Написанные комментарии

23

Когда Султана выписали из больницы, Евдокимов приехал навестить.
- Знаешь, бывают дни, когда всё по фигу, как говорится, море по колено. А бывают критические – когда так не хочется умирать, что хоть плач. И, похоже, у меня эти дни затянулись.
Султан ударом кулака взбил подушку, осторожно повернулся на бок. Он сильно похудел, а живот стягивали бинты.

Сыт я по горло, до подбородка
Даже от песен стал уставать.
Лечь бы на дно, как подводная лодка
Чтоб не могли запеленговать.

- Есенин?
- Высоцкий.
- Меняешь привязанности?
- Стареем, брат.

24

По субботам в сауне спортшколы собирались одни и те же лица.
Перебирая струны жилистыми руками, Кондрат поучал спортивную молодёжь:
- Первая камера, как первая любовь – память на всю жизнь.
У руководителей свои разговоры.
- Ты, Николай Аркадич, какой-то скользкий стал - и нашим, и вашим.
- Дело, Макс, дело, прежде всего. Ради дела готов поганых в баньке парить и спинку тереть. Скажу больше и откровенно - не тебя на трон возвожу, город под Движение забираю. Станешь Смотрящим – тебе служить буду.
- Зачем тогда Фирса мочил? – его бы и ставил.
- Этого пса на цепь не посадишь.
- А меня, значит, посадишь?
- Ты, Стасик, давно на привязи: кто власти пожелал – свободу потерял.

25

Под жёстким взглядом Корсака они обменялись рукопожатием.
- Привет.
- Привет.
- Для уличного хулигана со стажем ты неплохо выглядишь – ни одной царапины, - Макс критически осмотрел обнажённую фигуру Прокопа.
- Шрамы бывают не только на теле, - хохотнул Баланда и прыгнул в бассейн, вынырнул и закончил, - но и в душе.
- Для души есть хорошее средство, - Макс взболтнул пиво в бутылке.
- Все средства ведут в могилу, - вздохнул Прокоп, присел и опустил ноги в бассейн.
- Ты шутишь, - сказал Корсак, - и нравишься мне уже больше. Ещё могу сказать, что вреднее огурцов нет ничего на свете - все, кто их ел, рано или поздно умирают.
- Оба-на, - сказал Баланда, отплёвываясь. – А я и не знал. Век живи, век учись – дураком помрёшь.

21

Организация создаётся на крови, - поучал Корсак. – Замажь пацанов кровью, и они пойдут за тобой до гробовой доски.
- Моей? – усмехнулся Макс.
- А это, как получится, как соображалка работать будет, - сказал Николай Аркадьевич и подумал: тебя-то, дружок, точно кровушкой измазать надо.
- Глянь на этого оранжевого цыганёнка, - Корсак кивнул на сидящего с гитарой Кондрата – Это он твоему обидчику дроби в брюхо насыпал. А перекрасился со страху - вдруг кто видел, вдруг узнают. Боится и от того опасней самого дьявола. Я эту породу знаю.
В день похорон Владимира Фирсова Макс с десятком доверенных людей, Корсак с Кондратом отдыхали в сауне спортшколы. В кругу спортсменов эти двое выглядели, как белые вороны - Корсак с худым и дряблым старческим телом в седых волосах и застарелых шрамах, и Кондрат, синий от наколок. Бросая на них взгляды искоса, Макс кривил губы и эту гримасу отвращения прикрывал фужером пива. Было время, когда жизнь казалась простой, а будущее ясным. С кем связался? Рецидивисты, уголовники, лагерные авторитеты. Но как они с Фирсом! А ведь могут и его однажды….
- Не надо бояться чужой крови, - поучал Корсак. – Нет в ней ничего рокового.
Он подарил Максу изящную финку с цветной рукояткой из органического стекла – работа лагерного умельца. Потайная пружина выбрасывала лезвие с мелодичным звоном.
Макс сидел и игрался. А потом поймал на себе насмешливый взгляд Корсака и сунул подарок в спортивную сумку.

22

Небо, с утра такое ясное, затянуло тучами. Подул холодный ветер и принёс запах студёного севера. Посыпались хлопья снега. Они падали крупные, весомые на обнажённые головы мужчин, на платки и женские шляпки. На стылую землю скорбного холмика, в недрах которого упокоилось тело Увельского короля Владимира Константиновича Фирсова.
После горячего стола расходиться не спешили.
- Акция! – потребовал Василий Прокопов.
Ева отмахнулся. Но Прокоп не успокоился. С полусотней горячих голов он захватил городскую площадь и куражился там несколько часов. Задирались и избивали прохожих за любое слово и за молчание. Отбирали деньги и пили водку, угощали всех и били тех, кто отказывался. Это была акция возмездия или тризна, или ещё что-то, что невозможно было объяснить, но требовала изболевшаяся душа.
Эти бесчинства, конечно же, не остались без внимания властей, но, боясь раззадорить подвыпившую толпу на столкновение с милицией, вызвали подмогу из ближайшей воинской части. Солдаты без оружия, но плотной шеренгой, потеснили хулиганов с площади, а в тёмных дворах они сами рассеялись.
Вернувшись из Южноуральска, Прокоп зашёл к Владимиру Евдокимову. Тот сидел на диване, низко-низко опустив голову, будто молясь на початую бутылку водки меж голых ступней.
- Что, Евка, нехорошо?
- Как видишь. Будто жирную точку поставил в жизни.
Василий Иванович присел рядом, прижал плечо к плечу приятеля.
- Горе, поделённое пополам, оставляет пустоту, которую нечем заполнить.
Ева молча протянул ему бутылку.

Для начала что-то спели за столом, сомкнув плечи и раскачиваясь. Потом пустились в пляс почтенные селяне со своими матронами. Трактирщик аккомпанировал на аккордеоне.
- Барыню! – потребовала Люба и прихватила со стола салфетку вместо косынки.
Прошлась лебедушкой по кругу, остановилась передо мной, топнула ножкой.
- Выходи, подлый трус!
Эх, ма! Я ли вам не свойский, я ли вам не русский, памятью Отчизны я ль не дорожу?
И пустился с места вприсядку. Люба, притоптывая, по кругу, салфетка за плечами. Я за ней, выделывая коленца. Селяне в ладоши жарят.
То-то, любо!
Потом ещё пели и танцевали.
Люба подтолкнула к своей пестунье.
- Пригласи девочку.
Взял в ладонь тонкое запястье, обнял осиную талию.
- Скажи, душа девица, я тебе никого не напоминаю? Может, встречала в своём мире похожего человека?
Нет, говорит, как и Костю похитителя, впервые вижу.
- А что Вовка, уже купил белые бурки?
Смеётся.
- Откуда вы его знаете?
- Разве Любовь Александровна тебе ничего не рассказывала?
- Да много всего. Только говорит, забудь прошлое – к нему возврата больше нет. Привыкаю жить в этом мире. Он прекрасный.
- И ты готова забыть Вовку-жениха?
- Какой он жених? Мы даже не целовались. Просто сказал, что я его невеста и лупил всех, кто только взглянет на меня.
- А брат? А мама и отец?
- Их никогда не забуду, но, если нет возврата, надо привыкать к жизни здесь.
- У тебя уже есть друзья?
- Знакомые. Пуд соли надо съесть, чтобы подружиться.
- Оптимизатор не позволит. Считай меня своим другом.
- Вы муж мамы Любы, значит мне отец.
- Одно другому не помеха.
- А почему вы вместе не живёте?
- Быстро устаём. Да и разные мы люди. Я люблю думать в тиши, Любовь Александровна - действовать на юру.
- Вы так красиво смотрелись, когда вальсировали.
Гостьи остались ночевать.
Думал, где постелить Любе из параллельного мира.
- Не напрягайся, - это жена. – Девочке лучше быть в «тарелке».
Мы поднялись в мансарду. Выключив свет, Люба разделась, подошла к окну, разметав по плечам густые волнистые волосы.
- Гладышев, где твоё ненастье?
На фоне звёздного неба в лунном свете она смотрелась эффектно. Я лежал в кровати, подперев рукой голову, и любовался.
- Передо мной, ночное светило затмевает.
- Вот как! Да ты, любезный, на скандал нарываешься. Проси прощения.
- Я люблю вас, ключница мозгов.
- И только-то? Скудноват лирический запал. Говори, как любишь. И стихами, дорогой, стихами.

Для меня нет тебя прекрасней
Но ловлю я твой взор напрасно
Как виденье, неуловимо
Каждый день ты проходишь мимо…

Огромная лохматая собака вырвалась со двора в вихре снега.
- Аттас! – крикнул старший и прыгнул в машину.
Второму повезло меньше - в тот миг, когда он нырнул во чрево авто, собачьи челюсти сомкнулись на его ботинке. «Волга» рванула с места и тащила пса до поворота. Там ботинок слетел с ноги и остался в собачьих зубах.
Четвёртую операцию Султану делали в областной больнице. В выходной день в Челябинск приехали короли. В палату их не пустили, а в фойе встретился Тимофей Гулиев. Старик отирался в клинике уже который день.
- Ополовинили сынка моего, совсем зарезали - живот, говорят, гниёт. Целый казан кишок выкинули.
Никто не утешал - короли стояли хмурые. Никто не клялся отомстить - все слова были лишними.
- Как он теперь?
- Остаётся только ждать и терпеть, - криво усмехнулся дед Тимофей. – Тупо и покорно терпеть. Как слепая кляча, обречённая до конца дней крутить скрипучий рудничный ворот. Как баран, которого предназначили в шерпу. Терпеть и надеяться.

20

Большинство живущих на Земле уверены - всё, что происходит с нами, запрограммировано на небесах. Никому не избежать судьбы своей. И дело вовсе не в девушке, хотя она была чертовски хороша и, как никто, подходила для роковой роли. Дело было в одном звонке Корсака, после которого счёт жизни Владимира Фирсова пошёл на дни, потом на часы…
Константиныч был не в духе, когда под руку подвернулся этот вихлявый парень. Кажется, он щёлкнул зажигалкой, пытаясь угодить королю. Но после выстрела в Султана, Фирс с предубеждением относился к незнакомым людям, непредугаданным движениям, нераспознанным предметам в чужих руках.
Были проводы зимы. Народу на площади – водоворот. Фирс, сунув сигаретку в рот, вертел головой, кого-то отыскивая глазами в толпе. Паренёк хотел «прогнуться» - щёлкнул зажигалкой и сунулся к Константинычу. Реакция была неожиданной. Шлепок затрещины, и подхалим-неудачник полетел на мокрый от тающего снега асфальт.
- Эй, дядя, ты что творишь? – яркая лицом и нарядами девушка шагнула вперёд. – Кто меня теперь мороженым угощать будет?
Была она совсем молоденькой и чертовски красивой. Фирс растерялся, залюбовался и ляпнул невпопад:
- Слушай, а ты часом не ведьмочка?
- Вообще-то да, но сегодня взяла выходной.
Ответ Фирсу понравился. Он только пальцами щёлкнул, и многочисленная челядь кинулась опустошать прилавки, угождая новой фаворитке Вике. Так её звали. А жила она в районе частных домов, в, так называемой, Череповке.
Вика захлопнула калиточку перед самым его носом.
- Сюда нельзя. Пока нельзя.
- Но, мы увидимся?
- Непременно.
Она пробежала мощёной дорожкой, потопала сапожками на низеньком крылечке, взялась за дверную ручку и помахала Фирсу. Тот поднял руку прощаясь, повернулся, пошёл прочь.
У проходящей мимо иномарки опустилось тонированное стекло. Из тёмного салона часто-часто засверкал белый огонь. «Автомат» - механически отметил бывший пограничник. Он хотел убедиться, что Вика забежала в дом, что предназначенные ему пули, не настигнут её, но не смог оглянуться. В грудь сильно толкнуло, и ещё раз, и ещё. Он упал ничком. Машина остановилась. Пули второй очереди рикошетили от стылой земли, а несколько застряли в теле, наискось вспоров драп пальто. Наконец, третья очередь сбила с головы кубанку. Взревел иноземный мотор, и машина скрылась.

