РЕШЕТО - независимый литературный портал
Эрнст Саприцкий / Лирика

Валя (из цикла "Я донжуанский список своя листаю...)

511 просмотров

«Мы ищем тонкости…» З. Гиппиус
Мы ищем тонкости, изящества, ума,
Когда ж встречается поэзия сама,
То мы ее не узнаем –
Чего-то большего все ждем.

Она проходит скромно мимо,
Она потупила глаза…
Опомнились! Но жизнь неповторима
И дважды жить, увы, нельзя…

Был летний воскресный вечер. В полупустом вагоне метро мое внимание привлекла миловидная светловолосая девушка с большими карими глазами. После неудачного первого брака я переживал пору второй молодости. Девушка мне понравилась, и, тут же решив познакомиться, я спросил ее о чем-то. Она охотно ответила. Оказалось, что нам практически по пути, и из метро мы вышли вместе. Так началось это увлечение – одно из самых ярких в моей жизни.

Пустой вагон
Уставшего метро…
И. Зуев

Полупустой вагон воскресного метро,
Где мы случайно с нею повстречались,
В ее глаза взглянул я озорно
И на всю жизнь они во мне остались.

Я помню этот миг, как озаренье, –
Она стояла скромно у дверей,
Бывают в жизни чудные мгновенья
И у простых, обыденных людей…

Валя, так звали мою новую знакомую, была родом с Урала, из небольшого, но достаточно известного города Березники. В Москве была она проездом из отпуска с Черноморского побережья Кавказа, и остановилась у дальних родственников, живших на …Уральской улице! Ей было лет двадцать. Единственная дочь простых, как говорили раньше, родителей, она работала лаборанткой в местной поликлиники. От нее веяло чистотой, доброжелательностью и непосредственностью юности. Потом, когда я узнал ее ближе, я понял, хотя это было видно и сразу, что она была девушкой цельной и простой, свободной от противоречий так называемых «сложных» натур. Мне кажется, больше всего к ней подходило определение – светлая, как хрусталь, и в то же время крепкая и физически и нравственно. Милый налет наивного провинциализма, конечно же, был, но именно милый. В дополнение ко всему она была хороша собой. В общем, как я написал о ней гораздо позже, Мне все в ней нравилось/ Все в ней пленяло. Такие, как она, не часто встречаются в «развращенной» столице. В нее просто нельзя было не влюбиться, причем с первого взгляда. Понравился и я ей, хотя был старше ее лет на десять.
Мы стали встречаться почти каждый день, и отношения наши вскоре перешли в близкие, но не в интимные, как это принято теперь. Мы только целовались, но как! Мы буквально задыхались в этих долгих, сладких, исступленных поцелуях. После одного из них она жалобно сказала: «Не целуй меня больше так, пожалуйста…». От нее пахло прелестью соснового леса и нагретой земляники. Много позже, несколько десятилетий спустя, я написал большое стихотворение, посвященное ей:

Заветный список свой листая,
Минувших дней, далеких лет,
Я с грустью многих вспоминаю,
Оставивших на сердце след.

Но есть одно воспоминанье,
Что больше всех я берегу,
И сколько лет уж миновало,
А все забыть я не могу
Тех летних дней очарованье
И те безумные лобзанья
То на траве в тени лесной,
То на скамейке под луной…

Она приехала с Урала
К родным приехала, в Москву,
Не думала и не гадала,
Что увлечется на ходу.

Ее в метро случайно встретив,
Я с ней решил заговорить,
Обыкновенный этот вечер
Мог жизнь мою всю изменить.

Мы быстро с нею подружились,
И дни беспечно покатились…

Куда-то вместе мы ходили
И целовались все при том,
Друг друга страстно мы любили
И каждый сквер нам был, как дом.

Мне все в ней нравилось,
Все в ней пленяло,
А непосредственность ее
Порою просто восхищала.

По чистоте своей души
Она сравнения не знала,
И мне всецело доверяла,
Как дочь поверила б отцу…

Возможно, острый, тонкий ум
Изящества бы ей придал,
Но Бог, как видно, не желал
Здесь создавать излишний «шум».

К тому ж, подумал обо мне –
И так хватало мне вполне
Ее достоинств. Я и так,
Случалось, попадал впросак.

