Они прожили вместе 15 лет. Много, много разного им пришлось повидать за эти годы. Делили последнее и устраивали себе праздники, забыв о проблемах и жизненных перипетиях.
Ему казалось, это было не так давно, он подобрал его маленьким щенком, холодной осенью. Услышал словно детский плач в сырой, наполненной вязкой жижей канаве. Ещё совсем крохотного, перепачканного дорожной грязью, мокрого от непогоды детёныша, он принёс в свой дом. И вот уже много, много лет, они частенько спускались вниз к речке. Человек разжигал небольшой костерок и, подбрасывая сухие палки и былинки, смотрел, как пламя пожирает их, и думал о чём-то своём. Это здорово отвлекало от насущных проблем. Казалось, что существует только тот мир, мир без жалости и снисхождения, мир огня и тех, кто попал в его жаркие объятия. И он зависим был от него, этот жадный костерок. Он полыхал своими жёлтыми язычками и требовал новых жертв. Человек ждал, когда его силы начинают иссякать, а потом вновь бросал порцию сушняка.
И вновь огненная стихия возрождалась, стараясь добраться и к своему благодетелю, охватить пылающим факелом его растрёпанную одежду и согреть в своих жарких объятиях.
И всё это время его верный друг пёс сидел рядом и тоже смотрел на костёр, наблюдая, как хозяин изредка наклоняется к своей сумке и, достав из неё стеклянную, противно пахнущую бутылку, подливает из неё в серую кружку зловонную жидкость. Потом опустошает её жадными глотками. Пёс всегда рад был этому моменту, ибо человек доставал всегда из сумки что-нибудь вкусненькое, заедал выпитое, и обязательно отломив кусочек пищи, бросал его ему. А потом долго и громко, что-то ему рассказывал. Пёс ложился и внимательно его слушал, в знак солидарности, изредка повиливая хвостом.
Сегодня всё было по-другому. Человек просто выпил и не стал даже закусывать, только обхватив свою голову, своими большими мозолистыми руками, вдруг заплакал. Руки были ещё в земле, он даже почему-то не стал их мыть. Вырытую палкой ямку, он тщательно выбрал от рыхлой земли и застелил её сухой травой.
Человек засунул руку в сумку и вытащил оттуда съестные припасы и высыпал всё это перед ним. И пока он ел, давясь и откашливаясь, ласково гладил по собачьей спине.
Пёс был уже стар по собачьим меркам, слеповат и глух.
Человек встал и взял стоящее рядом ружьё. Переломив его, он вставил два патрона. Потом, глубоко вздохнув, поднял его и навёл на собаку.
Накатывающие слёзы мешали целиться. Горло сжимала какая-то жгучая удавка, состоящая из вины и обиды на этот жестокий мир. На мир, который требует своих жертв, чтобы возродиться из тлена опять.
Он помнил, как уговаривал в детстве своего отца не стрелять, умолял оставить их больную собаку, обещая ухаживать за ней. И у отца был выбор, уступить его уговорам, или же нажать на спусковой крючок, раз и навсегда сняв терзающие душу проблемы. Но раздался выстрел и он, ещё мальчишка, убегал, рыдая и проклиная отца и жизнь, пославшую ему детские душераздирающие переживания.
Он тогда часто вспоминал этот эпизод жизни, стараясь оправдать отца, но всё же маленькая частичка его не могла простить неблагодарной жестокости. Он тогда не понимал этого, ибо не стоял перед жестоким выбором.
И сейчас этот момент настал. Ему было жалко смотреть, как пёс медленно угасает, мучается, доживая свой собачий век. А взять другого он не мог. Ибо не смог бы прокормить двоих. И взяв другого, он необратимо бы подписал приговор своего верного друга. А так, теплилась надежда, что пёс снова окрепнет, что немочь, всего лишь временная. И оттягивал принятие жестокого решения, на потом.
- Шарик?! - позвал он.
Пес оставил в покое еду и посмотрел на человека.
-Ты прости меня! ШАРИК! – слёзы текли рекой из его глаз. - Нет, не могу!
И он опять вспомнил отца и его выбор. И ему вдруг в ужасе захотелось испытать то, что чувствовал отец после нажатия курка.
Он уже не мог опустить ружьё. Руки не слушались. Неясный шум в голове и ощущение холодного приклада и цевья, затмили разум и весь мир вокруг.
Пёс смотрел на человека, еле-еле повиливая хвостом. Он чувствовал его состояние. За годы совместной жизни он настолько привык к нему, что малейшие перемены настроения ощущал автоматически. Он чувствовал его дыхание, пульс, как кровь наполняется адреналином. Конечно, он знал, что означает направленное на него ружьё, не раз ему приходилось сопровождать хозяина на охоте. И он видел, как затравленный зверь падал, после оглушительного выстрела и умирал. Нет, он не плакал, ибо плакать он не умел, просто смотрел грустными глазами на хозяина. Убежать? Некуда ему бежать! Да и зачем?!
Громкий выстрел оглушил округу. Человек даже не понял, что произошло. Когда дым рассеялся, пёс лежал на боку, прикусив свой добрый и много раз ласкавший хозяина язык.
 - Всё! – вслух прокричал человек.
На сердце ничего не было. Только дрожали руки. И пустота наполняла растревоженную душу. Он положил собаку в яму и прирыл землёй, сделав небольшой холмик. А потом в ярости разбросал его дрожащей ногой. Нет! Ему не хотелось, чтобы что-то напоминало об этом. Ему хотелось обо всём поскорее забыть. Забыть о выборе, забыть к чёртовой матери обо всём, что здесь произошло. Вычеркнуть из памяти свой выбор и выбор отца.
Он достал из сумки бутылку и выпил её из горлышка. Закусив, он по инерции отщипнул кусочек хлеба и бросил на землю.
 - Тьфу, мать твою! У меня съезжает крыша.
Но спиртное вскоре сделало свою работу. Через несколько минут человек забылся и уснул.
Очнулся он от неясного шороха и какого-то повизгивания. Открыв глаза, он увидел небольшого щенка, собиравшего крошки вокруг костра.
- Шарик? - позвал он его. Щенок завилял хвостом и подбежал к нему. Жизнь опять продолжалась.
«Когда-то взглянуть в глаза смерти придётся всем и мне тоже», - думал он. – «Интересно?! Сколько собачьих сроков осталось мне»?
- Шарик?! ШАРИК!? Пойдем домой.
Человек взял ружьё, и они побрели прочь от потухшего костерка, от реки и от бывших неразрешимых проблем. Ибо выбор сделала сама жизнь. Жизнь, которая бесплатные пирожные не раздаёт, а даёт лишь кредиты во времени и пространстве.

  КОНЕЦ 8 февраля 2009г.