Мне приходилось, и не раз, картину видеть: обелиски…,
и возле них в вечерний час старушки кланяются низко
и что-то шепчут, теребя завязки беленьких платочков…
Россия! Я люблю тебя! Ты так чиста и непорочна!..
Как много выстрадала ты!.. Тяжёлая досталась доля…
Везде могильные кресты!.. И столько боли!.. Столько боли!..
Во всём есть Промысел Господень! Боль и страданья очищают!
И Дух Святой в твоём народе недаром вечно пребывает!..

PS.:

ТЕМ, КТО ВЫЖИЛ ТОГДА…

Клятву верности дав трудовому народу, 
уходили на фронт Вы совсем пацанами…
Вот и май наступил, сорок пятого года…
Наконец, враг разбит и победа – за Вами…
Вот и всё! Пусть травой зарастают окопы,
воробьи пусть чирикают на пепелищах,
пусть жиреть продолжает лентяйка-Европа,
пусть волчица-Америка пО миру рыщет…
Вы за всё это кровью своей заплатили;
миллионами жизней, поломанных судеб!..
Вы страданием наши грехи искупили!
Кто Вы?.. Ангелы или обычные люди?..
Хорошо, что Вам больше не слышать бомбёжки,
стонов раненых, хриплой команды «В Атаку!»…

Остаётся присесть на родимом порожке
и сменить гимнастёрку на просто рубаху…

БЕЗЫМЯННОМУ СОЛДАТУ…

Монумент на Поклонной Горе, фронтовик-пехотинец из бронзы…
В марте, в августе, в декабре… у сапог твоих – алые розы…
Ты убит, безымянный солдат!.. Ты отдал свою жизнь за нас!..
Приказали: «Ни шагу назад!»; и ты выполнил этот приказ…
Ты упал прямо в вечность, солдат, окропив всех нас жертвенной кровью…
У тебя – ни погон, ни наград, ни венков, ни цветов в изголовье…
Не женился, детей не родил, жизнь прожил неприметно и скромно…
Но, зато, ты нам мир подарил!.. Ты по праву стоишь на Поклонной!

КАЛЕКА…

(Воспоминания ветеранов войны)

Беспощадна взрывная волна… Старшина-гармонист стал безногим.
Искалечила парня война. Он с гармошкой сидит у дороги 
и играет «Маньчжурские сопки», из прохожих качает слезу;
каждый час пропускает по стопке и, при этом, «ни капли в глазу»…
Что поделаешь?.. Так и живёт он… Не живёт. Прожигает деньки…
Не судите беднягу!.. Чего там?.. Просто сыпьте ему медяки!.. 

МАТЬ

(Воспоминания ветеранов войны)

Все говорят ей: «Ты не мать ему, а мачеха!.. 
Да и какой тебе он сын?.. Всего лишь пасынок!..»
Она в ответ твердит одно: «Нашла я мальчика
в степи под Харьковом в годину ту ужасную!..
Ему на вид тогда и годик не исполнился.
На четвереньках ползал (Вы бы это видели!..)
в канаве, рядом с опрокинувшимся поездом…
Совсем беспомощный… Остался без родителей…
Подобрала его, несчастного малюточку,
хоть и сама была и нищей, и бездомной я…
Так в ту решающую, страшную минуточку
я стала матерью ему единокровною…» 

ПОБЕДИЛИ!..

(Воспоминания ветеранов войны)

В тот день окончания Великой войны не всех нас встречала столица.
Наш полк оказался без всякой вины на дальневосточной границе…
Ворчали ребята: «Достала война!.. За что нам такая морока?..
Кого-то салютом встречает страна, а нас дополнительным сроком…
Что?.. Дальневосточный резерв изнемог от приготовлений к парадам?!..»
Молчал замполит… Что ответить он мог ребятам, восставшим из ада?..

ГРАВИТАЦИЯ…

Всемирное тяготение – плод человечьего гения…
На фронте (хочу признаться я) отсутствует гравитация…
Её заменяет страх. Пуды висят на ногах, пуды висят на руках!..
Тяжёл, неподъёмен страх!..
А гнев, вызывая стресс, настолько снижает вес;
что можно бежать, бежать, окопов не замечать…
Когда за тобой – народ, комвзвода кричит: «Вперёд!»;
взлетаешь, как самолёт, и мчишь на фашистский дот…

ДИТЯ ВОЙНЫ…

В войну он родился, от фрица; забавный Ванюшка-малец.
Совсем не похож на арийца. Курносый, болтун, сорванец…
Он учится в школе. Ребята то немцем, то фрицем зовут…
Всё время от слышит от брата: «Слышь, Ванька! А Гитлер капут…»
Насмешки и дома, и в школе… Ему уже не до потех.
И комом становится в горле жестокий, назойливый смех…
Есть место укромное в мире. Как правило, там – ни души…
У стелы на братской могиле Ванюшка рыдает в тиши…

ВСТРЕЧА В ВЕСЕННЕМ ЛЕСУ…

Не слышно свиста, воя, взрывов… Царит над миром тишина…
В землянке под плакучей ивой солдат всю ночь провёл без сна.
Не спится в тишине солдату. Темно и сыро… Спасу нет!..
Вот из землянки растреклятой он выбирается на свет…
И, вот, уже он на поляне… И перед ним стройна, нежна
в цветастом, пёстром сарафане стоит красавица Весна!..