Сидя у камина, поглаживал белые головку, спинку, хвостик и внушал:
- Индуистская религия бессмертие души рассматривает в реинкорнации. Скажи киса, кем ты была в прежней жизни?
- Мур, - отвечает.
Кто бы перевёл.
- Билли, не хочешь заняться изучением языка животных?
- Очень хочу.
- Что мешает?
- Отсутствие критического объёма информации.
Ах, ну да, ну да.
- Откуда интерес? Безделие мучает? Тяга к труду донимает?
- Пока только умственному, в виде фантазий.
- Тоже дело.
Наш трёп был прерван Любиным вмешательством.
- Не разбудила? Ты помнишь, какой завтра день?
- Пасмурный.
- Почему?
- Нравится сидеть у камина, когда за окном непогода.
- Заказал себе подарок? А гостей к столу?
- Только не это.
- Гладышев, тебе не удастся зажилить день рождения. Соглашайся на наш визит, иначе вылетишь в трубу и явишься к нам перепачканным. Ну?
- Прилетайте – не хочется в трубу.
- То-то.
Мне не хотелось визитёров. Никого. Но дата круглая – можно потерпеть.
С утра попросил Билли:
- Повремени с непогодой – ждём гостей.
После пробежки и утренних процедур поплёлся в сельский трактир. Попросил помочь с оформлением стола. Пригласил к нему Вальдса, самого трактирщика и ещё двух-трёх человек, лично знакомых. С жёнами набралось около десятка.
- Люба, где ты? – вышел на связь. – Мы готовы.
- Айн момент. Садитесь за стол.
Мы сели. За окном мелькнула тень – приземлился флаер.
Когда в каминный зал вошли моя жена с названой дочкой, присутствующие встали, захлопали в ладоши, приветствуя Главного Хранителя Всемирного Разума.
Встал и я, недоумевая – кто же именинник? Люба рассеяла сомнения, обняв, поцеловав и вручив мне подарок – фиолетовый кристалл с Плутония. Фиолетовым он был в её ладони - в моей засверкал голубым пламенем. Гости ахнули.
- Цвет кристалла определяется внутренней энергетикой, - пояснила Люба.
Камень пошёл по рукам, меняя окрас от красного к жёлтому и обратно. Жидковато замешаны латыши.
Но меня точил червь зависти.
- Билли, получается жена круче?
- А ты сомневался?
- Я мужчина.
- Это половой признак.
- Интересно, если тебя отсканировать на внутреннюю энергетику.
- Кристалл будет прозрачен - ультрафиолетовые лучи не уловимы для человеческого глаза.
- Ну, слава Богу, а то подумал, и ты за поясом.
Как-то чопорно шло застолье. Может, по местной культуре так и надо веселиться, но для русской души не хватало размаха. Видел, и жене взгрустнулось - глядит с печалью на меня.
- Ну-ка, Билли, плесни азарта в латышскую кровь.

- Ты…! - Евдокимов задохнулся от возмущения. – Ты оторвал мой любимый брюлик.
Он ударил лётчика поддых левой рукой, а правой схватил сзади за шею и пригнул его лицом к самому полу:
- Ищи, Шарик! След! След!
Офицер хрипел, пыхтел, широко открытым ртом ловил воздух и никак не мог поймать.
Макс «провалил» удар и ткнулся подбородком в стальной кулак противника. Жалобно клацнули зубы, едва заметно дёрнулась голова, и Станислав Валерьевич «поплыл» - вопреки законом физики падал не назад, по ходу удара, а вперёд, ему навстречу. Ещё одним ударом Султан сбил ему дыхание. Поймал за шиворот, обернулся к другу:
- Макнуть в очко?
- Пусть, падлы, запонку мою найдут.
Ева уже оседлал стоящего на четвереньках лейтенанта и понукал:
- Ищи, Шарик, след, след…
Султан ещё двумя точными ударами поставил Макса в стойку жеребца и перекинул ногу.
- В зал поедем?
- Сначала запонку. Ищите, твари – меня жена домой не пустит.

19

До Рождества Христова Макс не находил себе места. Он то впадал в бешенство, скрипел зубами, готовый вцепиться в горло любому подвернувшемуся, то лежал в депрессии, вперив неподвижный взгляд в потолок. И всё время пил.
- Тебе ещё повезло, - ворчал Корсак. – Макнули б головой в очко и кердык твоему авторитету.
Но, столкнувшись с исполненным ненавистью взглядом, предпочёл умолкнуть. А потом сменил тему.
- Я подарю тебе его голову. Так смывают обиды сыны Аллаха.
В звёздном небе яркая сверкала луна, снег скрипел, и морозный воздух дрожал блёсками. Был тот час ночи, когда на улице пустынно - ни машин, ни пешеходов. Коротким лёгким шагом Султан возвращался домой. Коротким – потому что гололёд.
Через дорогу напротив дома стояла чёрная «Волга». Может, кто в гости приехал? Задние двери автомобиля распахнулись в обе стороны. Точно гости – дожидаются. Султан свернул к машине. Навстречу шагнул незнакомый мужчина, в его руках тускло блеснул ствол ружья.
«Не убежать», – мелькнула мысль.
- Привет, - Султан протянул руку. – А я думал, когда приедешь…
Уловка не удалась. Выстрел раздался прежде, чем Гулиев подошёл на расстояние прыжка. Дробь с сухим треском прорвалась сквозь одежду. Султан от удара в живот поскользнулся и упал лицом в снег. Боли не почувствовал. Жив? Жив! Он напрягся и замер, ожидая дальнейшего развития событий.
- Добей, - приказал от машины скрипучий голос. – Контрольный в голову.
Скрип снега под ногами замер совсем близко, ствол упёрся в затылок. В тот же миг Султан схватил ружьё и ногами подсёк незнакомца. Горящим порохом обожгло щёку, столб снега вздыбился у самого виска. Нападавший упал, но тут же вскочил и бросился бежать.
- Дурак, ружьё! – крикнул старший от машины.
Султан попытался встать и не смог - странное онемение сковало ноги. Он их совсем не чувствовал, а в животе разгорался адский огонь боли. Чёрт! Он попытался удержать ружьё, но подбежавший двумя рывками овладел им и замахнулся прикладом в голову. Во дворе бесновалась собака. Вдруг калитка распахнулась, и Тимофей Гулиев крикнул:
- Рагдай, взять!

- Ну, а скажем, заложив в систему расчёта некоторые исходные данные ушедшей марсианской культуры, мы столкнёмся с нею на их параллельных мирах?
- А почему бы не помечтать?
- Вот-вот. Хорошо, Создатель, я понял твою мысль – давай подгоню под неё математические расчёты. А ты пока подумай: не куда, а как мы будем проникать.
- Ты хвастал – сей секрет у тебя в кармане.
- Трудно извилинами пошевелить?
- Для чего?
- Для тренировки ума.
- Лучше пройдусь перед сном.
- Одно другому не помеха.
- Ты, Билли, рационален, как птичий помёт на огуречной грядке.
Море катило широкие, с пенными гребнями волны на песчаный берег. Небо забито серыми тучами настолько плотно, что из них сочилась сырость. Окружающий мир съёжился от холода.
Гулял на взморье, обрядившись в долгополый рыбацкий плащ с капюшоном. Белая кошечка примостилась у меня на груди под брезентовым отворотом – только премиленькая мордочка торчала. Она касалась влажным носиком моего подбородка, или принималась лизать шею. Щекотно. Ворчал и грозился спустить на холодную землю. Подлиза начинала усердно мурлыкать.
- Сиди, сиди, я пошутил.
На душе не так уютно, как под плащом. Мучил вопрос, как Косте и его прозрачным дружкам удавалось шмыгать по спиралям? Каким способом, какими силами эти ребята делали временные и пространственные прыжки? Нет, всё-таки временные, так как отражение реальности не может быть удалённым. Или может?
Стоп. Запутаюсь. Проще представить движение мира по спирали времени в пространстве. Отражение нашей реальности суть параллельные миры. Люди, там существующие, наше отражение. Фантомы. Которых не жалко лишить тела, чтобы продлить жизнь реальных субъектов. Так считает математик Билли. А мне не кажется. Недавно на Меркурии держал в ладони девичью руку и сквозь тёплую кожу чувствовал, как пульсирует её сердце. Какой же это фантом?
Нет, эта тема для бесконечных домыслов. Надо сосредоточиться на главном. А что есть главное? Костя на своей колымаге проникал в параллельные миры. И делал это, видимо, без особого труда. Там он прятался от станций слежения. Ну, конечно же, Люба говорила: раз – и без следа. Значит, делается это достаточно легко и быстро. Как?
Пойдём дедуктивным методом. Костя назвал контактор Исполнителем Желаний. Нацелил, и подо мной стало вращаться кресло. Значит, с его помощью, он мог и в параллельные миры перемещаться. Правда, не знал, как это происходит, и каждый раз оказывался в новом месте. С трудом возвращался. Может, дело не только в прозрачных, но и в самом Косте, умудрившимся однажды спасти душу в оптимизаторе? Однако, нет – там душа, а здесь целый флаер. Дело тут….
Совсем стемнело. На море видны только пенные барашки, а дом под платанами чернел силуэтом. Забеспокоилась кошечка на груди.
- Идём домой, милая.
Время шло.
Билли усердно трудился на два фронта. Мне известных, а сколько их было на самом деле, знал только он. Не опровергал теорию волнового происхождения параллельных миров, и не донимал вопросами – как туда проникнуть. Трудился себе.
И Люба строила сеть следящих станций на околосолнечной орбите, занималась дочерью – меня не доставала.
Я прохлаждался эти дни, а если чем утруждался, так вопросом – случайно ли здесь появились чёрный кот и белая кошка, и почему они не ладят. Не кис-кис, а «Костя» - назвал однажды чердачного менестреля - тот опять попытался запустить когти в мои глазницы.

- Константиныч, помоги пальцы разжать, - Попич пытался избавить Еву от ножа. – Вот вцепился, клещ. Отпусти, слышишь, отпусти. А то я тебе руку сломаю.
- Что, хреново, братан? – Фирс участливо заглянул другу в лицо.
Ханифка шарил по карманам безмолвно лежащего Макса и напутствовал:
- Дурак ты и не лечишься. На кого батон крошишь? Тебе до нас ещё далеко.
Белоснежное кашне, часы и бумажник тренера исчезли в бездонных Ханифкиных карманах.
- Живой? – поинтересовался Фирс, откусывая пробку у бутылки.
- Да вроде тёпленький.

18

В канун Нового года приехал Султан Гулиев. В дорожном чемоданчике боксёрские перчатки и мокрая от пота майка.
- Чемпион области по прыжкам в сторону среди безногих ветеранов, - представился гость и подмигнул хозяйке.
Из всех друзей мужа Султана Людмила уважала более других - он редко появлялся, мало пил и знал все творчество Есенина наизусть. В предпраздничный вечер, помогая лепить пельмени, читал стихи. К вечеру следующего дня, несмотря на все уговоры хозяев, засобирался домой.
Владимир Андреевич пошёл провожать его на вокзал к пластовскому автобусу. Но тот, что бывало нередко, не пришёл. Друзья поехали в Южноуральск, проводили два переполненных «ПАЗика», отчаялись купить билет на транзитные рейсы, решили заглянуть к Фирсу с Попичем, жившим в одной многоэтажке неподалёку. Напрасно давили звонки у закрытых дверей, а потом отправились в ДК «Энергетик» Но и здесь друзей не нашли.
Новогодний карнавал был в самом разгаре. Работали два буфета, сияла ёлка, играла музыка, танцевали пары. Всем было весело. А друзья, набрав пива, сидели в курилке на подоконнике и посматривали на часы. На полу искрилось и похрустывало битое стекло.
Из зала грянуло громкое «Ура!». Хлопушки затеяли перестрелку с шампанским.
- Чёрт! – Произнёс Ева своё первое слово в Новом году. – Вот благоверная ругаться будет.
Он допил пиво и запустил бутылку в противоположную стену. Вслед за звоном стекла распахнулась дверь. Вошли Стас Максимов и какой-то круглолицый молоденький лейтенант ВВС. Смерив Еву презрительным взглядом, предводитель южноуральских боксёров угостил лётчика сигаретой. После событий Седьмого ноября спортивный тренер исчез из города и вернулся под Новый год.
- Слышь, Макс, - сказал Ева вполне дружелюбно – Принеси шипучки, друга угощу.
Станислав Валерьевич выставил вперёд средний палец.
- Наглеешь, пернатый. По клюву хочешь?
Макс разом весь преобразился.
- Ну, айда! Давай, давай смахнёмся. Иди сюда. Или саблю дома забыл – поджилки затряслись.
Он встал в стойку и умело провентилировал воздух кулаками.
- Иди, не бойся. Я тебя не сильно отметелю. Жив будешь…
По профессиональным движениям Султан почувствовал в незнакомце мастера ринга, придержал за локоть друга.
- Мне можно?
- Тебе, кыргыз, зубы жмут?
- А тебе, вижу, язык.
Мастера спорта Союза ССР закружили в спортивном танце, скрипя битым стеклом, нанося и отражая удары.
Ева спрыгнул с подоконника. Круглолицый лейтенант бросился к нему, пытаясь схватить за руку, сорвал запонку с рубашки.

