—Говорят, кентавры бессмертны…
Если так, почему же они исчезли?
—Они возвратились на круги своя…

ДЕВЯТКА

Угадайте с трех раз, когда это бывает: деревья одеваются, бабы раздеваются? Шутка! Шутка в духе «Девятки». Так в просторечии называется кафе «Стойло Пегаса». Есть такая — забегаловка в самом центре Мифрополя. Двумя, по крайней мере, достоинствами она обладает: недорого и не отравишься…
Называется она так, потому что однажды, якобы, видели там белоснежного крылатого коня.
Массовый гипноз — дело реальное. А самый сильный из самых известных свальных средств зомбирования — это Его Высокоблагородие Алкоголь.
Все это, разумеется, миф. Чего только спьяну не привидится нашему брату. Но с давних пор сначала неформально, а затем и официально здание под номером 9, в котором весь первый этаж как раз и занимает это заведение, стало называться «Стойлом».
Отличается оно и своим демократизмом. Здесь можно встретить как бездомного бродягу, так и депутата парламента. За одним столиком можно увидеть мента и бандита. Здесь тусуются, всем известные уличные певцы и непризнанные гении… Нередко сюда заходит Горбун — предводитель местных кентавров.
Время от времени возобновляется слух, что именно он является владельцем этой, как и других, правда, не таких престижных забегаловок. Однако злачные эти точки оформлены на его трех жен, из которых лишь одна четвероногая.
Говорят, красивая чрезвычайно. Говорят, потому что никто её никогда не видел… На приемы Хирон ходит только с лапифками поочередно, но бывает что и сразу с обеими женоподобными подругами. Молодыми, вполне цивилизованно воспитанными аборигенками. От них не веет одуряющим ароматом яйлы, навсегда въевшемся в шкуру того же Горбуна. И если тело Горбуна густо поросло рыжими волосами, то у кобыл, как он их в подпитии, куражась, называет, тело (в отличие от человеческой женщины покрытое лишь густым, никогда не исчезающим загаром) чистое, видимо, благодаря регулярной эпиляции. А что им остается еще?! Детей воспитывают горные кентавры, из коих, говорят, и сам Горбун, а работать своим женам депутат не позволяет.
Вот они и сидят во дворце на краю Мифорополя и лелеют оливковые покровы друг дружки.

Полулюди–полукони
(Миф 1)
Дикие эти существа, обитатели гор и лесных чащ, отличают¬ся буйным нравом и невоздержанно¬стью. Миксантропизм кентавров объясняется тем, что они рождены от Иксиона и тучи, принявшей по воле Зевса облик Геры, на которую покушался Иксион. Кентавры сражаются со своими соседями лапифами (кентавромахия), пытаясь похитить для се¬бя жён из этого племени. Особое место среди кентавров занимают два — Хирон и Фол — воп¬лощение мудрости и благожела¬тельности. Хирон — сын Кроноса и нимфы Филиры — (липы), Фол — сын Селена и нимфы Мелии — «ясеневой», то есть их проис¬хождение уходит в область расти¬тельного фетишизма и анимизма. Пос¬ле того как кентавров победил Геракл, они были вытеснены из Фессалии и рассе¬лились по всей Греции. Посейдон взял кентавров под свое покровительство. В героических мифах одни из кентавров были воспитателями героев (Ясона, Ахил¬ла), другие — враждебны миру геро¬ев. Кентавры смертны. Бессмертен толь¬ко Хирон, но и он, страдая от раны, нечаянно нанесённой ему Гераклом, жаждет умереть и отказывается от бессмертия в обмен на освобождение Зевсом Прометея.


Возвращение кентавров стало довольно длительным, как тогда казалось, нескончаемым процессом. Исторические документы, дошедшие к нам в виде мифов, свидетельствуют, что остров, до сих пор носящий имя этой расы, остается фрагментом некогда великой греческой цивилизации, в которой кентавры занимали свое равноправное место. Посему в результате долгой, и надо отдать должное, гуманитарной борьбы, они все–таки получили в свою пользу весь Таврикий.
Но поскольку остров этот они получили в качестве автономии, то есть формально, и хотя им разрешили здесь распоряжаться всеми гуманитарными сферами, материальную сторону контролировал центр. А это означает, что кентавры так и не смогли стать окончательными хозяевами своей земли. Их по–прежнему ущемляли, в первую очередь, в земельно–пастбищных проблемах. Кентавры требуют себе участки в лесах и на вечнозеленых яйлах. Им же дают солончаковую степь, опаленную зноем уже в начале июля.

Заметки по сути дела
Лапифов легко отличить от других смертных, прежде всего, тем, что они подобны кентаврам своими привычками и манерами. Если ты видишь мужчину, который, закусывая марсалу, посыпает лимонную дольку солью, будь уверен, имя его прапращура Пеней. Так звали бога одноименной реки в Фессалии, дочь которого Стильба родила от Аполлона сына, получившего имя Лапиф.
Еще более распространенным признаком принадлежности к лапифам является сочетание соленых огурцов или селедки с арбузом.
Гомы, называющие себя потомками атлантов, с одинаковым презрением относятся к лапифам и кентаврам. И тех, и других равно окрестив примитивами, они ни при какой погоде не считают их равными себе.

Иксион — отец кентавров
(Миф 2)
Царь лапифов в Фессалии Иксион обещает свое¬му будущему тестю Деионею большие дары за руку его дочери Дии. Но после свадьбы убивает тестя, столкнув в яму с пылающими углями. Так как никто не решается взять на себя ри¬туальное очищение Иксиона, за это берется Зевс. Сжалив¬шись над Иксионом, громовержец избавляет Иксиона от безумия, постигшего того после убий¬ства тестя, и даже допускает к тра¬пезе богов. На Олимпе Иксион осмеливает¬ся домогаться любви богини Геры, и Зевс создаёт её образ из облака, которое от соединения с Иксионом рождает на свет чудовищное потомство — кен¬тавра (или кентавров). Когда же Иксион начинает похваляться своей победой над Герой, Зевс велит привязать его к вечно вращающемуся колесу (по мно¬гим версиям мифа, огненному) и заб¬росить на небо. По другому варианту, привязанного к огненному колесу Иксиона Зевс обрекает на вечные муки в тартаре. Наибо¬лее ранняя литературная фиксация мифа об Иксионе — у Пиндара. Огненное колесо, к которому привязан Иксион, некоторые исследователи склонны возводить к представлению о перемещающемся по небосводу солнечном диске.