ПОСЛЕ ПОБЕДЫ…

Мальчуган бежит из школы. Снег метёт по мостовой.
Ветер рвёт и треплет полы… Мальчуган спешит домой.
Дома, в комнате убогой – печь-буржуйка… Красота!..
За столом – отец безногий. На столе стоит еда.
Мальчик жадно ест картошку. «Мне б солёный огурец...»
«Соли, вот, возьми немножко…» - говорит ему отец.
«Папка, холодно уж стало… Куртка драная совсем…»
А отец ему устало: «Погоди, сынок. Доем…»
Вместе съели всю картошку. На столе одни очистки.
Выбирает мальчик крошки ноготком из ржавой миски…
Встал отец, вздохнул, верёвкой привязал к бедру протез,
потянулся и в кладовку неожиданно полез…
С полки взял рубанок новый, запихнул его в мешок
и сказал: «Ну что ж… С обновой дожидай меня дружок…»

ОБИДНО!..

Мальчишки друг на друга все похожи упрямством и обветренностью кожи
от конопатой мордочки до пяток…
Как будто кожу брали для заплаток…
Ещё они похожи друг на друга глазёнками, в которых нет испуга.
В них – только любопытство и игручесть, и вера в неизменную везучесть…
Таким же был и Перегудов Мишка… 
Война… Забрали в армию мальчишку, и в сорок пятом, где-то под Берлином
он получил «осколочное» в спину…
И, вот, сидит он в кресле инвалидном в тепле, уюте… Но ему обидно!..
Так получилось. Не пришлось бедняге оставить свой автограф на Рейхстаге.

ВЕСНА 1945 года…

Враг удирал, бросал своё оружие и технику свою нам оставлял…
Валялись на земле стволы ненужные…
И матушка-кормилица Земля, как после оспы, сделалась рябой…
Везде всё было гильзами усеяно, похожими на жёлтенькие зёрнышки;
воронок понатыкано немеренно, зияющих, как выбитые форточки
в многоэтажке старой, нежилой…
Была весна, а пахота повсюду цветами зарастала и травой…
Простому, земледельческому люду в тот годик было не до посевной…
Мир не на шутку болен был войной…

ПОРА КОНЧАТЬ!..

На войне, как на войне… На броне, как на броне…
Всё привычно нам вполне!.. 
В чужедальней стороне удалая «пехтура», наконец-то, на Ура
занимает города!..
Извините, господа. Нам войну кончать пора!..
И придётся, фрицы, малость потесниться…

- СТОЙ! КТО ИДЁТ?..

По брустверу водичка струйкой льётся. 
Снежок подтаял, потемнел и сник.
Капель стучит, как будто кто крадётся…
Чужой?.. А, может, кто-то из своих?..
В окопе часовой напрягся сразу и крикнул «Кто идёт?», и взвёл затвор.
«Стоять! Имей в виду! Я не промажу! Снесу башку, и кончен разговор!»
Застыл солдат. Тревожно сердце бьётся…
Тут с глаз его спадает пелена.
Он смотрит на подснежник и смеётся… 
К окопу подбирается Весна…

В ТОТ СОЛНЕЧНЫЙ, ВЕСЕННИЙ ДЕНЬ…

Свет солнечный, чистое золото той тёплой, победной весной
наш мир, на кусочки расколотый, решил окропить добротой…
Всё было пропитано светом: вода, воздух, камни, земля!..
Ожить собиралась планета, начать всё сначала, с нуля!..
Колонна пленённых фашистов ползла, словно ящер-дракон,
вдоль узкоколейки российской к разъезду, где ждал эшелон…
В тот день у «железки» работал наш сводный сапёрный отряд.
И мы все, промокнув от пота, стояли с лопатами в ряд…
И, вдруг, от колонны отбился немецкий мальчишка-солдат
и к нам со всех ног припустился… Конвойный поднял автомат…
Ко мне подбежал он, хромая… (я выбран был волей судеб),
ладонь протянул, повторяет одно слово русское: «хлеб»…
И стало мне жалко мальчонку… К тому же, лежачих не бьют…
Отдал я ему и тушёнку, и хлебную пайку свою…
Конвойный покрыл меня матом: «Ну, ты… хватанул через край!..»:
а немцу махнул автоматом: «Давай, мать твою, догоняй!..»