- Кто?
- Создатель оптимизатора и контактора.
- Я так и думала – слишком мудрёно для твоего братца. Только зачем, Гладышев, ты нам угрожаешь? Человечество ещё не сказало «нет» проекту. И ты сейчас в позе одной маленькой, но гордой птички, которая чирикнула, как мне помнится: «Лично я полечу прямо на солнце». Что с ней стало, надо говорить?
- Любимая, мне самому неприятно вести диалог в таких тонах, и тема очень интересует – знаешь почему – но не хочу стать изобретателем атомной бомбы.
- Успокойся, думаю, человечество тебя поддержит.
- Надеюсь.
Тем же днём.
- Билли, однажды ты исполнил мою просьбу, и земляне попрощались с оружием. Прошу ещё раз – меморандум должен быть одобрен единогласно. Напряги свои виртуальные связи, но чтобы все, как один….
- Те люди и нынешние – какое сравнение?
- На кону реальное бессмертие – могут дрогнуть слабые. Да и не слабые….
На следующий день Люба сообщила – меморандум одобрен человечеством единогласно. Препятствий для выполнения задания не было.
- С чего начнём, Билли?
- С математической модели.
- Это верно. Рисуй.
Экран монитора запестрел формулами и уравнениями, приправленными схемами и графиками.
- Что это?
- Над и подпространственные спирали.
- Слава Богу, не временные.
- И временные.
- Как они получаются? Нет, давай лучше я. Ты отличный математик, а я неважный естествопознаватель. Берём камень, кидаем в воду – что видим?
- Круг волны от центра падения.
- Нет, круги. Один хорошо виден или два, остальные почти не видны, но они присутствуют, и будут колебать поверхность, пока не успокоится. Таковы физические свойства воды.
- Это к чему?
- Образно. Чтобы показать, как получаются над и подпространственные спирали. Они суть отражение некоего возмутителя в центре.
- Не вижу адекватности.
- Про адекватности мы пока не судачим, а говорим образно, о природе возникновения. Теперь представь, что колебания происходят не в плоскости, а четырёхмерном пространстве.
- Ну, допустим. Что даёт?
- Так возникают спирали.
- Ликбез. И?
- Билли, если природа возникновения спиралей волновая, значит и познаются они по законам волновых возмущений. Что не ясно?
- Ты хочешь сказать: составив систему уравнений трёх неизвестных….
- Четырёх.
- …. четырёх неизвестных, взяв некий фактор возмущения за аргумент, мы получим координаты необходимой спирали – одной из бесконечного числа существующих? Слишком просто. Я бы сказал, примитивно. Так не бывает.
- А мне что-то подсказывает – не стоит усложнять.
- Ну, хорошо. Что берём за точку отсчёта?
- Конечно, Землю. Нас ведь нам параллельные миры интересуют, а не все остальные прочие.

Попич сбросил с подноса деликатесы и огрел им первого же подвернувшегося, потом, прикрываясь им, как щитом, умело орудуя ногами, стал тиснить нападавших, с опаской оглядываясь на Фирса с доской. Тот скоро устал махать ею слева направо и наоборот, а стал опускать её сверху вниз, но результат был прежним – после глухого удара два-три человека падали в снег и не торопились подниматься. Переводя дыхание и перекладывая доску с руки на руку, увещевал:
- Мальчики, как будет хватит – скажите, не стесняйтесь.
Ева скакал по столу, сбивал кулаками всех взобравшихся и ногами пытающихся. Посочувствовал одному, закрутившемуся волчком с проломленной косицей:
- Извини, пацан, перчатки дома забыл…
Когда его сбили со стола, падая, он сгрёб двоих подмышки. Кто-то пытался оторвать Еву, кто-то пинал клубок сцепившихся тел, и не все удары доставались ему.
- Константиныч! – крикнул Попов. – Вовчика завалили.
Фирс только раз провёл шестиметровой доской, и все тут же приняли горизонтальное положение. Потом из кучи-малы поднялся Ева. Вдвоём они поспешили на выручку Попича.
Из четырёх десятков нападавших на ногах остались единицы. И на них с трёх сторон надвигались короли: Фирс с шестиметровой доской, Попич с металлическим подносом, о который не один кулак утратил твёрдость, а голова овальность, и Ева, без куртки, но с горячим желанием сокрушить всё, что сопротивляется.
Настолько жалок был вид парнишек, вчерашних и сегодняшних школьников, что Фирс бросил доску, а Попич поднос и с голыми кулаками бросились в бой. И это была ошибка. Ведь перед ними были не бегуны и прыгуны, а боксёры, пусть молодые, но достаточно тренированные для кулачных боёв парни. Они это скоро доказали.
Фирса несколько раз сбивали с ног, терзали лежащего на земле, но он каждый раз вставал, расшвыривал нападавших в разные стороны, как вцепившихся в полы собак.
Крепко досталось Попичу. В клочья превратилась его одежда. Но он стоял и держал удар, и сам бил, бил, бил без конца в эти хрипящие, кричащие, перекошенные болью, страхом и злобой морды.
Ева работал кулаками, как сорвавшаяся с шестерён мельница. И в какой-то момент он почувствовал, что нет больше сил сопротивляться. Дышал он сипло и прерывисто, сердце бешено колотилось, гоняя кровь, но она не успевала избавлять мышцы от молочной кислоты, и смертельная усталость непереносимым грузом навалилась на плечи.
- Всё, хватит, не могу больше, - Евдокимов прислонился спиной к киоску и опустился на корточки к немому изумлению нападавших.
- Вы, пацаны, вот что, - сказал он очень спокойно. – Бегите отсюда. У вас есть пара минут, а потом я вас буду убивать.
Он несколько раз вздохнул глубоко, восстанавливая дыхание, достал из кармана брюк финку, нажал кнопку и извлёк из рукояти лезвие. Потом подскочил, будто пружиной подброшенный.
- Запорю, гады!
Его истошный вопль и финка, сверкнувшая в тусклом свете фонаря, произвели магическое действие на юнцов - они бросились врассыпную.
- Запорю!
С рынка бросились бежать все, кто это мог.
- Запорю!
Поднимались и ковыляли прочь те, кто бегать уже не мог.
- Запорю!
Фирс и Попич перехватили Еву, не для острастки уже намеревавшегося пустить в ход нож.
- Вова! Евка! Да уймись ты, Андреич!
- Эй, Ханифка, уснул ты под столом что ли? Собирай посуду, накрывай на стол – пировать будем.
- С вами уснёшь, как же! Орёте на весь город – как ещё менты не проснулись.

- Человечество должно поклясться, что не будет использовать возможность проникновения в иные миры для похищения их жителей.
- Как ты себе это представляешь?
- Меморандум. Должен быть озвучен документ, под которым подпишется каждый из живущих на Земле и за её пределами.
- Что тебе это даст?
- Снимет груз моральной ответственности.
- Хорошо, я посоветуюсь с Распорядителями, что возможно сделать по данному вопросу. У тебя всё?
- Что с противометеоритной защитой?
- Не хочет солнце ясное с нами сотрудничать. Заклинатель душ требуется.
А что? Пусть себе. Не обидно.
- Скинь материал – подумаю, чем смогу помочь.
Вечером сел за компьютер, на котором ещё маленький Костя играл. Забыты пиво с килькой. Беленькая кошечка свернулась калачиком на столике, как раз между клавиатурой и монитором.
- Билли, ни черта не понимаю в этих схемах – давай популярнее.
- Твоё предположение о неразрывности светового потока нашло подтверждение. И сигнал присутствует – тот, не отражённый. Пока не можем его декодировать.
- Совсем?
- Нет, кое-что узнаваемо – планеты, спутники, болиды. Но бездна информации поступает из космоса.
- Не страшно – со временем букварь сложится, и люди научатся его читать. Дальше.
- Станция на Меркурии не отвечает задачам всеобъемлющей и непрерывной связи с потоком солнечной информации.
- Что мешает создать сеть следящих станций на околосолнечной орбите?
- Пытаемся понять.
- А я так думаю – ничего. Только надо учесть: они должны быть не просто проницаемы для световых потоков, но стать с ними одним целым – нитями паутины - чтобы чувствовать неотражённые сигналы.
- Мысли дельные. Подскажи их руководителю проекта.
- Сделай это за меня. Нет, внуши их, как собственные – порадуй Главного Хранителя. Пусть Любане приснится менделеевский сон. Ты ведь мастер на такие штуки.
Утром Люба вышла на связь.
- Слушай, твоя идея со станцией на Меркурии не катит.
- ?
- Мы будем создавать сеть космических станций слежения на околосолнечной орбите. На очень околосолнечной – гораздо ближе Меркурия. Они станут неразрывной частью светового потока и позволят отслеживать динамику вселенной на огромном удалении от нашей системы. Ты удивлён?
- К тому всё шло.
- Вот как? Ну-ну. А что у нас со скачками в спирали?
- Ждём-с меморандум.
- Ах, да. Сегодня узнаю мнения Распорядителей, и если не будет отрицательных, запустим проект в народ. Ты становишься крючкотвором, Гладышев. Что будет, если человечество заблокирует меморандум?
- Оно не получит дороги в параллельные миры.
- Так в себе уверен? Константин нашёл без твоей помощи. Найдём и мы - прозрачные в контакторе, контактор у нас. Гладышев, смири гордыню.
- Если вы откроете путь на спирали для флибустьерских набегов, обретёте второго Костю.
- В твоём лице? Его судьба тебя не пугает?
- Нет, ведь я – Создатель.

