Черепичные крыши в серебряных росах
с чередою следов непонятно чьих лап.
 Кот-чужак спит на кресле за дверью без спроса.
 На столбах огоньки непотушенных ламп.
 
И бесшумно идут и идут в синагоги
не проснувшимся городом с разных сторон
под кипою несущие тайну о Боге,
и похожие на одиноких ворон.
 
На капоте покрытой накидкой машины
пёс бездомный устроил удобный ночлег
и, проснувшись, глядит, как гурьбой харедимы
помещают себя в современный ковчег.
 
А оттуда на мир изливается пенье,
благозвучие мне непонятных молитв.
 И в душе просыпается благоговенье,
разрушая какой-то во мне монолит,
возведённый марксизмом и плюс атеизмом
за бесчисленность мною им отданных лет.
 Ощущаю себя я ребёнком капризным,
у которого «Да!» в словаре его нет.
 
Не могу я себя одолеть и осилить,
просто так в синагогу войти, постоять
и безверие с глупостью старческой вылить,
мир духовно другой и понять, и принять.
 
Я воспитан и вырос материалистом.
 Я другого учения в жизни не знал.
 Потому в бездуховности, может, неистов
даже после того, как совсем «завязал»
с тем ученьем, которому лучшие годы
были отданы мной в самой лучшей стране,
где советские, наши, родные народы,
как и, я все сидели в идейном говне.
 
Одурачены были мы все ленинизмом.
 И как зомби рождались, и как зомби росли.
 От болезненной спячки спасли катаклизмы,
что Советский Союз до основ потрясли.
 
За маразм свой вины я с себя не снимая,
 ощущаю в душе удушающий смог.
 И всё это сейчас я умом понимая,
прохожу всё же мимо дверей синагог.