На свет родился паучок
Не средь травы густющей,
Не в поле, где в росе лучок,
Не близ болотной гущи,

Ни там, где туч мошки не счесть,
Что лезет в рот и в ушки,
Ни там, где мух не могут есть
Дрожащие лягушки.

Нет жабьих сил к поддержке сил,
Им кушать неохота –
Пекин их силы подкосил
Тотальною охотой.

Здесь и родиться б паучку,
Занять амфибий нишу
И в паутинью лесочку
Ловить слепней под вишней,

Гнус жарить, на зиму солить,
Варить из мух варенье,
И с восьминожками творить
Счастливые мгновенья.

Но не всегда нам дарит сласть
Судьба-индейка наша –
Средь городских трущоб снеслась
Блудливая мамаша.

Маманин блуд – по жизни глуп.
К чему стремиться в город?
Иль приключений ищет пуп?
Иль край родной не дорог?

Итог в несвитости гнезда,
Как ниточке ни виться, -
Челнок. Езда и поезда.
Районная столица.

В цивильи жизнь трудна, странна
В щелчках пустой пластмассы.
Куда летит стрелой страна
Туда ж паучьи массы….

Здесь мушки вымерли давно
От выхлопов бензинных,
Лишь вороватых ос полно
У мусорных корзинок.

Да по ночам надрывный лай
Бездомности собачьей,
Облезлость кошек, через край
В контейнерах кишащих.

К луне прорвался паучок
И выплюнул скорлупки,
Потом взобрался на сучок
Вдоль тоненькой зарубки.

Холодный смоговый туман
И снедь попробуй взять-ка.
А голод в холод – это вам
Не тетка и не батька.

Никто не сспонсорит деньжат –
Теперь все к горю глухи,
А лапки тонкие дрожат
С врожденной голодухи.

Попасть в такую кутерьму,
Представь, любому грустно,
И тем, естественно, кому
Сидеть без гнуса гнусно.

Ни крошки мошки-мокреца,
Ни маковой росинки,
А слюнки липкие с лица
Cплетались в паутинку.

Дух предков сетку плел семь раз
В ветвях сухой осины,
В них ожидать стал верхолаз
Окорочков мушиных.

Неделю в коме дичь он звал
Под живота бурчанье,
Мошки привиделся навал,
Из мух рагу баранье….

Тревогу спела вдруг струна,
Всю сеть пронзило током.
Надеждой вспенилась волна
Желудочного сока.

«Ура!» - воспрянул паучок
«Пришла моя путина.
Кто там? Комар или сверчок
Попался в паутину?».

Весь в любопытстве он подполз
К незнамому предмету,
Но вот беда, на свой вопрос
Ответа не отведал.

Не понял малый, это был
Обычнейший окурок.
С похмелья просто пошутил
Обычнейший придурок.

Прилив хмельного придурья
Цунамит мир бесцельно.
Паук, собачка, ты и я –
В его хмельном прицеле.

День продолжался клев бычков
И плен голодной муки,
Составил к вечеру улов –
Аж сто четыре штуки.

Да, дело, видимо, - табак,
И твой кабак – кладбище,
Когда в глазах рябит табак,
А в попе ветер свищет.

Но жито все ж стремится жить,
Хотя б по малой мерке.
Стремленье выжить клеит жизнь
И в затхлой табакерке….

Пришлось отведать никотин,
Смочив табак слюною,
Вдруг море радужных картин
Смешалось с пеленою.

И закружилась голова,
Пропала вмиг изжога.
Паук окурки целовал
И нежно лапкой трогал.

Потом паучьи песни пел
И рожи корчил мило.
Паут случайный залетел –
Попробовал, стошнило.

Прилив иллюзий, сладкий клип
Затмил желаний манну,
Паук в табачный клейстер влип,
Подобно наркоману.

Ему на счастье проходил
Своим путем знакомым
Добряк, душевный гражданин
И спец по насекомым.

Следя за чистотой души,
И в каждодневьи душном,
Душистым мылом от души
Влад душу мыл под душем.

Чиста омытая душа,
Тепла, но часто стыла,
Когда несчастия кружат
И рвут чужие жилы.

Почуял Вова – «Здесь беда!
Плывет в пиру табачном,
Видать, отсутствует еда
И правит неудача».

Не избегая добрых рук,
Совсем не волновался
Обникотиненный паук,
А только улыбался.

Теперь наш паучок живет
С Владимиром на даче.
Он охраняет огород.
Он стал паучьим мачо.

Пути вредителей мастак
Опутал сетью вязкой.
Один добряк – такой пустяк.
А в жизнь вернулись связки….

Ах, как бы жизнь была добра,
Когда б мгновения добра,
Не уставая, мы бы все и всем живым дарили.
И бобр был бы не плотиной бодр,
Бобрица бы была не золотом бодра,
А попросту желанием дарения добра,
Да! Как хорошо б тогда мы все на свете жили!