А то, что книгами дается
И называется культурой,
Со временем еще привьется –
Она была совсем не дурой,
Но ум и чувства еще спали
И только часа ожидали.

Но я рассвета не дождался –
Увы, недальновиден был
И слишком долго собирался,
Вокруг да около ходил.
Другой, должно быть, получил
Все то, что я не оценил...

Мне было с ней легко и просто. Спокойный, добрый характер без тени так называемых женских хитростей. У нее не было изощренного ума, может быть даже тонкости, но был ясный ум здравого смысла. Славянский, северный, как сказал бы я, а не южный или восточный. Она была простой, естественной и надежной, как земля, и в то же время поэтичной. Невольно вспоминалось пушкинское «Поэзия, мой друг, должна быть глуповата…».

Поэзии к лицу быть простоватой,
Слегка наивной, чуточку смешной,
А также чувствами богатой
И привлекательной собой.

Поэзия – не опытная дама,
Что все прошла, ничем не удивишь,
И у которой в прошлом тьма романов,
И ты, как мальчик, перед ней стоишь.

И уж она, конечно, не девица,
Краснеющая тут и там,
А женщина, которой насладиться
Дано достойным, опытным мужам.

Именно такой и была Валя. Как я уже сказал, она возвращалась домой с юга и, конечно, периодически возникал разговор о ее южных впечатлениях. Спокойно и просто, ничего не скрывая, а лишь иногда несколько наивно спрашивая: «И это тоже тебе интересно?», – она рассказывала мне обо всем, в том числе и о своих невольных успехах. А в том, что не только на юге, но и в любом другом месте у нее могли быть горячие поклонники, сомневаться не приходилось. Но я не ревновал, хотя уже имел на это право, поскольку понимал, что она органически была не способна двоиться или троиться. Темперамент южан ее удивлял и только. За душу не брал. Поэтому никакой «клубнички» в ее рассказах не было и в помине и быть не могло. Путь к ее сердцу лежал только через ее душу. А что касается нас двоих, то мы полюбили друг друга с первого взгляда, и это было главным… но, как выяснилось впоследствии, оказалось недостаточным.
Я познакомил Валю с моими родными – мамой, братом и его женой. Маме она понравилась: «Хорошая девушка»,– сказала она. «Дружи с ней, только не спеши жениться, а то опять влипнешь, как со Светой». Брат и его жена, зная мой влюбчивый характер, отнеслись к моему новому увлечению спокойно. Они не думали, что это серьезно.
К сожалению, Вале вскоре нужно было продолжить свой путь домой. Но она надеялась быстро уладить отпускные проблемы и через неделю вновь вернуться в Москву. Мы условились встретиться на той же станции метро, где познакомились, и в то же время суток. Неделя пролетела быстро, и она…вернулась. Я был счастлив. Мы были беспечны и беззаботны, как дети. Ходили в кино, в парки, на ВДНХ, бывшее тогда не огромным промтоварным рынком, как сейчас, а одним из любимых мест отдыха москвичей. И при каждом удобном случае целовались – горячо, страстно, сладко, но не более того. Потеряй я тогда самообладание, переступи известную грань, и все бы могло быть иначе. Чувство долга или возможные последствия опрометчивого поступка неизбежно привели бы меня к браку с Валей. Обмануть ее я бы не смог. Но я черты не преступил, о чем много позже не раз пожалел.

Я лежу у тебя на коленях,
Ты сидишь на траве под сосной,
Солнце где-то запуталось в елях,
А вокруг тишина и покой.

Лишь качаются слабо вершины
Стройных сосен. Я словно плыву.
Будто в лодке скольжу по стремнине,
Еще миг, и я сладко засну.

Не пойму, это явь или сон,
Где-то слышатся волны прибоя…
Я был молод и был я влюблен,
Околдован тогда был тобою…