Королей приветствовали вполне дружелюбно, но напряжение витало в воздухе почти зримо. Настолько, что Макс не сразу признал в четвёртом бомжа со свалки. А признав, достал носовой платок, отёр ладонь и брезгливо выкинул.
- Угощайтесь.
- Угощай.
Сразу две бутылки лишились пробок и звякнули горлышками о края стаканов. Ханифка умел считать до шести и потому занялся пирогом. Впрочем, набив рот, он завладел полупорожней бутылкой и стал, давясь, отхлёбывать.
- Какие проблемы, Макс? – короли выпили по второй и закурили.
Удачливый тренер и самозваный кандидат в мэры всё никак не мог проплеваться в душе от рукопожатия с заразным бомжом, тяготился теперь его участием в застолье. Стоял он, чуть отстранившись, сунув руки в карманы распахнутой дублёнки, а желваки перекатывались по его скулам.
- Да, какие проблемы? У меня, собственно, никаких. Проблемы могут быть у вас, если мы сейчас не договоримся.
Фирсов с сожалением взглянул на водку и закуску, вздохнул и прищурил глаза будто бы от дыма.
- Ну-ну, попугай, пацан, дедушку.
Макс облизал пересохшие губы.
- Хочу спросить, не пора ли вам, дедушки, на покой, заслуженный отдых, так сказать. Тяжковато, наверное, королевством править? Годы не те - слабость в ногах, отдышка, то да сё. А мы бы вам торжественные проводы устроили. Здесь, - он простёр руку над столом, - аванс. Ну, а в подарок – каждому по «жучке». Знаю – заслужили: столько лет такое бремя. Но сейчас другие времена, другие люди требуются, другой подход к теме…
Макс зачастил словами, глотая окончания, торопясь высказаться, надеясь быть услышанным и понятым - от королей всего можно ожидать.
- Вас все знают, уважают, никто никогда не тронет. А мы наведём в городе новый порядок - согласно требованиям времени…
Макс ещё говорил, а Ева повернулся к Фирсу:
- Что-то слышится родное в долгой песне ямщика…
Тот кивнул:
- Старый пострел и тут успел.
- Думаю, рановато нам на пенсию, - каким-то изящным и неуловимым движением Попич извлёк из ящика бутылку и ударил Макса в лоб.
Тот, как стоял, так и упал столбом, не вынув рук из карманов. Край белоснежного кашне закрыл его лицо. Оба чемпиона разом прыгнули через столы: причём, один кинулся бежать прочь, а второй – на Попича. Ближе стоял Ева, он и остановил боксёра пинком в пах. Паренёк согнулся вдвое и ткнулся под стол. Ханифка понял, что торжественная часть ужина закончилась и засуетился над пирогом.
- Никто не будет?
Сунул его вместе с противнями за пазуху и заправил край в штаны. Увидев бегущих со всех сторон множество чёрных фигур – засадный полк Станислава Максимова – он с криком: «Шайтан-мама!» полез под стол. Но панцирь из противней очень мешал.
- Не дадут, сволочи, допить, - посетовал Фирсов, отрывая доску от стола.
Попич был предусмотрительнее - сунул один из ящиков Ханифке под стол и приказал:
- Брюхом накрой.
Топот множества ног, скрип снега, хриплые дыхания накатывали со всех сторон и вдруг разом оборвались, взвились воплями, матом, глухими ударами падающих тел – то Фирс приложился шестиметровой доской.
- Полегче, Константиныч, - крикнул Ева, увернувшись от его нового замаха, запрыгнул на стол.

- Не горит. Жду, когда ты, наконец, займёшь в этом вопросе ясную и твёрдую позицию.
- За это спасибо. А что за тайны с контактором?
- А он и был тайной для всех, кроме тебя и Константина.
- Слушай, прозрачные его как усилили?
- Давай выясним.
- Искуситель.
Люба:
- Гладышев, ты где?
- Прости, забылся - последствия недавних потрясений.
- Амнезия?
- Почему? Скорее болезнь Паркинсона.
- Это у вас наследственное?
Вот заврался!
- Это у нас приобретённое.
- Ну, отдохни – потом продолжим.
Пришлось отключиться. Я имею в виду связь.
Вечерком только примостился у камина, Любин фантом - облик, синтезированный из светящихся молекул воздуха - возник прямо в полумраке зала.
- Вот где обитаешь. Ну, что ж уютненько. Пиво? Самоваренное? Жаль не попробовать. Гладышев, пригласи в гости – Любочка будет довольна.
- Частная жизнь – не музей для посетителей.
- Обидные слова, муженёк. Ну да, Бог тебе судья. Как звали Костину маму?
- Мирабель.
- Вас что-нибудь связывало?
- Она была моей любовницей.
- Я так и поняла по его реакции.
Любин облик струился в слабых световых потоках.
- Гладышев, ты когда-нибудь ревновал меня?
- Сразу, как только ты стала публичным деятелем.
- А теперь?
- Что изменилось?
- Приятно, как признание в любви.
- А тебе не приходило в голову, что сторонюсь с единственной целью - сохранить это чувство.
- Ты меня ставишь перед странным выбором - чтобы вернуть миру мыслителя, должна пожертвовать мужем. Может, правда, выдать за тебя девочку? Вернёшься в общество, будешь вкалывать. Детки у вас появятся, а я стану бабушкой.
- Нет, спасибо, одной Любы Черновой мне на всю жизнь хватило.
- Она нежна и добра.
- Из мужской солидарности не буду отнимать невесту у тамошнего Алексея.
- Вот ты у меня какой! Ну, хорошо, займись параллельными мирами и помоги моей Любочке встретиться с твоим Алексеем. Может, где-нибудь, на этих спиралях отыщется и Настенька.
Диалог прервался.
Настенька. Незаживающая рана сердца, коснувшись которой, Люба опрокинула меня в пыль с пьедестала непогрешимого. Хорошо, хотел сказать, возьмусь за тему, только одно «но». Хотел, но, оказалось, некому - Любин фантом растаял, и я остался один в каминном зале.
С трудом выдержал паузу длиной в ночь, и утром после пробежки попросил Любу о связи.
- Хорошо. Я возьмусь за тему параллельных миров, только одно «но».
- Излагай.

Достаточно прослыть королём в Увелке, чтобы южноуральская шпана уступала тебе дорогу. Но город есть город - в его необъятном чреве плодились и вызревали новые непокорные силы, не признающие прежние авторитеты.
Тренер спортивной школы Станислав Валерьевич Максимов воспитал не одно успешное поколение боксёров. Много громких титулов и медалей привозили в город его ученики. А однажды Макс привёл их на танцы в ДК «Энергетик» и дал бой городской шпане.
Потом были побоища в ресторане «Солнечный» и на городских массовых гуляниях. Везде его тренированные, короткостриженные парни одерживали верх и теснили разношёрстное хулиганьё.
Победы окрыляют. Станислав Валерьевич уже мнил себя отцом и спасителем города, в мыслях примерял мундир мэра – а чем чёрт не шутит? – когда появился этот старик, вечный зэк.
Какое Движение? Какое объединение? Ишь, как много всяких желающих к готовому пирогу! Что? Пирог не готов? Осталось одно только движение, чуть-чуть поднажать, и полетят эти короли кубарем из города до самой Увелки.
Вот тогда, в канун Седьмого ноября, раззадоренный Корсаком, Макс бросил вызов увельским королям. Суть послания, если опустить матерщину и прочие словесные выкрутасы, сводилась к следующему:
«- Если вы того стоите, что о себе мните, то неугодно ли пожаловать на званый ужин, который состоится в вашу честь такого-то числа текущего месяца на колхозном рынке в 20-00.
Спортсмены города».
- Вот и добренько, - сказал Фирс. – Не надо по квартирам смутьянов выискивать. Сразу все вопросы зададим и ответы получим.
- Судя по тону, - заметил Попич. – Они сами собираются задавать вопросы.
- Ответим, - лаконично заявил Фирс.
Ева отмолчался, но задумался основательно, пытаясь постигнуть, что «максимята» затевают.
Итак, без лишних слов и сомнений короли отправились в назначенное время по указанному адресу.
Бомж Ханифка ковырялся в урне, увидел троицу, узнал, спросил, поприветствовав:
- Куда путь держите, господа товарищи?
- На пирушку пригласили.
- Вот бы меня кто пригласил, - посетовал бродяга. – Со вчерашнего дня во рту ни маковой росинки.
- Жалко, что ль? Валяй с нами.
Ханиф засеменил следом, не решаясь пристроиться в ряд шагавшим королям.
Однако Фирс приостановился:
- Ты что как бедный родственник? Скоро мы все будем гордиться знакомством с тобой.
Полная луна, как огромный белый глаз между ресницами чёрных облаков, видела четырёх мужчин вошедших на пустынный рынок. Впрочем, безлюдным он только показался. В центре под фонарём на столбе, там, где теснились столы овощного ряда, мёрзли три человека. Однако и это утверждение при более внимательном рассмотрении оказалось поспешным. Перед ними на столе громоздились два ящика водки, между огромными противнями остывал столь же внушительный пирог, а на массивном серебряном подносе краснели бутерброды с икрой. Три стакана стояли вряд, а ещё три – напротив пользователей. Макс и два его последних чемпиона заедали водку бутербродами.
- А вот и наши Вовы! – приветствовал спортивный тренер пришедших. – Вова малый, Вова средний и Вова большой. Привет, всем!

Почему безымянная? Не поворачивался не только язык, но и в мыслях не мог окрестить её какой-нибудь Муркой. Конечно, глупости мистические, но….
Не случайно она здесь появилась. И кот этот драный.
Кроме прогулок и пробежек, музыкальных вечеров в компании белой кошки, у меня ещё были думы. И диалоги с Билли.
- Не мною сказано, но верно – жизнь прекрасна потому, что она конечна. Каждый миг может оказаться последним и от того он ярок и ценен. Бессмертным быть скучно.
- Может быть, если жизнь посвятить порханию над цветочной клумбой. А если есть цель, на плечах бремя ответственности, и открытия порождают новые загадки, выстраиваясь в бесконечную череду, жизнь становится мукой – мукой поисков и творчества. Такая жизнь достойна бессмертия.
- Каждому дан шанс на вечные муки, но уж если судьба поставила точку, то не стоит их продлять, отнимая тела – читай, жизни – у несчастных из параллельных миров.
- Эти миры суть наше отражение.
- Ой, ли! Ты предложи сейчас Александровне поменяться телами с её новой дочкой. Знаешь, куда она тебя пошлёт? То, что задумал Костя, а теперь поддерживаешь ты, бесчеловечно.
- Завидую, Создатель, твоему умению из ничего, на пустом месте создавать теории. Но на практику ты сильно не заморачиваешься. По тебе, пусть холопы трудятся.
- Какие эпитеты! Мне больше импонировало считать тебя трудоголиком. Но раз моднее стало «холоп», пусть будет холоп.
- В данном случае не себя имел в виду – Любовь Александровну.
- Знаешь, готов с тобою согласиться. Действительно, мало чем помогаю своей разумной жене. Но, Билли, здесь чисто личностный фактор. Тяжело с ней работать – не могу простить Венеру, похищение Дианочки, моё заточение на Меркурии.
- Людям свойственно ошибаться. Даже великим.
- Нет, Билли, здесь не ошибка, которую, в конце концов, можно признать и простить. Здесь присутствует норма поведения, прогрессирующая в синдром.
- Всё может сгладить совместный труд.
- Ты же в курсе – пытался.
- И всё было так плохо?
- Кончалось плохо.
- А попробуй ещё раз.
- А давай.
Билли связал меня с Любой.
- Как дела?
- Что, Гладышев, тебя интересует?
- Всё и по порядочку.
- Откуда прыть?
- Отлежался - хочется вникнуть и поучаствовать.
- Прилетай.
- Давай пока заочно.
- А получится? Ну, слушай. Любочка овладела оптимизатором – летает, болтает, обучается, скоро мыслить начнёт и советовать. Она счастлива. И я.
- А мне жаль тамошнего Лёшку – без невесты парень остался.
- Не будем терять присутствия духа. Тема параллельных миров изучается. Пытаемся понять принцип действия контактора, наладить общение с прозрачными людьми.
- Ты называла их шалопаями.
- Это, когда они были с Константином.
Я к Билли.
- Ты говорил, что секрет параллельных миров у тебя в кармане. Что ж не вывернешь?

