* * * Хвалу Всевышнему несите, Но не украдкой, не стыдясь: Ох, будет худо, вы учтите, Когда он устыдится вас. Ханжой не будьте и святошей: Молитву — Богу, сатане — Совсем не залежалый грошик, Но кошелек тугой вполне. Законы Господа суровы, Их избегают телеса; Не зная Библии основы Зачем рвешь нити в небеса? Зачем общаешься с ворами? По грязным шаришь телесам? Зачем бесстыдным словом ранишь Того, кто чище чем ты сам? Зачем клевещешь, лжешь, бунтуешь, А молишься щедрот прося, При этом часто водку дуешь, Как пойло цедит порося. Твоя молитва бесполезна, И грех едва ли будет смыт, В болото ты как камень лезешь, Как в стог соломы лезет мышь. Покайся, может быть не поздно, Пусть даже день остался, час. Вдруг для тебя потухнут звезды Не через сутки, через час. * * * Согрешил я перед Богом, Каждый грех — душе укор; А грехов скопилось много: Аж до облака бугор. Господи, я многогрешен — Беззакония творил, На тщеславии замешен, Блудом душу загубил. Лгал по делу и без дела, Сквернословил, пил аж в мат — Даже свет терялся белый — На лице весь компромат. Знал я про Твои законы, Ведал и про Суд вполне, Вечерами без иконы Я молился в тишине. Добрых дел построил мало, Для своей услады жил. Схоронил недавно маму, Не был и отец двужил. Все-таки за жизнь хватаюсь, Думаю: еще лет шесть... Но остатки силы тают, И все меньше связей здесь. Господи, суди как знаешь, Я приму любой Твой Суд. Вот сижу и размышляю: Душу-то свою спасу? КАМЕНЬ Носятся в небе как стрелы стрижи, Камень-булыжник лежит у межи. Трудно сказать, как попал он сюда. Дни исчезают, мелькают года. Он не умеет грустить в тишине, Лунным бывает лишь при луне, В стужу — холодный, от солнца — горяч. Камень, как камень: беззвучен, незряч. Может быть это — обломок души (Кто ее гордую так раскрошил), Прожила жизнь никого не любя, Лишь для себя, лишь для себя. * * * Не потащится за мною Следом ни одной души, И меня в песок зароют Ребятишки-алкаши. Это добрые ребята, За бутылкой — хоть куда, За умеренную плату Всех зароют, господа. Баклажанною икрою Магазинской помянут. Ну, спасибо хоть зароют, То пришлось бы самому. * * * Часто грубой силе — Радость и успех. Побеждает сильный. Будь сильнее всех. И восторгов бубен Принесет привет... Но всегда ль так будет? Может быть и нет. * * * Снова вьюга, снова вьюга, Все по кругу да по кругу. Нет, не унеслась метелью, Спряталась за дальней елью. Вьюга, вьюга за окошком Рвет ночную мглу и крошит. Крошит снег не улетая... Вот и ты почти такая. ОБИДА Зажрался Володимир, зажрался, С богатырями переругался; Послушал бояр толстопузых: Они, мол, богатыри, в обузу. Они, мол, что палка о двух концах: Сегодня послушны, а завтра — в отцах. С ними всегда неспокойна жизнь — Двумя руками за шапку держись. Мягкая власть — слабая власть, Быстро поможет шапке упасть. Народу отец ты, а мы ему мать, И нам ли опасность отчизне не знать. Вот победила словесная слизь. Богатыри кто куда разбрелись, Ильюшу Муромца запёрли в подвал, Чтобы там с крысами попировал. Дверь каменюгой здоровой приперли (Лучше б таковский застрял в ихнем горле). Камень он мог бы свернуть без труда, — Принцип имел - не ушел никуда: Обида ударила богатыря, Честно служил, да, как видите, зря. Только и сделал, что правду сказал, Правду сказал — себя наказал. Молвил, есть хари в нашей стране, Хуже вонючей портянки вдвойне, Им бы побольше богатства рвануть, И за границу свой путь повернуть. Ильюшу и люди и Бог простит. Пусть Русь охраняет, кто сладко льстит, Кто может пушинку умело снять, Для туалета бумажку помять. Случилась беда. Кочевые народцы С Киевской Русью пришли побороться. Ратью ползут, земля копошится, Кто с этой сворой сразится решится? Главный Боярин сказал: «Не беда, Сам я отправлюсь к хану тогда. С силою он гад, а с хитростью — мы. Ловятся в сети любые сомы. Я перессорю их гадов шутя, Головы тыквами полетят». Свиту собрали, боярин смылся, И никогда уже не воротился; Маму забыл, родину, веру, — Жжет теперь ихнему идолу серу, Морда красна — кирпич кирпичом, Стал у них самым большим толмачом. Чинуши помельче, беду узря, Не стали судьбу испытывать зря — Построили заговор — князя свалить, Князя свалить — себя обелить; Ворота открыть, хана с хлебом встретить, Измену затем доброй пьянкой отметить. Как Володомир пресек эту блуду, Знать я не знаю и врать вам не буду. Жизнь стала хуже хреновины с перцем, Киев бери и сдавай иноверцам. Много ли надо? Блин, покорись, Пред ясные очи Ильюши явись: Так, мол, и так, — ошибочка вышла, Твари смутили, в ухо им дышло; Иди, мол, Илья, Киев спасай, Черную силу под ноги бросай, Больше тебя никогда не обижу, Лучший ты друг, теперь только вижу. Прости, дорогой, и вот что скажу, Тебя я по княжески награжу» Разве Владимир с повинной пойдет! Альтернативы он не найдет? Альтернатива — невдалеке, Васька Бугай сидит в кабаке, Силой дурной не уступит Илье, Но утопает в зелёном-зелье. Пойди-ка пропойцу уговори, После и золотом задари. Васька Бугай один дюж остался, Всё потому что, как торф насосался: Бочку спиртного один забутил, В сон, в самый дальний уезд укатил. Владимир пришел, видит картину — Балдою крещенного в усмерть детину, Колодой лежащего в луже ссанья, С пастью раскрытой как полынья. Князь ковырнул его в задик колошей: «Васенька, друг мой, приятель хороший, Встань, мое золотце, глазки протри, Нечисть на стены лезет, смотри, Ты мне оставлен надеждой один...» Только напрасно будил господин. Даже бы если пьянь оклемалась — На опохмелье лишь сил и осталось. Сел Володимир, подумал: «Кранты! Только Илья, подкузьмили скоты. Или унизиться, иль умирать, Надо из ямы его вынимать». Катит к подвалу, а Муромец сам, Не прибегая к иным чудесам, Рученькой белой выставил дверь И с укоризною смотрит теперь. Бывшему другу гремит не тепло: «Что, разлюбезный, видать припекло? Льстивым дружкам твоим бой не знаком, Трудно выигрывать языком?» Взял он балдищу весом сто пуд, Кою не сдвинуть толпище зануд, Нечисть залётную вмиг разогнал. Всё, дорогие, на этом финал. * * * Чтобы отвлечься — кому-то напиться, Чтобы отвлечься — пойти на охоту, Чтобы отвлечься — безумно влюбиться, Чтобы отвлечься — придумать работу, Чтобы отвлечься — курнуть, уколоться, Чтобы отвлечься — кому что родней. Если отвлечься не удается, То бесполезно мелькание дней. * * * Торгуют ножками, Торгуют глазками, Торгуют гузками, Торгуют ласками, Торгуют сказками, Торгуют ближними... А что вы скажете? Живем на бирже ведь. * * * В мире дня и ночи, В мире грез и тайн, Нас несет-уносит В сумрачную даль. Мы — по воле ветра, Мы — по воле волн... Вслед нам машут ветви, Чаща словно волк. Не остановиться, Не припасть к земле. Пламя разгорится, Как не быть золе? РАБОТА Холодно. Леший зубами стучит. А в животе по-кошачьи урчит, Насморк ужасный, кашель душит И лопухами повисли уши. Нынче в лесу, вам скажу, не климат, Холод под рёбра вгоняет клинья. Хочется есть, где ты хлеба возьмешь? Зайцем на кору не перейдешь. Леший в деревню рванул, а что делать? Нынче в лесу все сачкуют смело: Кто что припас, то и грызет, А не припас, значит, лапу сосет. Вот он в деревне, в окошко глядит, Старый со старой на лавке сидит, Манную кашу кладут черпаком, Манная каша, того, с молоком. В дверь он. «Что надо?» – «Дайте поесть» – «Местом ошибся, столовка не здесь». – «Дайте погреться – замерз до костей» – «Дёргай отсюда... таких нам гостей». Дед ухватился рукою за пест: «Нонче у нас – кто не робит – не ест!» Леший-бедняга плетется в пивзал, Коль на порог дед ему указал. В чаще лесной работёшка за грош, Но с голодухи не пропадешь. Леший сачок был, каких поищи; Дел-то: пугай люд заблудший в нощи, Глотку дери, только он не хотел, Ляжет под за кустик — и захрапел. Сутками спит гад и не мигнет, Даже ребёнка и то не спугнет. Словом, он травку-муравку лишь мял, Функций возложенных не выполнял. Вот и пивзал, там качают пивцо, Чтобы отлить побегут на крыльцо, Воблу колотят об угол сплеча, Всё переносит рыбёшка молчА. Морда за стойкой краснее огня, Не доливает средь белого дня. Если бы пиво она доливала, Верно бы красной такой фиг бы стала. Морду с рожденья зовут Станислав, Плачет по морде давно лесосплав. Леший подумал: «По мне эта стойка. Это не служба — сплошная попойка. Я научился бы не доливать, Вовсе не сложно здесь кран открывать. Всё-таки хлопотно, как ни крути, Надо попроще работу найти. Если б завом да на продсклад, Дали при этом солидный оклад: Парься на кресле вдали от очей, Грей телефоны да жди толкачей. Ты им продукты, они, блин, вещицы, Можно погреться — не простудиться. Только и здесь открывается страсть — Можно легко за колючку попасть. Лучше в пожарники все же пойти, Мало пожаров сейчас на пути. Тихо поедешь – и неча тушить, Шланг не при деле, не надо сушить. Да, хороша после пива мечта, Только беда — не берут ни черта: Всюду заботы, всюду аврал, Вытурят если запировал. Это при Брежневе — мест до фига, С места на место крутись, как пурга. Нынче за место зубами держись, Иначе будет хреновую жизнь, Иначе схватишь полнейший отлуп И закатают в древесный тулуп. Вот и паши до десятого пота, Помня: ценней всего в жизни – работа. * * * Кто нам дал право Решать за Всевышнего? Кто нам дал право? Скажите, братцы, Если из глины Обычной вышли мы, Если нам жить, Что коту почесаться. Мы поневоле Бредем в заблуждениях, Глупость нашлепаем, Насочиняем. Чтоб оправдаться: «Убеждены мы». Чтоб оправдаться: «Мы так считаем». * * * Зачем пишу? — меня спросили, Зачем теряю время я?.. Зачем дожди льют над Россией? А тополя зачем пылят? Зачем цветет заря-красавица? Зачем шумит реки поток? Пишу я потому, что нравится, А прочее