ОФИЦЕРСКАЯ БИОГРАФИЯ…

Дали два «кубаря» старшекласснику Жорке, 
офицерский ремень, номерной медальон…
Выпил он втихаря, постоял на пригорке
и пошёл на вокзал, где нас ждал эшелон…
По пути голубей покормил он голодных
и остатки пайка старушонке отдал…
А неделю спустя он назначен был взводным
и в бою под Москвою убит наповал…

ПЕРЕДНИЙ КРАЙ…

Передний край… Передний край… Мы «передком» его прозвали…
Он – словно путь из ада в Рай, на небо из земных развалин…
Вот на окоп вползает танк, вминает «пэтээр»* мой в глину…
А от меня зависит фланг… «Что ж ты, дурак, подставил спину?..
Ты зря на мне поставил крест!.. Ведь у меня граната есть…»

* - ПТР (противотанковое ружьё)

ЛИЧНЫМ ПРИМЕРОМ…

Он в побледневшем кулачке сжал рукоятку пистолета
и на «армейском» языке солдатам крикнул: «Так-разэтак!..
Ну что притихли, третий взвод?.. В штаны ещё не наложили?..
А ну-ка, встали, и вперёд!..  Ведь вы пока что – не в могиле!..
И не забыть примкнуть штыки!.. Запас патронов ограничен!..
Проверить шейные шнурки! У всех на месте номер личный?..
Давайте, мужики! Пора!.. Ракета красная над лесом!
За Родину! За мной! Ура!.. Прижмём хвосты фашистским бесам!..»
Тут он поднялся в полный рост, комвзвода, лейтенант, мальчишка…
Ворчат бойцы: «Молокосос! Гляди! Гляди! Бежит вприпрыжку!..
Гляди!.. Полчерепа снесло! Глянь! Как подкошенный, свалился!..
Убили парня!.. Западло! Что, мужики?.. Покажем фрицам?..»
И мужики все, как один, пошли в атаку штыковую 
и раскатали фрицев в блин, решив задачу боевую…

ВРЕМЕНА НЕ ВЫБИРАЮТ…

Солдат поднялся в «штыковую»… 
Он заслонил своею грудью Россию – матушку родную от миномётов и орудий!..
Не выбирают времена. 
Ему досталось лихолетье…
«Прощайте, мама, сын, жена!» - сказал он и шагнул в бессмертье…

РОССИЯ, РОССИЯ…

Мне приходилось, и не раз, картину видеть: обелиски…,
и возле них в вечерний час старушки кланяются низко
и что-то шепчут, теребя завязки беленьких платочков…
Россия! Я люблю тебя! Ты так чиста и непорочна!..
Как много выстрадала ты!.. Тяжёлая досталась доля…
Везде могильные кресты!.. И столько боли!.. Столько боли!..
Во всём есть Промысел Господень! Боль и страданья очищают!
И Дух Святой в твоём народе недаром вечно пребывает!..

В РАЗВЕДКЕ…

Солдат в разведке… Застыло время… Осточертело лежать и ждать.
Вокруг – сугробы… Мороз и темень… Он засыпает и видит… мать.
В платочке белом и телогрейке она, склонившись над ним, стоит,
стаканчик чаю даёт («Попей-ка!..») и плачет горько, почти навзрыд…
Стакан берёт он и пьёт с прихлюпом. Ах, как приятно, когда тепло!..

Замёрз солдатик. Не видно трупа. К утру метелью всё замело…

САПЁРСКИЕ БУДНИ…

Так получилось… Он оступился, Сергей Кондратьев, сержант, сапёр…
Шагнул чуть влево…, и в небо взвился испепеливший его костёр…
Не разбежишься на минном поле… Вот, его кореш, Иван Долгов,
ещё не съевший ни пуда соли, взметнулся в небо и… был таков…
Два взрыва рядом… Проход означен. Комбриг Нефёдов приказ отдал.
Помчались танки, и, вот, удача… Немецкий корпус не устоял.
«Теряем хлопцев, братва… Досадно!..» - Сказал комроты под фляжек звон…
Мы немца били в тот день нещадно… Он был разгромлен и окружён.

КОНСЕРВАТОРСКИЙ СТУДЕНТ…

Порублена осколками шинель… Сижу оглохший на краю воронки…
Бежит по шее тёпленький ручей из рваной барабанной перепонки…
Вокруг стоит такая тишина!.. Так тихо было, помню, на концерте,
когда я исполнял Бородина на старом уникальном инструменте…
Меня тогда отметил педагог: «Из всех учеников моих, Андрюха,
ты самый перспективный!.. Видит Бог! Ни у кого, ведь, нет такого слуха!..»

СПАСИТЕЛЬ МИРА

Шагает солдат косолапо… Вконец истоптал сапоги…
Шагает на запад… На запад! И, значит, отходят враги!
Ликует Европа-невольница! Спасение – не за горами!..
А он всё шагает и молится, как может, своими словами:
«О, Боже, достала немытость!.. Пошли хоть один ручеёк!..
И, пусть, старшина завтра выдаст всей роте по паре сапог!..»

ГОД ДО ПОБЕДЫ…

Год до победы. Бой в разгаре… Комбат наш, как обычно крут. 
Кричит: «Достали «тигры», твари! Ах, мать их так!.. Опять ползут!..»
Я «пэтээр» * свой проверяю: стучу и дёргаю затвор.
«Ну, фриц, держись!.. Предупреждаю! Серьёзным будет разговор!»
И, вдруг, из круглой, чёрной ямы (пятнадцать метров на восток):
«Вставай же!.. Мама! Мама! Мама!..» - донёсся детский голосок.
И тут неведомая сила, как накатившая Цунами, 
меня внезапно подхватила и отнесла к «кричащей» яме…
Я в яму заглянул и вижу: девчушка-крошечка (лет пять)
сидит в кровавой, красной жиже, трясёт растерзанную мать…
Живот раскрыт. Кишки – наружу. Лицо засыпано землёй.
Кричит девчушка: «Мама! Ну же!.. Вставай! Пора идти домой!..»
Беру ребёнка я подмышку и возвращаюсь в свой окоп…
Кричит комбат: «Как смел ты, Мишка, из боя  выйти?.. Остолоп!..
Девчонку в штаб полка доставить! Пусть отправляют в медсанбат…
А ты посуду будешь драить!.. Сегодня добрый я, солдат…»