Корсак вздохнул и поковырял прозрачным ногтём пятнышко на клеёнке.
- Заблуждение. Нельзя игнорировать законы развития общества, как и законы природы. Движение вас раздавит.
- Тебе что за печаль, пророк?
- Я свою миссию выполняю. С вами ли, с Максом порядок в городе наведу. Новый порядок. И если для этого придётся бросить под дорожный каток ваши косточки, то хрустнут, как сухой камыш.
Попич поднялся, подошёл, наклонился к самому лицу Корсака, сунул руки в карманы от греха.
- А ты смелый, дедок. Тело цыплячье, а душа ястреба. Только душонку эту из тебя щелчком можно выбить.
- Смотри сюда, плесень лагерная, - Фирсов выбрал со стола крупное зелёное яблоко, кинул Евдокимову. – Андреич, изобрази.
Ева будто без труда сжал ладонь, и громко хрустнул в ней расколовшийся фрукт.
- Я в авторитете у таких людей…, - скрипнул зубами Корсак.
- И тебе, конечно, место в шишкарях, - подсказал Попич.
- Не исключено, - согласился Николай Аркадьевич, успокаиваясь. – Значит, вы выбираете бузу? Что ж вольному воля, спасённому – рай. Движение…
- Движение, Движение, сволгибрёвна! - перебил Ева. - Где оно, твоё движение? Покажи, дай пощупать. Приехал и сразу в дамки метит. А если я тебе сейчас в жопу пинка дам, откроешь носом калитку?
- Не надо в жопу, - Николай Аркадьевич резко поднялся. – Я калитку руками открою. Словом, пойду я. Вы тут ешьте, пейте. Миша, угощай.
Корсак вышел из беседки, у калитки обернулся:
- Вы сами выбрали свою судьбу. Совсем скоро за ваши никчемные жизни я и гроша ломаного не дам.
- Нет, он всё-таки наскрёб на свой хребёт. Ну, поганый дед, щас догоню, - Попич затопал ногами, имитируя бег и погоню. – Не догоню, Кондрашка, тебе всыплю.
- А я что? – засуетился хозяин. – Вот пейте, угощайтесь.
- Ты, вошь лагерная, кого к нам подгоняешь?
- А что, братцы, - подхватил Ева не откупоренную бутылку коньяка, - не пропить ли нам только что отвергнутую безбедную старость дорогим напитком? Глупцы ищут мудрость в вине, а мудрецы находят истину.
- А могли бы каждый день, - прицокнул языком Попич, ловя через рюмку солнечный луч. – Твоё здоровье, Владимир Андреевич.
- И твоё, Владимир Васильевич.
- И твоё, Владимир Константинович.
- Кондрашка, тащи гитару, будем песни грустные петь.
Чуть позже потомки Флинта распевали хором:

И в бою, и в радости, и в горе только чуточку прищурь глаза…

17

Южноуральск и Увелка по сути один мегаполис - там, где значилась граница города, начинался рабочий посёлок. Рейсовый автобус курсировал с пятнадцатиминутным интервалом. Многие увельчане работали на южноуральских заводах, и наоборот, немало горожан трудились в учреждениях посёлка.
Снискавшие славу королей Увелки в бурные годы своей юности Владимир Константинович Фирсов и Владимир Васильевич Попов жили в Южноуральске, а Владимир Андреевич Евдокимов, женившись первым, получил квартиру в Увелке, да там и застрял под градом бесконечных упрёков супруги, завидовавшей прописке его более удачливых друзей. Работали они в одной строительно-монтажной конторе и, по большому счёту, были вполне довольны своей судьбой, уезжая в командировки ровно настолько, чтобы по возвращении видеть в глазах домочадцев неподдельную радость встречи.

- Поживу здесь. Подготовь доклад и сбрось Любе на почту.
Утром Главный Хранитель вышел на связь:
- Гладышев, что ты мне прислал?
- Направление движения. Не поскупись на мозговую атаку, и скоро у тебя будет очень надёжная противометеоритная защита.
- Ты когда прилетишь? Любочка просто чудо, такой замечательный ребёнок! Не хочешь пообщаться?
- Она предназначена в жёны Лёшке Гладышеву - поскольку другого в нашем мире нет, и если готова стать тёщей, то прошу её руки.
- Дурак ты, Гладышев, и не лечишься.
Дулась неделю.
- Так ты что, всерьёз решил поселиться в глуши?
- Чем здесь плохо?
- Меня нет.
- Может, это благо?
- Такова благодарность за полвека моей верности и твоего распутства?
- Люба, не напрягай. Скажи лучше, тема пошла?
- Строим на Меркурии станцию для изучения солнца и поиска контактов с ним, в свете твоего предложения.
- Была мозговая атака?
- Да. Много интересных деталей подсказано. Думаю, задача осуществима.
- Могу себя считать свободным от обязательств? Свободным вообще?
- Вон ты чего боишься. Успокойся, пока тема развивается успешно, тебя никто не потревожит.
- Ну и ладушки.
- Это значит, ты не прилетишь? Параллельные миры не интересны?
- Как-нибудь без меня.
- Жаль. Но учти, не будет получаться – мы тебя снова в оборот возьмём.
Жизнь моя в доме под платанами текла размеренно. Утром делал пробежку по дороге вдоль моря. Днями гулял по берегу. Белая кошка сидела на плече, либо путалась под ногами, задрав трубой хвост. Чёрный кот следил за нами, прячась в дюнах. Вечерами выл под окном или на крыше. Однажды свалился в каминную трубу. Слава Богу, там ещё не было огня. Выпрыгнул, фыркнул и забился под буфет. Сколько его ни звал - не реагировал. Открыл дверь и перестал обращать внимание. Потом слышу, под окном серенаду завёл - ну, значит, пора запираться.
Полюбил живое пиво с вяленой килькой. Каждый вечер на столике перед камином у меня то и другое. На коленях белая красавица. Как ни пытался её чем-нибудь угостить – безрезультатно. Чем питалась? Чем жила? Святым духом, должно быть. Правда, иногда пропадала куда-то. Может, мышей ловить?
Жевал рыбёшку, прихлебывал пиво, смотрел на огонь и гладил кошку. Потом она перебиралась на соседнее кресло. Я брал гитару, и начинался музыкальный вечер.
- Что спеть тебе, мурлыка? Может, эту?

У кошки четыре ноги,
Позади у неё длинный хвост…

При первых аккордах пушистое создание вытягивалось во весь рост, а потом, не без ущерба для него, начинала царапать обивку кресла.
- Не нравится? Может, эту?

Жил да был чёрный кот за углом…

Безымянная гостья прыгала на пол и с гордым видом удалялась.

- Частенько здесь такое?
Кондрат махнул рукой:
- Да почти каждый день - место-то лобное, вот и не могут поделить его боксёры Макса с пацанами Большака.
- Давно?
- Да уж годик свара тянется.
- Пора кончать.
- Займитесь.
- Займусь. За тем и прибыл. Забьёшь мне стрелку?
- С Фирсом – легко, с Максом – не знаю.
- Будешь делать, что скажу – в «сявках» не задержишься.
- Да я вроде и так… - обиделся Кондрат.
Но приезжий его уже не слушал. Вихрь криков и беготни, звон посуды, от которых гудел зал, настроили душу Корсака на патетический лад. Я верну Риму спокойствие, думал новоявленный Цезарь.

16

В октябре ещё бывают погожие деньки, когда небо чисто и бездонно, солнце ясно и приветливо, гонит листву тёплый ветерок, и лишь от земли веет сырой прохладой. В садовой беседке у Кондратенко собрались высокие гости. Николай Аркадьевич и на этот раз не поскупился - было, что выпить и чем закусить. Но разговор не заладился.
- Оно нам надо? – Фирс простёр над столом длинную руку. – За угощение спасибо, а в остальном… Пустые твои слова, дедок. Тебе, наверное, уже за семьдесят, а ты ещё бодришься, чего-то затеваешь. Не пора ли на покой?
- Не говори про ворона, пока он не закаркает, - Николай Аркадьевич с любопытством разглядывал долговязого собеседника. – А я надеюсь ещё многих пережить.
- Э, брось, не зарекайся. Вот таких, далеко заглядывающих и глубоко задумывающихся, в одночасье скручивает болезнь, - заметил Ева.
Корсак обернулся к нему:
- Сил, бывает, хоть отбавляй, но срок пришёл и – кердык! – уноси готовенького. А другой чахнет и год, и два, и много-много лет – износу нет. А на вид – ну, в чём душа теплится?
- Бесконечный разговор, - вмешался Попич. – Каждый кулик своё яйцо хвалит. Ты, дедок, спросил, тебе сказали. Что ещё?
- Ещё? – Николай Аркадьевич встрепенулся, будто кончилось пустословие, и пришёл час серьёзного разговора. – Ещё надо брать быка за рога, а не пятиться от него. Весь город у ваших ног, а проку никакого.
- Повторяешься, дед, - поморщился Ева. – Ты с этой байкой к максимятам иди - они до чужого добра жадные. А мне хватает того, что на работе получаю. Тебя разве не учили, что красть и отбирать нехорошо?
- Вот за что не люблю шпану вашу лагерную – никаких моральных тормозов: мать родную изнасилуют. А уж гонору-то, - Фирсов покосился на молчаливо сидевшего Кондрата – и тот под взглядом зримо поёжился – Не успел откинуться, а уж пальцы веером: мол, я не я и свадьба у меня. На зоне распоследним петушком был, а на свободе в паханы метит. Пока в торец не дашь – не успокоится.
- Дерьма везде хватает, - согласился Корсак и тоже почему-то покосился на Кондрата.
Тот совсем стушевался от этих подозрений.
- Ни хрена, - Ева выпил водки и припал губами к банке с огурцами, громко глотал рассол, с трудом перевёл дыхание. – Ни хрена, дедок, у тебя не получится. Езжай-ка ты обратно да передай тем, кто послал - вольный град Южноуральск жил и жить будет по своим законам. Нам новых правил не надо - мы чужаков плохо переносим.

- Решил остаться? – поинтересовался бывший полицейский.
- Да, но не знаю надолго ли.
- У нас места хорошие.
- Мне надо собраться с мыслями и решить одну проблему.
- Извините, - засобирался добропорядочный селянин. – Я вас отвлекаю.
- Не в данный момент.
И он остался. Мы пили живое пиво, и говорили о днях минувших.
- Эльзу помнишь – дочку трактирщика? Скрипачка, мировая знаменитость.
- Её талант заметен был ещё тогда.
- Талант талантом, а сколько она трудилась. С утра до вечера – пили-пили, пили-пили….
- Конечно, без упорного труда одного таланта мало.
- Иные без пота славу добывают – просто везёт.
В словах старого селянина услышал упрёк в свой адрес.
Вечером, после его ухода:
- Билли, готов представить на твою критику некоторые соображения по противометеоритной теме.
- Весь внимание.
Запер дверь, поднялся в мансарду. Присел в кресло у раскрытого окна. Кошка на коленях. Тут как тут чёрный кот. Устроился где-то на коньке и завывает. Сосредоточиться не даёт.
- Билли, нельзя ль погодку испортить?
- Айн момент, Создатель, селян настрою.
Гроза ударила что надо. Громы, молнии, ветрина дует, дождь сечёт. У меня окно открыто, но ни капли в мансарде – ветер с юга.
- Всё, как просил, Создатель. Теперь выкладывай, что надумал.
- Твоя схема противометеоритной защиты не верна в принципе.
- Опровергай.
- Легко. Если взять за точку отсчёта центр Земли, скажи, в какой прогрессии будет возрастать объёмный сектор обзора на линейную единицу удаления. Видишь, даже не в геометрической, а на порядки выше. А ты пытаешься вести наблюдение не из единого центра, а системой спутников, направляя локационные волны в космическое пространство. Они не в состоянии справиться с прогрессией четырёхмерного пространства. Понятна природа чёрных дыр?
- В принципе, да. Но как их залатать?
- В той плоскости, которой ты мыслишь – никак.
- Растолкуй свою.
- Мотай на ус. Раз мы хотим защищать Солнечную систему, то светило и должно стать следящей станцией. Его лучи идут сплошным потоком, встречают препятствия, например, в виде планет, огибают и вновь смыкаются.
- Явление интерференции, - хмыкнул Билли.
- Тебе ясно, что чёрных дыр в этом случае не будет. Молчишь?
- А ты закончил?
- Вникай дальше. Знаешь, принцип паутины? Стоит несчастной цокотухе запутаться в ней, сигнал тут же передаётся пауку. Потоки солнечных лучей, заметь, неразрывных – та же паутина. Встречая на своём пути препятствия, они подают сигналы – внимание объект. И этот сигнал источник света получает гораздо раньше отражённого. То есть, в данном случае мы имеем дело со скоростями намного выше световых. На порядки.
- У меня нет информации по этому явлению.
- Не было, теперь есть. Не забыл, что на меня три грации трудятся?
- Ну, хорошо, пока нечем опровергнуть, пусть будет по-твоему. Каковы задачи в свете этих открытий?
- Найти контакт с солнцем - поставить светило на службу человечеству.
- Ты возвращаешься с темой?