уже потом. * * * Растает снег, ручьи исчезнут, Цветы уронят лепестки, Мечты обманчивые — в бездну, Надежда тоже на куски. Останется лишь — что возможно, А не тумана пелена. А ночь напомнит осторожно, Что жизнь на время нам дана. ПО СЛЕДАМ ОДНОЙ СКАЗКИ Царь батюшке под старость лет Приспичило жениться. В стране невест приличных нет — Искали за границей. И вот нашли ему одну Известную особу, И тонконогу и ладну, Мужских сердец хворобу. А та увидевши царя Конечно, возмутилась: «Куда такого упыря? Во сне бы не приснилось! Известно — царь!.. Того сего... Но возрастом негоже. Ну, я пошла бы за него — Будь чуточку моложе». Царь от печали плешь дерет — Ах, до чего неистов! И к трону своему зовет Первейшего министра: Министр отвечает так, Без лишнего тумана: — У нас в стране живет простак — Вели найти Ивана. Вели на площади разжечь Костер, нагреть водицы. И парня этого привлечь — Пускай прокипятится. Как только сварится Иван, Остудится бульончик; В чан полезай тогда и сам, И выйдешь, как бутончик. Кудряв и розов без румян, Впрямь— молодой повеса. Тогда уж не откажет нам Заморская принцесса. И вот Ивана привезли Прислужники лихие. В котле играют пузыри, Трещат дрова сухие. Хватай его, кидай в котел — Царя всесильна воля. А он понес, а он попер, Ханжою сердоболя: «Ванюша, милый мой дружок! Не хочешь ли жениться? Ты должен прыгнуть в кипяток, При этом не свариться. Красавцем выйдешь из воды, Женю не на страшиле. Вот для того тебя сюды Из дома приташшили. Ну, что молчишь? Родимый лезь, И выйдешь как конфетка — Холопскую отмоешь честь. Давай, смелее, детка». Сие сказав царь замолчал. Иван в ином аспекте, Умом собравшись отвечал На местном диалекте: «Меня царь-батюшка, прости — Я пятый год женатый. Мне от холопской от чести Не вымыться, однако. Жена попалась, признаюсь, Не хуже этой бани. Раз десять думал — удавлюсь, А то забарабанит. Кого винить? О, небеса! Никто не вел за ручку. Ведь я нашел такую сам, И получаю взбучку. Спасибо за заботу вам, Спешу остепениться. А в кипяток ты прыгай сам — Не хуже чем жениться». * * * Вечер сменяется ночью. Тонкая жизни нить. Так повелось, что ты хочешь? Ничем не могу помочь. И не дано изменить. Мифы сменяют мифы, Краска облазит со стен. Мы проживаем в мире, Тесном от перемен. * * * Ты купил на монеты успеха Эти слезы и эту тоску. Ну, конечно же, не потеха Если камнем тебя по виску. И бредешь ты средь темного леса, И не выбрести никогда. Ты купил на монеты успеха Эту морось и холода. Да, любили тебя и любил ты, Плыл свободно, сидел на мели. На монеты успеха купил ты Эти грустные звуки земли. * * * Книги: много средь них есть друзей, Я охотно им доверяю, Мысли, чувства свои им вверяю, Я средь нищих хожу и князей. Книги: много средь них и врагов, Подсыпающих щедро отраву, Затеняющих светлую правду, Чтоб из нас сделать злобы рабов. * * * Чем похваляешься, имущий? — Своим имуществом-добром? Лицом своим, как сад цветущий? И золотом? И серебром? Придет пришлец — добро отнимет, Разрушится дворца стена, Цветущий вид тебя покинет, И сгорбится твоя спина, И ступишь ты за край могилы (У всех земной прервется путь). Напрасно ты хвалился, сирый: Жизнь может круто повернуть. Чем похваляешься, могучий, Гроза селений и полей? Ты разогнать сумеешь тучи Железной палицей своей, Ты можешь покорить народы, Ты можешь горы покорить, Отяжелить судами воды, И кровью рощи напоить. Но час настанет твой последний, Что завоевано — падет, Все промотает твой наследник И жалкий по миру пойдет. Чем похваляешься, коварный? Обманом взявший даль и близь? Захватывал ты не ударом, Ты обволакивал как слизь; И головы рубил не сам ты Прямым соперникам своим, Все это делали сатрапы, Клевреты, слуги и рабы. Все, что неправедностью взято — Скудельный глиняный сосуд; Ни ложь, ни сила и ни злато От разрушения не спасут. * * * Сказал безумец: «Бога нет», — И совратил других немало: Упал безумства серый плед, Чтоб вызреть черным покрывалом. Поднял сын руку на отца, Распутство оказалось в моде, Власть захватили телеса, И был потерян страх Господен. Возвысился антизакон, Скрутил невызревшую душу; Что слыло грязью испокон — Вполне нормальной стало сушей. Гонимый праведник толпой Насмешки принял и лягания; И под могильною плитой Не уходил от поругания. И гибли миллионы душ, И ямы полнились костями, И плачем наполнялась глушь, Определенная властями. Сказал безумец: «Бога нет», А сам скатился в бездну мрака. И долго, долго выла вслед Безумства грязная собака. * * * Давно усвоил всякий сущий (И это вовсе не темно), Терпеть не может власть имущий Всех, обличающих его. Мешают Господа законы Корыстолюбцу и лжецу, В себя, в свою мечту влюбленному Развратнику и гордецу. Кровь ручейком течет с помоста (Уроком недовольным всем): Ведь это даже очень просто — Поднял топор — и