ТАЙНА КЕНТАВРОВ

1.
Мимо окна неуверенно шел, как всегда неожиданный, как всегда опаздывающий южный снег. Он двигался как бы не по своей воле. Он шел, подобно выбившемуся из графика поезду: то быстро, то медленно, втискиваемый незримым всевидящим диспетчером в промежутки между летящими строго по расписанию пассажирскими экспрессами, грузовиками, почтовыми…
Фиридон Тах сладко зевнул и вспомнил…
Мир, в котором только что проснулся Дон, был чужд и безрадостен для него, несмотря на лохматые хлопья за стеклом, попискивание синиц на ветке с пунцовыми ягодами, до которых птички норовили достать, но те висели так неудобно, что малышкам, озабоченно тенькающим, никак было до них не дотянуться.
Фиридон открыл форточку, ловко свернув козью ножку, закурил. Несколько раз затянувшись, отложил самокрутку, и зябнущими пальцами наклонил ветку рябины. Несколько ягод упали на козырек заоконья. Птички, благодарно звеня, набросились на еду. Они привыкли к ним, не боялись этих рук. Руки Дона стали для птичек чем–то таким же незримым, но вездесущим, как для того самого поезда, команды диспетчера.
Птички не замечали перемен в этом, некогда общем для всех тварей земных мире, а теперь ставшем миром только людей. Птички в мире этом не боялись никого из его хозяев, кроме тех, кто для них представлял всегда некую, а чаще всего смертельную угрозу. Более того, в связи со случившемся, все морские животные, звери алчные, скоты и птицы обрели небывалую, просто невозможную в прошлой жизни лафу. Они перестали опасаться за свою жизнь. Те из них, что были плотоядны, конечно же, представляли для остальных угрозу. Но та угроза была настолько незаметной, настолько неощутимой, что божьи твари могли бы, умей они говорить, сказать друг другу: мы обрели рай. Рай некогда потерянный ими, и как думалось, навсегда. Чего только не предпринимало человечество, чтоб сохранить живописный и разнообразный животный мир земли: никакие законы и красные книги, никакие защитники природы так и не смогли остановить уничтожение братьев меньших, не смогли бы… Так теперь можно сказать. И произошло это благодаря возвращению в эти края кентавров.
Могучие четвероногие существа без особых усилий приспособили земной мир для своего удобства. Вегетарианцы — они раз и навсегда запретили человеку сразу несколько вещей.
О нет, они не стали истреблять двуногих, как то делали пришельцы в фантастических ужастиках, которыми киноолигархи точили адреналин в сердца впечатлительных сопланетников. Не разрушали дома, не занимали уже заселенные территории. Они оставили человеку все, что он имел, кроме права убивать братьев меньших с гастрономической целью. При этом рекомендовали питаться молоком и продуктами из оного и вкушать растительную пищу. Они были замечательные кулинары. Вскоре большая часть населения Таврикия охотно насыщалась их блюдами. Не отказали они людям и в напитках: пейте, но только вино. Крепкие напитки выдавались лишь тем из желающих, кто отличался отменным здоровьем и отсутствием склонности к пьянству, да и то по весьма уважительным причинам: ко дню рождения, на свадьбу, на похороны и на прочие человеческие праздники. У кентавров были, разумеется, свои языческие торжества, которые они отмечали бурно, но без эксцессов: большими собраниями с плясками и пением, винопитием и оргиями. Но от этих гульбищ никогда ни разу не пострадал ни один человек.
Пришельцы или возвращенцы никого ни к чему не принуждали. Просто они пришли и внесли свой, привычный для себя порядок. Земные женщины нередко отдавались им, несмотря на то, что последствия для многих из них бывали плачевны. Далеко не каждая выдерживала сам акт, не говоря уже о беременности. Далеко не все, искусившиеся умопомрачительными ощущениями, в состоянии были разродиться естественным образом. Многие из них не выживали даже после кесарева сечения.
Не отменили кентавры ни власти, существовавшей на момент их появления на острове, ни привычных для человечества коммуникаций: транспортных, электронных… Также работали заводы и фабрики, летали самолеты, существовал Интернет. Шли телепередачи. Все было так же, но не совсем.
Наряду с парламентом и правительством, вооруженными силами, городами и селами параллельно существовал мир со своим укладом: своим жильем, своими интересами и законами… Мир, чуждый людскому, но так неожиданно и практически безболезненно изменивший его. Философы трактовали: явление кентавров спасет человечество от казавшейся неизбежной гибели. Земля катилась в бездну небытия… Четвероногие пришельцы пришли остановить это погибельное падение. Ни одного кубометра дыма не увидело с их приходом небо над Таврикием, ни одной сточной трубы не было прокинуто в море. Люди перестали болеть, и некоторые становились долгожителями. Конечно, им далеко еще было до четвероногих пришельцев, которые умирали — в далеко за сто лет перевалившем возрасте.
Все это, разумеется, было так. И все же находились недовольные, которые говорили: все это так, да не так.
Мир, чуждый людскому, постоянно, как психическая болезнь, присутствовал и в общественном сознании, и в душе отдельных людей. Он довлел и давил. Он не позволял им сказать о себе даже такую, известную некогда, своей банальностью фразу: «Человек — это звучит гордо».
Кентавр — это звучит гордо! Вот, что стало правдой, от которой мыслящему человеку стало однажды раз и навсегда не по себе. Массивные четвероногие красавцы гор со скрещенными на груди мускулистыми, поросшими шелковистой шерстью, руками могли появиться в любом месте Мифрополя. И, если видели привлекательную женщину, тут же начинали свои эволюции, не принуждая ту или иную ни к чему, но только навязывая себя, причем без какого–либо насилия. Приглашали прокатиться верхом на себе, а для слишком непреклонных демонстрировали себя все с большей откровенностью. Кентавры, не стесняясь, демонстрировали все свои мужские прелести. Истекая тонкой, похожей на слюну, субстанцией — аромат ее мог свести с ума практически любую женщину — играли мышцами, трепетали кожей, обмахивались роскошным хвостом, тут же на виду у всех эрегируя детородный орган, размер которого, даже по самым скромным кентаврским возможностям, ни в какое сравнение не шел с человеческим. Поэтому многие, кто хотел избавить себя от искушения, носили в ноздрях специальные, защищающие слизистую фильтры.
Первое время, как вспоминают старожилы, люди доверяли кентаврам больше. Позволяли пожилым пришельцам заниматься с их детьми. Седовласые четвероногие обучали ребят верховой езде, готовить экзотическую пищу, медитировать, и даже (самым способным) открывали кое–какие свои секреты. Например, как пройти сквозь толпу незамеченным или вознестись мыслью в другие миры, один из которых они называли своей прародиной.
Отец Фиридона был одним из таких любимчиков у кентавров. Они вырастили его и воспитали по своим понятиям. Агрипин был высоким и широкоплечим. Казалось, что он отличался от среднестатистического кентавра лишь только тем, что ходил в штанах и на двух ногах. Отнюдь это было не так. Говорили, он побывал в том самом — одном из миров, которые пришельцы называли своей прародиной, претерпел там некое вмешательство в свой организм, что как раз затем и позволило ему совокупляться с молодой кентаврессой, родившей затем несколько мутов и последним — его —
Фиридона.
Дон Тах никогда не виделся со своими братьями, поскольку, как только Клио обнаружила его человеческую неполноценность, она тут же (из жалости к детенышу и любви к мужу) спрятала младенца у родителей Агрипина. Дон и вырос, очень долго не подозревая, что в нем течет кровь столь неприятных для него кентавров.
Со временем, взрослея, Дон Тах стал замечать за собой противоестественную тягу к кентаврессам. Его волновали обнаженные по обычаю пришельцев прелести, так напоминающие женские, особенно их искрящиеся короткой шерстью большие гуди. Когда, укрытые гривой и хвостом, они вдруг как бы ненароком обнажались, Фиридона окатывала горячая до дурноты волна, поначалу недоступная рассудку, затем невыносимая своей конкретностью.
Прежде чем, умные головы поняли, с какой целью матери, подобные Клио, «прятали» своих неполноценных детей среди человечества, таких, подобных Фиридону, мутов как мужского, так и женского пола появилось не мало. Вел ли кто–то статистику, нет ли — кентавры в части точных наук были большие невежды, неважно. Процессом, ставшим неуправляемым, обеспокоились и люди, и кентавры после того, как почувствовали для себя обоюдоострую опасность. Опасность заключалась в том, что из одной утробы могли выйти как верные до гроба братья, так и смертельные враги. Причем число ног тут не имело никакого значения. Как вскоре выяснилось, оно не имело никакого значения и во всем остальном, что так свойственно живому в жизни.
Так сносное (пассивное) сосуществование двух миров, переросшее во взаимное неприятие, постепенно превратилось в противостояние. Развивалось оно, как в свое время и возникало, подспудно. И когда там, в этой скрытой глубине, началась настоящая война, на видимой поверхности, долго ничего не возможно было понять. «Мало ли крови исторгает из себя цивилизация! — рассуждали философы, замечая то там, то сям, всплывающие алые круги.

Утолил Дон Тах эту свою, до дурноты головокружительную, страсть с Элоною. Он сразу же почувствовал в ней то самое начало, которое вселилось в его крепкое тело с кровью матери. Внешне же эта белокурая кобылка мало, чем отличалась от обычной земной девушки: разве что была ростом повыше, да в кости покрупней. Правда, начиная от груди и ниже, гибкое и сильное ее тело было сплошь покрыто густыми, так напоминающими шерсть волосками, что, кстати сказать, было вовсе не обязательным для мутих — представительниц слабого пола мутанов. Фиридону эта особенность не то, чтобы нравилась, или как–то особенно обостряла чувства. Ему, чтобы потерять голову доставало ее лошадиного хохотка, сопровождавшегося жаркими испарениями. Бывало, что он по нескольку раз в сутки мог терять эту свою буйную в рыжих кудрях голову. Наивный, он полагал, что рано или поздно Элона понесет и однажды он проснется под рев новорожденного потомка. Это было не разочарование. Это было что–то сравнимое с потерей, когда специалисты заявили, что, по крайней мере, только через два–три поколения мутанам станет доступно зачатие. А это значило, что продление рода своего Фиридон и Элона смогут осуществить лишь с помощью представителей человеческой расы.
Открытие это несло в себе новую угрозу для тех и других, так тесно разместившихся в земном лоне цивилизаций. Живое не может не жить без надежды. Надежда для мыслящего — это продолжение себя во времени, прежде всего, в детях. И если тебе эта возможность заказана, ты не можешь себя чувствовать счастливым. Разнесчастным человеком (так, по крайней мере, сам себя иногда называл Фиридон) он почувствовал, когда Элона предложила тот самый выход. Неизбежный, он был ожидаем, а потому еще больше невыносим.
Он ходил и тайком наблюдал за человеком, с которым Элона, (разумеется, согласовав с Фиридоном) намеревалась вступить в отношения. По виду Годи Кент был вполне здоровый, крепкий уже немолодой мужчина: слегка седой, бодрый и веселый… И что самое немаловажное просил он за свою услугу вполне умеренные деньги… Фиридон после первого наблюдений стал уже, было, склоняться к избранному Элоной варианту. Даже перепроверил его медицинскую карточку, разумеется, у своих специалистов, и вдруг в самый последний момент его охватило сомнение. Ему захотелось самому пообщаться с соискателем. Что он и сделал, испросив, разумеется, согласия Элоны. Чего боялся Фиридон? Он и сам толком не понимал. Просто сомневался, сам не зная в чем, и отчего. Причем встречи с этим кандидатом он искал с такой тщательностью, так аккуратно, чтобы тот ни при каких обстоятельствах не мог и предположить даже, что его проверяют.

