Однажды утром, сев поесть,
Когда ничто не предвещало,
Узнала я благую весть
И от восторга запищала.

Надела чепчик озорной
И бант на шею повязала:
Братишка Панд решил со мной
Пройтись до греческого зала.

"Входить не будем," - он сказал,
Но я, измотанная солнцем,
Глядела ТААААК на двери в зал,
Что понял брат: войти придется.

Я обещала и клялась
Вести прилично и достойно.
Но в помещенье пробралась…
И сразу стала неспокойной.

Упала челюсть как-то вдруг,
И мне пришлось играть в молчанку.
В не поверите: вокруг
Сплошные греки и гречанки!

И лишь в углу, где тень и тишь,
Где нет ни зрителей, ни света,
Сидела маааааленькая мышь
Такого беееленького цвета.

Мой милый брат, прошу, прости
За то, что бросилась на пищу!
Но у меня ж таки инстинкт!
Я ж, понимаешь, тоже хищник!

И, как стрела, метнулась тень
Над полом греческого храма...
И я познала в этот день
Каким на вкус бывает мрамор…

Затем мы двинулись назад,
Повесив нос, прижавши уши,
И нес меня на лапах брат.
А я несла обрывки чуши.

И дали клятву мы потом
(Такую страшную - впервые!)
Что больше в жизни не пойдем
Туда, где мыши неживые.