нет проблем. Сгноить в тюрьме, на шею камень, Пронзить стрелою чей-то бок, — И ты уже не обличаем, И ты уже почти что бог. И нет друзей, и нет упреков, И нет слов правды, что грубы. Так тяготит престол жестокость — Вокруг наложницы, рабы. Возмездия не видно жала, И ненависти сбита дрожь. Уйти-то можно от кинжала, От Божьей кары не уйдешь. * * * Что может сделать человек? — Убить, унизить, покалечить, Загнать в болотину по плечи. Что может сделать человек? Что может сделать человек? — Отнять кошель, одежду, пищу, И превратить дом в пепелище. Что может сделать человек? Что может сделать человек? — Он может хитростью и ложью Погнать тебя по бездорожью. Что может сделать человек? Что может сделать человек? — Оклеветать и обесчестить Туманом разливаясь лести. Что может сделать человек? А что не может человек? Не может вровень стать он с Богом, В своем жилье земном убогом. Быть жалким создан человек. Рабом пришел, рабом уйдет, Оставит нажитое кучей, Помолится, на всякий случай, Исчезнет, как весенний лед. * * * Тебя я буду славить, Боже. Но, а кого еще мне славить? И с чем еще сравниться может Небесный Бриллиант в оправе? Да, всё здесь временно и смертно. Но Ты один бессмертен, знаешь. Но Ты один как солнце светишь, Ты согреваешь, освещаешь. И на кого еще надежда В таком необъяснимом мире? Я путником иду по свету, Гляжу на свет и замираю. О, сколько красоты повсюду! И алости, и позолоты! И потому я славить буду, Славить, за Твои щедроты. * * * Законы есть земли и Неба, Законы есть людей и Бога. В законах я не очень сведущ, Открыто мне совсем немного. Людские судьи мздой опутаны, Людей законы — птахи мелкие, Они от Ельциных, от... (прочих), От них большой несет подделкой. Совсем не то — Закон Всевышнего (С какой ты точки ни осветишь), В нем ничего не встретишь лишнего, Незавершенного не встретишь. Да, судят люди человеки, Берут грехи на душу бедную; Спешат, ну как на велотреке, И выяснится — это вред один. Постановления меняются, Как всякое постановление. Высокое — не отстраняется, Это не ходики настенные. Законы Высшие не гости лишь, Не преходящая безделица. Законы Высшие от Господа, И никогда не переменятся. * * * А может быть там лучше, А может быть там теплей? Опять собираются тучи, Забрать голубое в плен. Опять будет холод и слякоть, Опять будет ветер дичать, Опять будут листья плакать, И капли по стеклам стучать. Наверное там красивей Намного — в зазвездном краю. А мне покидать тоскливо Любимую землю мою. * * * Умней себя они не видят, Сильней себя не признают, Щедры на зло и на обиды, Другим; себе гребя уют. Зачем им Господа законы? — Законы сами создают. Их всюду лики как иконы, Рабы их — там и здесь снуют. Они себя обожествили, Их восхваляют, им поют, Они себе хоромы свили, Себе бессмертие куют. Отец Небесный им помеха, Простолюдин — не их родства, Они родились для успеха, Сплошных удач и торжества. Но комья бьются в гроба доски, Их стук больнее сотни жал: Ушел так рано Македонский, И Цезарь принял в грудь кинжал, Наполеон уплыл к «Елене», А от нее родной — в музей, И сумасшедшим кончил Ленин, Среди фанатиков друзей. И Гитлер оказался лишним, И Сталин — как арбуз об лед. Такой ответ дает Всевышний, Тем, кто не той тропой идет. * * * Он звезды для звезд создал, Он землю создал для нас. Какие яркие звезды! И черный небес палас! Какие теплые стены, И лампочки желтый цвет! — Не хочется перемены Еще много-много лет. У окон горшковая зелень, Луны за окном овал. Он создал для нас землю: Он знал, для чего создавал. * * * Вставали, падали народы, Импер(ь)и рушились, росли... Гранит — крепчайшая порода, Рассыпался — и вот — пески. Искали славу полководцы — Ломали стены городов, Собою заслоняли солнце, Чтоб идолами быть годов. Герои часто забывали — От Господа дается мощь; Сегодня — восторжествовали, А завтра — только пепла горсть. Кто выше звезд путь не направил, Не рвался выше всех имен, Закона Бога не оставил, Он Им и будет окрылен. * * * Очередь! Очередь — шума приют... Не продают — так отдают: Не вожжи, не дрожжи, не тряпок узор, Но — день наш последний, падение, разор. Достанется всем — не надо трещать, Оскаливать зубы, глазами вращать. Достанется всем, достанется всем — Все даром получите, и насовсем. * * * Я пробираюсь по болоту, Трава сплетает ноги мне, И выхода не видно что-то, Писк комариный в тишине. О Господи! Уже не выйду... О Господи! Мой краток путь... Однообразны кочки с виду, Идти всё прямо? Иль повернуть? Иль стать и прислониться к чахлой Березке, что едва жива. Темна вода в болотной чашке, Мох сплел над нею кружева. Мне не пройти, я погибаю, И улетит моя душа, В тот край, которого не знаю, И я устал уже дышать. За тело я уже не трушу — Ему густую жижу пить. О Господи! Хотя бы душу В болоте мне не утопить. * * * Никто спасти тебя