В памяти как диво
отсветы из детства.
 
В кудреватых ивах –
кралей разодета! –
Усманка, речушка,
плёс и мелководье.
 Затворница – старушка
Ксения – там бродит.
 
Дуб над самой речкой
на корню засушенный.
 А на взгорке свечкой
храм полуразрушенный –
иконы замалёваны
и обезображены,
паперть вся заплёвана
и чёрт-те кем загажена.
 
Чуть в сторонке – кладбище,
стёртые могилы.
 Говорят – пожарище
здесь всё погубило.
 
«Неужель и звонницу
тоже пламя съело?» –
Ксению-затворницу
спрашивал несмело.
 
Грустный взгляд со вздохом
был её ответом.
 И себя я плохо
чувствовал при этом.
 
Рассыпалось склянками
сердце утром росным.
 Над нищенской землянкой
кладбищенские сосны;
на вершине, свесясь,
в золоченом свете
ветки, как мочала.
 
Сеть десятилетий
с той поры промчалось.
 
Но чую запах тёрпкий
залежалой хвои.
 В памяти не стёрто
село Боровое.
 
Всё, что с ним повязано
на дорожках детства,
вошло в протоплазму
жизненного действа.