Хотя никаких серьезных предложений с моей стороны пока не было, но ее родственница, у которой она жила, как-то обмолвилась, что Валя собирается за меня замуж. Честно говоря, я еще не был к этому готов, так как не совсем «отошел» от первого брака и не хотел торопить события. Если бы не ее предстоящий вскоре повторный отъезд на срок гораздо более длительный и неопределенный, меня пока вполне устраивали сложившиеся отношения. Но как быть с неизбежным отъездом?
И я придумал. В то время помимо основной работы в одном НИИ, я подрабатывал «почасовиком» на родной кафедре, по которой окончил вуз и защитил диссертацию. И я стал уговаривать Валю поступить на дневное отделение этого учебного заведения. Время для подачи документов и подготовки к экзаменам еще было. Ее московские родственники, у которых она остановилась, поддержали мое предложение. Они были одиноки, искренне любили Валю и были бы рады, если бы она жила у них все годы своего обучения. Совместно мы довольно легко уговорили Валю. Она согласилась и, съездив домой, привезла аттестат об окончании средней школы. И вот документы поданы. Мы отметили это событие в кафе-мороженом «Север», что на Тверской улице. Я живо помню этот вечер с шампанским и мороженым. Казалось, все складывается как нельзя лучше. Зная свой институт, я не сомневался, что Валя поступит, точнее, что ее примут, несмотря на возможные пробелы в ее знаниях. Иного я просто в мыслях не допускал. Но, как говорится, жизнь внесла свои поправки.
От первого брака у меня был горячо любимый сын. Моя жена ушла от меня и вышла замуж за другого, когда нашему сыну было всего четыре года. Сказать, что я переживал страшно, значит, ничего не сказать. К сожалению, моя жизнь складывалась так непутево, что в дальнейшем мне еще раз пришлось пройти через такое же испытание, но это, первое, не с чем было сравнить. К счастью, у его мамы хватало доброты и ума, чтобы разрешать наши частые встречи, и это как-то выводило меня из отчаяния от разлуки с сыном. Писать стихи я изредка пробовал уже тогда, и вот одно из написанных в то время стихотворений:

Вечер опускается на город каменный,
Я опять один по улицам брожу,
А далеко за городом, в тихой детской гавани
Сын мой засыпает в сосновом бору.

Сын мой засыпает и снится ему сон,
Как будто бы папа за ним пришел,
Как будто вместе с папой теперь он будет жить,
А к маме только в гости будет ходить.

Прости, мой маленький сынок, что это только сон,
Прости, что слишком рано ты узнал разлуки боль,
Прости за все, что потерял, ты свой начав лишь путь,
Прости меня и я прощу тебя когда-нибудь…

К тому времени, когда мы познакомились с Валей, Ленечке, так звали моего первенца, было семь лет. Мы были очень привязаны друг к другу. В это, дошкольное его время, я брал его к себе каждую вторую пятницу, прямо из детского сада. Там меня уже знали не только воспитатели, но и дети. Они дружно кричали, завидев меня: «Леня, к тебе папа пришел!», и он стремглав бежал мне навстречу. В воскресенье вечером я отвозил его домой, к маме. Сколь радостны были наши встречи, столь же грустны были неизбежные расставания. Что делать. Жизнь, к сожалению, устроена так, что за наши прегрешения расплачиваются, как правило, невиновные.
Валя быстро подружилась с моим сыном. В выходные дни мы всюду ходили втроем, преимущественно на свежий воздух – в парки, в том числе и в зоопарк. Леня очень обожал аттракционы, которых в каждом парке было множество, и мы не только не отказывали ему в этом удовольствии, но и разделяли его с ним.
Между тем приближалось время моего очередного отпуска. Надо ли говорить, что и мои ежегодные отпуска, которые я в то время брал всегда летом, я проводил вместе с сыном. В том году начало моего отпуска приходилось на первые числа июля. Мы собирались на Черноморское побережье Кавказа и должны были вернуться во второй половине августа. Таким образом, я должен был покинуть Валю в самое горячее и трудное для нее время – время подготовки к экзаменам и поступления в институт. Я это понимал, но поступить иначе не мог. Во все годы детства и отрочества моего сына он был для меня всегда на первом плане, так же, кстати, как и моя старушка мать, вместе с которой я тогда жил. И все мои отпуска мы проводили в то время, как правило, втроем – моя мама, сын и я. Отправить ребенка вдвоем с мамой я не мог – она (после автомобильной аварии, случившейся незадолго до этого) была инвалидом. Сдвинуть мой отпуск на более поздний срок я тоже не мог, потому что в сентябре Леня должен был идти в первый класс. Отказаться от совместного отпуска и обмануть его ожидания я не мог тем более. Положение было безвыходное. Кем-то приходилось жертвовать. Как оказалось впоследствии, в жертву была принесена наша с Валей любовь. Расставание накануне моего отъезда было грустным. Кто знал, что этот наш вечер был последним? «Ты мне обязательно пиши», – несколько раз повторила она. Я обещал, но, несмотря на грусть расставания, в мечтах уже был там, у берегов теплого Черного моря…

И вот последний перевал
И море Черное открылось
вдруг с вершины,
Блестя под солнцем,
как расплавленный металл,
И облака спускались с гор в долины.
---
Не помню, Крым или Кавказ
Являл мне вновь такое чудо,
Я в тех местах бывал не раз,
Вдыхая море полной грудью.