Справка по сути дела
Руководитель службы безопасности движения полковник Фиридон Тах — весьма авторитетная личность во властных кругах. А все, потому что он разработал в свое время оригинальный проект, отменяющий скоростное преследование в пределах Мифрополя.
Речь, конечно же, шла не о банальном ограничении скорости… Дон Тах предлагал начисто отказаться от полицейских гонок на автомобилях. Погони по узким, всегда забитым транспортом, улицам, наносили неоправданно большой ущерб коммунальному хозяйству, разоряли страховые компании.
После обычных бюрократических проволочек проект попал к Флегию Кенэю. И спикер дал ему ход на удивление местных СМИ, которые долго не могли понять, как это можно отказаться от автогонок по городу…ведь это так зрелищно, хотя и травматично, а то и смертельно, кроме того, что накладно.
У спикера, видимо, были свои, созвучные донтаховским, соображения. Проект проголосовался в парламенте и получил «зеленую улицу». И вскоре, когда весь город был оборудован видеокамерами, ловля угонщиков, бандитов, пытающихся скрыться с места преступления, и прочих нарушителей автомобильных правил превратилась в простую электронную игру. Зафиксированного по ориентировке вели за пределы города, и там брали тепленьким.
Дон Тах в героях не ходил. Всю славу экономиста–гуманиста присвоил себе спикер Флегий Кенэй. Но должное подлинному автору воздал. Полковнику Фиридону Таху было присвоено звание заслуженного историка Таврикия.

2.
По ресторанам гуляют сливки,
А я в «Девятке» грызу оливки.
Автор

Беспокойство усилилось, когда Дон обнаружил пристрастие Годи Кента. То, что он тайком в рукав покуривал, как делали многие и мутаны, и человеки, Фиридона не смутило. А то, что он покупает у Костромы Ясновидящей самогонку и пьет ее лошадиными дозами, успокоило ревнивое чувство Фиридона. Пьяница — для зачатия не годился. Фиридон этот вывод сделал сразу, едва только увидал, как этот самый Кент, зайдя в «Стойло пегаса» — место тусовок молодых кентавриков и кентавресс — в два приема всю поллитруху прибрал. Налил в бокал с грейпфрутовым соком и осушил без передыха за два раза. Насторожило Фиридона место, где он это проделал. Чего ему лезть в табун, если у него есть, должен быть свой человеческий круг общения. Свои, как говориться, собутыльники. Есть или нет? А что если он одиночка?! А что если он извращенец: вот нравится ему находиться среди чуждых ему существ. Хочется среди неприятных испарений, кайф поймать. А почему бы и нет? Ведь далеко не каждый мужик людского рода согласится переспать с кобылой. «Так они называют наших баб и в глаза, и за глаза». Фиридон подошел к стойке и потихоньку, показав бармену — полноценному кентавру — зелененькую десятку, кивнул в сторону Годи Кента.
— Завсегдатай, — едва сдерживая ржание, ответил Коструб, рассеянно.
Фиридон проследил за его беглыми косяками и увидел веселую блондинку, явно представительницу человеческой половины населения.
—А поподробнее, — Фиридон снова показал зелененькую.
— Каков показ, таков и рассказ?! — Заржал бармен, явно желая обратить на себя внимание толстухи. И, похоже, добился своего. Она поднялась и процокала к стойке своими позолоченными подковками по мраморным, давно не мытым щеткой и порошком плитам.
—Мальчики?! — пропела, хмельно растягивая размазанные краской пухлые губы, как это могут делать лишь белокурые земные женщины.
Фиридон хотел, было, отдать десятку бармену, но вдруг передумал. Перехватил даму и, сунув ей между сисек червонец, потащил к столику, из–за которого она только что выбралась.
—Мутик! Милашка! Я вас насквозь вижу. У меня большой на этом деле опыт. Чистенький. Чего тебя принесло в эту забегаловку?
—Ищу одного... Он с моей бабой спит. Говорят, он тут часто ошивается. А вот, кажется, он и есть. Прикрой меня. Я посмотрю…
—Зачем он тебе? За бабой надо смотреть, а не за теми, кто из жеребца оленя делает…
—Ну, ты смотри мне! — вдруг нарочито посуровел Фиридон, — не заговаривайся. Я злой…
—Ты?! Я вас всех насквозь вижу и людей и коней. Ты — милашка. Чистенький…Добренький. Налей даме соку…
—Коструб! — Крикнул бармену. Тот прислал новенькую официантку. Флора — молодая кобылка, на всех четырех мельхиоровые подковки. Ножками от нетерпения перебирает. Позвякивает цепочками… — Принеси даме соку с наполнителем. Поняла?
—Конечно, только даме твоей наверняка довольно, смотри, сейчас под стол свалится.
—Не твое, малявка, дело. Иди и неси, что сказано.
Фиридон дал денег и сделал вид, что продолжает наблюдение за Годи Кентом.
—Ну, куда ты уставился? Или я тебе не мила? Знаешь, какая Рая заводная. Вообще–то зовут меня — Роя, полное имя Киллироя, а тебя?
—Дон?
Роя расхохоталась так басовито, что Фиридон вдруг подумал, что и она мутана, а не женщина.
—Хочешь, я тебя зарифмую? Хочешь? Забавная рифма просится….
—Уймись, а то брошу! — пригрозил Фиридон.
—Не бросай меня? Я вусмерть хочу тебя, — сказала Роя и оглянулась, ища глазами то ли объект, за которым наблюдал Фиридон, то ли официантку на мельхиоровых подковках.
—Ты что, и в самом деле, рогоносец? Ну что вашим кобылам надо еще? Вы же такие жеребцы, загляденье.
—Вот и я о том же. Смотри, вот он сидит у столба, с ежиком седым.
—Вижу. И знаю его. Он не наш. Он ваш. Уж ты поверь мне — старой опытной бл… блонде.
Пользуясь врожденной позаимствованной у папаши способностью исчезать в толпе, Фиридон неблагодарно покинул расслабившуюся, почти уверившуюся в хорошем заработке блондинку. Сел за столик к седеющему ёжику. И понял, что тот его бы и так не заметил, потому что пребывал в глухом трансе. Это была даже не медитация. Фиридон знал, что это было. И потому, воспользовался еще одной своей нечеловеческой способностью, последовал за своим визави туда, где в тот момент витала его сверхъестественная сущность. Опытный сыщик, он вряд ли позволил бы себе спугнуть столь важную птицу. Заходить так далеко было позволено не всякому мутану, этот путь был доступен не всем, даже из тех, кто потенциально обладал способностью к таким перемещениям. К этому, кроме дара, нужны были навыки. Такому делу серьезно обучали. Впрочем, Фиридон рискнул это сделать самостоятельно, у него получилось и раз, и другой. А на третий — едва ноги оттуда унес. Зато навыки закрепил и заглянул в Зазеркалье. Страну беспрерывного лета, где вечно живут и процветают бессмертные четвероногие его старшие по разуму братья.

Коструб
(Миф3)
Воп¬лощение плодородия. В языческих ритуалах славян Коструба изображало чучело мужчины (с подчеркнутыми атрибутами пола, сравните Ярила) или жен¬щины (соответствие русской Костроме, сравните украинскую Купалу). Ритуальные похороны Коструба знаменовали переход к весен¬нему циклу.

