Есенину...

Догорела свеча телесная, устремилась душа к небесам…
- Да, Есенин… - Скажу Вам честно я. - Вы невольно разрушили храм,
храм классической русской поэзии, белокаменно-золотой…
Только вот непонятной конфессии, неприветливый и пустой.
Непонятен, внутри неуютен… На дверях – замок навесной…
В большинстве своём русские люди обходили его стороной.
Был роскошен он и благолепен… Только двери всегда на замке.
Редко-редко служился молебен, да и то на чужом языке…
Вы, Есенин, по Пушкинским меркам – деревенский мужик-книгочей,
но, зато, вы построили церковь для простых православных людей!
Пусть она – из берёзовых брёвен, не из мраморных плит сложена.
Пусть алтарь в ней невзрачен и скромен. Но, зато, она вечно полна.
И сегодня любая старуха в ней находит своё утешенье,
напитавшись Есенинским духом, осенив себя Крестным Знаменьем.



Благая весть. Сергею Есенину

Твоё ромашковое слово…
Цвести ему, не отцвести!..
Оно – души моей основа,
маяк на жизненном пути.
И встречу мне с тобой пророчат:
святая русская земля,
свеча звезды во мраке ночи
и васильковые поля…

Вот василёк мне подал весть:
Есенин жив! Есенин здесь!



Сергею Есенину

Где же нынче он, Серёжа –
клён, заснувший у реки?
Где златятся те рогожи,
на которых спят щенки?
Где луна, что, как лягушка,
распласталась на волне?
Где седая мать-старушка
в старомодном шушуне?
Где ольха, что загляделась
утром в розовую водь?..

Сколько песен звонких спелось,
облекая душу в плоть!..

Где же это всё, Серёжа?!
Знай, что там, на небеси
ты нам стал ещё дороже.

Мир наш мёртвый воскреси!



Сергею Есенину...

Сергей, ты помнишь те безжалостные ночи,
огнём бессонницы сжигавшие тебя;
ряды неровных, расплывающихся строчек,
что написал ты, из бутылки пригубя?..
Ты помнишь приступы тоски неутолимой,
грызущей душу, как щенок телячью кость,
и неприкрытое презрение любимой,
с которым жить тебе и свыкнуться пришлось?..
Ты помнишь старенького доктора в психушке
и санитара, что помог бежать тебе…,
чтоб в Англетере после дружеской пирушки
твой труп повис на отопительной трубе?..
Ты всё забыл и спишь, землёй укрыт.
А мы всё помним… Плачем мы навзрыд…