Пятнадцать лет я каждый год
Там летом отдыхал,
И ярок был лазурный свод,
И темен моря вал.

И до сих пор ты снишься мне,
О, моря Черного простор,
И днем, и ночью при луне
По-за хребтами низких гор…

На третий день после нашего благополучного приезда на юг, в черноморский поселок Архипо-Осиповку я написал Вале первое письмо о том, как мы доехали и устроились. Сообщил и наш адрес, которого не знал заранее. Но это мое письмо было, по-видимому, совсем не такое, какого она ждала и имела право ждать. Скучал ли я по ней? Конечно, скучал. Но, как вскоре я узнал, гораздо меньше, чем она. Наверно, и любил я ее в то время меньше, о чем жалею до сих пор, десятилетия спустя. Но главным тогда было то, что рядом со мной был мой горячо любимый сын, причем в возрасте, когда мы, родители, еще очень нужны детям. А я был безумным отцом. Вот лишь одна деталь. Когда в Москве по воскресеньям я отвозил его домой, то с ним на руках поднимался пешком на последний этаж довольно высокого пятиэтажного дома, где он жил с мамой и отчимом. И тогда даже, когда ему было уже лет десять-одиннадцать. Здесь же, на юге мы не расставались с ним ни днем, ни ночью. Спали, обнявшись, в одной постели, иначе он и заснуть не мог…
Валя ответила мне сразу же, как только получила мое письмо. И как ответила! Впрочем, судите сами. Вот это письмо, слово в слово:

Сережа, здравствуй мой дорогой!

