1
В последнее время эта сцена почему-то вспоминалась чаще всего. В комнату отдыха вагоновожатых вошёл начальник и сказал:
- Настя, завтра будешь сниматься.
- В смысле – сниматься? – не поняла Анастасия Юрьевна.
- В прямом. На камеру.
- Зачем?!
- Тобой интересуется телевидение. Станешь знаменитой, будешь нам автографы раздавать, люди на улицах узнавать будут.
- Андрей Анатольевич, что за юмор? Я похожа на клоуна? – Анастасия Юрьевна встала с засаленного дивана и направилась к выходу.
- Настя, ты чего психуешь?
- Домой хочу. Спать.
- Ну, вот, высыпайся, а сегодня ночью тебя здесь будут ждать журналисты. В половине второго.
- И что я должна им говорить? – лицо вагоновожатой стало кислым и сонным. Она зевнула и накинула на плечо скромную женскую сумку со сломанным замком.
- Расскажешь про свою работу. Они будут делать репортаж про наш ночной развоз.
- Зачем? Это что, кому-то интересно?
- Значит, интересно.
Ночью съёмочная группа дожидалась её на проходной трамвайного парка. Трое парней и видеокамера на штативе. На стуле, заляпанном краской, валялся микрофон.
- Здравствуйте! – встрепенулся молодой человек лет 20-ти, видимо, корреспондент, - Вы – Анастасия Юрьевна?
- Да, я.
Вид камеры производил удручающее впечатление. На расставленной треноге она напоминала гигантского паука с выпученным глазом. Привычного спокойствия как не бывало. Что, теперь предстоит целую смену провести в этом стрессе, «под дулом»? Вся ночь на смарку.
- Может, всё-таки не будете меня снимать?
- Да вы не волнуйтесь, камера не кусается!
Почему-то чувствовалось, что эту фразу суетливый парень произносит не первый раз и давно отточил задорную и непринуждённую интонацию. А сам похож не то на кузнечика, не то на стрекозу. Нос с горбинкой, очки, за спиной – рюкзак с расстегнутой молнией. От таких деваться некуда.
- Ладно, - вздохнула Анастасия Юрьевна, - Тогда пойдёмте за мной.
Корреспондент решил приступить к работе немедленно. И пока они шли через ремонтный цех, в котором вереницами громоздились изношенные вагоны, он уже начал задавать вопросы. Стал спрашивать, давно ли вы здесь работаете, да можете ли починить трамвай, да не тяжело ли не спать по ночам.
- Ну а вам-то не тяжело? – парировала Анастасия Юрьевна?
- Тяжело, конечно! – вздохнул он, - А завтра ещё и на экзамен.
Ей стало его жалко. Этот бедный студент, очевидно, иногородний, зарабатывает беготнёй, поддельно-вежливым тоном, недосыпаниями и недоеданиями. Ночью надо спать, это точно.
2
В последнее время бывшая вагоновожатая и сама страдала бессонницей. В глухое время, часа в три, она накидывала тёплую коричневую шаль, открывала скрипучую дверь и выходила на балкон. Её обдавала струя холодного воздуха, наплывавшего со стороны залива. Внизу, около троллейбусной остановки, суетилась компания алкоголиков. Они что-то покупали в круглосуточном ларьке, спорили, грязно и развязно ругались, уходили куда-то в сторону, снова возвращались и опять что-то покупали. По прямому проспекту, обрамлённому рыжими фонарями, проносились редкие машины. Там, впереди, километра через полтора, начинался берег – плоский, как пожелтевший лист бумаги, с твёрдым холодным песком и шатрами дешёвых кафе, украшенными логотипами пивоваренных компаний. В соседнем доме на разных этажах горело несколько окон. Значит, кто-то тоже не спал и жил в этой ясной осенней ночи, с железной пепельницей, белёсым сигаретным дымом и мокрым асфальтом под окнами. Внезапно налетевший порыв прохладного ветра вскинул седую прядь на лбу. Когда-то муж хотел застеклить балкон, чтобы было не так холодно и чтобы дождь не заливал банки с солёными огурцами и маринованными грибами. Но Настя была против. Застеклённых хламовников она не любила.
