РЕШЕТО - независимый литературный портал
Вероника / Публицистика

"Блуждающий по пустыне"

560 просмотров

Посвящается одному из моих любимейших авторов...
"Существует цель, но нет к ней дороги"*

Франц усталым шагом направлялся в сторону столь нелюбимого и опостылевшего дома, в семью, от которой Он был бесконечно далек, впрочем, также, как и она от Него.
Посвященный и подаренный отцу сборник рассказов "Сельский врач", нисколько не произвел на того впечатления, а, скорее всего, отец просто не утруждал себя прочтением. Сорвалась помолвка с Фелицей после двухлетней переписки, и, хотя отец не противился этому браку, Францу казалось, что он имеет непосредственное безмолвное участие в нежелании самого Франца вступить в законный брак. Виной здесь был Его страх перед семейной жизнью, перед перспективой видеть рядом с собой каждый день женщину и разрываться между ней, изнуряющей службой и сочинительством, для которого, в первую очередь, Францу и дана сама жизнь. Его главным определяющим желанием сейчас было - писать, жить в одиночестве подальше ото всех, в другом доме, в другом городе, а лучше - в другой стране, забыв о подступающей болезни.
«Я знаю, что эта страна где-то находится, я даже вижу ее, но я не знаю, где она, и не могу приблизиться к ней».*
Воображению Франца Кафки рисовалась удивительная страна Ханаан, в которой он получит покой и избавление. Всю жизнь он искал туда дорогу.

* - здесь и в дальнейшем - из "Дневника" Франца Кафки.

Черт придуман. "Если мы одержимы чертом, то не может существовать один черт, иначе мы, по крайней мере на земле, жили бы спокойно, как с богом, единодушно, без противоречий, без размышлений, зная, что он постоянно следует за нами по пятам… Только множество чертей может составить наше земное несчастье."*
Он лежал, тщетно пытаясь окунуться в сон, вот уже второй час к ряду. Сквозь плотные занавеси просачивался тонкий луч полной луны, освещая незамысловатую обстановку Его маленькой комнаты. Он вздрогнул, когда часы глухо пробили, отмерив половину второго ночи. Бессонница и прогрессирующая мигрень объединились против Него и, одновременно, сражались друг с другом: первая - подталкивала к столу, к перу и бумаге, вторая - не давала сосредоточиться и написать хоть одну строчку. Результаты сегодняшней работы лишь пополнили мусорную корзину - ни одного достойного предложения, ни одной достойной внимания строчки! Его тощее тело было измучено плохим пищеварением и физической слабостью, Его сердце было полно страхов. И сейчас этот страх заключался в неспособности писать, страх бездарности и творческого бесплодия, также как бесплодия любовного. Невозможность писать, невозможность любить - страх перед женщиной и связанной с ней любовью.
Дремота тихо подступила к Нему, и из детства донеслись знакомые невнятные голоса матери и сестер, прерываемые громогласным ругательством отца: "Я разорву тебя на части!" А однажды ночью Он попросил принести ему пить; отец пришел, вытащил Его из кровати, увел в одной ночной рубашке на деревянный балкон, который выходил во двор, и оставил Его там, заперев за Ним дверь. Страх перед отцом, казалось, никогда не отпустит Его. Он торопливо поднялся, щелкнул переключателем стоявшей на столе лампы, и перо быстро побежало по чистой странице еле успевая за потоком слов, будто Он записывал текст под диктовку. Это стало Его Приговором.
"…Читая корректуру "Приговора", я выписываю все связи, которые мне стали ясны в этой истории, насколько я их вижу перед собой. Это необходимо, ведь рассказ появился из меня на свет, как при настоящих родах, покрытый грязью и слизью, и только моя рука может и хочет проникнуть в самую плоть.
Общее целиком громоздится вокруг отца, Георг ощущает его лишь как нечто чужое… и только потому, что у него самого больше ничего нет, кроме оглядки на отца, на него так сильно действует приговор, полностью преграждающий ему доступ к отцу.
Имя "Георг" имеет столько же букв, сколько "Франц"…*
Впоследствии Кафка еще раз прибегнет к этому имени в своем рассказе "Превращение", в котором главный герой - Георг Замза, - преображается в насекомого, жалкого и никчемного, обременяющего свою семью бестолковым существованием и, испытав всю ненависть и отчужденность близких людей, - особенно от отца, - желает для себя лишь скорейшей смерти. Именно таким виделось самому Францу Его положение в родном доме: "Я живу в своей семье более чужим, чем самый чужой".*
Франц Кафка родился в конце июня 1883 года в семье зажиточных евреев, в Праге, тогда еще считавшейся немецким городом. Прага была населена в то время чехами, немцами и евреями, и каждая из наций относилась друг к другу с большим подозрением. Немцы и чехи делят город по улицам и намеренно различаются в манере одеваться. Но особое место в жизни Праги занимает неоднозначное отношение населения к евреям. Хотя сам Кафка не ощущает себя ни чехом, ни немцем, ни евреем и, потому не придает этому такого огромного значения, как его друзья, и в особенности лучший друг Макс Брод, но отчуждение самого общества ставит перед Кафкой невидимый барьер, принуждающий его вращаться в определенном кругу людей. Приобщение к еврейской религиозной культуре не слишком занимало его, оно состоялось много позже, а пока он лишь записывал недоуменно в своем "Дневнике": "Что у меня общего с евреями? У меня даже с самим собой мало общего, и я должен бы совсем тихо, довольный тем, что могу дышать, забиться в какой-нибудь угол…" Для Франца Кафки существовал в этом мире только Его мир, в котором Он искал самого себя и, одновременно, бежал от себя, а отправной точкой всегда было желание покинуть дом, Прагу, родину.
Макс Брод, пожалуй, единственный человек, с которым Кафка постоянно общается и ведет регулярную переписку, раскрывая свои планы относительно жизни, творчества и любовных перипетий. Но и для него, как оказалось после опубликования "Дневника", Кафка предстал человеком новым, непонятым и одиноким даже среди любящих Его людей.