Я очень по тебе соскучилась, очевидно, привыкла, ты и взаправду стал для меня очень дорог. Сосчитала все дни: когда приедешь, устроишься, когда напишешь мне, сколько будет идти письмо. Я все вспоминала тебя, думала, какое ласковое, теплое письмо напишу тебе, чтобы ты понял, как я по тебе скучаю, как мне не хватает наших встреч.
Мне, глупышке, казалось, что и ты можешь обо мне грустить, ехать в поезде и думать, что где-то осталась я; приедешь и сразу же, сразу напишешь, что скучаешь, чтобы я тебя не забывала. А ты?! Ты не нашел пяти минут, не поторопился написать, написал лишь на третий день! Но что за письмо! Такое же письмо ты мог написать своей пожилой соседке. Чуть ласковое, беспокойство о делах, здоровье, немножко посетовал на свои заботы, привет и пожелания. А эта фраза «Встретимся ли мы еще или нет?» Ты что, не собираешься возвращаться в Москву и останешься там, на юге?
Жаль, что ты сейчас далеко, а то бы, наконец, увидел, как я умею сердиться. И ответ пишу вечером, утром не могла, так была на тебя сердита. Сейчас пишу почти спокойно (просто грустно немножко). Я совсем не таким представляла тебя. Ты и не такой, Сережа. Что случилось? Неужели ты действительно так думаешь: «Что суждено, то и будет»? Это, значит, плыть по течению, а к какому берегу прибьет, там и выйду, да? Но ведь ты не можешь так думать? И я, наконец, поняла, как ты ко мне относишься.
Ты не любишь меня – это ясно! Нет у тебя ко мне и привязанности или глубокой симпатии. Просто я тебе чуть понравилась своей простотой, провинциальной наивностью, и ты придумал, что может из меня получиться, если мною заняться. И тебе больше нравилась та, которую ты придумал. Но ведь это все еще впереди. Вот ты и решил положиться на судьбу – что будет. Тебе вроде бы и не хочется меня потерять, но в то же время – я не то, что тебе надо. Я, конечно, ничем не отвечаю твоим требованиям. Поэтому так неопределенно и твое ко мне отношение. Этим и объясняется твоя нерешительность. Я об этом подумала еще в начале нашего знакомства.
Сейчас я все уже воспринимаю без излишних эмоций. Все правильно. Так и должно было быть, так я и думала. Ты стал для меня самым умным, добрым, ласковым, внимательным, понимающим, мягким по характеру что ли. Помнишь, Ленчик говорил, что ты мягкий. Я думаю, что он тогда думал об этой душевной мягкости. Ты мог для меня стать всем. Да это все и не важно, т.е. я хотела сказать, что пишу лишнее. Просто меня задело твое «тепленькое» отношение ко мне, почти равнодушие. В общем-то, я тебе благодарна, Сергей. Ты меня многому научил, словно приоткрыл занавес и показал, как нужно жить, подразнил. Меня так мама еще до школы, маленькую, читать учила. Начнет читать интересную сказку, а потом остановится: «Дальше, Валюшка, сама читай, мне некогда». Поупрашиваю (хорошо слушать), да и читаю сама. Прочитаю и радуюсь, что все узнала, а мама – что я сама прочитала. Так и сейчас.
Ты меня, в общем-то, плохо знаешь. Я не уповаю на судьбу и знаю, что все будет так, как хочу я. Не смейся, пожалуйста. Это правда. По крайней мере, пока было так. В этом году я не поступлю. Реально смотрю на вещи. Подготовиться за один месяц и прилично сдать экзамены – невозможно. Но за год я подготовлюсь серьезно и постараюсь поступить в этот вуз. Сейчас я занимаюсь с девушкой из Баку. Она в прошлом году поступала, но не прошла. Занималась год с преподавателями и сейчас уверена в успехе. Если я даже подготовлю математику, то историю и географию не успею. Особенно историю. Программа до того огромная – кошмар! Пока, тем не менее, занимаюсь. Я знаю, что суждено мне в этот раз, но за битого…. По крайней мере, немного ознакомилась с требованиями по истории и географии. Эти лекции сейчас читают преподаватели Плехановского института. А с математикой ерунда получается. То один, то другой. Один под нос говорит, другой слова глотает. Какие-то рассеянные все!
Я тебе не очень наскучила, пишу много? Может, обидела чем-то? Прости, я не хотела тебя обижать. Просто мне самой очень плохо. Хочется домой, к маме, чтобы меня пожалели, приласкали как побитого, мокрого щенка. Тебе интересно все это читать? Мне и не дотянуться до твоего уровня. По крайней мере, сейчас мне только с Ленчиком общаться. Общие интересы и полное взаимопонимание. Как он? Наверное, из воды не вылезает? Вы еще не обгорели? А как чувствует себя твоя мама? У нее гипертония, а там сейчас в это время самая жара. Как она ее переносит? А как ты отдыхаешь? У тебя, наверно, много хозяйственных забот?
У нас в Москве жара. Особенно сегодня. На улице было очень душно, и вот сейчас обрушилась гроза с ливнем, громом, молниями, ветром – буря! Пока она бушевала, я писала тебе письмо. Сейчас гроза кончилась. На улице так хорошо – свежо, дышится легко. И я выговорилась, легче стало. (Тоже, как гроза, отбушевала, да?) Передавай большой-большой привет Ленчику и твоей маме, если сочтешь это удобным. Хорошей вам погоды, солнца, спокойного моря. Вставайте пораньше. Самое чистое и красивое море утром, часов в шесть. Тогда и народу еще мало на пляже. Днем, в жару, после обеда можно отоспаться. Я же знаю, что вы с Ленчиком страшные сони.
Вот и все. Отдыхайте.
Валя.

Я думаю, что это и другие письма Вали гораздо больше говорят о ней, чем удалось написать здесь мне. Разумеется, я читал и перечитывал это письмо, разве только не целовал, а в ушах звучали любимые с школьных лет строки пушкинского признания:

Письмо Татьяны предо мною;
Его я свято берегу,
Читаю с тайною тоскою
И начитаться не могу…

Мне стало стыдно и в то же время радостно, что она совсем не ординарна и так любит меня. Я тут же ответил, стараясь оправдаться и успокоить ее. Следующее письмо от нее не заставило себя ждать. Оно было предельно откровенным и тон его был совсем другим, что не могло меня не радовать.