не сможет, Твой путь отмерен, ты идешь. Отмеренность — ну что есть строже? – Прямолинейно — в масло нож. Костям лежать в песке ли, глине, Но срок душе куда длинней, Душа как тело не остынет, Ведь Господа рука над ней. Всевышний — вот твоя надежда, Об этом думай каждый миг; Сегодня молод ты, невежда, А завтра мудрый, но старик. Ты юный или очень старый Запомни этот мир любя: Минута — и тебя не станет, И все земное вне тебя. Пусть берега цветут и сопки, И ликование кругом, А там в заоблачье высоком И главный Суд, и главный Дом. * * * Ни смерть страшна, а что за нею. Смерть — это миг — лети душа. А то, что далее, сложнее — Немыслимое антраша. Что душу ждет? — вопрос, конечно, Блаженство иль мучений плеть. О бесконечность! Бесконечность. И жизни суженная клеть. Мы и о жизни мало знаем, Вот от того-то всякий раз Сердчишко наше замирает, Как вспомним про последний час. * * * Стекла зашторены ночью, Окрашены до слепоты. Как много написано строчек, Расставлено запятых. Пишу, и, наверно, это Ни чьих не коснется глаз, Так снег не увидит лето В июльский осолнечный час. Я птаха — земная странница, Часам не ведущая счет: Летаю, пою, и мне нравится. Какой мне подарок еще? * * * Алые маки утра Вспыхнут средь облаков. Сердце не дружит с мудростью, Нрав у сердца таков. Сердце пылать может, Сердце может остыть, И обольститься ложью, Приняв обиду - простить. * * * В краю иссохшем и безводном Томится вновь душа моя, Оставлен всеми, как безродный, Тебя ищу Всевышний я. Тщета и тлен — земные блага, Они пройдут, как их ни сей, А мне Твою лишь милость надо, Она дороже жизни всей. Я помню днем Тебя и ночью, Когда не спит лишь чуткий страж. Ты зачеркнуть нас всех не хочешь, Ты почему-то терпишь нас. Храню я тайную надежду, Что не оставишь Ты меня, Средь нечестивцев бесполезных, Среди холодного огня, Среди хулящих Бога имя. Но грязь пристанет ли к лучу? И жить законами твоими Я научить себя хочу. Лишь только Ты достоин славы, В Твоих словах лишь только вес. А Твой хулитель — жрец отравы, Исчезнет, как горевший лес. * * * Боже, услышь Ты молитву мою, Я с головой непокрытой стою; Знаешь и радость мою Ты и боль. Боже, Ты – все, я – пылинка, я – ноль. Всюду, куда ни посмотришь — рабы, Сердцем травинки, хоть с виду — дубы; Заняты чем-то, куда-то спешат; Богоугодные души смешат. Много пустых совершается дел, — Быть им в забвении — вот их удел. Все, что без Бога — прах на ветру, Честные годы это сотрут. Честные годы поднимут того, Кто от лукавства не брал ничего, Верен остался добру до конца, Помнил заветы Бога-Отца. Смертный опомнись и не забудь: В Небо ищи, а не к пропасти путь; Жизнь – взмах крыла: появился – исчез. Времени всем выдается в обрез. * * * Все от Тебя на этом свете: И гром и пламя, и вода, И малые былинки эти, И эти тучные стада, И рожь, что в поле колосится, Неторопливый дождь грибной, И зверь лесной, и в поле птица, Все это создано Тобой. И мухи созданы зачем-то (Нам не понять — зачем тьма их), Не придавать тому значения — Мы не имеем прав таких. Приму — что от Тебя — бесспорно: Твой зов велик, неотразим. Цветет вокруг, покамест, вздор, но, Когда-то мы покончим с ним. За облака уходят горы, Величественен каждый штрих, Но Ты их выше, Ты, который Их создал и возвысил их. И океан — раскинул крылья, Державным солнцем освещен... Везде, во всем Твои усилия, Везде, во все Ты посвящен. * * * Враги Всевышнего однажды канут в бездну, Враги Всевышнего найдут однажды страх, Как черви из земли намокшей лезут, Так нечестивцы в свой поверят крах. Не можем осознать Его величия, Он выше солнца, выше дальних звезд, Сидим себе, чирикаем по-птичьи, Покуда ни созреем на погост. Воздай Ему хвалу, пока не поздно, Прославь Его, и упади пред Ним; Ты посмотри как в небе многозвездно, Но перед Ним и многозвездие — дым. Его узрят душою все народы, Не завтра пусть, но все-таки узрят, Ведь видим мы, как солнце утром всходит И травы от лучей, росы блестят. Без веры в Бога не найдешь спасения; Земная слава — над кастрюлей пар; Сегодня нас пленяет день весенний, А завтра в ледяную мглу упал. Иди Его нетленною дорогой, Всем жертвуй для спасения души, От грязи удаляйся понемногу, Не льстись на скверны жалкие гроши. * * * О Боже! Освети мой путь, Не дай Ты мне блуждать во мраке, И уподобиться собаке. О Боже! Освети мой путь. О Боже! Просвети меня: Дай осознать Твое величие, И сердца недостатки вычесть. О Боже! Просвети меня. О Боже! Дай Тебя воспеть. Как слитки золота словами, Чтоб сора клочья не сновали. О Боже! Дай Тебя воспеть. О Боже! Дай пройти мне путь, Дай мне уйти без сожаления. Песчинка я — Твое творение. О Боже! Дай пройти мне путь. * * * Все отдаленней с каждым днем, И скоро будешь ты чужою. Поля отделены межою, Межу не выжечь и огнем. Твои заботы мне чужды, Чужды тебе мои