Снова была осень. Как тридцать лет назад, когда он впервые побывал в этом посёлке, встречая с зоны одного из лагерных дружков. Где он теперь? Жив ли? Давно дорожки разошлись. В пасмурный день, когда серая пелена то наплывала холодным дождём, то отступала к горизонту, шёл он незнакомыми улицами, отыскивая указанный в записке адрес. Волновался - слишком необычной была его новая роль.
С острым любопытством и долей недоумения смотрел на невысокого худощавого мужика, тёмнолицего, курносого. Как сделать из него помощника? Как задавить своим авторитетом? Что сказать? С чего начать? Впрочем, помолчим - заяц трепаться не любит.
- Кондрат, - мужчина протянул руку для пожатия. Глаза его тоже ощупывали гостя.
Старикашка, божий одуванчик! Вот глаза молодые - буравят словно рентген.
- Меня зовут Николаем Аркадичем.
- Ну, а меня Михал Михалычем. Какие новости от Хозяина?
- Хочу от тебя услышать.
- Новости говорит пришедший, - возразил Кондрат, присел, поудобнее устраиваясь на штабеле дров, сложенных у забора. – Сорока с весточкой – прокурор с повесточкой.
Корсак усмехнулся – «сявка»: реальный пацан перед стариком не выпендривается. Отошёл к калитке, присел на лавочку, поманил хозяина пальцем. Тот, поколебавшись, тяжело вздохнул, поднялся и подошёл. Знакомство состоялось.
Дорожный чемоданчик Корсака нашёл себе пристанище, а новые знакомцы отправились в Южноуральск, в единственный на всю округу ресторан с неподходящим для ночных пирушек названием «Солнечный».
По внушительному залу, синий потолок которого украшали замысловатые люстры, перекатывался гул. Разрисованные стены, набившие оскомину глаз завсегдатаям, привлекали взгляд непосвящённого. Музыканты играли громко и фальшиво, пялились на дам, в особо привлекательных тыкали пальцами и обсуждали, не прерывая основного занятия. На столах густо мерцало стекло – бутылки, графины, стаканы, фужеры, рюмки…
Свободные места нашлись в дальнем углу зала, но за столиком уже сидела молодая парочка. Съев и выпив всё заказанное, они тянули пиво из фужеров и выскакивали на круг при первых же аккордах. Танцевали и любовались друг другом без устали.
Николай Аркадьевич, не скупясь, сделал заказ. Выпив и закусив, не без любопытства наблюдал, как, забыв о повседневных треволнениях, недобрых слухах, тоскливом ожидании счастья, люди веселились во всю широту хмельной души. Тут и там раскаты хохота встречали чью-нибудь немудрёную шутку. Официанты шныряли между столами, ловко уводя подносы от столкновений.
В разгар веселья в зале вспыхнула потасовка. Взвизгнули женские голоса. Трезвея, вскакивали из-за столов мужчины. Ансамбль смолк, последним охнул барабан. Ему откликнулись нарастающий рокот из зала, грохот падающих столов. Замелькали в воздухе тупые ресторанные ножи. Бутылки вдруг обрели крылатость. Тарелки отмечали в воздухе свои трассы остатками пищи. Когда одна из них раскололась о стену совсем рядом, соседка по столику пронзительно взвизгнула. Приятель обнял её и, прикрывая своим телом, повёл прочь.
- Ну, сволочи, - Кондрат подхватился из-за стола и кинулся в гущу событий. Николай Аркадьевич остался наблюдателем, чувствуя себя, как рыба в воде.
Пронзительно закричал какой-то тип, схватив Кондрата за грудки. Михал Михалыч крепким ударом сбил его с ног, но и сам упал, потеряв равновесие. Подняться сразу ему не удалось. Сначала хорошо упитанная женщина, запнувшись, обрушилась на него своими телесами. Потом какой-то доходяга прыгнул на грудь, успел немножко поплясать, прежде, чем его штиблеты мелькнули в воздухе.
Помятый, тяжело дыша, Кондрат вернулся к столу. Николай Аркадьевич налил ему водки.
- Отвёл душу?
- Пусть не лезут.

- С контактором не поможешь разобраться? Родственников твоих прозрачных из заточения извлечём.
- Вот это уж точно без меня.
Когда Любин флаер скрылся в звёздном небе, ЦУП дал «добро» на перемещение с Меркурия на Рижское взморье к известному дому под платанами.
Кажется, христианские обычаи запрещают родственникам копать могилу усопшему. Разыскал в деревне Андриса Вальдса. Он изрядно поседел, но был ещё бодреньким. Собрал сельчан, и те выкопали могилу рядом с холмиком Мирабель. Костины останки поместили в гроб. Ксёндз прочёл молитву. Два мужика застучали молотками, приколачивая крышку. Гроб опустили, закопали, водрузили католический крест.
Женщины в доме накрыли столы на поминальный ужин. В каминном зале разместились человек сорок селян. Выпили вина, поели кутьи.
Андрис поведал:
- Сам не видел, но люди говорят, ходит ночами женщина в белом. Кто в окошке со свечой видел. Кто на взморье перед грозой. Один на дороге нос к носу столкнулся.
- Дух Мирабель?
- Должно быть.
Женщины убирали со столов. Мужчины поджидали их у крыльца.
Вальдс:
- Пойдём ко мне ночевать.
- Нет, я здесь.
- Не хочешь ли поселиться?
- Не знаю. Может быть.
В каминном зале восстановлен порядок. Я развёл огонь, придвинул кресло.
- Что пьём, Билли – местную горилку или виртуальный ром?
- Где гитара?
- Не тот случай.
- Почему дверь распахнута?
- Может, кто придёт.
- Ночью? Ну-ну.
Огонь потрескивал в камине. Оптимизатор кружил голову и нагнетал меланхолию. Дремал, дремал и уснул.
Очнулся от дикого визга и утробного завывания – коты дрались.
Вот чёрт, не дадут уснуть. Можно попросить Билли отключить слух и скоротать ночь в постели. Но пошёл разгонять.
Чёрный кот и белый, выгибая спины, выясняли отношения на могильных холмиках.
- Брысь! – замахнулся.
Чёрный кот прыгнул на меня, имея явное намерение расцарапать фейс. Только куда ему. Я от пуль уворачивался на этом самом месте. Он промахнулся и исчез в темноте. Его белый соперник не являл агрессивности.
- Кис-кис, - поманил, и он доверчиво дался в руки.
Принёс домой.
- Кушать хочешь?
Отказался. Удобно устроился на моих коленях, лизал ладони и мурлыкал.
Не знаю, что на меня нашло. Гладил атласную шёрстку и плакал.
- Ах, Мирабель, Мирабель. Тебя не уберёг. Сына твоего погубил. Простишь ли?

5

Белый кот оказался кошкой. На мою ошибку указал Андрис Вальдс, утром навестивший дом под платанами. Ну, кошка, так кошка – пусть живёт. Не мраморных же догов заводить.

И другое:
« Вовочка здравствуй, Попов беспокоит!
В тот час, когда ты будешь читать это письмо, я, наверное, далеко буду от наших берегов. Твой ответ, а может, и письмо от Фирса получу только через полгода. Вот такая у меня служба. Но я не жалуюсь, нет, конечно - кому-то надо и во флоте служить.
По поводу твоего вопроса хочу сказать следующее. Думаю, время пацанства прошло, а пришло время задуматься – что же дальше? Как дальше жить и чем заниматься? Фирс письмо прислал, ругает тебя, на чём свет стоит. А я, Вовочка, думаю – пора взрослеть, не век же с рогаткой по улицам бегать. Сверхсрочная? А почему бы и нет. Тоже занятие. И раз «сундукам» платят зарплату (а в наших краях – не малую), значит, они нужны и флоту, и государству. Мне ещё служить и служить, а вот придёт время дембеля, и предложат мне на сверхсрочную – честно скажу: не знаю, что ответить. Может, и соглашусь. Поэтому считаю, что решать ты всё должен сам. А я всегда любил и уважал тебя таким, какой ты есть, и ничто не омрачит нашей дружбы.
Думаю, Фирс, он вгорячах на сверхсрочную службу нападает: достали его «сундуки» - вот и ерепенится. И сварщиком ты будешь или старшиной – всегда ты будешь нашим другом и братом. А расстояние для настоящей дружбы – не проблема. Вот мы скоро нырнём под лёд и всплывём разве только на Кубе. И если б не добрые ребята в кубрики, знаешь, как тоскливо текло бы время. И нет на свете ничего дороже мужской дружбы. Так что, ничуть не сомневайся в нас (уверен, Фирс, как всегда, только выпендривается для виду, а в душе он, конечно, на твоей стороне) и поступай, как считаешь нужным.
Твой брат, Владимир Попов».

14

Поставив точку в повествовании, понёс на рассмотрение редактору районки.
За неделю осилив чтиво, он вернул рукопись:
- Ну и что? Что ты этим хотел сказать?
- Рассказать, - поправил я. - О том, что «были люди в наше время - могучее, лихое племя». С натуры писано-то - ни слова вымысла.
- А если б помыслил, - настаивал он, - возможно, получилось интересней. Где концовка?
- Будет концовка. Хотел на критику вам….
- Критика такая - безыдейщина.
- Ну и пусть! - взбеленился я. - В Интернете выложу. Пусть люди узнают, что жили на свете такие парни, истинные Короли.
Вернулся в расстроенных чувствах и сел за продолжение, опустив всердцах временной отрезок без малого в двадцать лет.

15

Мысли Корсака, обгоняя поезд, мчались на Южный Урал, где он не был вот уже более десяти лет. Теперь он ехал туда ни на короткий роздых перед очередной отсидкой, ни на заслуженный отдых пенсионера преступного мира, а по заданию Движения, и проведёт он в молодом городке Южноуральске, возможно, весь остаток дней, отмеренных ему судьбой. Как она пойдёт – жизнь не по лагерному распорядку, без «скачков» и кутежей? Сумеет ли он, наконец, короноваться на вора в законе? Возраст-то и здоровье на покой тянут, и средства позволяют, а вот честолюбие не даёт. Новые заботы уже тревожили душу.
Столбы мелькают и мелькают, нескончаемую песню отстукивают вагонные колёса, и когда состав начал притормаживать у незнакомого Увельского перрона, ветеран преступного мира Николай Аркадьевич Кузьмин по кличке Корсак, задохнувшись от волнения, вдруг пожалел о прежней жизни - бездумной и романтичной, с которой прощался отныне навсегда.

Куда умчался? Где затаился? Что предпринять?
Начал кружить, всё более удаляясь от стоянки летательных аппаратов. Бесполезно. Видимость – едва-едва.
- Люба, Костя сбежал.
- Как?
- Попытался окольцевать оптимизатором – у него Паркинсонова реакция. Снял, а Костя в двери, и где теперь, не знаю.
- Придёт. Куда с планеты денется?
- А если нет? Скоро утро, его испепелит солнце.
- Он привычный к экстремальным температурам.
- Ты заблуждаешься.
- Что ты хочешь от нас, двух слабых женщин?
Ах, да, у Любы новая дочка и ей теперь не до твиста.
Я продолжал носиться над окрестностями подобно ведьме без помела.
Потом взмолился:
- Люба, включи радиолокационную систему.
- Да кручу я её, кручу. Нет засветок ни подвижных, ни тепловых. Ничего не вижу, кроме твоих кульбитов.
- Поднимись на орбиту – больше будет горизонт обзора.
- Поздно – рассвет идёт. Возвращайся в аппарат, Икар ты наш, а то крылышки подпалишь.
Горизонт очень быстро сгущал краски. Сейчас выскочит Ярило.
Проскочив пылевой заряд, нырнул в «тарелку».
- Билли, включай радиолокацию. Поднимаемся, ищем Костю.
- Локацию, пожалуйста. Взлёт только с разрешения Совета Распорядителей или Главного Хранителя.
- Не юродствуй – ты можешь всё.
- А ты не двурушничай. Хотел избавить мир от негодяя? Обстоятельства тебе помогли.
- Уж не ты ли сыграл роль обстоятельств? Ну, точно. Оптимизатор побывал на Костиной руке, и брат лишился рассудка. Ты убийца, Билли.
- Ты сам этого хотел и просил меня помочь.
- Я человек, мне свойственно ошибаться. А ты, киллер виртуальный, как ты мог дать такого ляпу – с Костей ушла тайна параллельных миров.
- Опять ошибаешься. Костя стал не нужен, после того, как я его отсканировал. Нет никаких тайн у параллельных миров.
Бесполезно спорить с Билли, бесполезно рвать волосы и кидаться оптимизаторами. Дело сделано. Мой брат ушёл в иной мир.
Устало прилёг на диванчик. Гитару на живот. Тронул струны.
- Дарби, рому.
Когда закружило голову:

О, бедный мой Томми, бедный мой Том,
Зачем ты покинул наш маленький дом….