Сережа, милый, здравствуй!

Сегодня получила второе письмо от тебя. Наверное, ты и вправду немножечко скучаешь. Сережа, мне очень стыдно за мое первое письмо. Я уже не помню, что я там написала. Помню, что запечатала, не читая, пошла и сразу же опустила в почтовый ящик. Но на следующий день очень жалела. Я тебе там написала какие-то глупости. В чем-то упрекала. Ты меня извини, пожалуйста, и не обращай на это внимания. Ты ведь знаешь, что я не долго думаю, и вот результат: что на уме, то и на языке. У меня все хорошо. Занимаюсь всем понемногу. Оказывается, экзамены начинаются не обязательно с письменных – сочинения или с математики. Но, честно говоря, мне как-то все равно. Уверенности в своих знаниях нет, настроение чемоданное и хочу домой. Если бы ты был рядом…
В Москве сейчас очень жарко и душно – тридцать-тридцать пять градусов. На улицу нельзя выйти. Я купила вчера ткань и сегодня шью себе легкое платье. Вот так живу. Неправильно, да?
Передавай привет Ленчику. До свидания.
Валя
P.S. Сережа, я тебя прошу, если сфотографируешься, пришли мне, пожалуйста, твою фотографию.

Разумеется, я ответил, просьбу ее с удовольствием выполнил и дней через десять получил от нее очередное письмо.

Сережа, милый, здравствуй!

Вчера получила вашу с Ленчиком фотографию, а еще раньше – твое письмо. Радуюсь за вас – вы действительно чудесно отдыхаете и вам некогда скучать. Сережа, ты меня удивляешь. Не понимаю, какое же письмо ты от меня ожидал получить, если мое первое письмо оказалось для тебя приятной неожиданностью? Кажется, там никаких умных высказываний не было, одни обиды. А вообще-то тон и содержание писем полностью зависят от настроения. Сегодня у меня очень мирное настроение…
Экзамены у меня начинаются второго августа, с географии, затем математика, сочинение и история. Географию я почти не готовила. Вот провалюсь и сразу же уеду. Кончатся все мои волнения. Как поеду домой, сразу же напишу тебе, а свою фотокарточку вышлю уже из дома к тому времени, когда ты вернешься в Москву. Хорошо? Вот, кажется, и все. Я сейчас никуда, кроме лекций, не хожу. Живу, как монашка в келье, и жизнь моя бедна событиями, не о чем даже тебе написать. Пиши, как вы? Леничка научился плавать или нет? Я жду от тебя писем, пиши.
Валя

Я радовался за нее, надеясь, что она все-таки поступит учиться. Не знаю, почему, но я рассчитывал при этом не столько на ее знания, сколько на ее очаровательную внешность, на весь ее облик. Мне казалось, что такую девушку просто нельзя не принять. Но, к сожалению, до экзаменов дело не дошло – она не выдержала нервного напряжения. Стыд за неизбежный, как ей казалось, провал, мое длительное отсутствие рядом и, по-видимому, также неуверенность в моей любви к ней – все это привело к тому, что буквально накануне экзаменов она забрала документы и уехала домой, ничего не сообщив и мне.
Я волновался, не понимая, почему она больше не пишет, в чем дело. О том, что произошло, я узнал лишь, вернувшись в Москву, от ее родственников. Не помню, написал я ей или нет, но следующее письмо от нее я получил только через два месяца.

Здравствуй, Сережа!