3.
Основная сущность, каким бы ты ни был мутом, сохранялась не только в полукровках, но и до седьмого, так сказать, колена. И всякий из посвященных, кто проникал в Зазеркалье, не только выглядел как все аборигены прародины, но и на самом деле оказывался четвероногим. В первый свой нелегальный визит туда, Фиридон пережил умопомрачительный момент: ему вдруг помнилось, что он стал конем, как его не такие уж отдаленные предки, и что таковым и останется теперь навсегда. Однако, как все настоящие полицейские, обладавший навыками индукции и дедукции, Фиридон быстро понял, что все эти превращения (а были и другие более приятные) явление временное, дань, так сказать, Вечности, от всякого, кто пересек его запретный пояс: законно или контрабандно. Дело для нелегала могло кончиться весьма плачевно, окажись он в руках тамошней службы безопасности. Как правило, если нелегал попадался, а попадались они всегда, о чем вскоре Фиридон убедится на собственной шкуре, его подвергали отнюдь не допросам, а тщательному, как бы сказали на земле, медосмотру. Подвергали весь его организм самому подробному анализу, сканировали беднягу вдоль и поперек. И тот, не приведи и помилуй, кто оказывался носителем какого–либо вируса, изолировался на долгое даже по зазеркальным понятиям время. Он жил отдельно от всего Кентавриона до тех пор, пока заразу, часто по земным представлениям вполне безобидную, из него не выжигали, как сказали бы опять же на земле, каленым железом. Разумеется, ни о каком возвращении назад нарушитель после этого и мечтать не мог. Оставался он для всего Кентавриона парией, хотя допускался на все праздники и даже участвовал в оргиях. Чаще всего, на правах статиста.
Фиридон занял место за столиком и принял установку на полчаса отсутствия. Он знал, что Седой еще в пути. Потому что еще несколько секунд назад размахивал руками, беседуя с кем–то из постоянных своих собутыльников. Фиридон сразу же определился: Ёжик ушел через зеркальный плафон, помещенный в куполе ресторации. Вообще все свои помещения кентавры строили с такими зеркальными куполами. Четвероногие могли себе позволить вояжи туда и обратно в любое время дня и ночи. Потому и строились столь однообразно. Можно, конечно, было пройти через любое зеркало, правда, но только не менее определенного размера. Зеркало не должно было быть уже плечевого пояса перемещающегося. В противном случае, кентавр бился об него, как рыба об лед, нанося себе травмы, а хозяйству урон.
Ну да хватит о скучном. Фиридон перенесся, а точнее сказать, вознесся, с такой скоростью, что не успел и духа перевести. Уже в начале своего горизонта, что раскрылся перед ним подобно радужному китайскому вееру, он заметил совсем недалеко впереди себя знакомый силуэт с характерной короткой прической. И успел подумать, не сбить бы его с катушек — Ежика моего: пожилой этот все–таки мутило.
Эта мысленная поправка пришлась весьма кстати. Ежика слегка занесло. Не потому что он был пожилым, а потому что, взошедший следом за ним, Фиридон создал нечто подобное трансцедентальному сквозняку, что и сбило нашего Ежика с вектора. И кончено, же было замечено теми, кому следовало это заметить. Ежик шел легально, и его встречали. Фиридон шел незаконно, потому тут же был пойман сетью слежения, назовем их радарами, хотя бы ради относительного понимания техники такого перехода.

4.
—Ладно, Аллка Голик, — так я теперь буду тебя называть, сказал красивый кентавр пожилому с легкой проседью, выйдя из–за камня, где дожидался своего момента, как за кулисой актер. — Прежде чем телепортироваться назад, ты мне как работнику службы безопасности расскажешь и покажешь все, ради чего ты сюда время от времени шастаешь.
—Ты меня изумил, Фиридон?
—Чем же это?
—Тем, что ничего не зная, попал в самую точку. Я, действительно, существо женского пола. Здесь. А там, откуда мы с тобой только что прилетели, я вообще бесполое нечто.
—Кентавр, почему ты выдаешь себя за человека? Это первый вопрос. И второе. Зачем заморочил голову наивной Элоне?
—Вопросы, в общем–то, простые. Но отвечать мне на них совсем не просто.
—А ты начни. Может, я и пойму что–то и сменю гнев на милость.
— Кентавры пытаются контролировать демографический процесс, который, как мы считаем, вышел из рамок. На земле рождается все больше и больше так называемых мутанов. И мы не знаем, кто из них на кого ориентируется. То есть, кто из них враги кентаврам. А кто – людям. Эта вырвавшаяся из–под контроля агрессивность одних против других ни к чему хорошему не приведет. Мы уже имели однажды такой опыт, где потеряли половину разумного генофонда. Вместо того, чтобы обновить его и укрепить.
—Обновить?
—Вот именно. Мы должны оставить добрых, в большинстве своем, людей иначе они истребят себя — оглянуться не успеем.
Для того и создан был этот, как бы сказали на земле, институт подконтрольного зачатия. Чтобы не сами, кто кого сгреб, порождали что получится. А чтобы из что ни на есть чистого семени возрождать новую человеческую расу.
—Ты что думаешь, и в правду, муты и мутаны сами с этим не в состоянии справиться? Так, во всяком случае, пишет наука.
—Наука и все, что там сегодня есть, это наша парафия. Это мы — тупые, ржущие и жрущие траву, — мы все и пишем. Об этом никто не знает, и потому все верят. И чем дольше будут верить, тем больше мы успеем. Что же касается тебя, то я на твою Элону давно виды имею. Не для того, чтобы, как сказали бы на земле, переспать с нею, а чтобы сделать ее приманкой. Как видишь, мне это удалось. Через нее я вытаскиваю тебя. И сам становлюсь приманкой, за которой ты последовал сюда. Снова. Да, да, милый полициант, твои предыдущие переходы границы границ, были зафиксированы и соответствующим образом оценены. Касаться этого дела я не уполномочен. Да и не знаю из него ничего, кроме того, что сказал только что. Что же касается результативности соития между тобой и очаровательной Элоной, то, я думаю, тебе, если ты, конечно, отсюда выберешься, будет позволено сделать все самому. Во всяком случае, без моего компетентного вмешательства.
—Но как, как бы ты смог это сделать, если ты бесполый?
—Там бесполый! Но не здесь, то есть во «Всегда». Потому неоднократно мог и далее могу, что не представляю для наших дам никакой аморальной силы. Виртуозная имитация акта и никаких гвоздей. И, пожалуйста, парень. Не спрашивай меня больше ни о чем. Мне пора возвращаться, а у тебя, как я случайно был наслышан, тут еще много всяких разных интересных дел…
—Не вздумай бежать от меня. Ты же, наверное, знаешь, что от меня невозможно скрыться.
—Там — да. Но не здесь! Оревуарче, то бишь, аривидерчи, бай–бай, ауфвидер, чао – чао… Седой ежик стал удаляться, одновременно словно бы растворяясь в тумане.
— Вот паразит! — пробормотал Фиридон одновременно изумляясь картиной улета, и досадуя на собственное бессилие что–либо изменить. — Будь это на земле, я бы тебе показал Кузькину мать. — И крикнул вдогонку, — До встречи, Мошенник.

5.
Фиридон потерял Ежика на пустынном плоскогорье, где вскоре и сам был взят без особенных приключений и проволочек.