…я желаю женщин, которых не люблю... "Мне кажется, невозможно, чтобы мы когда-нибудь соединились, но я не отваживаюсь сказать об этом ни ей, ни… себе. И я снова обнадежил ее, безрассудно…"*
После второй неудачной помолвки с Фелицей для Него теперь стало окончательно ясным, что Он совершенно не способен к семейной жизни. Около пяти лет переписки между ними и их семьями закончились полным разрывом. Он склоняется впредь только к одиночеству, хотя первое время знакомства с Ф., когда Он так неистово засыпал ее письмами - иной раз по два в день, - Он был, скорее, в некоторой степени окрылен внезапной любовью и решением вступить в брак, и потому даже в сочинительстве состоялся какой-то, пусть небольшой, сдвиг. Но нынче, когда физическая слабость и разразившаяся болезнь в одночасье обступили Его, Он навсегда должен порвать с этой женщиной, с которой Его так много связывает, и не свяжет более ничего: "…во мне борются два человека… О ходе борьбы я в течение пяти лет извещал Тебя - большей частью к Твоей муке - словами и молчанием…"*Франц закашлялся - шум племянников во дворе ненадолго отвлек Его внимание. С тех пор, как Ему установили диагноз, Он принял решение некоторое время пожить в деревне в Цюрау, в доме своей сестры Оттлы, единственной из семьи, кто хоть в какой-то степени был Ему близок. В своем предпоследнем письме Фелице Он писал: "…я открою тебе секрет… - я уже не выздоровею. Именно потому, что это не туберкулез…, а оружие, крайняя необходимость в котором существует до тех пор, пока существую я."
Кафка ошибался на тот момент, предполагая, что его личная жизнь с исчезновением Фелици отныне погружена будет в одиночество. Через год в санатории в Шелезене, куда отправится на лечение, он знакомится с Юлией Вохрыцек, которая станет второй несостоявшейся невестой Франца. Решение о помолвке было принято крайне стремительно - через полгода, - но "Приговор", написанный Францем несколько лет назад, вступил в силу, - отец категорически запретил сыну этот брак, и помолвка не состоялась. В этот период Кафка пишет свое последнее обращение к отцу - "Письмо к отцу", - в кото-ром обвиняет его в непонимании и жестоком к нему отношении. Но до адресата это сочинение так и не дошло, - Кафка не решился переслать его, испугавшись и без того тяжелой конфликтной ситуации. Хотя писатель и не испытывал, по сути, сильной любви и привязанности к своей новой невесте, этот эпизод с отцом явился для него еще одной глубочайшей психологической травмой: "…почему я хотел уйти из мира? Потому что "он" не позволял мне жить в мире, в его мире… Разве не властью отца изгнание стало таким неотвратимым? Правда, это подобно возвращению в пустыню с беспрестанными приближениями к ней и детскими надеждами (особенно в отношении женщин): "Я все же, может быть, останусь в Ханаане", а тем временем я уже давно в пустыне…"*
Усиливается туберкулез, и Кафка вынужден переезжать из санатория в санаторий, забросив ненавистную службу в Агентстве по страхованию от несчастных случаев, где, превозмогая себя, проработал несколько лет. Давнишняя мечта о необходимости свободного времени ради писательства сбылась, но слабость здоровья и страх собственной бесталанности мешают продвижению в литературных работах.