заботы. И снова дождь бормочет что-то Водою напоив следы. * * * Холодный дождь, не летний дождь, Продрогли крыши и заборы, И искренность, и разговоры, Весёлой ветки не найдешь. И нам не встретиться с тобой, Ведь мы давно уже чужие, Нас дни сырые окружили, И тучи серые гурьбой. * * * Что-то надо делать в мире этом: Шить штаны, лепить из глины плошки, Улицы мостить булыжником и площади. Что-то надо делать в мире этом. Что-то надо делать в мире этом: Хлеб растить и добывать из недр руды, Через труд и пот, и через ругань. Что-то надо делать в мире этом. Что-то надо делать в мире этом, Но не резать и не грабить в злобе, Не сидеть у пошлости в утробе. Что-то надо делать в мире этом. * * * Господь дает и забирает, Господь суров и справедлив, Труды на смертных возлагает, Их тяжесть-вес определив. Он терпелив, немногословен, Хозяин жизни, смерти — Он, В своих решениях свободен, В своих стремлениях окрылен. О непокорный человече! Пред Кем стремишься дмиться ты? Ты поражением отмечен, Определен для пустоты, Для ночи вьюжной и морозной; Исчезнешь словно колосок, Опомнишься, но будет поздно — Упала капелька в песок. Опомнись, Божество хулящий, И ты — желающий вражды, И ты, о золоте смердящий, Из жадности, не из нужды, И ты, тщеславие с честолюбием... Слезами завершится бал. Всяк сук свой как умеет рубит, Тот сук, который оседлал. Всевышнему хвала и слава, Ему вокруг восторгов рать. А нам, родные, не пристало Себя до Неба поднимать. * * * Вот мы живем и копим скверну, К достатку прем по головам; Господь наш милостив безмерно, Не ищет гибели Он нам. Достойны тысячи потопов Мы за бесчестие свое, Давно бы нам уже утопать Положено в небытие. Мы жалуемся, что нам плохо, Что окружают нас враги, Питаемся едва не мохом, Что неприютны и наги, Что нас никто не понимает, Что худо нам средь кучи бед, Когда другого раздеваешь, То можешь быть и сам раздет. Однажды может все случиться: С небес упасть огромный ком, Твердь под ногами провалиться, Как жердочка над ручейком, Иль магма полыхнет кипением, И запылал ненужный хлам... Зачем испытывать терпение Того, кто милосерден к нам? * * * Мы как песчинки возле моря, Мы скал разбитая стена, Нас разотрет в пылинки скоро Белокипящая волна. Мы видим синь, ночные звезды, Хвосты далекие комет, Морской дрожит над нами воздух, Трясутся горы как омлет, Огонь пугает нас и холод (У них обширные права), И слышится стихии хохот, И обреченности слова. Мы никнем перед их величием, Пугает нас их грозный вид: Такую обрели привычку — Того бояться, что гремит. Господь высок — Он надстихиен, Он волю нам до срока дал. Но нервы и мозги плохие У нас, в том кроется скандал. Не молнии страшится надо, А кто над молнией стоит. Что тучи — тучи — это стадо, Их только внешне грозен вид. * * * Тучи рваные, безразличные, Растеряли дожди уже, И такие они обычные, Как сырая трава на меже; То пропустят земле лучик солнца, То закроют окошко опять, Проползают, ни с кем не ссорясь, Не бунтуют и не кипят. Оросят дождевой пылью опадь: Не вреда да и пользы нет. Это осень, обычная осень. Это осени поздней портрет. * * * Я не пишу о ласковом рассвете, О костерке живом на берегу, Наверно, подходящих красок нету, Или себя заставить не могу. Прошли те дни, когда я восторгался, Когда я верил ласковым лучам. Но всё прошло, с надеждою расстался, Давно покинул парусник причал. А рядом безудержно радость плещет, Веселья кипит большой запас. Открыв для поцелуев руки, плечи Нас повторяют те, кто сзади нас. * * * Эти руки и эти глаза, Эти губы твои — тюльпаны, Могут многое рассказать О прекрасном и о желанном. Это будет безумная ночь, Ночь из самой безумной сказки; И рассудку свалиться с ног, И одежда валится связкой. Эти руки и эти глаза, Эти волосы в звездной короне, Не желают пока рассказать О чернеющем небосклоне. * * * Ты посылал мне горе, беды, Давал понять как мелок я, И как мелки мои победы, И как утла моя ладья. И, наконец, я убедился, Действительно, я жутко мал; Средь множества других явился, Живу, покуда не повял. Ничтожны и мои творения, Которым отдавался я, Они не есть орла парение, Писк бедолаги воробья. Мне ли чирикать о величии, Неповторимости своей? Что может крохотная птица, Невзрачный серый воробей? Такими точно были предки, Других они не знали троп. Вот посижу на этой ветке, Качнусь, и на земь тельцем — хлоп. И мне ли рассуждать о Боге, Сопоставляя с ним себя? О, как бываем мы не строги К самим себе, себя любя! * * * Нищих, хворых Господь не унизит Ни под этой луной, ни потом; Он убогих к Себе приблизит, Оскорбленному станет щитом. Будет все, как желает Всевышний, Будет каждый этому доволен и рад, И не будет никто лишним, Богоборства исчезнет смрад. Будет все простосердны, как дети (Как иначе в сожитии таком?), Будет правда царить на свете, Правда вечная — Божий закон. Все наносное станет мелочью (Остается в горсти только сжать). Переменится, все переменится — Перемены не избежать. * * * К Богу ближе чистые сердцем (Восхищение их судьбе). Истребление ждет иноверца, Всех, кто верит только себе. Не завидуй довольным безумцам, Им удача на время дана. И сумевшая нагло надуться Лопнет с треском «величина». Видит Бог через всякую толщу, Богу всякий известен путь; Человеческий разум тощий Тщетно дмится Его обмануть. Он ответить сумеет злодею, За добро он ответит добром, Кто неправды богатством владеет, Будет нищего жалче потом. Кто от Господа рвётся — на гибель, Да — на гибель, во всю прыть. Наши тайные мысли — нагие, Их ничем невозможно прикрыть. Лишь к Всевышнему мчись сердцем (Будь хоть в пламени, хоть в дыму). Горе, горе тому иноверцу, Тот, кто верит себе одному. * * * И будет вечная разлука (Хотя и здесь большой вопрос), А нам расстаться разве мука? До содрогания, до слез. Ведь мы сумели насладиться, Друг другу знатно надоесть. То, что слетелось — разлетится, Слез горечь щеки не разъест. Своих давно подняли деток, И внуки есть, к чему скрывать. Дай Бог еще годочков этак... Десятка два распаковать. СЫТОСТЬ Для всех я не знаю музы как, Теряюсь я в пестроте, Но это ведь тоже музыка — Урчание в животе. Это ведь тоже живопись — В тарелке янтарной суп. Любишь поесть жирненько? За это не тащат в нарсуд. Курочка без гарнира: Корочка с хрустом — шик! Сыр состоящий из дырок Маленьких и больших. Селедки добрый кусочек, Гусиных яиц пяток, И ветчины сочной Довольно объемный шмоток. Бисквит, разумеется, к чаю... И в кресло обширное — хлесть. Подумаешь! — книг не читаю, Когда телевизор есть. * * * Может надвинуться облако мрака, Только всесилен не будет мрак, Может залаять на Бога собака, Их еще много таких собак. Может насмешки сеять надменный, Может иконы дробить топор; Есть перемены, есть перемены, Есть нечестивцам достойный отпор. Разве бывает вечным безумство? И святотатства всегда торжество? Нет не допустит, нет, не допустит, Нет, не допустит того Божество. Господи! День — Твой и ночь Твоя тоже, Море Твое и Твои небеса; Жить без тебя и былинка не может, В траве без Тебя не заблещет роса, Родник без Тебя не напоит игривый: Под камень уйдет, уйдет под дерно, Не подрумянится груша и слива, Колос не даст золотое зерно. Все от Тебя, и над всем Ты давлеешь, Немы пред Тобою и путы и меч. О нечестивец, и как же ты смеешь Путями Господними пренебречь? * * * Пусть деньги у тебя не считаны, И на столе деликатесы, Но одинаково ощипанной Быть и дурнушке, и принцессе. И благ земных хватило б надолго, Лет тысячу живи беспечно. Красивая на небе радуга, Но как она недолговечна. И деньги ни к чему кичливые, И сколько дел незавершенных. Придет старуха молчаливая И взглянет из-под капюшона. * * * Появились первые синицы, Летом я не видел их нигде; Только лес осенний крепко выцвел, Поредел, пожух, и на тебе — Вынырнули — двор не позабыли, — Эти не боятся холодов. Где они все лето проблудили? Промышляли у каких садов? И какую там клевали мякоть? Забирались там, в какую клеть?.. Говорят, зима не будет мягкой, Надо бы ее перетерпеть. * * * Снова тонкий лед и иней, Снова утренний озноб, Лес цветной платок не вынет, Помахать прохожим чтоб. Никого нет на опушке, И у речки тоже нет, Вывелись грибы мокрушки, Тропки затерялся след, Мерзнет сено и ограда, Стай не тает в небе нить... Впрочем, все идет как надо, Ничего не изменить. * * * Свободная воля дана человеку, Свободная воля — бесценный дар: Тот к гробу Господню, тот в знойную Мекку, А этот с любимой женой на базар, А тот – с кистенем на большую дорогу – Крушить черепа, кошельки отбирать. Свободная воля! О, как это много! Об этом не следует забывать. Ходи с ней в театр, на рынок, в аптеку, И чувствуй при этом себя хорошо. Свободная воля дана человеку, А он дуралей что-то ищет еще. * * * «Портрет Клеопатры на древнем папирусе, но нет уверенности, что это Клеопатра». Глаза, горящие от страсти, Неутолима эта страсть. О, Клеопатра! Сколько власти В тебе, но что это за власть? Ты Цезаря собой пленила, Антоний с губ твоих пил яд; Но алчности не изменила: Весь Рим тобой пока не взят. Беда попавшим в страсти сети: Добиться, хоть костями лечь. А Клеопатра ль на портрете? Да разве о портрете речь? * * * Ошибаться она не хотела, Она шла меж стволов, не летела. И за каждою малой веткой Она видела происки ветра. Он хотел взлететь выше тучи, Нарывался на черные сучья. Он напрасно терял стрелы, Окружил его холод белый. * * * Нам не вернуть потерянного рая: Далеких предков был ужасен грех, Но красота еще живет земная, И солнце еще может обогреть. И не дано бессмертного блаженства, И очень укорочен жизни век, И ветер отрывает листья жести, И вьюга, и совсем не видно вех, И за зарей опять заря