С рождения каждое лето я проводил в Богом забытом селе на границе Рязанской области и Мордовии с бабушкой, дедушкой и двоюродной младшей сестрой. Это был целый мир со своими законами, занятиями. Мы ели клубнику и вишню, пили домашнее молоко, играли с кошками и курами, воду носили из родника, а туалет был на улице. У нас не было телевизора, а велосипед один на двоих, и я был безумно, просто иррационально счастлив. Все мысли, детские мечты посвещал своей огромной, всепоглощающей любви – деревне. Первую половину зимы мы созванивались и вспоминали прошлый год, а вторую – мечтали о следующем. Именно тогда я понял, что счастье не зависит от внешних условий, а живет в нашей душе.
       В десятом классе на уроке литературы мы готовились к поэтическому вечеру, на котором среди прочего желающие могли рассказать о своем видении смысла жизни. Большинство одноклассников повторяли мысли, вложенные родителями и всей системой воспитания. Говорили о детях, семье, путешествиях, хорошей работе, не до конца понимая смысл своих слов. Размышляли о том, чего никто на своем опыте еще не познал. Эти мысли нравились учительнице, самим говорившим своей красотой, но ушли в никуда, потому что тогда за ними ничего не стояло и стоять не могло.
       Я специально дождался конца и начал о том, что главное в жизни, весь смысл – это прожить ее счастливо, ощущать это счастье в душе, а для каждого оно разное. Кому-то дети, кому-то спорт, и единого смысла жизни просто нет. После моих слов развернулась дискуссия,  но закончилась тоже ничем. Говорить, что счастье для меня – жить в деревне без удобств и зарплаты, но зато видеть летнее поле и малиновые всполохи заката над лесом, я не стал. А  на слова учительницы о том, что, следуя моей теории, можно считать успешными людьми  бомжей, потому что они напьются и счастливы, промычал что-то невнятное. Потому что уже неоднократно думал то же самое и решил для себя, что раз бомжи счастливы, значит – да, но говорить об этом тем более не стоило.



       Вскоре я впервые попробовал пиво. Справедливости ради скажу, что друзья сделали это гораздо раньше. Сначала было немного страшно, но  состояние опьянения мне понравилось. Примерно в то же время мы начали играть в бильярд - в американку. Покупать пиво в клубе было дорого, а выходить на улицу к ближайшей палатке, а потом пить на ветру, тем более с приходом зимы не хотелось. Тогда мне пришла в голову мысль – брать каждому одну кружку на весь вечер и доливать туда водку, тайно пронесенную с собой.
       Чтобы не вышло какой-нибудь неожиданности, сначала решили опробовать технологию в подъезде высотки у Нижнего озера. Купили по бутылке пива, бутылку водки и небольшую пачку чипсов – на закуску. Дом был устроен так, что выход от лифта на лестницу проходил через открытый балкон со стороны озера, на одном из верхних этажей мы и расположились.
       Когда спустились, на улице совсем стемнело, и я чувствовал себя так, словно попал в другой мир, и мир этот мне очень понравился. Примерно тоже ощутил мой давний друг Дима М. Опыт закончился тем, что мы вдвоем почти забросили бильярд и даже учебу, каждую пятницу после обеда шли в магазин возле школы, покупали там бутылку водки, газированный «Тархун» или «Буратино» и половинку черного хлеба и пили прямо на улице. Иногда догонялись дешевым Кагором или сладким крепленым «Cherry», в состав которого, если верить этикетке, входил натуральный экстракт виноградных шкурок. Субботы, воскресенья проходили тем же образом.
       Моя мать и его мать и отчим пытались бороться с этим, перестали давать денег, но мы устроились разнорабочими со свободным графиком в строящийся на окраине  коттеджный поселок. После уроков на несколько часов шли туда, но далеко не каждый день, потому что целью был не заработок, а лишь минимально достаточное количество денег, которых хватило бы на дешевое «Русское застолье» производства КБР, дешевую же газировку местного «Паруса» и половинку «Дарницкого» хлебзавод №2.
       Понятно, что разговоры, анекдоты, воспоминания и планы постоянно крутились вокруг этой новой еще, но вмиг ставшей главной для нас темы – русской водки. Но и тогда я не забывал о том, что придет весна-красна, а за ней теплым солнышком и шелковой травой-муравой выстелит дорогу в родную деревню в расшитом сарафане до пят с трубчатой пшеничной косой и хлебом-солью встретит меня Лето.
       Постепенно я стал замечать, что опьянение не приносит былой радости, былого счастья. Мне до умопомрачения нравилось просыпаться и ощущать во всем теле, а особенно в руках сушой жар, идти на кухню и жадно, стакан за стаканом, прямо из-под крана пить холодную вкусную воду. Однажды я понял вдруг, что с этого дня может появиться что-то (те же разногласия с матерью, например), ради чего я буду готов отказаться от пьянки. Это было серьезным разочарованием в счастье. Опытным путем я убедился в том, о чем слышал сотни раз, что сам бездумно повторял за другими – ко всему привыкаешь и всякому наслаждению постепенно приходит конец.
       Именно в тот день, хотя еще долго я продолжал жить по-прежнему, произошел мой разрыв с алкоголем. Для Димы последствия были хуже – за неупеваемость его перевели в захудалую школу, где он с новыми друзьями еще долго пил, пил и пил. Кроме того в сознании произошел важный сдвиг – когда нужны деньги, их можно не только попросить у мамы, но и самому заработать.
       Лето действительно пришло, и я опять поехал в деревню. На тот момент в душе на месте, ранее занимаемом пьяным счастьем, образовалась пустота, требующая заполнения. Переходный возраст заканчивался, и мысли почти постоянно занимал сексуальный вопрос. Рассматривая журналы, я представлял, как наяву увижу женскую грудь, смогу лапать ее руками, губами  ласкать твердые соски, вдыхать аромат духов и косметики, услышу возбужденное дыхание Женщины. Стяну с нее трусики... Было больно от эрекции, и воображаемое казалось несбыточной мечтой – у меня не было девушки, и ей неоткуда было появиться.