Первый же осмотр (он осуществлялся тут же в одной из штолен плато) показал, что Фиридон для здоровья Кентавриона опасности не представляет. После чего его спустили в долину Роз. Фиридон никогда не отличавшийся чувствительностью, вдруг ощутил необыкновенное состояние. Это был подъем всего самого чистого, что в нем было: духа. Он думал и слышал, что и как в ответ его мыслям отвечают другие, находящиеся рядом с ним кентавры. Правда, поначалу не мог разобраться, кто с ним в тот или иной момент говорит. Потом и этот недочет в его опыте был устранен. Каким–то непостижимым для человеческого разума образом Фиридон тут же узнавал, кто из окружающих к нему обращается. Но самое великое потрясение Фиридона подстерегало под Сферой бесконечной жизни.
Напоминает это сооружение крытый стадион. Но только несравненно более грандиозный. Там, где на стадионе зрительские трибуны, находились бесчисленное множество стоячих мест с поручнями. Кентавры никогда не сидят. Они не знают, что это такое. Кентавры способны, стоя, не только есть, но и спать. Хотя поваляться многие из глубокочтимых кентавров себе позволяют много чаще, нежели то делает молодняк, вырвавшись из учебок на вечнозеленые луга и другие пастбища. А там, где на стадионе поле, располагаются золотые стойла, в которых время от времени появляются их обладатели, чтобы поучаствовать в тех или иных решениях, касающихся судеб Кентавриона.
Судьбу Фиридона решал всего лишь один из обладателей золотого стойла. Освещенный никогда незаходящим солнцем буланогривый кентавр, вдруг заговорил с Фиридоном в голос, то есть человеческим языком, что неожиданно очень крепко взволновало бесстрашного нарушителя границы границ.
—Ну, вот мы и свиделись, — разнеся по всему пространству Сферы голос. Он был знаком. Он вроде бы летел из того далекого далека, в котором однажды кончилась жизнь Агрипина, сраженного отравленной стрелой раскрашенного с перьями в голове землянина. Убийца был из тех, кого, помнится, называли индейцами.
—Да ты все правильно вспомнил, – продолжал буланохвостый. Я Фол — твой отец. И я с тех самых, памятных тебе пор, здесь. Все продолжается, сынок, и ты имеешь право это знать…
Так началось для Фиридона познание Вечного порядка. Первой Фиридон узнал одну из вещей, самых недоступных на земле даже самым продвинутым мутанам. А, именно. Убить кентавра невозможно. Пролить кровь – да. Как и вывести из боевого состояния (если можно отнести это понятие к кентаврам, которые никогда не инициировали столкновений). Раненые кентавры досрочно возвращались в Зазеркалье, чтобы продолжить свое вечное существование. А те, кто по земным представлениям проживал свой век, не умирали, как то понималось людьми. Они тоже покидали человеческий мир, отслужив своему делу положенный срок.
—Тебе, сынок, нужно будет сделать выбор. Ты мудрее многих кентавров, потому тебе предстоит решить одну из, быть может, самых непростых дилемм.
—Говори! — ответил Фиридон по–человечески и голос его тут же раздробился и погас в ослепительном пространстве Сферы.
—Либо ты остаешься здесь, чтобы, как все, ждать назначения в любую другую точку Вечности, либо навсегда возвращаешься на землю, чтобы продолжить путь, по которому шел до сих пор.
—Что значит ждать назначения? И что значит, возвращаешься навсегда?
—Первое — это миссия, подобная той, с которой вернулись на землю наши с тобой, как мы их по–человечески окрестили, предки. Второе, ты становишься человеком. И постепенно в поколениях своих забываешь, что был кентавром.
—А зачем?
—Я тебя понимаю. Мы уже не однажды приходили на землю, чтобы спасти ее разум. И всякий раз платили за это, оставляя там самых лучших из нас. Без этой жертвы разум на Земле, как и в других точках вечности, погибает. Мыслящим существам нужна подпитка нашей вечной кровью…
—Но зачем?
— Не будет в Вечности разума, не будет нас. Не будет разума, не нужна будет и сама Вечность. Как видишь, без разума все теряет смысл.
— Но разве человек с его, часто низменными, как правило, в массе своей часто примитивными амбициями столь важен, что–то значит для Космоса? Как видим, да. Мы живем всегда. Но не всегда понимали это. И однажды, решили обойтись без них, без этих, как выяснилось, мизерных, но таких порой могучих импульсов, которые они исторгают в саму Вечность. И потеряли много, катастрофически много таких вот источников–точек Разума. Вечность пережила тогда опасные мгновенья. Вечность едва не погибла. Некоторые, подобные земным, источники мы все же сумели возродить к жизни. Это был отнюдь не всегда эволюционный, как говорят на земле, путь. Сама Вечность по своему образу и подобию творила носителей разума. Да, сынок, Вечность выглядит по – человечески. Она сама гармония. Каждая ее корпускула соткана из немыслимо, на первый взгляд, мизерных человечков. Они беспрерывно рождаются и погибают – вспыхивают, но не гаснут даже при завершении своего дела. Они живут, чтобы дать потомство и снова исчезнуть. Вот он порядок Вечности. Вот как и из чего соткана Она — великая и всесильная, созидающая и продолжающаяся бесконечно… А у нас — кентавров — особая миссия. Мы стоим на страже этого порядка. Быть может, поэтому мы так близки людям и даже немного похожи на них.
—Я понимаю, ответил Фиридон.
—Теперь ты знаешь все, почти все… И можешь делать свой выбор.
—Почти все? Это значит, есть что–то еще?
—Есть. Уходящие через зеркальный купол Сферы (тут же Фиридон все увидел сам!) перестают быть кентаврами.
—Становятся людьми?
—Становятся теми, кто начнет изгнание бесчинствующих.
—Но ведь бесчинствуют и наши, и люди…
—Тебе придется пройти и это…
—Но почему я?
—Время берет своё! Если ты принадлежишь ему, оно и тебя за собой тащит.
— Согласен?
—Да!
Но это его «да» тут же потонуло в ликующем реве. Мгновенно заполнившихся трибун. И хотя Фиридон не успел (да это было и невозможно) разглядеть, он знал, уходя сквозь сияющую Сферу, ни одного пустого места под куполом в тот момент не было. Все пришли приветствовать своего избранного. Так навсегда Кентаврион прощается со своими спасителями.

6.
В стойле Пегаса все шло своим чередом и, похоже, никто не заметил ни ухода, ни возвращения Фиридона. Кроме… конечно же этих двух: белокурой гетеры и седого ёжика.
Она, эта конь–баба, подошла первая и, совершенно трезво глядя, сказала:.
—Помнишь, как меня зовут?
—Роя… Киллироя!
— Что означает прекраснотекущая. Хочешь убедиться? — блондинка рассмеялась.
И Фиридон понял, что она, и в самом деле, никакая не Роя. А что ни на есть натуральная конь–баба, то есть мутана.
—И ты, значит, как это говорят в народе, тоже подсадка?
—Босс, наша Земля — это цирк, а значит, тут имеют место не только зрители, канатоходцы, эквилибристы, но и клоуны со всеми своими фокусами…
—Босс?
— Именно. Отныне. С этого вялотекущего момента я и мои сообщники в твоем полном распоряжении.
—И с чего же мы начнем?
—С начала. То есть с учебы. Вопрос серьезный и нам, приговоренным его разрешать, надо этот вопрос, как следует, изучить. — Киллироя встряхнула головой и ее бурные золотистые волосы, упали гривой; словно сквозная занавесь в окне, скрыли обаятельное широкоскулое слегка лошадиное лицо.

Лапифы
(Миф 4)
Фессалийское племя, обитавшее в го¬рах и лесах Оссы и Пелиона. Лапифы ведут своё происхождение от Пенея (бога одноименной реки в Фессалии), дочь которого Стильба родила от Аполлона сына Лапифа. Дети Лапифа — лапифы ста¬ли родоначальниками семей этого пле¬мени. В преданиях о лапифах тесно переплетаются истори¬ческие мотивы и мифология. Вероят¬но, существовало племя лапифов — одно из древнейших постпеласгических пле¬мён Фессалии, изгнанных, по преда¬нию, дорийцами.
Само название лапифы означает «каменные», «горные» или «дерзкие», имена их героев: Флегий «пылающий»), Пирифой («сияющий» или «быстрый, как струя»), Стильба («сияющая»), Перифат («сияющий окрест»), Астерион («звёздный»), Исхий («мощный»), Леонтей («львиный»), Коронида («ворона»), Элат («ель») и другие. Лапифы родственны кентаврам (Лапиф и Кентавр — родные братья). Лапифы отличаются диким воинственным и независимым характером, который про¬явился во время их сражения с кен¬таврами, приглашенными на свадьбу Пирифоя с Гипподамией и побеждён¬ными лапифами.
Царь лапифов Пирифой дерзнул отправить¬ся вместе с Тесеем похитить богиню Персефону, за что был навеки при¬кован к скале в Аиде. К лапифам принадлежит великан–оборотень Кеней. Сын царя лапифов Флогия — Иксион покушался на богиню Геру; сестра Иксиона Коронида изме¬нила Аполлону со смертным лапифом. Лапифы — участники калидонской охоты (на вепря) и похода аргонавтов. Их могущество было сломле¬но Эгимием — сыном Дора, родона¬чальника дорийцев, которому помогал Геракл.