Муж сейчас, наверное, спал. Там, на юге, на другом конце города. Вот уже десять лет их разделяли 30-ть километров и соединяла длинная линия метро, проложенная под реками, под разведёнными мостами, под кварталами многоэтажных домов и угрюмых промышленных зон. Он ушёл к другой, не выдержав Настиных ночных «загулов», вчерашнего супа в холодильнике и открытого всем ветрам балкона. К тому же, сыновья тогда уже были взрослые, сами зарабатывали. Так что Арсений, играя роль человека, заслужившего, наконец, свой кусок счастья, собрал чемодан и уехал. Потом у него родилась дочь. Но зачем сейчас об этом думать, зачем вспоминать не самый удачный период жизни? А какой был самым удачным? Детство в коммунальной квартире на Выборгской стороне? Шесть столов на кухне? Соседи, заводские рабочие, от которых пахло пивом и дешёвым мужским лосьоном? Или юность, ранняя молодость? 18-ть лет, Арсений с букетом гвоздик и белая ночь на стрелке Васильевского острова… Тогда она вышла замуж и не стала поступать в институт. Пошла работать в трамвайный парк, родила сына, потом второго… Один теперь жил в Весёлом Посёлке, на правом берегу, другой – в Германии. Оба женились, разводились, снова женились, понаделали детей, которые несколько раз в год вспоминали, что у них есть бабушка в двухкомнатной квартире неподалёку от Финского залива.
Однажды в детстве Настя проснулась среди ночи, как будто кто-то толкнул её в бок. За окном что-то мелькало. Младшая сестра тоже не спала и стояла на подоконнике, глядя в небо.
- Ты чего не спишь? – спросила Настя, протирая глаза кулаками?
- Они падают, - прошептала сестра.
- Кто – они?
С неба одна за другой валились звёзды. Они летели за крыши домов – наверное, на соседней улице их нападали уже целые горсти. Сестре было страшно. Она держала кулак около рта и глотала слюну. А утром мама сказала, что умерла бабушка… Потом Настя видела в какой-то детской энциклопедии не то фотографию, не то чью-то картину под названием «Звёздный дождь в Ленинграде». Тёмно-синее небо над Петропавловским шпилем испещряли ярко-голубые вспышки. На земле ощущалось какое-то мистическое спокойствие, как будто это был не Ленинград, а неизвестный город, затерянный на одной из далёких планет.
3
В трамвай входили сотрудники последней смены – вагоновожатые, кондуктора, механики – все они ехали домой, примерно в тот же район, где жила Анастасия Юрьевна. Началось самое неприятное. Оператор встал прямо за спиной и включил камеру. Это подсказывали тонкие волоски на спине. Помня древний животный инстинкт, они вздыбились, образуя колкое электрическое поле. Руки перестали быть послушными и постоянно дёргались. Точно так же, как однажды в школе, когда медсестра делала прививку от дифтерита и долго набирала в шприц какую-то жидкость, сопела, чертыхалась, а потом, наконец, воткнула иголку в Настину детскую кожу.
- Скажите, а почему для развозки используется трамвай? Ведь обычно для этих целей есть автобусы, - бодро спросил корреспондент.
- Что, уже нужно говорить? – спросила вагоновожатая, пытаясь расшевелить язык, застрявший в пересохшем рту.
- Да-да, конечно, говорите!
- У нас маршрут составлен для тех, кто живёт на северо-западе, прямо на трамвайной линии… То есть, нет, около… недалеко от трамвайной линии… А можно заново?
- Конечно, вы не волнуйтесь, камера не кусается, мы лишнее вырежем.
Анастасия Юрьевна набрала воздуха и начала заново:
- Этот маршрут для тех, кто живёт на северо-западе и кому недалеко идти до трамвайной остановки. Они садятся ко мне в вагон и едут домой.
- Понятно. И давно вы работаете на этом развозе?
«Ещё того не легче. Сколько же, чёрт...»
- Уже 25-ть лет.
- Нравится?