* - ПТР (противотанковое ружьё)

МАТЕРИНСКОЕ БЛАГОСЛОВЕНИЕ…

На запад шли грохочущие танки, везли пехоту на броне своей…
Она стояла в старом полушалке и всех крестила, как родных детей…
Горела деревянная церквушка… Их фрицам было велено сжигать…
А мы смотрели, молча, на старушку, и каждый видел в ней родную мать…

МОМЕНТ БЕЗВРЕМЕНЬЯ…

Бой откипел. Нет грохота орудий…
У фронтовой, зловещей полосы лежат обезображенные люди…
На трупах громко тикают часы…

В БЛИНДАЖЕ…

Нас в блиндаже – как огурцов солёных в кадке…
Лежать вповалку нам придётся до утра…

И тут она… сползает по брусчатке, молоденькая наша медсестра…
«Я с вами полежу немножко, парни… Уже вторые сутки я без сна…
Всю ночь грузили поезд санитарный…» - Бормочет потихонечку она
и, втискиваясь между мной и взводным, мурлыкать начинает и сопеть…
Дышу я ей в затылочек холодный, дыханием хочу его согреть…

ПОХОДНАЯ КУХНЯ…

Мне помнится наша походная кухня… Мне помнится повар наш, Паша…
Любил повторять он: «Рубайте. Протухнет…», когда нам раскладывал кашу.
Протухнуть она не могла, безусловно! В ней не было даже тушёнки!..
Он просто рассчитывал «юмором тонким» приправить преснятину пшёнки…
Я помню: стоит как-то он у двуколки (а бой накануне был жаркий),
из бака рукой выбирает осколки… «А это, ребятушки – шкварки…»

ПЕРЕДЫШКА…

Вот и всё. Закончена работа… «Мессер» догорает на пригорке…
Командир зенитного расчёта поправляет ворот гимнастёрки…
На минутку хочется забыться, отхлебнуть из фляжки хоть глоток
и по волшебству переместиться в свой родной, уютный городок…

РОССИЮ ПОБЕДИТЬ НЕЛЬЗЯ!..

Село под Брянском… Утро раннее… Зима сугробы наметает…
В избушке русской над вязанием старушка сгорбилась седая…
В тиши позвякивают спицы, и нитка вьётся без конца…
В её глазах стоят страницы письма от юного бойца.
«Мамуля! Хоть и не положено, прошу мне варежки связать…
Уже два пальца отморожены. Курок мне трудно нажимать…»
Темно в избёнке. Стены в саже. 
Со скорбью наблюдает Спас за тем, как мать-старушка вяжет…
И Миро капает из глаз…

СТАРУШКА – ВЕСНА…

Старушку обуяла бабья зависть… Стоит она понуро у окна.
Там, за окном синицы раскричались. Им весело! В их мир пришла Весна!..
Капель звенит. Деревья просыпаются. Прохожие друг в друга влюблены.
И солнышко на небе улыбается, приветствует пришествие Весны!..
Всем женщинам Весной отведать хочется из Брачной Чаши терпкого вина…
А у неё вся жизнь – одиночество… Не отдала милёночка война…

НАКОНЕЦ-ТО ДОМА!..

Пришёл солдат с войны домой на костылях, в одном ботинке…
Соседи все наперебой: «Ура! Вернулся муж к Маринке!..»
Хлопочет баба у стола, закуску для гостей готовит…
А он, недвижен, как скала, сидит в углу, нахмурив брови…
Да. Он вернулся в дом родной. Да. Повезло. Он понимает…
Но не отпущен он войной! Война его не отпускает!..
- В местечке «Синие ключи» такая вышла мясорубка!..
Слышь! Погоди! Не хлопочи! Дай, расскажу тебе, голубка!..
- Сейчас. Закончу пироги…
Его, вдруг, нежность захлестнула, и, позабыв, что нет ноги;
свалился он, вскочив со стула…

ПОМЫВКА ПЛЕННЫХ…

Помылись немцы в русской баньке…
Давно мечтали о помывке…
И стали Фрицы, словно Ваньки…
Веснушки, русые загривки…
Стоят. Шинели на распашку.
У одного открыта грудь…

«Ты что ж?.. Забыл одеть рубашку?..
Хотя бы запахнись чуть-чуть! –
Кричат на пленного старушки. –
Ведь это русская зима!
Мороз январский – не игрушка!..
Ты что ж, пацан?.. Сошёл с ума?
А если ты, вдруг, заболеешь?..
Кто здесь вас будет врачевать?..
В бараке тихо околеешь…
А у тебя, ведь где-то мать!..»

Фриц языка хоть и не знает,
но улыбается в ответ
и грудь шинелью прикрывает…

У доброты барьеров нет!..