       Я умирал от любви. Первый раз не мог продержаться минуты, почти сразу за ним был второй, третий. Так повторялось день за днем, я почти потерял рассудок, скорой разлуке готов был предпочесть саму Смерть. Таня была старше, недавно развелась с мужем и в одиночестве растила дочь, живя, как мне казалось в то время, на зарплату уборщицы в клубе и натуральным хозяйством – корова, куры, огород. Теперь я знаю, что не только.
       С приходом осени я уехал в Калининград. Были слезы и сопли, но она не знала про них. Довольно скоро я начал новые отношения, в которые опять упал как в омут. Тогда я понял, что летом была не любовь, а главное (пока только в предчувствии логического прогнозирования будущего), что секс очень важен, его значение трудно переоценить, но секс - не самое главное в жизни. Из моих размышлений о счастье вытекал парадоксальный вывод, доказать который я не мог, но полностью верил - должно быть что-то, что подарит вечное блаженство. Блаженство, которое не только не наскучит (секс тоже не может надоесть), но нисколько не ослабеет со временем, и пятый, сотый, тысячный раз будет как первый.
       На тот момент я почти нашел его в любви к Родине. Год за годом поездка в Россию наполняла душу таким же огромным и чистым счастьем. Но так же интуитивно, как в случае с выводом, я знал, что просто переехать из Калининграда мало, что не может не быть бесконечности, в соединении с которой я проживу жизнь, зная, что нашел наконец ее смысл.



       Бесконечность эта, думал я, необязательно цельная, в нее может входить несколько разных, умно сложив которые, можно получить для себя давно искомое состояние ничем не омрачаемой жизни. Одной из таких составляющих я счел наркотики. Пробовал доступные большинству таблетки и скорость, траву и грибы. И тут заметил особенность, которой обладали только грибы и ЛСД, никакие другие вещества, ни алкоголь, ни секс. Переживания от употребления нельзя было предсказать заранее и, в отличии от алкоголя, следующие трипы иногда были лучше первого.
       Мои увлечения на то время практически не мешали учебе и подготовке к поступлению в ВУЗ, и я с легким презрением относился к ботаникам, все свое время отдающим заботе о подготовке к будущей карьере, считая, что отдохнуть они смогут только на пенсии, когда будет уже поздно. Впрочем, таких было по пальцам пересчитать.
       Постигая феномен психоделиков и одновременно размышляя о бесконечности, я пришел к верному выводу - смысл жизни не может быть в самой жизни, он должен лежать за ее пределами. Как смысл любой вещи не в одном лишь ее существовании, плохом или хорошем, а в том, что с ее помощью можно сделать, чему она служит. По настоящему вспомнить свое прошлое - значит заставить себя думать как тогда, что не всегда возможно вследствии изменений, происходящих с нами. Или, как в моем случае, не всегда приятно. Не вдаваясь в подробности, скажу, что, обманутый расширителями сознания, я поклонился Князю мира сего - сатане. До участия в черных мессах (которые служатся в сегодняшней России в масштабах гораздо больших, чем думают многие)  дело не дошло, но и сделано было не мало. Господи, прости.
       Резкий разрыв с наркотиками и сатанизмом произошел в начале второго года учебы на физическом факультете Калининградского госуниверситета. И был связан с пониманием и опытным осознанием гибельности этого пути. Хотя правильнее отнести это только к сатанизму, с наркотиками случилось то же, что когда-то с водкой. Однажды войдя в мою жизнь, эти удовольствия становились моими спутниками, но ничто надолго не занимало в ней главного места - вакансия смысла жизни оставалась открытой. И думать всерьез, что новое увлечение - путешествия, смогут ее занять, не приходилось.