Он ни в чём не хотел сознаваться,
несмотря на весомость улик.
Их же было всего лишь двенадцать, 
но весь мир был зависим от них.

Приговор выносился суровый:
двадцать лет – как пожизненный срок.
И они были, в общем, готовы
подписать приговорный листок.

Суд собрался листочком бумажным
чью-то жизнь, словно каплю, смахнуть,
но внезапно один из присяжных 
предложил на вещдоки взглянуть.

Остальные одиннадцать стали
в один голос его убеждать.
Дескать, что мы, ножей не видали?
Дескать, нечего время терять!

«Ну, давай поскорее подпишем
и по рюмкам коньяк разольём.
От усталости мы еле дышим».
Но упрямец стоял на своём.

Он твердил, что привычку имеет
доверять только лично себе
и что много неясностей в деле
и превратностей разных в судьбе,
и что рану глубокую можно
нанести лишь особым ножом,
что эксперты ошиблись, возможно,
и что труп нашли за гаражом…

Суд присяжных был глух к убежденьям.
Неприязненных взглядов обстрел
ощущал он, но всё же сомненья
отогнать от себя не умел.

Кто-то тихо шипел: «Очевидно,
Парень вовсе лишился ума».
Кто-то буркнул угрюмо: «Обидно!
Провались ты! Упрямый Фома!
Опоздал я на праздничный ужин.
Шеф мне это вовек не простит.
Тамада ему очень был нужен.
Без меня теперь стол загрустит».

Страсти в комнате всё накалялись:
кто зубами скрипел, кто кричал.
Десять злобились и бесновались,
а один напряжённо молчал.
Посмотрев на упрямца сурово,
перед ними он встал во весь рост
и размеренно, слово за словом
лаконичную речь произнёс:
«Торопиться нам с вами негоже.
Вот что я, господа, вам скажу:
приговор я, скорей всего, тоже
с кондачка вот так не подпишу».

Кто-то крикнул в ответ ему: «Хватит
корчить тут Иисуса Христа!
Вам бы время хоть как-то потратить!
А у нас его нет ни черта!»

И стоявший внезапно опешил,
получив этот грубый упрёк,
помолчал и сказал тихо: «Грешен.
Как забыть-то об этом я мог?
И не надо нам с вами ругаться.
Аналогия очень проста:
их тогда было тоже двенадцать,
в тот четверг за столом у Христа».
Он вздохнул тяжело и устало,
скособочился как-то весь, сел.
И такое молчанье настало,
будто в комнату ангел влетел.

А потом встал мужчина высокий –
тот, который всех громче кричал,
и сказал: «Пусть дадут нам вещдоки!
Что ж, вернёмся к началу начал…» 

Произведение является главой поэмы "Двенадцать апостолов"