1
Сквозь завистью отравленный эфир
больная явь сочится из расщелин…
Рождён несовершенным этот мир,
и значит, сам Творец несовершенен!
Свет истины сокрыт в нутре глухом,
лишь избранным потворствуя мятежно…
Коль названо сомнение грехом,
убожество сознанья - неизбежно.
Захлёстывать прозрение петлёй
упёртых догм и предрассудков – надо ль?
И мудрость распласталась над землёй,
как ворон, что опять почуял падаль…
А в подсознаньи кружит мыслеверть:
жизнь – буйная болезнь души и тела,
лекарство от которой – только смерть,
сошедшая из высшего предела.
2
Питомцы пещерной морали,
убогих преданий столпы,
мы в вере навечно застряли
на истинах ложной тропы...
Жестоки, резки, безрассудны,
несдержанны к мненьям иным,
мы в чём-то наивны и нудны,
но твёрдо на этом стоим!
На фоне духовной элиты,
в мелькании света и тьмы,
мы немы, немилы, немыты,
немыслимо-немощны мы.
В реестре всемирной халтуры
ютимся на самом краю…
Мы – дети отсталой культуры,
и сдохнем за веру свою!
3
А тело – как безропотная мумия,
и робкая душа – как тихий храм…
Под гнётом ослеплённого безумия
так просто клясться в верности богам!
Опутавшие разум убеждения
в сознаньи – к высшей истине близки,
и мнится в каждом звуке поступь гения
и музыка божественной тоски.
Но скрыт обзор циклопу одноглазому,
слепому же и вовсе всё равно…
Когда-то оклеветанному разуму
очнуться от насилия дано.
В видениях исчезнут аллегории,
луч света вспыхнет перед маяком,
и инквизитор первый раз в истории
почувствует себя еретиком.
4
Пахнет псиной в саду мироздания,
ветер с визгом летит по росе…
Лают, вроде бы, псы сострадания,
но страдают от этого все.
Под рычание псов суеверия
богомольная паства бредёт,
государство, как пёс лицемерия,
скалит зубы на жалкий народ,
а вокруг, подвывая и сетуя,
огрызаются партии-псы,
привести себя к власти советуя
и считая до власти часы…
Как всегда, в этой искренней лживости
не хватает на чаше весов
ужасающих псов справедливости
и сочувствия бешеных псов.
5
Над колыбелью облако взошло
сквозь звонкий смех и тихое рыдание:
тяжёлые слова – добро и зло –
преподнесли младенцу, как приданое.
Он тащит вьюк на собственном горбу,
никак не доходя до понимания,
что на себе несёт свою судьбу –
азартную и буйную, как мания…
То к дьяволу, то к богу гонит страх,
и нет ни в чём ни сущности, ни цельности:
добра и зла так много на плечах,
но это всё – чужие драгоценности.
Грехи цивилизации легли
на нас тяжёлой ношей, как возмездие
за то, что наши предки не смогли
из звёзд добра и зла создать созвездие.
6
Поэты – мосты
к позабытым давно временам,
от сомкнутых наций – к ушедшим во тьму племенам,
из душных квартир – в наслоившие землю пласты,
от кладбищ – к былинным курганам…
Поэты – мосты
в грядущую эру, таящую знаний ключи,
от солнечной искры – к пожару духовной свечи,
из сути греха – в кулуары людской доброты,
от замыслов – к их воплощенью…
Поэты – мосты
к божественной сущности мира в начале начал,
из ангельской бухты – на дьявольский жуткий причал,
от правды – до лжи, от спокойствия – до суеты,
от жизни – к дыханию смерти…
Поэты – мосты
к сияющим звёздам в галактиках дальних миров,
от полного штиля – в чертоги вселенских ветров,
из кельи убогой – в покои великой мечты,
откуда и тянутся к душам
поэты-мосты.
7
Мы – против, мы выходим вон,
и впечатленье покорёжено,
хотя смущает нас лишь тон,
которым мнение изложено.
Чем жёстче правила богов,
тем злее мы и недоверчивей,
и все любезности врагов
считаем против нас диверсией.
Не заречёмся от сумы,
и от тюрьмы, и от утопии:
оригиналу чаще мы
предпочитаем чьи-то копии…
Нет в этом мире ничего
скверней, чем мерзость безобразия,
но безобразнее всего –
та мысль, что будит в нас фантазия.