сгорает, И тайны звезд глядят из темноты. Мы не нашли потерянного рая, Нам не вернуть надзвездной красоты. * * * Истина жизни не льстит, Истина упрекает, Мы у неё в горсти – Кто не понимает? Корысти капает жир, Хамство и наглость в моде… С ложью повенчана жизнь, Дружбу с алчностью водит. * * * Звёздное кружево, Но без луны. Тьмою загружены, Ослеплены. Мы потерялись. Только вперёд. Времени ралли Быстро несёт? СНЕГ Он был чистый очень, Крупный и пушистый. Но ведь осень, осень - И ледок ершистый. Заискрило с крыши (День с лучей начался). Не для грязной лужи Он предназначался. ЗАРИСОВКА Облака-простынки Сушатся в лазури, И притих немного Тополиный улей. Ночью дождь шушукал, И, конечно, лужи К полдню затянули Пояса потуже. НАВОЗНЫЙ РУЧЕЙ Бегут навозные ручьи, Чтоб замутить реку, В объятия чистые они Торопятся текут. Да что ты, мирный селянин, Хозяин не батрак, С навозной жижей, сукин сын, Не справишься никак?.. Ты, сочинитель дорогой, Себя не узнаешь? — Ручей коричневый с рекой Мешаешь, с правдой ложь. ПОД ЛУЧАМИ Отгрозили тучи — Словно не бывали, Обронили лужи — Солнцу на забаву. И не долго летом Лужа серебрится... Ей дано на небо Снова возвратиться. * * * Апрельское солнце садится, Потягивает холодком, И луж на асфальте водицу Опять накрывает ледком. Рассвет будет ясен и ярок. Не в этом ли кроется суть, Что солнце, как лучший подарок, Продрогшей земле поднесут. И нет никакого чуда, И нас может так трясти, То жар, то снова остуда, И все надо перенести. «Иначе нельзя, между прочим», — Тебе и себе говорю. Давай не пугаться ночи, Давай будем верить в зарю. * * * Дни всё ближе к маю Холодок остер, Где-то там пылает Солнышка костер. Да, бывала строже Севера метла. Мы дождемся всё же Вешнего тепла. НА БЕРЕГУ Стою себе пристойненько На берегу реки, Вода ее спокойненько Мне моет башмаки. «Ты, почему не скверная?» — Вопрос не берегу. «А потому, наверное, Что ты — на берегу». СЛЕДЫ ПО РОСЕ А сумрак проходит, И будет гореть Заря на востоке, Как красная медь. В траве будут блестки, Так было всегда. Заголубеет Речная вода. Звёзды исчезли, Дымит костерок, Ивы прибрежной Намок свитерок. Легкой прохладой Несет от воды, Луг обозначил Цепочкой следы. Кто проходил здесь? Зачем? И куда? Ты не узнаешь Уже никогда. РАДУЮТСЯ МОШКИ Скрылся торопливый дождь, Лужи на дорожке, И устроили балдеж Комары да мошки. Суетище суета, Радость, жизнь-конфета! Что возьмешь с них? — мелкота, Нравится им это. Хоть людское высоко — Параллель некстати?.. Но ушли мы далеко ль От звенящей братии? * * * Блёкнут листья зари, Блёкнут они, увядают. Что тут ни говори, Ночь подошла молодая. Только ни дать, ни взять, Всё здесь задумано мудро… Ночь начнёт увядать, Розой цвести утро. * * * Одни часы забегают, Одни часы отстают – И это правда нагая, И это правды приют. Другое мы тоже знаем, Что времени плавен полёт, Что время не забегает, Что время не отстаёт. * * * Жить, наверно, надо проще: Птичкой петь в тенистой роще, Рыбкой – пёрышки красны, От весны и до весны. Белочкой – орех за щёку, Скорлупой засохшей щёлкать. Бог не так меня запряг. По-другому мне никак. * * * Копаться, рыться до колик, Стараясь познать предмет. До сути дойдём коли Ни нас, ни предмета нет. * * * Мы лгуны в этой жизни, мошенники, Каждый палец свой личный любИм, Самолично выводим ценники, Самолично и верим им. Все ошибки нами оплачены, Наша нами собрана мыть. Мы собою и одурачены, То кого остаётся винить? * * * Открытиям мы рады, Хотим распутать нить. А хаос - есть порядок, Его не объяснить. *** Нас к высокой вели цели, Выбирали для нас пути. Ценим мы эти цели, не ценим, Но за ними пришлось идти. Глубоко проникала отрава Слов, что нам обещали гладь. Шаг налево иль шаг направо… «Стой, иначе буду стрелять!» * * * Греет Солнце Завета, И незакатна страна... Жарким бывает лето, Холдом дышит зима. Верная это примета, Нету сомнения в том: Греет Солнце Завета Ровным своим теплом. * * * Копались цыплята В кустах георгин. Копались цыплята — Что-то искали. Копались цыплята, И не один Наверх не взглянул — Где бутоны молчали. Первый цветок Словно солнце взошел, Чудо лучи Распустив торовато. Копался сырой Чернозем хорошо. В кустах георгин Копались цыплята. * * * Собака не знает, задора полна, Что жизнь неожиданно кончит она; И птица не знает, не знает и мышь, И колос пшеничный, и сочный камыш. Не знает ромашка, не знает ракита... Лишь нам эта горькая правда открыта. * * * Уже многое не волнует... Дни — одним, а другим — века. Но забыть не могу про весну я, Про летящие облака. Подгоняет событье событие, Была мука, будет мука. И тебя бы хотел позабыть я, Не сумел — очень жизнь коротка. * * * Потускнели травы, Потускнела синь, Поля край оплавлен Багрецом осин. И уходит странницей В дальний лес стезя. Осень улыбается, Пряча грусть в глазах.