СОБЫТИЕ…

Избушка в подмосковной деревеньке…
Младенец в люльке около печи…
Вот он, кряхтя, встаёт на четвереньки…
Мать – тут как тут с огарочком свечи…
Вот он, вцепившись пальчиками в тряпку, встаёт на ножки… 
Это в первый раз!
Мяукнул кот. За дверью пёсик тявкнул…
С Иконы на младенца смотрит Спас…
Мать счастлива, лампаду зажигает, перекрестившись, шепчет: «Он растёт!..»;
листок бумаги со стола хватает и карандашик с полочки берёт.
И, вот, младенец мамой зацелован… 
И на бумаге – контур ручки крошечной карандашом поспешно обрисован…
«Пошлём отцу! На фронт!.. Сыночек! Лёшечка!..» 

МНОГОДЕТНАЯ ВДОВА…

Молодая, привлекательная женщина… Только с сединою на висках…
Четверо (Один другого меньше!) у неё остались на руках…
Женщина в окно глядит с тоскою, в зимнюю, заснеженную ночь…
Он погиб в сраженье под Москвою и уже не может ей помочь…
Шерстяной платочек повязала. Холодно. Замёрзла голова…
Думает: «Беда… Зима настала, а в избушке кончились дрова…»

Тяжела, конечно, участь вдовья, но она надеется на мужа;
верит в то, что он своей Любовью их согреет и спасёт от стужи…

ДОЖДАЛАСЬ!..

Ждала солдатка мужа и молилась…, 
в ближайший Храм освоила дорогу…
И дождалась!.. Господь соделал Милость!.. 
Вернулся и стоит он у порога!..
Ступенечки крыльца не стали выше, но на порог подняться он не смог…
Запыхался сердешный, еле дышит… 
Стоит, качаясь…, на обрубках ног…

РЕИНКАРНАЦИЯ…

Война повсюду полыхала, пытаясь мир спалить дотла!..
Россия намертво стояла и, в результате, мир спасла!..
Шёл «Сорок первый» по планете, сжигая всё перед собой…,
а на Руси рождались дети, зачатые перед войной…
Старушки мамочкам твердили: «Зачем детей на смерть рожать?..»
А те в ответ им говорили: «Отцы в них будут оживать!..»

ПИЛОТ…

Пилот Нефёдов Ваня ошибку допустил…
Он «Фокер» протаранил, не выпустив шасси…
Таран удался! «Фокер» был вмиг объят огнём!..
Но «Як» свалился в штопор с оторванным крылом…
Весна в окно стучала веткой, дразня израненных парней…
Он без сознанья на кушетке провёл в палате сорок дней…
И, умирая в воскресенье, в бреду покаялся, как мог:
«Я умираю без Крещенья… 
Но «Фокер» всё-таки поджёг…»

ЮНЫЙ ТРУЖЕНИК…

В годину страшную, жестокую… 
Сергей Байков в двенадцать лет
пришёл в наш цех работать токарем, влез у станка на табурет
и в духотищи, в свете тусклом точить стал за резцом резец…
В тот месяц был убит под Курском наш заточнИк…, его отец…
Работал парень до упаду; пахал, стирая пот с лица,
не за паёк, не за награду,
а за убитого отца…

КАК В СТРАШНОМ СНЕ…

В исподнем у церквушки древней стояли жители деревни…
Пришёл эсэсовский отряд…
Баб, стариков, старух, ребят со всей деревни в час ночной
пригнали немцы на убой…
Пяток эсэсовских молодчиков, два полицая-переводчика 
и седовласый офицер – Арнольд Шварцгрубер-изувер
минут пятнадцать наблюдали за тем, как люди замерзали…
Потом Шварцгрубер улыбнулся и к полицаям повернулся,
прокаркал что-то по-вороньи, и те заржали, словно кони:
«А ну-ка к стенке становитесь и напоследок помолитесь!..
Сейчас вас будут убивать!.. А ну-ка встали!.. Вашу мать!..»
А дальше всё – как в страшном сне…
К церковной каменной стене сельчане жались и скулили, 
а автоматы их косили…

НЕ ВЫДЕРЖАЛО ДЕТСКОЕ СЕРДЕЧКО…

Скрывалась девочка от фрицев, весь вечер пряталась в кустах…
Сердечко билось, словно птица, и душу рвал животный страх…
И, вот, шаги… Всё ближе, ближе… И скачет птичка… Скок-поскок…
Увяз в дорожной грязной жиже дрожащий, тонкий коготок…
Склонились немцы у дороги над телом девочки босой…
Один раздвинул трупу ноги…
«Klein russisches schwein…»* - Сказал другой…

* - маленькая русская свинья (нем.)