На второй день Люба с барражирующего флаера обнаружила обугленные останки Константина. Отдала их мне в чёрном пакете.
- Что будешь делать?
- Хочу похоронить под платанами, рядом с могилой матери. Отпустишь?
- Лети. Когда вернёшься?
- Зачем? Разве тебе мало темы параллельных миров?
- Мне тебя не хватает, дорогой. Теперь у нас есть дочка. Ей нужен отец.
- Больше жених. А противометеоритной защитой могу заниматься и в Прибалтике.

- Что не с девушкой? Почему не в кругу?
- Душу травить?
- Всему своё время: завтра – служба, нынче – танцы.
- Послезавтра – домой, - вздохнул Евдокимов, пуская длинную струю дыма.
- Кстати, о доме. Хочу рекомендовать тебя на сверхсрочную. А что? Служишь ты нормально - медальку получил, ребята на тебя ровняются. Лучшего старшины в роту мне не надо.
- Нет, товарищ капитан, домой поеду.
- А я разве против? Поезжай, конечно. Рапорт напишешь и поезжай. Двухмесячный отпуск тебе положен. Отдохнёшь, родных попроведаешь и назад: каптёрка - твоя. Женатым вернёшься – о жилье похлопочем. На вокзале не оставим. Ну?
- Друзья не поймут.
- Знаю я этих друзей. На письмо благодарственное с твоего завода ответ получили - рады за тебя, благодарят армию и командиров, что человеком сделали. Видать, не на доске почёта ты красовался там. Ты, Володя, пойми, такими, какими мы есть, делает нас среда, так сказать, обитания. Можно удаль свою проявить на воинской службе, орденов, медалей нахватать, почёт и уважение. А можно в тёмном подъезде загнуться от ножа бандитского. Или того хуже – загреметь на нары. Характер-то он проявится – применение ему найди. Ведь ты внук героя Гражданской войны. Можно сказать, потомственный защитник Родины. Кому, как ни тебе, молодёжь необстрелянную воспитывать? Ну, а случись какая заваруха – знаю: не подведёшь, явишь всему миру стойкость и неустрашимость русского солдата. Да что говорить, чтоб завтра рапорт был на столе - до приказа сто дней. Пока изучат да согласуют – домой поедешь с вакансией.
Упоминание о деде, красно-казачьем атамане орденоносце Константине Богатырёве, тронуло Евдокимова за душу - засвербело в носу, влагой подёрнулись глаза. Однако после недолгой паузы ухмылкой прогнал с лица умиление:
- Ладно, товарищ капитан, поеду домой папку с мамкой спрошу, деда. Отпустят – вернусь.
- Поезжай, - ротный потрепал сержанта по бритой по традиции за сто дней до приказа голове. – Поезжай, «папка с мамкой»…

13

Два письма получил Владимир.
«Привет из далёкой Кушки!
Здорово, Евка!
Во-первых строках моего письма спешу сообщить, что я жив и здоров, чего и тебе желаю. А далее хочу поругать тебя по поводу последнего твоего письма. Что это ты удумал, друг хреновый, в «куски» записаться? Друзей и Родину забыл? На «сопли» променял?
Честное слово, не узнаю тебя. Лично я всю эту сверхсрочную сволоту люто ненавижу: живут по принципу – одних душить, другим лизать. А в сути своей – все воры: тащат до дому всё, что плохо лежит или хреново стоит. И никак не могу разглядеть тебя среди этой шалупени. Вообщем, ты меня знаешь – я половинок не люблю. Вернёшься домой, ты мне – брат родной, останешься куском – лучше не пиши, не переводи бумагу - не отвечу.
Прости, если тон моего письма покажется тебе грубым. Скучаю по тебе, по Попичу, по всем остальным ребятам и нашим проказам, дни считаю до приказа, а тут ты со своим дурацким вопросом. Может, ты нашёл в армии друзей лучше нас? Может, ты теперь не тот стал, а, Ева?
Немного о себе. Служба моя проходит нормально. Хоть и служу на самом юге нашей Родины, но чаще мёрзну, чем потею – высокогорье. На РЛС привезли молодёжь – наша смена. Сейчас обучаем. Ребята толковые, всё – нормалёк. Думаю, после приказа не задержат - буду дома ещё до ноябрьских праздников. Надеюсь, тебя увидеть. Всё. Пока.
Твой друг, Фирс».

Не сразу сообразил, что происходит. Телекинетическая сила Всемирного Разума превозмогла напор контактора – остановила вращение кресла и раскрутила вокруг его оси весь Костин флаер, как огромную юлу. Снаружи поднялось облако пыли.
Прилетел Любин вопрос:
- Вы начали эксперимент?
- Хвастаем способностями.
- Ну, мужики!
- Брат, пощади, – взмолился Костя.
Внешнее воздействие на флаер прекратилось. Он ещё крутился некоторое время силой инерции, потом замер. Всё, что прилипло к стенкам, не спеша стекло на пол. И Костя.
- Уразумел?
- Что могут восемь человек против твоих миллиардов? Но погоди, дай срок – я соберу в контактор всю умственную энергетику параллельных миров и поставлю на уши ваш мир.
Время расставить точки.
- Билли, поставь его на уши, раз человеку так хочется.
Костино седалище взмыло вверх, а голова уткнулась в пол.
- Так? – это Билли.
- Немедленно перестань, - несостоявшийся Архимед нелепо взбрыкивал конечностями.
- Одна маленькая процедура, - поймал его руку и защёлкнул на запястье серебряный браслет.
- Билли, он подконтролен?
- Я его не ощущаю.
- Не исправен оптимизатор?
- Его чувствую.
- Причина?
- У Константина Владимировича очень сильное сопротивление внешнему воздействию.
- Оптимизатор – внешнее воздействие?
- Для него сейчас – да.
- Что делаем?
- Думаем.
Будто мешок с ватой, Костя повалился на пол. Помог ему подняться, усадил в кресло.
- Как ты себя чувствуешь?
Он крутил головой, пытаясь восстановить вестибулярный аппарат. Осмысленного взгляда не было – зрачки блуждали в орбитах.
- Билли, с ним всё хорошо?
- Я его не чувствую.
- Может, снять оптимизатор? Боюсь за его рассудок.
- Сними.
Снял, готовый к любым неожиданностям.
Оказалось, не ко всем. За спиной вдруг откинулся люк-трап. Костя оттолкнул меня и ринулся в наружную темноту.
- Стой! Билли, останови его.
- Да пусть проветрится.
Попытался вылететь в открытый люк и врезался в его обрамление.
- Что с тобой, Создатель?
- То же, что и с Костей – расстроен вестибулярный аппарат.
- Сейчас настроим.
- И боль убери, - потёр плечо, которым атаковал переборку флаера.
Когда взмыл над ночным Меркурием, беглеца в поле зрения не было.

Они пошли, а потом побежали к тёмным силуэтам, хищно целившимся в чёрное небо.
Позиции и ракетные установки на них были усеяны тлеющими угольками, местами уже занимался огонь. Стянув через голову гимнастёрку, Евдокимов, по примеру командира, стал сбивать ею языки пламени, тушить их сапогами.
Дым врывался в лёгкие, едкий и густой. Володя остервенело хлестал гимнастёркой и дышал громко и тяжело, словно старец на смертном одре. А от бесчисленных светлячков в траве и на стальных морщинах грозного оружия рябило в глазах, и не хотелось думать, что, если рванёт снаряженная ракета, то тошно будет далеко за полигоном - это тебе не бочка с бензином.
По мокрой от пота спине, будто холодным бичом хлестануло. Евдокимов выпрямился, перевёл дыхание, огляделся. Тугие струи дождя гулко забарабанили по стальным бокам ракет, по траве и брустверу.
- Ну, вот и помощник, - сказал ротный, подходя, ткнул бойца кулаком в плечо, сел на землю и закрыл глаза.
Володя сел рядом, спиной к спине. Его бил озноб. По голым плечам бежали грязные ручьи, но огоньки гасли, и мрак стремительно подступал со всех сторон.

12

Степь раскинулась окрест без конца и края. Солнце полыхало в небе у самого зенита, но земле ещё хватало влаги парить до горизонта и дарить жизнь яркому цветному разнотравью.
Лучшие из лучших, отличники БП и ПП выбивали пыль из просёлка и тут же её глотали, распевая походные марши. Скатки через плечо, сухой паёк в вещмешках по замыслу организаторов марш-броска по местам боевой славы должны были максимально приблизить ракетчиков к той обстановке, в которой сражались их отцы в далёком 1942-м.
На крутом волжском берегу остановились. Подъехал «бобик».
Седой полковник, Герой Советского Союза, рассказал, как насмерть билась его рота на этой высотке, как погибали её остатки в этих, теперь заросших и осыпавшихся, траншеях, вызвав огонь «катюш» с того берега на себя.
Строй сам собой распался - ракетчики окружили рассказчика, внимая каждому слову. Забылись пыль и зной дороги. Не трёт больше шею скатка, и банки концентратов в походных мешках не долбят в спину.
Потом спустились к воде, искупались, перекусили, отдохнули, и снова пыль дороги, зной палящего неба, гомон и ароматы благоухающей степи.
Село открылось внезапно за крутояром, в тени садов, огромных тополей. Строй грянул песню. Из калиток выходили селяне, босоногие мальчишки бежали перед строем и рассыпались по сторонам на площади.
- Благословенна дорога ваша, сынки дорогие, - статный мужчина сдёрнул с головы кепку и поклонился в пояс, потом пожал руку ротному и троекратно расцеловался с ним. – Милости просим в наше село.
Румяная девица в нарядном сарафане поднесла хлеб-соль. Ротный и её поцеловал. Потом был митинг.
В сельской столовой ракетчикам накрыли столы. Наваристый борщец и огромная, в полтарелки котлета оправдали и пыль дороги, и солнцепёк. А папиросы «Беломорканал», входящие в меню, растрогали солдат – какая забота!
Потом были концерт художественной самодеятельности и танцы. Подпортили настроение автофургоны, подкатившие к самому крыльцу Дома культуры, как напоминание о том, что всё хорошее когда-нибудь кончается, и разгулявшимся бойцам пора в часть.
Курившего на крыльце сержанта Евдокимова разыскал ротный. От него попахивало спиртным, а взгляд был подёрнут романтической поволокой - обедал комсостав отдельно.

