Старческие ноги леденеют
даже в несусветную жару.
 Мысли и мельчают, и мелеют:
верный признак – скоро я помру.
 Ну, а может, и не очень скоро –
буду в полоумье доживать.
 Но не это, ох, моё ты горе,
я надумал, в общем, речь связать.
 А о том, что нынче в рай-погоду
СМИ одно долдонят и вопят,
что Абама с корешами морду
Асаду перекосить хотят.
 Поделом, конечно, только сука
эта может нам ведь навредить.
 Его некондиционная наука
вся нацелена – евреев погубить.
 Друг и благодетель палестинцев
в нас первейших видит он врагов
и свои смертельные гостинцы
перво-наперво он нам прислать готов.
 Это вот не то, чтобы пугает,
но корёжит мысли старика.
 Не Асад меня одолевает,
а рождённая тревожная строка.
 В ней, пускай, не боль всего народа,
а моя лишь собственная боль,
разрастающаяся год от года,
всё заполонившая собой.
  – Будет ли терактом день отмечен?
  – Как добрались дети до работ?
 – Будет мир к себе же человечен,
    не прибавит он себе забот?
 Этим всем в извечной я тревоге
радио включаю поутру.
 От всего, что слышу, стынут ноги
даже в несусветную жару.