— Все проходит и это пройдет, — сказал Соломон и написали ему эти слова на перстне. И носил царь иудейский этот оберег надписью вовнутрь... Автор

Пирифой (Пиритой)
(Миф 5)
Царь лапифов (первый вариант) является сыном Иксиона и Дии; Второй ва¬риант: Пирифой — сын Зевса и Дии. С именем IIерифоя связан ряд мифов. Как раз на свадьбе Пирифоя и Гипподамии произошла битва лапифов с кентаврами. Тесей участвовал в битве с кентаврами, бесчинствовавшими на этой свадьбе. (Кстати, Полипойт, сын от брака Пирифои и Гипподамии, один из претендентов на руку Елены). Пирифой — участник калидонской охоты, куда прибыл вместе с Тесеем. Дружба с Тесеем была неразрывной. Пирифой помог Тесею похитить двенадцати¬летнюю Елену и привезти её в Афины. Пирифой и Тесей вместе пытались похитить Персефону из Аида, и были наказаны. В дальнейшем Геракл освободил Тесея, а Перифой так и остался в наказание прикованным к камню у входа в Аид, поэтому в походе аргонавтов оба друга не участвовали. Пирифой и Тесей похитили также царицу амазонок Антиопу, ставшую супругой Тесея. Пытались выкрасть жену царя феспротов, но были взяты в плен, а в это время Диоскуры овладели Афинами. Пирифой и Тесей хо¬дили также походом на Лакедемон, дав друг другу клятву вер¬ности. В Афинах вблизи академии бы¬ло святилище IIирифою и Тесею.

Замечание по сути дела
Все врут календари. Великая напраслина эта была воздвигнута греками, чтобы оправдать людей, уничтоживших кентавров.
Нас обманом заманили на ту свадьбу. Напоили и порезали, как скотину. Таким было их жертвоприношение во спасение умирающему от инцеста многобожию Олимпийцев.

Из подслушанного автором
—Приди ко мне в мой сон. Полетаем!
—Ты хозяйка своих снов. Приду я туда или нет, зависит только от тебя.

На Пасху (из беседы Автора с психотерапевтом)
«Яйцо в эти дни обладает особой силой... А воск он всегда священен. Не зря из него свечи льют. А собирают его самые трудолюбивые и чистые существа...»

ПОДМЕНА

У тебя на уме все одно!
Ну а мне – все одно, все одно…
Автор

—Все у тебя, друг мой, получится. Я знаю это совершенно определенно.
—С чего такая уверенность?
—Ты совсем не похож на них, то есть на нас… Внешне ты типичный лапиф. — Киллироя еще раз критически оглядела Дона Таха.
—Горбуна, то бишь невозможно провести… Это далеко не простой кентавр. Он чистокровный… аристократ… Не зря же у него такое имя: Хирон
—Перестань! Мало ли какие имена бывают… Главное тебе нужно понравиться его дочке. Коронида не только красивая баба. Она еще, как не многие из нашего полу, очень чуткая… Просто так, на одном только либидо ее не заморочить…
Только Сафо на ночь, ей недостаточно. Она из тех, кто вместо кофе по утрам в постельку Гомера требует.
—Я не Гомер, но я скажу гекзаметром, переходящим в ямб…
—Вот именно. Тебе понадобится не только знать все наследия автора Илиады, но еще и эзопов язык.
—Ну и сколько я это, как ты думаешь, смогу выдержать?
— Вот как раз об этом я и хочу у тебя спросить…
—У меня есть Элона. Если ее не посвящать, то ненадолго. Я не хочу ее терять даже во имя вашей великой цели.
—Нашей цели… И она, в самом деле, великая…
—Как только все будет сделано, я скажу Корониде правду и вернусь к Элоне.
— Дело, как говорится, твое. Но не выразить своего мнения на эту тему, я не могу, поскольку просто не имею морального на то права.
—Я весь внимание.
—Ну, кто она такая эта твоя Элона? Обычная вислозадая лошадь. Коронида же совсем другое дело. Аристократка. Дочь президента. Именно Хирон, пока больше некому, возглавит республику Кентавров. И как следствие зять, сыгравший основную роль в ее становлении, станет его правой рукой, а значит, со временем, и преемником…
Дон Тах натянуто рассмеялся:
—Но ведь Хирон бессмертен в отличие от меня.
—Сие есть тайна. И, как всякая, тайна эта может быть рано или поздно раскрыта. Надоест Горбуну руководить, захочется на пенсию. Кому отдавать трон? Разумеется, зятю, потому что сыновей у него нет, только дочки…
—Я подумаю…
—В конце концов, Элона твоя может стать второй женой. А меня возьмешь третьей?! — Теперь рассмеялась Киллироя. Прекраснотекущая встряхнула головой, а ее бурные золотистые волосы упали гривой, словно сквозная занавесь в окне, скрыв обаятельное широкоскулое слегка конястое лицо.
И Фиридон вспомнил её. Это о ней несколько лет назад, когда Флегий Кенэй только восходил на политический Олимп Таврикия, прошел слух, как о любовнице рвущегося в депутаты потомка феодосийских конокрадов. Манякур их разоблачила. Ужо, поизгалялась она тогда над этой парочкой. Знала бы, кем станет этот вечно не снимающий хромовых сапог деревенщина, наверняка бы язык попридержала.
Может, и не пришлось бы ей с его воцарением на Таврикии, бежать без оглядки в Киев.
Но ее понесло. Обзывала она будущего спикера, как попало. Даже Паном. Что вовсе ничего общего не имеет с господином по–хохляцки. На местном жаргоне это едва ли не самое хулиганское оскорбление: Козлоногий.
А все почему? Мстила, говорили, она ему. Якобы в молодости Флегий Кенэй нравился Манекур безумно. Обещал жениться, но лишь поматросил…

Получив заказа на сто литров самогона, Ясновидица, пряча за пазуху веские серебряные таланты, сказала, глядя прямо: «Конечно, я выгоню… Будет, как слеза – без цвета и запаха, но я не могу умолчать об одной важной для тебя вещи…»
Годи Кент скроил гримасу вежливого внимания.
«Я знаю, — продолжала Кострома, — зачем тебе столько зелья. Но знаю я и другое. То, что ты задумал — пустая затея. И если бы она не грозила обернуться против тех, кто ее замыслил, я бы промолчала».
—А можно, пояснее?! — спросил Годи Кент, но лишь только для того, чтобы не обидеть невниманием старую провидицу.
— Это пророчество не донос! Яснее не бывает. Могу лишь посоветовать, остановиться, пока есть такая возможность. Я даже деньги готова возвратить…
При упоминании о деньгах, сердце Годи Кента слегка зашлось и на мгновенье остановилось… Но подумал он совсем о другом. Он подумал, что пора и ему сокращать дозы спиртного, поскольку сердце не камень и годики у него давно уже не молодые. Экстрасистолу эту он мельком вспомнит, как вспомнит и всю свою долгую и неправедную жизнь, когда копье пьяного лапифа пронзит ему его большое, способное еще долгие годы сокращаться сердце.
Однако оговорка Костромы запала в душу. И старый заговорщик пересказал ее Киллирое. На что Прекраснотекущая лишь пожала широкими своими плечами, да встряхнула головой, отчего ее бурные золотистые волосы, упали гривой, словно сквозная занавесь в окне, скрывая обаятельное широкоскулое слегка коневатое лицо.

Кострома
(Миф 6)
У восточных славян — воплощение весны и пло¬дородия. В русских обрядах «прово¬дов весны» («проводов Костромы») Кострома — моло¬дая женщина, закутанная в белые простыни, с дубовой веткой в руках, идущая в сопровождении хоровода. При ритуальных похоронах Костромы её воплощает соломенное чучело. Чучело хоронят (сжигают, разрывают на части) с об¬рядовым оплакиванием и смехом (ср. похороны Кострубоньки, Купалы, Германа, Ярилы и т. п.) Кострома воск¬ресает. Ритуал призван был обеспе¬чить плодородие.
Название «Кострома» свя¬зывают с русским «костерь», «костра» и другими обозначениями коры растений; сравните также чешское kostroun, «скелет» (шутливое).

