Я просил домашних: «Не будите».
Но куда ж герою отдохнуть!
Позвонил сам Царь-Освободитель,
Чтоб решил проблему я одну:

«Мне с Пржевальским, Ваня, просто горе.
И откуда этакая прыть?
Он теперь собрался на Лоб-Норе
Лошадь свою дикую открыть.

Надоел он хуже горькой редьки.
Ты пойми, какая ерунда:
Он чуть что открыл, так дальше едет,
Ну а мне-то, знай, освобождай.

Я начистоту скажу, без фальши -
Нету сил. Костьми, Ванюша, ляг,
Заведи его куда подальше,
Он же шляхтич, стало быть, поляк».

В Каракол приехав, скушав дыню,
Шляхтича повёл я своего.
Мне ведь, что болото, что пустыня,
Лишь бы завести туда кого.

Проплутали с ним неделю где-то
С грузом котелков, супов и каш,
И примерно посреди Тибета
Разместили базовый шалаш.

Шляхтич самолично вырыл яму,
Спрятал то, чтоб было в рюкзаке.
Отоспались и пошли с утра мы
Дальше. Но теперь уж налегке.

Добрели мы с ним бог весть докуда,
Думал я, пять верст - и Колыма.
По пути открыли птиц, верблюдов,
Открывалку чуть не поломав.

Шляхтич там сказал мне,  что хорош, мол,
Этак не закончим и к утру,
Что пора, пошли, откроем лошадь,
А не то, от жажды, мол, помру.

Наглотавшись всласть пустынной пыли,
К вечеру вернулись к шалашу.
Как там лошадь белую открыли…
Виски я с тех пор не выношу.

Утром думал, с кручи наземь брошусь -
Голова трещала так моя.
Рядом с шалашом не белка, лошадь,
Мне ржалá: «Ну, здравствуй, это я».

Шум в ушах и виски комом в горле…
Позже появился Чингисхан.
Он кричал: «Почто вы лошадь спёрли,
Стоило уйти мне за бархан?

Не терплю я шуток над собою,
И как только лошадь я найду,
Привяжу к её хвосту обоих,
Чтоб отправить в рабство вас в Орду».

Проморгался. Только мало-мальски
Отпустили эти кренделя,
Глядь, там с «белой лошадью» Пржевальский:
«Вань, давай здоровье поправлять!»

Смылся я оттуда по-английски,
Отмахав сто верст за пару дней.
В общем, так, не пью я больше виски
И смотреть невмочь на лошадей.