Ты, конечно, не ждешь уже от меня писем, а я вот написала, так как чувствую себя виноватой перед тобой. Не оправдала твоих надежд, струсила, уехала и ничего тебе не написала. Мне стыдно было писать тебе об этом. Но написать все равно было нужно, и вот я пишу с большим опозданием.
Расскажу, как все было и что есть. Но, в общем-то, что было? Подготовилась я очень и очень плохо, нахваталась верхушек, не зная ни один из предметов даже на тройку. Не хотелось краснеть, стыдиться своих ответов. Поэтому-то я не стала сдавать экзаменов и уехала домой. Вот уже два месяца, как работаю в расположенной у нас лаборатории ленинградского НИИ геологии. Одновременно занимаюсь на подготовительных курсах в Пермский политехнический вуз. Правда, я никогда не увлекалась техникой, не имела склонности к политехническим наукам, а даже наоборот мне они никогда не нравились. Хотя я с химией и знакома. Работала в биохимической, а сейчас в аналитической лаборатории, и мне нравится. К тому же здесь я буду иметь больше гарантий, что поступлю.
Сережа, ты, конечно, прав, говоря, что год идет за годом, время уходит даром. Поэтому-то я и решила не пытать больше счастья в столицах. Отказываюсь от журавля, пусть будет синица, да моя. Ты, наверное, будешь возмущен моим пониманием вещей или, скорее всего, разочарован. Но разочаровываться уже не в чем. Что еще можно ожидать от меня? Да? Ты так подумал, Сережа? Пусть будет так. Но мне просто необходимо поступить в этом году и только в этом году. Сейчас работаю, хожу на подготовительные курсы, занимаюсь, комсомольских нагрузок полно, вхожу в состав бюро, да еще на мне оформление всех собраний. Все это очень много времени отнимает и суток никак не хватает. Вот так я сейчас живу. Не хочу, чтобы ты думал обо мне плохо.
Поздравляю тебя с приближающимся праздником и желаю счастья.
Валя

Надо было на что-то решиться, а лучше всего, не откладывая, приехать в Березники и предложить Вале руку и сердце или сделать что-то другое в этом же роде. Но, как я уже говорил, к решительным действиям я еще не был готов. Я надеялся, что все как-то уладится само собой. Например, будет у меня командировка на Урал и я заеду к ним, или она на какое-то время вновь приедет в Москву, а там опять лето и мы сможем вместе провести отпуск. Но время шло, меня захлестывала текучка серых будней, я переживал, но так и не мог ни на что решиться, хотя переписка наша вяло, но продолжалась. Через месяц с лишним я получил от нее очередное письмо.

Здравствуй, Сережа!

Я получила твое письмо, узнала новые подробности о тебе, твоей жизни. Ты, как я и думала, живешь работой и заботами о Лене. О моей жизни ты знаешь из моего последнего письма. С тех пор у меня ничего не изменилось.
Сережа, в своем письме ты говоришь о возможной командировке в Свердловск. Если ты действительно поедешь туда и тебе будет удобно (в смысле времени и дороги), заезжай к нам. Это недалеко. Я буду рада видеть тебя. Посмотришь наш городок. Боюсь только, что он тебе не очень-то понравится. Не помню, писала ли я тебе, что я работаю до 17-30. Поэтому постарайся заехать к нам во второй половине недели, чтобы прихватить выходные дни. Приезжай, жду тебя. До свидания
Валя

Я ей тут же ответил, приглашая приехать на побывку в Москву, например, под Новый год. Через полтора месяца, накануне нового года я получил от нее поздравительную новогоднюю открытку.

Сережа, поздравляю тебя с Новым годом!

Желаю тебе счастья, пусть все твои желания сбудутся в Новом году. Твое письмо я получила, но приехать, конечно, не смогла. Очень жаль, что и ты не сможешь приехать к нам. Приезжай, если надумаешь, потом, позже.
Валя

На этом наша переписка оборвалась, и отношения наши прекратились. Не в характере Вали, натуры прямой и цельной, было находиться в «подвешенном» состоянии и мучаться неопределенностью. Итак, все кончилось. Мне остается повторить еще раз: Я слишком долго собирался/Вокруг да около ходил/Другой, наверно, получил/Все то, что я не оценил.

Ее лишь страстно целовал,
О большем и не помышляя,
Хоть были рядом двери рая,
Но я порог не преступал,
О чем мучительно жалел
Потом, когда я поумнел...
…………………………
Недолго длились наши встречи,
Недолго наслаждался я
Очарованьем ее речи
И жаркой страстью бытия.

Судьба нас вскоре разлучила –
Она уехала домой,
Не знаю, что было виной:
На что-то ль не решился я,
Она ль чего-то не хотела…
Подробностей не помню я,
Да и не в них, конечно, дело…
……………………………….
Да, счастье быстро миновало –
Все в прежнюю вернулось колею,
Но до сих пор понять я не могу,
Что нам быть рядом помешало?..

Лишь письма я ее храню…
Их иногда я вынимаю,
С волнением затем читаю,
И начитаться не могу.

С тоской и грустью вспоминаю
Любовь недолгую мою,
Душой в прошедшее взмываю...
И снова письма в стол кладу.

