на все попытки ветра, дующего всё утро с воды. Видимо за ночь они забирались так далеко в океан, что не успевали потом доползти обратно до побережья. В такие дни ветер бездельно болтался туда-сюда по пляжу, то и дело подёргивая листья пальм, срывал с головы панаму и путался в волосах.

Лёжа на песке, я тихо дремал, не давая снам в конец поглотить меня. Мне очень не хотелось уходить отсюда. Даже на время сна. Мне очень не хотелось покидать этот пляж, не хотелось терять эту красоту. Но веки закрывались сами собой, скрывая мир вокруг, а рука постепенно разжималась, оставляя мне всё меньше и меньше шансов сделать хотя бы ещё один глоток текилы. Звуки утихали и сливались с отдалённым гулом прибоя. Всё вокруг становилось ровным и гладким. Зацепиться было не за что, и, наверное, я так бы и летел вниз, смирившись со своей участью, если бы к берегу, шумя стареньким мотором, не подошла потрёпанная лодка со смуглым парнем в дырявой соломенной шляпе, развалившемся на корме. Это был Хосе – торговец, привозивший на остров кое-какие продукты, выпивку, и остальные необходимые вещи. Порой, в его лодке, которая, кстати, называлась «La última esperanza», что в переводе с испанского означало «Последняя надежда», можно было найти весьма странные вещи. По крайней мере, большим спросом у местных потребителей такие вещи пользоваться вряд ли могли. Как то, в одной из коробок, среди игральных карт, кусков мыла, журналов и всякой мелочи я наткнулся на маленький детский волчок. Точно такой у меня был в детстве. За завтраком я любил пускать его по столу и смотреть, как он со звоном отскакивает от чашек с чаем. Семья у нас была большая, и волчок редко вылетал со стола, то и дело натыкаясь на чью-нибудь чашку. Тогда я спросил у Хосе:
- Сколько ты хочешь вот за это?
- Бери, - улыбнувшись белыми зубами, кинул он. – это ещё кто-нибудь вряд ли возьмёт, кроме тебя.

Дёрнувшись, я привстал. Нужно было идти к лодке, но тело всё ещё летело куда-то вниз, и я едва смог достать сигарету из пачки и прикурить её.
- По крайней мере, когда я курю, я хоть как-то двигаюсь, – подумал я, – вот сейчас покурю и пойду…
Это было последними словами в моей голове перед тем, как я закрыл глаза…

Видимо, уснул я довольно крепко, потому что открыл глаза лишь тогда, когда сигарета в руке стала жечь пальцы. Я хотел было дёрнуть рукой и выкинуть её, но понял, что сделать этого не могу. А потом я понял, что очутился в очень странном месте. Я лежал в чистой белой комнате на кровати, застеленной белой простынёй, совершенно обездвиженный. Надо мной, всхлипывая, стояла Мама. Слёзы текли у неё по щекам и падали мне на грудь. Она держала меня за руку, в которой я оставил сигарету, когда уснул, и что-то говорила. Говорила она тихо и не разборчиво. Я начал напрягать свой слух, пытаясь уловить хотя бы одно слово. Мама, видимо заметив это, наклонилась ко мне, прижала свои губы к моему уху и зашептала сквозь слёзы:
- Тихо, тихо… успокойся, всё хорошо, маленький, успокойся, всё будет хорошо…
Я почему-то почувствовал, что очень долго не увижу её, испугался, что может быть совсем никогда больше не увижу свою Маму. Я попытался сказать ей что-нибудь ласковое и успокоить её, но вместо слов из меня вылетел тихий хриплый звук. Мама перестала говорить и просто заплакала. Потом в комнату вбежали люди в белых халатах. Один из них начал рвать на мне рубашку, и я подумал:
- Что за бред! Напился, заснул на жаре и теперь тебе сниться какая-то хуйня! Вот сейчас закрою глаза и всё это кончится – я проснусь…

Я посмотрел на Маму и попытался улыбнуться. Человек в халате резкими движениями рук давил мне в грудь. Мама прижала свою тёплую ладонь к моей щеке
- Почему ты плачешь? – подумал я. – почему же ты плачешь в моём сне?
Мама вдруг перестала всхлипывать, наклонилась, поцеловала меня и положила руку мне на лицо, закрыв глаза.

- Пока! – сказал я с грустью. – Жаль, что мы долго не увидимся, но мне нужно идти. Хосе привёз продукты и может меня не дождаться. Я просыпаюсь…