Костерить — снимать стружку! Автор

Флора появилась в стойле при весьма странных обстоятельствах Красивую, стройную эту кобылку привел председатель Депутатской комиссии по делам кентавров хорунжий Лоран или среди собутыльников Казак–баба. Причем ни в коем случае нельзя тут спутать ударение. Баба произносится с ударение на втором слоге. Не только потому, что Лоран отличался мужественной принципиальностью, носил штаны с лампасами (отсюда — казак), не брал взяток, но еще и потому, что баба (бабай) с тюркского — дед.
В подпитии случается всякое. Так вот однажды хмельная лапифка, которой вдруг не понравился менторский тон, с коим Лорик любил комментировать острые, часто случавшиеся на Таврикии, политические моменты, на всё «Стойло» заржав, крикнула: «Эй, казак! Покажи – ка нам свою бабайку! Или у тебя ее нет?!»
В данном случае дискутировалась очередная ситуация, связанная с земельными притязаниями кентавров. На что, привыкший в парламенте и не к таким поползновениям Лорик, слегка заплетающимся языком ответил: «Сейчас не могу! Бабайка дома!»
Стойло так и грохнуло. Что подзадорило дерзкую латифку, но не повергло в смущение Лорика. Старый политический полемист встал во весь свой непрезентабельный рост, и зычнеющим голосом опытного учителя истории заявил: «Смеются все, кто не знает этимологии этого слова! Она у него двойная. От русского «баба» и тюркского тоже «баба» или «бабай». Отсюда — бабайка. То есть жена деда, бабушка–старушка. Потому и не могу показать бабайку, что моя супруга сейчас мне ужин готовит… Таким образом, и стал в обиходе наш Лорик бабаём. А из оригинальности, свойственной его мышлению, взял себе звучный, пронизанный местным колоритом политический псевдоним: «Лоран–баба».
А странность его протежирования кентаврессы Флоры заключалась в том, что он, как большинство истинных гомов, к женскому полу не питал не то, что горячей, но и вообще никакой сексуальной тяги, свойственной большинству лапифам.

Флора
(миф 7)
(От flos, «цветок»), в римской мифологии богиня цветения колосьев, цветов, садов. Учреждение культа Флоры приписывали Титу Тацию, который воздвиг ей алтарь и дал фламинэ. В праздник в честь Флоры (флоралии) на её алтарь приносили цветущие колосья. По какой–то причине праздник пришёл в забвение и был восстановлен по указанию сивиллиных книг в связи с неурожаями в 173 до н. э. Игры в честь Флоры сопровождались весёлой раз¬нузданностью, при участии простого народа и проституток.

Ларан
(Миф 8)
В этрусской мифологии бог войны. Соответствует греческому Аресу, римскому Марсу. На этрусских зеркалах изображается либо бородатым вои¬ном в панцире, со шлемом и мечом, либо обнажённым юношей в шлеме, с копьём в руке.


ДО ВСТРЕЧИ В РЕАЛЕ
Годи Кент придумал, как Дону выйти на дочку Горбуна. Раздобыв ее www.coronida.com; и е–mail (korona@list.ru), он посоветовал Дону сделать вид нечаянного Интернет–знакомства. Завести разговор. Постепенно обаять Корониду. И предложить встречу в реале.
Как происходил первый контакт для тех, кто ориентируется в Инете, как рыба в воде, неинтересно, для тех же, кто до сих пор не освоил этот вид связи — бесполезно. Приведу лишь несколько фрагментов этого общения.

Познакомились они в Интернете так. Дон по совету консультанта обратился к завсегдатаям ЧАТ - общения за дополнительной, оригинальной информацией, выдав себя литератором, пишущим очерк о Кентаврах. Отклики повалили, как из Рога изобилия. Через неделю лже–писатель не знал, куда от них деваться. От Корониды же не было ни звука. Время от времени Дон заходил на ее страницу. Наблюдал за ее эволюциями. Друзей у нее было не мало. Порно сайты она не посещала. Интересовалась прикладными искусствами, спортом, следила за новостями культуры…
Время от времени Дон листал ее фото альбомы, смотрел снятые ею же самой видеоролики…. Причем, из всего этого трудно было сделать вывод: кто она — эта особа с большими с поволокой глазами, застенчивым взглядом белоснежным лицом в короне золотых в мелкую кудряшку волос.
На сайтах обитала масса более эффектных девушек и женщин…Коронида же дружила с такими же, как сама скромницами, главным образом, провинциалками.

Дон — Коронида
В конце концов, она решила отреагировать на ненавязчивые посещения Дона. В ответ на подаренный букет белых роз (а послал он ей этот подарок на Женский день) она, поблагодарив, спросила: «Кто ты и что тебе нужно?»
Сразу без обиняков, навязав собеседнику, право общаться на «Ты». Что нашему хитрецу было конечно же только на руку.
Он ответил прямо:
—Ты мне нравишься. Но я не решался к тебе обратиться, поскольку сомневаюсь…
—Ты хотел бы взаимности?
—Очень.
В ответ на что, Коронида записала его в друзья.
После непродолжительного трепа о том и сем, он замолчал. Так его научили: взять паузу.
—Куда ты девался?! — первой не выдержала марку Коронида? — Чего молчишь.
После чего Дон продержался еще сутки.
Она звала все настойчивее. И он откликнулся букетом алых роз и каскадом извинений. Мол, пишу очерк. Сроки заказа торопят. Уезжал в провинцию. Там Интернета не оказалось. Торопился. Суетился. Устал зверски…
Короче ловко свел свое молчание к тому, что скучал и мучился без общения с нею.
—Ну хорошо... уставший, падающий... лишь бы не падший ангел... Я тебя прощаю, ответила Коронида великодушно, — Я тебя отпускаю. Ненадолго. Отдыхай. Приводи себе в форму и возвращайся.
—Целую! Написал Дон в ответ.
—Она не ответила.
И тогда дерзнул еще рискованнее:
—Целую целую в цело! Во втором слове ударение на первом слоге.
Она не ответила.
Испугавшись, он связался с Годи.
Но тот успокоил:
—На такое нахальство уважающая себя женщина обычно не отвечает.
—На следующее утро Коронида сама вышла на него.
—Ты мне приснился. Смотрел на меня молча. Но мне было хорошо от этого взгляда.
—Бывает, я все делаю молча. Но чаще всего я говорю слова, которые помогает женщине отдаться чувству полностью…
—Ты был очень нежен, ласков... Но пропитано всё было такой невыразимой грустью... а я была в каком–то платье голубом, которое куда–то улетело... и весь сон какой–то грустно–голубой... даже с таким настроением проснулась. А за окном такой туман...
— Все будет не так... снова пошел ва–банк наш соблазнитель, — Платье, конечно, улетит. Но тумана в наших отношениях никакого не будет...
А чтобы смягчить напор добавил: —Такое тебе приснилось, потому что я очень устал. Уснул поздно... Но с мыслью о тебе.
—Знаю.
—Ты хочешь того, что тебе приснилось?
—И хочу, и боюсь... И не нужно об этом. Мне приятно, что ты вдохновенно работаешь.
Это для тебя важно! А то, что думаешь обо мне все это время, важно для меня.
—Трудно не думать и не говорить об этом...
—Ты прав, эти мысли трудно отбросить, нельзя отмахнуться от них... Так вот по энергетическим законам твоя сексуальная энергия сублимируется в творческую... (смайлик: «Улыбаюсь!»)
—Да, я снова начал интенсивно сочинять. И это опасно.
Эти сублимации чувствую, превращают меня в импотента. И сделали это со мной женщины. Одна, которую любил без ума, но которая мне отказала. Другая, которую люблю без памяти, но которая мне все еще ничего не дала!
Я не мальчик. И в этом смысле очень о себе беспокоюсь. О таких, как я, в народе говорят: сексуально озабоченный...
—Моя агава зацвела, когда мы с тобой стали об этом говорить...
—Я.уверен, оно заплодоносит, когда увидит нас в объятиях друг друга!
—А я специально не хочу оборудовать компьютер видеоглазком и микрофоном.
—Так лучше. Это как в темной комнате, когда все наощупь…
—Ты невидимка разве? И к тому же неощутимка?
—Так ты быстрее закончишь своих «Кентавров»
—Видать, самому Богу было угодно, чтобы я закончил эту работу, потому он и прислал тебя мне. Слава тебе, Господи!
—Значит, будем благодарить Всевышнего!
—Так у тебя «Кентавры» твои разрастутся вдвое!
—Процесс этот неуправляем. Автор в нем только средство для достижения окончательного результата.
—Смотри, не застрянь там, в прошлом...
— «Кентавры» не прошлое. Они настоящее...
—Значит ли это, что твой очерк о нынешних кентаврах. Может, это вовсе не очерк, а роман?