ЭПИЗОД…

Село… Овражек. В нём – ручей… 
Фашисты вешают людей…
Три табуретки… Три петли…
Трёх сняли. Новых подвели.
Три тела в судорогах бьются…
Открыты рты… Глаза, как блюдца…
И, вот, ещё три мертвеца…

Настала очередь юнца…
Так получилось… Он последний…
Вот он висит в петельке средней, а две соседние – пустые…

Глубинка матушки-России…
В овражке – груда мёртвых тел… 
Над ними ворон пролетел…

НА СОЛНЕЧНОЙ ПОЛЯНКЕ…

Стояла девочка на солнечной полянке 
и широко открытыми глазами
смотрела на грохочущие танки… 
Они к её деревне подползали…
И было ей всего двенадцать лет, 
но для неё померк весь белый свет…
Деревню утром заняли фашисты… 
Событья развивались очень быстро…
Людей загнали в старенький сарай… 
Рыданья, стоны, визг, собачий лай…
Облил бензином стены полицай, 
кричит напарнику: «Андрюха, поджигай!..»
И, вот, сарай, как факел, запылал… 
Немецкий офицер захохотал…
И девочку, сидевшую в кустах, 
вдруг, охватил неодолимый страх.
Она вскочила и помчалась в лес…
Столб пламени взметнулся до небес, 
как будто пара сотен душ слились
и сообща на небо вознеслись…
И, вот, она стояла на полянке, 
смотрела на грохочущие танки
и вспоминала всех односельчан, 
и кровь струилась из душевных ран…

МЫСЛЬ ОСТАНОВИТЬ НЕЛЬЗЯ!..

Утихли орудийные раскаты… 
В окопе тишь, покой, почти уют…
На дне окопа скорчились солдаты, 
лежат и Богу души отдают…
Из века в век растёт число орудий, 
растут их дальнобойность, скорострельность…
Как просто убивать вас стало, люди!..
На кнопочку нажал, почти не целясь, 
и тут же тонны человечьей плоти
мукою стали и пошли в замес…
Как ты противен матушке-Природе,
Безудержный технический прогресс!..

В ГЛУБОКОМ ТЫЛУ…

Дни капали, как капли яда…
У нас была одна отрада: 
дырявя взглядом небосвод, встречать советский самолёт
и провожать его глазами…
Он быстро пролетал над нами, потом над полем, над холмом
и над берёзовым леском…, и исчезал из поля зренья…
Мы наблюдали с восхищением за приближеньем красных звёзд,
следили, стоя во весь рост, за тем, как звёзды исчезали,
смотрели вслед им и вздыхали…
Потом всё снова повторялось…
И каждый раз нам всем казалось, что тропы – улицы Московские,
а в небе – звёздочки Кремлёвские…

НОЧНОЙ КОШМАР…

В ту ночь наш мир стонал от боли… 
В ту ночь царили силы зла…
В ту ночь под Брянском, в чистом поле деревня русская спала…
В деревню ночью беспардонно, тайком, почти совсем без звука
вползла фашистская колонна, как ядовитая гадюка…
Грузовики-чешуйки – в ряд… Танк – голова с торчащим жалом…
Горящих фар застывший взгляд…
Гадюка жертв своих искала…
Луна рыдала, наблюдая за тем, как зверь сжимал кольцо, 
и как эсэсовская стая взбегала быстро на крыльцо…,
как, час спустя, «тевтонство древнее» детишек, баб и стариков
гнало по улицам деревни, как стадо жертвенных бычков…,
как на закате над оврагом вороны стаями носились
и как потом кровавой влагой поляны росные покрылись…

ЖИЛИ-БЫЛИ…

Жили да были в деревне под Болховом 
русские люди с фамилией «Волковы»…
Жили безгрешно и, самое главное, 
Души имели они Православные…
С радостным сердцем встречали рассветы,
с осени ждали пришествия лета,
деток своих, ангелочков любили…
Жили да были, жили да были…
Взрослый сыночек и крошка-дочурка,
солнечный лучик, проворный и юркий…
Жили безбедно: отец – тракторист…
Горе случилось… Нагрянул фашист…
Сразу забрали кормильца-отца…
Тёлку продали: не стало сенца…
Взрыв похоронки… Все ночи в слезах…
Души сковали горе и страх…

Взрывы снарядов… Бомбовый свист…
В мир деревенский ворвался фашист…
Летний рассвет…К небесам голубым
чёрным столбом поднимается дым…
Старый сарай керосином облит…
Люди в сарае… И, вот, он горит…
«Мама! Мне жарко!..» - Девчушка пищит…

ВОЙНА ВСЁ НИКАК НЕ КОНЧАЕТСЯ…

Мир воцарился на планете, а я остался на войне…
И, что ни ночь, картины эти в живую видятся во сне…
Окоп, заваленный телами…
Фролов, комбат наш, капитан лежит с открытыми глазами…
Кровь изливается из ран…
И я трясу его за пояс… «Вставай! Там танков до хрена!..»
И в этот миг знакомый голос меня, вдруг, выдернул из сна…
«Развоевался ты, милёнок... Детей разбудишь, остолоп!..»
А я шепчу жене спросонок: «Ты как попала в наш окоп?..»

ЗАМЁРЗ…

Мечтая о весеннем чуде, продрогший лес тонул в снегу…
А в блиндаже сидели люди… 
Один, вдруг, крикнул: 
«Не могу!.. Когда закончатся морозы и прекратятся эти муки?..»
Кричал он, сглатывая слёзы: 
«Вконец я отморозил руки!.. 
Все десять пальцев онемели!.. 
Их хоть бычками прижигай!..
Четвёртый день метут метели!..
Когда ж закончится февраль?..
Мне непривычен холод лютый, ведь я же родом с приазовья!..
Зимы безжалостной причуды какое выдержит здоровье?..»
И тут комбат его окликнул:
«Четыре дня даю, Петров, на то, чтоб полностью привыкли
к причудам русских холодов!»