Я живу над тьмой…"Тот, кто не может в полной мере ощутить дыхание творческой жизни, будет болен в любом деле".
Францу Кафке, как правило, нелегко давалось сочинительство, которое для него являлось основополагающим в жизни. Он долго терзался, прежде чем сесть за новую работу, имел много вариантов начала и завершения произведения - будь то рассказ или роман, - и часто, в порыве неудовлетворенности написанным, уничтожал уже завершенные вещи или наброски. "То, что я так много забросил и повычеркивал… очень мешает мне при писании. Ведь это целая гора, в пять раз больше того, что я вообще когда-либо написал…"* Но, несмотря на придирчивость к своему творчеству, он снова и снова возвращается к нему, - через месяцы, а порой через годы простоев. Ведение "Дневника" отчасти помогло ему не забросить литературную деятельность, но и "Дневник" писатель ведет, иной раз, с большими перерывами. Этим фактом обусловливается, почему нередко можно столкнуться с тем, что его произведение не имеет финала и в конце ставится троеточие, словно читателю предоставляют возможность додумать повествование самому.
Герои его романов - Йозеф К. в "Процессе", Карл Россман в "Америке" или К. в "Замке" - вынуждены блуждать по воображаемым мирам в поисках чего-то лучшего для себя, попадать в непредвиденные обстоятельства, но так и не дойти до цели, оставаясь брошенными своим путеводителем в незаконченных историях; неприкаянность охотника Гракха в этом мире, которому Кафкой уготовано вечное мытарство между небом и землей, между жизнью и смертью - это внутреннее отношение самого Кафки к окружающему его миру, людям и к своему существованию: "…мое положение в этом мире ужасно, я один, на заброшенной дороге, где в темноте на снегу то и дело поскальзываешься… я покинут вообще, и в Праге, на моей "родине", и покинули меня не люди, это было бы еще не самое ужасное, я мог бы, пока жив, бежать вслед за ними, но я сам покинул себя, оборвав связь с людьми, мои силы поддерживать связь с людьми покинули меня, я расположен к любящим, но я не могу любить, я слишком далек от всех, я изгнан…"*
В отличие от современных пражских писателей, Кафка редко прибегает к описанию родного города, отдавая предпочтение созданию несуществующих местностей. В одном из своих ранних завершенных рассказов "Воспоминание о дороге на Кальду", главный персонаж поселен автором в российскую глубинку на неизвестную станцию недостроенной узкоколейки, которая должна была продлиться до некоего населенного пункта под названием Кальда. Город это или деревня остается загадкой - дорога не была достроена, - и герой рассказа, от лица которого ведется повествование, так и не сможет, тяжело заболев, посетить далекую Кальду, как Кафка никогда не сможет покинуть родину и поселиться в Палестине из-за постигшего его тяжелого туберкулеза. Эта тема носит пророческий характер, что вообще свойственно творчеству Кафки - в рассказе "В исправительной колонии" главным объектом внимания является "машина для наказания", в которой усматриваются порожденные позднее фашизмом машины для пыток; роман "Америка" целиком оправдает в будущем взгляды всего мира на эту страну, как на утопическую страну, где "должны сбываться мечты", а подвешенное положение охотника Гракха вспомнилось, когда состоялся вынос тела Сталина из Мавзолея для перезахоронения во времена "хрущевской оттепели". Конечно же Кафка не мог и помыслить о подобном, записывая в своем "Дневнике": "Никто никогда не будет читать того, что я пишу, никто не придет мне на помощь..."* Он был очень далек от политики, от внешнего мира и происходящих вокруг него событий, таких, например, как антисиметизм или Первая Мировая война, о которых в своем "Дневнике" он вспоминает редко и с ироническим пренебрежением, выказывая ненависть и к воюющим, и к войне, тем не менее, желая быть призванным. Но Кафке так и не удается присоединиться к общественной жизни и бушующим вокруг переменам в качестве солдата сначала - по настоянию Агентства, а затем - по причине болезни.

