Я слеп. Я слеп. Жизнь взорвалась, как бомба.
И взрыв мне выжег навсегда глаза.
Но на войне, словно на гекатомбе,
я понял то, чего мне знать нельзя.

Вот я иду—слепой, но непокорный,
по миру, образ чей я не приемлю,
и небо затонировано черным,
и гулко трость моя стучит о землю.

Стучу я в землю—в дверь годов минувших.
Стучу в ворота совести уснувшей
Стучу во время, в память, в ваш рассудок.
Стучу я в окна душ: проснитесь, люди!

Идет слепой—открой ему дорогу!
Идет слепой—утешь его тревогу!
Верни ему глаза! Возьми ладонь
и трость его—в огонь, в огонь, в огонь!

А в памяти моей один лишь образ:
Живая вспышка. Яркий, чистый свет.
Казалось, в нем свет всех светил был собран—
такой, такой, какого больше нет.

И зрение утратили глаза,
И зрячими вдруг стали руки, пальцы,
Нюх, уши, кожа, чтобы—хоть нельзя—
Дар видеть мир восстановить страдальцу.

Сгорело зренье в непосильной этой,
смертельно яркой вспышке бытия…
В тот миг я видел больше, больше света,
чем зрячие… И их жалею я.

Свет—есть. Свет—есть! Я в это верю, верю!
Ведь лишь слепой способен верить в свет:
не знать—но верить! Пусть закрыты двери—
стучаться в них десятки долгих лет!

Я к людям полон высшего участья.
Все это—жизнь. Идёт жизнь только так:
Лишь вспышка света. Вспышка мысли, счастья.
И выжжен мир. И боль в глазах. И мрак.