Проходили годы. Жизнь награждала меня новыми увлечениями, легкими и серьезными успехами, а еще больше – синяками и шишками. И я часто думал, что судьба подарила мне настоящую и большую любовь, которую я не оценил и, по крайней мере, тогда, и не был, наверное, достоин.

И была она ладно сложена,
Непосредственностью своей
Она душу мне растревожила,
Столько прелести было в ней!

Сила чувствовалась в ней первозданная,
Все в ней было первейших статей,
И была она столь желанная,
Но я вряд ли бы справился с ней.

По себе рубить надо дерево,
По руке выбирать топор,
Королеве чтоб все королевское,
А иначе не царь ты, а вор!

В конечном счете, жизнь моя, слава богу, сложилась счастливо. Но Валю я не забыл и вряд ли когда-нибудь забуду. Как это ни банально звучит, но большое действительно видится лишь на расстоянии. Не знаю зачем, но мне очень хочется ее встретить или хотя бы узнать, как сложилась ее жизнь. Я надеюсь, что счастливо. Но в то же время уверен, что и она не забыла меня. Ведь то была ее первая настоящая любовь, которая, как известно, не забывается.
Я не исключаю, однако, и того, что повернись все иначе, у нашей любви мог оказаться счастливым лишь, как говорят спортсмены, промежуточный финиш. Выйдя за меня замуж, смогла бы ли она выдержать все то, что неизбежно выпало бы на ее долю в браке с таким непростым человеком, как я? Не знаю. Оказался бы я достоин ее любви? Тоже не знаю. «Сова мудрости» вылетает, как известно лишь под вечер.

Жизнь свою перебирая,
С грустью вспоминаю я,
Как о будущем мечтая,
Вдаль рвалась душа моя.

Как я время торопил,
Как хотел везде поспеть,
То, что было, не ценил,
Все казалось – это медь,
Это мелочь, обойдусь,
После, после разберусь.

Где-то там, вдали, сверкая,
Золото меня ждало,
Жизни – ни конца, ни края,
А сейчас лишь рассвело.

Но вот и утро позади,
Пролетел и день,
Что там, что там впереди?…
Прошлого лишь тень.

Несколько лет спустя, мучимый воспоминаниями, я написал по дорогому для меня адресу. Но тщетно. «Адресат выбыл», – коротко гласил ответ.
Прошли годы. По существу прошла вся моя жизнь, но я до сих пор помню Валю и все то необыкновенно чистое и светлое, что было с ней связано.

Мне сердце жгут воспоминанья,
С годами, кажется, сильней,
Очам невидные страданья
Тревожат сон души моей.

Я вспоминаю очень многих,
Но чаще всех одну из них –
Какими улицами ходит
Она в расцвете лет своих?
В каких местах она живет?
Кто знает, пусть мне назовет.

Наверно, там же, на Урале,
Где родилась, где отчий кров,
А вы случайно не слыхали
Ее фамилию? Я вновь
Ко всем уральцам обращаюсь,
Ведь наша жизнь подчас тесна,
На их участье полагаюсь,
Так вера в доброту сильна.

Супруг ее пусть не ревнует –
Я не стремлюсь ее обнять,
Душа высокого взыскует –
Мне б ее только увидать,
Час или два поговорить
И вновь судьбу благодарить,
Что я любил ее когда-то
И столько лет не забывал,
И вот теперь, в лучах заката
Ее случайно повстречал…

Я целовал бы эти руки,
Увы, давно уж не мои,
И еле слышны были б звуки
Мною отвергнутой любви…

Хотя уже все сказано и прозой, и стихами, и все, надеюсь, понятно, тем не менее, закончить этот рассказ мне хочется следующими словами И. Бунина: «И давайте по сему случаю пить на сломанную голову! Пить за всех, любивших нас, за всех, кого мы, идиоты, не оценили, с кем мы были счастливы, блажены, а потом разошлись, растерялись в жизни навсегда и навеки и все же навеки связаны самой страшной в жизни связью!….»
Рассказанная мною история как раз один из таких случаев…
Теги:
09 March 2009

Немного об авторе:

С удоовльствием, почти ежедневно, пишу стихи на самые разные темы.... Подробнее

 Комментарии

Комментариев нет