Мы вправе собственной рукой поднять на себя кнут. "Если я обречен, то обречен не только на смерть, но обречен и на сопротивление до самой смерти."*
Он тихо перелистывал страницы Библии, которая в последнее время более всех книг занимала Его: Моисей провел в пустыне сорок лет, но так и не дошел до Ханаана. Он, Франц, прожил почти сорок. Успеет ли Он дойти, или страх помешает Ему, как прежде мешал понимать отца, который поступал в отношении Него только как старший брат к младшему? Значит, виной всему Создатель и населяющие Его - Франца, страхи, среди которых страх смерти был всегда затерян и незаметен, а появление болезни способствовало избавлению от некоторых из них. "Поразительно это систематическое саморазрушение в течение многих лет…- действие, полное умысла."* Теперь Он остался наедине с самым главным своим страхом и еще… Ми-лена - такая живая и непохожая на Него, полная жизни и движения. Она не может испытывать каких-то там страхов, иначе бы Он не смог полюбить ее. И она совсем противоположна Фелици и Юлии, и, конечно, Ему - Францу: "М. права: страх - это несчастье…, счастье - это бесстрашие, спокойное, с открытым взглядом, способное все вынести ."*
Милена Есенская - чешская журналистка, пожелавшая перевести некоторые произведения Кафки на чешский язык с немецкого, на котором тот писал, - была предпоследней любовью Франца Кафки, которая с самого начала не могла подразумевать брака между ними, поскольку Милена на момент знакомства уже была за мужем. Поначалу этот факт Кафку скорее устраивал, чем расстраивал. Но, когда он предложил ей выбор, он не ожидал, что Милена испытывает к своему супругу, - с которым Кафка был знаком еще в молодости и которым восхищался и уважал, - более серьезные чувства, чем предполагалось. Милена удивляла Кафку не только своей тягой к жизни, но она понимала его, пожалуй, больше, чем когда-либо кто-либо его понимал. Несмотря на бурную переписку и встречи, давшие ему настоящие дни счастья, к которым он был так непривычен в своей жизни, он не без мучений принимает решение расстаться и делится в письме с Максом Бродом: "Я люблю ее, и не могу с ней говорить, я ее выслеживаю, чтобы с ней не встретиться… я могу любить лишь то, что могу поставить так высоко над собой, что оно становится для меня недоступным."*
Кафка бежит от Милены, но в последний год своей жизни он встретил девушку, рядом с которой, по наблюдению Макса Брода, чувствовал себя наиболее счастливым. В санатории в Мюритце, куда переселяется Кафка, неожиданно, - как и всегда в романах у писателя, - располагается дом отдыха Еврейского Берлинского Дома. Здесь он знакомится с разными людьми, но самым главным человеком в жизни сорокалетнего Кафки становится девятнадцатилетняя Дора Диамант, к которой он будет привязан последние несколько месяцев жизни, а перед самой смертью предложит выйти за него замуж.

