После первого курса я записался в стройотряд, который формировался на базе нашего физфака. За год мы, естественно, перезнакомились и приобрели новых друзей. В то время участие большинства ребят в стройотрядах было само собой разумеющимся: определённую роль играло желание быть в коллективе, да и возможность заработать нельзя сбрасывать со счетов. Некоторым удавалось через друзей-старшекурсников внедриться в солидные отряды, что направлялись в Казахстан, Россию. Там и заработки побольше были, и работа поинтереснее, плюс, к тому же, экзотика – ведь ещё мало кто из нас бывал за пределами Белоруссии. Наш же стройотряд был белорусским и расположился километров в тридцати от Борисова, неподалёку от посёлка Лошница. Конечно же, среди нас, молодых и зелёных, практически не было специалистов в строительстве, хотя, как оказалось, это дело наживное. Мы потихоньку осваивали новые профессии и уже к концу трудового семестра считали себя матёрыми строителями. Для белорусского отряда мы в итоге неплохо заработали – по 255 рублей, а я ещё 40 рубликов сверху за игру в футбольной команде Прияминского ремонтного завода, что расположен в Лошнице.

      Надо сказать, что досуг мы проводили неплохо и вели здоровый образ жизни. Основной составляющей отдыха являлся футбол. У нас сложилась приличная команда и когда лошницкие футболисты пригласили нас на турнир, мы приняли вызов и согласились на участие в нём. Не буду долго описывать как пешком, километров пять – шесть, добирались до местного стадиончика, только скажу, что мы выиграли все матчи, в том числе финал у неслабой команды ремонтного завода. Я забил много голов, а также единственный в финале, ставший победным.

      Через неделю за мной приехала из Лошницы машина. Представители ремзавода уговорили нашего командира отпустить меня на несколько дней для участия в спартакиаде ремонтных заводов Минской области, который проходил в Вилейке. За игру в турнире мне заплатили сорок рублей, которые я потратил на покупку нового пиджака. По возвращении в отряд продолжились мои трудовые будни.

      Как-то в выходные был объявлен сбор – мы получили приглашение на зональный слёт стройотрядов, дислоцировавшихся в Борисовском районе. Командир распорядился, чтобы мы помылись,  почистились и надели парадную стройотрядовскую форму. И вот мы на слёте. Но оказалось, что главное здесь – не построение и парад, а проведение спортивных состязаний по футболу, волейболу и ещё чему-то. Конечно же, мы расстроились, ведь выступать не в спортивной форме  очень неудобно. Играть в футбол в брюках и ботинках – это нонсенс. Но ничего не поделаешь – надо отстаивать честь университета, как нам сказали штабные комсомольские начальники. Играть нам пришлось с командой института народного хозяйства, или по-простому нархоза.

      Физики всегда были о себе высокого мнения. Ну, ещё математиков уважали, программистов. Студенты же нархоза нами рассматривались как второй сорт и уступить им в футболе было просто немыслимо. Но то, что мы не готовы были играть с любым соперником, выяснилось очень быстро. Бегать в описанной чуть выше форме было безумием и в большой степени страданием. Наши же соперники в трусах и футболках убегали от нас, как от стоячих. В итоге мы пропустили два безответных мяча – матч проигран. Можете представить, какие чувства бурлили во мне, капитане команды физфака БГУ. Досада, злость на комсомольских вожаков, не предупредивших о программе слёта, обида на самого себя, что ничего путного не смог сделать на поле и почему-то злость на соперничавшую команду. Всё это кипело во мне, и, когда надо было произнести традиционное “физкульт-ура”, у меня вырвалось: “Команде педерастов – физкульт-ура” Это сейчас, с годами у нас появилось понятие “справедливая игра”, которому я стараюсь следовать, до сих пор играя в футбол. А тогда – ну, что получилось. Я сказал и ушёл с поля. Вокруг меня забегали наши противники, что-то кричали, угрожали, размахивали руками, но поступили не как мужики. Вместо того, чтобы настучать по голове, они настучали в зональный штаб. Комсомольские начальники не знали, как со мной поступить.  Один из них, университетский, сказал, что надо из отряда выгонять.

      Где-то через неделю в расположение отряда прикатила “Волга” с двумя членами зонального штаба, те велели ехать мне в Минск, в университет на разбор полётов. И вот мы вдвоём с комиссаром отряда, выступившим в роли конвоира, отправились на электричке в столицу. Когда в комитете комсомола университета я честно, с подробностями рассказал об инциденте, присутствовавшие сначала рассмеялись, а потом сделали серьёзный вид – это, мол, политическое дело. Ты оскорбил не просто футболистов, а в их лице целый нархоз.  А вдруг обиженные своему ректору поведают, а тот письмо в БГУ накатает? Надо принимать меры – исключать из комсомола. В то время исключение из комсомола автоматом влекло за собой исключение из университета. Я понимал, что в эту минуту перестраховщики могут круто изменить мою судьбу. Конечно, я раскаялся и обещал, что больше так никогда не буду. Всё это пришлось писать в объяснительной записке. Мои присяжные ещё раз прочитали моё сочинение. Когда доходили до кульминации – моего позорного высказывания, опять хохотали, но спохватившись, снова делали лица непроницаемыми. В конце концов, комсорг физфака сказал, что ладно, если со стороны нархоза не поступит никаких писем, может и пронесёт. Но мы посмотрим на твоё поведение. Учился я, кстати, успешно, Думаю, что они предварительно этот вопрос изучили.

      Когда мы с комиссаром вышли на улицу, стало немного легче, но тревога на душе оставалась. Настроение – никакое. В подавленном состоянии я добрался до вокзала. Надо сказать, что в таких общественных местах всегда скапливается много голубей. Проходя мимо здания вокзала, не знаю зачем, я обратил свой взор к небу. И тут увидел, что сверху что-то летит. Не успев увернуться, я почувствовал два лёгких шлепка – один по плечу, другой по голове. Это столичный голубь сбросил свой помёт прямо на меня, испортив стройотрядовскую форму и заодно причёску. Стало до слёз обидно – после такой головомойки ещё и голубь обделал. Комиссар стоял рядом, но попало только в меня прямым назначением. Тогда я подумал, может бог меня покарал за проступок. Значит, заслужил. Как потом оказалось, делу не дали ход и голубиное наказание стало единственным и, похоже, адекватным моему прегрешению.