Дон позвонил Годи. И тот поддержал развитее темы. «Слово роман женщину возбуждает. Действуй дальше»

—Ты ясновидица?!
—Я знаю кентавров. Об этом племени не очерки надо писать, а романы сочинять. Такая мифология! Такое прошлое…
—Я думаю так же, как ты…
—А я скажу больше. Твой очерк станет бестселлером. Пиши. Не сомневайся!
«Что такое бестселлер?» — Спохватился Дон. Тут же в Яндексе полез в словарь. Нашел ответ быстро. Облегченно вздохнув, вернулся в ЧАТ.
—Спасибо. Ты предрекаешь моей книге особую судьбу, высокий коммерческий успех. Гляди, я так и разбогатеть смогу.
—А ты что из бедных?
—Да уж не из депутатской семьи…
Она приумолкла. Видимо, переваривала новую информацию.
—Тогда поторопись. Начни издавать свой очерк по частям. Это не плохой, я слыхала, способ пропиариться и заработать...
И пиши, пиши его бесконечно. Уверена, клюнут кинематографисты. И сделают сериал…
—Я не хочу так. Делать все надо в удовольствие. Сделал — отдыхай! Отдохнул — приступай к делу… Все самое хорошее непременно кончается, чтобы начаться вновь, и как продолжение (любви) и как новая ласка.
—А как же Элона? — вдруг спросила Коронида.
У Дона слегка потемнело в глазах. Именно в этот момент он понял: игра сделана. Если Коронида дозналась о существовании Элоны, значит, выясняла о нем все. Значит, она хочет большего, нежели все эти недомолвки в ЧАТе.
Благодаря предварительным консультациям …Дон был готов к ответу на этот вопрос:
—Любовь — как хвост ящерки. Дается дважды. Первую мы теряем, вторую получаем навсегда.
—Так однозначна любовь?
—Отнюдь! Мы любим еще Бога, детей, родину, себя... Это совсем другое. Это сила духа нашего. Она в крови. То есть на всю жизнь. А любовь к женщине это еще и плоть.
—Ты такой интересный! Пришли мне Кентавров. Хочу взглянуть хотя бы глазком.
—Не сейчас. Очерк пока сырой… (так научил отвечать Годи). Чуть погодя…
— Ладно. Жду!

От автора
После такого поворота событий Кент вышел на меня.
«Любые бабки даю… напиши хоть что–нибудь…Ты ж профессионал… У меня ситуация…»
И рассказал все, что на тот момент было ему позволено.
За сутки я набросал, что пришло на ум… Сам завелся (Тема – то какая!) Стал сочинять. Отдавал Дону. Он тут же переправлял все это Корониде.
Забегая вперед, скажу:
Потом, все эти, вчерне написанные главы, я с концами отдал Фиридону. Иначе как бы он смог объяснить Корониде отсутствие у него того самого, якобы сочиняемого им, очерка о Кентаврах!? За это, не скупясь, Дон мне заплатил и пообещал, что никогда ни строки из «Кентавров» не опубликует.

Дон — Коронида
(продолжение)
—Нескучная у тебя проза!!!
...читала и удивлялась, почему ты не обозвал своих «Кентавров» детективом, потом поняла, что очерку этому сложно дать вообще жанровое определение...
—Да уж! Занесло меня....
—Эти девять дней, которые я тебя знаю, буквально потрясли Мой (личный) Мир...
—Неужели прошло всего только 9 дней или уже аж 9 дней!.. Я вот о чем думаю. Если бы нам поселиться под одной крышей, сколько бы радости и счастья я смог тебе дать… А ты мне!
—Но, несмотря ни на что, у меня всё такое же восприятие тебя, как и в первый день, когда я совершенно не знала, кто ты... Даже если бы у тебя не было бы ни строчки, мое отношение к тебе осталось бы первоначальным...
—Тебе лучше знать.
—Ты привык, чтобы тобой восхищались? Так я это и делаю... Только немного по–другому... негромко и в себе.
—Я не люблю, когда меня хвалят публично. Мне стыдно делается. Особенно, если похвала неискренняя. Что чаще всего так и есть. Я люблю, когда мною восхищается женщина, которую я выбрал.
—Мужикам, кажется, что они выбирают. Все как раз наоборот. Это вас выбирают…
—Женщина действует из засады, которую она сделала на мужчину. Оттуда её на свою голову и выманивает. Она — охотница, он — жертва...
—Прекрасное объяснение. Сколько же таких, как я (а может и получше меня), ты выманил из онлайн-засады?
—Не скрою, несколько адресаток имеется. Но они мне лишь иногда нужны для консультаций по кентаврам. Они специалистки: Мифолог, археолог, историк, этнограф и т.д.
—И неужели ни одна не приглянулась? Не потешила мужское самолюбие откровенным признанием? Не захотела с тобой встретиться в реале?
—Даже если бы не появилась ты, я бы не стал на подобные предложения реагировать. Это не мой стиль. Точнее сказать: не моя натура. Я предпочитаю сам просить у женщины... Но, когда это делает она, да еще без какой бы то ни было преамбулы, меня это и смущает, и возмущает.
—Господь Землю сотворил за 7 дней, почему ж полюбить одного человека так иногда сложно, что требуется вся жизнь...
—Вся жизнь требуется, чтобы сберечь любовь. А полюбляют мгновенно.

Счастье, как сердцебиение, постоянно стучится в нашу душу. Автор

—Где ты пропадаешь? Я без тебя провела бессонную ночь.
—Обижаешься?
—Это ты меня обижаешь…
—Чем же?
—Ты испытываешь меня? Мое терпение… Не делай так больше! Не нужно со мною так...
—Вот это и есть недовольство тем, что мы не рядом
—Не огорчай меня, пожалуйста!
— Не хочу, очень не хочу тебя огорчать...
—Ты понимаешь, что происходит?
—Понимаю. Нам пора обняться, а мы все еще воду в ступе толчем.
—Я впервые не знаю, как ответить...
—Надо остановиться, пока не испортили наше чудо.
—Но у меня и так внутри тормоз...
—Давай, пока не случилось непоправимого, прекратим этот диалог. Мы в тупике. И выйти из него можно, только обнявшись...
—Я тебя обнимаю...
—Пока!

Коронида
(Миф 9)
Мы знаем две версии ее происхождения: 1) дочь фессалийца лапифа Флегия, возлюбленная Аполлона. Коронида изменяет ему со смертным человеком Исхием, ожидая рождения ребёнка от бога. Зевс убивает Исхия молнией. Апол¬лон же поражает Корониду стрелой, но вынимает ребёнка из чрева матери. Аполлон сжигает тело Корониды, а младенца Асклепия, выхваченного из чре¬ва горящей Корониды, передает на воспита¬ние кентавру Хирону;
2) дочь фокидского царя Коронея, которую преследовал По¬сейдон. Чтобы спасти её от любовных посягательств бога, Афина превра¬тила Корониду в ворону.

—Улыбаюсь! Я люблю своё зеркало, но только, когда я в нём отражаюсь красиво... Оказывается зеркало — очень опасная штука.
—Я — твое зеркало отныне.
—У меня есть фото в моём альбоме «Коронида», где я стою полуобнажённая, отражаясь в зеркале. «Свет мой, зеркальце, скажи...» — так и называется... Посмотри, если не обратил внимание...
—Я на это фото не могу спокойно смотреть...
—Кстати, это ракурс возник совершенно случайно, подсмотренный моей сестренкой,16–летней Натали... когда я только надевала новый купальник и собиралась на пляж...
—Неважно, что и как. Важно, что уже тогда снимок этот родился для меня.
—А ты, наверное, прав...
—Может быть, на 100%
—Целую нежно! Теперь отпускаю...
—Отпускаешь? Сейчас я уйду, сам не зная куда...
—Куда тебе от меня?! Хотя... может, от меня бежать надо, пока не поздно...
—Это тебе надобно от меня бежать...
—Я понимаю, о чем ты, но я думаю о твоей Элоне. Вы же семья, живёте вместе, под одним кровом... Почему ты считаешь, что ты не нужен своей жене... А если она так не считает?
—Мы с Элоной все обсудили. Но речь ведь ты ведешь не об Элоне. Ты о себе. Я понимаю, тебе нужны мои аргументы. Так, знай. Я тебя уже принял в себя. Ты не заметила!? А разве чувство комфорта, которое ты испытываешь, не говорит тебе, что ты уже дома. То есть во мне?!
—Твои усы не колючие?
—Мягкие, как дыхание...
—Хочу убедиться.
—Это значит, что нам пора встретиться в реале!
—Когда и где?
—А вот это решать не мне…

СМОТРИНЫ
В реале они встретились спустя неделю. И организовал им это свидание ни кто иной, как сам Горбун.
Проходило все в городских апартаментах четвероного олигарха. До этого Дону не приходилось так близко видеть знаменитого Горбуна. Потому первое несколько минут он чувствовал себя весьма скованно. Отвечал невпопад, потея и заикаясь. Думая при этом, что, видимо, не зря о кентаврах говорят, что все они все в большей или меньшей степени гипнотизеры.
Вблизи Горбун не казался ни величественным, ни громоздким. На шее у него на потемневшей серебряной цепи болталась тяжелая серебряная же пентаг