- Ну а почему не нравится-то? Ночью вообще всегда лучше, чем днём…
Корреспондент продолжал суетиться, как будто ему платили за количество сделанных шагов или произнесённых слов. Допросил кондукторшу, осведомился, не страшно ли ей ходить по ночам от остановки до дома. Так этого было мало! Они вместе с оператором и камерой залезли в кабину, попросили несколько раз дать звонок, покрутить рычаги. Потом оператор направил объектив в лобовое стекло, стоял, изогнувшись, и едва держался на ногах при поворотах. Анастасия Юрьевна сидела, как на иголках, и мечтала, чтобы это поскорее закончилось. Такое же чувство она испытывала в детстве, когда мама ставила ей банки во время простуды.
Вагон уже проехал Чёрную речку, повернул на север и приближался к Долгому озеру. Салон пустел, коллеги, уставшие от журналистских расспросов, один за другим выходили на остановках. Дорога была свободной, светофоры на перекрёстках мигали жёлтым. Но ночь уже непоправимо испорчена. В привычный, размеренный перестук трамвайных колёс ворвались эти трое и устроили какой-то балаган. Нет, всё это в первый и последний раз…
Впереди, через два квартала, пути заканчивались на овальном развороте. Там нужно было простоять до половины четвёртого, чтобы потом двинуться в обратный путь, собирая работников утренней смены. У корреспондента были свои планы на эти два часа. Оказывается, Анастасия Юрьевна была главной героиней репортажа. Пожалуйста, пройдите в салон, встаньте у входа в кабину. Вот так… Нет, ещё на два сантиметра в лево. Вот-вот. Сейчас оператор скомандует…
- Расскажите, пожалуйста, почему вы решили работать именно по такому графику?
Терять было уже нечего. По крайней мере, чем быстрее это всё закончится, тем лучше.
- У меня были маленькие дети. Оставить их было не с кем – муж тоже уходил на смены. Поэтому я ночью работала, а днём занималась с ними. Пять дней в неделю. А потом привыкла и живу в таком режиме уже много лет.
- Вот вы сказали, что ночью работать лучше, чем днём. А почему?
- Ночью машин на улицах мало, никто не занимает пути, нет пробок. А днём в один конец можно добираться по три часа…
- У вас есть любимые маршруты?
- Ммм… Сейчас, подождите… Давайте заново.
Корреспондент кивнул и молча смотрел с вопросительным выражением лица. Анастасия Юрьевна снова набрала воздуха и продолжила:
- Раньше мне очень нравилось ездить через Дворцовый мост, мимо Эрмитажа, Адмиралтейства, мимо Исаакиевского собора. Особенно в белые ночи, когда с Невы лёгкий ветерок, кругом зелень, туристы гуляют… Но это было давно, там трамваи больше не ходят, пути сняли.
4
Ветер с залива становился всё сильнее. Видимо, с запада ползли тучи, и к утру пойдёт дождь, хоть и не звёздный. В пачке оставалось только две сигареты. Завтра будет день, наверняка пасмурный, с гудением лифта в подъезде и истеричными сигналами машин, застрявших в пробке на светофоре. Нужно будет сварить суп, погладить накопившееся белье. А чем ещё заниматься, если всё-таки отправили на пенсию? Не идти же работать гардеробщицей или вахтёршей, как одна подруга из трампарка. Кстати, в понедельник будут давать пенсию. Но пока ещё пятница, и ночь в самом разгаре. И нарушить её привычное таинственное течение некому. Анастасия Юрьевна поднялась со скрипучего стула, стоявшего на балконе уже лет 15-ть, и скрылась за дверью в комнате. Там горела сиреневая лампа на тумбочке – внучкин подарок на 8 марта, беззвучно работал телевизор, показывающий какую-то стрельбу, погоню, опять стрельбу. Нужно было закрыть глаза и попытаться заснуть. И снова кто-то как будто включил старое, заученное наизусть кино: длинная щербатая лестница, высокая деревянная дверь с шестью звонками; рука в детской перчатке, пытающаяся прочистить окошко в ледяной корке на замёрзшем трамвайном стекле; звёздный ливень; стрелка Васильевского острова, жиденькие гвоздики; лобовое стекло трамвая, убегающий вдаль стальной прямой путь, ночь, освящённая холодными ленинградскими фонарями; пустая набережная с гранитными парапетами; поблёскивающий купол Исаакиевского собора. И чёрно-белые дождливые дни, ручка зонтика, от которой мозоли на ладони. И вместо звёзд – капли, оставляющие круги на больших бесформенных лужах.