8
Человечество в поисках бога
не одну нам поведало повесть,
но быльём зарастает дорога
в мир, где истинный бог – наша совесть.
Она стала оплотом морали,
и грехи отпускала до срока,
а её на Земле растерзали
кровожадные духи порока.
Во спасение хочется дружно
обнажить наши тайные вздохи:
эксгумацию совести нужно
провести по призыву эпохи!
И когда перекрытие треснет
над засевшим в сознании зверем,
как Христос, наша совесть воскреснет,
и в неё мы, как в бога, поверим…
9
Только Аристотель мудрым слогом
смог такой узор изобразить:
надо быть животным или богом,
чтобы в одиночестве прожить…
Может быть, наш мир и интересен
тем, что парадоксов в нём не счесть:
говорят, у злых людей нет песен,
отчего ж у русских песни есть?
Злу – добро должно служить опорой,
в истине такой и скрыт подвох:
надо быть философом, который
в жизни – и животное, и бог!
Как ослу, ему до звёзд не прыгнуть,
груз не сбросить и не донести –
суждено под тяжестью погибнуть
в терниях великого пути.
10
Энергия воли зовёт нас идти
по дебрям земного отечества…
Уже человек в середине пути,
но в чём она, цель человечества?
Видны горизонты грядущих эпох
и блеск совершенства материи,
но только неясно ещё, есть ли Бог,
и будет ли гибель империи?
Несчётная тьма идеальных людей
в искусстве уже не нуждается,
зато в сотворении свежих идей
за лишнюю пайку удавится!
Расчерчен уют миллиардов квартир
на планах земной геодезии…
Но только зачем нам божественный мир,
в котором не будет поэзии?
11
Чтоб увидеть, как живёт страна,
можно в маске гнусного пижона
изучать народ свой из окна
железнодорожного вагона…
В ритме сумасшедших скоростей
и в шальном мелькании мгновений,
он всегда в плену своих страстей,
ложных созерцаний и суждений.
Даже в гениальном полотне,
чинно подойдя к нему вплотную,
лишь мазки он видит на стене,
а не философию земную.
И брюзжит, и ноет, и вячит
монотонно, нудно, голосисто –
так в концерте Родины звучит
жалобная песня нигилиста.
12
Обжигая высокие чувства
угольками духовной глуши,
на арену выходит искусство
безобразной души.
Оно двигает камни в пространстве
и зверей превращает в людей,
в его сумрачно-скорбном убранстве
торжествует злодей.
Тонкий мастер больших потрясений
и знаток психологии тьмы,
он готовит, как истинный гений,
пир во время чумы...
Чтоб с мечтою бессмертия в сердце
в звёздном храме витать над землёй,
пробуждая в безумном пришельце
и восторг, и покой.
13
Поддельный мир несёт всё дальше
мечты искусственный портрет,
и в ложных красках этой фальши
не видит истину поэт…
Ему дано в циничной позе,
среди общественных грехов,
валяться в собственном навозе
невразумительных стихов.
Самодовольство – как награда
за то, что все вокруг глупы,
и мир тошнит от маскарада
насквозь неискренней толпы.
Халву тщеславия вкушая,
творит поэт в угаре грёз,
и смачно порция большая
со стуком падает в навоз.
14
День завершается в сладостной неге,
как на огарке свечи…
Солнце уже закатилось, но в небе
всё ещё светят лучи.
Мучает гения магия смерти,
атомы двигая вспять…
Сердце уже неподвижно, но верьте –
свет его будет сиять!
Волны любви, вдохновенья, распутства,
войн, унижений, прикрас:
тысячелетья промчались, но чувства
ими рождённые – в нас.
В жарком порыве закатного танца,
словно веков попурри,
будет всегда согревать чужестранца
пламя вечерней зари.
15
В аду тебе предложат черти
работу грешников-рабов –
могильный сторож в замке смерти
среди гробов.
Здесь, на клочке червивой суши,
в объятьях мёртвой тишины,
в тебя все низменные души
войти должны.
Властитель тьмы, больной зверёныш,
разверзнет огненную пасть –
тебе останется всего лишь
в неё упасть…
И пекла вой на вечной тризне
пронзит души твоей раздрай,
чтоб ты заранее, при жизни
стремился в рай.
25-30 июля 2011 г.
с.Три Озера.
Комментарии
слишком человеческое без попытки преодолеть.