ПАРТИЗАНСКИЕ БУДНИ… ПАРТИЗАН

Он выполнил заданье комотряда: 
под рельс пакет с взрывчаткой подложил,
дождался взрыва и из огненного ада 
смог выползти и целый день прожил!..
Поднаторел он в деле партизанском, 
немало эшелонов подорвал…
Он фрицам в русском жизненном пространстве 
полгода приютиться не давал!..
Но, вот, завершено его служенье…
Всему на свете предрешён конец.
Он, умирая от кровотеченья,
шепнул себе: «Ты, Колька, молодец...»

ПАРТИЗАНСКИЕ БУДНИ… НАДО!..

Отряд наш шёл походным строем…
Штаб фронта Отдал нам приказ «Взорвать «железку» под ЖиздрОю»…
Мы сутки не смыкали глаз…
Приказ-то был, но, вот накладка…
Никак не прозвучало в нём: где взять нам пять кило взрывчатки…
Но командир сказал: «Найдём!»
И, вот, мы вышли на поляну… На ней – окоп, воронки в ряд…
«Ну что… Ищите, партизаны, неразорвавшийся снаряд!..»
И мы набрали пять снарядов, не разорвавшихся в бою…
В тот день нам очень было надо задачу выполнить свою!..
«Один снаряд – кило взрывчатки!» - Сказал нам командир-сапёр. –
«Пяток найдём, и всё в порядке. Вперёд! Закончен разговор!»

ПАРТИЗАНСКИЕ БУДНИ… УМЕЛЕЦ

Серёжка… Ухарь, озорник… Он наш отрядный подрывник…
Вот под сосной сидит он рядом с неразорвавшимся снарядом,
и бьёт по гильзе молотком, и достаёт «стакан» с байком,
и нам кричит: «Эй! Налетайте!.. Тротил немецкий доставайте!..
И пусть Матвей – молокосос сегодня пустит под откос
любой фашистский эшелон, докажет нам, что взрослый он!..

ПАРТИЗАНСКИЕ БУДНИ… ХИМИК

Костёр… Над ним -  котёл бурлящий…
Отрядный «химик» наш Мишатка в тиши лесной, дремучей чащи    
стоит и делает взрывчатку…
Мешок немецкого тротила из невзорвавшихся снарядов…
Тротил похож на крошки мыла и на кусочки шоколада!..
Заря встаёт!.. Ромашки белые покрыты капельками росными!..
И тишина…
А Мишка делает для нас брикеты смертоносные…

ПАРТИЗАНСКИЕ БУДНИ… НАДЕЖДА

В час ночи под покровом мрака, стреляя плотно, наугад;
немецкий полк пошёл в атаку на партизанский наш отряд…
И пулемётчик Скороходов (рассказ-то, собственно, о нём)
из свежевырытого дзота фашистов поливал огнём…
Имея взор почти совиный, врагов он много накосил;
но, получив раненье в спину, из дзота вылез и застыл…
А повариха наша, Надя в кустах под деревом сидела
и вся тряслась, с испугом глядя на обездвиженное тело…
Металась мысль в головке Нади: «Нельзя, чтоб он попал к ним в руки!
Его спасти от плена надо! Иначе – лагерь, пытки, муки!..»
Семнадцать лет!.. Совсем девчонка!.. И вес – чуть больше трёх пудов…
Не разжиреешь, ведь, на пшёнке и на остатках из котлов…
Однако, бросилась бесстрашно от мук товарища спасать;
и было ей совсем не важно, что враг вот-вот начнёт стрелять…
И добежала, и сумела, и Скороходов был спасён!..
Хребет-то пуля не задела. По рёбрам чиркнула, и вон…
Вот так! Хоть верьте, хоть не верьте!..
Девчонка, жертвуя собой, спасла товарища от смерти!..
А мы… Мы выиграли бой…

ЧУДО…

Нас было семеро… Мы прятались в кустах, 
пытаясь как-то превозмочь животный страх,
мечтая вырваться из огненного ада…
Мы были тылом отходящего отряда…
Отряд наш речку перейти пытался вброд.
Нам приказали прикрывать его отход…
Я полчаса стрелял, стрелял, как заведённый,
ну а потом… закончились патроны…
И у ребят патроны на нуле.
Мы оказались в огненном котле…
И, вот, цепочка автоматчиков «эс-эс»
по сантиметрику прочёсывает лес.
Вот на меня идёт её звено…
И до чего ж голубоглазое оно!..
И рост что надо, и фигура хоть куда…
СтройнО, красиво…, но на шее (вот беда!)
висит на лямке скорострельный автомат,
и взгляд тяжёлый… Сразу видно, что солдат.
Такой увидит – ни за что не пощадит,
из автомата в пух и прах изрешетит!..
Вжимаюсь в землю я и пробую молиться:
«Спаси! Спаси меня, Небесная Царица!..»
Она рукой меня касается незримо…
И автоматчик, не спеша, проходит мимо!..

ПАРТИЗАНСКИЕ БУДНИ… БРЫСЬ!..