- Ты запретил касаться этой темы.
- И правильно – молчи. И думать не смей. Мы пойдём другим путём.
- Сколько пустых обещаний.
- Есть мысль на критику.
- Валяй.
- Души прозрачных в контакторе превратили его в некое оружие или орудие. Оружие для поражения. Орудие для…. Ну, скажем, перемещения в пространстве и по спиралям.
- Пока критиковать нечего – мысль интересная.
- Сдаётся, Костя ни о каком сотрудничестве не помышляет. Заманил в мышеловку, чтобы загнать мою душу на свой чёртов контактор, а оболочку выбросить за борт.
- Говорить, будь осторожным, Создатель, излишне?
- Я не о том. Нужна твоя помощь. Помоги убить Костю, вытащить на свет Божий прозрачных, уничтожить чёртов контактор и саму мысль о вторжении в параллельные миры. Помоги мне, Билли!
- Ты всё хорошо обдумал? Контактор - величайшее изобретение, ещё неоцененное человечеством. У него такое же великое будущее, как настоящее у оптимизатора. Путешествия по спиралям времени и пространства гораздо перспективнее космических полётов. А Константин Владимирович…. Он твой сводный брат. Сын отца твоего и твоей возлюбленной. Поднимется рука?
- В последнем пункте категорически с тобою не согласен. Мой сводный брат погиб. Этот Костя, возродившийся из его пепла без генной памяти, суть существо антагонистическое обществу. Ему место в клетке, либо….
- Можно попытаться окольцевать.
- Ты поможешь мне?
- В этом - да.
Люк-трап захлопнулся перед моим носом.
- Проходи, брат, располагайся. Кресло второго пилота подойдёт? Я говорил - у меня тесно.
Я присел, покрутился в кресле пилота.
- Как построим работу?
- Отдохнуть, развеяться не желаешь после заточения?
Кивнул на оптимизатор:
- Вечный двигатель и синтезатор грёз.
- Гордишься? Теперь смотри сюда. Контактор – это не только прибор для трансплантации душ, но и Исполнитель Желаний. Вертись, брат.
Костя направил на меня пистолетный ствол контактора, и вдруг кресло пилота подо мной начало крутиться вокруг своей цилиндрической оси, набирая обороты. Кабина флаера закружилась, перед глазами замелькали, зарябили отдельные предметы.
- О, Господи! Билли, меня сейчас катапультирует.
- Спокойно, Создатель, я обнулил твой вес – сила инерции тебе не грозит. Потерпи немного, сейчас мы развернём вектор вращения.
- Что собираешься делать?
- Подключить мощь Всемирного Разума.
- Ты это можешь без бюрократических проволочек?
- А как ты думаешь?
- Да ты, братец, двурушник.
- Вот и помогай таким.
Мало-помалу вращение замедлилось, остановилось и снова началось в обратном направлении. Только странная картина – все незакреплённые предметы пришли в движение и прилипли к стенкам космолёта. Костя цеплялся за подлокотники, цеплялся, обронил контактор, взмыл из кресла и врезался в борт рядом со своим Исполнителем Желаний.
- Кончай, брат, перестань!

Горели цистерны с горючим, врытые в землю, горела сама земля, пропитанная маслами, бензином и жидким ракетным топливом. Оранжевыми дугами разбегался огонь по траве. Удушливый, едкий дым щипал глаза, забивал дыхание. Жар будто воздушной волной отбрасывал прочь. Гудело пламя, проглатывая тугие хлысты воды из пожарных машин. Причудливые красно-чёрные тени плясали на касках пожарников, на истоптанной, покрытой радужными подтёками земле.
Подбежал караульный с автоматом за спиной.
- Молния… Молнией как шандарахнет…. И всё разом вспыхнуло.
Ротный отмахнулся от него, кричал осипшим голосом:
- Рвём траву…. Все встали в цепь… Цепью…. Рвём траву, мать вашу…
Бойцы, развернувшись в цепь, принялись рвать жёсткую, пожухлую траву, по которой огонь легко мог перебежать от склада ГСМ к ракетным установкам.
Подгонять их не надо. Немели изодранные в кровь руки, ныли спины, болели колени, а лёгкие переполнены дымом, но никто не роптал. Каторжный труд на пределе человеческих возможностей. Сейчас бы упасть, уткнуться носом в эту проклятую траву и хоть чуток отдохнуть.
Рядовой Евдокимов задрал голову, переводя дыхание. Низкие тучи, смешиваясь с чёрным дымом, подсвеченные снизу отблесками огня, клубились, тужились и всё никак не могли пролиться дождём.
И в этот момент что-то ухнуло в земной утробе, снопы яркого огня взмыли над цистернами. Вздрогнула под ногами почва.
- Ложись! – рявкнул ротный.
- Сейчас ещё рванёт, - крикнул кто-то, и десятки глоток подхватили единый рёв. – Бежим!
Евдокимов упал на живот и прикрыл руками голову. Кто-то запнулся об него, прокатился кубарем, поднялся и побежал дальше. Кто-то наступил на ногу.
- Пожарные горят!
Эта весть ускорила панику. Солдаты бросились прочь от огня, сыпавшегося на них с неба светящимся градом, прикрывая головы руками, прыгая через канавы и упавших. У пылающих цистерн горели пожарные машины, занялся огнём брезент на автофургонах у дороги. Евдокимову на спину упал комок горящей земли. Он перевернулся, прижав к земной прохладе обожженное место. В воздухе витал запах раскалённого металла и горящей нефти.
Второй, ещё более мощный взрыв потряс землю. Спустя несколько мгновений, небо низвергло целое полчище пылающих стрел – то возвращались, заброшенные вверх чудовищной силой горящие металлические осколки и комья земли. Точно пляшущие светляки летели они из чёрного неба – фосфоресцирующие, зелёные и радужно-фиолетовые, зловещего медно-жёлтого оттенка, с отблесками белого пепла. Огни колебались, падая, кололись, мельчились, распадались.
Круг света – вернее полусфера – от горящих цистерн стремительно расширился. Сначала туманные очертания его стали резко отчётливыми, а потом стали пропадать и уменьшаться, оставляя за границею тьмы мириады светящихся точек, усеявших чёрную землю вокруг тёмных силуэтов ракетных установок на позициях. Град сияющих звёзд, дождём падающих на землю, иссяк. Но выпал так густо, что теперь земля показалась перевёрнутым небом. И среди этого пекла, будто сказочный звездочёт, лежал рядовой Евдокимов, отрешённый от страха, да и любопытства тоже.
- Жив, Андреич? Что с тобой? Ходить можешь? А что не убежал-то? – над ним возник ротный, обгорелый, с шальными глазами.
- Команды не было, - Евдокимов поднялся, закашлялся - вокруг клубился густой дым, а грохот последнего взрыва пробками застрял в ушах.
- Пойдём, родной, пойдём к ракетам. Что ж теперь бегать, - ротный потянул рядового за рукав, увлекая за собой.

- Лишний я, Билли, человек на этом свете – пора на тот.
- Что такое, Создатель? Оптимизатор подносился?
- Я.
- Найдём на спиралях двойника и обновим оболочку.
- Давай договоримся – ты мне такую ересь больше не озвучивай. Больно будет потерять последнего друга. А точнее, единственного.
Шёл к Костиному аппарату с чувством Христа восходящего на Голгофу. Крест громоздился на плечах – тяжкий груз ответственности за человечность человечества. Окрою дорогу в параллельные миры, и в погоне за бессмертием люди начнут лишать живота себе подобных.
В «тарелке» Костя был с девушкой. Где прозрачные?
- Где остальная команда? – спрашиваю.
Брат кивнул на воронёную сталь контактора:
- Тесновато тут.
- Колония строгого режима – без права на прогулку?
От нехорошей догадки заныло под ложечкой.
- Как ты с ней общаешься? – кивнул на пленницу.
- Она прекрасно балаболит по-нашему.
Подошёл к юной двойняшке моей жены.
- Меня зовут Алексей Гладышев. А эта женщина на экране так похожая на вас – моя жена. Вы понимаете, о чём я говорю?
Люба Чернова кивнула головой.
- Это оптимизатор - серебряный браслет, который поможет вам пройти в её космический аппарат. Там будете в безопасности. Вы мне верите?
Девушка кивнула головой.
- Вы умеете говорить? Скажите, чтобы я вас понял.
- Я вам верю.
Голос у девушки грудной, мелодичный, волнующий. Любин голос. Сердце зашлось в сладостной истоме. Господи, сколько лет прошло со дня нашей встречи. Теперь мы уже почтенные люди, досконально изучившие друг друга, и даже местами поднадоевшие. А девочку ждёт ещё встреча со столичным заезжим гостем. Или уже не ждёт? Вмешался Костя и нарушил предначертанный ход событий. Без законной жены остался тамошний Лёшка Гладышев, и что-то будет с девочкой в нашей реальности?
От Кости не ускользнул мой восхищённый взгляд.
- Хорош матеръяльчик?
- Изыди, сатана.
На что брат разразился сатанинским хохотом.
Я застегнул на запястье девушки оптимизатор, провёл до люк-трапа.
- Идите вон к тому аппарату – вас там ждут.
Она кивнула и осторожно ступила на застывшую лаву.
- Ты уходишь, брат? – Костя за моей спиной.
- Да нет же, - оглянулся отмахнуться, и увидел пистолетный ствол контактора, направленный мне в лицо.
- Убери, - сказал, глядя Косте в глаза.
- Ещё не время? - ухмыльнулся сводный брат.
- Ещё не время, - подтвердил я.
Смотрел вслед удаляющейся девушке и пытал Билли.
- Кто она?
- Это Любовь Александровна. Совпадение полное, даже на уровне ДНК.
- А интеллект?
- Вот здесь загвоздочка. Ей девятнадцать лет, но она не студентка строительного факультета, а доярка на ферме.
- Стало быть, существо второго сорта, годное для полной трансплантации? Что молчишь?

Авторотчик всё ещё стоял на ногах, цепляясь за «амбразуру». Ева отступил назад и ударил обидчика ногой в живот. Тот упал и по-пластунски пополз под стол. «Салага» пинал «старика», пока тот лез под лавочкой, а потом и стол опрокинул на него.
В столовую входила рота.
- Смотрите, парни, как меня, - Ева развёл руки, выставляя на обозрение ошпаренную половину лица, и тут же получил сильный удар по закрывшемуся глазу - рота оказалась автомобильной.
Володя не стал выяснять причину столь нелюбезной реакции на его обращение. Схватив скамейку, он начал орудовать ею, как былинный герой палицей, и быстро повернул авторотчиков вспять. Застрявших в дверях таранил тою же скамейкой, а потом бросил её вниз лестничного пролёта на головы убегающих.
Солдаты выскакивали из дверей столовой на плац и в панике разбегались в разные стороны. Наблюдателю со стороны такая картина наверняка показалась более чем странной….
В палату вошли двое – военврач и ротный.
- Ожоги и рану мы обработали и перевязали – ничего опасного. Вот что с глазом, пока сказать не могу: глазница – сплошной волдырь. Кожа как затянется – заглянем внутрь. Бог даст – обойдётся. Он может сам принимать пищу, ну, и говорить, конечно.
Врач ушёл. Ротный присел на стул:
- Рассказывай.
Евдокимов помотал забинтованной головой.
- Запираться будешь? А если я тебя, как зачинщика драки, в штрафбат определю?
- За что?
- Было бы за что – определил бы. Мне неприятности через тебя не нужны. Вернёшься в роту, и они начнутся - шутка ли, на старослужащего руку поднял да ещё целую роту из столовой прогнал.
Но ротный ошибся. В казарме Еву встретили триумфатором - долго хвалили, а потом предложили пойти в автороту и до конца разобраться с обидчиком. Тот закрылся в каптёрке и никак не хотел выходить на честный поединок.
- Может, из вас кто хочет один на один? Может, кто обиду затаил? – пытал Ева хозяев казармы.
Оказалось, никто не хочет - все его простили.
- А может, всё-таки кто-то хочет? – настаивал «салажонок» и, чтобы раззадорить скромников, пнул и проломил дверцу тумбочки. Вторая тумбочка нырнула под кровать. Третья, теряя внутренности, взлетела на второй ярус кроватей.
Сослуживцы-ракетчики с трудом успокоили Еву и уговорили покинуть чужую казарму. Напоследок Володька попытался отнять штык-нож у дневального, но тот спрятался в туалете.
На том и расстались.

11

К ночи собралась гроза. Небо затянули чёрные тучи, укравшие закат, но ему на смену заиграли зарницы, сначала беззвучные, потом с отдалёнными раскатами грома. Под эту музыку казарма отошла ко сну.
- Рота подъём! – разорвал тишину истошный крик. – По машинам!
Тревожные всполохи света метались по стенам, проникая сквозь плотные шторы. Впрочем, их тут же сорвали, и небо над крышами казарм приобрело зловещий багровый оттенок.
Ракетчики спрыгивали с кроватей, мигом одевались и выскакивали на плац перед казармой. Урчали двигателями, готовые сорваться с места автофургоны. И тронулись, не спеша, лишь только ротный сел в кабину. Солдаты на ходу запрыгивали в кузова. Многие отстали.