Ничего, ничего, кроме образа, ничего другого, полное забвение. "Только что внимательно рассматривал себя в зеркале, и лицо мое…- показалось мне лучше, чем оно есть на самом деле. Ясное, четкое, почти красиво очерченное лицо. Чернота волос, бровей и глазных впадин проступает, подобно жизни, из остальной застывшей массы. Взгляд совсем не опустошенный,.. скорее неожиданно энергичный, - но, может быть, он был только наблюдающим, так как я ведь только наблюдал себя и хотел внушить себе страх."*
Кафка комплексовал из-за своей внешности: при росте 1м 82см он был слишком худ, поэтому горбился. Он слыл ярым приверженцем вегетарианства и всю жизнь мучился от плохого пищеварения, что также не давало набрать ему в весе. Невзирая на физическую слабость, он очень любил активные виды отдыха: верховая езда, катание на коньках и, больше всего, - плавание, но, опять же, не часто решался позволить себе подобный отдых еще и по причине слабого сердца. Сильнейшие головные боли и бессонница способствовали развитию нервозности. Ясно осознавая всю степень свое немощности, он, тем не менее, относится к этому спокойно, если не сказать - слишком спокойно. В возрасте двадцати восьми лет он записал: "…до сорока я вряд ли доживу…"* Он прожил сорок один год. Когда он умирал, его горло было покрыто язвами, и, по словам очевидцев, он практически не мог принимать пищу, умирая не только от поражающего его легкие туберкулеза, но и от голода и истощения. Последний сборник рассказов, опубликованный с его разрешения, носил название по одному из входя-щих в него рассказов "Голодарь". На этот шаг Франц Кафка решился только потому, что отчаянно боролся с фаталической болезнью, - ему необходимы были средства для дальнейшего лечения. Последняя запись в его "Дневнике" гласит: "…не способен ни на что, кроме боли…Все более боязлив при писании. Это понятно. Каждое слово, повернутое рукой духов - становится копьем, обращенным против говорящего… Одно только утешение: это случится, хочешь ты или нет…"*
Незадолго до 3 июля 1924 года - дня своей смерти - Кафка передал Максу Броду все свои неопубликованные творения и завещал сжечь их, оставив "в живых" лишь несколько из печатавшихся раннее произведений. И, если бы Брод исполнил волю своего друга, то, возможно человечество давно забыло бы имя Франца Кафки, как не обратило внимания на его уход. В газете этому было посвящено лишь несколько строк чешской журналистки Милены Есенской:
"/.../ Немногие знали его здесь, поскольку он шел сам своей дорогой, исполненный правды, испуганный миром. Его болезнь придала ему почти невероятную хрупкость и бескомпромиссную, почти устрашающую интеллектуальную изысканность /.../ Он был застенчив, беспокоен, нежен и добр, но написанные им книги жестоки и болезненны. Он был слишком слаб, чтобы бороться, слаб, как бывают существа прекрасные и благородные, не способные ввязаться в битву со страхом, испытывающие непонимание /.../"

Р.S. Сущность дороги через пустыню. "Человек, сам себе народный предводитель, идет этой дорогой… Всю жизнь ему чудится близость Ханаана; мысль о том, что землю эту он увидит лишь перед самой смертью, для него невероятна… Моисей не дошел до Ханаана не потому, что его жизнь была слишком коротка, а потому, что она человеческая жизнь…"*
Франц Кафка, еврей по происхождению, родившийся в немецком городе Праге, ставшей при его жизни столицей Чехославакии, говоривший и писавший на немецком языке, считается, тем не менее, австро-венгерским писателем, хотя для него эти "уточнения" вряд ли бы имели значение. Он дошел до Ханаана.
Теги:
26 August 2005

Немного об авторе:

... Подробнее

Ещё произведения этого автора:

Колесо
"Блуждающий по пустыне"

 Комментарии

Комментариев нет