На станциях пылали эшелоны… На перегонах взрывы раздавались…
Мы двигались к победе неуклонно и абсолютно смерти не боялись.
Плевать на смерть! Поставлена задача перерубить железную дорогу!..
Пусть немчура попрыгает, поскачет, не получив от вермахта подмогу!..
Пришёл приказ. Поставлена задача. На то он и приказ, чтоб выполнять…
Мы стали, чертыхаясь, чуть не плача, трофейную взрывчатку добывать…
Мы прочесали всем отрядом овраг в лесу прифронтовом,
неразорвавшихся снарядов штук двадцать выкопали в нём.
Серёжка, подрывник наш смелый тротила нам наковырял,
а Мишка, рукодел умелый его сварил, расфасовал…
У нас в лесу свои законы. Мы немчуре сказали: «Брысь!»
И запылали эшелоны, и стыки рельсов разошлись…

ПАРТИЗАНСКИЕ БУДНИ… УЖИН В ЗЕМЛЯНКЕ…

В печурке уголёчки заалели… 
В землянке поуютнело слегка…
Мы, не спеша, в кружочек тесный сели 
и баночку достали из пайка.
Степан Степанович, наш командир отряда 
открыл, понюхал, внутрь заглянул,
нам палец показал, сказал «Что надо!» 
и баночку Марусе протянул.
И вот Марусенька, совсем ещё девчушка 
(ей в школу бы ходить, в девятый класс!)
тушёнку ложечкой выкладывает в кружку
и смотрит очень жалобно на нас…
И тут ей говорит старик Кадушкин:
«Что ложка для красавицы-девицы!..
Клади-ка и мою до кучи в кружку,
а я… решил до Пасхи попоститься…»

ПАРТИЗАНСКИЕ БУДНИ… КАКОЕ НАСЛАЖДЕНИЕ!..

Она сидела за столом… 
Головка не причёсана…
Мечтала только об одном: о венике берёзовом…
Сегодня мылся наш отряд. Сегодня день был банный…
Прощайте, пот и дымный смрад, и холод окаянный!..
О, баня! Ты для нас была священным омовением!..
На целый час прощай война!..
Какое наслаждение!..

НА ЗЛОБУ ДНЯ…

О, Победа, немыслимо радостный праздник!..
Наконец-то ты в дом наш пришла!
Избавленье от страшной, смертельной напасти человечеству ты принесла!..
О, Святая Россия! Ты кузницей стала, а кузнец – это Русский Народ!
Он частенько меняет мечи на орала, но, бывает, и наоборот…
Из «нержавейки» марки «РУССКОСТЬ» клинок Он выковал булатный
и снёс башку кащею с хрустом, другим, чтоб было не повадно…
Клинок с годами всё острее…
Во избежанье страшных драм не суйтесь, мерзкие кащеи!..
Россия вам не по зубам!

АРИЙСКОЕ ДОНОРСТВО…

Налетели нежданно-негаданно, всю деревню загнали в вагон…
Не хватило Россиюшке ладана, или чёрт оказался силён…
Мы, как будто уже на том свете… Жарко, душно, темно…, стук колёс…
Жмутся к нам малолетние дети, задавая наивный вопрос:
«Мама! Мама!.. Скажи! Умоляю!.. Ну куда?.. Ну куда нас везут?..
Темнота… И грязища какая!.. Сколько ж будем мы мучиться тут?!..»
Вот приехали мы наконец-то… 
Нас в полуторки-колымаги погрузили, бранясь по-немецки,
и отправили прямо в концлагерь…
Привезли нас, в бараки загнали, покормили и дали поспать,
а наутро ребят всех забрали…, чтобы крови из них насосать…
Мамы выли от горя, рыдали, не хотели детей отдавать…
Немцы били их, злобно толкали, а одну пришлось даже связать…
Через час нам вернули детишек…, белых-белых, как снег в январе…
Вот лежит он, сыночек мой Миша… 
Весь свернулся, как зайчик в норе и бормочет: 
«Мамуля! Мамуля! Я, ведь, вёл себя там хорошо!..
Так за что же мне ручку проткнули и заставили быть голышом?..»
А я глажу его по кудряшкам и чуть слышно шепчу вновь и вновь:
«Ах, Мишутка… Прости их, бедняжка… Не на пользу им детская кровь…»

КЛЕЙМЁНЫЙ…

В песочнице мальчик клеймёный играет, возводит дома из песка…
Вот ручку он поднял… Рукавчик сползает… Чернеют пять цифр номерка…
«3 5 7 2 9» - чернеет на ручке немецкого беса печать…
Тебя заклеймили!.. Ну что ж теперь делать?.. Зато на тебе – Благодать!..
Ты – Память живая о муках народа, за всё своей кровью платившего!..
Заставишь ты помнить нас долгие годы про беса, чуть мир не сгубившего…

РУССКОМУ ВОИНУ…

Твоим дыханьем печи адовы погашены!
Огнём твоей души знамёна рдеют!
Твоею кровью триколор подкрашен!
И сам Архангел пред тобой робеет!..
Ты озарил всё лучезарным светом, рассеял тьму животворящими лучами!..
Ты Благодатью оросил планету, перекрестил тремя разбитыми перстами!..